Текст книги "Крайняя необходимость"

9

За дальним столиком сидели два совершенно пьяных мужика. Точнее, один из них практически лежал на столе, а второй время от времени пытался встать.

Ну и местечко, ужаснулся Гордеев. Куда он меня притащил?!

Других посетителей, впрочем, не было, и в остальном все смотрелось более-менее пристойно.

– Значит, вы собираетесь защищать этого врача-убийцу, – задумчиво сказал Терехин. – Вам не кажется, что это аморально?

– Аморально? Каждый человек, что бы он ни совершил, имеет право на защиту. Отказывать ему в ней – вот это аморально. Кроме того, согласно новой редакции Уголовного кодекса «обороняющийся не обязан оценивать степень опасности, которую представляет неожиданно нападающий бандит». Иными словами, обороняться можно так, как подсказывает инстинкт самосохранения без риска получить за это срок. Именно так действовал в экстремальной ситуации Сергей Великанов.

– Он действовал как хладнокровный бандит, – интеллигентно улыбаясь, сказал Терехин. – Так его действия квалифицировал суд, и я с ним полностью согласен. Играть надо по правилам, – веско добавил он. – Вы как считаете?

– Да я-то что, – пробормотал адвокат. – Можно подумать, от меня зависит, кто как играть будет... По правилам... Конечно, хорошо бы, чтобы все было по правилам, но иногда приходится подстраиваться против тех, кто на другой стороне поля.

– Вы спортсмен? – заинтересовался Терехин.

– Почему – спортсмен? Я адвокат. Ну занимался спортом когда-то. Вашим любимым боксом в том числе...

Терехин с любопытством смотрел на собеседника.

– Просто вы завели разговор в таких спортивных выражениях, что я... – Тут Гордеев вспомнил рекламный щит при въезде в город. Там было написано примерно то же самое, что говорил мэр: «Играйте по своим правилам».

— Что же вы замолчали?

– А как поживает наша футбольная команда? Как ее успехи?

Мэр немного удивился такому переходу, но все же сказал довольно равнодушно:

– Да ни шатко ни валко. В первой лиге телепается. Должны были выйти в премьер-лигу, но ничего не выходит. В этом году президент клуба поменялся, кучу игроков столичных с собой привел, нового тренера опять же. И все к черту покатилось.

– Бывает и так, – посочувствовал Гордеев.

– Да уж... А с чего вы спросили-то?

– При въезде в город стоит рекламный щит, на нем – футбольный судья.

– И что?

– Еще там написано: «Играй по своим правилам». Ну примерно как вы говорите. Странная какая-то реклама. Такой призыв никуда.

– Ага, – кивнул Терехин, – кажется, припоминаю. Призыв никуда, говорите? Сомневаюсь. А с другой стороны что?

– С какой – другой? – не понял Гордеев.

– С другой стороны рекламного щита?

Юрий Петрович пожал плечами: не помню, дескать, он же у меня за спиной остался. Потом сказал:

– Там вообще разве что-то есть – с другой стороны?

– А вы съездите еще раз и гляньте сами, – усмехнувшись в который уже раз, посоветовал Терехин. – Можете прямо сейчас, потому что я пока тут останусь, у меня кое-какие дела.

Гордеев увидел, как из-за дальнего столика вдруг встали двое мужчин, которые до этого выглядели совершенно пьяными, и подошли к ним. Они были в полном порядке, и их вид недвусмысленно свидетельствовал о том, что аудиенция окончена. У этих, в отличие от телохранителей Щукина, вид был вполне цивилизованный.

«Надо же, – подумал Гордеев. – Оказывается, меня вели все время, а я и не догадывался. Довольно профессионально».

Он решил, не откладывая дела в долгий ящик, воспользоваться советом мэра и съездить посмотреть на рекламный щит.

И Гордеев убедился, что ему не соврали. Со стороны города на щите тоже была реклама: изображено изумрудное футбольное поле с надписью «На собственном поле» и более мелкими буквами: «Химнедвижимость». Само по себе это выглядело бессмысленным, но вместе с тем, что с противоположной стороны, – очень даже связно. Итак, в сумме получалось: «Играй по своим правилам – на собственном поле». В сочетании с фирмой «Химнедвижимость» выходило, что к спортивной рекламе этот щит действительно никакого отношения не имел.

Любопытно. Насколько Гордеев мог судить о качестве маркетинга, реклама была сделана не просто остроумно, но и высококачественно. В провинциальных городах рекламщики, как правило, действуют в лоб, довольно жестко приглашая покупать тот или иной товар или услугу. Здесь же почти столица, и налицо подход цивилизованный и даже изощренный. Кроме того, предполагалось, что потребитель рекламы проедет мимо щита дважды и прочитает оба текста – иначе суть рекламного предложения до него не дойдет. Впрочем, ничего удивительного: покупать недвижимость в Подмосковье ныне – хороший тон и выгодное вложение капитала, так что тут и для изощренной рекламной кампании могло найтись место.

Значит, играй по своим правилам, да?

10

День убийства Олега Терехина и Антона Севидова был рабочим днем у Великанова, и Гордеев еще раз переговорил с людьми, с которыми доктор ездил спасать людей, – только теперь уже конкретно в тот самый злополучный день. Никакой новой информации это не дало, что и немудрено – все случилось поздно вечером между десятью и одиннадцатью часами. Правда, водитель Прохорыч сообщил, что ему и сказать-то особо нечего, потому что он в тот день сломал руку прямо утром, на первом же выезде, и дальше с Великановым не общался, потому что ему сделали снимок, наложили гипс и отвезли домой. О том, что случилось с Сергеем, он узнал только на следующий день, когда позвонил кто-то с работы. Коля, кажется, позвонил – другой водила, с которым часто ездил Великанов.

– Как же вы сломали руку? – спросил Гордеев.

– Ну как водилы себе что-то ломают? Известное дело – либо домкрат откажет, и машина на тебя шмякнется, либо чайник какой-то в лоб въедет.

– А у вас что было?

– У меня – чайник.

– Вы попали в ДТП?

– Ну да!

Гордеев, конечно, заинтересовался, как это было, но Прохорыч мало что помнил – все-таки столько времени прошло – вроде бы они забирали какого-то мужика с аппендицитом, ну и... Еще он вспомнил, что на вызов ездили с Великановым вдвоем, потому что фельдшер заболел еще накануне.

Гордеев выяснил, что за вызов был, на котором Прохорыч сломал руку, – забирали некоего Степанюка, тридцати трех лет от роду, с острой болью в животе. Выжил ли он? Гордеев уже так привык к темным пятнам во всей этой истории, что готов был к худшему. Но нет, со Степанюком все обошлось.

Гордеев позвонил по телефону, с которого поступил вызов, и сам Степанюк взял трубку. Встречаться с адвокатом он категорически отказался. По нескольким фразам Гордеев понял, что это типичный «браток». Степанюк сказал, что дел у него по горло – он едет сейчас на работу. А где же он работает? Как это – где? В фонде «Ольвия», конечно.

Делать было нечего, пришлось воспользоваться знакомством со Щукиным, благо искать его телефоны не пришлось – Слава Грязнов обо всем позаботился.

– А, боксер? Помню, как же тебя забыть, – сразу засмеялся Щукин. – Что, передумал? Работа понадобилась?

– Не в том дело. Есть такой парень по фамилии Степанюк. Мне надо с ним поговорить.

– А я тут при чем?

– Он у вас работает. Вы не могли бы распорядиться на этот счет?

– А мне это зачем? И откуда у тебя мой телефон, кстати?

– Добрые люди подсказали.

– Хм... Правда добрые?

– Незлые – это точно.

– Ладно. Убеди меня, почему Степанюк должен перед тобой исповедаться?

– Я представляю интересы Сергея Великанова, возможно, вы помните его дело. Он вашего Степанюка лечил когда-то.

– Дело Великанова помню. Лепила двух отморозков завалил – так им и нужно, козлам. Ладно, я скажу Степанюку, чтобы заехал к тебе. Карточка твоя у меня есть...

– Минутку, Михаил Михайлович! Вы сказали «так и нужно козлам»? Вы их знали?

– Кто же их не знал? Один мэрский сынок, другой его кореш. Всему городу житья не давали. Такую шваль не жалко.

– Не боитесь, что до мэра ваши слова дойдут? – Гордеев понимал, что угроза для Щукина смехотворная, но пытался любым способом продлить разговор, кто знает, что еще скажет уверенный в собственной неприкосновенности вор в законе.

– А то он меня не знает! Ну бывай, юрист.

11

Степанюк оказался двухметровым детиной с бритым черепом. «Такого вечером в темном переулке встретишь – сам все отдашь», – подумал Гордеев.

– Ну чего рассказывать? – скривился детина, нервно оглядываясь по сторонам, хотя в офисе Гордеева, кроме них двоих, никого не было.

– Вы знакомы с доктором Великановым?

– Ну знаком.

– Меня интересует, как вы познакомились.

– Ну познакомились, и все, – вздохнул Степанюк.

– Меня интересуют подробности.

– Что, все рассказывать? – еще тяжелее вздохнул Степанюк.

– Про то, как познакомились, – все.

– Да уже сто раз рассказывал – вся братва знает.

– Но я же не знаю. А мне нужно знать. По-моему, господин Щукин вам должен был это объяснить...

Тут Гордеев сообразил, что сказал глупость: Щукин едва ли снизойдет до уровня такого «быка», наверняка просто была дана команда по цепочке нижестоящих начальников. С другой стороны, эта глупость сыграла ему на руку: Степанюк, решивший, что для Гордеева он практически ровня Щукину, вырос в собственных глазах.

– А вам зачем? – спросил он более доброжелательно.

– Я его адвокат.

– У него вроде другой был...

– Откуда вы знаете?

Степанюк нахмурился:

– В суде видел.

– А зачем вы туда ездили?

– Как – зачем? Поддержать человека. Он мне, может, жизнь спас.

– Вот об этом я и хочу знать. Расскажите все подробно.

– Ладно, – сказал Степанюк. – Если ему это поможет, я не против. Значит, так. У меня был выходной посреди недели, и я остался дома, хотел отдохнуть хорошенько – впереди дела кое-какие намечались – сил набраться, на диване поваляться, кинцо какое-нибудь глянуть симпатичное. Может, девочку себе по телефону заказать – мало ли в жизни удовольствий? В общем, позавтракали с женой, обсудили всякие текущие семейные дела типа ремонта у тещи, и она уехала на работу. Только я залег на диван и взял в руки телевизионный пульт, как появилась дикая боль в брюхе. Да такая, что ни разогнуться, ни слова сказать! Я корчился несколько минут, потом сдался. Дополз до телефона и вызвал «скорую». Ну а что делать? У меня, конечно, есть доктора знакомые, которые конкретно могут помочь, если что. Но во-первых, они в основном по венерологической части, а во-вторых, вызванивать и выслушивать всякие умные советы, когда в животе будто кто-то штыком ковыряется? Нет уж! Вот, значит. После этого позвонил бабе на работу – у нее косметический салон, всякие прибамбасы для психованных телок, которые всю жизнь у зеркала проводят.

– Ну и? – Гордеев подумал, что не такой уж Степанюк рядовой «бык», по крайней мере, уровень жизни у него, кажется, весьма приличный.

– Ну что? Рассказал что и как. Только говорить было очень тяжело, лоб весь в испарине, в общем, выдавил из себя, что помираю и что вызвал «скорую». А! Сказал еще, что завещание переписал – в пользу младшего братана. Это у нас вроде семейного прикола. Вот... Самое странное, что «скорая» приехала очень быстро. В жизни так не бывает – только в кино. А тут вот на тебе! Дверь я на всякий случай заранее открыл: а ну как, думаю, сознание потеряю? А у меня дверь конкретная, бронированная, знакомые пацаны делали – на совесть. Ее только вместе с квартирой взорвать можно... В общем, прилег опять на свой диванчик любимый, лежу, натурально помираю, думаю: а что, если в последний раз тут лежу... тут – бац! – врачи и заходят. Как только они появились, все – в глазах потемнело, и я почти отрубился.

– Потеряли сознание?

– Типа того – я так решил, но потом – не, чувствую, доктор, молодой такой мужик, здоровый, перевернул меня сам (это мои-то сто двадцать килограмм, а?!) на спину – и давай брюхо щупать. Спрашивает что-то, и голос такой успокаивающий, я начал понемногу в себя приходить. Тут больно? А тут? А здесь? А как больно? Так, по-свойски очень. Но не нагло. Классный мужик, короче, сразу видно. Не суетился, дело знал. В общем, мне стало гораздо лучше, ну и не я первый, не я последний – пошел на попятную, говорю ему: спасибо, доктор, все прошло уже. А он говорит: нет, так нельзя, а вдруг этот, как его...

– Аппендицит?

– Ну да. Настоял, короче. Поехали, говорит, тут недалеко.

– Секундочку, – попросил Гордеев. – Доктор «скорой» – это Великанов?

– Ну ясен перец! – подтвердил Степанюк. – Короче, вывели меня, скрюченного, под руки, положили на кушетку в «Газель» – в «скорую» в смысле – и стали выезжать из двора. Да только не выехали...

– Почему?

– Вдруг слышу дикий грохот, все сотрясается – я падаю с этой чертовой кушетки, матерюсь, и из кабины тоже слышу сплошной мат-перемат. Но вроде не доктор ругается, кто-то еще, шофер наверно. Смотрю через перегородку – ну, блин, дела! На выезде из двора, в арке, в нашу «скорую» лоб в лоб въехала моя любимая жена, пребывающая в волнении от моего звонка и задвинувшая свой вонючий салон...

Гордеев оценил этот высокий штиль: «пребывающая в волнении»...

– Значит, вылезает она из своего «фордешника»...

– У нее «форд»?

– Ну да. Был.

– Почему?

– Так я ж рассказываю, – возмутился Степанюк, – а вы не даете! Я же рассказываю, зачем перебивать, это... как это говорится... некорректно, да?

– Извините, больше не буду перебивать, – пообещал Гордеев.

– Ладно, посмотрим. У нее подушки безопасности надулись, антифриз растекается лужей по земле. Ну мне не до этого, я потом обливаюсь – снова брюхо прихватило. Вылезаю на полусогнутых из этой гребаной «Газели», делаю жене ручкой. Великанов этот чешет репу, хочет в диспетчерскую звонить. Я говорю: не надо, чего тянуть, тут еще моя машина есть – вот стоит. У меня тоже «форд», джип «форд-экспедишн», двести тридцать лошадок. Зверь, а не тачка. Ну любим мы «форды», короче, ясно? Я говорю доктору: поведешь? «Без проблем, – говорит. – Только сейчас позвоню девушке своей».

– Девушке? – заинтересовался Гордеев.

– Ну да.

– И позвонил?

– Позвонил. О встрече, кажется, договаривался. Ха! Он, кстати, лоб здорово разбил, когда жена врезалась. Значит, оставляем водилу «скорой» и мою жену – пусть вызывают ГИБДД, и с этим Великановым садимся в мой «форд-экспедишн»...

– Стоп, – не утерпел-таки Гордеев. – А почему водитель остался, а не сел за руль?

– А, я забыл сказать! Он руку сломал.

– О господи, – покачал головой Гордеев, хотя знал об этом.

– Это только начало, – пообещал Степанюк. – Садимся в машину, едем в больницу, доктор мне так обнадеживающе говорит: «Ненавижу аппендициты». Я перебздел, честно говоря, спрашиваю почему. Он отвечает, что вроде фигня фигней, а вечно с ними мороки немерено. Надо их в детстве вырезать. Значит, едем, картинка что надо: я корчусь от боли, и у доктора вся морда в крови. Но, на удивление, без приключений доезжаем до больницы, все-таки недалеко было, хотя могли еще быстрее поехать, просто доктор немного напутал. Вот. В больнице он посадил меня в каком-то коридоре и убежал по своим делам. Я и сижу, жду, а там, страшно сказать, – здоровенная очередь из корчащегося народа. И за это время у меня вообще вся боль проходит! Ну то есть вообще!

– Поздравляю.

– Это давно было, – напомнил Степанюк. – Плевать уже. Живот-то прошел, но зато! Начинает болеть рука, которую я, как оказалось позже, вывихнул, свалившись с кушетки в «скорой», когда в нее жена врезалась.

Гордеев вздохнул. В другой ситуации он бы расхохотался, но сейчас ему начало казаться, что этой истории не будет конца.

– ...В общем, когда дошла моя очередь, меня обязали остаться в больнице на сутки, дабы не повторился приступ, который был вроде расценен как какой-то спазм, но, может, и аппендицит. Великанов на этом как раз и настоял. Оказывается, он звонил справиться обо мне. Вот такой вот мужик.

– Хороший мужик, – серьезно подтвердил Гордеев.

– А я что говорю? Лежу я, значит, в больничке, врачи уже больше интересуются вывихнутой рукой, чем животом. Часа через четыре приезжает грустная жена. Начинает меня утешать: мол, тачку починим и все такое. И мою, и твою. «Какую еще „мою“, – говорю. – Сбрендила, дура?!» – «Так ты ведь, бедненький, наверное, когда ехал сам, тогда и свою разбил, она ж у больнички стоит с боком протараненным, и зеркало висит на проводе». Короче, пока я лечился, моему стоящему на обочине джипу какой-то грузовик продрал весь бок – двери порвало насквозь, блин!!!

– Сочувствую.

– Да ладно, это давно было, – отмахнулся Степанюк, хотя явно переживал все заново. – И, конечно, уехал. И что же я имел в результате? Из-за того что накануне вечером плотно пожрал жареной картошки с салом, с утра случился какой-то заворот кишок, а потом – две разбитые буквально в хлам машины. Ну и вывихнутая рука, конечно.

– Скажите, Степанюк, – сказал Гордеев, – это все, конечно, очень интересно, но меня интересует только одна вещь. Когда вы ехали в больницу, вы останавливались где-нибудь?

Степанюк помотал головой.

– Точно? Ведь уже много времени прошло, вы могли забыть.

– Да вы что! У меня весь этот день перед глазами стоит как замедленное кино! Еще и поехали дурацкой дорогой, могли время сэкономить, а вышло на четверть часа дольше.

– Вот как? – заинтересовался Гордеев. – Почему так случилось?

– Я уже говорил: потому что доктор правильной дороги не знал. Ну он же доктор, а не водила – у меня к нему претензий никаких. Тем более что он, вообще, теперь свой братан фактически – по первой ходке отдувается.

– Значит, вы ехали как-то в объезд?

– Ну вроде того. Даже в маленький затор встряли возле «Энергомаша». Там еще, помню, он знакомого встретил.

– Как это – сидя в машине? По тротуару кто-то шел?

– Не, рядом с нами тачка остановилась – совсем вплотную, и доктор поздоровался.

– Как – поздоровался?

– Ну как здороваются? За руку, конечно.

– Конечно? – удивился Гордеев. – Послушайте, Степанюк. Если вы сидите за рулем, станете вы высовывать руку в окно?

Степанюк задумчиво потер давно перебитую переносицу.

– Да вроде нет...

– А вы видели человека, с которым он здоровался?

– Не, я на машину смотрел.

– Почему? Чем она примечательна?

– Так «ягуар» же! Черный! Красавец! Как тут не смотреть?

– Действительно, – согласился Гордеев. – На номер вы поэтому внимания не обратили...

– Я что, лох? – возмутился Степанюк. – Поэтому и обратил! Сразу заинтересовался – наша машина или московская?

– И оказалось?

– Московская, – вздохнул Степанюк. – Жаль. Я вообще-то патриот. Но в Химках пока таких тачек не встречал.

– То, что вы патриот, – это чувствуется, – подтвердил Гордеев. – Так какой был номер у «ягуара»? – Адвокат уже не сомневался, что Степанюк и номер помнил.

Когда Степанюк ушел, Гордеев позвонил Грязнову в Москву и попросил пробить номер «ягуара». После этого он позвонил водителю Прохорычу и поинтересовался, насколько хорошо доктор Великанов знал город.

– Серега-то? – удивился Прохорыч. – Да как свои пять пальцев! У него какой-то топографический талант был, на местности парень лихо ориентировался. Даже если мы оказывались черт-те где, он всегда первый правильную дорогу угадывал.

– А машину он хорошо водил?

– Отменно. Да, Серега Великанов – это был человек, – вздохнул Прохорыч.

– Почему – был? – возразил Гордеев, но в дискуссии вступать не стал и закончил разговор.

Итак, доктор Великанов, судя по всему, совсем даже не заблудился, просто удачно воспользовался ситуацией. Не было у него никакой девушки – это всем известно. Он договаривался о встрече, и встреча эта была – с водителем «ягуара». Их машины стояли рядом некоторое время. Для умелого водителя – это не бог весть какая задача. И значит... Нет, не стоит забегать вперед, оборвал себя Гордеев. Надо дождаться новостей из Москвы.

12

Турецкий сидел в меркуловском кресле и с неудовольствием думал, что, пожалуй, он начинает привыкать к этому кабинету и к... к чему, спрашивается?! Когда же все это кончится? И куда делся генеральный, который то предлагал вместе поужинать, то исчез и не появляется на работе, – и вот даже его верная секретарша-эсэсовка не знает, где его носит...

Зазвонил телефон.

– Александр Борисович, здравствуйте!

– Здравствуйте, – сказал Турецкий, не узнавая голос.

– Как здоровье Константина Дмитриевича?

– Очень даже ничего, – бодро ответил Турецкий. – А кто говорит?

– Иванов.

– Иванов? – Турецкий не сразу сообразил, что это значит, потом спохватился: – Доктор?! Ну куда же вы пропали? Мы тут уже, можно сказать, пьем за ваше здоровье!

– Меркулову я бы пока не советовал, – вполне серьезно сказал Иванов.

– Фигурально, – поправился Турецкий. – Фигурально пьем.

– Это как? – заинтересовался Иванов.

– Ну... Трудно объяснить... – Турецкий и сам не знал как. – Это надо видеть.

– Не сомневаюсь, сильное зрелище, – засмеялся Иванов.

– Да уж... Слушайте, доктор, что же вы пропали?

– То есть?

– Вы обещали мне найти барышню, с которой ваш приятель Великанов крутил роман.

В трубке возникла пауза.

– Доктор, вы где? – позвал Турецкий.

– Я слушаю.

– Ну так как же?

– Вообще-то Великанов не был моим приятелем, он был приятелем Стаса Саленко. А я... Мы с ним были просто однокурсники.

– Знаете что... А ведь он вас даже не вспомнил.

– Вот как?

Турецкому показалось, что в голосе хирурга появились чуть насмешливые нотки.

– Да-да! Мой друг, адвокат, ездил к нему в колонию и...

– Значит, это правда? – сказал Иванов.

– Что?

– Что он кого-то застрелил.

– Похоже, что так.

– Александр Борисович, давайте встретимся, если я могу чем-то помочь, я готов рассказать о нем все, что знаю.

Турецкий немного подумал.

– Вам нужно встретиться не со мной, а с адвокатом, который его защищает. Это мой друг, ему вы можете сказать все. Так что там с этой девушкой? Она что-то про него знает особенное?

– Ее зовут Катя.

– Замечательно. И...

– Александр Борисович, я сказал вам неправду. Эту девушку мне искать не пришлось.

– Почему? – напрягся Турецкий.

– Она моя жена.

Турецкий предположил было худшее, поэтому истинный смысл сказанного дошел до него не сразу. По крайней мере, она жива, рефлексивно подумал он.

– То есть... Подождите, что получается? Вы отбили ее у Великанова? Вы с ним враги?

– Не совсем так.

– А как?

– Я женат на Кате, той самой Кате, с которой у Сергея Великанова был роман до меня.

– Не вижу разницы, – сказал Турецкий.

– Разница в том, – заметил Иванов, – что сначала она ушла от Великанова. А наш роман начался много позже.

– Разница есть, – признал Турецкий. – Но... Великанов знал об этом?

– Конечно да.

– И когда вы с ним встретились на выставке медицинского оборудования – помните, вы мне рассказывали, он спрашивал про Катю? Об этом был какой-то разговор?

– Ни слова.

– Вас это удивило?

– Совсем нет. Он такой человек. Он и раньше такой был. Иногда хотелось ткнуть его булавкой, чтобы удостовериться, что у него тоже есть кровь, она тоже красная и ему тоже бывает больно.

– Это вы напрасно. Ему бывает больно, я вас уверяю.

– Возможно.

– Ну так что, встретитесь с моим приятелем-адвокатом?

– Александр Борисович, я вам доверяю. Если считаете, что в этом есть резон, то я согласен. Пусть он мне позвонит.

– Да! – спохватился Турецкий. – И Катю свою обязательно приведите, это очень важно.

– Я поговорю с ней, – неохотно сказал Иванов.