Текст книги "Перед изгнанием. 1887-1919"

Глава XXI

Распутин. – Кем он был. – Причины и следствия его возвышения

Наши воспоминания состоят из тени и света. В огромном разнообразии того, что может оставить нам деятельная жизнь, есть воспоминания грустные и радостные, трагические и очаровательные. Есть воспоминания сладостные; другие столь ужасны, что никогда не хочется их будить.

Если я написал в 1927 году «Конец Распутина», то потому, что стало необходимым противопоставить правду фактов более или менее тенденциозным и фантастическим историям, публиковавшимся повсюду. Я не возвращался бы к этому сейчас, если бы мог себе позволить оставить такую лакуну в своих воспоминаниях. Серьезность и важность события запрещали мне перевернуть эту страницу моей жизни, не остановившись на ней. Я чувствую себя обязанным напомнить здесь важнейшие из фактов, о которых подробно рассказал в другом месте.

* * *

Много говорили о политической роли Распутина. Вероятно, несколько меньше известен сам этот персонаж и странная психология, лежавшая в основании его скандального успеха. Поэтому, прежде чем обрисовать основные эпизоды драмы, нашедшей завершение в подвалах дома на Мойке, мне кажется небезынтересным описать подробнее человека, которого великий князь Дмитрий, депутат Пуришкевич и я решились убить.

Родившийся в 1871 году[138]138
  Григорий Ефимович Распутин родился в 1864 или 1865 г.


[Закрыть] в Покровском, деревне на краю Западной Сибири, Григорий Ефимович был сыном пьяницы-мужика, грабителя и перекупщика Ефима Новых. Конокрад, как и отец, «варнак», что в. Сибири – худшее из оскорблений. С юности молодой негодяй получил от сотоварищей кличку «Распутник» – отсюда его фамилия. Часто был бит крестьянами и публично высечен по приказу исправника. Единственным следствием оказалось лишь то, что он становился крепче и непокорней.

Под влиянием священника пробудились его мистические инстинкты. Обращение было сомнительного качества: грубый и чувственный темперамент должен был вскоре привести его в секту флагелланов, или хлыстов. Последователи этой секты стремятся не более и не менее как к тому, чтобы, приняв в себя божественный глагол, слиться с Христом и достигнуть небесного единства с помощью самых демонических страстей. Чудовищная путаница языческих пережитков и примитивных суеверий. Ночные собрания объединяют верных в избе или на поляне, где горят сотни свечей. Эти «радения» имеют целью возбудить религиозный экстаз одновременно с эротическим исступлением. После молитв, гимнов и славословий начинается кружение, ритм которого ускоряется до неистового вращения. Состояние кружения необходимо для «божественного влияния», глава танца бичует тех, кто слабеет. Наконец, все в экстазе и конвульсиях катаются по земле, и «радение» кончается чудовищной оргией. Но тот, кто одержим «Духом», не принадлежит себе: это Дух действует в нем и несет ответственность за грехи, совершенные под его воздействием.

Распутин был особенно одарен для принятия «божественного духа». Он выстроил на своем дворе здание без окон под видом бани-парилки, где проводил тайные собрания – несомненно, род радений – и занимался мистическим садизмом.

После доноса священника он покинул свою деревню. Ему было тогда 33 года. Он ушел пешком, как паломник, и посетил важнейшие монастыри Сибири и России, используя, чтобы завоевать репутацию святого, даже свои чудовищные проступки, которые он сопровождал ужасным и показным покаянием. Он ограничивал себя, подобно факирам, чтобы развить волю и магнетизм взгляда. В монастырях он изучал священные книги. При недостатке начального образования его изумительная память позволяла ему заучивать тексты, которые он не мог усвоить. Они послужили ему не только среди простых людей, но и среди образованных, и даже перед самой императрицей, получившей в Оксфорде степень доктора философии.

В Петербурге его принял в Александро-Невской лавре преподобный о. Иоанн Кронштадтский, которого он поразил простосердечием, поверивший, что в этом молодом сибиряке есть «искра Божия».

Это первое посещение столицы открыло хитрому и бессовестному крестьянину новые горизонты. Он вернулся в родную деревню с новыми амбициями и тугим кошельком. Сначала водился он с низшим клиром, более или менее просвещенным, но постепенно добился расположения священников и игумнов, которые, в свою очередь, признали его «отмеченным Божьей печатью».

Тем временем дьявол ничего не упускал. В Царицыне он лишил девственности монахиню под предлогом увещевания ее. В Казани его видели выходящим из дома терпимости и толкавшим перед собой голую девку, которую он стегал поясом. В Тобольске он соблазнил набожную жену инженера и так свел ее с ума, что она повсюду кричала о своей любви и гордилась своим позором. Неважно! Разве хлыстам не все позволено? И, состоя с ним в интимной близости, не должна ли она снискать милость Божию?

Его репутация святого росла с каждым днем. Толпа опускается на колени при его появлении: «Наш Христос! Наш Спаситель! Молись за нас, бедных грешников! Бог тебя услышит!» А он: «Именем Отца, и Сына, и Святого Духа, благословляю вас, братья мои. Веруйте! Христос скоро вернется. Терпите и помните о его страданиях! Из любви к Нему умерщвляйте вашу плоть!..»

Таков был человек, которого в 1906 году молодой миссионер-монах, впоследствии епископ, образованный, но по-детски наивный, представил архимандриту Феофану, ректору Петербургской Духовной Академии и духовнику царицы. И этот очень честный и верующий человек стал покровительствовать ему в столичных религиозных кругах[139]139
  Феофан (в миру – Василий Быстров) (род. 1873), епископ. В 1909–1910 гг. ректор Петербургской Духовной академии. С интересом отнесся к Г.Распутину, представил его великому князю Николаю Николаевичу, великой княгине Милице Николаевне, а затем императорской чете.


[Закрыть].

Сибирский пророк быстро покорил часть петербургского общества, увлекавшуюся оккультизмом и некроманией. Две черногорские великие княжны были среди первых и самых ревностных обожателей «Божьего человека». Они уже в 1900 году провели мага Филиппа к русскому двору, они же представили Распутина императору и императрице. Рекомендация архимандрита Феофана развеяла последние сомнения царской четы.

«Григорий Ефимович прост. Вашим Величествам полезно его послушать, и его устами говорит русская земля. Я знаю все, в чем его упрекают. Я знаю его грехи: они бесчисленны и отвратительны, но в нем такая сила раскаяния и такая наивная вера в небесное милосердие, что я почти уверен в его вечном спасении. После каждого покаяния он чист, как младенец в купели. Бог явно отмечает его своим расположением».

При большой проницательности и хитрости Распутин не стал отказываться от крестьянской одежды: «Это мужик в больших сапогах входит во дворец и топчет паркет», – говорил он сам о себе. Его влияние на государя и государыню было основано не на лести. Далеко нет. Он говорил с ними грубо, со смелой и в то же время тривиальной фамильярностью – «голосом русской земли». Морис Палеолог, тогда французский посланник в Санкт-Петербурге, говорит, что спросил у одной дамы, испытывает ли она обаяние «старца». Она ответила: «Я?.. Вовсе нет…Физически он мне противен, у него грязные руки, черные ногти, запущенная борода. Фу!.. Я должна признаться, тем не менее, что он меня забавляет. У него необыкновенная фантазия и остроумие. Он часто бывает очень красноречив; у него дар рассказчика и глубокое чувство тайны… Он поочередно фамильярен, насмешлив, гневен, игрив, абсурден, поэтичен. При этом никакой позы. Напротив, неслыханная беззастенчивость, ошеломляющий цинизм…»[140]140
  Цит. по: Палеолог Морис. Царская Россия. (Прим. автора.) Книга Мориса Палео: Россия накануне революции» публиковалась в России. Приводим выходные данные ряда изданий: М. Госиздат, 1923; М.: Международные отношения, 1991; М.: Новости, 1991. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Анна Вырубова, фрейлина и доверенная подруга царицы быстро стала другом и союзником Распутина. Я уже говорил об этой Анне Танеевой, такой непривлекательной на вид, одной из моих подруг в детстве. Став в 1903 году фрейлиной императрицы, она четыре года спустя вышла замуж за морского офицера Вырубова. Свадьба праздновалась с необыкновенной пышностью в церкви Большого Царскосельского дворца, и императрица была свидетельницей невесты. За несколько дней до церемонии государыня настояла, чтобы Анна увиделась с Распутиным. Благословляя ее, Распутин сказал: «Твой брак будет недолог, и ты не будешь счастлива».

Предсказание сбылось.

Молодая пара поселилась в Царском Селе, на вилле, соседствовавшей с Александровским дворцом. Вырубов, вернувшись однажды домой, нашел дверь запертой и узнал, что императрица и Распутин у его жены. Он ждал их отъезда, чтобы попасть на виллу, и затем устроил жене ужасную сцену, поскольку формально запретил ей принимать «старца». Говорят, он даже ее побил. Анна убежала и спряталась у императрицы, умоляя защитить от мужа, который, по ее словам, хотел ее убить. Тут же было объявлено о разводе.

Этот скандал, наделавший много шума из-за замешанных в нем персон, привел к гибельным последствиям. Императрица поддержала свою протеже, а Распутин воспользовался ею, чтобы полностью поработить Анну, ставшую послушным инструментом в его руках.

Вырубова не была достойна дружбы императрицы. Несомненно, ее привязанность, искренняя или нет, была далека от бескорыстия. Это привязанность лица низшего и раболепного к беспокойной и болезненной государыне, которую она старалась изолировать, возбуждая подозрительность ко всем окружавшим ее. Близость к императрице уже создавала Анне Танеевой привилегированное положение, но появление Распутина открыло ей новые горизонты. Она, конечно, была слишком ограниченна, чтобы иметь собственные политические цели. Но желание играть роль влиятельной персоны, пусть только посредницы, опьяняло ее. Она посвящала Распутина в интимные секреты императорской четы и облегчала его непрерывные вторжения в государственные дела.

Влияние «старца» не замедлило распространиться и на политические круги. Просители всех сортов осаждали его резиденцию: высокие чиновники, члены клира, светские женщины и т. д.

Он нашел драгоценного помощника в лице восточного врача Бадмаева[141]141
  Бадмаев Петр Александрович (до принятия православной веры – Жамсаран) (1851–1919). Доктор тибетской медицины. Слушал лекции в Петербургской Военно-медицинской академии, помогал брату, имевшему обширную медицинскую практику. В 1911–1912 гг. близок к епископу Гермогену и монаху Илиодору, поддерживал их в борьбе против Г.Распутина. В дальнейшем перешел на сторону последнего и особенно сблизился с Распутиным к 1916 г.


[Закрыть], порочного субъекта, занимавшегося медициной без диплома и заявлявшего, что он привез из Монголии лекарственные травы и волшебные рецепты, будто бы с большим трудом добытые у тибетских знахарей. На самом деле он сам делал свои драже из препаратов сообщника-аптекаря. Он торговал дурманами, наркотиками, обезболивающими и возбуждающими средствами, которые называл: «Тибетский эликсир», «Тянь-Шаньский бальзам», «Сок черного лотоса» и т. д. Эти два шарлатана были рождены для взаимопонимания и сообщничества.

Когда угрожает бедствие, кажется, все объединяются, чтобы его ускорить. Несчастная война с Японией, революционные потрясения 1905 года, болезнь цесаревича – эти трагические обстоятельства, заставлявшие взывать к Всевышнему, в то же время создали кредит «божьему человеку».

Роковое ослепление Распутиным несчастной императрицы Александры было, очевидно, его самым важным козырем; но никогда не говорилось о том, чем оно объясняется и до некоторой степени оправдывается.

Принцесса Алиса Гессенская въехала в Россию вслед за гробом[142]142
  Имеется в виду то обстоятельство, что венчание Александры Федоровны и Николая Александровича состоялось в ноябре 1894 г., спустя месяц после кончины Александра III.


[Закрыть]. Она взошла на трон, не успев узнать свою новую родину и сблизиться с народом, которым была призвана править. Она тотчас оказалась в центре всеобщего внимания, и ее природные робость и нервозность усилились и были приняты всеми за холодность и безразличие. Этого было довольно, чтобы молодую царицу нашли высокомерной и надменной. Ее мистическая вера в свое предназначение и жгучее желание прийти на помощь мужу, усиленные впечатлением от смерти его отца и трудностей властвования, заставили ее вмешаться в государственные дела.

Императрицу упрекали в любви к власти, а императора в том, что он ею недостаточно пользовался. Понимая, что она не сумела завоевать симпатий русского народа и даже придворных и аристократических кругов, молодая государыня замкнулась в себе.

Обращение в православие развило в ней природную тягу к экзальтированному мистицизму и подготовило к влиянию Распутина, как перед этим она оказалась под властью магов Папюса и Филиппа. Но прежде всего страшная болезнь цесаревича сделала из несчастной императрицы покорное орудие в руках «божьего человека». Ничто не могло ограничить доверия матери к тому, в ком она видела спасителя жизни и здоровья ее сына. А этот сын, столь любимый и долгожданный за жизнь которого она не переставала трепетать, был наследником престола! Спекулируя на тревоге отца и матери и их династических заботах, Распутин добился господства над всей Россией.

Несомненно, у «старца» была гипнотическая сила. Министр внутренних дел Столыпин, вступивший с ним в открытую борьбу, сам рассказывал, что, когда он вызвал Распутина, тот старался гипнотизировать его: «Он бегал по мне своими бесцветными глазами и произносил таинственные и бессвязные изречения из Библии, делая странные жесты рукой. И я почувствовал, как во мне растет побуждение, которому я не могу сопротивляться против этого канальи, сидящего напротив меня. Он стал производить на меня сильное моральное давление. Тем не менее, я владел собой и грубо прервал его, сказав, что он полностью в моей власти».

Столыпин, чудом спасшийся в 1906 году от первого покушения, был убит через несколько месяцев после этой беседы.

Скандальное поведение «старца», его таинственное влияние на решения верховной власти, непристойность его нравов все же, наконец, смутили наиболее здравомыслящие круги столицы. Даже пресса, бравируя перед цензурой, разоблачала низость «святого человека».

Распутин счел благоразумным скрыться, по крайней мере на время. В марте 1911 года он взял свой посох пилигрима и отправился в Иерусалим, а потом в Царицын, где провел лето у одного из своих пособников, монаха Илиодора[143]143
  Илиодор (в миру – Сергей Труфанов), иеромонах. Находился под покровительством епископа Гермогена и Распутина. Впоследствии противник Распутина. Эмигрировал. Автор книги о Г.Распутине (См.: Святой черт. – М., 1917).


[Закрыть]. По возвращении, в начале зимы оргии возобновились с новой силой.

Претензии «старца» на святость могли внушать почтение лишь тем, кто видел его издали. Кучера, возившие его в баню с женщинами, официанты, прислуживавшие ему во время ночных оргий, тайные осведомители, наблюдавшие за ним, хорошо знали, что к чему. Легко себе представить, как это все могло быть использовано революционной партией.

Среди тех, кто способствовал его восхождению, у многих, наконец, открылись глаза. Архимандрит Феофан, проклиная свое заблуждение и упрекая себя, что он привел Распутина ко двору‚ смело поднял голос против него… и достиг лишь того, что был сослан в Тавриду[144]144
  Покровительство Г.Распутину о. Феофана продолжалось недолго, уже в 1910 г. он выступил при дворе с обличением «старца». В том же году был направлен в Симферополь епископом Таврическим и Симферопольским. В связи с предполагаемым приездом в Крым осенью 1912 г. Николая II и Александры Федоровны, не желавших встречаться с о. Феофаном, последнего перевели епископом в Астрахань.


[Закрыть]. Одновременно место епископа в Тобольске было отдано невежественному и продажному крестьянину, другу детства Распутина[145]145
  Имеется в виду епископ Варнава (в миру – Василий Накропин) (1860–1921), архиепископ Тобольский и Сибирский. Из крестьян Олонецкой губ. Епископом Тобольским и Сибирским назначен в ноябре 1913 г. при содействии Г.Распутина.


[Закрыть], чтобы позволить прокурору Святейшего Синода[146]146
  В должности обер-прокурора Синода с 1911 по 1915 г. был Владимир Карлович Саблер (Десятовский), убежденный сторонник Распутина.


[Закрыть] предложить Распутину сан священника. Православная церковь заволновалась. Саратовский епископ Гермоген[147]147
  Гермоген (в миру – Георгий Ефремович Долганев). С марта 1903 г. – епископ Саратовский и Царицынский. Некоторое время был поклонником «старца», находился под его покровительством, но со временем стал резко критиковать Распутина и выступал за удаление последнего от двора.


[Закрыть] был особенно неистов. Окруженный несколькими священниками, среди которых был монах Илиодор, старый товарищ «старца», он имел с последним самые бурные столкновения. «Проклятый!.. Святотатец!.. Развратник!.. Вонючая скотина!.. Дьявольская гадюка!..» Наконец, он плюнул Распутину в лицо. «Старец» поспешил дать отпор, изрыгая грубейшую брань. Огромный и сильный Гермоген, бил его по голове своим наперстным крестом: «На колени, презренный!. На колени перед святыми иконами… Проси прощения у Господа за твою гнусную грязь. Клянись, что больше не осквернишь своим присутствием дворец нашего любимого государя!..»

Распутин, потея от страха, размазывая по лицу кровь, идущую из носа, бил себя в грудь, бормотал молитвы и клялся в чем угодно. Но как только он спасся оттуда, то первым делом бросился жаловаться в Царское Село. И месть не замедлила: несколько дней спустя Гермоген лишился епископства, а монах Илиодор был арестован и заключен в одну из монастырских тюрем[148]148
  В январе 1912 г. епископ Гермоген отправлен в один из монастырей России, тогда же было исполнено постановление Синода о заключении Илиодора во Флорищеву пустынь.


[Закрыть]. Тем не менее, Распутин так и не получил сана священника.

После церкви возмутилась Дума. Депутат Пуришкевич писал: «Я хочу пожертвовать собой и убить эту каналью!» Владимир Николаевич Коковцов, председатель Совета, был принят государем и умолял его сослать Распутина в Сибирь[149]149
  Коковцов Владимир Николаевич (1853–1943). В 1904–1905 гг. и 1906–1914 г. – министр финансов. После убийства П.А. Столыпина – председатель Совета министров. Беседа В.Н. Коковцова с Николаем II, о которой пишет Ф.Юсупов, состоялась в 1912 г., и Распутин на некоторое время был выслан из Петербурга в Сибирь. Коковцов же в 1914 г. был уволен от должности, в чем сказалось влияние Распутина.


[Закрыть]. В тот же день Распутин позвал к телефону близкого друга Коковцова: «Твой дружок председатель хотел напугать папу. Он ему наговорил про меня все, что мог дурного. Но это бесполезно. Папа и мама меня любят. Ты можешь об этом позвонить от моего имени Владимиру Николаевичу». Коковцов был освобожден от своих обязанностей в 1914 году под давлением Распутина и его клики.

Государь тем не менее понимал, что нужно делать уступки общественному мнению. На этот раз он устоял против просьб императрицы, и Распутин был сослан в свою сибирскую деревню.

В течение двух лет «старец» лишь ненадолго появлялся в Петербурге, но тем не менее с ним продолжали советоваться и слушаться его. Перед отъездом он объявил: «Я знаю, что меня подстерегают злые люди. Не слушайте их! Если вы останетесь без меня, вы потеряете сына и корону в течение полугода».

Друг «старца» имел в руках письмо Папюса императрице, написанное в конце 1915 года и кончавшееся так: «С точки зрения каббалистики Распутин есть сосуд, похожий на ящик Пандоры, заключающий все пороки, все грехи, всю грязь русского народа. Если этот сосуд разбить, его ужасное содержание прольется на Россию»[150]150
  Цит. по: Палеолог Морис. Царская Россия.


[Закрыть].

Осенью 1912 года, во время пребывания царской семьи в Спале, в Польше, случайность, совершенно пустяковая, вызвала у цесаревича ужасный приступ гемофилии, угрожавший его жизни. В церкви в Спале священники служили день и ночь, в Москве служили перед чудотворной иконой Иверской Божьей Матери; в Петербурге народ непрерывно ходил с иконами перед Успенским собором. Распутин, бывший в курсе событий, телеграфировал императрице: «Бог видит твои слезы и слышит твои молитвы. Не скорби более. Твой сын будет жить». На следующий день температура спала, через два дня ребенок был вне опасности, и несчастная царица укрепилась в своем заблуждении.

В 1914 году Распутина ранила ножом одна крестьянка, рана на много недель поставила его жизнь под угрозу. Вопреки всем ожиданиям он оправился от страшной раны и в сентябре его увидели в Петербурге. Сначала казалось, что его держат немного поодаль. Императрица была занята своим госпиталем, его открытием, санитарным поездом. Окружавшие ее говорили, что у нее никогда прежде не было такого доброго выражения лица. Распутин больше не появлялся во дворце без предварительного звонка: новость, всеми замеченная и многих обрадовавшая. Но вокруг него была целая клика влиятельных лиц, связывавших его удачу со своей, и он вскоре стал могущественнее, чем когда-либо.

В июле 1915 года новый генерал-прокурор Святейшего Синода[151]151
  Имеется в виду Самарин Александр Дмитриевич (1868–1932), московский предводитель дворянства. В должности обер-прокурора Синода с июля по сентябрь 1915 г.


[Закрыть] представил императору, что не сможет исполнять свои обязанности, если Распутин будет продолжать управлять церковными чинами. Он получил от государя приказ удалить «старца», но месяц спустя все возвратилось к прежнему состоянию[152]152
  Отношения Г.Распутина и А.Д. Самарина складывались достаточно драматично для последнего. Назначенный на должность обер-прокурора Синода, вопреки желаниям Александры Федоровны и Распутина, А.Д. Самарин повел борьбу против влияния «старца» на дела церковного управления и, в частности, настаивал на отстранении от должности ставленника Распутина епископа Варнавы, который без определения Синода прославил Иоанна Тобольского. Несмотря на разразившийся скандал, епископ Варнава был оставлен на Тобольской кафедре и в октябре 1916 г. возведен в сан архиепископа, а подобная деятельность А.Д. Самарина стала причиной увольнения его от должности в сентябре 1915 г.


[Закрыть].

Глава XXII

В поисках плана действий. – Заговор. – Сеанс гипноза. – Признания «старца». – Он соглашается на мое приглашение

Убежденный в необходимости действий, я открылся Ирине, с которой у нас было полное единомыслие[153]153
  О планах Ф.Ф. Юсупова-мл. относительно Г.Распутина Ирина Александровна Юсупова узнала из письма мужа к ней от 20 ноября 1916 г. (в это время Ирина Александровна была в Крыму): «…Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Р[аспутина]. Это теперь прямо необходимо, а то все будет кончено. Для этого я часто вижусь с М[арией] Гол[овиной] и с ним. Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны. […] (ГИМ ОПИ. Ф.411. Ед. хр. 84. Л.11).


[Закрыть]. Я рассчитывал без труда найти решительных людей, склонных вместе со мной искать способ устранить Распутина. Но несколько разговоров на эту тему с различными влиятельными лицами оставили мало иллюзий. Те самые люди, которые при одном имени «старца» кидались в неистовые обличения, становились уклончивыми, когда я говорил, что пора от слов перейти к делу. Боязнь себя скомпрометировать и забота о сохранении собственного спокойствия вдруг делали их оптимистами.

Между тем председатель Думы Родзянко[154]154
  Родзянко Михаил Владимирович (1859–1924), член III и IV Государственной Думы. С марта 1911 г. – председатель III Думы, с ноября по март 1917 г. – председатель IV Думы


[Закрыть] заговорил со мной совсем другим языком: «Что поделаешь, если все министры и все окружение Его Величества – ставленники Распутина? Единственным шансом на спасение было бы убить этого презренного, а в России найдется не один смелый человек для этого. Если бы я не был так стар, я бы за это взялся».

Эти слова утвердили меня в решимости действовать. Но как хладнокровно готовить убийство человека?

Я достаточно говорил, что не был сангвиником. Внутренне я все время вел спор с самим собой. Но постепенно мои колебания и сомнения исчезли.

В отсутствие Дмитрия, задержавшегося в Ставке, я часто видел капитана Сухотина[155]155
  Сухотин Сергей Михайлович – один из участников заговора против Г.Распутина.


[Закрыть], раненного на фронте и лечившегося в Петербурге. Я доверился этому надежному другу и спросил, поможет ли он мне. Он согласился, не колеблясь ни минуты.

Этот разговор происходил в день приезда Дмитрия. Мы увиделись на следующий день. Он не скрыл от меня, что мысль об устранении Распутина преследует его уже давно, но как это сделать – ему еще не ясно. Он поделился со мной вселяющими мало надежд впечатлениями, вынесенными из Ставки. Он был глубоко уверен, что питье, подносимое императору под видом лекарств, имеет целью парализовать его волю. Он прибавил, что вскоре должен вернуться в Ставку, но не останется там надолго, поскольку генерал Воейков, комендант дворца, явно решил удалить его от лица государя.

Капитан Сухотин пришел ко мне вечером. Я передал ему разговор с великим князем, и мы тут же приступили к выработке плана действий. Было решено, что прежде всего я должен приблизиться к Распутину и завоевать его доверие, чтобы в точности знать от него самого о его политической деятельности.

Мы еще не совсем расстались с надеждой удалить его мирными средствами, такими, например, как предложение крупной денежной суммы. Оставалось решить, каким способом его казнить в случае, если это станет неизбежным. Я предложил бросить жребий, кто из нас должен будет убить «старца» выстрелом из револьвера.

* * *

Несколько дней спустя моя подруга мадемуазель Г., у которой я познакомился с Распутиным в 1909 году, позвонила мне и пригласила меня прийти на следующий день к ее матери, чтобы встретиться там с Григорием Ефимовичем, который очень хочет меня видеть.

Казалось, случай облегчает мне дело. Но я вынужден был обманывать, пользоваться доверчивостью мадемуазель Г., которая не подозревала об истинных причинах моего согласия.

На следующий день я отправился к Г. и явился туда за несколько минут до «старца». Я нашел его очень изменившимся. Он стал толстым; его лицо распухло. Он не носил больше свой скромный кафтан, а был в рубашке из белого шелка с вышивкой и в широких бархатных штанах. Его подчеркнутая бесцеремонность и грубость манер показались мне еще хуже, чем при нашей первой встрече.

Увидев меня, он подмигнул с улыбкой. Потом подошел и обнял меня. Я с трудом скрыл отвращение. Он казался занятым и деловито расхаживал по комнате. Много раз спрашивал, не звали ли его к телефону. Тем не менее, в конце концов он уселся возле меня и стал расспрашивать, что я поделываю. Интересовался, когда я должен уехать на фронт. Я старался любезно отвечать на вопросы, но его покровительственный тон ужасно меня раздражал.

Узнав все, что его интересовало на мой счет, Распутин пустился в бессвязную беседу о Боге и братской любви. Я напрасно пытался найти в ней смысл или что-то в этом роде. Чем больше я его слушал, тем яснее мне становилось, что он сам не понимал, что говорит. Пока он разглагольствовал, я наблюдал благоговейное обожание его поклонниц. Они впитывали его слова, отмеченные для них глубоким мистическим смыслом.

Поскольку Распутин заявлял, что имеет дар исцелять все болезни, я подумал, а что если я попрошу полечить меня, это поможет мне к нему приблизиться. Я заговорил с ним о своем здоровье, жаловался на сильное утомление и неспособность медиков мне помочь.

– Я тебя вылечу, – сказал он. – Врачи ничего не понимают. У меня, дорогой мой, кто угодно выздоровеет, ибо я лечу, как Бог, божественными средствами, а не первым попавшимся лекарством. Ты сам увидишь.

Его прервал телефонный звонок: «Это наверняка меня, – сказал он нервно.

– Поди, узнай, в чем дело», – приказал он мадемуазель Г. Она поднялась послушно и без малейшего удивления этим командирским тоном.

Звали, действительно, Распутина. Поговорив по телефону, он вернулся с расстроенным лицом, попрощался и уехал.

Я решил не искать встречи с ним, пока он сам не выразит желания.

Я ждал недолго. В тот же вечер мадемуазель Г. прислала мне записку, в которой передавала извинения Распутина за внезапный отъезд. Она просила прийти к ней на следующий день и принести гитару по просьбе «старца», услыхавшего, что я пою, и пожелавшего послушать. Я поспешил принять приглашение.

На этот раз я снова пришел к Г. перед Распутиным. Я воспользовался этим, чтобы спросить мадемуазель Г. почему он так спешно ушел накануне.

– Его известили, что одно важное дело приняло неблагоприятный оборот. Но, – поспешила она добавить, – все устроилось. Григорий Ефимович рассердился, очень кричал, и «там» испугались и уступили ему.

– Где это «там»? – спросил я.

Мадемуазель Г, поколебалась.

– В Царском Селе, – сказала она, наконец, неохотно.

Я понял, что дело, так взволновавшее «старца», было назначение Протопопова[156]156
  Протопопов Александр Дмитриевич (1866–1918), государственный и общественный деятель, крупный землевладелец и промышленник, член III и IV Государственной Думы, с 1914 г. – товарищ председателя Думы. В 1916 г. сблизился с Г. Распутиным и при его содействии в сентябре того же года назначен министром внутренних дел.


[Закрыть] на пост министра внутренних дел. Партия Распутина желала этого любой ценой, тогда как государь не соглашался. И вот «старцу» было достаточно самому явиться в Царское Село, чтобы получить все.

Распутин прибыл, казался в великолепном настроении и расположенным к общению.

– Не обижайся, дорогой, на мое вчерашнее поведение, – сказал он мне, – Что я мог поделать? Надо наказывать злоумышляющих, их в последнее время очень много.

– Я все устроил, – продолжал он, обращаясь к мадемуазель Г. – Мне надо было самому сходить во дворец. Придя, я нос к носу столкнулся с Аннушкой[157]157
  Анна Вырубова.


[Закрыть]. Она только хныкала и повторяла: «Дело сорвалось, Григорий Ефимович, одна надежда на вас. Слава Богу, вы здесь». Меня приняли немедленно. Она была в дурном настроении, он ходил по комнате большими шагами. Я заговорил, и они тут же успокоились, особенно когда я пригрозил, что уеду и брошу их на произвол судьбы; тогда они на все согласились.

Мы перешли в столовую. Мадемуазель Г. разлила чай и предложила Распутину много сластей и пирожных.

– Видишь, какая она любезная и добрая, – сказал он. – Всегда обо мне думает, А ты принес гитару?

– Она здесь.

– Хорошо. Спой, мы послушаем.

Я сделал большое усилие над собой, взял гитару и стал петь цыганский романс.

– Ты очень хорошо поешь, – сказал он, – поешь с душой. Спой еще что-нибудь.

Я пел романсы, веселые и грустные; Распутин требовал, чтобы я продолжал.

– Я вижу, мое пенье вам нравится, – сказал я, – но если бы вы знали, как мне худо. У меня нет ни энергии, ни желания работать, и у меня не получается так, как хотелось бы; я очень быстро устаю, и здоровье не восстанавливается, несмотря на усилия врачей.

– Я тебя поставлю на ноги в один миг. Поехали вместе к цыганам, и твоя болезнь исчезнет, как по волшебству.

– Я не раз там бывал, и не почувствовал никакого улучшения, – ответил я, смеясь.

Распутин тоже засмеялся.

– Это совсем другое дело, милый, если ты поедешь со мной. Со мной веселятся совсем по-другому. Поехали, увидишь, как все пойдет хорошо.

И Распутин рассказал со всеми подробностями, как он проводит время у цыган, как поет и пляшет вместе с ними.

Мадемуазель Г. и ее мать казались очень недовольными. Неуместная откровенность почтенного «старца» их смутила.

– Не верьте, – сказали они. – Григорий Ефимович шутит и наговаривает на себя то, чего никогда не было.

Эта попытка отстоять его репутацию повергла Распутина в такой гнев. Что он стал стучать кулаком по столу, приказывая женщинам молчать.

Потом он снова обратился ко мне:

– Ну, поедешь со мной? Повторяю, что я тебя вылечу. Увидишь… Ты меня еще поблагодаришь… Мы и ее возьмем с собой, – показал он на мадемуазель Г.

Мадемуазель Г. покраснела, ее мать встревожилась:

– Григорий Ефимович, – сказала она, – что с вами? Зачем вы клевещете на себя и впутываете мою дочь в это дело? Она желает молиться с вами, а вы хотите везти ее к цыганам. Нехорошо так говорить…

– А что ты думаешь? – ответил Распутин, бросая на нее злобный взгляд. – Ты разве не знаешь, что со мной можно ходить где угодно и не согрешить? Что с тобой сегодня? А ты, милый, – продолжил он, обращаясь ко мне, – не слушая ее, делай, что я говорю, и все будет хорошо.

Предложение ехать к цыганам мне вовсе не улыбалось, но, не желая совсем отказываться, я ответил уклончиво, что я в Пажеском корпусе и мне запрещено появляться в увеселительных местах.

Но Распутин настаивал на своей идее. Он уверял, что переоденет меня до неузнаваемости, и никто ничего не узнает. Тем не менее, он не добился от меня окончательного ответа, я лишь пообещал позвонить ему позднее.

Уходя, он сказал; «Я хочу видеть тебя часто. Приходи ко мне пить чай. Только предупреди заранее». И он несколько раз бесцеремонно похлопал меня по плечу.

* * *

Наши отношения, столь необходимые для выполнения моего плана, налаживались. Но чего мне стоило сближение с Распутиным! После каждой встречи мне казалось, что я осквернен. Я позвонил ему вечером, чтобы сказать, что решительно не могу ехать к цыганам, поскольку завтра экзамен в Пажеском корпусе, к которому я недостаточно готов. Занятия действительно отнимали у меня все время, и я должен был отложить наши встречи.

Спустя некоторое время я встретил мадемуазель Г.

– Вам не стыдно? – сказала она. – Григорий Ефимович все время вас ждет.

Я согласился на предложение сопровождать ее назавтра к «старцу».

Приехав на Фонтанку, мы оставили машину на углу Гороховой и пешком дошли до дома № 64, где жил Распутин. Предосторожность, необходимая для тех, кто хотел нанести ему визит, не привлекая внимание полиции, следившей за домом. Мадемуазель Г. сказала, что агенты, приставленные к «старцу», находятся на главной лестнице, и мы поднялись в его квартиру по черной. Распутин открыл сам.

– Наконец-то, вот и ты, – сказал он мне. – Я на тебя сердился. Я тебя уже сколько дней жду.

Он провел нас из кухни в спальню. Она была маленькая и очень просто обставленная. В одном углу вдоль стены стояла узкая кровать, покрытая лисьей шкурой, подарком Вырубовой. Возле кровати стоял большой сундук, расписанный узорами. В противоположном углу висели иконы, перед которыми горела лампадка. На стенах висели портреты государя и императрицы и несколько аляповатых лубочных картин с библейскими сценами. Оттуда мы прошли в столовую, где уже был накрыт чай.

Вода кипела в самоваре: на столе стояло множество тарелок с бисквитами, пирожными, орехами и сладостями всех сортов, стеклянные вазочки с фруктами и вареньем, а в середине корзина цветов.

Мебель была массивная, дубовая, стулья с высокими спинками; громоздкий буфет с посудой царил в комнате. Несколько очень плохих картин украшали стены; бронзовая люстра с большим стеклянным абажуром освещала стол.

Квартира имела мещанский вид и дышала довольством.

Распутин налил нам чай. Сначала разговор тянулся, поминутно прерываемый телефонными звонками или посетителями, которых он принимал в соседней комнате. Это хождение взад-вперед, кажется, его раздражало.

Во время одной из его отлучек в столовую принесли большую корзину цветов с приколотой запиской.

– Неужели это для Григория Ефимовича? – спросил я у мадемуазель Г.