Текст книги "Меткий стрелок"

Глава восьмидесятая

Странное настроение было у Кирилла Ремизова. Поначалу его переполнял дикий восторг по поводу успешно выполненной операции. Он доказал этим поганым ищейкам, что он лучший! Что никто не может сравниться с ним в стрельбе и никто не может противостоять его силе и его воле. Он то и дело прокручивал перед глазами тот момент, когда Озерова, все еще продолжая улыбаться, попыталась поднять руку к продырявленной груди. Как улыбка на ее лице сменилась недоумением. Еще одна шлюха получила по заслугам!

Он помнил, как мент, дернув плечом, выронил из руки пистолет. «Интересно, куда я ему попал?» – подумал Кирилл.

Была, конечно, во всем этом одна неприятная вещь – ему пришлось убить родного брата. Но он вынужден был так поступить. Не ради себя и не ради Шутова, а ради самого Мефодия. Неизвестно, что бы с ним стало, попади он в руки этого разъяренного мента. «По крайней мере, – думал Кирилл, – я подарил брату быструю и легкую смерть».

В конце концов Кирилл решил не думать больше о мертвецах, у него были дела поважнее. Первая проблема – избавиться от машины. С разбитыми стеклами и изрешеченной пулями дверцей далеко не уедешь, остановят на первом же посту ГИБДД.

Впереди ехал серебристый трехсотый «мерседес». Он притормозил возле поворота, ведущего под старую кирпичную арку, и свернул туда. Кирилл двинулся за ним. Миновав арку, он оказался в тихом зеленом дворике. «Мерседес» остановился возле одного из подъездов. Открылась дверца, и из салона выбрался пухлый пожилой господин в белоснежной рубашке. Он нагнулся, смахнул с брючины какую-то соринку и, беззаботно насвистывая, двинулся к подъезду.

Кирилл быстро выбрался из машины и пошел за ним. Шел он очень быстро, однако толстяк достиг подъезда раньше, чем он приблизился. Кирилл прибавил шагу.

Толстяк, порывшись в кармане, достал ключ и приложил его к электронному замку. Дверь с тихим писком отворилась.

– Одну секундочку! Не закрывайте! – громко сказал Кирилл, подходя к толстяку.

Тот оглянулся. Увидев быстро приближающегося Кирилла, толстяк нахмурился и, отвернувшись, собрался войти в подъезд. Однако Кирилл был уже рядом. Он, не замедляя ход, втолкнул толстяка в подъезд и закрыл за собой дверь.

– Ты что… – запротестовал толстяк, однако мощный удар по зубам заставил его заткнуться.

Еще два удара – и пухлый господин уже лежал на полу без всяких признаков сознания. Кирилл нагнулся и вытащил у него из кармана ключи. Теперь можно было ехать.

«Мерседес» шел по трассе легко и непринужденно. Кирилл позволил себе закурить сигарету и расслабиться. Все вещи из своей машины он перенес в «мерседес». Скрутил номер, чтобы запутать следы, а в салон положил сконструированную Мефодием бомбу. Проехав арку, он достал из кармана пульт и нажал на красную кнопку. Взрыв потряс тишину старого московского дворика.

– Вот так-то лучше, – с усмешкой произнес Кирилл.

От нечего делать он открыл дверцу бардачка и принялся выбрасывать на сиденье все, что там было. Карта, документы, упаковка аспирина, несколько презервативов… Кирилл улыбнулся: надо же, а с виду и не скажешь. Он сунул руку поглубже и достал большое портмоне из мягкой коричневой кожи. Открыл и пересчитал наличность. Сто, двести, триста… Семьсот баксов! Неплохо. Будет на что поужинать. А заодно и отпраздновать успех предприятия бутылкой хорошего французского вина. Хватит пить всякую дрянь. Пора наслаждаться жизнью. В конце концов, он это заслужил!

Дача Олега Саца находилась на самом краю деревни. Кирилл остановился у ворот и задумался, как ему лучше войти? Нажать на кнопку звонка? Или просто перемахнуть через забор? После недолгих размышлений он выбрал второе.

Сац сидел в мягком кресле, прикрыв глаза и потягивая мартини из своего любимого голубого бокала. Он не услышал, как Кирилл вошел в комнату. Музыка, льющаяся из динамиков CD-проигрывателя, заглушила его шаги. К тому же Сац сидел спиной к двери.

Достав из кармана пачку сигарет, Кирилл обошел кресло и остановился прямо перед Олегом. Вставил в рот сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил. Сац открыл глаза и вздрогнул.

– Ты? – сказал он испуганным голосом.

Кирилл выпустил ему в лицо струю сизого табачного дыма и кивнул:

– Я. А ты кого ждал?

Олег поежился.

– Никого, – пролепетал он, все еще не в силах прийти в себя. – Я никого не ждал. А… А как ты вошел?

– Через дверь, – ответил Кирилл. – Она у тебя открыта.

Олег задумался и кивнул:

– Да, все время забываю ее закрывать. Но почему ты не позвонил в ворота. Там же есть домофон.

Кирилл сделал еще одну затяжку и улыбнулся:

– Эх, Олежка, Олежка… Сколько можно тебя учить – ставь ворота на сигнализацию. Так ведь кто угодно может проникнуть в дом, а ты и не заметишь. Хорошо еще, что это был я, а если бы какой-нибудь недоброжелатель?

– Какой недоброжелатель? – подозрительно спросил Сац и, прищурившись, посмотрел на Кирилла.

Кирилл пожал плечами:

– Откуда ж я знаю какой? Ну… скажем, наемный убийца. Ведь кто-то же пытался тебя убить?

Олег махнул рукой и рассмеялся:

– Да, ты прав. Такой уж я, видно, человек. Своей смертью мне умереть не суждено.

– Уж это точно, – кивнул Кирилл.

– Слушай, – вдоволь насмеявшись, сказал Олег, – а чего ты сюда притащился? Что, какие-то проблемы?

– Проблемы? – Кирилл задумчиво выпустил изо рта пару дымовых колечек. – Проблемы, Олежка, есть у всех. У одних маленькие, у других большие.

– Что-то я не понимаю, – нахмурился Сац. – Говори яснее. Что, на Шустова тоже покушались?

– Нет, – покачал головой Кирилл. – А что, должны были?

– А я откуда знаю? – еще более нахмурившись, ответил Сац.

Он поднес к губам бокал, сделал большой глоток и поставил бокал на пол.

– Кстати, – сказал он, – может, хочешь выпить?

Кирилл отрицательно покачал головой:

– Спасибо, я за рулем.

– Так ты что, ненадолго? – удивился Олег.

Кирилл вздохнул:

– Дела, старик. Дела. Вот в баньку бы я, пожалуй, сходил. Знатная у тебя банька, правильная.

Олег улыбнулся:

– Ну это я тебе устрою. Ты только за этим приехал?

– Практически да, – кивнул Кирилл. – Да, чуть не забыл. У меня для тебя кое-что есть.

– Что? – вскинул брови Олег.

Кирилл повернулся, отошел к телевизору, достал из-за ремня пистолет и, вскинув его на уровень головы Саца, нажал на спуск. Затем кинул недокуренную сигарету на ковер и затушил ее носком ботинка.

– Ты был прав, – сказал он мертвому Сацу, – своей смертью тебе умереть не суждено.

Покончив с Сацем, Кирилл задумался, чем же ему теперь взорвать дом? Бомба, приготовленная для этой цели, разнесла на куски автомобиль Ремизова. Чем ее можно заменить?

«Бензин! – подумал Кирилл. – Машина Саца стоит в гараже. Нужно просто слить немного из бака».

Он сходил в гараж, но, к удивлению Кирилла, бак вишневой «вольво» Олега был пуст.

«Как же ты дотянул до дома, сволочь?» – в сердцах подумал Ремизов и, не сдержавшись, пнул пару раз по дверце машины, оставив две неглубокие вмятины.

Он вернулся в дом, присел на стул и задумался. Что делать? Слить бензин из бака своего «мерседеса», но черт его знает, сколько там осталось. И тут Кирилла осенило. В свободное от бизнеса время (а такого времени у него было хоть отбавляй) Сац любил помалевать кистью по холсту. Считал себя талантливым, но не реализовавшимся художником. В подвале у него наверняка должна быть баночка керосина для мытья кистей. Ну если не керосина, то чего-нибудь в этом роде. Чем-то же он свои кисти мыл?

Кирилл встал, вышел из кухни и направился к двери, ведущей в подвал. Она оказалась не заперта.

Глава восемьдесят первая

За дверью послышались шаги. Кто-то тихо поднимался по ступенькам.

Сева Голованов взял пистолет на изготовку и прижался к стене.

Шаги звучали все ближе и ближе. Наконец кто-то остановился перед дверью.

Сева напрягся.

Однако человек, остановившийся перед дверью подвала, не спешил эту дверь открывать.

«Ну давай, – мысленно подгонял Сева, – давай, малыш. Не заставляй дяденьку ждать».

За дверью что-то стукнуло. Звук был такой, будто кто-то поставил на пол жестяное ведро.

Сева обхватил рукоять пистолета двумя руками.

Дверь начала медленно открываться. И вдруг в образовавшуюся щель вылетело что-то тяжелое и круглое – вылетело, ударилось о стену и с грохотом покатилось по полу. Сева дернулся в сторону упавшего предмета. «Железная банка», – пронеслось у него в голове.

В ту же секунду дверь распахнулась и что-то стремительно промелькнуло перед самым лицом Севы так, что он едва успел отклониться. В стену, в то место, где должна была находиться его голова, вонзился пожарный багор.

Ремизов выскочил из подвала, как чертенок из табакерки. Резким ударом ноги он выбил из руки ошеломленного Севы пистолет. Тут же сделал подсечку, и Сева рухнул на пол, больно ударившись головой о банку с краской. Искры посыпались у него из глаз, но, слава богу, он не потерял сознания.

Открыв глаза, Сева увидел направленное ему в лицо дуло пистолета. Однако Ремизов, вдохновленный столь скорой победой над врагом, слишком расслабился и нажал на курок на долю секунды позже, чем это было нужно. Севе этого оказалось достаточно.

Раздался хлопок. Пуля со звоном прошила железную банку. Сева прыгнул на врага, как стремительно разжавшаяся пружина. В следующую секунду Голованов и Ремизов покатились по полу, вцепившись друг другу в горло.

Роста противники были примерно одного, но Сева был килограммов на восемь тяжелей, и этот фактор – при прочих равных условиях – оказался решающим. Он подмял под себя Ремизова и резко ударил его головой в переносицу. На мгновение пальцы врага разжались. Сева высвободился от хватки и двумя хлесткими ударами отправил Ремизова в нокаут.

– Ну что, малыш, – усмехнулся Голованов, переводя дыхание, – считай, что на этот раз победил опыт. Хотя и у молодости есть свои преимущества.

Сева встал на ноги и поднял с пола пистолеты. Свой он спрятал за ремень, а ремизовский внимательно осмотрел.

– Надо же. Дорогая, должно быть, вещица.

Ремизов застонал, приподнялся на локте и потряс ушибленной головой.

Сева склонил голову набок:

– А, проснулась, спящая царевна. Давай поднимайся… Пока не простудился.

Ремизов поднялся с пола, прислонился спиной к стене и еще раз потряс головой.

– Ну что, зубы все целы? – вежливо осведомился Сева.

Кирилл поднял голову и посмотрел на него полным ненависти взглядом:

– Издеваешься?.. На этот раз тебе повезло… Просто повезло…

Сева усмехнулся:

– Другого раза, малыш, у тебя уже не будет.

Кирилл отлепился от стены:

– Шлепнешь меня?

– Честно говоря, не знаю, – серьезно ответил Сева. – Пять минут назад ответил бы не задумываясь, а сейчас… – Он пожал плечами. – Конечно, если ты будешь сопротивляться, то мне придется тебя пристрелить. Но ты сопротивляться не станешь. Не такой уж ты дурак, правда, малыш?

– В вашем голосе слышится сожаление.

Кирилл сплюнул на пол кровь.

– Тебе показалось, – холодно возразил Сева.

– В таком случае нажмите на курок. – Глаза Ремизова засветились злобным огоньком. – В тюрьму я не пойду, – медленно проговорил он.

– Да ну? А что ты сделаешь?

– Что я сделаю? – Кирилл усмехнулся. – А вот что.

С этими словами он вдруг резко повернулся и со всех ног бросился к окну. Вскочил на стул и прыгнул.

Сева вскинул пистолет и нажал на спусковой крючок.

Пуля настигла беглеца в полете.

Ремизов с размаху врезался головой в окно и вылетел на улицу, как метеор, окруженный ослепительным ореолом сверкающих осколков.

Сева быстро подошел к окну и выглянул наружу.

Кирилл Ремизов лежал на асфальтовой дорожке. Пуля попала ему в левую ногу, пробив коленный сустав. Правое запястье спортивного обозревателя было разорвано в клочья. По асфальту струился тонкий ручеек алой крови. Большой неровный кусок стекла торчал у Ремизова из щеки.

Сева крепко выругался, повернулся и направился к двери. Выскочив во двор, он подбежал к Ремизову. Склонился над ним.

– Жив? – спросил Сева, прижимая палец к шее обозревателя.

В ответ тот слабо зашевелился.

– Бомба! – прокричал ему на ухо Сева. – Где бомба?

– Нет никакой бомбы, – выдохнул, морщась от боли, Кирилл. – Есть только керосин.

– Ага. Стало быть, ты решил все тут, к чертовой матери, спалить. Хм. Ну в таком случае нет причины спешить. Надеюсь, перед тем как выпрыгнуть из окна, ты не успел кинуть зажженную спичку? Красивый домик, обидно было бы его терять без предварительного осмотра. Ну-ка что там у тебя с запястьем. – Он осмотрел руку Ремизова. – Худо дело, старичок. Повреждено сухожилие. Стрелять ты этой рукой уже не сможешь никогда.

– Ничего, – ухмыльнулся Кирилл. – Возьму пистолет в другую.

– Вот как?

Сева выпрямился, оторвал от занавески, висящей наружу, два длинных лоскута.

– Мне очень жаль, но и бегать ты тоже не сможешь. Только на костылях.

Он перетянул Ремизову руку и ногу, чтобы остановить кровотечение.

– Лицо трогать пока не буду, – сообщил он обозревателю. – Иначе придется накладывать жгут на шею.

– Что же тебя останавливает? – криво осклабился Ремизов.

– Я с ранеными не воюю… Кстати, у меня для тебя еще одна приятная новость. Похоже, что у тебя перерезан лицевой нерв.

Ремизов покосился на торчащее из щеки стекло и тихо прохрипел:

– Что это значит?

– Это значит, что отныне ты не только однорукий и одноногий… Улыбка у тебя, старик, тоже будет несколько однобокая. – Сева вздохнул. – Не хочется злорадствовать, старичок, но, похоже, Бог есть. Ладно, пойду вызывать «скорую».

Глава восемьдесят вторая

Следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Александр Борисович Турецкий вошел в кабинет замгенпрокурора Меркулова и замер у порога.

– Чего смотришь? – пробурчал Меркулов. – Заходи.

– Приветствую вас, Константин Дмитриевич, – сказал Турецкий, проходя в кабинет и усаживаясь за стул. Посмотрел на Меркулова, усмехнулся и еле заметно покачал головой: – Ого! Я вижу, Константин Дмитриевич, ты в новом прикиде. Не жмет костюмчик-то?

– Да нет, в самый раз.

Меркулов поморщился в ожидании очередной порции издевательств. Турецкий заметил это и состроил серьезную физиономию.

– Никогда не думал, что ты такой пижон, – сказал он. – Откуда костюмчик?

– Леля из Англии привезла. Ездила на неделю по турпутевке. Говорит, сейчас там все такие носят.

Турецкий усмехнулся уголком рта и вздохнул:

– Благословенная Англия! А бабочка зачем? Ты что…

– Да понимаешь, идем сегодня с моей в оперу. Познакомилась во время поездки с одной пожилой балериной…

– А что, и такие бывают? – удивился Турецкий.

– Бывают дорогой, бывают… Жили, понимаешь, в одной комнате. Теперь дружим семьями. Вот, дала нам два билета в партер. – Меркулов похлопал себя по карману пиджака. – Встретит нас у входа. Вместе со своим благоверным. Он у нее дирижер. – Меркулов тяжело вздохнул. – Теперь не отвертеться.

– Понятно. А что, дома переодеться не мог?

– Времени в обрез, – отрезал Меркулов.

Он стянул с шеи бабочку, вынул из кармана платок, открыл ящик стола и швырнул все это туда с таким видом, словно запирает в камере особо опасного преступника.

– Слава богу, – облегченно сказал Турецкий, вытирая со лба воображаемый пот. – Узнаю старину Костю. А то у меня уже начал образовываться комплекс. Я даже начал подсчитывать, сколько придется отстегнуть из зарплаты на бабочку и смокинг. Тоже ведь хочется выглядеть культурным человеком.

– Дело, Саня, не в бабочке и не в смокинге, а в том, что у человека здесь… – Меркулов выразительно постучал себе пальцем по лбу. – И здесь. – Он приложил ладонь к сердцу. – Ну пошутили, и будет. Я тебя не трепаться сюда звал.

– В этом я не сомневаюсь, – кивнул Александр Борисович, поудобней устраиваясь в кресле.

– Ну, – прищурился Меркулов, – давай рассказывай. Как там у нас дела с Шустовым и его веселой командой?

– Нормально. Житинский дал подробные показания. Не сказать, чтобы от них было много пользы, но все-таки… Слушай, а кофе у тебя здесь наливают?

– Ты мне зубы не заговаривай. Говоришь – дела идут отлично и тут же – пользы от Житинского никакой. Может разъяснишь?

Турецкий улыбнулся.

– О'кей, как говорит наша продвинутая молодежь. Дело в том, что сегодня утром Зелек Александрович Шустов подписал признание. Узнав об этом, Леонидов тоже решил заговорить. Ремизов еще держится, но это уже неважно.

– Он до сих пор в госпитале?

Турецкий кивнул.

– Да. Похоже, парень на всю жизнь останется калекой. – Александр Борисович покачал головой. – Видел бы ты его лицо, когда он улыбается. Бр-р.

– Что, так страшно?

Александр Борисович вздохнул:

– Не то чтобы он стал уродом, но красавцем его уже явно не назовешь. Впрочем, больших сожалений я по этому поводу не испытываю.

Меркулов откинулся на спинку стула и взъерошил волосы.

– Ну что ж. Значит, дело близится к концу?

– Я бы сказал – дело вошло в завершающую стадию. Незаконное обогащение, укрытие налогов – во всем этом Шустов признался. Правда, большую часть вины он пока пытается переложить на сутулые плечи Юлия Семеновича Леонидова…

– Ну это само собой, – махнул рукой Меркулов. – Как думаешь, Ремизов заговорит?

– Черт его знает. Мне кажется, он до сих пор не вышел из шока.

– То есть?

– Ну как тебе сказать… Лежит на кровати и целыми днями смотрит в потолок. Такое ощущение, что ему уже все равно – будет он жить или нет. Он и не говорит-то не из-за упрямства, а просто потому, что ему глубоко на все наплевать.

– Н-да… Как ты сказал, это уже действительно неважно. Кстати, что говорят эксперты?

– По поводу находок в квартире братьев Ремизовых? Частицы крови на замшевом пиджаке Кирилла принадлежат Доли Гординой. Это показал анализ ДНК. Видимо, в момент выстрела Ремизов проходил слишком близко от своей жертвы, и несколько капель крови попали ему на рукав. Но капли были настолько мелкие, что он их и не заметил. Идем дальше. Волоски, обнаруженные на парике, найденном в урне, как мы и предполагали, принадлежат Кириллу Ремизову. Это, как ты понимаешь, стопроцентная улика.

Турецкий расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:

– Черт. Жарко тут у тебя. Починил бы кондиционер, что ли…

Меркулов виновато улыбнулся.

– Надо бы, конечно. Да все руки никак не дойдут. Так что, Шустов подтвердил, что Гордина, Баскакова и Сац были убиты по его прямому распоряжению?

– Он сознался в том, что был посредником. А приказы о ликвидации он якобы получал сверху – от Леонидова.

– Понятно, – кивнул Константин Дмитриевич. – А Леонидов, естественно, отпирается?

– Угадал, товарищ генерал. Он взял на себя ответственность только за убийство Ефима Виленкина, кассира черной кассы. Даже указал приблизительное место его захоронения.

– Даже так? – Меркулов нахмурился. – И что, ищут?

– Ищут, Константин Борисович. Радиус поисков слишком большой. Но если Виленкин действительно там – его найдут. Убил кассира так же, как и Гордину, Баскакову и Саца, Кирилл Ремизов. Хоронили Виленкина втроем. Глубокой ночью.

Меркулов присвистнул:

– Надо же. Прямо как в фильме ужасов. И ведь не побрезговали запачкать руки.

– Побрезговали бы. Только им некуда было деваться. По словам Леонидова, убивать Виленкина они не собирались. Просто посчитали, что он их шантажирует, и пытались выбить из него признание: дескать, с кем, как и почему… Но тут Ремизов переусердствовал.

– Ясно, – кивнул Меркулов. – Ну что ж, дело действительно движется. По крайней мере, эти трое добрых молодцев сядут всерьез и надолго.

Турецкий кивнул:

– В этом можете быть уверены, Константин Борисович. Я об этом позабочусь…