Текст книги "Великая Орда: друзья, враги и наследники"
Автор книги: Гали Еникеев
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Кадыр Али бек пишет именно о хане Борисе, который есть общий хан для народов Евразии – для русских, татар, немцев и поляков. То есть, мы видим еще одно подтверждение того, что Борис Годунов был именно ордынским царем, и дело шло, по всей видимости, к единению державы Монгол – Великой Татарии.
Заметим также, что приведенный пример говорит о том, что татарский мурза-ордынец Кадыр Али бек вовсе не был «захвачен в плен русскими» в ходе якобы «отвоевания русскими Сибири у татар», как напишут потом историки-западники. Ордынец Кадыр Али бек просто не стал подчиняться Кучуму, который в свое время объявил себя ханом над значительной частью населения Сибири и Урала. Тем самым Кучум, как видим, вошел в конфликт не только с татарами Ногайской Орды (см. чуть выше), но также и со многими другими ордынцами, включая «самого могущественного из татарских мурз-карачи» Кадыр Али бека и его сторонников.
Доказательства того, что Борис Годунов был именно законным наследником престола державы из рода ордынских царей, правнуком Ивана III и близким родственником Ивана IV, приводятся в работе Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко (81, с. 221–227). Приведенные чуть выше сведения из татарского исторического источника – также дополнительный аргумент в поддержку высказанной указанными исследователями версии о том, что царь Борис – законный царь старой Ордынской династии. Хотя, повторю, не со всеми выводами названных авторов, по моему мнению, можно полностью соглашаться, но необходимо признать, что в их работах приведено множество сокрытых от нас ценнейших фактов из подлинной истории Отечества. Также немало в трудах указанных историков-исследователей сведений, говорящих об искажении, более того, – как совершенно верно выразились эти исследователи – об искажении и очернении истории русских и татар романовскими историками-иностранцами, подобными Миллеру, и их подручными.
В официальной историографии, наряду с объективными фактами, в том числе и в работах Н. М. Карамзина и В.О Ключевского, о царе-ордынце Борисе Годунове и его делах, естественно, приводится также и масса дезинформации, как выразился сам В. О. Ключевский, «политической клеветы на царя Бориса» (61). Вся эта клевета – из содержания пропагандистского материала тех, кто готовил Смуту и свержение Ордынской власти в Московии и Великой Татарии, в том числе и путем проведения соответствующей агитационной войны и агентурной деятельности. Распространение сей клеветы входило в подготовительную часть очередного этапа грандиозного наступления Западного мира на Восток, организованного и осуществляемого католиками.
Последующие события, развернувшиеся в Московии и Великой Татарии в следующем, XVII столетии, и продолжившиеся с возрастающей интенсивностью и в XVIII в., полностью подтверждают сказанное: это, в первую очередь, военное вторжение войск «Лжедмитрия» в Московию и захват власти Романовыми. Это и насильственное обращение романовским правительством «ордынцев – предков большинства русских, тех, чья родина южнее широты Москвы-реки», в «греческую веру» (2, с. 938), (64), а также политика насильственного крещения татар, исповедовавших Ислам. Это и установление Романовыми и их подручными крепостного рабства в России, и проводимая ими политика изведения татар и чингизизма – в том числе при помощи мусульманского духовенства, организованного в «духовное управление» под «скипетром Романовых». Это и последующие кровопролитные войны России «с турками, со шведами, с персами, даже с самой собой, с астраханцами, казаками» (61, с. 538). В этих войнах, которые практически непрерывно велись в интересах наиболее влиятельных западноевропейских политических кругов, романовская Россия выполняла роль поставщика как «пушечного мяса», так и «материальной части» в громадных масштабах, расплачиваясь жизнями, здоровьем и благополучием русских, татар и других их земляков, населявших добрую половину Евразии-Татарии.
Все эти факты говорят о том, что Смута в России была устроена именно с целью установления в Московии власти, угодной самой могущественной западноевропейской державе того времени – сверхдержаве Папы Римского. «Запад был готов на все, чтобы завладеть Русью – этими огромными воротами на Восток. <…> Московская Смута – шаг к колонизации Востока. Этот замысел еще в 1584 году излагал в письме кардиналу ди Комо папский легат Поссевино. Он контурно дал сценарий Смуты, предложив трехлетний срок завоевания Польшей Московии <…>. В штрихах иезуит показал контуры внешней политики, которую потом почти три века проводили в жизнь цари Романовы. Персидские и турецкие войны, унесшие тысячи жизней, велись по заказу Рима. Они были выгодны только ему» (2, с. 1029).
Но вернемся к более детальному рассмотрению событий Смутного времени в Московии. Как мы видели чуть выше, во время царствования Бориса дела в Московии обстояли более чем благополучно. Московия возобновила союз с другими «осколками» Великой Орды, в это время растет ее могущество. Да и внутреннее положение Московии при царе Борисе только укрепляется, как и его авторитет. Притом учтем, что «первые два года правления Бориса» – это практически половина времени его «официального» пребывания на престоле Московии (1598–1604 гг.). Эти годы «казались лучшим временем России с XV века: она была в вышней степени своего нового могущества, безопасная собственными силами и счастием внешних обстоятельств, а внутри управляемая с мудрою твердостию и с кротостию необыкновенною» (58, с. 220–221). Были значительно уменьшены налоги, отменена смертная казнь, все сословия общества «могли быть довольны за себя и еще довольнее за Отечество, видя, как Борис в Европе и Азии возвеличил имя России без кровопролития и без тягостного напряжения сил ее; как радеет о благе общем, правосудии, устройстве» (там же).
А вот уже с 1601 года противник начинает активные действия, но заметим, что помог иезуитам и их пятой колонне – западникам – его величество Случай. Возможно, не будь этого, данный этап натиска на Восток со стороны католического Запада вновь бы провалился, несмотря на изощренность и массированный характер агентурного и пропагандистского наступления, и события развернулись бы совершенно в другом направлении. Соответственно, и мы имели бы совершенно другое Отечество, сохранившее все величие, материальные и духовные достижения Великой Орды Чынгыз-хана, его соратников и последователей, и на долю народов Евразии – Великой Татарии – не выпало бы многое из того, что пришлось пережить им за последние четыре с лишним века.
Выше было замечено, что католики и западники имеют свойство приписывать своим противникам-ордынцам свои же деяния, то есть, обвинять противника в том, что сами тайно (или, в некоторых случаях, даже явно) совершали. Так сказать, применяется древний психологический прием маскировки – общеизвестно, кто именно в подобном случае кричит громче всех «держи вора!». Это мы видели как на раннем примере отравления папскими агентами великого князя Ярослава, приписанного католиком Карпини (или его редакторами) матери татарского хана Гуюка, – см. выше или (41, с. 353), – так и на более поздних примерах. Например, отравление московских царей и членов их семей в конце XVI века приписывали Борису Годунову – основному объекту атаки пропаганды иезуитов-католиков в рассматриваемое время.
Но особенно интересны следующие обвинения в отношении царя Бориса, которые выдвигала пропаганда западников: уже через некоторое время после смерти царя Федора «молва оживилась. Пошли слухи, что избрание Бориса на царство было нечисто, что, отравив царя Федора, Годунов достиг престола полицейскими уловками, которые молва возводила в целую организацию (61, с. 327–328). Борисом Годуновым и его соратниками якобы «по всем частям Москвы, по всем городам были разосланы агенты» (там же). В мероприятии, – утверждали западники в распускаемых ими слухах – мол, участвовали «даже монахи из разных монастырей, подбивавшие народ просить Бориса на царство «всем миром» (61, с. 327–328). Причем, говорили, что даже «царица-вдова усердно помогала брату, тайно деньгами и льстивыми обещаниями соблазняя стрелецких офицеров действовать в пользу Бориса» (там же). (Выделено мной. – Г.Е).
В конце концов, мол, «под угрозой полиции сгоняли народ бить челом и просить Бориса на царство… Многочисленные пристава наблюдали, чтобы это народное челобитье приносилось с великим воплем и слезами. Многие, не имея слез наготове, мазали себе глаза слюнями, чтобы отклонить от себя палки приставов… Умиленная зрелищем такой преданности, царица, наконец, благословила брата на царство» (61, с. 327–328). Ну и т. д., и т. п.
Да, постарались сочинители, но видимо, коллектив пропагандистов был велик, а интеллект их довольно низок, поскольку все же вразнобой и довольно грубо сработали: оставили много существенных нестыковок. Например, то царица – вдова царя Федора, – «помогала брату Борису», то вроде бы ее же и вводили в заблуждение, добиваясь «благословления брата на престол»… И много еще нестыковок и ляпсусов для пытливого ума там имеется, как и во всей романовской историографии – не скучно, вернее, довольно интересно разбирать, если иметь в виду основную цель ее сочинителей.
В. О. Ключевский замечает: «Горечь этих рассказов, может быть, сильно преувеличенных, выражает степень ожесточения, которую Годунов и его сторонники постарались поселить в обществе» (61, с. 328). Выражает – да еще какую «степень ожесточения». Но уточним, что Борис Годунов, как нам уже известно, обладал огромным и вполне заслуженным авторитетом среди представителей самых разных слоев общества, как в Московии, так и в татарском мире вне ее пределов. И только западники, и их руководители-иезуиты, располагавшие огромными материальными средствами и сетью агентов влияния, и являлись тем самым «обществом», в котором еще с XIII века «поселилось ожесточение» против ордынской власти в Московии и Великой Татарии, а конкретно в рассматриваемое время – против ордынского царя Бориса Годунова и его сторонников.
Как видим по приведенным чуть выше примерам из пропагандистского материала западников, они обвиняли ордынского царя Бориса в отравлении царя Московии Федора, и, главное – в создании целой организации и сети агентуры для агитации и пропаганды, а также для влияния в своих интересах на должностных лиц – в том числе и военных. Это все, мол, Борис Годунов делал для того, чтобы добиться своей цели – прийти к власти в Московии вместо царя Федора. Но мы знаем – ордынский царь Борис имел достаточно власти и влияния уже при живом московском царе Федоре, выше приводились наглядные примеры оного. Поэтому вряд ли царь Борис нуждался в проведении столь масштабных «предвыборных мероприятий», приписываемых ему пропагандистами иезуитов. К тому же для создания сети агентов-пропагандистов, подкупа комсостава стрельцов-приставов и т. п. требуется, особо при уровне транспорта и связи XVI века, довольно долгое время, не говоря уже о значительных средствах – а ведь избрали Бориса на царство после смерти Федора практически сразу.
Да к тому же за время своего официального правления царь Борис, как мы видели чуть выше, никак не успел «поселить ожесточение в обществе», по крайней мере, в подавляющей части его – скорей всего, наоборот. Так что, если рассуждать здраво и объективно, выходит так, что в распускаемых слухах Борису Годунову его противники-иезуиты приписывали именно свои же действия. Это и организация мощнейшей сети агентуры, как для массовой пропаганды и агитации, так и для проведения соответствующих мероприятий – подкупа, склонения на свою сторону должностных лиц и общественных лидеров, «подготовки бояр-изменников, которые, в конце концов, убили законную власть в Москве» (2, с. 1029). И еще задачей агентуры – определенной ее части – была ликвидация неугодных западникам лиц.
Забегая вперед, заметим – после того, как наступит Смута в Московии – то есть состояние анархии и безвластия, – тогда западники под руководством иезуитов проведут уже заключительную стадию своей комбинации: «избрание царя Михаила Романова». А вот проделают это иезуиты и их подручные-западники примерно такими же методами, какие описываются в приведенной чуть выше выдержке из содержания пропаганды западников, описывающей «нечистое избрание царя Бориса». Только маскировка намерений тайных организаторов «выборов» будет гораздо совершенней – «мути» будет напущено с избытком, так что «осядет» все более или менее только к 1614 году. А после «просветления», уже в первой половине-середине XVII века, начнут полыхать войны Романовского правительства с народами России-Евразии, которые будут продолжаться почти до конца XVIII века. Эти войны были осторожно названы историками-западниками «башкирскими, казацкими, крестьянскими восстаниями».
Но вернемся в Московию самого конца XVI века. Чуть выше отмечалось, что западникам и иезуитам помог в устройстве Смуты и свержении царя Бориса именно случай: значительно облегчили задачу для начала нового наступления западников особо неблагоприятные погодные условия, точнее, природные катаклизмы, повлекшие катастрофические бедствия для Московии и многих областей Великой Татарии – подрыв сельского хозяйства, массовые неурожаи и страшнейший голод. Приведем события того времени в описании Н. М. Карамзина, который не пожалел красок в описании страданий народа при «плохом Борисе», но вынужден был, повторим, привести в своем труде достаточно и объективных сведений. Ведь рассматриваемые события происходили за пару веков «до Карамзина», и главное – сохранялось еще в народе достаточно знаний о своих предках – кто именно и чем занимался в рассматриваемый период. «При Карамзине» не так была еще стерта память народа, как это будет после воздействия на нее – еще в течение двух веков «после Карамзина» – романовской и без малого века советской антитатарской и антиордынской пропаганды. Поэтому Н. М. Карамзину надо было проявлять определенную осторожность при описании того периода. Стоит заметить – достаточно критики и обвинений в подтасовке фактов было высказано надворному историку Романовых уже его современниками (42).
Итак, с начала лета 1601 года в Московии и в прилегающих к ней областях, в основных районах производства хлеба и фуража, происходят стихийные бедствия, которые основательно подрывают продовольственную безопасность огромной державы: «Небо омрачилось густою тьмою и дожди лили в течение десяти недель непрестанно так, что жители сельские пришли в ужас: не могли ничем заниматься, ни косить, ни жать; а 15 августа жестокий мороз повредил как зеленому хлебу, так и всем плодам незрелым. Еще в житницах и гумнах находилось немало старого хлеба; но земледельцы, к несчастию, засеяли поля новым, гнилым, тощим, и не видали всходов, ни осенью, ни весною: все истлело и смешалось с землею» (58, с. 228). Как видим, не удалось собрать никакого урожая земледельцам, а скотоводы не смогли заготовить корма, следствием чего явилась гибель всего поголовья скота – что вызвало полное прекращение производства продовольствия на обширнейших территориях.
Н. М. Карамзин приводит сведения очевидцев: «Между тем запасы изошли, и поля остались незасеянными. Тогда началося бедствие, и вопль голодных встревожил царя. Не только гумна в селах, но и рынки в столицах опустели, и четверть ржи возвысилась ценою от 12 до 15 денег до трех (пятнадцати нынешних серебряных) рублей» (там же). То есть, цены на хлеб и основные продукты питания резко возросли – более чем в сто раз, – но самым ужасным было то, что их практически не было в продаже. Поскольку кое– кто из духовенства, купечества и вельмож, рассчитывая, что неблагоприятные погодные условия лета-осени приведут к бедственному неурожаю, и особенно с началом голода, организованно скупали зерно в огромных количествах и по многим областям, и держали его в хранилищах, не выпуская на рынок, тем самым способствуя распространению и усилению голода.
Узнав о беде, царь «Борис велел отворить царские житницы в Москве и других городах; убедил духовенство и вельмож продавать хлебные свои запасы также низкою ценою; отворил и казну <…> ежедневно каждому давали две московки, деньгу или копейку – но голод свирепствовал: ибо хитрые корыстолюбцы обманом скупали дешевый хлеб в житницах казенных, святительских, боярских, чтобы возвышать его цену и торговать им с прибытком бессовестным; бедные, получая в день копейку серебряную, не могли питаться. Казна раздавала в день несколько тысяч рублей, и бесполезно: голод усиливался и, наконец, достиг крайности столь ужасной, что нельзя без трепета читать ее достоверного описания. <…> Мясо лошадиное казалось лакомством: ели собак и кошек, стерво, всякую нечистоту. Люди сделались хуже зверей: оставляли семейства и жен, чтобы не делиться с ними куском последним. Не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга. <…> Злодеев казнили, жгли, кидали в воду; но преступления не уменьшались. <…> И в сие время другие изверги копили, берегли хлеб в надежде продать его еще дороже! Гибло множество в неизъяснимых муках голода. <…> Москва заразилась бы смрадом гниющих тел, если бы царь не велел, на свое иждивение, хоронить их, истощая казну и для мертвых. <…> Пишут, что в одной Москве умерло тогда 500 000 человек, а в селах и других областях еще несравненно более, от голода и холода: ибо зимою нищие толпами замерзали на дорогах. Царь не оставил ни одного города в России без вспоможения, везде уменьшая число жертв, так что сокровищница московская, полная от благополучного Федорова царствования, казалась неистощимою. И все иные возможные меры им были приняты: он не только в ближних городах скупал ценою, им определенною, волею и неволею, все хлебные запасы у богатых; но послал в самые дальние, изобильнейшие места освидетельствовать гумна, где еще нашлись огромные скирды <…> велел немедленно молотить и везти хлеб как в Москву, так и в другие области. В доставлении встречались неминуемые, едва одолимые трудности. <…> наконец, деятельность верховной власти устранила все препятствия, и в 1603 году мало– помалу исчезли все знамения ужаснейшего из зол: снова явилось обилие, цена хлеба упала от трех рублей до 10 копеек, к восхищению народа и к отчаянию корыстолюбцев, еще богатых тайными запасами ржи и пшеницы!» (58, с. 228–230). (Выделено мной. – Г.Е.).
Как видим, это грандиозное стихийное бедствие было все-таки преодолено государством царя Бориса, хотя и ценой огромных потерь. Погибла масса населения, исчезло множество деревень, сел, а то и городов, ямских станций, опустела казна, мощь державы была подорвана основательно. Особенно способствовало наступлению тяжелейших последствий стихийного бедствия и голода деятельность экономических диверсантов-мародеров, которые скупали по всей стране и прятали хлеб в огромных количествах. И главное, умудрялись прятать скупленный ими хлеб от населения, не выпуская его на рынок. Притом ухищрялись скупать даже хлеб, выпускаемый на рынок из царских хранилищ, так сказать, стратегические запасы державы[122]122
Вспомним, что в державе Монгол – Великой Татарии – Верховный хан создавал стратегические запасы зерна, чтобы в случае угрозы подобных бедствий в каком-либо Улусе (части) державы направить туда хлеб в помощь населению (41), (42). Поэтому в державе Монгол не было никогда подобного – огромная континентальная империя могла справиться с неурожаем или иным стихийным бедствием за счет взаимопомощи своих Улусов, или, в крайнем случае, за счет стратегических резервов державы. Поэтому не голодали ордынцы и их подданные в пору единства державы Монгол, и даже помогали голодающим Западной Европы, например, итальянцам – тем же католикам (там же).
[Закрыть].
Это говорит, во-первых, об организованности, о неограниченных материальных возможностях, об огромной численности и больших агентурных способностях этих скупщиков-диверсантов, и направляла и финансировала их, соответственно, очень серьезная организация, по возможностям не уступающая, а намного превосходящая крупную державу. Само собой разумеется – вовсе не только жажда наживы была причиной того, что скупщики зерна не продавали хлеб умирающим от голода людям. Старания этих врагов были направлены на то, чтобы: а) настроить население против царя Бориса (пропаганда западников объясняла бедствия «грехами Бориса»), б) истощить государственную казну до предела (помощь государства народу отнюдь не была тайной), и таким образом, всеми мерами, ценой бесчисленных жертв, приближать хаос и анархию в стране.
Но вот голод прошел, страна начала приходить в себя. Народ, видевший все старания царя Бориса по борьбе с бедствием, не спешил подниматься на «нечисто избранного царя». Скорей всего, в массах преобладала апатия относительно этих вопросов – уцелевшим, надо полагать, было не до «политики». Из-за насущных проблем народу недосуг было предаваться размышлениям о том, «чистым или нечистым» путем был избран на царство Борис Годунов. Посмотрим, как в этой ситуации действовал противник Московии.
Еще в преддверии бедствий от страшного голода враги ордынцев перешли в наступление. Летом 1601 года, когда шел в Москве и в окрестностях проливной ледяной дождь, не прекращавшийся в течение двух с половиной месяцев, был раскрыт заговор западников, в частности, по подготовке покушения (путем отравления) на царя Бориса Годунова и ордынское руководство Московии. В результате последовала ссылка костяка антиордынской группировки Романовых (приговор боярский от июня 1601 года). Все это расписано надворным историком Романовых Карамзиным, естественно, так, что это обвинение оказалось, якобы, клеветой на романовско-захарьинскую группировку, и, соответственно, явным произволом. Мол, каково: Федора Никитича Романова («будущего знаменитого иерарха»), «сослали в Сийскую обитель», а вот «шестилетнего Михаила (будущего царя!)» – возмущается Карамзин – отдали семье их зятя, князя Бориса Черкасского, отправленного, как замешанного в заговоре западников, также подальше от Москвы, в ссылку на Белоозеро (58, с. 223–224). Но вспомним, что Борис Годунов будет именно отравлен, – но позже, 13 апреля 1605 года, – когда последует «вторая (и на этот раз успешная) попытка бояр свергнуть царя Бориса. Во главе заговора стояли те же люди: Шуйские, Голицыны, Романовы» (81, с. 230). Так что, скорей всего, раскрытие заговора группировки Романовых в 1601 году не было сфабриковано.
Но центр движения западников был, как мы знаем, не в Московии. И вот еще свидетельства этому: примерно с 1603 года, с окончанием бедствий страшнейшего голода, Московию, в основном окрестности столицы, начинают наводнять отряды «разбойников». Эти отряды возникли, как увидим, вовсе не стихийно и состояли они вовсе не из истощенных голодом, чудом выживших и обнищавших крестьян и ремесленников. Были эти «разбойники» в большинстве своем именно из «литовской Украйны, земли Северской», куда еще со времен Ивана Грозного ссылали преступников – вместо казни. И именно из подобных «козаков»[123]123
Стоит отметить, что «казаками» в рассматриваемый период называли себя многие, часто не имеющие отношения к войскам Орды, которыми и являлись настоящие казаки еще и в то время (28), (29), (30). Присваивали себе название «козаки» многие, частенько откровенно уголовные группировки, а в период Смуты в основном – отряды западников, сформированные из наемников-головорезов. Это тоже было весьма действенным способом наведения «мути». Этот прием использовался фашистами в период Великой Отечественной войны – эсэсовцы, и особенно «фельдполицаи» из изменников, в ряды которых шли обычно «суки» (особый контингент из среды уголовников), переодевались в советскую военную форму перед проведением своих «акций» по демонстративному уничтожению мирного населения. Но, правда, ныне вспоминать это у историков-западников и в прочей высококультурной среде «не модно» – видимо, кое-кому гораздо выгоднее повторять пропагандистские вымыслы о «зверствах» советских солдат – наших отцов и дедов.
[Закрыть] они и состояли в основном (58, с. 231). Также в составе этих якобы стихийно возникших, но хорошо организованных, отлично вооруженных и снабжаемых, и соответственно весьма боеспособных крупных военных отрядов находились во множестве «слуги опальной знати, Романовых и других» (там же, с. 232). Эти отряды, сформированные на западной окраине Московии, не контролируемой в описанных условиях бедствия государством Бориса Годунова, а возможно, и на территории Литвы и Польши – массами проникали внутрь России (там же, с. 232). Эти банды – по сути, воинские формирования специального назначения – «грабили, убивали на дорогах, под самой Москвою», были у них созданы в лесах базы – «пристани». Причем эти отряды наемников вовсе «не боялись и сыскных дружин воинских: злодеи смело пускались на сечу с ними, имея атаманом Хлопка, или Косолапа, удальца редкого» (там же). (Выделено мной. – Г.Е.).
Западниками были предприняты, как видим, масштабные и весьма действенные меры для основательной дестабилизации обстановки в державе Бориса Годунова. С наступлением неблагоприятных погодных условий, в предвидении неурожаев крупными монастырями, находившимися под влиянием западников, крупными купцами, боярами-западниками в огромных количествах скупается хлеб. Ввиду неурожаев, скупки и сокрытия хлеба начинается массовый и страшнейший голод. Борис Годунов предпринимает масштабные меры по борьбе с голодом и спекулянтами хлебом. Этой деятельности государства по борьбе с бедствием противодействуют экономические диверсанты, располагающие огромными денежными средствами и действующие организованно и слаженно. Постепенно пустеет государственная казна.
Бедствие голода вызывает другие явления, еще более дестабилизирующие ситуацию – растет преступность, появляются крупные банды, множество из них были сформированы западниками, имели отменное вооружение и снабжение. Впоследствии эти отряды, современное определение которым – разведывательно-диверсионные, – будут присоединяться к войскам Дмитрия, состоявшим в основном из западноевропейских наемников. Историки-западники назовут эти банды «представителями восставшего народа, за счет которых выросло войско Лжедмитрия, благодаря которым он смог захватить Москву».
В это же время в Московии и вокруг нее продолжается усиленная пропагандистская работа против правительства царя Бориса Годунова и против него лично. Из лагеря руководимого иезуитами царевича Дмитрия непрерывно направляется в Московию агентура: «Лазутчики его действовали с величайшею ревностию, обольщая умы и страсти людей – доказывая, что присяга, данная Годунову, не имеет силы» (58, с. 246).
Агитация проводилась, естественно, и против ордынцев – как против татар, так и русских-ордынцев и в целом против власти Орды. Примерно в это время, видимо, и появляются легенды о «татарском нашествии», о «плохой Орде Чынгыз-хана», о «русских князьях – рабах татар-ордынцев», о «Казанском взятии» (якобы «о разгроме последнего оплота разбойничьей Орды победившими ее русскими»). Все это делалось для усиления «мути»: во-первых, противопоставить друг другу русских и татар и, во-вторых, дискредитировать ордынскую систему власти, и в целом ордынцев. А дискредитация ордынцев – как русских, так и татар – нужна была западникам для того, чтобы обосновать необходимость прихода к власти западнорусской знати и «потомков» мифических Рюриковичей, якобы несколько веков тому назад «спасших славян, предков русских-московитов, от хаоса безвластия».
Теперь вернемся к царевичу Дмитрию, которого мы оставили в тот самый момент, когда он прибыл в католическую Польшу, беспрепятственно выехав из «деспотической Московии» – откуда, согласно сочинениям многих западноевропейских путешественников, якобы «никого без разрешения царя не выпускали».
На встрече с приблудным царевичем польский король Сигизмунд первым делом назначил Дмитрию, как своему сотруднику, солидное жалованье-оклад, «сказав: «мы, рассмотрев все ваши свидетельства, несомненно, видим в вас Иоаннова сына… определяем вам ежегодно 40 000 злотых на содержание и всякие издержки. Сверх того, вы, как истинный друг республики, вольны сноситься с нашими панами и пользоваться их усердным вспоможением»«(58, с. 239).
Полномочный представитель Папы Римского, посредничавший при встрече Дмитрия с Сигизмундом, «советовал действовать немедленно, чтобы скорее достигнуть цели: отнять державу у Годунова и навеки утвердить в России веру католическую с иезуитами», дабы «подчинить Риму все неизмеримые страны Востока!» (58, с. 239).
Иезуит Бареццо Барецци пишет: «Король (Сигизмунд. – Г.Е.) дал Димитрию позволение тайно набрать в Королевстве 5000 человек, которые бы выступили в поход (на Москву. – Г.Е.) и собрались около границ литовских; между ними должны были находиться и такие солдаты, которые уже воевали в Московии при Короле Стефане. С ними должны были еще соединиться 5000 Козаков, которые обыкновенно находятся в пределах Королевства: привыкнув жить грабежом, Козаки поспешно пошли к Димитрию» (12). Как видим, так называемые «козаки», действовавшие на стороне западников, были именно из тех, которые «привыкли жить грабежом» – мы не ошиблись (см. чуть выше сноску). И еще, как пишет сам Бареццо, мол, пусть «читатели не забудут, что эти слова написаны иезуитом, ревностным приверженцем Католицизма» (12). Поэтому, как увидим ниже, количество войск Дмитрия, набранных при помощи католиков-иезуитов, «ревностный приверженец» западнической версии трактовки описываемых событий снизил минимум раз в двадцать (мол, «после к царевичу Дмитрию присоединялось население, поднявшееся против царя Бориса»). Как совершенно верно заметил в данном случае Н. М. Карамзин: «Ополчалась в самом деле не рать, а сволочь на Россию» (58, с. 241).
Правда, о том, кем именно эта «не рать, а сволочь» была организована, и в чьих интересах пошла на Московию, и, главное, о том, что именно при ее помощи пришли к власти хозяева самого Николая Михайловича, – о том в трудах надворного историка, понятное дело, умалчивается. Но и за малую толику правды скажем Н. М. Карамзину спасибо – в конце концов, его тоже можно понять: или написать что-то, или вообще не писать, ну а кто захочет зело – тот разберется, и поймет…
Царевич Дмитрий, помимо своего «королевского оклада», был снабжен немалыми деньгами, «дабы он мог содержать себя сообразно со своим достоинством. С такими пособиями Димитрий отправился в Московию, находясь под руководством польского воеводы Сендомирского, который взял с собой двух Францисканских монахов (из тех, которые в Польше называются Бернардинцами, по причине преобразований св. Бернардина) и двух отцев, принадлежавших к Иезуитскому обществу, с одним из их товарищей: они, как люди, весьма добродетельные, должны были духовным оружием подкреплять войско. Эти Иезуиты были отец Николай Чиржовский и отец Андрей Лавицкий: они постоянно находились при Димитрии» (12). (Выделено мной. – Г.Е.). Как видим, многие иезуиты носили вполне «славянские» фамилии и руководили, так сказать, операцией по свержению ордынской власти непосредственно. Здесь нам иезуит Бареццо назвал имена только двух своих «отцев», рассекреченных уже на тот момент – а было их, по всей видимости, сотни, если не тысячи.
Как свидетельствует немец Патерсон, он в войске Дмитрия (то есть, западников) кроме войска из поляков и «козаков», видел еще «гвардию из ливонцев и немцев и по сотне французов, вооруженных бердышами, англичан и шотландцев. Сотником французов, вооруженных бердышами, был Яков Маржерет, секвонец» (87).
Следует сказать, что утверждения историков-западников о том, что царевич Дмитрий (точнее, западники и иезуиты, которые им руководили), несли народу Московии чуть ли не «освобождение от деспотии и процветание», мягко выражаясь, не совсем верны. Что ожидало мирное население в ходе начавшегося наступления войск интервентов– католиков, говорит следующий факт. Во время переговоров с московским воеводой Басмановым представитель царевича Дмитрия Бучинский говорил: «Я прислан моим всемилостивейшим государем, сыном блаженной памяти великого князя Иоанна Васильевича, Димитрием Иоанновичем. Небесный промысел сохранил его от смерти, приготовленной в Угличе изменником Борисом: он здравствует, и через меня, слугу своего, объявляет, что если вы покоритесь ему и ударите челом, как законному государю, то будете помилованы. Если же не согласитесь, то знайте, что всех вас предаст он смерти, и мужей и жен, и старых и малых; самым младенцам в матерней утробе не будет пощады» (85). Понятное дело, это были не пустые угрозы – вспомним русский город Юрьев, уничтоженный подобным образом немецкими крестоносцами в XIII веке – остальные русские города избежали подобной участи только потому, что «немцы зело бояхуся и имени татарского» (41), (42).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.