Текст книги "Лираэль"

Глава тридцатая
Николас и яма

Он был совсем молод, наверное, ровесник Лираэль. Лет девятнадцати-двадцати. А еще он явно болен. Высок, но сгорблен, точно ноющая боль терзает его изнутри. Светлые, спутанные волосы чистые, но обвисли, точно влажная пакля. Щеки пышут нездоровым румянцем, а вокруг губ и глаз пролегли серые круги. Синие глаза потускнели. В одной его руке болтались темные очки, сломанные дужки кое-как скреплены бечевкой, одна из зеленых линз треснула – и трещина пошла лучами.

Стоял юноша на каком-то пригорке или куче сыпучей, рыхлой почвы и близоруко вглядывался вниз, в глубокую зияющую яму. Этот котлован – или что-то вроде того – и служил источником Свободной магии, от которой Лираэль тошнило даже в виде́нии. Девушка ощущала, как эта магия пульсирующими волнами выходит из израненной земли, стылая и жуткая, и въедается в ее кости, вгрызается глубоко в ее зубы.

Яму, по всей видимости, выкопали совсем недавно. В ширину она была никак не меньше нижней трапезной, вмещавшей четыреста посетителей. Вдоль края ямы спиралью вилась тропа – и уходила вниз, в темный провал. Насколько там глубоко, Лираэль не видела, но какие-то люди таскали вверх корзины с землей и камнями и вниз – пустые. Эти усталые, неповоротливые трудяги выглядели очень странно. Их одежда, пусть грязная и изодранная, покроем и цветом отличалась от всего, что Лираэль доводилось видеть прежде. И почти на всех были синие шляпы или такие же синие, стянутые узлом, разлохмаченные головные платки.

Девушка недоумевала, каким образом эти люди способны работать, если повсюду вокруг так и разит тлетворной Свободной магией. Она пригляделась к трудягам внимательнее – и вдруг задохнулась и рванулась было назад, но виде́ние удерживало ее на месте.

Да это же не люди! Это мертвые. Вот теперь она ощущала их всем своим существом, чувствовала рядом стылое дыхание Смерти. Это трудились мертвые подручные, порабощенные волей какого-то некроманта. Синие шляпы затеняли незрячие глазницы, синие головные платки стягивали гниющие головы, не давая им распасться на куски.

Лираэль подавила накатившую тошноту и быстро оглянулась на юношу рядом с нею, опасаясь, что он – некромант и сможет ее увидеть, но не увидела на челе незнакомца знака Хартии, ни целостного, ни поврежденного Свободной магией. Лоб его был чист, не считая нескольких мутных капель пота, вобравших в себя пыль из воздуха, и никаких колокольцев при нем тоже не наблюдалось.

Юноша поднял взгляд к небу и встряхнул какими-то металлическими предметами на запястье. Наверное, обряд какой-то, подумалось Лираэль. Ей внезапно стало ужасно жаль незнакомца; накатило странное желание прикоснуться к изгибу его шеи, под самым ухом – совсем легонько, кончиками пальцев. Девушка уже протянула было руку – но вовремя вспомнила, где она и что она такое. А юноша между тем заговорил.

– Черт подери! – пробормотал он. – Ну почему ничего не срабатывает?

Он опустил руку, но продолжал смотреть вверх. Лираэль тоже подняла глаза к небу: там, совсем близко, клубились темные, низкие грозовые тучи. Проблескивали молнии, но прохладой не веяло и дождем не пахло. Только жара и вспышки.

И тут, нежданно-негаданно, слепящая молния ударила в яму, высветив черный провал ярким белым светом. В этот миг Лираэль разглядела сотни мертвых подручных: они копали и рыли – кто киркой или лопатой, а кто и собственными гниющими руками. Они не обращали внимания ни на молнию, что сожгла и обуглила нескольких их собратьев, ни на оглушительный раскат грома, прозвучавший почти одновременно с ослепительным разрядом.

Спустя несколько секунд молния ударила снова, по-видимому, в ту же самую точку. Затем еще одна, и еще; и гремел и гремел гром, сотрясая землю под ногами девушки.

– Четыре за приблизительно пятьдесят секунд, – отметил про себя юноша. – Частота увеличивается. Хедж!

Последнего слова Лираэль не поняла, но тут из ямы выкарабкался какой-то человек и помахал юноше рукой. Тощий, лысоватый, в кожаном доспехе, армированном металлическими, покрытыми красной эмалью пластинами у шеи, на локтях и на коленях. На поясе у него висел меч, а на груди – бандольер с колокольцами, рукояти черного дерева торчали из красных кожаных футляров. По дереву и коже скользили искаженные знаки Хартии, оставляя огненные следы.

Даже на таком расстоянии от него пахло кровью и раскаленным металлом. Должно быть, это и есть некромант, которому служат мертвые подручные, – или один из некромантов, ведь мертвых так много. Но не он был источником Свободной магии, что обжигала Лираэль язык и губы. Что-то гораздо худшее таилось в глубинах ямы.

– Да, господин Николас? – отозвался незнакомец. Лираэль отметила, что он жестом велел двум последовавшим за ним мертвым подручным вернуться назад в тень, как если бы не хотел, чтобы их рассмотрели получше.

– Молния бьет все чаще, – промолвил юноша. Выходит, он и есть Николас. Но что же это за человек такой – причем даже без знака Хартии, – если некромант зовет его господином? – Мы, по-видимому, уже совсем близко, – хрипло добавил он. – Спроси своих людей, не согласятся ли они поработать сверх смены сегодня ночью.

– О, они поработают, еще как поработают! – прокричал некромант, смеясь одному ему понятной шутке. – Хотите спуститься?

Николас покачал головой. Он несколько раз откашлялся и наконец сумел прокричать:

– Мне… мне опять нездоровится, Хедж! Пойду полежу в палатке. Я посмотрю позже. Но если что-нибудь найдете, обязательно позовите меня. Это металл, я думаю. Да, сияющий металл, – продолжал он, глядя прямо перед собою, словно уже видел находку наяву. – Два сияющих металлических полушария, каждое – выше человеческого роста. Их нужно отыскать как можно скорее. Как можно скорее!

Хедж коротко поклонился, но отвечать не стал. Он уже выбрался из ямы и зашагал вверх по насыпному холму, на котором стоял Николас.

– Кто это рядом с тобой?! – закричал Хедж, указав пальцем.

Николас оглянулся, но ничего не увидел, только отсвет молнии да отображение сияющих полушарий: этот образ всегда стоял у него перед глазами в часы бодрствования, как если бы намертво отпечатался в сознании.

– Ничего тут нет, – пробормотал юноша, глядя на Лираэль. – Ничего и никого. Я так устал… Но я на пороге великого открытия…

– Шпионка! Ты сгоришь у ног моей Повелительницы!

В ладонях некроманта вспыхнуло пламя – и пролилось на землю: алые языки огня, одетые черным удушливым дымом, побежали вверх по холму, точно лесной пожар, прямо к Лираэль.

В то же самое время взгляд Николаса внезапно сфокусировался на ней. Юноша дружески протянул руку:

– Привет! Но ты, наверное, просто очередная галлюцинация.

Однако тут девушку схватили сзади за плечи и выдернули обратно в Обсерваторию. А в следующий миг алое пламя достигло того места, где только что стояла Лираэль, и взбурлило тонким столпом смертоносного огня и чернейшего дыма.

Лед раскололся, Лираэль заморгала. Когда же она открыла глаза, она вновь стояла между Риэлле и Санар, повсюду валялись блестящие осколки, крошево синего льда осыпало ей голову и плечи.

– Ты провидела, – промолвила Риэлле. И это не было вопросом.

– Да, – кивнула Лираэль, глубоко потрясенная как опытом ви́дения, так и тем, что именно провидела. – Это и есть – обладать Прозрением?

– Не совсем, – отозвалась Санар. – Мы по большей части провидим краткими вспышками, прозреваем мимолетные фрагменты многих разных частей будущего, все вперемешку. И только вместе, в составе Стражи, здесь, в Обсерватории, мы можем объединить наше ви́дение. Но даже тогда только тот, кто стоит на твоем месте, способен провидеть все в целом.

Лираэль призадумалась и снова запрокинула голову. Льдинки таяли, струйки воды потекли ей за шиворот. Высокий потолок снова стал всего-навсего слоем льда. Девушка вновь опустила взгляд: Клэйры расходились, не говоря ни слова и не оборачиваясь. Внешний круг уже исчез, а она и не заметила; теперь следующий круг развернулся в цепочку, и Клэйры одна за другой покидали зал через другую дверь. Похоже, в Обсерватории много выходов. Лираэль подумала, что очень скоро и она пройдет сквозь один из них, чтобы никогда уже сюда не возвращаться.

– А что… что я должна делать? – пробормотала девушка, усилием воли возвращаясь к увиденному.

– Мы не знаем, – призналась Риэлле. – Мы вот уже несколько лет пытались провидеть окрестности Красного озера, но безуспешно. И тут вдруг мы провидели тебя там, в нижней комнате, потом в видении, которое показали тебе, а потом еще один короткий фрагмент: ты и этот человек в лодке на озере. Все это явно как-то связано, но ничего больше нам не открылось.

– Юноша по имени Николас – ключ к разгадке, – сказала Санар. – Как только ты его отыщешь, мы думаем, ты поймешь, что делать.

– Но с ним некромант! – воскликнула Лираэль. – Они откапывают что-то страшное! Не следует ли нам известить Абхорсена?

– Мы отправили письма, но Абхорсен и король сейчас в Анцельстьерре, они пытаются предотвратить несчастье, по всей видимости связанное с содержимым той ямы. Мы также известили Эллимир и ее соправителя; вероятно, они тоже примут меры, возможно, что и при участии принца Сэмета, преемника Абхорсена. Но что бы они ни делали, мы знаем, что отыскать Николаса должна ты. Я знаю, на первый взгляд это такой пустяк: встреча двух людей на озере. Но это единственное будущее, что нам сейчас дано провидеть, ведь все прочее от нас сокрыто, и только оно и дает нам надежду отвести беду.

Лираэль кивнула. В лице ее не осталось ни кровинки. Слишком много всего произошло, девушка слишком устала и эмоционально измучилась, чтобы справиться с ситуацией. Однако, похоже, ее не просто выгоняют. Ей действительно предстоит совершить нечто важное, и не только ради Клэйр, но во имя всего королевства.

– А теперь необходимо собрать тебя в дорогу, – добавила Санар, явно заметив, что Лираэль совсем обессилена. – Ты хочешь взять что-то такое, что тебе особенно дорого? Или, может быть, мы могли бы дать тебе что-то особенное?

Лираэль покачала головой. Ей отчаянно хотелось взять с собой Шкодливую Псину, но, наверное, это невозможно, если Клэйры ее не провидели. Чего доброго, собака, ее лучший друг, исчезла навеки: чары, давшие ей жизнь, при каких-то обстоятельствах исчерпали себя.

– Наверное, теплую одежду, – прошептала наконец девушка. – И несколько книг. И наверное, мне следует взять те предметы, что я нашла.

– Обязательно, – подтвердила Санар. Ее явно снедало любопытство, что это за предметы. Но она не спросила, а Лираэль очень не хотелось о них говорить. Эти находки все только усложняют. Зачем ей их оставили? Как ими пользоваться там, в большом мире?

– Еще нужно снабдить тебя мечом и луком, – напомнила Риэлле. – Как оно и подобает Дочери Клэйр, отправляющейся в путешествие.

– Мечом я владею неважно, – слабым голосом призналась Лираэль. Как давно она мечтала услышать эти слова, а теперь они для нее – пустой звук. – Зато стреляю неплохо.

Девушка не стала уточнять, что наловчилась управляться с ламинированным коротким луком, какие были в ходу у Клэйр, только потому, что развлекалась, отстреливая в библиотеке крыс. Она пользовалась притупленными стрелами, чтобы ни в коем случае не продырявить книги. Псина охотно приносила стрелы хозяйке, а вот крыс есть отказывалась, разве что Лираэль приготовит их с травами и под соусом, на что девушка, разумеется, говорила решительное «нет».

– Надеюсь, оружие тебе вообще не понадобится. – Эти слова Санар гулким эхом отозвались от стен и прокатились по громадной ледяной пещере.

Лираэль поежилась. Что-что, а эта надежда вряд ли сбудется. Внезапно резко похолодало. Почти все Клэйры уже ушли – тысяча пятьсот пророчиц за каких-то несколько минут, словно их и не было. Остались лишь две вооруженные стражницы: они наблюдали за происходящим из дальнего конца Обсерватории. Одна – с копьем, вторая – с луком. Даже со своего места Лираэль видела: это тоже оружие великой силы, насыщенное магией Хартии.

А задержались они, без сомнения, чтобы проследить, что гостье завязали глаза. Девушка отвернулась, сняла головной платок, медленно и тщательно свернула его в несколько раз. Завязала себе глаза и застыла, дожидаясь, чтобы Санар и Риэлле повели ее под руки.

– Прости, – хором произнесли Санар с Риэлле; голоса их слились воедино. Прозвучало это так, словно близнецы просят у Лираэль прощения не столько за повязку, сколько за всю ее жизнь.

Прошло уже восемнадцать часов с тех пор, как девушка спала и ела в последний раз, когда они дошли до комнатки Лираэль рядом с Палатами Юных. Лираэль едва стояла на ногах от усталости, так что Санар с Риэлле по-прежнему ее поддерживали. Она была настолько измучена, что даже не заметила Киррит, пока та внезапно не заключила племянницу в непрошеные и невыносимо тесные объятия.

– Лираэль! Ну что ты опять натворила! – воскликнула тетя Киррит. Голос ее гулко разносился где-то над головой Лираэль, крепко вдавленной в тетину шею. – Ты еще слишком мала, чтобы отправиться в большой мир!

– Тетя! – запротестовала Лираэль, пытаясь высвободиться. Стыд какой: с ней обращаются точно с девчонкой-малолеткой на глазах у Санар и Риэлле! Как это похоже на тетю Киррит: вечно лезет обниматься, когда это меньше всего уместно, а когда Лираэль так хочется, чтобы ее приласкали, от тети Киррит объятий не дождешься!

– Небось все повторится, как с твоей матерью, – ворчала Киррит, обращаясь не столько к Лираэль, сколько к близнецам. – Уедешь невесть куда, впутаешься невесть во что и невесть с кем. Чего доброго, еще вернешься как она…

– Киррит! Довольно! – оборвала ее Санар, вызвав неподдельное изумление Лираэль. Девушка в жизни не слышала, чтобы кто-либо разговаривал с Киррит так непочтительно. Сама Киррит тоже была глубоко шокирована: она выпустила Лираэль и с достоинством вдохнула поглубже.

– Вы не смеете так говорить со мною, Сан… Ри… кто бы из вас это ни был, – выговорила наконец тетя Киррит, несколько раз переведя дух. – Я – попечительница юных, и здесь распоряжаюсь я.

– А мы в настоящую минуту – Глас Клэйр, – хором возвестили Санар и Риэлле, вскинув жезлы. – Мы облечены властью Девятидневной Стражи. Ты дерзнешь оспорить наше право, Киррит?

Киррит вскинула взгляд, попыталась вдохнуть еще глубже и не преуспела, но словно сдулась, с присвистом выпуская воздух, – как будто на жабу наступили. Она со всей очевидностью признала чужую власть, пусть при этом и пострадало ее достоинство.

– Лираэль, собери пока все, что тебе нужно, – напомнила Санар, касаясь плеча девушки. – Нам нужно поторапливаться: лодка ждет. Киррит, не поговорить ли нам снаружи?

Девушка устало кивнула и направилась к сундуку, где хранилась ее одежда, а остальные вышли в коридор и закрыли за собою дверь. Лираэль, не глядя, пошарила в сундуке, и вдруг рука ее нащупала что-то твердое. Лираэль вытащила находку на свет – и удивленно охнула. Это же та самая, знакомая фигурка видавшей виды собачки, вырезанная из мыльного камня, – Лираэль нашла ее в зале стилкена, а потом, с появлением Шкодливой Псины, статуэтка исчезла.

Лираэль на миг прижала фигурку к груди; сквозь усталость забрезжила слабая надежда. Это, конечно, не Псина собственной персоной, но намек на то, что Псину удастся призвать снова. Улыбаясь, девушка убрала статуэтку в карман чистой жилетки, затолкав поглубже, чтобы нос из мыльного камня не высовывался наружу. Затем в тот же карман спрятала Темное Зеркало, ветряную флейту – в другой карман, а «Книгу памяти и забвения» уложила в небольшую сумку на ремне, словно специально для того сшитую. Заводную сигнальную мышку и свисток девушка оставила на дне сундука. Ведь там, куда она отправляется, помощи от них ждать не придется.

Лираэль разделась и торопливо помылась, мысленно поблагодарив судьбу за то, что в день своего восемнадцатилетия переехала в комнату более просторную и с собственной простенькой ванной. Девушка задумалась, не переодеться ли полностью, чтобы платье не выдавало в ней Клэйру. Но в конце концов снова облачилась в рабочую форму второй помощницы библиотекаря. Ведь это то, кто она есть на самом деле, сказала себе Лираэль. Она честно заслужила право на красную жилетку. И никто не отнимет у нее этого права, даже если она – ненастоящая Клэйра.

Девушка едва успела увязать в плащ кое-какую одежду про запас и задумалась, а пригодится ли ей в конце весны и в начале лета тяжелый шерстяной плащ, как в дверь постучали, а в следующее мгновение в комнату вошла Киррит.

– Я вовсе не хотела говорить гадостей о твоей матери, – смиренно возвестила она с порога. – Я ее очень любила – мою Ариэлле, мою маленькую сестренку. Но она была странная, если ты понимаешь, о чем я, и вечно ввязывалась в неприятности. То и дело что-нибудь да натворит, и… ну… быть попечительницей – работа не из легких, когда приходится всю детвору держать в узде. Может статься, я недостаточно выказывала тебе, как я… ну да, тяжело это – не уметь провидеть, как к тебе относятся другие или как будут к тебе относиться в будущем. Я просто хотела сказать, что я любила твою маму – и тебя тоже люблю.

– Я знаю, тетушка, – отозвалась Лираэль, не оглядываясь и запихивая плащ обратно в сундук. Еще год назад она что угодно отдала бы за эти слова; ей так важно было почувствовать, что она не чужая, что здесь ее дом. А теперь – слишком поздно. Она покидает ледник, точно так же, как ее мать много лет назад, когда она бросила свою дочку, по-видимому, без малейших сожалений.

«Но это все в прошлом, – думала Лираэль. – А прошлое я оставлю позади, я начну свою историю сначала. Мне нет нужды знать, почему ушла моя мать и кто был мой отец. Мне нет нужды знать», – повторила она про себя.

Нет нужды знать.

Лираэль твердила про себя эти слова снова и снова, а мысли ее между тем обращались к «Книге памяти и забвения», что лежала в наплечной сумке, и к флейте, и к Темному Зеркалу в карманах жилетки.

Ей нет нужды знать, что произошло в прошлом. Но в то время как она, в отличие от прочих Клэйр, оставалась слепа к будущему, теперь она отличается от всех и в ином смысле. Что за ирония судьбы: вопреки всем ее надеждам и мечтам, она получила нечто прямо противоположное желанию своего сердца!

Ибо с помощью Темного Зеркала и новообретенного знания она теперь способна провидеть прошлое.

Глава тридцать первая
Голос в листве дерев

Спрятавшись в каких-нибудь ста ярдах от опушки, принц Сэмет распростерся на земле как мертвый, в том самом месте, где рухнул с седла. Одна нога была покрыта запекшейся кровью, черно-алые кляксы забрызгали зеленые листья кустов, трепетавшие на ветру. Лишь при внимательном осмотре выяснилось бы, что раненый еще дышит.

Капустка, оказавшаяся вовсе не такой уж и нервной, благодушно пощипывала травку неподалеку. Иногда лошадка настораживала уши и вскидывала голову, но в целом на протяжении всего долгого дня ничто так и не потревожило ее мирной трапезы.

Ближе к вечеру, когда тени неспешно выползли из-под деревьев и удлинились, сливаясь друг с другом, легкий ветерок развеял жару одного из последних весенних дней. Он пронесся над Сэмом, частично засыпав его листьями, веточками, клочьями паутины, трупиками жуков и невесомо-легкими травинками.

Тоненькая травинка застряла у него в носу и защекотала ноздрю изнутри. Заходила ходуном туда-сюда, но с места не тронулась. Сэм дернул носом раз, другой и наконец оглушительно чихнул.

И проснулся. В первый момент принц решил, что напился вдрызг, а теперь мучается похмельем. Во рту пересохло, и пахло оттуда преотвратно. Голова болела адски, ноги ныли еще сильнее. Похоже, он вырубился в чьем-то саду: ох, стыд-то какой! Так пьян он был только раз в жизни, и повторять этот опыт Сэму не хотелось.

Он попытался было позвать на помощь, но едва с губ его слетело хриплое, жалобное карканье, Сэм вдруг вспомнил, что произошло.

Он убил двух констеблей. Двух человек, которые просто пытались исполнить свой долг. У них наверняка были жены и семьи. Родители, братья, сестры, дети. Поутру эти люди вышли из дому, никак не предполагая внезапной смерти. Вероятно, жены до сих пор ждут их к ужину.

Нет, подумал Сэмет, приподнимаясь на локте и уныло глядя, как алый отсвет заходящего солнца просачивается сквозь листву. Стычка произошла рано поутру. Жены, конечно же, уже знают, что их мужья не вернутся домой.

Сэм медленно, с усилием, сел и отряхнул с одежды лесной мусор. Надо бы и чувство вины с себя тоже стряхнуть, хотя бы на первое время. Это вопрос выживания.

Во-первых, надо отрезать штанину и осмотреть рану. Юноша смутно помнил, что наложил заклинание, которое наверняка спасло ему жизнь, но рана все равно еще свежая и того гляди откроется снова. Надо бы ее перевязать, ведь сил для нового исцеляющего заклинания ему не хватит.

После этого надо попытаться как-то встать. Встать, поймать верную Капустку и углубиться подальше в лес. Странно, что местные констебли его до сих пор не настигли. Разве что он запутал след куда успешнее, чем могло показаться, или, может, блюстители порядка ждут подкрепления, прежде чем отправиться на поиски «некроманта-убийцы».

А если констебли – или, что еще хуже, стража – его сейчас найдут, беглецу придется признаться, кто он такой. А это означает с позором вернуться в Белизаэр и предстать перед судом Эллимир и Джалла Орена. И тогда его удел – бесчестье и опала. Или, возможно, его чудовищное преступление попытаются замять – а это еще постыднее.

И то и другое – просто невыносимо. Как он посмотрит в глаза родителям? Принц живо представил себе их разочарованные лица. А тогда, конечно же, все узнают о его неспособности стать преемником Абхорсена, и родители поймут, что он вообще ни на что не годен.

Лучше просто исчезнуть. Схорониться в лесу до тех пор, пока нога не заживет, и снова двинуться к Закраю, наведя на себя новую обманную личину, ведь Нику наверняка все еще требуется помощь. Ну хоть здесь Сэм не подкачает. Вряд ли, конечно, Ник сумел влипнуть в неприятности более серьезные, нежели удалось Сэму.

Принять решение оказалось проще, чем осуществить его. Капустка, раздувая ноздри, попятилась от хозяина, едва тот попытался ухватить ее за поводья. Лошадке не нравился ни запах крови, ни отрывистые постанывания, когда Сэму случалось ненароком перенести тяжесть тела на раненую ногу.

Наконец принцу удалось загнать Капустку в естественный тупик: три растущих рядом дерева не оставили ей путей к отступлению. Попытка сесть в седло обернулась новым тяжелым испытанием. Едва Сэм перебросил ногу через спину лошади, боль пронзила все его существо – у него даже дыхание перехватило.

А вот и очередная проблема. Быстро темнело, а Сэм понятия не имел, куда податься. Цивилизация со всеми ее благами находилась на востоке, на севере и на юге, но туда принц опасался ехать – по крайней мере, до тех пор пока не будет в силах наложить новую обманную личину на себя и на Капустку. На западе пролегало немало лесных троп – непонятно куда и зачем. Возможно, где-то в глубине леса есть небольшие поселения или одинокие хижины, но и туда направиться было небезопасно.

В довершение всех неприятностей у него оставалась всего одна фляга со вчерашней водой, краюха зачерствелого хлеба и ломоть солонины, его дорожный запас на случай, если понадобится перекусить между гостиницами. Имбирных кексов давно не осталось: Сэм сжевал их по дороге.

Ветер пригнал облака с моря, и начался дождь – легкая весенняя морось, не более, но Сэм, выругавшись, принялся бороться с переметными сумами, пытаясь вытащить плащ. Если в придачу к полученным ушибам и ранам он еще и простудится, непонятно, чем все закончится. «Скорее всего, могилой в лесу, – с горечью подумал принц, – причем не выкопанной человеческими руками, а просто нанесенной ветром кучей опавших листьев и всякого мусора, прикрывающей мои жалкие останки».

Сэм все еще размышлял о столь безотрадном будущем, когда пальцы его, тормошащие плащ, вместо шерстяной ткани почувствовали кожу и холодный металл. Он тут же отдернул руку: кончики пальцев уже похолодели и посинели. Догадавшись, до чего именно он только что дотронулся, Сэм склонился над лукой седла и громко всхлипнул от отчаяния и страха.

«Книга мертвых». Он же запер ее в мастерской! Вот только книга не пожелала остаться дома. Так же как колокольцы. Ему никогда от них не избавиться – даже теперь, когда он ранен и один-одинешенек в глухом темном лесу. Эти предметы вечно станут его преследовать, даже в Смерти!

Сэм уже готов был дать волю слезам, как вдруг из темноты между деревьями раздался голос:

– Ай-яй-яй, малыш-принц заблудился в лесу и горько рыдает? Я-то думал, в тебе больше мужества, принц Сэмет. Ну да я частенько ошибаюсь.

Этот голос подействовал на Сэмета и Капустку как удар тока. Принц разом выпрямился в седле, охнув от боли, и попытался обнажить меч. Капустка, удивленная ничуть не меньше, скакнула вперед и помчалась легким галопом, петляя между деревьями и вовсе не задумываясь ни о всаднике, ни о низко нависающих ветвях.

Конь и всадник мчались так ярдов пятьдесят по меньшей мере: треск веток, крики и ржание сливались в оглушительную какофонию. Наконец Сэмету удалось обуздать Капустку и развернуть ее в том направлении, откуда доносился голос.

Кроме того, Сэм успел вытащить меч. К тому времени почти стемнело, стволы деревьев выделялись пепельно-бледными росчерками в сгущающемся мраке, поддерживая ветви со свисающими подобно тяжелым сгусткам тьмы листьями. Кому бы… чему бы ни принадлежал этот голос, это существо теперь с легкостью к нему подберется, но лучше принц встретит опасность лицом к лицу, нежели будет выбит из седла веткой, в панике удирая куда глаза глядят.

Голос звучал очень неестественно. В нем ощущался привкус Свободной магии – и что-то еще. Это не мертвый – нет, непохоже. Но очень может быть, что стилкен или маргру, элементали Свободной магии: таких время от времени тянет вкусить Жизни. Сэм пожалел, что не прочел книгу Мерхана о сковывании, подаренную ему на день рождения.

В листве ближайшего дерева что-то зашуршало, Сэм вздрогнул, перехватил меч на изготовку. Капустка затанцевала на месте: всадник стиснул коленями ее бока, удерживая на месте. Каждое такое усилие отзывалось в боку невыносимой болью, но Сэм не собирался сдаваться.

Да, точно, на дереве кто-то сидит… карабкается вверх по стволу… вон там… нет, там. Существо скакало с ветки на ветку, подбираясь к Сэму сзади. А может, оно там не одно такое.

Сэм в отчаянии попытался дотянуться до Хартии и извлечь знаки, необходимые для магической атаки. Но он был слишком слаб, и слишком сильно болела свежая рана на ноге. Он никак не мог удержать знаки в голове. Не мог вспомнить нужного ему заклинания.

Может, попробовать колокольцы, в отчаянии подумал Сэм, едва ветви зашевелились снова. Но он не знал, как пользоваться колокольцами против мертвых, не говоря уже о порождениях Свободной магии. При мысли о необходимости воспользоваться колокольцами руки у него затряслись и он снова вспомнил о Смерти. В то же время в груди его всколыхнулась яростная решимость. Сколько бы несчастий на него ни свалилось, он отказывается вот так сразу сдаться, лечь на землю и умереть. Да, ему страшно, но он – принц королевской крови, сын Оселка и Сабриэль, и он дорого продаст свою жизнь – насколько сил хватит.

– Кто зовет принца Сэмета?! – прокричал он, и резкий звук его голоса растревожил тишину темнеющего леса. – Покажись, прежде чем я обрушу на тебя заклинание великой разрушительной силы!

– Оставь этот театральный пафос тем, кто на него падок, – отозвался голос. На ветке высоко над головою Сэма вспыхнули два пронзительно-зеленых глаза, отражая последние отблески солнца. – И считай, повезло тебе, что это всего лишь я. Ты потерял достаточно крови, чтобы приманить парочку хормагантов!

С этими словами с дерева спрыгнул маленький белый котик, оттолкнулся от нижней ветки и приземлился на безопасном расстоянии от Капусткиных передних копыт.

– Моггет! – воскликнул Сэм, ошеломленно глядя на кота сверху вниз и не веря глазам своим. – Ты что тут делаешь?

– Тебя ищу, – отозвался кот. – Казалось бы, это должно быть самоочевидно даже для самого тупоголового принца. Здрасьте, это я, верный слуга Абхорсена. Готов поработать нянькой в любую минуту, только свистните. Где угодно. Пустяки, дело житейское. А теперь давай слезай с лошади и разводи поскорее костер, на случай, если вокруг и впрямь рыщут хормаганты. Запастись провизией у тебя мозгов, конечно, не хватило?

Сэмет покачал головой. Его обуревали чувства отнюдь не настолько жизнеутверждающие, как, например, облегчение. Моггет действительно служил Абхорсену, но при этом он был древним и могущественным порождением Свободной магии. Его красный ошейник, пропитанный знаками Хартии, и висящий на нем миниатюрный колокольчик наглядно свидетельствовали о сковавшей его силе. Некогда на ошейнике позвякивал Саранет, налагающий оковы. Но со времен победы над Керригором Моггета подчинял себе другой крохотный колокольчик – Ранна. Ранна, снотворец, первый из семи колокольцев.

Сэмету за всю его жизнь так и не довелось пообщаться с Моггетом: принц застал его бодрствующим всего лишь раз, когда побывал в доме Абхорсена десять лет назад. Что до этого визита, странное существо в обличье кота пробудилось совсем ненадолго – негодник успел только стащить с серебряного блюда свежепойманного Оселком лосося да сказал пару слов семилетнему мальчишке, который, не веря глазам своим, таращился на «вечно спящего» кота, слопавшего рыбину больше себя самого.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Сэмет, неуклюже сползая со спины Капустки. – Тебя мама послала искать меня? А как она тебя добудилась-то?

– Абхорсен напрямую тут ни при чем, – промурлыкал Моггет, величаво вылизывая лапку. – Я так давно и прочно связан с семьей, что просто чувствую, когда требуются мои услуги. Например, когда внезапно появляется новый набор колокольцев, подразумевая, что преемник Абхорсена готов вступить в наследство. А пробудившись, я просто последовал за колокольцами. Но меня разбудило не возвращение колокольцев Кассиэль, – рассуждал вслух Моггет, переключаясь на другую лапку. – Я к тому времени уже проснулся. В королевстве что-то происходит. Те, что давно погружены в сон, заворочались или уже разбужены, а зыбь от их пробуждения достигла дома Абхорсена, ибо то, что пробуждается, угрожает Абхорсену…

– А ты знаешь, что это такое? – встревоженно перебил Сэм. – Мама опасается, что некое древнее зло замышляет страшное. Я еще подумал, вдруг это Керригор.

– Твой дядюшка Рогир? – отозвался Моггет, словно отвечая на вопрос о чудаковатом родственнике, а не о жутком великом мертвом, адепте некромантии, каковым в итоге стал Керригор. – Ранна связывает его еще крепче, чем меня. Он спит в самом глубоком из подвалов дома Абхорсена. И спать ему там – до скончания времен.