Текст книги "Перед изгнанием. 1887-1919"

Перед возвращением в Россию мы провели несколько дней в Риме. Я бесконечно жалею, что не использовал такое путешествие лучше. Венеция и Флоренция произвели на меня сильное впечатление, но я был еще слишком молод, чтобы оценить их красоту, и воспоминания, вынесенные мною из этого путешествия по Италии, не содержат ничего, как было видно, особенно художественного!

Глава VI

Св. Серафим[72]72
  Серафим Саровский (в миру – Прохор Исидорович Мошнин) (1759–1833). Прославление о. Серафима, о котором пишет автор, состоялось в июле 1903 г. Второе обретение святых мощей после их исчезновения из Сарова в 20-х гг. произошло в 1991 г. Святые мощи находились в фондах Ленинградского музея истории религии и атеизма. Из Казанского собора, где размещается музей, святые мощи в феврале 1991 г. доставили в Москву, а в июле того же года торжественно перевезли в Дивеевский монастырь.


[Закрыть]. – Японская война. – Черногорки. – Ревельская встреча

В 1903 году царь Николай II, окруженный всей императорской семьей, лично возглавил церемонию канонизации блаженного Серафима, умершего со святым благоуханием в Саровском монастыре, лет за семьдесят до того!.

Хотя история Св. Серафима не связана непосредственно с историей моей и моей семьи, я считаю нужным рассказать ее здесь, поскольку она баюкала меня в детстве. Канонизация этого знаменитого монаха наделала много шума в России, когда мне шел примерно шестнадцатый год.

Отец Серафим родился в 1759 году в Курске, в семье торговца по фамилии Мошнин. Его родители были людьми честными и набожными. Он сам с детства выказывал признаки большой набожности и часами молился перед иконами.

Однажды они с матерью поднялись на строящуюся колокольню, он поскользнулся и упал с высоты более пятидесяти метров на мостовую. Мать, обезумев, торопливо спустилась, думая найти ребенка мертвым. Каково же было ее изумление и радость, когда она увидела его стоящим, и, казалось, ему не причинилось ни малейшего вреда. Шум об этом разнесся по городу, и дом Мошниных был полон людьми, хотевшими увидеть чудесного ребенка. Впоследствии он много раз был под угрозой смерти, и каждый раз чудесно спасался.

В восемнадцать лет он ушел в Саровский монастырь, но в зрелом возрасте монастырская жизнь показалась ему слишком изнеженной, и он удалился в лесной скит. Там он прожил пятнадцать лет в посте и молитве. Окрестные жители часто приносили ему пищу, которую он раздавал птицам и диким зверям, с которыми жил как с родными. Настоятельница соседнего монастыря, придя однажды его повидать, испугалась, увидав огромного медведя, спавшего у его дверей. Отец Серафим уверял ее, что медведь не сделает ей зла, поскольку это его друг и приносит ему каждый день лесной мед. Чтобы ее убедить, он послал медведя поискать меду; животное повиновалось и вернулось немного времени спустя, неся в лапах соты с медом, который Серафим отдал изумленной монахине.

Говорили, что он провел 101 день и 101 ночь, стоя на камне с поднятыми к небу руками, повторяя молитву: «Господи, сжалься над нами, бедными грешниками!

В другой раз, когда он возвратился в свой скит, неизвестные прокрались туда и потребовали у него денег. Когда он сказал, что не имеет денег, они избили его дубинами и оставили умирать. Его нашли без сознания, в крови, с разбитым черепом и переломанными ребрами. Восемь дней он был при смерти, но отказывался от всякой врачебной помощи. На девятый день ему было видение Богородицы; его состояние улучшилось и вскоре он совершенно выздоровел. Он вернулся в монастырь, где закрылся в своей келье, дав обет молчания на пять лет. К концу этого срока, светясь божественной милостью, он полностью отдался спасению ближних. Ему уже было шестьдесят шесть лет. Вся Россия его знала и чтила. Тысячи богомольцев приходили издалека просить его о помощи и о молитвах. Он всех принимал с горячим сочувствием, давал советы, утешал, исцелял.

В 1825 году император Александр I приехал повидать его и долго с ним беседовал. Затем царь отправился в Таганрог, где, говорят, умер. Его смерть или, точнее, исчезновение, окружено тайной.

Александр I знал о существовании заговора с целью добиться отречения от престола его отца, Павла I. Убийство последнего так глубоко его потрясло, что в конце жизни он решил отказаться от власти и отправиться жить в уединении в глубине сибирских лесов. Он уехал в Таганрог на Азовском море, где было объявлено, что он умер. По словам некоторых, одетый нищим, он присоединился к партии приговоренных, отправляемых в Сибирь. Там он жил в скиту в лесу, и вскоре стал известен всей Сибири под именем Федора Кузьмича.

Вторая версия считалась легендой. Но после смерти этого отшельника в его деревянной лачуге нашли несколько личных вещей с монограммой императора Александра I, а когда большевики открыли гробницы царей в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге, его гробница оказалась пустой. Великий князь Николай Михайлович[73]73
  Великий князь Николай Михайлович (1859–1919), историк, председатель Русского Исторического общества. Среди его работ по истории: Император Александр I: Опыт исторического исследования. – СПб., 1912. Т. 1–2; Императрица Елизавета Алексеевна, супруга императора Александра I. – СПб., 1908–1909. Т. 1–3.


[Закрыть], автор интересных исторических этюдов и биографии Александра I, опроверг эту легенду, но когда я стал расспрашивать его о фактах, он мне сказал, что лично сам уверен, что это действительно правда, но должен был написать противное. Это также тайна.

Однажды о. Серафима посетила русская княжна, привезшая на носилках одного из своих племянников, больного так тяжело, что врачи от него отказались. Святой отец помолился, и вскоре присутствующие увидели его с нимбом и приподнявшимся над полом. Так он пребывал в продолжение молитвы. Наконец, обращаясь к больному, он сказал, что тот выздоровеет; это и произошло в действительности. Феномен левитации во время молитвы наблюдался много раз и в других обстоятельствах.

Однажды о. Серафим был найден распростертым, неподвижным и с закрытыми глазами. Прибежавшие монахи сочли его мертвым и с плачем опустились на колени. Но отец открыл глаза и сказал им: «Господь внял моим молитвам. Я просил открыть мне часть тайн того света, и Он взял меня к себе». Но неизреченное видение, которого он удостоился, не могло быть передано словами. Он умер очень старым в 1833 году, стоя на коленях в своей келье перед иконой Богородицы. Он был погребен в Саровском монастыре. Его могила стала местом паломничества и многих чудес. В келье было найдено много его рукописей. Говорят, что Святейший Синод, ознакомившись с ними, приказал их сжечь, причины чего никто не знает. Листочек, датированный 1831 годом, случайно избежал уничтожения и хранился у монахов. Там Св. Серафим писал, что спустя некоторое время после его канонизации, которая случится летом в Сарове, в присутствии последнего царя и его семьи, для России начнется эра несчастий и прольются реки крови. Эти ужасные беды допущены Богом, чтобы очистить русский народ, вырвать его из апатии и подготовить к великой судьбе, предназначенной ему Божьим Промыслом. Миллионы русских будут рассеяны по свету и вернут его к вере примером своего мужества и смирения. Россия, очищенная и воскресшая, вновь станет великой страной, и вселенский собор будет решать выбор власти. «Все это начнется через сто лет после моей смерти, и я призываю всех русских готовиться к этим великим событиям молитвами и терпением»[74]74
  Пророчество о судьбах России, русского народа и царствующей династии находилось в знаменитом Послании Серафима Саровского, адресованном императору, который будет на престоле в момент его прославления. Это Послание было передано императору Николаю II, присутствовавшему на прославлении Серафима Саровского.


[Закрыть].

* * *

Японская война, бывшая одним из крупнейших заблуждений царствования Николая II, привела к самым гибельным последствиям и отметила начало периода потрясений. Россия вовсе не была готова к войне. Те, кто толкал царя к ее объявлению, предали страну и династию.

Враги России использовали общее недовольство, чтобы восстановить массы против правительства. Повсюду вспыхивали забастовки; царская семья и министры стали жертвами многих покушений. Царь должен был пойти на компромисс и дать стране конституционное правительство, учредив Думу[75]75
  Государственная Дума существовала в России с 1906 по 1917 г. I Дума – с 27 апреля по 8 июля 1906 г; II Дума – с 20 февраля по 2 июня 1907 г. III Дума – с 1 ноября 1907 по 9 июня 1912 г.; IV Дума – с 15 ноября 1912 по 6 (19) октября 1917 г.


[Закрыть]. Императрица яростно сопротивлялась этому решению. Не понимая вовсе серьезности положения, она не допускала мысли, что нет никакого иного средства для противопоставления этому недовольству.

Открытие Думы состоялось 27 апреля 1906 года. Каждый с беспокойством ожидал его, поскольку все понимали, что это важное решение было обоюдоострым оружием, которое могло быть одинаково как вредно, так и полезно для интересов России.

В назначенный час императорская фамилия появилась, в большом параде, в Георгиевском зале Зимнего дворца. В первый раз зал этого дворца видел такое разношерстное собрание, некоторые члены которого имели довольно неряшливый вид. После пения «Тебе, Господи! царь произнес свою вступительную речь. Это первое собрание произвело тяжелое впечатление на большинство присутствующих, что предвещало дурное будущее. Если бы все депутаты были истинно русскими, воодушевленными патриотическим чувством, Дума могла бы сослужить великую службу правительству, но беспокойные и вредные элементы – среди которых много евреев – замешавшиеся туда, сделали из нее очаг революции. Политическая атмосфера сгущалась; Дума периодически распускалась, а покушения умножались.

Новые осложнения возникли, когда Гучков, депутат от кадетской партии, произнес подстрекательскую речь против правительства и великих князей. Он считал недопустимым, чтобы важнейшие посты в государстве, подразумевавшие самую большую ответственность, были доверены членам императорской семьи. Их неприкосновенность позволяет, говорил он, их любовницам и протеже безнаказанно пускаться в самые подозрительные комбинации.

Две дочери короля Черногории, великие княгини Милица и Анастасия Николаевны играли при дворе решающую роль[76]76
  Дочери короля Черногории Николая I Негоша: великая княгиня Милица Николаевна (1866–1951), в браке с великим князем Петром Николаевичем с 1889 г. Их дети – Марина (род. 1892), Роман (1896–1978), Надежда (род. 1898); великая княгиня Анастасия Николаевна (1868–1935), от первого брака с Г.М. Лейхтенбергским (развод в 1906 г.) двое детей: Сергей (род.1890), Елена (род.1892), в 1907 г. заключен брак с великим князем Николаем Николаевичем.


[Закрыть]. Первая была замужем за великим князем Петром Николаевичем[77]77
  Великий князь Петр Николаевич (1864–1931), генерал-адъютант, генерал-лейтенант, почетный председатель при главном военно-техническом управлении. Внук Николая I, сын великого князя Николая Николаевича-ст. и великой княгини Александры Петровны (Александра Ольденбургская), родной брат великого князя Николая Николаевича-мл.


[Закрыть]; вторая, сначала бывшая в браке с принцем Лейхтенбергским[78]78
  Принц Лейхтенбергский Георгий Максимилианович, князь Романовский (1858–1912).


[Закрыть], второй раз вышла за великого князя Николая Николаевича[79]79
  Великий князь Николай Николаевич-мл. (1856–1929), генерал-адъютант, генерал от кавалерии. С 1871 г. – в лейб-гвардии гусарском полку. В 1895–1905 гг. – генерал-инспектор кавалерии. В 1905–1908 гг. – председатель Совета по обороне. В 1905–1914 гг. – главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Во время первой мировой войны – Верховный главнокомандующий русской армией с 20 июля (2 августа) 1914 по 23 августа (5 сентября) 1915 г. После смещения с этого поста – главнокомандующий войсками Кавказского фронта.


[Закрыть]. В городе этих двух принцесс звали «Черная угроза»[80]80
  Милица Николаевна и Анастасия Николаевна имели множество прозвищ, в том числе: «черногорки», «галки», «черные галки», «черные сестры».


[Закрыть]. Очень занятые оккультизмом, они окружили себя подозрительными ясновидящими и пророками. Это благодаря им французский шарлатан Филипп[81]81
  Филипп – выходец из Франции. Гипнотизер, спирит.


[Закрыть], а позднее Распутин получили доступ к императорскому двору. Их дворцы были центрами теневых сил, которые так трагически околдовали наших несчастных государя и императрицу и ввергли страну в пропасть.

Мой отец, прогуливаясь однажды в Крыму по берегу моря, встретил великую княгиню Милицу в карете в обществе неизвестного. Отец поклонился, но она ему не ответила. Имев несколько дней спустя случай с ней говорить, он спросил ее о причине такого невнимания. «Вы не могли меня видеть, – ответила великая княгиня, – поскольку я была с доктором Филиппом, а когда у него на голове шляпа, он невидим, как и все, кто его сопровождает».

Одна из сестер великой княгини рассказывала мне, что, будучи ребенком, она видела, спрятавшись за занавес, прибытие Филиппа и говорила о своем изумлении, когда все присутствовавшие опустились перед ним на колени и целовали ему руку.

В Библии, в гл. 20 книги Левит написано: «И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед их, то Я обращу лице Мое на ту душу и истреблю ее из народа ее». (Лев. 20,6)

Две великие княгини слишком поздно заметили свою неосторожность, и уже были напрасны их старания открыть глаза Их Величествам.

Летом 1906 года в Петербурге узнали, что премьер-министр Столыпин подвергся покушению в своем летнем доме. Зная, что наша мать должна была в тот день нанести визит премьер-министру, мы ужасно беспокоились до самого ее возвращения. Она нам сказала, что покушение состоялось спустя несколько минут после ее отъезда. Она только что поднялась в карету, когда услыхала взрыв. Сам Столыпин не был задет, но бомба серьезно ранила одну из его дочерей.

Несколько позже прошел слух о другом покушении, предпринятом против императорской семьи, совершавшей, как и всякую осень, плавание по финским фьордам на яхте «Штандарт».

В точности так и неизвестно, что там произошло. Одни говорили, что яхта столкнулась с миной, поставленной революционерами; другие, что налетела на камень и что только ее тихий ход предотвратил катастрофу. Что бы там ни было, Их Величества вернулись здоровыми и невредимыми на борт «Полярной звезды», которую вдовствующая императрица послала за ними.

В то же лето ожидали визита английского короля Эдуарда VII и королевы Александры[82]82
  Эдуард VII (1841–1910), король Великобритании в 1901–1910 гг., старший сын принца Альберта Саксен-Кобург-Готскою и королевы Виктории; королева Великобритании Александра, дочь датского короля Кристиана IX, сестра русской императрицы Марии Федоровны.


[Закрыть], которые должны были встретиться с императором и императрицей в Ревеле[83]83
  Речь идет о встрече Николая II и Эдуарда VII, состоявшейся в мае 1908 г. на ревельском рейде, которая знаменовала дальнейшее сближение России и Англии.


[Закрыть]. Когда английские монархи прибыли в Ревель, на борту «Виктории и Альберта» выяснилось, что король Эдуард забыл заранее примерить русский мундир, в котором должен был встречаться с царем, а теперь только обнаружил, что не может его застегнуть. Поспешно вызванный портной объявил, что не сумеет тотчас исправить положение, и королю пришлось отправляться завтракать на борт «Полярной звезды» полузадушенным и в самом дурном настроении.

Это свидание царя с английским королем сильно обеспокоило общественное мнение в Германии. Германия считала, что опасно доверяться Англии, которую она считала худшим врагом России[84]84
  Министр иностранных дел А.П. Извольский сделал все возможное, чтобы сближение России с Англией не привело к обострению отношений с Германией. Он посетил Берлин, официально опроверг слухи о том, что в Ревеле шла речь об англо-франко-русской коалиции против Германии. Николай II и П.А. Столыпин подтвердили это заявление. В Берлине же ревельская встреча была расценена как очередной шаг к образованию антигерманской коалиции.


[Закрыть]. Многие русские разделяли это мнение; это были те же, кто осуждал союз, заключенный Александром III с Францией[85]85
  Речь идет о франко-русской конвенции, подписанной в 1892 г. и ратифицированной в 1894 г. Заключение этого союза определило серьезные изменения в европейском международном положении. Мощные военные державы Европы разделились на два враждебных лагеря: Россия и Франция, Германия и Австрия; оставшаяся вне группировок Англия пыталась использовать их борьбу в своих интересах.


[Закрыть], ссылаясь на то, что монархия не может объединяться с республикой против другой монархии, и что только союз между Россией, Германией и Францией мог укрепить мир между государствами.

Императорская семья вернулась в Ревель, чтобы принять там г-на Фальера[86]86
  Фальер Клеман Арман (1841–1931), французский государственный деятель, с 1906 по 1913 г. – президент Французской республики.


[Закрыть], президента Французской республики. Но прием, оказанный ему, не имел такого грандиозного размаха, которым был отмечен прием английских монархов. Французы не упустили этого заметить и, говорят, были крайне недовольны.

Глава VII

Наши жилища. – Санкт-Петербург. – Мойка, ее слуги и гости. – Ужин в «Медведе»

Наши сезонные перемещения обусловливались почти неизменным порядком: зима делилась между Петербургом, Царским Селом и Москвой; летом мы жили в Архангельском, осенью в нашем имении Ракитное, к концу октября мы уезжали в Крым. Мы редко ездили за границу. Иногда родители возили нас с братом на свои многочисленные заводы и земли, рассеянные по всей России; некоторые из них были настолько отдалены, что мы так дотуда и не добрались. Одно из этих владений, расположенное на Кавказе, простиралось на 200 километров по берегу Каспийского моря. Там было столько нефти, что она словно пропитала почву, и наши крестьяне смазывали ею колеса телег.

Для этих дальних переездов у нас был свой вагон, где мы располагались гораздо лучше, чем в домах, которые не всегда были готовы к нашему приезду. В вагон входили через вестибюль, который летом был вроде веранды, там ставились вольеры, и пение птиц перекрывало монотонный шум поезда. В салоне-столовой, обшитом красным деревом, сиденья были обтянуты зеленой кожей, а окна обрамлены шторами из желтого шелка. Далее следовали спальни родителей, брата и моя, обе очень веселые, обитые кретоном со светлой деревянной обшивкой, и ванная комната. Завершали наши апартаменты несколько купе, предназначенные для друзей. Персонал, всегда многочисленный, занимал купе перед кухней, находившейся в конце вагона. Другой вагон, устроенный на тот же манер, стоял на русско-германской границе для заграничных поездок, но мы так никогда его и не использовали. Во всех поездках нас сопровождала толпа людей, без которых отец не мог обойтись. Мать предпочла бы, чтобы было по тише, но она всегда старалась быть любезной с друзьями отца. Что касается нас с братом, то мы их не любили, поскольку они лишали нас общения с матерью. Надо сказать, что эта антипатия была взаимной.

* * *

Санкт-Петербург, прозванный Северной Венецией из-за своего расположения в дельте Невы, был одной из прекраснейших столиц Европы. Невозможно представить себе красоту Невы с ее набережными из розового гранита и великолепными дворцами по берегам. Гений Петра Великого и Екатерины II чувствуется в безукоризненном порядке сооружений.

Императрица Александра поручила немецкому декоратору сделать рисунок решетки сада, разбитого перед Зимним дворцом. Этот дворец, выстроенный в начале ХVIII века императрицей Елизаветой, – шедевр знаменитого архитектора Растрелли. Решетка была чудовищна, но, что бы ни делали, чтобы его обезобразить, Зимний дворец всегда сохранял свое величие.

Петербург не был городом целиком русским. Он испытал европейское влияние, привнесенное императрицами и великими княгинями, которыми двести лет становились иностранные принцессы, чаще всего немецкие, а также присутствием дипломатического корпуса. За исключением нескольких семей, сохранивших традиции старой Руси, большинство аристократов стали космополитами. Они часто жили за границей, и их предпочтение всего иностранного доходило до снобизма. Сделалось хорошим тоном отправлять белье для стирки в Париж или Лондон. Большинство современников матери подчеркнуто говорило только по-французски, а по-русски с иностранным акцентом. Нас с братом эти манеры раздражали, и мы старым дамам, обращавшимся к нам по-французски, всегда отвечали по-русски. Нас находили смешными и плохо воспитанными. Мы об этом не заботились, предпочитая этому напыщенному обществу богемные круги, которые нас развлекали.

Как и повсюду, чиновники в большинстве своем были людьми коррумпированными и бессовестными, раболепными перед высшими, думающими лишь о собственных интересах и совершенно не имеющими национального чувства. Что касается «интеллигенции», это было скопление беспорядка и анархии, очень опасное для страны.

С преобладающими еврейскими возмутителями, эта группировка старалась поднять народ против правительства и аристократии, сея повсюду ненависть и вражду. Когда ее представители взяли власть при Керенском, они показали свою неспособность управлять.

Императорские театры Петербурга и Москвы заслужили свою славу. Уже к середине ХVIII века они являлись в полном смысле русскими театрами, хотя большинство актеров были иностранцами. Первый национальный театр был создан в 1756 году в царствование Елизаветы по инициативе ее советника, князя Бориса Юсупова. Русский театр обрел новую жизнь, когда императрица Екатерина II доверила моему предку дирекцию всех императорских театров. Можно сказать, что влияние князя Николая легло в основу развития русского театра, высокий художественный уровень которого поддерживается до сих пор, несмотря на все трагические потрясения.

В России все обрушилось, кроме театра.

Благодаря инициативе Сергея Дягилева, первым открывшего Западной Европе богатства русского искусства, опера и балет приобрели мировое признание. Кто не помнит энтузиазма, возбужденного их первым появлением в Париже на сцене Шатель в 1909 году? Дягилев умел окружать себя исключительными артистами: Шаляпин – незабываемый Борис Годунов, такие декораторы, как Бакст и Александр Бенуа, танцовщики и танцовщицы, как Нижинский, Павлова, Карсавина и сколько других! Эти артисты зачастую были за границей известны не менее, чем в России, и многие из них воспитали учеников, которые теперь поддерживают традиции императорского балета.

А вот наши актеры, как и все русское драматическое искусство в общем, менее известны за границей. Лишь в России можно было услышать наших великих актеров в классическом репертуаре или в постановках, основанных на национальном фольклоре. Пьесы Островского, Чехова, Горького всегда шли с величайшим успехом. Мы с Николаем никогда не пропускали хорошего спектакля и не упускали возможности лично познакомиться с некоторыми из этих блестящих исполнителей.

* * *

Наш петербургский дом находился на набережной Мойки. Фасад его выделялся своими пропорциями. Очень красивый внутренний двор, полукруглый и с колоннадой, одной стороной выходил в сад.

Это жилище было подарено императрицей Екатериной II моей прабабке, княгине Татьяне. Дом был наполнен произведениями искусства, как настоящий музей, и осматривать его никогда не надоедало. К несчастью, изменения, сделанные моим дедом, сильно его изуродовали, только несколько салонов, бальный зал и картинные галереи сохранились с ХVIII века. Эти галереи вели в маленький театр в стиле Людовика ХV.

В нем шли представления, а после спектакля там накрывали ужин – исключая дни больших приемов, собиравших иногда более двух тысяч человек. Ужин тогда подавали в галереях, а фойе предназначалось для императорской фамилии. Эти приемы всегда удивляли иностранных гостей. Их поражало, что в частном доме можно предложить стольким приглашенным горячий ужин на севрском фарфоре или серебряной посуде.

Наш старый метрдотель Павел никому не уступал привилегии прислуживать императору. Он был уже очень стар и подслеповат и частенько проливал вино на скатерть. В последний раз, когда на Мойке принимали государя, он отсутствовал: от него постарались скрыть этот прием. Царь заметил его отсутствие и с улыбкой сказал матери, что в этот вечер скатерть имеет шанс остаться чистой. Но в конце концов старый Павел появился, как привидение, с манишкой на груди, и неверными шагами направился прямо к креслу государя. Там, на своем месте, он оставался до конца ужина. Чтобы сберечь скатерть, Николай II заботливо поддерживал руку старика, когда тот наливал ему питье.

Павел служил у нас больше шестидесяти лет. Он знал всех знакомых моих родителей и обходился с ними в зависимости от своих симпатий и антипатий, никогда не считаясь с их достоинствами или рангом; приглашенный, не пользовавшийся его расположением, мог остаться без вина или десерта. Когда генерал Куропаткин[87]87
  Куропаткин Алексей Николаевич (1848–1925), генерал от инфантерии, генерал-адъютант, член Государственного Совета. С февраля 1904 г. командующий Маньчжурской армией, с октября 1904 по март 1905 г. главнокомандующий вооруженными силами на Дальнем Востоке.


[Закрыть], руководивший неудачными военными действиями на Дальнем Востоке в 1905 году, случался среди гостей, наш старый метрдотель поворачивался к нему спиной, выражая свое презрение, плевал на пол и отказывался обслуживать его за столом.

Назову еще Григория, нашего главного швейцара, в треуголке с плюмажем и алебардой. Этот был менее суров к незадачливому генералу. Однажды в 1914 году мы принимали вдовствующую императрицу; Григорий приблизился к ней и сказал: «Знает ли Ваше Величество, почему при назначении командующих армиями был забыт генерал Куропаткин? Если бы он получил командование, он мог бы искупить свой ошибки в войне с Японией». Императрица передала сыну слова нашего швейцара. Через две недели мы узнали, что генерал Куропаткин получил командование дивизией!

Наши домашние были очень преданы нам и усердно исполняли свои обязанности. В эпоху, когда дома еще освещались свечами и лампами, в осветителях состояло довольно большое число слуг. Слуга, руководивший этой командой, был так огорчен введением электричества, что с горя запил и вскоре от этого умер.

Наши слуги набирались отовсюду понемногу: арабы, татары, негры и калмыки оживляли дом своими пестрыми костюмами. Все они были под присмотром Григория Бужинского. Когда большевики пришли грабить наше жилище, этот верный слуга показал, как безгранично он был предан нам: он умер под пытками, но так и не выдал палачам тайников, где были спрятаны наши драгоценности и другие ценные вещи. Жертва оказалась напрасной, потому что все было найдено несколько лет спустя, но это не умалило его подвига, и я хочу воздать здесь должное героической верности Григория Бужинского, который не отступил перед ужасной смертью, чтобы не предать своих хозяев.

Подвалы Мойки были лабиринтом бронированных комнат, герметически закрывавшихся, специальное устройство позволяло заливать их водой в случае пожара. В этих подвалах хранились не только бесчисленные бутылки вина лучших марок, но и столовое серебро и фарфоровые сервизы для больших приемов, а также многочисленные произведения искусства, которым не нашлось места в галереях и в салонах. Из них можно было бы создать музей, и я возмущался, видя их заброшенными в пыли и забвении.

На первом этаже находились апартаменты отца, выходившие на набережную Мойки. Они были довольно уродливы, но буквально набиты произведениями искусства и ценными безделушками: картинами старых мастеров, миниатюрами, бронзой, фарфором, табакерками и прочим. В это время я не очень увлекался произведениями искусства, но моей страстью, несомненно наследственной, были каменья. Одна из витрин содержала три статуэтки, которые мне особенно нравились: Будда, вырезанный из рубина, Венера из сапфира и бронзовый негр, держащий корзинку, полную драгоценных камней.

Рядом с рабочим кабинетом отца находился мавританский зал, выходивший в сад. Этот зал, щедро украшенный мозаикой, был точной копией комнаты в Альгамбре: мраморные колонны окружали центральный фонтан, вдоль стен стояли диваны, покрытые персидскими тканями. Мне нравилась эта комната своим восточным, полным неги стилем; Я любил здесь предаваться мечтам, В отсутствие отца я устраивал там живые картины. Сидя на диване, в драгоценностях матери, я представлял себя сатрапом, окруженным рабами… Однажды я сочинил сцену, изображавшую наказание непокорного раба – в данном случае Али, одного из наших слуг-арабов. Он, распростершись, делал вид, что молит о прощении. В тот момент, когда я занес кинжал, чтобы поразить виновного, открылась дверь и вошел отец. Нечувствительный к моим режиссерским талантам, он ужасно рассердился и закричал: «Вон отсюда!» И все мы, и сатрап, и рабы, убежали, толкаясь. С тех пор мне был запрещен доступ в мавританский зал.

С противоположной стороны от апартаментов отца, в конце анфилады залов, находился музыкальный салон, где покоилась коллекция скрипок и где никто никогда не музицировал.

Комнаты матери были на втором этаже и выходили в сад. На этом этаже были также парадные залы, гостиные, бальный зал и картинные галереи, примыкавшие к театру. Моя бабка с отцовской стороны, брат и я жили на третьем этаже, где была также домашняя церковь.

Настоящим сердцем дома были комнаты матери. Они казались как бы отблеском ее утонченной личности, отражением и продолжением ее доброты и милосердия. В ее спальне, обтянутой голубым узорчатым шелком, стояла мебель розового дерева, украшенная инкрустациями; в длинных витринах хранились ее украшения. В приемные дни двери были открыты, и всякий мог полюбоваться на великолепные драгоценности матери. Эта комната заключала тайну: в ней часто слышался голос женщины, звавшей каждого по имени. Горничные прибегали, думая, что хозяйка их зовет, и никого не находили. Мы с братом сами много раз слышали эти таинственные призывы.

В малой гостиной стояла мебель, принадлежавшая некогда Марии-Антуанетте, стены украшала живопись Буше, Фрагонара, Ватто, Гюбера Робера и Грёза, люстра горного хрусталя была из будуара маркизы де Помпадур. Самые ценные безделушки были рассеяны по столам и витринам: золотые или эмалевые табакерки, пепельницы, аметистовые, топазовые, нефритовые, в золотых оправах, инкрустированных камнями. Мать обычно находилась в этой комнате, всегда полной цветов. Если она была вечером одна, мы с братом там с ней обедали. Накрывали круглый стол, освещенный хрустальными канделябрами. Светлый огонь, мерцающий в очаге, и пламя свечей заставляли сверкать кольца на тонких пальцах матери.

Я всегда с умилением вспоминаю наши вечера счастливой близости в этой очаровательной малой гостиной, изысканном обрамлении изящной женщины. Мы испытывали тогда минуты полного счастья. Нам было невозможно в тот миг предвидеть или просто представить себе несчастья, ожидавшие нас в будущем.

* * *

С приближением Рождества на Мойке воцарялось большое оживление. Приготовления длились много дней. Взобравшись на лестницы, мы вместе со слугами украшали огромную елку, верхушка которой достигала потолка. Сверкание стеклянных шаров и «волос ангела» особенно очаровывало наших восточных домочадцев. Нетерпение возрастало с прибытием поставщиков, приносивших подарки, предназначенные для наших друзей. В день Рождества нашими гостями были в основном дети нашего возраста, приезжавшие с чемоданами для подарков. После раздачи подарков мы пили шоколад с вкуснейшими пирожными. Затем все дети собирались в зале для игр, где были «русские горки».

Мы много веселились, но праздник, как правило, оканчивался дракой, в которой я первый и участвовал, радуясь возможности поколотить тех из товарищей, которые мне не нравились и были слабее меня.

На следующий день устраивался другой праздник – для слуг и их семей. За месяц до него мать заводила лист, где всякий мог написать, какой подарок он хотел бы получить. Молодой араб Али, игравший роль приговоренного в памятном представлении в мавританском зале, попросил однажды «блестящую игрушку», имея в виду не что иное, как диадему из жемчуга и бриллиантов, которую мать надевала, отправляясь на бал в Зимний дворец. Али был буквально ослеплен, когда мать, всегда одевавшаяся просто, показалась ему в придворном туалете и усыпанная каменьями. Он несомненно принял ее за какое-то божество, поскольку распростерся перед ней, и потребовались неимоверные усилия, чтобы уговорить его оставить эту позу.

Пасха праздновалась с большой торжественностью. Ближайшие друзья и большинство слуг были с нами на службах Святой недели в нашей церкви, в том числе и на полночном богослужении, которое по православному обряду совершается в ночь перед Воскресением. После службы для многочисленных гостей устраивали ужин. Это пиршество всегда происходило в традициях Гаргантюа: молочный поросенок, гуси, фазаны. Лилось рекой шампанское, приносили пасхальные куличи, украшенные бумажными розами и окруженные горами крашеных яиц. На следующий день после такого пиршества мы почти все бывали больны.

После еды мы с родителями спускались в буфетную. Мать следила, чтобы слуги всегда были хорошо накормлены, и их стол почти не отличался от нашего. Мы желали им счастливой Пасхи и по старому русскому обычаю троекратно целовались с каждым.

Одной из причуд отца было постоянно менять столовую, мы почти каждый день обедали в другой комнате, что серьезно осложняло обслуживание. Мы с Николаем часто опаздывали и иной раз должны были обежать весь дом, прежде чем находили, где накрыт обед.

Родители держали открытый стол, и число приглашенных никогда не было известно заранее. Многие из тех, кто наводнял наш дом в часы трапез, часто с детьми, были людьми нуждающимися, они более или менее поддерживали свое существование за счет богатых семей, поочередно у них обедая. Этих можно было извинить. Других в меньшей степени, таких, например, как одна старая дама, очень богатая, владелица прекрасного дома, сделавшая правилом всегда есть у других. Она приезжала с большим опозданием и, входя, кричала с невероятным апломбом: «Еда дикарей окончена, я хочу завтракать спокойно!»

Генерал Бернов, о котором я говорил выше, и княжна Вера Голицына, подруга матери, терпеть не могли друг друга и не упускали случая за столом или в ином месте обменяться колкостями. Однажды вечером, когда генерал был особенно не в духе, он отказался проводить княжну домой, как было условлено. «Идите, – сказала она ему, – Вы всегда одинаково глупы как по приезде, так и по отъезде!» У нее был ревматизм в пальце правой руки, и она часто обсасывала этот палец, уверяя, что таким образом облегчает свои страдания. Я всегда отказывался целовать ей руку. Собственное безбрачие было темой постоянных се сожалений; «Мне жаль, что я осталась старой девой, – часто говорила она матери, – и никогда не узнаю, как это происходит».