Текст книги "Бури"

Глава 12. Сон седьмой

…Тропы, мне предстояли тропы. Все мы рвем несколько пар обуви, кто-то больше, кто-то меньше. Я знала, что даже самые крепкие ботинки устало разойдутся по швам, прося отпустить их на свободу. Знала, что пойду единственным путем вслед тем, кого берегла теплом сердца. А ещё знала, что едва ли вспомню увиденное, когда верну себя…

…Котята никак не отреагировали на перемещения, и это радовало. Кристиан ещё не знал, куда пристроит их. Ходить по мирам с ними, даже не смотря на то, что они спокойно переносили путешествия, он не хотел. Он боялся, что может потерять их, навредить своими бесконечными блужданиями. Котятам нужен был дом. Кристиан долго присматривался к реальностям, надеясь отыскать подходящую. Пока что ничего путного ему не попадалось. К тому же он не собирался отдавать Шмыгу и Царапку кому ни попадя. Хорошо было бы вернуться ненадолго домой – там бы точно нашлись те, кто о них позаботится, – но Земля была недоступна. Он чувствовал, как с каждым новым посещенным миром отдаляется от родного. Но штурмана это не беспокоило. Всегда ведь можно отыскать дорогу назад, да и время щадило его. Научившись чувствовать свою собственную скорость жизни, он также научился ощущать ход времени в других мирах. И знал, что Земля отстает от него на месяцы, а, значит, с родными все хорошо, и они не превратятся в стариков, пока он бродит.

Кристиан не хотел домой. Ему нравилось путешествовать. Он легко узнавал новое, расширял Промежуток и видел, что тот выращивает для него все новые камни. Они вылезали из песка и приглашали к себе, иногда даже разговаривали вслух. Чаще всего у каждого камня было свое собственное слово, и Кристиан обнаружил, что может двигать их, как ему вздумается. Он расположил самые важные миры по кругу, поместив темный камень Земли в центре. Впрочем, возвращаясь в Промежуток, он находил некоторых упрямцев далеко от того места, где оставил их в прошлый раз. Особенно подвижным был камень, открывающий красивый мир, который штурман посетил сразу после мира капель. Он никак не мог устоять на месте, бродил по пляжу и даже купался… Был и ещё один занимательный камушек. Он потрескивал и разбрасывал снопы тонких молний, но, к сожалению, оставался закрытым. Однако самым странным штурману казался огромный черный камень, торчащий из воды. Он был молчалив и недоступен, и не позволял подойти к себе ближе, чем на пару шагов, создавая плотное, невидимое защитное поле.

Однако с ним, как и с остальными, можно было говорить, но только душой. Кристиан не сразу догадался, как это делать лучше всего, но когда понял, то уже не видел преград. Промежуток открывал в путешественниках особую энергию, помогающую говорить с мирами. Силу говорить с камнями нельзя было потребовать или купить, но её можно было заслужить. Промежуток взращивал её в каждом страннике бережно и упорно, помогая учить новые чувства и слова, расширяя границы памяти и разрушая преграды. И Кристиан доверял Промежутку, понимая, что он, как и Бури, будет беречь его и всех остальных ребят.

Устав от перемещений, штурман задержался в одном из миров, в спокойном, тихом городке на берегу большой реки. Шмыга и Царапка к тому времени превратились в полупсов. Они привыкли к прогулкам, сидя у Кристиана на плечах, бегали за палками, нося их в зубах, но при этом умело охотились на птиц и мышей, как настоящие коты.

Кристиан сидел на городском пляже и терпеливо наблюдал за котятами, использующими его ногу как дерево. Они по очереди забирались наверх, цепляясь острыми коготками за штанину, непременно устраивали драку на колене и шлёпались вниз. Убегали прочь, к мелким речным волнам, на которые вдохновенно шипели, и непременно возвращались. А потом всё повторялось. Шмыга был более ловким, Царапка – более сильным. Он так разошёлся, что в боевом угаре вцепился брату в хвост, и тот запищал.

– Полегче, дружок, – сказал Кристиан, подхватывая котёнка под пузо и забирая к себе на грудь. – Так ты ему морковку откусишь.

Позади раздался чей-то весёлый смех, и Кристиан вывернул шею, увидев сидящую на яркой подстилке девушку. На вид ей было не больше шестнадцати лет.

– Забавные у вас котята, – сказала она.

– Это я у них забавный. Игровой комплекс для всяческих забав.

Девушка снова рассмеялась.

– Сколько им?

– Четыре месяца, – ответил Кристиан, выдирая из волос Шмыгу.

– Такие оболтусы!

– Ещё какие.

– Котята похожи на породистых, вы их не в питомнике покупали? – спросила девушка.

– Я их не покупал, – ответил Кристиан. – Я их подобрал и теперь хочу найти им хозяина. Или хозяйку, – улыбнулся он.

– Можно я поближе на них посмотрю? – попросила девушка.

– Конечно, – ответил он.

Она поднялась и подсела к Кристиану, и мужчина тоже сел. Шмыга и Царапка тут же подскочили к девушке и залезли под её длинную юбку.

– Ай! – расхохоталась она. – Мелкие, вы меня щекотите!

Она ловко взяла Царапку на руки, и он принялся вдохновенно грызть её палец.

– Боевое котище! – сказала она, смешно хмуря брови. – Страшный зверь, ты мурлыкать умеешь? – и она, уложив котёнка к себе на колени, пощекотала ему мохнатое пузико. Царапка сразу втянул коготки и обхватил мягкими лапками её худое запястье. – А ты? как его зовут?

– Шмыга, – ответил Кристиан.

– Классное имя! – улыбнулась девушка. – Шмыгай сюда, шмыгун! – сказала она. – Лобик у тебя бархатный, щечки мягкучие. А усы какие длинные! Да, тебе нравится, ласковый бодунчик! Ну, давай ещё почешу твои ушки. И шейку.

Кристиан слушал воркование девушки и улыбался.

– Вам не нужны котята? – поинтересовался он.

Она подняла на него глаза.

– У меня всегда был полон дом животных, но месяц назад нам пришлось усыпить кота. Это тяжело – прощаться с любимыми. Мама говорит, что боится снова полюбить мурлыку. Кстати, этот очень на него похож.

– Его зовут Царапка, – сказал Кристиан. – Мой последний пёс умер от старости. Просто уснул. Кошек у нас дома всегда было с избытком, но моим любимцем был Повар. Его так назвал папа, потому что этот великий кулинар любил размешивать хвостом супы и прочие блюда. Сядет, опустит свои жернова в кастрюлю – и как ни в чём ни бывало! Еле отучили его от этой дурной привычки.

Девушка расхохоталась.

– Такого креативного кота я ещё не встречала!

– Он был ласковым и постоянно мурчал. Ест – мурчит, спит – мурчит, умывается – мурчит.

– Замечательный! – широко улыбнулась девушка.

– Да. Он дожил до пятнадцати лет, а потом пропал. Что с ним стало, мы так и не выяснили.

Она вздохнула.

– Можно я позвоню маме? Снова почувствовать под пальцами тёплую мягкую шерстку дорогого стоит.

Кристиан кивнул. Девушка достала телефон и взволнованно прижала к уху темную трубку.

– Мам, привет! Слушай, тут такое дело…

Она улыбнулась Кристиану и отвернулась.

– Котята, мам. Нет, ты дослушай! Они не просто хорошие. Нет. Всё я понимаю. Один похож на нашего Мурыча. Очень похож. Всего двое. А что рыбки, мам… Рыбку не погладишь. Я всё равно их принесу. Да, вот так. Глупости! Почему сразу вредина? Как это не слушаюсь? Сама такая! В общем, всё решено. Ну пока, мам. Я тебя люблю.

Она поглядела на Кристиана.

– Возьмём их с радостью!..

…Ин Че знал, что Ката будет как всегда переживать за него, но Олан всё уладил.

– Отпусти брата размять крылья, – сказал он.

– Только обещай, что не будешь летать высоко, ладно? – жалостливо попросила она.

– Ката, я уже не маленький. Я буду летать, как нужно. К тому же ты хоть раз видела, чтобы птица разбивалась из-за собственной неуклюжести?

– А я не сказала, что ты неуклюжий, – ответил она. – Я волнуюсь и…

– Олан, убери мою сестру куда-нибудь подальше, – рассмеялся Ин Че.

Олан весело кивнул и, взвалив Кату на плечо, унёс в дом.

– Оденься потеплее! – успела вякнуть девушка, прежде чем закрылась дверь.

Ин Че покачал головой и незамедлительно шагнул в Промежуток.

Который день сердце его трепетало. Пробуя крылья, он учился летать внутри себя. Ин Че знал, что его жизнь началась в тот миг, когда он ощутил небо. Впервые он сел за штурвал самолёта мальчишкой. Это случилось на празднике, и добросердечный пилот позволил ему посидеть на своём месте. Когда пальцы его коснулись небесного руля, Ин Че понял, что станет лётчиком. А потом, спустя несколько лет, когда он уже учился в лётной школе, он и узнал, что болен. Сонную болезнь лечили, но таких денег в их семье отродясь не водилось. Мама работала в поте лица, откладывая каждый грошик, отец трудился на Торре. Ката училась в академии искусств, но вскоре вынуждена была бросить её из-за нехватки денег.

Впервые он уснул, когда ему было семнадцать. Для него такие отключки были мгновенными, он не видел снов и ничего не чувствовал. Он мог проспать неделю и, очнувшись, даже не захотеть есть. А потом умерла мама, и Ин Че принял единственное верное решение: купить самолёт. Он нуждался в нём, к тому же трюкачам неплохо платили. Он летал и днём, и ночью, и не уставал от этого. Однажды вечером они сидели в гостиной и разговаривали, и Ката предложила накопить денег на билет до Торры. К тому времени их отец уже числился пропавшим без вести. Торра была также благоприятна для жизни, как и опасна. Красивый кусок земли, который каждый хотел заграбастать для себя.

Ради этой безумной мечты Ин Че готов был на всё. Ката работала в театре, он летал. Деньги понемногу накапливались, но много ли накопишь, когда за дом дерут в три шкуры? И они переехали к Солёному лесу. Теперь Ин Че понимал, какую глупость они тогда совершили. Стремясь поскорее отбыть восвояси, они потратили много денег и рискнули здоровьем. Ему было не страшно за себя, он боялся за Кату, но боялся издалека. Строить планы на будущее было приятно и радостно, даже несмотря на то, что иногда он засыпал. Время шло, и ему предложили контракт с одной из ведущих лётных команд. Он отказался, предпочтя выступать на том празднике независимо от других. В первый же день Ин Че заработал приличную сумму. Всё шло прекрасно, Ката радовалась, он тоже. А потом темнота застала его прямо в небе…

В каждом мире было своё небо. Оно пахло и чувствовалось по-разному. Ин Че нравилось смотреть на непохожие миры с высоты птичьего полёта. Прежде он не видел столько прекрасных мест! Он перемещался и летал, летал и перемещался, и только потом до него дошло, что теперь они с Катой могут с лёгкостью попасть на Торру и попытаться разыскать отца. Однако девушка была поглощена любовью, она была счастлива с Оланом, и Ин Че решил всё проделать самостоятельно и преподнести сестре сюрприз. Она любила сюрпризы.

Правда, ему пришлось-таки прийти к Кёртису и попросить его сделать побольше денег и прочей вещевой дребедени. С Кёртисом был и Анут – новообретённый друг с Атории. И именно в тот момент, когда Кёртис колдовал над удобным рюкзаком, некстати появились Олан и Ката. Ката не была скандалисткой, но она прямо заявила брату, что хочет пойти с ним. В конечном итоге они отправились на Торру впятером, но прежде этого Кёртис сделал для них самолёт.

Это был удивительный самолёт. Он мог садиться как на воду, так и на землю, работал бесшумно, летал быстро и выглядел превосходно. Ин Че, который поначалу расстроился, что не удастся предпринять это путешествие в одиночку, теперь был только рад большой компании. У них с Катой не было друзей, только они сами. Правда и друг на друга им не хватало времени, его съедала работа, постоянная и безжалостная, хотя он с радостной готовностью летал до упомрачения. Теперь времени было столько, сколько вмещала счастливая душа свободного в своих мечтах человека.

Они приземлились в привычном Ин Че месте – на ровном поле близ Солёного леса.

– Отсюда отправимся на Торру, – сказал он товарищам. Он был рад, что среди них одна лишь Ката не умела летать – ни в прямом, ни в переносном смысле. Четыре мужчины, два из которых опытные пилоты, другой – и пилот и птица в одном лице, а третий – просто птица. А раз так, значит, Кату они общими усилиями сберегут. Правда, пока что Олану удавалось делать это в одиночку…

Ин Че успел привязаться к ним обоим. Олан был прямолинеен и строг, Кёртис – открыт и добродушен. Ин Че чувствовал их друзьями, а он всегда мечтал найти друзей… Мечты сбывались одна за другой, и он, счастливый, глотал их, принимал в себя.

Они поднялись в небо, и вскоре Ин Че передал управление Кёртису, а сам сел к Ануту играть в карты. Ката болтала с Оланом, все были довольны.

Перелёт через пустыню Ин Че не пугал. В их мире вместо океанов едва теплились хилые моря, вместо рек тонкими змейками вились ручьи. Вода была ценным ресурсом. Материк Торра был знаменит тем, что находился за грязевыми лесами и Пустыней Огня, и туда можно было добраться только по воздуху. И там имелась вода, много воды. Чудесный край, доступный для избранных или для тех, кто не боится тяжёлой работы. Таких, как их с Катой отец.

Конечно, перед тем как взлететь, они купили пропуски. Когда-то желанный, теперь этот документ выглядел для Ин Че не более чем куском бумаги. Он сунул его в карман куртки и забыл про него.

– Эта Торра, – сказал Олан, – почему её называют материком? У вас же здесь нет океанов.

– Вместо океанов у нас пустыни, – ответил Ин Че. – Всё, что окружено ими с четырёх сторон – это материки, просто не такие, к каким вы привыкли.

– Да уж, – сказал Олан. – Жизнь без воды для меня была бы ужасной.

– Она такой и была, – сказала Ката. – Но мы не замечали этого, просто жили.

– И что же там? – полюбопытствовал Анут.

– Говорят, там красиво, – сказал Ин Че. – Но мы точно не знаем.

– И небезопасно, – добавила Ката.

– Угу, – кивнул Олан. – Мне уже нравится наше путешествие.

Ближе к вечеру управление взял Олан, а остальные, включая Кату, уснули.

Ин Че проснулся от лёгкого толчка, словно кто-то по-дружески пихнул самолёт в плечо.

– Олан?

– Знаю, – ответил тот. – Это ветер.

– Интересный ветер, – пробормотал Кёртис.

– Я не хочу показаться недалёким, но меня одного удивляет, что земля светится? – сказал Анут.

– Она и правда светится, и уже давно, – сказал Олан. – Эта пустыня, она не опасна?

– Если упадём вниз – тогда станет опасна, – ответил Ин Че. – Внизу не песок, а нечто особое. У нас его называют «звёздной землёй».

– Название романтическое, – улыбнулся Олан.

– Если мы туда плюхнемся – нам крышка, – сказал Ин Че.

– Странный ветер, – повторил Кёртис.

– А что будет? Нас засосёт? Расплавит? Расчленит? Расплющит? – начал перебирать Олан.

– Скорее расплавит, – сказала Ката. – Точно никто не знает, но, сев, назад уже не поднимешься.

– И многие так сгинули? – спросил Олан.

– Многие, – кивнула Ката.

– А где тогда останки? – нахмурился Анут.

– Их не находят. Что упало – то пропало, – усмехнулся Ин Че.

– Сядьте на места, – приказал Олан, когда их встряхнуло. – Ката, тебя тоже касается. Ин Че, поможешь?

Парень тут же занял кресло рядом с ним, остальные хорошенько пристегнулись.

– Ветер на подобной высоте? – нахмурился Кёртис.

– Мы с курса сбились, – пояснил Ин Че.

– Это бред какой-то! – возмутился Олан. – По приборам всё нормально, а чувствуешь себя как у слона… за пазухой.

– А кто такой этот слон? – подала голос Ката.

– Это такое крупное млекопитающее с хоботом и большой серой попой, – пояснил Олан.

Все рассмеялись. Ин Че сосредоточился на управлении. Самолёт вёл себя как-то странно. Он кряхтел и покашливал, как будто словил простуду. Ин Че не понимал, почему он издаёт эти странные звуки. И вдруг…

– Олан, самолёт снижается, – сказал он. – Я пытаюсь… Это что за белиберда?.. – вырвалось у него. Прямо на лобовое стекло шлёпнулось нечто склизкое и расплывчатое, но при этом зубастое. Оно хищно оскалилось, издавая клацающие звуки.

– Какой-то недружелюбный слизень, – сказал Олан. – Сейчас. – И он включил дворники. Слизня смахнуло, но на его место тут же шлёпнулся новый.

– Ой, мама! – послышался голос Каты. – Это что за гадость с неба падает?

– Это зубастые студни, – отозвался Ин Че.

Он легко шутил, но волноваться определённо было о чём. Когда на стекле сидело уже с десяток таких слизней, дворники о них сломались.

– Чёртовы ошмётки! – выругался Олан. – Они нам самолёт испортят!

Самолёт взвизгнул и рванул в сторону.

– Держи штурвал! – сказал Олан и встал с места.

– Ты куда? – напугалась Ката.

– Не дёргайся, глупая! Я остановлю время и почищу самолёт.

– Это опасно, Олан, – сказал Кёртис.

– Иного выхода нет. Или вы хотите сбежать в Промежуток? – и он, не дожидаясь ответа, открыл люк.

Ин Че не видел, что происходило за его спиной, он пытался держать самолёт как можно ровнее. Однако взволнованные голоса до него долетали.

– Что-то его не видно, – это Ката. – Вы его видите?

– Здесь он, с этой стороны, – это Анут.

– Ох, какого же пня… Олан! – это Кёртис.

– Мамочки! Олан, миленький, держись крепче! – со всхлипом крикнула Ката.

Ин Че вздрогнул, увидев пилота прямо перед собой. Олан начал отдирать слизняков от стекла, яростно ругаясь, и вдруг один из них вцепился ему прямо в плечо, присосался, как пиявка. Олан сжал зубы, руки его разжались на мгновение…

– Кёртис! – заорал Ин Че.

Кёртис прыгнул на его место, а Ин Че рванул в сторону люка. Он успел увидеть, как побелела Ката, но времени успокоить её не было.

Он сумел подхватить Олана у самой земли, и тот едва не сломал ему спину: разница в весе у них была порядочной. Тяжело взмахивая крыльями, Ин Че попытался подняться выше, когда почувствовал, что к нему прицепилось сразу несколько слизней. Он ощутил, что в него медленно вгрызаются, и накренился, пытаясь скинуть липких засранцев, но всё было без толку. Олан беспощадно выдирал их из его перьев, и Ин Че шипел от боли. Ему было трудно лететь с такой ношей, к тому же он вдруг понял, что слизни присасываются к ним с определённой целью. Они хотели крови.

Их спас Кёртис. Он подвёл самолёт так близко, как только мог, и Ин Че услышал глухие хлопки. Ката и Анут хладнокровно отстреливали слизней, не давая им подобраться к нему и Олану. Ин Че набрал скорость, поднялся на один уровень с самолётом, развернулся и влетел в узкий проём, едва не перебив крылья. Анут тотчас захлопнул люк.

– Гони к чертям собачьим! – слабо простонал Олан. – Эти мерзавцы нас как консервные банки вскрыли…

Ин Че почувствовал, что у него идёт кровь и скосил глаза – Олану тоже досталось, и Ката, всхлипывая, дрожащими руками нащупывала под сиденьем аптечку.

– Синоптики не обещали нам осадков в виде слизней… – успел усмехнуться Ин Че и потерял сознание…

…Шанталь была благодарна Оде и остальным за поддержку и дружеское ненавязчивое участие. Владрик же превратился в вечно хмурого настороженного ворчуна.

– Надо было стразу сказать мне, когда почувствовала неладное! – возмущался он. – Чего ты молчала?

– Ты был поглощён разговором с красавицами-сёстрами, – ехидно отвечала она.

Шанталь было трудно передвигаться самостоятельно, и Владрик носил её по дому на руках. И – злился, но не на неё. Впервые Шанталь видела его таким злым и напряженным.

Однажды Ода подсела к ней и долго молчала.

– Я удивлена, – наконец улыбнулась она.

– Чем же? – спросила Шанталь. У неё никогда не было близких подруг.

– Владрик, он… Как бы это объяснить? Сказать, чтобы ты не расстроилась и не испугалась… – усмехнулась девушка. – Он странник. Вечный. Он никогда ни к кому не привязывается. И никого не любит. Но за друзей он встанет горой, он замечательный друг. Я всё смотрела на вас… Видишь ли, когда-то давно мне казалось, что я его люблю.

Шанталь ощутила, что щеки загорелись – это в ней снова пробудилась ревность. Но она промолчала, решив дослушать до конца.

– И ещё мне казалось, что он любит меня. По-настоящему, а не как подругу, каких у него сотни. А потом я поняла – всё ложь. Нет, он не лгал. Я сама себе лгала. Придумывала чувство, когда его и в помине не было. Владрик – истинный бродяга. Его не найдёшь по желанию, не встретишь, когда сама того хочешь. Он неуловимый, как всполох пламени. Был – и нет. Поверь, этот образ, что я нарисовала, мало отличается от него настоящего.

– Ты зачем мне это говоришь? – нахмурилась Шанталь.

– Затем, что мне кажется, он испытывает к тебе что-то, – спокойно ответила Ода. – Не думаю, что это можно назвать любовью или привязанностью. И я не говорю о влечении… Его вообще ко многим влечёт, он с женщинами долго не разговаривает. Да они и сами не прочь с ним пошалить.

Шанталь сжала зубы.

– Мне неприятно слышать это, Ода.

– Понимаю, – отозвалась девушка. – Но ты должна знать, что того сильного чувства, что ты ждёшь от Владрика, ты можешь никогда не дождаться. Ты кажешься мне хорошей, Шанталь. Ты умная и сильная. Подумай, прежде чем обратишься в его веру. Подумай о том, что можешь потерять, став его попутчицей. Поверь, я говорю так не потому, что хочу настроить тебя против него. Я знаю Влада очень давно, и он доверяет мне. Он не обидится, если ты расскажешь ему о нашем разговоре. Если хочешь, расскажи. Но знай, Шанталь: Владрик живёт в закрытом мире, никому недоступном. Мы можем лишь коснуться его тайных знаков, но не начертим похожие. Ты скоро поймёшь, о чём я говорю, почувствуешь это. И вот тогда вспомнишь этот наш разговор.

И она ушла. Шанталь долго думала над её словами, ждала момента. Загадочность Владрика казалась ей доступной, понятной и ничем не угрожающей. Но Ода говорила правду, она действительно знала, о чём говорит. Шанталь боялась заводить с ним этот разговор, тем более что Владрик как с цепи сорвался. Он пропадал, появлялся, снова уходил. Те короткие мгновения, что он проводил возле неё, не подходили для серьёзного разговора.

И вот они наконец-то остались дома вдвоём.

– Владрик, – тихо позвала Шанталь. – Пожалуйста, успокойся.

– Я успокоюсь, когда найду эту дьявольскую троицу и поквитаюсь с ними, – ответил мужчина.

– И ты втянул в это своих друзей.

– Я никого не втягивал, милая, – нахмурился Владрик. – Просто мы все осознаём, что эти отморозки представляют опасность для окружающих. Они – угроза. Я не стану ждать, пока они нападут на нас.

– И ты хочешь напасть первым?

– Я не коршун, милая, чтобы людей клевать, – усмехнулся он. – Я дам им понять, с кем они связались.

– И с кем же, Владрик? – тихо спросила девушка.

– Со мной, Шанталь, – серьёзно и без тени самолюбования ответил он. – Я не люблю, когда трогают тех, кто мне дорог.

– Дорог ли? – переспросила она, и Владрик, до этого озиравшийся по сторонам, посмотрел на неё в упор. – Мы говорили с Одой на днях. Она сказала, что ты никого не можешь полюбить.

– Хм, – отозвался Владрик. – Ещё что?

– Сказала, что ты живёшь в собственном мире, куда никому более нет доступа. И что я разочаруюсь в тебе рано или поздно.

– И какие выводы ты из всего этого сделала?

– Я действительно плохо тебя знаю. Ей, наверное, видней… Но я не стану доверять её словам, Владрик. Не стану. Если я узнаю тебя – это будет моё знание. Если разочаруюсь – то по собственным причинам. Ода может сколько угодно смущать меня рассказами о благородном вечном бродяге, у которого в каждом мире по десятку воздыхательниц.

– Фы! – хмыкнул Владрик. – Это её слова?

– Нет, это мои слова. И я уверена, что так оно и есть. Вот только сейчас ты рядом со мной, ты мой, Владрик. Нравится тебе это или нет!

Мужчина весело поднял брови.

– Шанталь, ты моя кудесница! А я всё думал, куда деть напряжение и злобу…

Шанталь нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.

– Ты меня уже неделю не целовал, – сказала она, не собираясь сейчас разгадывать его слова.

Владрик посмотрел на неё. Шанталь не сердилась, ничего не требовала, она даже не повысила голос. Она сидела, прямая и расслабленная, и смотрела в окно, на закатные горные луга. В лучах уходящего солнца она казалась огненной птицей, зелёные глаза потеплели, пухлые губы были нежными, но она не улыбалась. Он ещё никогда не видел её такой спокойной. Она была магически прекрасна: немного усталая, задумчивая и нерешительная. Он вздохнул и подошёл к ней.

– Ты права, Шанталь. Но пойми меня: я боюсь, что Тит и его сёстры причинят тебе вред. Всем нам… Я хочу разобраться с ними раз и навсегда. А уже потом – обещаю – мы с тобой наверстаем упущенное. К тому же ты слишком слаба, чтобы я утащил тебя в спальню и выпустил наружу накопившуюся страсть. Потерпи, милая. – Он провёл по её щеке рукой.

И снова удивился: вместо того, чтобы пробурчать что-то нелестное и отвернуться, Шанталь тихо вздохнула и прижалась к его руке. Тёплые губы тронули его ладонь.

– Я помогу тебе найти этих гадов, только скажи, как.

– Не хочу, чтобы ты помогала. Я не позволю тебе рисковать.

– Я смогу прочитать мысли…

– Не надо, – покачал головой Владрик. – Мои дары позволяют всё делать самому. Я доверяю тебе, но помощь не приму. Ты ещё не окрепла.

– Владрик, я всё хотела спросить…

– О чем? Снова про мой несносный характер и женщин, которых я знал? – весело сощурился он.

– Нет, – покачала головой Шанталь. – Про твой дар создавать вещи. Как ты это делаешь? То есть… Я не могу понять: как? Откуда ты знаешь, как сделать золото или бумагу, или занавеску? Что ты чувствуешь, когда с легкостью творишь предметы?

– Видишь ли, милая, каждая материя имеет свою энергию, свой вкус, ощущение и чувство. Железо ощущается иначе, чем, к примеру, ткань. Они все разные и по-разному звучат. Тебе приходилось во сне что-то обнаруживать в кармане, когда ты в этом нуждалась? И чувствовать, что ты мыслью создала эту вещь себе в помощь?

– Да, было такое, – кивнула девушка.

– Здесь те же самые ощущения. Я представляю предмет, перед тем, как создать его, но не цепляюсь за детали. Я ищу чувства, энергии, токи вещей. Что-то получается лучше, с чем-то приходится повозиться. Простые вещи вроде твоего платья вспыхивают как искры, над ними я не колдую подолгу. А вот дом – это уже сложнее. Тем более что он сам как огромный кусок энергий, которые важно гармонично сочетать одну с другой. Как мозаика – собираешь, но при этом руками не дотрагиваешься. Трогаешь сердцем, создаёшь мыслью. – Владрик провёл пальцами по её плечам.

– А что миры? Откуда ты так хорошо их знаешь? – задала она еще один важный вопрос.

– Промежуток отвечает мне. Он делится знаниями, когда задаешь правильные вопросы. Миры не похожи не только внутренним устройством, они различаются своей внешней позицией. Есть подвижные и устойчивые, сбалансированные и не очень. Есть и такие, где равновесие опасно нарушено. Туда лучше не соваться. К примеру, Ли-Ар-Тан, где я тебя купил – он неустойчив. Однако по сравнению с некоторыми другими ещё весьма неплох.

– Понятно, – кивнула она. – Моя покупка тоже была запланированной?

Владрик улыбнулся.

– Я не драчун, Шанталь. Я забрал тебя самым безопасным способом.

– И злился.

– Конечно. Ты бы себя видела! Эта нелепая поза, это, будь оно неладно, дурное платье, которое твою фигуру испортило на фиг! Но лицо… Ох, милая, да в зазеркалье у всех крышу снесло! Ты была прекрасна: сильная, смелая, высокомерная. К тому же путешественники излучают особую энергию. Все тебя хотели, и я бесился от этого.

– А я решала, как стану своего покупателя убивать… – тихо рассмеялась она. Владрика пленил этот нежный смех, но он не хотел больше задерживаться возле Шанталь. Когда она любопытничала и задавала вопросы, и тем более так смеялась, он желал её до безумия.

– Мне пора, милая, – сказал он и, наклонившись, быстро поцеловал её. – Жди здесь и не горюй, скоро всё наладится.

И оставил её дома одну. Он знал, что Тит сюда больше не сунется и знал, что сражаться придётся на вражеской территории. Он был готов к этому, а вот Шанталь нет. Из неё получилась бы никудышная воительница, и не потому, что она была слаба. Она ещё не поняла, за что им придётся сражаться, а без понимания лезть в пекло он бы ей не позволил ни в коем случае.

Когда он впервые увидел Шанталь, она не произвела на него особого впечатления. Ну, красивая, хотя и не такой красотой, которая ему нравилась. Да к тому же резкая, грубоватая и гордая. Он не любил таких девушек, ему нравились сильные и нежные, которые не прятали свою страсть и определились в жизни, четко зная, чего хотят. Шанталь не знала, да и нежности в ней, на первый взгляд, не было вовсе. И всё-таки она чем-то привлекла его. Наверное, в нём проснулся интерес: что же скрывается под маской обмана, которую она нацепила? Её сухость оказалась напускной, раздражение произрастало из чего-то глубоко личного, а вспыльчивость являлась следствием эмоциональной усталости. Но она умела чувствовать, и Владрику стало любопытно, что будет, если выдавить из неё крайние, негативные и злобные эмоции? Всё произошло как он и предполагал: девушка сдалась. Она была и агрессивной, и податливой, но противоречия сделали Шанталь в его глазах ещё более привлекательной. Он мог с лёгкостью охмурить почти любую женщину, но хотел не просто получить от упрямой странницы симпатию или склонить её к близости. Его целью была любовь. Он хотел, чтобы Шанталь полюбила его, хотя сам её не любил. Он не умел любить, он не подпускал к себе любовь. Ему было непонятно само это слово.

Но он попался, наступил в свой же капкан. Тогда, когда вёл её за собой к лифту, доверчиво жмущуюся к его боку. А потом и дома, во время ужина. Или когда он занялся с ней любовью и увидел её истинную. Такую, которой мог дорожить. И вот теперь ей угрожала опасность, и он собирался во что бы то ни стало устранить всякую возможную угрозу.

Он не знал, как назвать то, что чувствует к ней. Владрику хотелось слепить из неё образ, похожий на тот, что снился ему. И пока что ему удавалось это делать. Он создавал…

Оставшись одна, Шанталь не обиделась. Её накрыло тягучей волной спокойствия и отрешённости. Она перестраивалась на новый лад, училась быть целостной и потому словно спала, не замечая времени. И только увидев на стуле оставленную Владриком рубашку, она встрепенулась. Пусть Ода болтает, что в голову взбредет, и считает это истиной. Шанталь нуждалась во Владрике, желала его. И это было её счастьем.

За окном сгущались сумерки, и девушке стало страшно. Нет, темнота не входила в коллекцию её страхов, просто во мраке труднее было ориентироваться в чувствах, темнота закрывала доступ к прямому видению мира. Шанталь вышла на крыльцо, надеясь насытиться звуками и немного успокоиться, но шелест травы и поскрипывание ступеней напугали её ещё сильнее.

– Владрик! – позвала она в темноту.

Ей ответил одинокий сверчок. Шанталь почувствовала, что хочет пробежать по дому и везде зажечь свет. Она почти решилась убрать дрожащие пальцы с перил, когда услышала в доме чьи-то шаги. Это стало последней каплей. Ей захотелось немедленно убежать прочь – пусть в Промежуток или даже домой, под защиту знакомых с детства стен… Но она справилась со страхом. Проскользнула в кухню и, сдёрнув со стены сковородку, спряталась за тумбой. Если человек этот не скажет ни слова – значит, это чужой. Владрик бы окликнул её по имени.