Текст книги "М+Ж"

**

Новый год продолжался три дня. За это время кончилась еда, у нас поперебывали практически все мои знакомые, и Сергей перестал сопротивляться гостям. То есть перестал активно сопротивляться, а стал относиться к ним философски. Каждое утро с надеждой спрашивал:

– А к нам сегодня никто не придет?

Мы с Машей только пожимали плечами.

– Время покажет. Не хочешь, чтобы к тебе ходили гости, ходи в гости сам. Хочешь лежать дома на диване, жди гостей.

Нам с Машей было все равно, мы уже начинали готовиться к дню рождения.

– Мама, а что мы приготовим? Я хочу коктейль, мороженое и торт.

– Значит будет тебе коктейль, мороженое и торт.

– А еще детское шампанское.

– Хорошо.

– А салат с лодочками?

– Договорились.

– И пирог с яблоками.

– Записывай, а то забудешь.

– А много народу придет? – аккуратно поинтересовался Сергей.

– Ага! – сообщил ребенок – Значит так: Натка, Никитка, Марина, Наташа… Это другая Наташа, которая не Натка. Дима, Артем, Катя, Даша – это из класса, а еще с фигурного, а еще с английского, и бабушка, и дедушка, и папа! Папа же придет?

Сергей занервничал.

– Она же шутит, да?

– Какие уж тут шутки. Каждый год такое стихийное бедствие. Человек 10 – 12 детей с утра, а вечером родственники. Зато подарков надарят на год вперед.

– А не отмечать нельзя?

Я нервно оглянулась на Машу. Она, слава богу, ничего не слышала.

– Ты что, – зашипела я, – с ума сошел? Она же не виновата, что родилась после Нового года!

Но тут я увидела это несчастные глаза напротив.

– В принципе, детей можно вывести из дома. Сводить куда-нибудь на дискотеку. Только это дорого, потому что придется оплачивать входные билеты сопровождающим родителям. У нас же в машину больше пяти детей не поместится, а остальные…

– Сколько? – перебил меня Сергей.

– Не знаю. Я не знаю, сколько Маша пригласит.

– Дорого это сколько?

– Ну, баксов пятьдесят. А может, и не хватит… Это зависит от того, сколько будет детей.

– Дорого! Это, по-вашему, дорого? Я уж думал! Такая орава гостей! На!

Сергей протянул мне сотенную бумажку.

– Ни в чем себе не отказывайте. Пока я могу себе это позволить. А можно, я не пойду?

– Ну, в принципе, можешь. Только вечер с родственниками тебе все равно придется пережить, тут уж никуда не денешься. И Дима все равно придет, я не могу его не позвать, Маша же его дочка. Он и так у нас уже очень давно не был. Тебя, наверное, боится.

День рождения начался весело. Маша слова о том, что мы не должны себе ни в чем отказывать, восприняла буквально и наприглашала пятнадцать человек. Натанцевались они вволю, а под конец Машу вызвали на сцену и вручили подарок от дискотеки. Торт был огромный, свечи задували раз двадцать, пока у именинницы не закончились желания. Короче, первая часть праздника удалась.

Дома я всеми правдами и неправдами запихала Машу поспать и приступила к подготовке Празничного Стола. Родственники – это серьезно, это вам не друзья, которые простят подгоревший пирог, а салат съедят руками. Тут все должно быть на высшем уровне, и нельзя есть рыбу ножом. Го д будут вспоминать!

Сергей заметно нервничал: ходил из угла в угол, даже помогал что-то резать. Я попыталась его утешить.

– Ну что ты так переживаешь? Не съедят тебя. Я же с твоими родителями познакомилась, и ничего, жива!

*

«Как год начнешь…» Теперь я эту прописную истину повторял без прежнего энтузиазма. С 1 января наша квартира превратилась в проходной двор. Рождественские каникулы (с перерывом на Новый год) продолжались, делать народу было нечего, а расстояния тут мизерные. Вот и ездят друг к другу непрерывно. Особо общительные, судя по их рассказам, успевали совершить до пяти полноценных визитов в день.

И, заметьте, речь не идет о близких родственниках и любимых друзьях! Это в Москве Вишневский мог написать:

 
На заре двадцать первого века,
Когда жизнь непосильна уму,
Как же нужно любить человека,
Чтобы взять и приехать к нему!
 

Тут «взять и приехать» могут: одноклассники, друзья бывшего мужа, сотрудники (в том числе начальники), соседи по даче, родители одноклассников и однокаточников дочки и наконец люди, описываемые фразой «Это кто-то из знакомых. Имени не помню, а спрашивать неудобно».

Сначала меня это развлекало, потом раздражало, а потом я с ужасом понял, что втягиваюсь и начинаю привыкать.

Чтобы было интереснее, Катя решила отпраздновать еще и день рождения Маши. Он всего на несколько дней отстоит от Нового года, поэтому разумнее было бы объединить два этих важных, но утомительных семейных праздника. Однако женщины впали в очередной иррациональный ступор и заявили, что день рождения будет полноценным, да еще в два отделения: для детей и для взрослых. Хуже того – в празднике примет участие первый супруг Катерины Ивановны. Мне как-то не улыбалось провести вечер в компании с Машиным отцом, да и для ребенка это должно было оказаться шоком.

После интенсивных консультаций стороны пришли к выводу, что утро пройдет в детской дискотеке (я плачу, но не участвую), и только вечер – дома. Уйти нельзя и не приглашать первого мужа нельзя.

В день рождения все радостно умотали веселиться в какой-то клуб, а я остался осуществить свою давнюю мечту – просто посидеть и ничего не делать.

Мечта не осуществилась.

Во-первых, я понял, что отвык от пассивного образа жизни. Все время хотелось с кем-нибудь пообщаться или впустить каких-нибудь гостей. Тишина настораживала. Включенный телевизор не помогал.

Во-вторых, я чувствовал себя покинутым. Теперь, когда все резвились в далеком детском клубе, идея остаться дома уже не казалась мне такой удачной. Я опустился до того, что стал названивать Кате, чтобы узнать, как к ним добраться. К счастью, телефон оказался отключен, и мой малодушный порыв не стал достоянием гласности.

Чтобы отвлечься, я решил прикинуть план работы на ближайшие дни. Понятно, что первая неделя после таких активных каникул будет мертвая. Значит, займусь делами, которые не требуют посторонней помощи. И еще утрясанием вопросов с Москвой и Питером – там люди уже должны войти в рабочий ритм. Потом можно будет напрячь всех местных, с кем не успел договорить до конца. То есть со всеми, с кем общался. К концу месяца есть возможность перейти к нормальному графику…

Заработавшись, я чуть не пропустил явление именинницы домой. Впрочем, она этого не заметила, потому что тут же принялась прыгать вокруг и рассказывать, как все прошло. Рассказ был инсценированный и в лицах. К концу у меня болела шея – Машка перемещалась из угла в угол комнаты очень быстро. Видимо, для большей достоверности. Я уже знал, что подобное перевозбуждение заканчивается истерикой. И не ошибся.

Примерно час понадобился на укрощение именинницы и упрятывание ее в кровать. Теперь у меня болела шея наблюдать за перемещениями Кати по кухне. Я даже пришел ей на помощь и принялся крошить ингредиенты для салата. Это сразу насторожило хозяйку.

– Что-нибудь случилось? Это из-за прихода Димы? Расслабься, ничего страшного не произойдет.

Встреча с бывшим мужем моей будущей жены, о которой (встрече, а не жене) я уже благополучно забыл, заставила меня напрячься и порезаться. От кулинарной деятельности меня освободили, а от чтения успокоительных нотаций – нет.

– Дима, – уверяла меня Катя, – вполне нормальный мужик, с ним есть о чем поговорить. Пошутить может. Ну хочешь, я ему позвоню и скажу, чтобы он не приходил?

– Хочу.

– Нельзя.

«А чего тогда спрашивать?» – подумал я.

– Это ведь Машин папа, – сообщила мне потрясающую новость Катя, – она обидится, если он не придет. И вообще, вы там не одни будете, придет еще мама…

Он последующего перечисления родственников я затосковал. Развитие событий показало, что тосковать было от чего.

**

Я терпеть не могу устраивать семейные дни рождения! Как правило, это получаются весьма натянутые посиделки, где родственники, в лучшем случае, учат меня жить, потому что моя жизнь, по их понятиям, не сложилась: мужа я профукала, Машу воспитываю неправильно, нового мужа скоро упущу, если так и буду продолжать себя вести.

– Вы с Сергеем когда собираетесь расписываться? – интересуется тетя Ира.

– Мы об этом даже не думаем, – честно отвечаю я, и получаю получасовую лекцию о том, что если бы она (тетя Ира) вела себя в молодости так же глупо, как я, то дядя Толя никогда бы на ней не женился.

– Так, может, и не нужно было? – пытаюсь отшутиться я и натыкаюсь на полное непонимание моего тонкого чувства юмора.

Тетя Ира поджимает губы и удаляется с кухни, на ее место тут же приходит тетя Алла.

– Катя, ты зачем столько наготовила? Вечно ты наготовишь. Мы бы и так пришли, посидели бы, чаю попили с тортиком…

Я немедленно вспоминаю Машин трехлетний юбилей, когда не было никаких моральных и физических сил готовить и я решила ограничиться чаем с тортиком.

Стая родственников сидела на диванах с поджатыми губами и осуждающе смотрела на столик, стоящий в центре комнаты. Непривычное к фуршетам поколение пыталось есть торт с колен, бесконечно все роняя на пол и обливаясь горячим чаем. Апогеем праздника стал подслушанный мною разговор на кухне, где ошпаренные родственники обсуждали, что, будь они на месте моего мужа, они бы тоже сбежали из этого дома.

У меня тогда с нервами было плохо, поэтому я не стала делать вид, что ничего не слышала, а влетела в середине разговора и заявила, что ничего не имею против такого развития событий.

– Знаешь что, Катерина… – попыталась было начать нотацию тетя Ира.

– Знаю. Вы пришли сюда Машу с днем рождения поздравить или пожрать?

– Ну, ты как скажешь! – возмутился дядя Федя и честно ответил: – Пожрать, конечно.

Женщины возмущенно заголосили, мол, как у тебя только язык повернулся, а я была ему страшно благодарна. Остаток вечера все клевали дядю Федю, оставив меня в покое. Я его потом отдельно пригласила в гости и накормила до полного одурения.

Так вот, за последние четыре года ничего не изменилось, все опять пришли пожрать, а заодно и убедиться в том, что я, как и раньше, бестолковая хозяйка и никчемная мать.

– Катя, почему ты не отдашь Машу заниматься музыкой? Это так замечательно, когда барышня умеет музицировать!

Я не спорю. Когда барышня умеет, это замечательно. Только мне в страшном сне не приснится назвать Машку барышней.

– В наше время все девочки умели играть на фортепьяно. У нас дома до сих пор стоит инструмент.

Ах, вот к чему все идет! Мне хотят втюхать инструмент! Вяло отбиваюсь, рассказывая, что Маше при ее фигурном катании и английском только музыки не хватало. Маша встревает, хвастается, что они уже учат двойные прыжки, и… видит поджатые губы родственниц. Спорт – это вульгарно.

– Ты перегружаешь ребенка! У Маши должно быть детство! Что она видит, кроме своего катка!

Не спорю. Этот вопрос уже неоднократно со всех сторон обсасывался. В их понимании счастливое детство – это непрерывное сидение дома с воскресными семейными обедами и летним выездом на дачу.

– Вот, например, наша Леночка, – вещает тетя Алла про свою внучку, – умничка, занимается скрипкой. Говорят, что у нее очень большие успехи.

Я молчу. У Леночки двойное искривление позвоночника (в девять лет) и хронический тонзиллит с хроническим бронхитом. Если, не дай бог, они приходят в гости, приходится закрывать все окна, потому что ребенка продует. Мы с Машей умираем от жары, Леночка все равно простужается, а тетя Алла говорит с осуждением:

– Тебе хорошо, твоя Маша закаленная.

Как будто она мне такой в роддоме досталась!

– Тебе нужно поменьше ездить по своим командировкам и побольше заниматься ребенком. Девочка и так растет без отца!

Тут я вздрагиваю. Такой бестактности я не ожидала даже от тети Иры! Она сумела оскорбить одновременно обоих мужчин, сидящих за столом.

И тут я обнаружила, что они исчезли.

– А где Дима с Сергеем?

– Уже давно ушли, – фыркает мама. – Очень им нужно тут с нами сидеть. Они же выше этого, им же наплевать на то, что это Машин день рождения!

Как будто вам всем не наплевать! Мама, мама! Ну почему любой мужчина, который ко мне неравнодушен, немедленно становится твоим кровным врагом?

Я вылетаю в коридор и застаю мирно беседующих мужиков.

«Сволочи! Бросили меня на съедение этим акулам, а сами тут прохлаждаются!» – изо всех сил завидую я и уплетаюсь обратно в квартиру.

Но рано я расстраивалась. Когда мужчины вернулись, они были настроены по-боевому и принялись разговаривать между собой, оттянув общее возмущение на себя. Эту часть вечера я откровенно наслаждалась. Меня оставили в покое, тетушкам дали поводов для разговора на год вперед. Даже Маша оттаяла и прыгала попеременно то по папе, то по Сергею, перестав в них путаться.

«Не такая уж я и глупая, – думала я, когда все расходились. – По крайней мере, вкус на мужчин у меня хороший!»

*

Катина мама красовалась в центре и выбирала, кого из зятьев ненавидеть больше. Это было тем более обидно, что Маргарита Романовна, в общем-то, мне понравилась: интеллигентная, волевая, без всяких бабушкиных сюсюканий. Чем я ей не угодил, не пойму. Видимо, самим фактом своего существования.

Будущая теща демонстративно общалась исключительно с родственниками: дочкой, внучкой и дядями-тетями. Эти последние под грозным оком Маргариты Романовны также старались сократить общение с зятьями до минимума. Отец Кати отсутствовал по причине длительной командировки, и я искренне жалел об этом. Чувствую, с ним-то у нас диалог наладился бы.

Поскольку Дима находился в том же информационном вакууме, что и я, общаться пришлось большей частью с ним. В наших диалогах изредка участвовала Катя, но ей, бедняжке, приходилось изощренно лавировать, так что мы не настаивали.

Именинница была неправдоподобно тиха. Наличие дяди Сережи и отца за одним столом смутило ее неокрепшую психику. Один раз она едва не назвала меня папой, чем накалила обстановку до тропической.

После этого инцидента Машкин родитель заявил, что пойдет покурит. Я, хотя и равнодушен к этой отраве, вызвался поддержать компанию.

На лестничной площадке Дима похлопал себя по карманам и спросил:

– А у тебя сигареты-то есть?

– Честно говоря, не курю.

– Да и я тоже.

Мы глянули друг на друга и впервые за вечер разулыбались.

– Одно радует, – сказал Дима, – теперь теща из тебя соки попьет.

– Может, еще подружимся.

– С Маргаритой Романовной-то? Всяко бывает.

– А Машка у тебя молодец, – решил я перевести разговор на более злободневную тему, – спортсменка, умница, красавица.

– Папой тебя зовет, – заметил Дима, и улыбка его покривела.

– Да нет, это она просто запуталась. Она про тебя постоянно трещит: «Папа машинку не так чинит! Папа меня на море возит!»

Через десять минут мы уже обсуждали взаимоотношения наших государств, войну в Ираке и фильмы в переводе Гоблина. Возвращаться за стол не хотелось, но в дверь высунулась обеспокоенная Катя и поинтересовалась, не поубивали ли мы тут друг друга.

По возвращении мы застали гостей уже слегка поддатыми и говорливыми, сели рядом (началась обычная застольная миграция) и принялись делиться опытом. По сжатым губам Маргариты Романовны отчетливо читалось: «Спелись, сволочи». Это дало нам новую тему для обсуждения. Выпито было уже достаточно для того, чтобы порассуждать на тему тещ.

– Все анекдоты про тещ, – провозглашал я, – наглые враки. Вот у меня с прошлой тещей до сих пор отличные отношения.

– Есть, конечно, исключения, – поддерживал меня Дима, – но в целом тещи гораздо гуманнее, чем свекрови.

Не понимаю, почему Катина мама ушла, не дождавшись сладкого. Нам с Димой было очень весело. И Машка ожила, ползая по всем папам одновременно. Под занавес состоялось всеобщее братание (дяди-тети после ухода Маргариты Романовны перестали от нас шарахаться), а мы с Дмитрием чуть было не расцеловались. Что-то нас удержало. Кажется, Катя.

**

После Нового года всегда очень трудно начинать работать. Первую неделю еще ничего, живы воспоминания о празднике, а на вторую начинают наваливаться дела, а это так противно.

– Здравствуйте, помните, мы с вами до Нового года договаривались…

Не помню. Это было в другой жизни.

– Вы просили перезвонить после Нового года…

Я просила? Как я могла сморозить такую глупость!

– Катя! Ты долго будешь прохлаждаться? Ты когда начнешь работать? Что ты шатаешься по офису как неприкаянная? Тебе заняться нечем? Зайди ко мне, я тебе подкину работу.

Так и хочется по примеру Масяни сказать «Директор? Да пошел ты… директор. Не до тебя сейчас…»

Нужно честно признаться, что основная причина моей постновогодней депрессухи была в том, что дома все не заладилось. Как мне часто говорила мама: «Поосторожнее с мечтами, они могут сбыться!».

Я кажется, говорила, что до полного счастья мне нужен Сергей в моем городе? Получила… Пригорюнилась…

Придраться не к чему, но это не тот Сергей. Сергей-москвич – это немного забеганный, немного заполошный, вечно опаздывающий, но энергичный мужчина. Сергей-сейчас – некое амебообразное существо, вяло перебирающее лапками. Мне кажется, что он тормозит даже по сравнению с местными.

Если человек попадет на планету, где в несколько раз меньше сила тяжести, он на каждом шаге начнет зависать в воздухе, а местные жители с недоумением будут рассматривать это чудо-юдо. Сергей попал в город, который в несколько раз меньше притягивает человека, и завис. То есть у него образовалась бездна свободного времени, которое он не в состоянии истратить. В итоге что? В итоге он лежит на диване с пультом в руках и перещелкивает каналы. Вечер перещелкивает, два перещелкивает, три перещелкивает… Я начинаю тихо сходить с ума.

Почему в Москве после работы в магазин заехать в одиннадцать вечера – это нормально, а здесь встать с дивана в восемь – это «уже поздно, давай завтра»?

Почему в Москве, когда приходится выходить из дома за полтора часа до встречи – это нормально, а здесь выехать на десять минут раньше, чтобы завести в школу Машу это – «а может, она пешком дойдет?»

Откуда взялась эта чудовищная лень? Или она копилась в нем годами?

С появлением в доме мужчины моя жизнь изменилась ровно настолько, насколько на него нужно готовить. Ну, и сплю не одна. Это, конечно, огромный кусок жизни, но хотелось бы, чтобы кроме постели еще и было о чем поговорить.

Сергей со мной не разговаривает. Я так понимаю, что хвастаться ему нечем, а признаться в этом он не может. Противно то, что надежды на улучшение ситуации практически нет. Я выдернула человека из привычной среды обитания, и он стал другим. А если этот другой мне активно не нравится, значит придется вернуть его на родину. Тут я, кстати, вспомнила, что сижу на работе.

– Петр Александрович, – начала я говорить прямо с порога директорского кабинета, – а если я уеду жить в Москву, то что?

– То все.

– Что все?

– А что «что»? Ты научись вопросы формулировать. Ты с клиентами тоже так разговариваешь? Садись. Что, совсем все плохо?

– Ну, не совсем…

– Я слышал, что у твоего Сергея сложности с кадрами. А чего он хотел? Здесь же не Москва, откуда он столько квалифицированных работников наберет! Мне эта идея с региональными филиалами сразу показалась сомнительной. Ладно, сейчас не об этом. Так ты, значит, будешь из себя жену декабриста изображать, только наоборот?

– Ничего я не хочу изображать, я не вижу другого выхода.

– Ладно, я, собственно, давно этого жду. Ты еще долго продержалась. Поедешь в Москву в командировку на следующей неделе?

– Поеду. А зачем? А надолго?

– По обстоятельствам. Если у тебя все получится, будешь работать у нас, но в Москве. Если нет… Ай, да все у тебя получится!

Мне бы такую уверенность… А Сергею я решила пока ничего не говорить, а то еще обрадуется раньше времени.

*

Следует признать, что начался новый год куда интереснее, чем продолжился. Пока шли вялотекущие праздники, еще ничего, но когда начались будни, я стал чего-то уставать. Город упорно не желал становиться моим.

Я уже привык и к манере вождения, и к темпу жизни. Кстати, осознал парадокс: говорят здесь гораздо быстрее, чем в Москве, а вот перемещаются… Перестал мечтать о гипермаркетах и пришел к выводу, что местные минисупермаркеты («мини», но «супер»!) тоже ничего, да и в обычных гастрономах есть своя прелесть. Я научился уважать киоски и стихийные рыночки. Стал легко общаться с тутошней милицией. Даже местное телевидение, которое сначала воспринималось как иллюминатор машины времени, постепенно начало меня устраивать. Словом, быт особенно не душил.

Вот на работе все не клеилось. Работники не очень мычали и совсем отказывались телиться. Договоришься с кем-нибудь, дашь редактировать тестовую рукопись и ждешь. День ждешь, неделю, три… Перезваниваешь.

– А, это вы! – радуется тебе человек. – А я подумал, что мне проще на старом месте остаться.

– А почему сразу не сказали?

– Так ведь… а зачем? Денег вы мне пока не платили.

Денег я ему не платил! А время? А то, что работу мне нужно планировать? И поиск людей начинать с нуля? Да лучше бы заплатил – хоть повод был бы наорать на дурака.

К концу января весь мой персонал состоял из двух молоденьких редакторш-практиканток и бестолкового верстальщика Володьки. Работал он хорошо, но редко, потому что человеком был общительным, постоянно ремонтировал машину и заботился о здоровье ребенка. Добиться от Володьки постоянной монотонной работы я не смог, несмотря на угрозы штрафов и посулы премий.

Практиканточки очень напоминали моих бывших подчиненных Катю и Риту. Они были очень старательны, но слишком неопытны. В местном вузе издательскому делу их обучали отставные преподаватели химии, что не могло не сказаться на качестве знаний. Приходилось переучивать, знакомить со справочником Розенталя и «Настольной книгой редактора и корректора», распечатать и повесить над каждым компьютером требования к редактуре, принятые в «ЕМЦ». И периодически объяснять, что кое-чему их учат откровенно неправильно, а слово «интернет» давно уже стало русским и пишется с маленькой буквы – что бы им не втирали во время практических занятий.

Возникало много чисто бытовых проблем. Интернет, судя по ценам местных провайдеров, в этой стране действительно следовало писать с большой буквы – более того, все буквы следовало писать прописными. Компьютеры нам попытались втюхнуть бывшие в очень активном употреблении. И еще сопротивлялись. Хорошо, Володька обнаружил на подставке монитора явно видные цифры «1997». Ремонт… Об этом и рассказывать не хочется.

Все эти болезни роста можно было бы пережить и побороть, но все чаще я начинал задумываться – а ради чего? Такими силами я могу выпускать две-три книги в месяц. Ну, возможно, четыре. Несложный расчет показывает, что деньгами меня с ног до головы не засыплют. Пока мне платят, но сколько можно испытывать терпение начальства.

Основная причина, ради которой я был готов поселиться в провинции, оказалась плодом моего воображения.

Словом, к концу февраля я начал заводить с Василием осторожные разговоры на тему «А слабо тебе еще и редакторами поруководить». Василию было не слабо. Дела торговые оставляли ему массу времени на игру в «Квейк», а зарплата соответствовала продажам, то есть была минимальной.

Руководство в обеих столицах к моему решению вернуться к людям отнеслось иронически, но с пониманием. Чувствовалось, что мой неудачный эксперимент станет объектом для острот на долгие годы.

Осталось сообщить новость Кате, но она нанесла упреждающий удар под дых.

– Поживете с Машкой недельку вдвоем? – спросила она за чаем. – Вот и умницы. А я в командировку съезжу. В понедельник.

Хоть бы заранее предупредила!