Текст книги "Лираэль"

Глава семнадцатая
Николас и некромант

Вернувшись в Жизнь, Сэм услышал резкое тарахтение пулемета; тьма вокруг то и дело озарялась ослепительно-белым светом парашютных ракет, медленно падающих с неба сквозь дождь.

Подросток пошевелился, и лед раскололся, захрустел, корка инея на одежде пошла причудливыми трещинами. Сэм сделал полшага вперед и рухнул на колени, рыдая от боли и потрясения. Пальцы его зарывались в грязную землю: какое же это наслаждение – чувствовать Жизнь!

Постепенно Сэмет осознал, что его обнимают чьи-то руки, а вокруг звучат голоса. Но слов никак не удавалось расслышать: в голове его снова и снова звучал приказ некроманта, объясняющий, что нужно сделать. Сэм попытался заговорить сам, хотя зубы его стучали от холода, бессознательно подстраиваясь под ритм пулеметных очередей.

– Некромант… дорога в низине… рядом с могилами, – сбивчиво пробормотал он, сам не зная, что такое он повторяет и к кому обращается. Кто-то тронул его за запястье, и подросток вскрикнул: боль ослепила его под стать разгорающимся в небе вспышкам. И тут свечение разом сменилось тьмой: Сэм потерял сознание.

– Он ранен! – охнул Ник, глядя на вздувшиеся волдырями отпечатки пальцев на Сэмовом запястье. – Обо что-то обжегся.

– Что? – переспросил сержант. Он внимательно наблюдал за склоном, глядя, как красные трассеры взлетают по низкой дуге с соседнего холма и ложатся на дорогу и вдоль нее. То и дело какой-нибудь из этих снарядов внезапно взрывался с грохотом, свистом и слепящей белой фосфорной вспышкой. Несомненно, это отряды Внешней границы пробивались туда, где оборонялись сержант и школьники. Что тревожило сержанта, так это направление огня: пулеметчики простреливали местность слева и справа от дороги.

– Сэм весь в ожогах! – повторил Ник, не в состоянии отвести взгляд от синевато-багровых отметин на запястьях друга. – Надо что-то делать!

– Еще как надо, – кивнул сержант. Последняя ракета с шипением погасла, и теперь лицо его терялось во мраке. – Ребята гонят мертвяков к нам, и они, по-видимому, решили, что с нами все кончено, потому что не особо осторожничают. Нас того гляди обстреляют, если мы не отойдем на безопасное расстояние.

Словно в подтверждение его слов, ввысь взвилась очередная ракета, и прямо над головами подростков с треском и грохотом пронесся шквал трассирующих снарядов. Ребята непроизвольно пригнулись.

– Ложись! Все ложись! – рявкнул сержант.

В свете новой ракеты Ник увидел, как из-за деревьев появились темные фигуры и двинулись вверх по холму характерной походкой враскачку. Кто это такие, сомневаться не приходилось. Одновременно кто-то из школьников, стоявший чуть выше по склону, завопил:

– Они подходят сзади! Их много…

Конец фразы потонул в пулеметной очереди и разрывах трассеров, что исчертили красными светящимися линиями орду мертвецов, явно поражая цель не раз и не два. Мертвые вздрагивали и пошатывались под многочисленными попаданиями, но неумолимо приближались.

– Их обстреливают продольным огнем вон с того холма, – пояснил сержант. – Но трупаки доберутся до нас раньше, чем пулеметные очереди разорвут их в клочья. Я такое уже видал. И нас тоже расстреляют заодно с ними.

Сержант говорил медленно, словно в отупении, и Ник понял: тот уже неспособен мыслить трезво, его разум настолько подавлен ощущением опасности, что не в силах справиться с ситуацией.

– А не можем ли мы подать какой-нибудь сигнал солдатам?! – прокричал Ник, пытаясь заглушить очередной разрыв снаряда. И темные силуэты мертвых, и на мгновение ярко высветившиеся изменчивые линии трассера неотвратимо приближались – медленно, но верно, как гипнотизирующее орудие судьбы.

Одна из линий трассера внезапно вильнула вверх по склону холма, в их сторону; пули, срикошетив от земли и камня, просвистели над самой головой Ника. Подросток еще глубже вжался в грязь и подтянул Сэма ближе к себе, прикрывая бесчувственного друга собственным телом.

– Мы сигнал подать никак не можем? – исступленно повторил Ник. Слова его прозвучали невнятно: в рот набилась земля.

Сержант не ответил. Ник оглянулся: тот лежал неподвижно. Фуражка с красным околышем откатилась в сторону, голова бедняги покоилась в луже крови. В свете ракет кровь казалась совсем черной. Дышит он еще или нет, Ник не понимал.

Парнишка дотянулся до сержанта, стараясь не приподнимать руки над землей: он слишком живо представлял себе, как пули дробят кости. Пальцы его коснулись чего-то металлического: да это же рукоять меча! В обычной ситуации Николас, вздрогнув, отдернул бы руку, но в этот самый миг позади него раздался крик, исполненный такого ужаса, что Ник инстинктивно сжал оружие.

Развернувшись, он увидел, как на фоне неба кто-то из школьников борется с существом заметно более крупным. Враг ухватил паренька за шею и встряхивал его, как шейкер с молочным коктейлем.

Даже не думая, что может оказаться жертвой шальной пули, Ник метнулся на помощь. Одновременно с ним с земли вскочили и другие школьники – и набросились на мертвого подручного с битами, столбиками и камнями.

Спустя несколько секунд врага повалили и пригвоздили к земле – но жертву его уже было не спасти. Мертвяк свернул Гарри Бенлету шею; никогда больше не приведется ему сокрушить три калитки за одну игру, никогда уже не прыгать ему через парты в экзаменационном зале Сомерсби просто забавы ради.

Сражаясь с мертвым подручным, ребята оказались на гребне холма. Оттуда Ник отчетливо разглядел: мертвые подходят с обеих сторон. Тех, что поднимались по переднему склону, задерживал артиллерийский огонь. Видно было, откуда солдаты ведут стрельбу; взгляд различал сразу несколько групп. На соседнем холме стояло несколько пулеметов, и по меньшей мере сотня солдат наступала сквозь лес по обеим сторонам дороги.

На глазах у Ника к холму внезапно пронеслась алая линия: трассер! За тридцать ярдов до вершины линия вдруг оборвалась. Сквозь пелену дождя видно было плохо, но Ник понял: пулемет молчит, потому что его перезаряжают, – а может, разворачивают лафет; солдаты так и мельтешили вокруг ствола. Видимо, заметили удобную для поражения цель: отчетливые силуэты на гребне холма.

– Бежим! – скомандовал он и, низко пригнувшись, кинулся вниз по склону. Остальные, оскальзываясь на ходу, беспорядочной толпой последовали за Ником и остановились только тогда, когда несколько из них врезались друг в друга и покатились по земле.

Мгновение спустя над головами школьников пронесся трассер, и вершина холма буквально взорвалась: комья земли, брызги воды и срикошетившие пули полетели во все стороны.

Ник машинально пригнулся, невзирая на то что спустился по склону уже достаточно далеко. За одно краткое мгновение он осознал три ужасных факта: он оставил Сэма там, на вершине холма; совершенно необходимо подать сигнал солдатам, чтобы те не расстреляли их заодно с трупаками; и, даже если они побегут дальше, мертвые догонят их раньше, чем подоспеют солдаты.

Но вместе с этим страшным осознанием внезапно нахлынули энергия и небывалая решимость и ясность мысли, как никогда прежде.

– Тед, давай сюда спички, – приказал Ник, памятуя о показном пристрастии того к трубке (курильщик-то из Теда был, по правде сказать, никакой). – Все остальные, вынимайте все, что еще не промокло и способно гореть. Бумагу, там, словом, что найдется!

Школьники сбились в кучу; перепуганные лица прояснились – теперь в них читалась жажда деятельности. Из карманов появились письма, затрепанные игральные карты; а один из членов команды, поколебавшись мгновение, вырвал листы из тетради, что содержала в себе (по мнению владельца) наброски бессмертного романа. К ним добавилось сокровище из сокровищ – плоская фляга с бренди. Ее выдал – и кто бы мог подумать! – законопослушный Кук-младший.

Первые три спички погасли под дождем, усиливая всеобщую тревогу. Затем Тед прикрыл кепкой четвертую, она благополучно вспыхнула – и вот уже заполыхала пропитанная бренди бумага. Разгорелось яркое пламя; оранжевые языки, чуть подсвеченные синим благодаря спирту, разом вернули цвета и краски монохромному пейзажу, озаряемому бесконечными парашютными ракетами.

– Отлично! – рявкнул Ник. – Тед и Майк, вы ползком обогните холм и притащите сюда Сэма, ладно? Только на самый гребень не поднимайтесь. И поосторожнее там с его запястьями – они здорово обожжены.

– А ты что задумал? – поинтересовался Тед, замешкавшись: над холмом взлетели новые трассеры, а вдалеке разорвалось несколько фосфорных гранат. Мальчишка явно боялся выполнять приказ, хотя виду не показывал.

– Я попробую отыскать некроманта, ну, того парня, который управляет этой пакостью, – сообщил Ник, потрясая мечом. – А вы все спойте что-нибудь, что ли, чтобы армейские поняли: тут, у костра, живые люди. И мертвяков отгонять не забывайте, а я попытаюсь увести за собою тех, что уже на подходе.

– Спеть? – переспросил Кук-младший. Он одним из немногих сохранял спокойствие: возможно, потому, что осушил флягу до половины, прежде чем отдать ее для костровых нужд. – И что же нам спеть?

– Школьный гимн, – бросил Ник через плечо, уже спускаясь вниз по холму. – То, что все знают наизусть.

Чтобы не угодить под пулеметный огонь, Ник обежал холм кругом, прежде чем начать спускаться по направлению к мертвым: теперь они оказались позади своей исходной позиции. На бегу подросток размахивал над головой мечом и выкрикивал какую-то бессмыслицу, что тонула в грохоте пулеметных очередей.

До ближайших подручных оставалось еще полпути, когда послышалось пение – достаточно громкое, чтобы заглушить даже стрельбу. Голоса звучали так мощно и так слаженно, что руководитель хора в Сомерсби ушам бы своим не поверил.

Оказавшись прямо перед подручными, Ник притворился, будто сворачивает влево, и тут же метнулся вправо, к деревьям и дороге. Вслед ему летели обрывки фраз:

«Выбирай достойный путь…»

Ник сбавил скорость, чтобы не врезаться в толстый ствол. В лесу оказалось куда темнее; отсветы сигнальных ракет почти не проникали сквозь плотную листву. Паренек опасливо оглянулся через плечо и с ужасом и удовольствием убедился, что по крайней мере несколько мертвых развернулись и последовали за ним. Ужас оказался сильнее, и Ник понесся между деревьями куда быстрее, чем подсказывал здравый смысл.

«В испытаньях первым будь…»

Слова школьного гимна внезапно оборвались: Ник вылетел из-за деревьев, врезался в каменную стенку, тяжело перевалился через нее и упал с высоты шести-семи футов на низинную дорогу. Меч выпал из его руки; Николас затормозил ладонями об асфальт, ободрав с них чуть ли не всю кожу.

Полежав немного на дороге и постепенно приходя в себя, Ник наконец попытался встать. Он уже поднялся на четвереньки, когда заметил, что прямо перед ним кто-то стоит. Кожаные сапоги с металлическими наколенниками звякнули: незнакомец сделал шаг вперед.

– Итак, ты все-таки пришел, как тебе было велено, несмотря на то что Саранет не скрепил заклятия, – промолвил незнакомец, и голос его словно отключил все прочие звуки этого мира. Пулеметные очереди, разрывы гранат, пение – все разом стихло. Николас не слышал ничего, кроме жуткого голоса – голоса, наполняющего его душу неописуемым страхом.

При первых словах незнакомца Ник вскинул было голову – но теперь он даже посмотреть на него боялся. Интуитивно подросток догадался: это и есть некромант, которого он по глупости своей вздумал искать. А теперь оставалось только глядеть в землю, так чтобы козырек крикетной кепки прикрывал лицо от страшного взгляда.

– Подними руку, – приказал некромант, и слова его раскаленной проволокой вонзились в мозг Ника. Он медленно преклонил колени, по-прежнему не поднимая головы, – словно на молитве, – и протянул правую руку, окровавленную после падения со стенки.

Рука некроманта ладонью вверх медленно качнулась навстречу. На мгновение Ник уже было подумал, что они вот-вот обменяются рукопожатием. Внезапно ему вспомнился странный рисунок кошмарных ожогов на запястьях Сэма – да это же отпечатки пальцев! Но Ник по-прежнему не мог даже шевельнуться: сила слов некроманта приковала его к месту.

Рука некроманта замерла в нескольких дюймах от него; под кожей ладони что-то задергалось, точно какой-то паразит пытался выползти наружу. Секунда-другая – и сквозь плоть пробился осколок серебристого металла. Он медленно развернулся в сторону открытой ладони Николаса Сэйра, нацелился, на мгновение повис в воздухе – и вдруг перепрыгнул с одной руки на другую.

Ник почувствовал, как осколок ударил его по ладони, как проник под кожу и всосался в кровь. Подросток закричал, тело его конвульсивно выгнулось дугой, и некромант впервые разглядел его лицо.

– Ты не принц! – закричал некромант, меч его сверкнул в воздухе и устремился вниз, к запястью парнишки. Но внезапно замер в воздухе на расстоянии с палец шириной: конвульсии прекратились, Николас спокойно взглянул на мага, прижимая кисть руки к груди.

Внутри этой кисти плавал осколок загадочного металла, прокладывая путь по прихотливому лабиринту вен. Здесь, по другую сторону Стены, металл был слаб – но не настолько, чтобы не добраться до конечной цели.

Минуту спустя осколок проник пареньку в сердце – да там и остался. А в следующий миг изо рта его повалил густой белый дым.

Хедж наблюдал за дымом – и ждал. Но белые клубы внезапно рассеялись, Хедж почувствовал, что ветер переменился, задул с востока, и его собственная сила пошла на убыль. На дороге послышался грохот множества подбитых гвоздями сапог, а прямо над головой со свистом взвилась в воздух сигнальная ракета.

Маг на мгновение замешкался, затем с нечеловеческой прытью перескочил через заграждение и метнулся под сень деревьев. Затаившись там, он наблюдал, как солдаты опасливо подходят к находящемуся без сознания школьнику. Некоторые были вооружены винтовками со штыками, а двое – ручными пулеметами Льюина. Эти для Хеджа никакой опасности не представляли, но тут были и другие, те, что владели настоящими мечами, с мерцающими вдоль лезвий знаками Хартии и щитами с эмблемой разведчиков Внешней границы. Эти носили на челе знак Хартии и являлись опытными магами, даже если армейское командование и отрицало их существование.

Хедж понимал: магов тут достаточно, чтобы задержать его. Мертвые подручные почти все выбыли из строя: они либо обездвижены каким-то непостижимым для него образом, либо изгнаны обратно в Смерть, ведь их новообретенные тела были слишком серьезно повреждены, чтобы удержать в себе дух.

Некромант заморгал, на секунду зажмурился, только так и признав: план его потерпел неудачу. Но он пробыл в Анцельстьерре уже четыре года, и прочие его замыслы претворяются в жизнь полным ходом. А за мальчишкой он еще вернется.

И Хедж скрылся во тьме. А между тем санитары уложили Ника на носилки, молодой офицер убедил школьников на гребне холма, что можно уже больше не петь; Тед с Майком попытались рассказать едва пришедшему в сознание Сэму обо всем, что случилось; а армейский врач, осмотрев ожоги на его запястьях и лодыжках, тут же приготовил шприц-тюбик с морфием.

Глава восемнадцатая
Руки отца – руки целителя

Госпиталь в Бейне был сравнительно новым: его построили всего-то шесть лет назад, когда с юга докатилась-таки волна суматошной больничной реформы. Но даже за шесть лет здесь умерло достаточно много народу, а до Стены рукой было подать, так что Сэма не оставляло острое ощущение Смерти. Ослабленный болью и морфием, принц никак не мог отогнать его, сколько бы ни старался. Смерть маячила совсем близко, леденила кости промозглым холодом; больного постоянно била дрожь, а врачи лишь увеличивали дозу лекарств.

Сэму снились безголовые тела, выходящие из Смерти, чтобы завершить начатое некромантом; он пытался пробудиться от кошмара – и не мог. А когда все-таки пробуждался, часто видел перед собою все того же некроманта: маг подкрадывался к нему, Сэм начинал кричать в голос, и медсестра (потому что, конечно же, это была она, а вовсе никакой не маг) делала ему очередной укол, и больного снова затягивала круговерть кошмаров.

Сэмет промучился так четыре дня, изредка приходя в сознание, но по-настоящему не пробуждаясь, а ощущение Смерти не ослабевало, равно как и порожденный им страх. Иногда разум его прояснялся настолько, что Сэм понимал: Ник тоже здесь, рядом, на соседней койке, с перебинтованными кистями рук. Пациентам даже удавалось перекинуться парой слов, хотя о настоящей беседе не шло и речи, ведь Сэм не мог ни ответить на вопросы, ни продолжить тему, начатую другом.

Однако на пятый день все изменилось. Сэмет опять метался во власти кошмара: он снова был в Смерти и снова оказывался лицом к лицу с некромантом, который имел множество обличий и форм и одновременно находился в воде, под водой и над водой. Сэм убегал, падал, тонул – все как наяву, и тут кто-то ухватил его за запястье… нет, на сей раз не за запястье, а за плечо – и прикосновение этой руки было прохладным и ободряющим.

Оно каким-то образом вывело его из кошмара и вознесло в небо, все испещренное знаками Хартии, залитое солнечным светом.

Сэм открыл глаза: впервые к нему вернулась способность видеть четко и ясно, взор его уже не туманила мутная пелена – следствие головокружения и передозировки лекарств. Шеи его легко касались чьи-то пальцы – в том самом месте, где прощупывался пульс; и подросток, еще не поднимая ресниц, узнал руку отца. У постели больного сидел Оселок, глаза его были закрыты – он направлял целительное заклинание в тело сына, знаки вспыхивали под его пальцами и перетекали в Сэма.

Сэм наконец-то взглянул на отца, благодаря судьбу за то, что тот зажмурился и не видит ни стыда облегчения, отразившегося в лице сына, ни слез, что больной поспешил незаметно смахнуть. Магия Хартии согрела его – впервые за много дней. Сэмет чувствовал, как знаки очищают его кровь от медикаментов и унимают боль от ожогов. А одно лишь присутствие отца разом прогнало страх Смерти. Подросток по-прежнему чувствовал Смерть, но смутно и далеко и уже ничего не боялся.

Король Оселок I завершил заклинание и открыл глаза: серые, как у сына; вот только сейчас их затуманивала озабоченность – и бесконечная усталость. Он медленно убрал руку от шеи Сэмета.

Отец и сын едва не кинулись друг другу в объятия, но тут Сэм заметил, что в палате, помимо отца, присутствуют два доктора, четыре королевских телохранителя и пара офицеров анцельстьеррской армии, а в коридор набилась целая толпа анцельстьеррских полицейских, солдат и чиновников, и все они тоже пытаются заглянуть в дверной проем. Поэтому Сэмет и Оселок просто пожали друг другу руки, а больной приподнялся и удобнее уселся в постели. Лишь по тому, как крепко сын стиснул отцовскую кисть и как неохотно выпустил ее снова, Оселок понял, насколько тот рад его видеть.

Оба доктора глазам своим не верили: Сэм пришел в сознание! Один даже проверил карту больного в изножье кровати, убеждаясь, что пациенту действительно вот уже несколько дней внутривенно вводят морфий.

– Такое просто невозможно! – начал было доктор, но один из телохранителей Оселка холодно воззрился на него, давая понять, что его мнения прямо сейчас никто не спрашивает. Его же ненавязчивый жест убедил врача, что в его присутствии также никто не нуждается, и медицинское светило попятилось к двери. И король, и его стражники были одеты в костюмы-тройки строгого темно-серого цвета, чтобы лишний раз не шокировать чувствительных анцельстьеррцев. Впечатление слегка портил тот факт, что все были при мечах – неубедительно замаскировав клинки под скатанные в трубочку плащи.

– А это все сопровождающие лица, – ехидно сообщил Оселок, видя, что Сэм недоумевает по поводу толпы в коридоре. – Я им сказал, что я здесь как частное лицо, просто чтобы навестить сына, но, по всей видимости, даже в таком случае без официального эскорта не обойтись. Надеюсь, ты в состоянии сесть в седло. Если мы тут задержимся еще ненадолго, меня того гляди загонит в угол какой-нибудь политик или целый комитет.

– Сесть в седло? – удивился Сэм. Ему пришлось повторить вопрос дважды: в первый раз он почувствовал такую слабость, что горло его не издало ни звука. – То есть я уеду из школы еще до конца семестра?

– Да, – тихо подтвердил Оселок. – Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Анцельстьерр уже не безопасная гавань. Здешняя полиция арестовала вашего водителя. Он оказался подкуплен, причем подкуплен серебряными денье Древнего королевства. Значит, кто-то из наших врагов нашел способ действовать по ту и эту стороны от Стены. Или, по крайней мере, придумал, как потратить деньги в Анцельстьерре.

– Думаю, в седле я удержусь. – Сэм нахмурился. – Ну то есть я не знаю, сильно ли мне досталось. Запястье, конечно, побаливает…

Он замолчал и скользнул взглядом по повязке на руке. Знаки Хартии по-прежнему мельтешили вдоль ее края, просачиваясь наружу сквозь поры кожи, точно золотистая испарина. А ведь магия Хартии почти его исцелила, сообразил паренек. Да, запястье слегка ноет, и только в том самом месте, где еще недавно гнездилась мучительная, непереносимая боль; а менее серьезные ожоги на лодыжках и бедрах уже окончательно зажили.

– Повязку можно снять, – промолвил Оселок и принялся разматывать бинты. При этом он наклонился к сыну совсем близко и прошептал: – Физически ты пострадал не так уж сильно, Сэм. Но я боюсь, раны, нанесенные твоему духу, куда серьезнее. Чтобы их исцелить, потребуется какое-то время, ибо это не в моей власти.

– Это еще почему? – встревожился Сэм. Он внезапно почувствовал себя совсем ребенком, а вовсе не почти взрослым принцем, каковым ему вроде бы полагается себя считать. – А мама разве не сможет меня подлечить?

– Не думаю, – покачал головой Оселок, положив руку на плечо сына. В свете больничной палаты на костяшках пальцев ярко выделялись мелкие белые шрамы – следствие многолетних фехтовальных тренировок и настоящих боев. – Но в конце концов, я не знаю природы нанесенного вреда; просто знаю, что вред причинен. Наверное, поскольку ты отправился в Смерть без подготовки и должной защиты, река выпила толику твоего духа. Не так уж много, нет, но достаточно, чтобы ты почувствовал себя слабее… и неувереннее. Словом, вроде как умалился. Но со временем эта частица непременно восстановится.

– Мне не следовало так поступать, да? – прошептал Сэм, вглядываясь в лицо отца и высматривая приметы неодобрения и суровости. – Мама сильно сердится?

– Вовсе нет, – удивленно отозвался Оселок. – Ты сделал то, что посчитал нужным, ради спасения других. Это очень храбрый поступок – и в лучших традициях семьи по обеим линиям. Но твоя мама очень тревожится за тебя.

– Тогда почему она не здесь? – выпалил Сэм. Вопрос прозвучал по-детски капризно, и парнишка пожалел о нем, еще не успев договорить.

– По-видимому, объявился очередной мордаут – присосался к паромщику в Олмонде, – терпеливо объяснил Оселок, так же как всегда объяснял бесконечные неизбежные отлучки Сабриэль на протяжении всего детства Сэмета. – Нам об этом сообщили под самой Стеной. Она тотчас же взяла Бумажнокрыл и полетела на выручку. Она встретит нас уже в Белизаэре.

– Если только ее еще куда-нибудь не вызовут, – пробурчал Сэм. Он понимал, что ведет себя как разобиженный ребенок. Но ведь он вполне мог умереть, а для мамы это, видимо, не причина, чтобы поспешить к сыну.

– Если только ее еще куда-нибудь не вызовут, – невозмутимо подтвердил Оселок. Сэм знал: спокойствие дается отцу с большим трудом; в его жилах текла древняя кровь берсерков, и Оселок опасался давать ей волю. Сэмет всего лишь раз видел отца в ярости, когда на торжественном обеде во дворце подставной посол одного из северных кланов попытался заколоть Сабриэль сервировочной вилкой. Оселок, взревев, точно какой-нибудь чудовищный зверь, ухватил шестифутового варвара и швырнул его через весь стол на жареного лебедя. Это напугало всех собравшихся куда больше, чем покушение на жизнь королевы, особенно когда Оселок попытался оторвать от пола двойной трон и метнуть его в незадачливого злоумышленника. К счастью, он не преуспел; спустя какое-то время Сабриэль удалось его успокоить, поглаживая по лбу, в то время как тот слепо атаковал мраморное основание трона.

Сэму живо вспомнилась эта сцена – сейчас, когда веки отца на краткий миг опустились, а лоб прорезала складка.

– Прости, – пробормотал он. – Я знаю, в этом ее долг. Она же Абхорсен и все такое.

– Да, – кивнул Оселок, и по тому, как это прозвучало, Сэм прочувствовал, как глубоко переживает сам отец из-за многочисленных частых отлучек Сабриэль, призванной сражаться с мертвыми.

– Пожалуй, оденусь-ка я, – решил Сэм, спуская ноги с постели. Только тогда он заметил, что кровать напротив пуста и аккуратно застелена. – А где же Ник? Ник был здесь, верно? Или мне все приснилось?

– Не знаю, – покачал головой Оселок. Он был знаком с другом сына по своим предыдущим визитам в Анцельстьерр. – Когда мы приехали, его тут не было. Доктор! Здесь ведь лежал Николас Сэйр?

Доктор метнулся вперед. Он понятия не имел, кто таков этот странный, но явно важный посетитель, и о пациенте тоже ничего не знал – армия настаивала на соблюдении секретности, так что использовались только имена, без фамилий. Фамилию второго пациента доктор предпочел бы не слышать; кто же не знает Сэйра? Однако у главного министра нет сына такого возраста, так что парень, вероятно, племянник или еще какой-нибудь родственник, и на том спасибо.

– Пациент Николас Икс, – объявил доктор, особенно подчеркнув «Икс», – вчера был передан на руки доверенному слуге его родителей. У него был всего лишь легкий шок и несколько ссадин.

– А он ничего не просил мне передать? – спросил Сэм, удивляясь, что друг даже не попытался пообщаться с ним перед уходом.

– Не думаю… – начал было доктор, но тут сквозь толпу людей в синем, в сером и в хаки из коридора протолкалась медсестра. Совсем юная и очень хорошенькая; из-под накрахмаленной шапочки выбивались непослушные рыжие локоны.

– Он оставил письмо, ваши светлости, – промолвила девушка с характерным северным акцентом. Явно уроженка Бейна, она отлично знала, кто такие Сэм и Оселок, к вящему раздражению доктора. Фыркнув, он выхватил конверт у нее из рук и передал его Сэму; тот сразу же вскрыл послание.

В первый момент Сэм не узнал руку друга, но, вглядевшись, убедился: да, это почерк Ника, просто отдельные буквы выглядят куда крупнее, чем обычно, а завитки и росчерки встречаются реже. Секунду-другую спустя принц сообразил, что Ник, должно быть, писал перебинтованной рукой.

Дорогой Сэм!

Надеюсь, ты скоро поправишься и прочтешь мои каракули. Сам я вроде бы вполне пришел в себя, хотя должен признать, что события того необыкновенного вечера мне видятся как в тумане. Тебе, наверное, никто не сказал, что я вбил себе в голову отыскать этого некроманта, будь он неладен, – ну, за которым ты сам охотился невесть где. К несчастью, в темноте и под дождем и, наверное, немного увлекшись погоней, я свалился со склона на дорогу и вырубился. Доктора говорят, мне повезло: все кости целы, хотя наблюдаются несколько прелюбопытных синяков. Боюсь, впрочем, юных дебютанток Корвира они не заинтересуют так, как медсестру Молен!

Я так понимаю, армейские связались с твоим отцом, и он уже едет забрать тебя домой, так что доучиваться до конца семестра ты не будешь. Пожалуй, для себя я тоже в этом особого смысла не вижу, раз я уже все равно зачислен в Санбир. Без тебя тут уже совсем не то, и без бедняги Гарри Бенлета тоже. Да и без Кохрейна. Его отыскали на следующее утро в пяти милях от холма: он с пеной у рта молол какую-то чушь. Полагаю, он сейчас сидит под надежным замком в Смитвенской спецлечебнице. Вообще-то, психушка по нему давненько плакала.

На самом деле я тут подумываю, а не нагрянуть ли к тебе в гости в это твое загадочное Древнее королевство до того, как следующей весной я уеду в колледж. Признаю, что мой научный интерес изрядно раздразнили эти якобы оживленные трупы и твоя собственная демонстрация уж не знаю чего. Ты, конечно, назовешь это магией, но я уверен, что все происшедшее возможно объяснить с помощью правильно примененной научной методологии. Разумеется, я льщу себе надеждой, что именно мне это удастся. Только вообрази себе – теория сюрреальности Сэйра! Или нет: закон магической экспликации Сэйра!

В госпитале со скуки помереть можно, особенно если твой сосед по палате даже разговора поддержать не в состоянии. Так что прости, я тут разболтался на свободе. На чем я остановился? Ах да, научные эксперименты в Древнем королевстве! Похоже, там никто и никогда серьезной научной деятельностью не занимался – военные запрещали. Представляешь, сюда вчера нагрянули полковник и два капитана – ни больше ни меньше! – и потребовали от меня подписать акт о неразглашении государственной тайны, а также взяли с меня подписку о том, что я обязуюсь никогда и никому не рассказывать, в устной или письменной форме, о недавних странных событиях на Внешней границе! Вот про язык жестов они позабыли, так что, наверное, по возвращении я изолью душу какому-нибудь глухонемому журналисту!

Ну ладно, ладно, шучу. Я буду нем как рыба – во всяком случае, до тех пор, пока не совершу какого-нибудь великого открытия, о котором действительно стоит поведать миру.

Офицеры хотели и с тебя подписку взять, но ты был, мягко говоря, не в том состоянии, чтобы чего-либо подписывать; они какое-то время подождали и в процессе перессорились. И тут я их огорошил, сказав, что ты вообще не гражданин Анцельстьерра. Они призадумались и долго еще совещались снаружи с лейтенантом, начальником охраны. Подозреваю, правая рука, как всегда, не знает, что делает левая, потому что эти ребята были из корвирского Управления по правовым вопросам, а наружная охрана – они все из числа разведчиков Внешней границы. Любопытно, что последние явно исповедуют ту же странную религию, что и ты: у них на лбу такие же знаки касты, или как бы оно ни называлось. Спешу добавить, что социология вообще не мой конек.

Ну ладно, мне пора. Почтенные родители прислали какого-то типа, младшего секретаря при старшем камергере личного сортира, чтобы забрал меня и отвез домой в Амберн-корт. Отец, по-видимому, слишком занят проблемой южакских беженцев, выступлениями в парламенте и все такое прочее, а дяде Эдварду, как всегда, так нужна его поддержка, бла-бла-бла. У мамочки, надо думать, благотворительный обед или что-нибудь столь же увлекательное. Напишу тебе из дому, и мы договоримся насчет моего приезда. Думаю, я успею все приготовить за пару месяцев, максимум за три.

Выше нос!

Ник, загадочный пациент «Икс»

Сэм, улыбаясь, сложил письмо. По крайней мере, его друг пережил эту страшную ночь, не понеся особого урона, и даже чувство юмора сохранил! Как это похоже на Ника: мертвые лишь пробудили в нем научный интерес, а не куда более оправданный страх.