Текст книги "Тропы"

– Мы туда сходим?

– Не сейчас. В начале лета звезды спят. Звездные дожди начнутся через месяц-другой. Зато мы можем поглядеть цветные озера и прокатиться на лодках по самой крупной реке материка.

– А что насчет водопадов? – спросила я.

– Их здесь почти нет, что странно. Вы не замечали, что некоторые реальности славятся чем-то особенным? Вот Ибиза – это вода во всех её проявлениях кроме водопадов. Цевра – цветы.

– И небо. Там очень красивое небо, – сказала я. – В большинстве миров оно голубое, у тебя на родине – синее. К тому же когда ночью проступает эта золотистая галактика… Зашатаешься.

– Мы зовем её Галактикой Забвения. Повидав множество самых разных небес, я редко находил такие, где помимо обычных звезд можно увидеть крупные планеты и туманности, звездные скопления и газовые облака. А твое родное небо какое? – спросил Кириан. – Помнишь его?

– Оно тоже голубое.

– А твое? – и парень повернулся к Лине.

– У нас больше серое, даже на природе. Экология ужасная, потому и звезд толком не разглядишь. После своего родного мира я всё время думаю, как уменьшить выброс в атмосферу и придумываю системы очистки воды и переработчики для мусора.

– Ты молодец, – улыбнулся Кириан. – Когда последний раз была дома?

– Давно. Мне всё равно не к кому возвращаться. Так что я, наверное, буду искать новый дом. Или лучше новый мир, чтобы наконец создать там свой дом.

Веселая компания играла возле воды в мяч, и нас пригласили присоединиться. Я отказалась по причине платья, ребята с радостью согласились. Лине нисколько не мешала длина её наряда, к тому же под него она надела купальник. Вскоре они скинули верхнюю одежду и продолжили пинать мяч, а я вернулась в номер и нацепила купальник.

Океан был приятно-прохладным. Я плавала без особого удовольствия и раздражала саму себя. Сколько можно жить вполовину? Как долго продлится мой поиск? Вкус жизни терялся, и вместе с ним уходила окружающая красота.

Ближе к вечеру я решила пройтись и оставила ребят в компании молодых шумных ибизцев. Им было хорошо, и я не собиралась своим унылым настроением портить всем встречу.

Чем дальше от прибрежного поселения, тем гуще становилась лиловая темнота. Я прекрасно видела окружающий мир, но он словно тонул в фиолетовом облаке. Кудрявые деревья нагибались над водой, и я забралась на одно из них.

Я старалась ни о чем не думать. Смотрела на таинственную фиолетовую воду и считала звезды. А потом вспомнила, что ещё в прошлый свой визит в Промежуток услышала от него нечто занимательное. С некоторых пор я умела говорить с переходной реальностью, хотя она и не всегда отвечала.

Промежуток сказал, что имя человека – неприкосновенно, оно не менее важно, чем душа, и является её частью. Свое имя, данное при рождении, бродяга не забудет никогда – ни в реальных мирах, ни в Пропасти. Имя – это последний живой огонек, прощальная искра памяти. Если человек теряет его – он узнает Изначальную пустоту и становится кем-то вроде призрака. Ты можешь не помнить себя, свою жизнь и тех, кто тебе дорог, но вряд ли потеряешь имя.

Этот страх преследовал меня. Помимо того, что я опасалась за друзей, зная, что в мирах можно встретить много гадости, я боялась утратить свое имя. Повторяла его про себя, вдалбливала в сознание, чтобы уж точно не забыть, но страх потому и крепок, что способен поспорить даже с любовью…

Ребята отыскали меня в глухую, но вполне светлую полночь на том же месте. Я сидела и напевала про себя обо всем подряд, надеясь, что это поможет побороть тоску.

– Эй, мартышка! Ты что, и ночевать на пальме собралась? – улыбнулся Кириан. Я улыбнулась им в ответ – оба выглядели такими счастливыми!

– Обязательно. Сейчас подкреплюсь фруктами и задрыхну.

Кириан протянул руки:

– Прыгай, поймаю!

Я хмыкнула и спрыгнула чуть в отдалении, не принимая его помощь.

– Ты же знаешь, что я могу сама, Кир.

Он ухмыльнулся.

– Конечно. Не стоило предлагать.

Лина рассмеялась и взяла меня под руку.

– У тебя можно поучиться независимости, Фрэйа.

– Вот именно: независимости. Но мне хотелось бы быть свободной, а не независимой. К примеру, в любви не бывает независимости, но бывает свобода.

Кириан сощурился, почесал в затылке.

– Свободная любовь? Не такая, конечно, как у нас на Цевре?

– У вас она как раз независимая, – сказала я и скрестила руки на груди.

– Хм, – произнес он, почесывая бороду.

Лина пожала плечами. Меня смешила наша общая жестикуляция.

– Тогда почему большая часть миров идет путем Цевры? – спросил он. – Как думаешь?

– Не встречала ни одного мира, похожего на Цевру, Кир. Ваш мир – единственный в своем роде. Но что люди не хотят быть зависимыми от чувств – это и правда удел большинства обществ, которые я встречала. Любовь – соединение – несвобода. Люди полагают, что цепочка выглядит именно так.

– А как на самом деле? – спросила Лина.

– Любовь – свобода, – ответила я. – Любовь – соединение – сила – полет. Чувства окрыляют. Бывает так, что летать умеют оба, и тогда они узнают небо до самого космоса, стремительные и умелые в своих полетах. Порой умеет только один из влюбленных, и тогда он учит другого подниматься в вышину, растит и укрепляет верой его крылья. И это – основа моего существования.

– Хм, – отозвался Кириан. Мы неспешно направились по берегу в сторону гостиницы. – А что же сомнения, Фрэйа? Как не сомневаться в избраннике? Если каждый – Вселенная, как принять его вместе не только с планетами и туманностями, но с астероидами и черными дырами?

– Как – ты узнаешь, когда полюбишь, Кириан. По-настоящему.

– По-настоящему, – эхом повторил парень. – Ты меня в который раз наталкиваешь на глубокие размышления. Я, блин, устал думать уже! – расхохотался он.

Лина развернулась на ходу и пронзила нас каждого по очереди настойчивым, ярким взглядом.

– Давайте пообещаем друг другу, что, даже если потеряемся, обязательно найдемся!

– Иногда одного обещания недостаточно, – справедливо заметил Кириан. – Но я согласен.

– И я согласна. Скрепим сей дружеский бродяжий союз словами и крепкими объятьями.

Что мы и проделали, вслух произнеся короткую клятву. Лина выглядела счастливой, а вот Кириан помимо радости впустил в себя нечто странное. Я успела поймать мгновенное тоскливое выражение его темных глаз, но была эта вспышка столь скоротечна, что он, возможно, и сам не осознавал причину своей грусти… Или знал, но не хотел нас расстраивать.

– А теперь дрыхнуть, – сказал он. – Лично у меня глаза слипаются.

Лина вкусно зевнула.

– Ага, давайте спать. День был насыщенный и прекрасный, пусть же и сны будут такими же.

Ибиза мне очень понравилась. Свежий, не загаженный воздух напитывала особая сладкая влажность, и это прибавляло сил. За пару месяцев мы посетили множество мест, и я втянулась в путешествие. Ощущая расстояние до моего таинственного любимого, я знала, что нам не суждено встретиться скоро, а потому решила просто жить. Нельзя нестись по тропе сломя голову, пытаясь как можно скорее достигнуть цели. Так ты не заметишь всего пути и после ощутишь бессмысленность прожитых дней. Отчаянное, глупое упрямство в попытке совладать с множеством препятствий, я заменила на спокойствие, и наконец-то отпустила печаль на волю. Ей нужна была свобода, бесполезно удерживать горечь в себе, надеясь поскорее миновать одинокую область жизни.

К тому же я не была одинока. Кириан и Лина стали мне не просто друзьями. Я полюбила обоих как родных, и готова была, если потребуется, за них отдать жизнь. Мы узнавали новое друг о друге, по очереди вечерами читали вслух книги. Выяснилось, что Кириан прекрасно играет на гитаре, тут уж даже мои навыки показались заурядными. Правда, он так ни разу нам и не спел, хотя, полагаю, петь умел.

Мы много фотографировались, и я бережно хранила в Промежутке все фотографии. Переходная реальность принимала важные для бродяги вещи и впитывала их, чтобы по требованию отдавать. Мы пообщались на эту тему с ребятами и стало ясно, что их Промежутки тоже не против некоторых вещей.

Мы поплавали вместе с белыми дельфинами и прыгнули с парашютом, научились пользоваться забавными приспособлениями, называемыми «летучими рыбами». С их помощью можно было скользить над водой с огромной скоростью. Были созданы даже специальные водные маршруты для этого занятия. Много раз мы плюхались в воду, были и легкие травмы у нас обеих, но Кириана не занесло ни разу.

То была ещё одна присущая ему черта: за что бы он ни брался, у него все получалось отлично. Про таких говорят удачливые.

– Я тяжело родился, – пояснил парень, когда я поделилась этими мыслями. – Мама едва не погибла. Вот с тех пор легко живу…

Лина сцепила пальцы.

– Ой, страшно, наверное, рожать…

Кириан пожал плечами.

– Тут ничего не могу сказать, лапонька. Не пробовал и не попробую. Я просил маму рассказать, но она ответила отказом. «Ты со мной, живой и здоровый, и это главное», – сказала. Она любила меня, и брата любила.

– Любила? – сглотнула Лина.

– У неё новая семья, – пояснил парень. – Обычное дело. Мы взрослые, начали свою жизнь. Видимся с родителям редко.

– А бывает так, что у вас встречаются навсегда? – спросила я.

– Бывает, но нечасто. Не думай, над такими парами не издеваются, но это кажется всем остальным забавным. Их по-разному называют. Кто-то «Липучками», кто-то «Верными».

– Хорошее название, – одобрила Лина.

– Угу. И путь неплох, когда понимаешь, чего хочешь.

Мы добрались до островов, и бродили рощами старых деревьев, покрытых синими мхами. Свисали с их корявых ветвей гроздья пушистых семян, которые, падая вниз, собирались в кучи, и земля от этого была ватной. В роще никто не ходил в обуви, зато там собирали удивительный урожай взрывающихся корнеплодов. Мы, конечно, отведали салата из них, и смеялись, чувствуя, как нарезанные ломтики издают щелкающие звуки, попадая в живот. Ощущение было немного пугающим, но приятным. Словно внутренний массаж. Да и после такого перекуса в животе становилось легко и радостно.

Нас приняли спокойно и уважительно. Островные ибизцы чтили древние традиции, у них даже были правители старинных родов. И, надо же такому случиться, мы столкнулись с одним из них на пляже, возле старой рощи.

Мужчина постарше Кириана спокойно гулял в одиночестве. Среднего роста, с каштановыми волосами до плеч, он ступал широко и уверенно. По его виду нельзя было ничего заподозрить, какая уж там королевская кровь? Потрепанные джинсы, (я успела подумать о том, что эти удобные штаны носили во многих мирах), обычная бежевая рубашка, босые ноги… Ничего особенного, разве что на груди амулет в форме иззубренного полукруга с красивым красным камнем в центре. Мужчина обернулся и улыбнулся нам.

– Привет.

Мы поздоровались и легко завели разговор о погоде, а затем плавно сменили тему на более серьезную и заговорили об отношениях внутри разных общественных кругов на Ибизе. Вот так и выяснилось, что непримечательный, но вполне симпатичный мужчина на самом деле наследник древнего рода.

– А что толку? – улыбнулся Фалет. – Как я был раздолбаем, так им и остался. Если бы мог – выбрал бы иную судьбу. Передал бразды будущего правления брату, смотался на материк…

Я поймала красноречивый взгляд Лины. Наверное, мы подумали об одном и том же. Вот так и встречаешь людей, готовых познать Промежуток. Что Кириан, что Фалет…

– А вы откуда, ребят? – между тем спросил принц. – Не похожи на материковых, уж извините. Впрочем, и за береговых не сойдете…

Кириан быстро глянул на нас с Линой, и я кивнула. Порой точно знаешь, как поступить.

– Мы издалека, Фалет, – улыбнулся цевранец. – Собственно, даже не с вашей планеты. Я вот, например, с Цевры, Лина – с Ривы, Фрэйа… Она не помнит, откуда. Так набродилась по мирам, что потеряла память.

Фалет сперва усмехнулся, но, видя наши серьезные лица, нахмурился.

– И вы хотите, чтобы я вам поверил?

– Мы ничего не хотим, – сказала Лина. – И верить не заставляем. Однако это правда.

– Бездоказательная, – кивнул Фалет.

– Почему же? – ухмыльнулся Кириан. – Сейчас кто-нибудь из нас возьмет да испарится в неизвестном направлении. Что тогда скажешь?

– Вот когда увижу, тогда и…

Я с трудом сдержала смех: лицо молодого правителя вытянулось и окаменело – это, опередив Кириана, смоталась в Промежуток Лина…

Так мы открыли Промежуток для ещё одной страждущей души. Благодарный, Фалет пригласил нас в гости, в прекрасный дворец на берегу. Он был выстроен из светлого камня и ступенями уходил прямо в воду. Создавалось ощущение, что он словно рождается из океанских вод. Место, конечно, было бесподобное, особенно учитывая ибизские закаты и рассветы.

– Твой отец не удивится такому гостеприимству? – спросила Лина.

– Он в отъезде, тем более что здесь наша личная семейная резиденция. Это скромное жилище – мой первый и главный дом, я могу приглашать кого захочу. Второй куда более знаменит и огромен, туда пускают всех желающих.

Принц проводил нас в комнаты, все как одна смотрящие на восток. Мне понравился ненавязчивый стиль ибизских островных жилищ. Мебели в комнатах было мало – кровати да тумбы. Все шкафы оказались встроенными, а стены были украшены фресками. У каждой комнаты имелся свой выход на водную лестницу, причем все эти небольшие бассейны были разделены стенами. Захотел – разделся догола и сиди себе в воде, никто не увидит. Этакие личные покои со всеми удобствами. Даже маленькая кухня при каждой комнате.

– Интересно у вас здесь все придумано, – сказала Лина.

– Традиционное жилище, – улыбнулся Фалет. – Но я рад, что вам нравится. Располагайтесь.

После того, как устроились, мы встретились на главной веранде, где уже был накрыт стол. Основным блюдом оказались фрукты, и я радовалась, что не придется объяснять некоторые свои вкусовые привычки. Правда, цевранцы тоже почти не ели мяса, зато отлично разбирались в рыбе. А вот Лина могла съесть что угодно.

Мы говорили обо всем подряд. Поначалу, конечно, о путешествиях и других мирах, а потом Фалет затронул тему взросления.

– Следовать традициям не всегда легко. Вот, например, у нас в девять лет все мальчишки должны пройти посвящение.

– В кого? – улыбнулась Лина.

– Вроде как в мужчины, – хмыкнул принц.

– А не рановато? – подал голос Кириан. – Девять – самый пакостный возраст, хулиганить бы да дурачиться. Детство-то короткое, а взрослой жизнью всегда можно успеть насладиться.

Мне почудился в его словах особый смысл, а принц ответил:

– Я согласен с тобой, но попробуй, объясни это моим отцу и деду. Они считают, что чем раньше мальчик возмужает и начнет вести себя серьезно, тем лучше.

– Конечно, в осознанном мужестве нет ничего плохого, оно не бывает не ко времени, – сказала я. – Но ведь и взрослым мужчинам и женщинам порой хочется дурью страдать…

Кириан хмыкнул и кинул в меня вишней, которую я ловко поймала и отправила в рот. Мы рассмеялись.

– Здорово, что в этом наши мнения совпадают, – улыбнулся Фалет. Мне показалось, что он совсем расслабился в нашем обществе, а Лина между тем состроила ужасную гримасу, вызвав у нас новый приступ хохота.

– Значит, твой родной мир еще не знает о Промежутке? – спросил принц Кириана.

– Как и многие другие миры, – ответил тот. – Но через пару лет, полагаю, все будут выделять цевранцев из толпы, и, боюсь, о нас сложится особое мнение, не совсем правильное.

– Почему? – спросил принц. – Из-за того, что вы хорошие любовники и истинные бойцы? Что в этом плохого?

Кириан рассмеялся.

– Моих соотечественников будут видеть таковыми лишь некоторые, Фалет. Например, такие, как Фрэйа и Лина, или ты. Но основная масса бродяг встретит других цевранцев – ненасытных безжалостных болванов и тупых яростных петухов. К которым меня, кстати, тоже можно отнести.

– Вранье! – насупилась Лина. – Ты не петух и не безжалостен. Или ты только с нами добрый? – сощурилась она.

Кириан тихо рассмеялся.

– Я добрый с теми, кто приемлет доброту, милая. Злой человек гадить хотел на твое великодушие, и нежностью его не подкупишь. Настоящее зло не отзывается на любовь, не ведется на уговоры. Среди цевранцев есть особая группа людей, они зовут себя «Молниями». Я называю их моральными уродами.

Впервые я услышала в его голосе настоящую ненависть, пусть и подконтрольную.

– Что это за люди? – спросила я. – Плохие цевранцы?

Кириан медленно кивнул.

– Я всегда искал что-то новое, был как все. Я не торговал чувствами и не придумывал страсть на пустом месте. Честность в отношениях характеризует мою родину, и счастливых историй множество, но бывают и несчастные. Простите, если буду говорить путано, просто хочу, чтобы вы поняли. Мы не занимаемся любовью без любви. Мы не начинаем новые отношение назло старым. У нас не принято воспевать красоту тела, забывая о красоте души. Я сломал голову, пытаясь понять, почему при такой искренности на Цевре редко встречается «вечная» любовь… а «Молнии», или, как их ещё называют, «Палачи», они тащаться от боли. Не телесной, хотя и её уважают, а сердечной. Ты говоришь, хорошие любовники? Я даже рядом с этими упырями не лежал! Даже до их макушки не дотянусь! В физических наслаждениях они асы. Им известны все грани удовольствия, от них не ускользнет ни единый вздох партнера, ни одно мимолетное выражение глаз. Они могут свести с ума, заставить забыть обо всем, подарить великолепное и тотчас отнять его, чтобы поглядеть, как человек будет мучиться.

– И что потом? – тихо спросил Фалет.

Кириан вздохнул.

– Палачи ловят жертв на себя. Они – одни из немногих, кого хотят любить навсегда. Их жаждут встретить, жаждут провести с ними остаток жизни…

– Наверное, я знаю, что происходит с теми, кто этого жаждет, – сказала я.

– Скажи, – кивнул цевранец.

– Палачи дают человеку влюбиться в себя, заставляют его поверить, что будет ответное чувство – прочное и долговечное. А потом бросают его, и это – их главное наслаждение. Они питаются страданиями своих жертв, упиваются превосходством над теми, кто допускает любовь. Хотя сами никого никогда по-настоящему не любят.

Кириан взял меня за руку.

– Именно, Кудряшка. Так и происходит. Ты можешь сказать, что случается с теми, кого предали подобным образом?

Я не хотела этого говорить, но всё-таки ответила:

– Думаю, они не хотят дальше жить без объекта своей страсти, и… И кончают жизнь самоубийством.

Лина ахнула и сплела пальцы.

– Господи! Но зачем? Неужели нельзя жить дальше вопреки чувствам?

Кириан взял и её за руку.

– Знаешь, котенок, я много думал об этом. Эти люди совершенны в искусстве обворожения. Это смысл их жизни. У них в душе какой-то перелом произошел. Они не могут иначе жить. Еда, сон, драки – не насыщают их. Даже физическая любовь – и та отходит на второй план. Они жаждут властвовать душами и сердцами других людей, подчинять их себе.

– Ты рассказываешь жуткие вещи, – сказал Фалет. – Среди них и женщины есть?

– Конечно. И самое страшное – вы не поймете, что Палач взялся за вас, пока он не скажет «Прощай». Поэтому, заклинаю вас всеми богами, не доверяйте цевранцам! Из миллиона гроз может ударить всего несколько Молний, но они хладнокровно убьют вас.

– Может, и ты один из них? – спокойно спросил Фалет, и Кириан ухмыльнулся.

– Нет. Знаю, ты не поверишь, мы всего-то ничего знакомы. Но мне, если честно, наплевать. Не обижайся, принц. Для меня главное их защитить, – и он по очереди поцеловал наши руки.

Я чувствовала себя странно. Откуда в Кириане появилась эта стойкая преданность, почему он так берег нас? Конечно, никаким «Палачом» он не был, но почему мы сблизились с ним так быстро? Почему Промежуток свел нас троих?

– Ты нам очень дорог, Кир, – сказала я вслух. – И спасибо, что рассказал. Полагаю, что средство защиты от таких людей только одно: уже тронувшая сердце любовь. Так что я в безопасности.

Он наконец-то улыбнулся.

– Ты – да, а вот они, – и он кивнул на Фалета и Лину, – нет. Не факт, конечно, что вы повстречаете Молнию, они тщательно выбирают жертв себе по вкусу, но будьте осторожней и при малейших сомнениях – бегите. Проблема в том, что иногда ты живешь бок о бок с Палачом и даже не знаешь этого. Им может оказаться твой друг, твой брат или твоя мама.

Фалет потер лоб.

– Ты меня озадачил, Кириан. Значит, на Цевру лучше не соваться?

– Да. Без хорошего проводника, – хмыкнул парень. – Особенно женщинам.

– Если, конечно, у них нет цели развлечься, – улыбнулся принц.

– Ты грубиян, оказывается! – расхохоталась Лина. – А казался таким воспитанным.

Фалет рассмеялся в ответ.

– Но ведь это правда. У нас молодежь любит пошалить.

– В этом Ибиза и Цевра похожи, – кивнул Кириан, отпуская наши руки. – Простите, что я такой тяжелый разговор завел на ночь глядя.

– Ничего, – и Лина погладила его по голове. – Я вот только кое-чего не поняла.

– А? – улыбнулся цевранец.

– Если все знают, как опасны и жестоки эти Молнии, неужели никто не борется с ними?

– Как, милая? Как ты опознаешь Палача, предварительно не попав к нему в руки? По глазам, улыбкам, сладостным речам? Тогда надо всех цевранцев считать злом.

– А что же близкие тех, кто лишил себя жизни, они ничего не знали об их последних партнерах? Наверняка встречались с этими Палачами лично, хотя бы пересекались… И не заподозрили неладного, опомнились только когда потеряли родных и друзей? Можно ведь вычислить хотя бы одного!

– Практически невозможно, милая. Да и кто скажет наверняка, что Палачом был именно последний любовник? Я повторяю: эти люди действуют, не скрываясь, действуют решительно и смело, именно поэтому их трудно опознать. К тому же каждый обычный цевранец рассуждает примерно так: кто-то же будет первым, кого Палач полюбит вопреки своим установкам! Так почему бы не я? С другой стороны, возможно, такое уже бывало, только эти пары держат свои истории в тайне… Самое поганое в том, что подобная судьба считается счастливой – познать высшее наслаждение. Смерть не сравнится с ним. – Парень вздохнул и потер глаза. – Давайте лучше продолжим тему о дурачествах. – И он впился в пирожное, испачкавшись в креме. Лина облегченно рассмеялась и сделала то же самое. Я последовала их примеру, и принц расхохотался, глядя на три наши испачканные рожи.

Приведя себя в порядок, мы продолжили трапезу, и разговаривали легко и радостно. Краем мысли я раздумывала о Палачах, но потом выбросила эти рассуждения из головы.

– Ого, а откуда там горы появились? – вдруг сказала Лина. И действительно, на горизонте сгрудились высокие и стройные синие пики высотой до самого неба.

– Это не горы, – усмехнулся Фалет. – Это облака. Они называются горными или иногда холмистыми, в зависимости от высоты.

– Прекрасное зрелище, – пробормотал Кириан. – И часто здесь можно такие небесные сооружения увидеть?

– Довольно часто, никто уже не удивляется. Хотя мы ценим красоту и любим небо как одну из главных стихий.

– Но не самую главную? – улыбнулась Лина.

– Главная – вода, – сказал принц. – Небо на втором месте. И, хотя мы ходим по земле, а все же она занимает третье место.

– А что насчет огня? – улыбнулся Кириан. – Он есть в списке?

– Есть. Он последний. Видите ли, мы им почти не пользуемся. Дома здесь строят либо из дерева, либо из теплого «живого» камня, и нужды в обогреве нет. А света нам и звездного хватает.

– Дерево и камень тоже стихии? – спросила Лина.

– Второстепенные. А вот звезды – они связующее звено. Без них небеса пусты. Это все равно что дать человеку тело и разум, но оставить без чувств.

– Значит, земля – это разум, вода – тело, а небо и звезды – чувства? – сказал Кириан.

– Верно, – слегка удивился Фалет. – Как ты смог связать мои речи воедино?

– Это не так трудно, – хмыкнул цевранец. – Тем более что в подобной вере есть зерно истины.

И мы снова поглядела на прекрасные горные облака. Они никуда не плыли, просто стояли в небе, венчаемые россыпями проступающих звезд. И вода была тихой, как будто засыпала с приходом ночи.

– А вот это уже редкость, – тихо сказал Фалет. – Мы называем это Дремлющим океаном. Подождем ночи, тогда будет красивее всего.

Принц знал, о чем говорит. Когда мы через пару часов вышли к воде и встали возле ступеней, уходящих в океан, небо глядело в воду и казалось, что есть два одинаковых звездных мира. Никогда не видела такого спокойного океана…

– Купаться в звездах, так у нас говорят. Мы неразрывно связаны с водами, будь то ручей или море. Потому каждый дом находится как можно ближе к источнику жизни.

– Окунуться в звезды… – прошептала Лина. – Кажется, спустишься по этой лестнице и нырнешь во вселенную, выпьешь кометы и насытишься туманностями…

Фалет улыбнулся.

– Если хотите, можем поплавать.

– Не откажемся, – кивнул Кириан.

Мы пошли переодеваться. Лина была необычайно тиха. Мне и самой не хотелось говорить громко.

Когда мы вышли к лестнице снова, из-за облаков появилась Луна. Фалет кивнул, и мы медленно спустились в воду все вместе. Чувства были чудными. Мне казалось, что тишину ни в коем случае нельзя нарушать, и остальные молчали. Было хорошо, но как-то иначе, чем прежде. Я питалась звездной водой и словно готовилась душой к чему-то важному.

Мы провели в гостях у Фалета всего неделю, но океан больше не был таким тихим. Он снова стал собой прежним, появились волны и вернулся ветер.

Мне было спокойно в водном доме принца. Мы много разговаривали, и я в который раз рассказывала о Промежутке, Пропасти и мирах, которые посетила. А когда пришло время, мы решили уйти, пообещав быть на связи. Я понимала, что Фалет, как и прежде Кириан, скоро отправится в путь.

Ну а мы вернулись на свою тропу. Кириан снова отбыл, и именно в этот момент нам бы весьма пригодилась его помощь.

Мы с Линой едва успели свыкнуться с новым неспокойным миром, как попали в неприятности. Впервые нам пришлось убегать от бродяг. Чего они хотели? Полагая, что ничего путного против них предпринять не сможем, мы решили удирать.

Нас преследовали пятеро мужчин, и преследование было осознанным и стремительным. Спустя несколько миров измотались и мы, и они, но, будучи уверенными в своей силе, эти странники предприняли попытку загнать нас в угол. Выхода было два – либо миновать Промежуток и шлепнуться в Пропасть, либо прошмыгнуть, едва коснувшись переходной реальности, в мир не слишком хороший. Мы, конечно выбрали второй вариант.

Раскрылся плотный заслон, чтобы впустить нас, да тут же и захлопнулся. Так мы оторвались от преследования, однако сразу поняли, что снова оказались в ловушке. Промежуток отказывался выходить на связь, словно мы своей беготней исчерпали количество возможных перемещений. Я знала, что это не так, и что придется терпеливо ждать. Лина тоже не особо волновалась.

– Вот только интересно, чувствует ли нас Кириан? – задумчиво сказала она. Мы сидели возле дерева и жевали сухари – собственно, вся провизия, что лежала в её рюкзаке. Мой почему-то остался в Промежутке.

– Мы ведь договорились, что он не станет подглядывать, – напомнила я. Такой разговор действительно состоялся некоторое время назад.

– Но также договорились встретиться на Ибизе через два дня. А здесь время идет иначе, каждый час за десять. Если не выберемся, Кир будет беспокоиться и станет нас искать.

– Вот и хорошо. Не он нас – так мы его. Не бойся. Мир, конечно, мрачный, но вместе мы справимся.

Она устало улыбнулась.

– Приятно иметь старшую сестру. У меня никого не осталось из родных, не считая псевдо-тети. Давай будем сестрами по-настоящему, Фрэйа.

Я крепко обняла её.

– Это отличное предложение.

– Тогда нам нужно придумать что-то вроде общей фамилии.

Я рассмеялась.

– Можно. Но ведь ты помнишь свою настоящую.

– Ага. Рэйза Рош. Но она не сочетается с твоим именем.

Я рассмеялась. В этом, казалось бы, наивном детском предложении крылась сила, связующая людей. Да, Лина была ещё совсем молодой и в глубине души не вышла из ребячьего возраста, хотела проказничать от души и играть в куклы, но дело было в том, что я тоже этого хотела. Уж не знаю, почему.

Мы перебрали множество вариантов, и в итоге остановились на фамилии Лоур. Лина объяснила, что так в их мире называется большой желтый цветок.

– Он замечательно пахнет и терпит любые погодные выкрутасы – от морозов до ураганов. Его даже выдрать едва ли можно, а лепестки такие плотные, что иглой не проткнешь. Вроде нас, мы тоже умеем цепляться.

– За реальности или друг за друга, – кивнула я, улыбаясь. – Спасибо, сестра.

Лина радостно рассмеялась.

– Теперь у меня снова есть семья!

Я тихо вздохнула.

– Если когда-нибудь я вспомню свою прежнюю жизнь, найду тех, кто мне дорог, твоя семья станет куда больше по размеру. Мы сможем жить вместе, под одним солнцем или солнцами, и беречь друг друга.

– Правда? – шепотом произнесла она, становясь ещё больше похожей на невинного, едва проклюнувшегося птенца. Такому не до приключений – спрятаться бы под мамино крыло и греться в тепле и уюте, под защитой родного пуха.

– Да. Мы найдем общий дом. Не знаю, как много для этого потребуется времени, но ты ведь хочешь обрести новую родину?

– Очень хочу. А Кир с нами туда пойдет, как думаешь?

Я пожала плечами, хотя знала ответ на её вопрос. Но в этом темном холодном мире мне не хотелось огорчать милую младшую сестру.

Нам не везло. Мало того, что мы потеряли связь с Промежутком, так ещё и есть было нечего. Я кое-как справлялась, Лина же сходила с ума.

– Голод меня убивает, – сказала она к исходу третьего дня.

– Потерпи, лисенок. Мы что-нибудь придумаем.

Мы тащились через бесконечные хмурые леса. Листва была до того отвратительна на вкус, что приходилось есть чуть менее отвратительную траву. Лина называла нас козами и периодически блеяла дурным голосом. Я хохотала над её талантом оставаться веселой даже в трудные минуты. Вот уж в чем, а в этом они с Кирианом были похожи. Или дело было в молодости? Я казалась себе древней старухой, и хотелось опереться на тросточку и поворчать.

Я не ворчала. И ни на что не опиралась, наоборот, тащила Лину на закорках. Спали мы тревожно, вслушиваясь в звуки глухих чащоб и ожидая неизведанного.

Из живых существ нам встречались только совы: недружелюбные, молчаливые и подозрительные. Они наблюдали с высоких веток, а потом в одно мгновение скрывались в густых кронах, и раздавалось вслед предостерегающее уханье: кыш отсюда!

Но идти было некуда, Промежуток был недоступен. Я всё также чувствовала его, но позвать не могла. Он дрожал в своем измерении, оставаясь твердыней. К сожалению, этот мрачный мир был ещё более твердым.

После недели блужданий мы были не просто истощены – высосаны. Я могла долго терпеть голод, но дело было не только в нем. Совиная реальность обладала ужасным энергетическим полем. Она не просто затягивала бродяг и не давала вернуться в Промежуток, она медленно и безжалостно их иссушала. Однажды утром мы сделали зловещую находку – несколько скелетов, лежащих в самых разных позах. В чащобы не проникал ветер, крупные звери, очевидно, здесь не водились, а потому кости остались нетронутыми. Они лежали так, словно просто уснули и умерли, но мы-то с Линой знали, что это была не смерть во сне.