Текст книги "Америго. Человек, который дал свое имя Америке"

Проблема аутентичности

Автор не был единственным, кто стремился зарабатывать на рассказах о своих путешествиях. Во времена вояжей Веспуччи приключения Колумба уже стали сенсацией и раззадорили аппетит читателей, требовавших литературы такого же рода. Издатели ждали материал. Доверенные лица сильных мира сего устремились к печатному станку, желая утвердить права на долю для своих патронов или государств в потенциальной прибыли, которую обещали открытия первопроходцев. Первым документом, в котором были описаны открытия Колумба, стало произведение, предположительно написанное им самим и близкое к материалам, которые предоставил именно он, но обработанное с некоторыми исправлениями слугами короля Кастилии[211]211
  D. Ramos, La primera noticia de America (Valledolid, 1986).


[Закрыть]. Литературный агент адмирала отредактировал его бумаги настолько сильно, что иногда трудно отличить оригинальный голос от редакторского.

Бо́льшая часть литературы 16-го века о путешествиях состояла исключительно из вымышленных приключений. Иногда это честно и искренне признавалось, или произведение имело явно сатирическую направленность, но иногда тексты намеренно маскировались под правдивые отчеты об открытиях – о новых Канарских островах, Эльдорадо, землях амазонок, молодильных фонтанах, проливах, ведущих в Арктику. Некоторые из них обманывали настоящих мореплавателей, посвящавших всю свою жизнь поиску придуманных чудес и терявших на этом свои состояния. Подобная традиция длилась веками. Капитана Кука возмутили украшательства его отчетов о путешествиях, которыми их дополнили при подготовке в печать. Первые проникновения в Новую Гвинею в конце 19-го века вдохновили чрезвычайно реалистичных Мюнхгаузенов. Даже сегодня лишь несколько писателей о путешествиях могут поставить свою честь на кон, утверждая, что пишут чистую правду. Фальшь была частью жизни исследователя. Я не имею в виду, что они обязательно лгали – хотя и Колумб, и Веспуччи, подозреваю, были врожденными и патологическими врунами. Выдумки, в которые вы искренне верите – не ложь, когда вы рассказываете их другим людям.

Отчасти поэтому карьера Веспуччи породила наиболее проблематичные нарративы во всей истории этого лукавого жанра. Историки трактовали их как некие манускрипты теологического характера, извлекая те отрывки, которые подтверждали их собственные тезисы и давали право поставить печать аутентичности, и отбрасывая другие куски как подделки. Мы можем извлечь пользу из документов, если начнем понимать, что ничто из написанного Веспуччи – это касается и других заинтересованных в своих произведениях авторов, включая меня – не является священным, чистым или свободным от требований момента. Искажения начались, когда Америго первый раз обмакнул перо в чернила.

Некоторые источники искажений являются общими для текстов исследователей того времени и хорошо иллюстрируются случаем Колумба. Среди них подтасовки рекламного свойства, обусловленные необходимостью рекрутировать наемников, а также находить финансовую помощь и политическую поддержку. Другие искажения или сказочные планы объясняются желанием преувеличить собственное значение, ибо почти каждый, кто готов был принять все риски, связанные с жизнью мореплавателя, шел на это из желания повысить свой статус, добиться богатства или стяжать славу. Часть написанного объяснялась поисками награды – особенно это касалось тех, кто состоял на службе у португальской или кастильской короны; их отчеты были также и probanzas (доказательствами) заслуг, на основе которых принимались решения о королевском патронаже, – примерно так, как современные фрилансеры расхваливают себя перед менеджерами более высокого уровня. И, конечно, литературные условности сильно влияли на авторов, сталкивавшихся с не имевшими аналогов открытиями. Авторов нельзя назвать нечестными, просто они пребывали в изумлении. Веспуччи и Колумб похожим образом пытались наполнить смыслом неожиданные миры, на которые они наткнулись, и… обращались за помощью к традиции. Наконец, каждый исследователь имел как свои цели, так и навязчивые идеи. Колумб стремился показать себя фигурой рыцарской стати, естественного благородства, божественным назначенцем и инструментом Провидения. Цель Веспуччи была более светской, более практичной и скромной, но она не менее мощно проявлялась в его текстах. Он хотел представить себя в виде мага, связанного с силами природы, с претензией на длительную славу.

Не приходится удивляться, что искажения укрупнялись по мере написания, так же как аппетит возрастает в процессе еды. В широком смысле отчеты Веспуччи о его путешествиях с течением времени всё дальше уходили от реальности. Я не хочу подвергать его какой-то особенной критике, ибо сказанное выше справедливо и в отношении Колумба и, без сомнения, других, менее знаменитых мореплавателей. По мере того как множились обиды Колумба, он становился всё более резким и неубедительным в своих утверждениях. Чем более разочаровывал его мир, тем глубже он погружался в свои мессианские иллюзии и космографические таблицы с религиозной окраской. До некоторой степени тексты Эрнана Кортеса следуют тому же образцу. Последний начал захват Мексики с чисто мирским мышлением и закончил в состоянии лихорадочного возбуждения, мечтая основать в Новом Свете церковь по апостолическим лекалам, дабы вытравить из нее зло христианства Старого Света.

В одном ключевом аспекте тексты Веспуччи отличаются от текстов Колумба и Кортеса: он написал не так много, – или, быть может, немногое из написанного сохранилось – в то время как Колумба отличала вербальная невоздержанность. Его неудержимая болтливость утомляла корреспондентов, а Кортес был плодовитым писателем и почитал себя обязанным снабдить короля и читающую публику детальными описаниями своих деяний. Веспуччи по сравнению с ними оставил огорчительно мало. Тексты, опубликованные при его жизни, были, очевидно, чересчур романтизированы – но кем?

Даже с учетом редакторских правок, нужно признать, что Веспуччи сам во многом ответственен за тот разрыв, что образовался между его реальным опытом и повествованием, которое он благословил. Он жаждал славы и хотел ее гарантировать, подправляя свои отчеты. Уместно вспомнить известный анекдот об Уинстоне Черчилле, который на вопрос, ждет ли он, что история будет вспоминать о нем по-доброму, ответил утвердительно, ибо «сам намерен участвовать в ее написании». В безусловно подлинном рукописном письме Веспуччи признается в намерении описать свои приключения для последующего их опубликования: «Все самые примечательные события, случившиеся со мной в этом путешествии, я собрал в одну небольшую книгу, потому что когда у меня выпадет свободное время, я смогу посвятить его тому, чтобы оставить по себе некоторую славу после смерти»[212]212
  Luzzana Caraci, I, 290.


[Закрыть]. Он добавил, что передал единственный экземпляр книги королю Португалии. Эта работа, если она вообще существовала, не сохранилась, но слова Веспуччи ясно показывают его мотив. Это такой мотив, который оставляет в душе отметины.

Сохранилось только шесть отчетов о вояжах Америго, написанных его рукой или от его имени, что затрудняет критическую оценку их подлинности, ибо для сравнительного анализа использованных образов, словаря и особенностей стиля недостаточно данных. Но и здесь можно выделить три раздела его эпистолярного, в широком смысле, наследия.

ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ

Рукописные отчеты

Два письменных отчета Веспуччи о его плаваниях сохранились вместе с кратким резюме о том, что он во время путешествия узнал об экспедиции конкурента. Еще три отчета были написаны в период между июлем 1500 года – дата, проставленная на первом документе, и летом 1502 года, когда, как можно судить на основании косвенных свидетельств, был написан третий недатированный документ. Ни один из этих документов, насколько нам известно, не был написан рукой Веспуччи; но все – переписчиками, имевшими свой «законный» интерес в этом материале, коммерческий или дипломатический, и не имевшими известных нам причин модифицировать, приукрашивать или цензурировать эти документы. Первый документ сохранился не менее чем в шести практически идентичных копиях, а третий – в двух, тоже почти идентичных. Эти многочисленные копии говорят о происхождении из общего источника и служат гарантией приблизительной точности текстов. Кроме того, письмо, известное как Фрагмент Ридольфи по имени ученого, обнаружившего его в 1937 году, которое Веспуччи написал в защиту содержания своих отчетов, подтверждает многие моменты в этих текстах. Фрагмент Ридольфи, в котором он дает отпор критикам, существует только в одной копии, и также написан не рукой Америго, но поскольку содержание его и других текстов из этого раздела друг другу соответствуют и дополняют, трудно сомневаться в его авторстве.

В манускриптах этого раздела, – в них Веспуччи выступает рассказчиком о своих собственных деяниях – есть много свидетельств того, как традиция и естественные предубеждения автобиографа сбивают автора-писателя с пути фактического отчета. Это должно быть очевидно читателю предыдущей главы, где наш анализ маршрутов Веспуччи основан на этих записях, и где конфликты с другими источниками и просто здравым смыслом становятся понятными. Мы вернемся к этим манускриптам в следующей главе, чтобы отделить зерна от плевел в свидетельствах, касающихся восприятия Веспуччи Нового Света и населяющих его людей. Добавим: существенная их часть может быть проверена путем сравнения с другими источниками. Составлялись документы примерно в те же времена, когда происходили события, о содержании которых мы либо знаем напрямую, либо можем быть в них уверены в достаточной мере, поскольку информация о них получалась более или менее надежными способами. Главное, что эти отчеты предельно точно говорят нам о том, что происходило в голове Веспуччи, о его мыслях и намерениях, хотя бы и не ставших реальностью.

Фрагмент Ридольфи явным образом задает новую тему. Его содержание – по сути, защита некоторых утверждений Веспуччи, встречающихся в его более ранних сохранившихся текстах, от сомнений, вопросов и открытых обвинений со стороны неизвестных читателей. И снова трудно удержаться от сравнения с Колумбом. Вместо того, чтобы стать объектом общего восхищения, исследователь подпал под подозрение; ему не верили и даже чернили скептически настроенные критики. Веспуччи отвечал, как и Колумб, с негодованием, граничащим с паранойей.

В письме нет ключа к идентификации адресата, но контекст очевиден. Корреспондент Веспуччи собрал критические замечания многих читателей, поэтому он сам, вероятно, принадлежал к числу «недовольных». Не все замечания были здравыми или дельными, но практически все – более или менее научными, а значит, эта группа состояла из ученых. Проглядывающая в критике ученость гуманистична в широком смысле, и источниковой базой вопросов являются Птолемей и Аристотель.

Тон ответов Веспуччи – одновременно задиристый и обиженный, и слишком расплывчатый для академических диспутов, с заметной долей боевитой риторики, включая сарказм и насмешку. Можно сделать предположение, что корреспондент был хорошо известен Веспуччи и мог принять без обиды стиль добродушного и не очень подшучивания. В тоне Веспуччи нет и намека на сдержанность; судя по всему, он был уверен в доброжелательности корреспондента и его снисходительности. Письмо написано на тосканском наречии, поэтому адресат, вероятно, находился в Италии; скорее всего во Флоренции. Веспуччи мог написать его на латыни или на кастильском языке, даже на португальском – при желании и для конкретной аудитории. Иными словами, хотя мы не можем идентифицировать корреспондента, в наших силах примерно его охарактеризовать. Это был образованный, с хорошими связями флорентийский ученый-гуманист.

Усиливали академическую критику высказываемые сомнения в коммерческой выгоде предприятия, в котором участвовал Веспуччи. К концу второго путешествия его проект, сильно напоминавший проект Колумба, заканчивался (как и последний) очевидной неудачей. Выходя в свое второе плавание, Америго встретил возвращающиеся суда Кабрала. А вскоре по окончании путешествия его ожидали еще худшие новости. В то время как Веспуччи вернулся домой с пустыми руками – и настолько униженным, что даже отказался признавать финансовый успех мотивом предпринятого им путешествия, подчеркивая лишь его научное значение – Жоау да Нова отправился на восток по разведанному португальцами маршруту и возвратился с целым состоянием. Лиссабонские инвесторы лихорадочно стали вкладывать деньги в подобные экспедиции, а Веспуччи отчаянно пытался защитить как будто обреченное на неудачу предприятие. Не в первый раз в своей жизни Веспуччи делал по внешним признакам ошибочный выбор. Он упорствовал в поисках Азии, выбирая неверное направление. Его раздражение проявлялось всё сильнее по мере того, как он последовательно отвечал на замечания критиков.

Во-первых, спрашивали скептики, действительно ли он преодолел четверть земного шара. В ответ Веспуччи признал, что вычислял широту в самой южной точке путешествия, находясь в море, следовательно, результаты вычислений искажались движением корабля, но он настаивал на том, что его положение по прямой было на 1400 лиг южнее Лиссабона. Если Земля имела 24.000 миль в окружности, то получается одна четвертая часть окружности планеты. Поскольку он обычно приравнивал к одной лиге четыре мили, расчет кажется неточным. Туманный пассаж об Антиподах (стр. 128) также возбудил вопросы у читателей[213]213
  Ibid., I, 299.


[Закрыть], что неудивительно и по-видимому заставило Веспуччи впоследствии пуститься в более детальные объяснения и попытаться проиллюстрировать свои мысли при помощи диаграммы (которая, однако, ничего не проясняет). Некоторые из других космографических вопросов, которые критики адресовали Америго, просто вывели его из себя. Нет никакого смысла, буквально выплевывал он слова, задаваться вопросом, пересек ли он тропик Козерога: это ясно из его текста. Причины противоположности сезонов в южном и северном полушариях уже были им объяснены.

Он дал негодующую отповедь читателям, подвергавшим сомнению его способность вычислить долготу. «И чтобы очиститься от клеветы злонамеренных критиков, сообщу, что я определил ее по затмениям и совпадениям планет, – сверяясь с хорошо известными опубликованными таблицами».

«И если какой-то злой завистник отказывается верить в это, пусть он придет ко мне и я ему это продемонстрирую авторитетно и со свидетельствами. И более к вопросу определения долготы возвращаться не будем. И если бы не моя чрезвычайная занятость, я бы послал вам декларацию со всеми моими наблюдениями совпадений планет, но я не хочу быть вовлеченным в бесплодные споры, ибо возражения, как мне кажется, исходят от кабинетного интеллектуала[214]214
  Ibid., I, 297.


[Закрыть]».

Ему удалось забраться, добавил Америго, на 150 градусов западнее Александрии – это стало новым утверждением.

Стоит отметить, что оно немного отличалось от сделанного им в отчете о своем первом путешествии, в котором он заявил, что вычислил долготу по угловым расстояниям. Это, как мы видели (стр. 115–116), совершенно невозможно сделать при тех инструментах, которыми располагал Веспуччи. Впрочем, он мог попытаться использовать лунные затмения и лунно-планетные совпадения, хотя и без серьезного шанса на успех, если учесть развитие технологий на тот момент. Другие уже пытались, и все попытки оканчивались безоговорочной неудачей.

Многие скептики подвергали сомнению описания Веспуччи людей Нового Света. Почти все вопросы фокусировались на одной теме: он не дал реалистического отчета – скорее повторил серию литературных штампов, призванных представить обитателей нового континента либо жителями золотого века пасторальной невинности, либо неправдоподобно гротескными дикарями – нравоучительный намек на неизбежную кару, которой будет подвержен цивилизованный порок. В значительной мере сомнения были справедливы. Но они подробнее рассмотрены в следующей главе в контексте восприятия Веспуччи аборигенов Нового Света.

Фрагмент Ридольфи безупречно укладывается в наши знания о жизни Веспуччи и образе его мыслей. Он имеет иную тональность в сравнении с ранее известными его текстами, но только в одном аспекте. Этот аспект важен, потому что от него зависит ответ на вопрос: как много путешествий Веспуччи, по его же утверждениям, совершил?

«Это точно, – пишет он в соответствующем месте, – что я прокладывал курс или принимал участие в трех путешествиях – два из которых в юго-западном направлении под северо-восточным ветром, и третье – в южном направлении через Атлантическое море»[215]215
  Ibid., I, 296.


[Закрыть]. Если дробить этот текст на куски или выискивать в нем смысл, который автор в него вряд ли вкладывал, может быть, удастся отстоять точку зрения, что Веспуччи ведет здесь речь только о двух предыдущих путешествиях – тех, о которых рассказывалось в его ранних отчетах и которые подтверждались другими записями. В этой интерпретации «третьим» путешествием в южном направлении могло быть одно из двух событий. Первое – просто более поздняя фаза второго путешествия, когда он оставил побережье и направился в открытое море на юг. Однако в других местах Веспуччи уточняет, что король Кастилии патронировал оба путешествия, в каковом случае «третьим» путешествием могла быть экспедиция, которую, мы верим, он предпринял отдельно от флотилии Охеды, отправившись в устье Амазонки.

И всё же очевидный смысл текста состоит в том, что Веспуччи трижды пересек (или утверждал, что пересек) Атлантику. Это первое утверждение такого рода в его сохранившихся записях. Речь не может идти об описке, провале в памяти или ошибке переписчика; позднее в письме он вновь упоминает о двух вояжах под эгидой испанской короны, подразумевая в сумме три путешествия[216]216
  Ibid., I, 300.


[Закрыть]. Это момент критической важности, ибо от его трактовки зависит исход дела «в пользу» или «против» Веспуччи как соискателя лавров первооткрывателя. Если он настаивал, что участвовал в трех плаваниях, то он лжец – или, по меньшей мере, ответственен за утверждение, не подтверждаемое никаким другим свидетельством. Если эта версия была выдвинута только в отредактированном варианте работы, без его ведома, то обвинение в фальсификации с него можно снять. Но оно присутствует и во Фрагменте Ридольфи, источнике, до которого, очевидно, не добралась рука редактора, и это сильное prima facie[217]217
  Prima facie – кажущийся достоверным при отсутствии доказательств.


[Закрыть] свидетельство против Америго.

В целом тексты из первого раздела авторской карьеры Веспуччи устанавливают критерий, по которому можно судить о достоверности работ, появившихся в печати под его именем. Для аутентичных текстов Веспуччи характерно самовосхваление в диапазоне от напыщенности до жесткой обороны; они эгоистичны с явственным желанием принизить достижения других или вообще в них отказать. Они полны преувеличений и намеренных искажений. В них заметно влияние писателей, творивших ранее; особенно это касается Данте, Петрарки, Птолемея, Мандевилля, Марко Поло и Колумба. В своих текстах автор не упускает ни единого шанса представить себя в качестве опытного космографа и навигатора. Везде подчеркивается умение автора применять квадрант и астролябию при исчислении долгот. Они высмеивают «примитивных» навигаторов-практиков, не работающих с инструментами, знатоком которых почитал себя Веспуччи. И все они ставят знания, полученные с помощью наблюдений и экспериментов, выше книжной мудрости, хотя на самом деле его теории несамостоятельны и полностью зависят от научной достоверности любимых книг автора.

Определившись с перечнем характеристик Веспуччи как писателя, мы приступим к рассмотрению его работ второго и третьего разделов, авторство которых оспаривается.

ВТОРОЙ РАЗДЕЛ

Mundus Novus

Фрагмент Ридольфи включает в себя утверждение Веспуччи о его нигде более не упомянутом путешествии, и это может изменить наше восприятие времени написания следующего текста из приписываемых Веспуччи: памфлета, известного как Mundus Novus, где содержится такое же утверждение. Памфлет содержит всего лишь несколько страниц, но как сильно они повлияли на мир – он появлялся в печати за авторством Веспуччи, начиная с 1504 года, в самых разных редакциях. Поскольку он адресован Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи, то должен был быть написан до его смерти в мае 1503 года, если только автор каким-то невероятным образом не остался о ней в неведении. Известность текста объясняется его названием, которое четко подытоживает авторский посыл: Веспуччи открыл «новый», ранее неизвестный континент к югу от экватора.

Не может быть сомнений в том, что Mundus Novus – не та работа, которую защищает Фрагмент Ридольфи: она не включает в себя ни одного из процитированных во фрагменте пассажей или же тех, к которым есть отсылки, и в некоторых отношениях в него не вписывается. Например, критики, которые высмеивали утверждение Веспуччи, будто обитатели Нового Света были белокожими, имели в виду, по всей видимости, письменный отчет о его втором путешествии, но не Mundus Novus, где сказано, что их кожа «скорее красного цвета»[218]218
  Ibid., I, 309.


[Закрыть].

В общем и целом можно сказать, что Mundus Novus – характерная для Веспуччи работа и читается как его авторский текст. Темы, язык, навязчивые идеи – те же, что и в текстах, для которых его авторство считается установленным. Его «отпечатки пальцев» повсюду: одержимость навигацией по звездам, умопомрачительная самооценка, постоянные разногласия с общепринятой точкой зрения на основании новых данных, полученных путем непосредственных наблюдений. По своему содержанию книжка почти полностью совпадает с другой известной работой самого Веспуччи (во всяком случае, таким было общее мнение). И всё же более трех четвертей века научный консенсус был категорически против нее, полагая ее не аутентичной подделкой или подслащенной пилюлей с минимальным участием самого Веспуччи. Отчасти это можно счесть негативным следствием других известных подделок, включая по меньшей мере одну явную, но совершенно неправомерно приписываемую Веспуччи, к чему мы еще вернемся. Однако если отбросить предубеждения такого типа, есть три довода, говорящих против авторства Веспуччи или, во всяком случае, требующих проявлять осторожность при определении авторства Mundus Novus.

Во-первых, это печатная работа, что говорит в пользу предположения, будто редакторские карандаши прошлись по тексту, чтобы сделать его более «рыночным». Но хотя такая практика, возможно, и была привычной для современных Веспуччи издателей, она не исключает того, что по меньшей мере одна из редакторских рук принадлежала самому Америго. Книжка, очевидно, изначально предназначалась для печати. Вступление, адресованное Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи, ссылается на отчет, посвященный ему лично, и называет Mundus Novus «сокращенным вариантом». Из этого следует, что текст предназначался не только тем, кому посвящался: скорее, это была вульгаризация со сверхзадачей потрафить вкусам публики. В ней есть и обычный издательский анонс о возможном продолжении. Почти всё, что есть нового в тексте (помимо банальных ошибок, являющихся лишь следствием спешки или небрежности составителя), внесено с явным расчетом на рынок.

Во-вторых, текст был впервые напечатан на латыни, тогда как для других рассказов о путешествиях Веспуччи использовал тосканский диалект. Поэтому трудно судить об аутентичности Mundus Novus, ибо мы располагаем только двумя короткими текстами Веспуччи на латыни, которые были написаны им еще в детстве. Сам по себе факт использования латыни не отрицает категорически его аутентичность. Веспуччи безусловно мог писать на латыни, и для текста, предназначенного широкой аудитории, лучше всего подходила именно латынь, чтобы обеспечить ему выход на международный рынок. Латынь Mundus Novus не была ученой, т. е. не была педантично-изысканной, которую использовали гуманистические схоласты, свысока относившиеся ко всему, чего не было в работах Цицерона.

В любом случае, за саму латынь вполне мог отвечать и не Веспуччи. В чем-то напоминающем выходные данные в конце книги указано, что текст является переводом. Принимать это буквально не обязательно. Авторы того времени представляли оригинальные тексты как переводы, чтобы скрыть неточности, с целью мистификации или дабы создать дистанцию между писателем и аудиторией в стиле, аналогичном тому, который современная теория драматургии называет Verfremdung[219]219
  Verfremdung – отчуждение от всего личного, нем.


[Закрыть].

В варианте на латыни Mundus Novus сказано, что текст является переводом с итальянского. В первой редакции на итальянском языке сказано, что это перевод с испанского. В обоих случаях переводчик назван «веселым (jocund) переводчиком», что заставляет воспринимать весь текст как авторскую шутку. Впрочем, шутка могла иметь мишенью реального переводчика, если его фамилия звучала как-то вроде «Jocundus». И кое-кто из первых читателей предположил, что это была отсылка к веронскому архитектору Джованни дель Джокондо. Ничем иначе не прославившийся Джулиано дель Бартоломео дель Джокондо упомянут в другом тексте, приписываемом – скорее всего, ложно – Веспуччи. Позднейшие и более внимательные читатели идентифицировали как переводчика Джулиано дель Джокондо, флорентийского торговца. Процитируем версию на латыни:

«Веселый переводчик перевел это письмо с итальянского на латынь, чтобы все, кто понимает латынь, могли осознать, как много вещей, достойных удивления, можно обнаружить в наши дни, и чтобы поколебать безрассудную смелость тех, кто считает, что постиг небеса и их величие и узнал больше, чем ему положено знать, в то время как за всё время, что развернулось свитком с начала нашего мира, обширность Земли и вещей, что внутри нее, остается неизвестной».

Текст нарочито ироничен. Предположение заключительного утверждения само по себе пример безрассудной смелости, от которой автор отрекается. Довольно рискованно было бы принимать что-то из этого параграфа за чистую монету; с тем же успехом можно поверить, будто Имя Розы было реальной средневековой работой или что д-р Ватсон – подлинный автор «Приключений Шерлока Холмса».

Наконец, есть еще тема третьего путешествия. Памфлет упоминает «два путешествия под эгидой короля Кастилии». Насколько нам известно, ранее был только один такой вояж, но во Фрагменте Ридольфи уже есть намек на третий. Упоминание о трех вояжах в Mundus Novus более четко, чем во Фрагменте. Оно не допускает сомнений. Автор недвусмысленно пишет, подытоживая: «Это были наиболее достойные упоминания вещи, виденные мною в моем последнем путешествии, которое я называю третьей экспедицией; ибо были две другие экспедиции, которые по приказу великодушного короля Испании я сделал в направлении Запада»[220]220
  Ibid., I, 317-18.


[Закрыть]. Следующая публикация, появившаяся под именем Веспуччи, расскажет более подробно об этом неизвестном из иных источников путешествии, утверждая, что экспедиция достигла континентальной части Америки до Колумба. Поэтому автора Mundus Novus приходится признать соучастником откровенного обмана. Mundus Novus намекает на будущее четвертое путешествие, которое никогда не случится. В очередной публикации, выполненной на «конвейере» Веспуччи, оба этих мнимых вояжа трактуются как реальные. Таким образом, главной причиной исключения Mundus Novus из общего корпуса текстов Веспуччи является желание его почитателей освободить Америго от подозрений в рассчитанном и своекорыстном обмане.

И всё же этому человеку была свойственна расчетливая ложь (что несколько иным образом было характерно и для Колумба). В любом случае, отсылка к третьему вояжу в Mundus Novus более домысел, чем обман. Попытка возвеличить себя, но безвредная. И только в связи с последующим развитием темы – к чему Веспуччи, как я надеюсь показать, не был причастен – она приняла такие зловещие масштабы.

Mundus Novus довольно близко следует рукописному отчету Америго для Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи. Помимо пассажа о космографической теории, который мы уже рассматривали (стр. 99-107), и некоторых тривиальных изменений, главные дополнения вызваны желанием угодить вкусам читающей публики, сделав текст одновременно нравоучительным, сенсационным и вульгарно-распутным: та же комбинация, что характеризует современные масс-медиа. В оригинальном отчете Веспуччи упоминает, что его второе пересечение Атлантики проходило в течение 64-х дней. Mundus Novus пускается в разглагольствования:

«Но что мы претерпели на обширных океанских просторах, как рисковали потерпеть крушение, какие телесные неудобства мы вынесли, с каким беспокойством ума мы трудились – это я оставляю на суд тех, кто по своему богатому опыту хорошо знает, что это такое – искать неизвестное и пытаться что-то открыть, даже того не сознавая. И если вкратце пересказать наши мытарства, то скажу только, что из 67-ми [sic] дней нашего плавания 44 были днями непрерывных дождей, грома и молний – было так темно, что никогда мы днем не видели солнца и чистого неба ночью. По этой причине нас обуял такой ужас, что мы вскоре потеряли всякую надежду пережить всё это. Но во время этих страшных бурь на море и небе, таких частых и таких сильных, Бог не оставлял нас и открыл в конце пути нашему взору континент, новые земли и неизвестный мир. При виде всего этого мы преисполнились такой радостью, какую только может себе представить тот, кто достиг убежища после многочисленных бедствий и превратностей судьбы[221]221
  Mundus Novus, ed. G. Tyler Northrup (Princeton, 1916), pp. 2–3.


[Закрыть]».

Mundus Novus также добавляет массу всякой чепухи, настоянной на самомнении. Веспуччи и так скромностью не отличался, но в печатной версии были перейдены все границы приличия:

«Если бы мои товарищи не относились со вниманием к сказанному мною, имеющему познания в космографии, то ни один капитан, ни даже сам руководитель всей нашей экспедиции, не знал бы наше местоположение после 500 лиг пути. Ибо мы блуждали в потемках и не знали нашего курса, и только инструменты для определения высот небесных тел показали наш курс верно; и этими инструментами были квадрант и астролябия, о которых все в экспедиции вскоре узнали. По этой причине они в итоге исполнились ко мне большого уважения; ибо я показал им, что хотя я человек и без практического опыта, но, научившись понимать морские навигационные карты, я приобрел бо́льшие умения, чем все капитаны мира. Ибо они знают только те морские пути, по которым часто плавали»[222]222
  Ibid., pp. 3–4.


[Закрыть].

В этих пассажах слышен истинный голос Веспуччи: завышенная самооценка, презрение к традиционному лоцманскому делу; настаивание на обязательном использовании инструментов в мореплаваниях; навязчивое упоминание квадранта и астролябии.

Поэтому Mundus Novus, в сущности, является авторской работой Веспуччи. Это не значит, что он не претерпел редакторского вмешательства. Бросаются в глаза прежде всего важные включения, касающиеся секса. Вот пассаж, цинично сфабрикованный в расчете на увеличение продаж путем вставки волнующего чувствительные сердца описания Веспуччи косметических увечий, наносимых самим себе аборигенами: