Текст книги "Лираэль"

Сэм кивнул. День его рождения наступал через две недели после праздника Середины Зимы и неизбежно терялся в свете события более крупного. А в этом году так и вовсе прошел уныло из-за затянувшегося отсутствия Сабриэль и Оселка: венценосная чета смогла лишь прислать поздравления и подарки, которые, хотя и выбирались с заботой и любовью, Сэма нимало не порадовали. Тем более что в числе подарков было сюрко, украшенное серебряными ключами Абхорсена в темно-синем поле и золотой башней королевского рода в алом поле, а также книга Мерхана «О сковывании элементалей Свободной магии».

– Подарки-то хороши? – полюбопытствовал Брель.

– Сюрко, – пожал плечами Сэм. – И книга.

– Ясно, – откликнулся Брель, похлопывая рукой о руку, чтобы восстановить кровообращение. – А меча, значит, не досталось? Или там собаки?

Сэм покачал головой. Он не мечтал ни о мече, ни о собаке, но и тому и другому он порадовался бы куда больше, чем доставшимся ему подаркам.

– Держу пари, принцесса Эллимир приготовила для вас что-нибудь особенное, – помолчав, предположил Брель после долгого размышления.

– Вот уж сомневаюсь, – фыркнул Сэм. – Она скорее какой-нибудь дополнительный урок мне в расписание добавит.

Брель снова похлопал рукой о руку и постоял немного, неспешно оглядывая горизонт с юга на север.

– Так с днем рождения! – промолвил стражник, когда голова его наконец вернулась в прежнее положение. – Сколько стукнуло-то? Восемнадцать?

– Семнадцать, – буркнул Сэм.

– А, – откликнулся Брель и зашагал по коридору в обход башни – обозревать местность с другой стороны.

Сэм спустился вниз.

Эллимир и в самом деле устроила пир в честь дня рождения брата в парадном зале, но праздник обернулся сплошным разочарованием, главным образом из-за унылого настроя Сэма, что распространялся на всех присутствующих. Танцевать принц отказался: ведь только в этот единственный день в году он мог позволить себе сказать «нет»; а значит, все остальные танцевать тоже не могли – ведь это же Сэмов день рождения! Он не стал открывать подарки на глазах у всех – просто потому, что не захотел! – и неохотно ковырял вилкой жареную меч-рыбу с лаймом и пшенкой с маслом – некогда свое любимое блюдо. Словом, вел себя принц как избалованный, капризный семилетка, а не молодой человек семнадцати лет. Сэм все понимал, но удержаться не мог. Впервые за много недель он мог ослушаться сестринских приказов или, как она сама выражалась, «настоятельных рекомендаций».

Пир закончился рано, все остались недовольны и злились друг на друга. Выйдя из зала, Сэм направился к себе в мастерскую, не обращая внимания на перешептывания и косые взгляды. Плевать он хотел на то, что о нем подумают. Джалл Орен проводил юношу тяжелым взглядом из-под нависших век. Канцлер наверняка наябедничает родителям Сэма о дурном поведении принца, когда те вернутся, а то и в письме подытожит все свои обоснованные страхи касательно того, что с Сэметом не так.

Но даже Джалловы отповеди покажутся сущим пустяком в тот момент, когда мать узнает правду о своем сыне. Дальше этого признания Сэм боялся заглядывать. Он и вообразить не смел, что произойдет потом и каким окажется его собственное будущее. В королевстве должны быть преемник Абхорсена и наследник престола. Эллимир – самоочевидно идеальная наследница, так что Сэму предстоит стать преемником Абхорсена. Вот только он не может. Не не хочет, как все почему-то думают, а не может.

Тем вечером Сэм в очередной раз отпер шкаф слева от верстака и, собравшись с духом, заставил себя взглянуть на «Книгу мертвых». Она лежала на полке и светилась собственным зловещим зеленым светом, затмевающим мягкое сияние огоньков Хартии на потолке.

Юноша протянул к книге руку: так охотник тянется погладить волка, надеясь, вопреки очевидности, что перед ним всего лишь дружелюбная собака. Пальцы его коснулись серебряной застежки и наложенных на нее знаков Хартии, но не успел даже открыть ее, как все его тело сотрясла неудержимая дрожь, а кожа заледенела. Сэм попытался унять дрожь и не обращать внимания на холод, но не смог. Он отдернул руку, отступил к очагу и уселся у огня, горестно сгорбившись и обняв колени.

Неделю спустя после дня рождения Сэм получил письмо от Ника. Или, скорее, остатки письма, потому что писалось оно на бумаге фабричного производства. Как большинство продуктов анцельстьеррских технологий, оказавшись по эту сторону Стены, бумага начинала распадаться – и теперь расслаивалась на составляющие ее волокна. Прежде Сэм часто объяснял Нику, что использовать следует бумагу ручной работы, но тот так и не внял совету.

Впрочем, от письма осталось достаточно, чтобы Сэм разобрал: Ник просит выдать визу Древнего королевства себе и слуге. Он намерен пройти за Стену в день Середины Зимы и будет рад, если Сэм встретит его на пропускном пункте.

Сэм разом оживился. Ник всегда умел поднять ему настроение. Юноша тут же справился в альманахе, как именно день Середины Зимы в Анцельстьерре соотносится с датами Древнего королевства. Обычно Древнее королевство опережало Анцельстьерр примерно на один сезон, но случались и странные отклонения, так что все следовало уточнять и перепроверять в альманахе, особенно то, что касалось солнцестояний и смен времен года.

Таких альманахов, справочников по Анцельстьерру и Древнему королевству, как тот, которым пользовался Сэм, прежде достать было практически невозможно, но десять лет назад Сабриэль ссудила свой королевскому печатнику, а тот перенабрал текст заново, включив в него все рукописные комментарии и пометки на полях, оставленные Сабриэль и всеми предыдущими Абхорсенами. Долгий, кропотливый труд завершился достойным результатом: книга вышла очень красивая на вид, с четким, чуть вдавленным шрифтом на хрусткой льняной бумаге и стоила очень дорого. Сабриэль и Оселок очень бдительно отслеживали, в чьих руках окажутся альманахи. Сэмет так гордился и радовался, когда, в день его двенадцатилетия, ему доверили один из экземпляров.

К счастью, в альманахе содержалось точное соответствие дню Середины Зимы, а не какое-нибудь уравнение, которое Сэму пришлось бы решать с помощью измерений высоты луны и прочих наблюдений. На эту дату в Анцельстьерре придется День Кораблей в Древнем королевстве на третьей неделе весны. До него еще немало времени, но по крайней мере в будущем нарисовалось хоть что-то хорошее.

Благодаря письму Сэм слегка взбодрился и даже научился лучше ладить с обитателями дворца – всеми, кроме Эллимир. Зима близилась к концу, так и не принеся с собою ни особо ужасных бурь и метелей, ни нестерпимых, пронизывающих до костей холодов, что порою накатывали с северо-востока и пригоняли стаи заблудившихся китов, которые в обычное время в море Саэре не заходили. А вот никто из родителей домой так и не вернулся.

В том, что касается погоды, зима выдалась на удивление мягкая, но при дворе и в городе люди отзывались о ней как о несчастливой поре. По всему королевству прокатилась волна бедствий и беспорядков – больше, чем в любую из предыдущих десяти зим: таких неприятностей не видывали со времен воцарения Оселка. Вестовые соколы слетались к Соколиной башне со всех концов страны и вновь уносились прочь; у госпожи Финни даже глаза покраснели от недосыпания, а характер сделался еще несноснее обычного: птицы, ее подопечные, с трудом справлялись со столь обширной перепиской. В бесчисленных посланиях содержались вести о мертвых и о порождениях Свободной магии. В большинстве своем сообщения оказывались заведомо ложными, но слишком многие, увы, правдивыми, и все они требовали немедленного вмешательства Сабриэль.

Но не только эти новости тревожили Сэма. Одно из отцовских писем слишком живо напомнило ему о том страшном дне на Внешней границе, когда мертвые южаки напали на его крикетную команду, а сам он оказался в Смерти – лицом к лицу с некромантом.

Сэм унес письмо на самый верх второй по высоте башни, чтобы на свободе прочесть его и обдумать, пока вокруг расхаживал Брель. Один из абзацев юноша перечитал трижды:

Анцельстьеррская армия, предположительно действуя по указаниям правительства, позволила группе «добровольцев»-южаков войти в Древнее королевство через один из древних пропускных пунктов в Стене, в нарушение всех прежних договоренностей и вопреки здравому смыслу. Не вызывает сомнений, что Королини добился поддержки и теперь понемногу опробует свой план отослать в королевство всех южаков.

Я, насколько смог, воспрепятствовал новым переходам и усилил гарнизон на Бархедрине. Но нет никаких гарантий, что анцельстьеррцы не пошлют на нашу сторону новые отряды беженцев, хотя генерал Тиндалл обещал, что не станет спешить с выполнением подобного приказа и по возможности предупредит нас.

В любом случае границу перешли более тысячи южаков – и опередили нас по меньшей мере на четыре дня. Их якобы встретили «местные проводники», но, поскольку пограничным следопытам сопроводить беженцев не разрешили, я вообще не уверен, были ли это люди.

Мы, безусловно, постараемся во всем разобраться, но мне не нравится, чем это пахнет. Я уверен, что с нашей стороны Стены в этом деле задействован по меньшей мере один адепт Свободной магии, а пропускной пункт, через который вошли южаки, расположен ближе прочих к тому месту, где ты, Сэмет, угодил в засаду.

«Тот самый некромант», – подумал Сэмет, складывая письмо. Принц был несказанно рад тому, что светит солнце и что сам он находится во дворце, под защитой опекунов, и стражи, и текучей воды.

– Плохие новости? – спросил Брель.

– Да просто новости, – откликнулся Сэм, с трудом сдерживая дрожь.

– Наверняка король и Абхорсен с проблемой играючи справятся, – заверил Брель, ни минуты не сомневаясь в своей правоте.

– Где бы они ни находились, – прошептал Сэм. Он убрал письмо в карман и спустился по лестнице вниз, в свою мастерскую – и с головой ушел в работу, сосредоточив все свое внимание на мелких детальках, требующих ловкости и сноровки.

И с каждым шагом все отчетливее сознавал: ему следовало бы пойти открыть «Книгу мертвых».

Родители Сэма, как водится, возвратились погожим весенним утром, спустя несколько часов после того, как Сэм спустился с башни, а дежурство Бреля закончилось. Ветер переменился и теперь дул на восток, море Саэре вместо зимней черноты засияло летней бирюзой, солнце, даже опускаясь к западу, дарило тепло, а ласточки, живущие в утесах, вовсю таскали шерсть из разорванного Сэмова одеяла себе на гнезда.

Сабриэль прибыла первой, ее Бумажнокрыл пронесся совсем низко над тренировочной площадкой, где облаченный в броню Сэм в поте лица своего отрабатывал сорок восемь приемов атаки и защиты под началом Кинель, одной из лучших фехтовальщиц во всей страже. Тень от Бумажнокрыла обоих застала врасплох – и принесла Кинель победу: Кинель опомнилась тут же, а вот Сэм застыл словно парализованный.

Роковой день наконец-то настал, но все заготовленные заранее речи и письма разом выветрились из его сознания, словно противница пронзила ему мозг, а не просто-напросто торжествующе стукнула деревянным мечом по его плотно подбитому изнутри шлему.

Юноша кинулся переодеваться, и тут над Южными вратами затрубили трубы. Он решил было, что это в честь матери, но тут пение труб раздалось чуть дальше, над Западным двором, где, по-видимому, приземлился ее Бумажнокрыл. Значит, в Южных вратах возвещают о прибытии короля. Никого другого с фанфарами не встречают.

Это и в самом деле приехал Оселок. Сэм увиделся с ним уже двадцать минут спустя в семейных покоях – огромной комнате тремя этажами выше парадного зала, с одним-единственным длинным окном, что выходило на город, а не на море. Когда Сэм вошел, Оселок разглядывал сверху свою столицу, наблюдая, как тут и там загораются огоньки. Яркие огни Хартии и мягкие масляные огоньки, мерцающие свечи и очаги. В Белизаэре это едва ли не лучшее время: теплый весенний вечер, когда зажигают огни.

Как всегда, Оселок выглядел усталым, хотя уже успел снять с себя доспехи и дорожную одежду и быстро принять ванну. Сейчас на нем был анцельстьеррский банный халат; курчавые волосы еще толком не высохли. При виде Сэма он заулыбался; отец и сын пожали друг другу руки.

– Ты выглядишь куда лучше, Сэм, – похвалил Оселок, отмечая, как Сэм разрумянился после фехтовальной тренировки. – Хотя я, признаться, надеялся, что этой зимой в тебе разовьется талант писать письма.

– Ммм. – Сэм за всю зиму написал отцу только два письма, ну и порою добавлял фразу-другую к посланиям Эллимир, куда более регулярным. Эти безличные письма и приписки ничего особенно интересного в себе не содержали. Вообще-то, Сэм набросал несколько признаний куда более содержательных, но, как и те, что были адресованы матери, они отправились прямиком в огонь. – Пап, я… – неуверенно начал было Сэм, ощущая невыразимое облегчение: наконец-то он заговорил о том, что угнетало его всю зиму. – Пап, я не смогу…

Но не успел он продолжить, как дверь распахнулась – и вбежала запыхавшаяся Эллимир. Сэм тотчас же прикусил язык и свирепо зыркнул на сестру, но та, не обращая на него никакого внимания, бросилась к Оселку и с видимым облегчением обняла его.

– Папа! Я так рада, что ты наконец дома! – воскликнула она. – И мама тоже!

– Одна большая, счастливая семья, – пробурчал Сэм себе под нос.

– Что такое? – переспросил Оселок. В голосе его прозвучала строгая нотка.

– Ничего, – откликнулся Сэм. – А мама где?

– Внизу, в хранилище, – медленно проговорил Оселок. Обнимая одной рукой Эллимир, другой он притянул к себе Сэма. – Вы только не волнуйтесь, но ей необходимо было спуститься к Великим Камням. Она ранена…

– Ранена! – хором воскликнули Эллимир и Сэм, резко обернувшись друг к другу, так что теперь все трое образовали тесный кружок.

– Не слишком серьезно, – поспешно объяснил Оселок. – Какая-то мертвая тварь укусила ее в ногу, но в тот момент Сабриэль не могла принять нужных мер, и рана загноилась.

– И теперь она… неужели она теперь… – встревоженно пролепетала Эллимир, в ужасе глядя на свою собственную ногу. Судя по выражению ее лица, девушка с трудом представляла себе Сабриэль в беспомощном состоянии – ту самую Сабриэль, которая неизменно владела собою и ситуацией.

– Нет, ногу отнять не придется, – твердо заявил Оселок. – Ей пришлось спуститься к Великим Камням Хартии, потому что оба мы просто-напросто слишком устали, чтобы наложить необходимые исцеляющие заклинания. А теперь мы с вами все там к ней присоединимся. Там, кстати, очень удобно переговорить наедине. Устроим, так сказать, семейный совет.

Хранилище, где высились шесть Великих Камней Хартии, являлось своего рода сердцем Древнего королевства. Прикоснуться к Хартии, этому неиссякаемому источнику магии, в королевстве можно было отовсюду, но даже обыкновенные камни Хартии заметно облегчали доступ и действовали как каналы Хартии. А вот Великие Камни были, по всей видимости, частью Хартии, а не просто с нею связаны. В то время как Хартия содержала в себе и описывала все живое, все сущее и все вероятности и пребывала везде, она в особой степени сосредоточилась в Великих Камнях, в Стене и в крови королевского семейства, а также Абхорсенов и Клэйр. Поэтому, когда Керригор разбил два Великих Камня, а королевский род, с некоторой долей вероятности, прервался, Хартия словно ослабла и Свободная магия и мертвые вырвались на волю.

– Может, мы лучше прямо здесь посовещаемся, когда мама закончит накладывать заклинания? – предложил Сэм.

Невзирая на всю его значимость для королевства, хранилище не вызывало у принца большой любви еще до того, как юношей овладел непреодолимый страх перед Смертью. Камни сами по себе были средоточием благодати, даже вода вокруг них казалась теплее, но вот во всей остальной части хранилища царили холод и ужас. Здесь Керригор некогда убил мать и сестер Оселка, а еще позже здесь погиб и отец Сабриэль. Сэму даже задумываться не хотелось, каково оно было в ту пору, когда два камня стояли расколотыми, а во тьме затаился Керригор со своими магическими чудищами и мертвыми прислужниками.

– Нет, – покачал головой Оселок, у которого было куда больше оснований, нежели у сына, страшиться этого места. Но от этого страха король избавился давным-давно в своих долгих трудах по восстановлению расколотых камней с помощью собственной крови и обрывков давно позабытой магии. – Это единственное место, где нас точно не подслушают; а мне нужно рассказать вам обоим много такого, чего не должен узнать никто другой. Сэмет, захвати вина. Нам оно понадобится.

– Отец, ты прямо так пойдешь? – удивилась Эллимир.

Оселок подошел к очагу и встал слева от портала. При этих словах он обернулся, окинул взглядом свой халат и парные мечи на поясе поверх него, пожал плечами и переступил порог. Эллимир вздохнула, последовала за отцом, и оба они исчезли во тьме за очагом.

Сердито нахмурившись, Сэм подхватил глиняный кувшин с подогретым вином, щедро сдобренным пряностями: его держали у огня, чтобы не остывало. Юноша прижал ладонь к порталу, вспыхнули знаки Хартии – и охранное заклинание позволило принцу открыть потайную дверцу. Его отец и сестра уже спускались по ста пятидесяти шести ступенькам, ведущим к хранилищу, к Великим Камням Хартии и Сабриэль.

Глава двадцать четвертая
Хладные воды и древний камень

Хранилище представляло собою зал огромный и безмолвный; и повсюду, куда ни глянь, – холодный камень и еще более холодная вода. Великие Камни высились в темноте в самом центре, невидимые с площадки, где дворцовая лестница подходила к самой воде. По краю хранилища солнечные лучи падали вниз из зарешеченных отверстий высоко в потолке, заштриховывая мерцающей рябью гладкую как зеркало поверхность воды. Высокие беломраморные колонны вздымались ввысь, как немые стражи между пятнами света, поддерживая потолок на шестидесятифутовой высоте.

Озеро, как всегда, казалось на удивление прозрачным. Сэм погрузил в него руку, помогая отцу отвязать ладью, причаленную внизу дворцовой лестницы. Вода потекла сквозь пальцы, на миг заискрившись знаками Хартии. Неудивительно, ведь вся вода в хранилище вбирала в себя магию Великих Камней. А ближе к центру была едва ли не волшебнее всего прочего, уже не холодная – и даже не мокрая.

Ладья представляла собою всего-то-навсего плот с позолоченными ручками по углам. В хранилище таких было два, но один, по-видимому, взяла Сабриэль. Она сейчас на нем, в самом центре, куда не доходит солнечный свет. Великие Камни сияли миллионами знаков Хартии, подвижных и изменчивых, но бо́льшую часть времени свечение было совсем слабым и терялось даже в просачивающемся снаружи солнечном свете. Его и не разглядишь, если не подплыть вплотную, за третий ряд колонн, подальше от испещренного бликами края.

Оселок отвязал трос со своей стороны, положил руку на деревянный настил и прошептал одно-единственное слово. По неподвижной поверхности воды пробежала рябь – и ладья неспешно, дюйм за дюймом, отошла от причала. Здесь никаких течений не было, но ладья заскользила по озеру, словно подхваченная потоком – или словно бы незримые руки толкали ее вперед. Оселок, Сэм и Эллимир сгрудились в середине и переступали с ноги на ногу, смещая равновесие, если ладья раскачивалась и ходила ходуном.

Вот так, размышлял Сэм, его давно покойные тетки и бабушка отправились на смерть. Они, ничего не подозревая, стояли на ладье – может, даже на этой, может, ее потом вытащили, починили и позолотили заново – и угодили в засаду, устроенную Керригором. Он перерезал им горло и собрал кровь в золотую чашу. Королевскую кровь. Кровь, необходимую, чтобы разбить Великие Камни Хартии.

Кровь сокрушает – и кровь созидает. Камни были расколоты с помощью королевской крови и воссозданы с помощью королевской крови – крови его отца. Сэм оглянулся на Оселка, гадая, как он это сделал. Много недель трудился он здесь в одиночестве, каждое утро брался за серебряный, зачарованный Хартией нож и намеренно вскрывал вновь раны на ладонях, нанесенные днем раньше. От этих ран остались белые шрамы – от мизинца до подушечки большого пальца. Король резал себе руки и налагал заклинания, в которых сам не был уверен, заклинания, страшно опасные для того, кто их создает, даже без добавочного риска и бремени разбитых камней.

А еще Сэм изумленно размышлял о том, на что способна кровь, та самая кровь, что струилась в его венах. До чего странно сознавать, что его неистово колотящееся сердце в каком-то смысле сродни Великим Камням впереди. До чего же он невежествен! Ничего не смыслит в великих тайнах Хартии! Почему кровь королевского рода, Абхорсенов и Клэйр отличается от крови нормальных людей – и даже магов Хартии, чья кровь способна восстановить или повредить лишь меньшие камни? Эти три рода назывались Великими Хартиями, наряду со Стеной и с Великими Камнями здесь, в сердце хранилища. Но почему? Почему их кровь содержит в себе магию Хартии, магию, которую невозможно воспроизвести с помощью знаков, извлеченных из доступной всем Хартии?

Сэма всегда завораживала магия Хартии, особенно возможность созидать с ее помощью, но чем больше юноша ею пользовался, тем больше сознавал, как мало он знает. Столько знаний было утеряно за двести лет междуцарствия! Оселок передал сыну все, о чем ведал сам, но его специальностью была боевая магия, не созидательная и не более глубокие таинства. Он, незаконнорожденный принц, на момент гибели королевы был королевским стражником, а не магом. После того его заточили в носовой фигуре корабля на двести лет, пока королевство медленно приходило в упадок.

Оселок уверял, что ему удалось восстановить Великие Камни, потому что разбитые камни сами хотели возродиться. Поначалу король наделал много ошибок и уцелел только благодаря поддержке и силе камней – и ничему больше. И даже так этот грандиозный труд занял у него много месяцев – и столько же лет отнял у него из жизни. До восстановления камней в волосах Оселка не серебрилась седина.

Ладья проплыла между двумя колоннами; глаза Сэма медленно привыкали к нездешним сумеркам. Он уже различал впереди шесть Великих Камней: высокие темно-серые монолиты неправильной формы, резко отличные от гладко отполированных колонн, в три раза более высоких. А вот и вторая ладья… она покачивалась на воде в самом центре круга Камней. Но где Сабриэль?

Внезапно у Сэма сдавило грудь от страха. Матери он не видел, и первая его мысль была о том, как мертвый Керригор принял свое былое человеческое обличье и заманил королеву, Сэмову бабушку, вниз, в темноту, навстречу кровавой смерти. А что, если Оселок – вовсе даже и не Оселок, а нечто иное, что только притворяется Оселком…

На ладье впереди что-то зашевелилось. Сэм, непроизвольно затаивший дыхание, задохнулся, подавился, закашлялся, понимая: сбылись все его страхи. Там не человек, но некая бесформенная масса, высотой всего-то ему по пояс, без рук, без головы, нечто неузнаваемое. Сгусток извивающейся тьмы там, где должна быть его мать…

Оселок хлопнул сына по спине. Тот резко вдохнул – а жуткое существо зажгло крохотный огонек Хартии, что заискрился в воздухе, как звездочка, и в этом сиянии оказалось, что в ладье все-таки Сабриэль. До сих пор она лежала, закутавшись в свой темно-синий плащ, а теперь вот приподнялась и села. Огонек осветил ее лицо – на нем играла такая знакомая улыбка. Но не безмятежная, беззаботная улыбка незамутненного счастья. Сэму еще не доводилось видеть мать такой усталой и измученной. Ее неизменно бледная кожа в свете Хартии казалась полупрозрачной и влажно поблескивала испариной боли и страданий. Впервые Сэм заметил в ее волосах белые пряди и потрясенно осознал: а ведь мама вовсе не бессмертна, однажды она состарится. Бандольер с колокольцами лежал рядом, рукояти из красного дерева, как всегда, находились под рукою, так же как и меч, и небольшой рюкзачок.

Сэмова ладья проскользнула в круг между двумя камнями. Все трое пассажиров непроизвольно вздрогнули: их внезапно захлестнула энергия и сила Великих Камней. Усталость отчасти схлынула – но не вся. Страх и чувство вины, что мучили Сэма всю зиму, немного ослабли. Юноша почувствовал себя более уверенно – снова стал самим собой. Так бодро он не ощущал себя с тех самых пор, как вышел на площадку для того финального крикетного матча серии «Щит юношества».

Две ладьи сблизились борт к борту. Сабриэль не встала – но протянула руки. Мгновение спустя она уже обнимала Эллимир и Сэма, а ладьи опасно покачивались – так стремительно рванулись друг к другу мать и дети и так бурно приветствовали друг друга.

– Эллимир! Сэмет! Как же я рада вас видеть… мне страшно жаль, что меня так долго не было, – проговорила Сабриэль, когда первые, неразрывно-крепкие объятия немного ослабли.

– Все в порядке, мама, – отозвалась Эллимир так, словно матерью была она, а Сабриэль приходилась ей дочерью. – Мы беспокоились только о тебе. Дай я осмотрю твою ногу.

Девушка приподняла было край плаща, но Сабриэль остановила ее, и вовремя: Сэм уже почувствовал слабый, но такой омерзительный запах гниющей плоти.

– Это зрелище не из приятных, – быстро возразила Сабриэль. – Боюсь, раны, нанесенные мертвыми, быстро начинают гноиться. Но я уже наложила исцеляющие заклинания с помощью Великих Камней, а еще поставила фелиаковый компресс. Скоро все будет совсем хорошо.

– На сей раз, – буркнул Оселок. Он стоял чуть в стороне от прильнувших друг к другу Сабриэль, Эллимир и Сэма, глядя на жену сверху вниз.

– Ваш отец злится на меня, потому что считает, я едва не погибла, – обронила Сабриэль, слегка улыбаясь. – Я его не понимаю: по мне, так ему надо бы радоваться, что этого не случилось.

Повисло молчание. Наконец Сэм робко спросил:

– А тебя серьезно ранили, да?

– Серьезно, – кивнула Сабриэль, шевельнув ногой и поморщившись от боли. Под плащом вспыхнули знаки Хартии, на миг различимые даже сквозь плотную шерсть. Поколебавшись минуту, королева тихо добавила: – Если бы ваш отец не повстречался мне по пути назад, я, пожалуй, сюда не добралась бы.

Эллимир с Сэмом в ужасе переглянулись. Они выросли на рассказах о подвигах Сабриэль – о бесчисленных битвах и с трудом одержанных победах. Ее, случалось, ранили и прежде, но дети никогда не слышали, чтобы мать признавалась, будто могла погибнуть, и про себя такую возможность просто не допускали. Она же – Абхорсен, кто вступает в Смерть по доброй воле!

– Но я добралась, и я непременно поправлюсь, – твердо заверила Сабриэль. – Так что нечего никому паниковать.

– Никто – это, видимо, я, – проворчал Оселок. Он со вздохом сел, затем раздраженно встал, поправил мечи и халат и присел снова.

– Я не просто так паникую, – заговорил он. – Меня беспокоит, что всю зиму кто-то намеренно и ловко создавал ситуации, в которых ты подверглась бы наибольшему риску. Вспомни, куда тебя то и дело вызывали; вспомни, что мертвых там всегда оказывалось больше, чем сообщалось, и обнаруживались твари куда более опасные…

– Оселок, – перебила Сабриэль, завладев его рукой. – Успокойся. Я совершенно с тобой согласна. Ты же видишь, я не спорю.

– Ммфф, – только и ответил Оселок.

– Это правда, – подтвердила Сабриэль, не пряча от детей глаз. – Сценарий просматривается очень четкий. Мертвых воскрешали только для того, чтобы устроить на меня засаду; число элементалей Свободной магии множится, и, думаю, проблемы вашего отца с беженцами-южаками тоже как-то со всем этим связаны.

– Почти наверняка, – вздохнул Оселок. – Генерал Тиндалл полагает, что Королини и его партия «Наша страна» проплачены золотом Древнего королевства, хотя доказательств у него нет. А поскольку баланс политических сил в Анцельстьеррском Собрании сдвинулся в пользу Королини с его партией, теперь в их власти – отправлять южаков все дальше и дальше на север. Они не скрывают, что конечная их цель – переселить всех южных беженцев за Стену, в наше Королевство.

– Но зачем? – удивился Сэм. – Ну то есть что в том пользы-то? Не то чтобы северные области Анцельстьерра так уж перенаселены.

– Точно не знаю, – отозвался Оселок. – Причины, о которых трубят в Анцельстьерре, – это все популистская чушь, пустая болтовня, призванная успокоить страхи сельских жителей. Но ведь кто-то зачем-то снабжает их золотом – и золота этого оказалось достаточно, чтобы купить двенадцать мест в Собрании! Боюсь, причина как-то связана с тем обстоятельством, что мы сумели отыскать не больше двух десятков из той тысячи беженцев, которых переправили за Стену месяц назад, – да и тех мы нашли уже мертвыми. А все остальные просто исчезли…

– Столько людей – и как сквозь землю провалились? Быть того не может! Наверняка хоть какой-нибудь след да остался, – перебила Эллимир. – Хочешь, я разберусь?

– Нет, – улыбнулся Оселок, забавляясь при мысли о том, что дочь свято уверена: если нужно отыскать потерянное, она справится куда лучше отца. Но улыбка тут же погасла, и он продолжил: – Эллимир, не все так просто, как кажется. Здесь задействовано колдовство. Твоя мама полагает, мы отыщем этих людей, когда меньше всего будем этого хотеть, и отыщем их уже не живыми.

– И это – наш ключевой вопрос, – очень серьезно проговорила Сабриэль. – Прежде чем мы начнем его обсуждать, думаю, надо принять дополнительные меры предосторожности, чтобы нас не подслушали. Оселок?

Оселок кивнул и поднялся на ноги. Извлек из ножен один из мечей, на миг сосредоточился. На лезвии замерцали и задвигались знаки Хартии – и вот уже весь клинок оделся золотистым светом. Оселок взмахнул мечом – и стряхнул знаки, точно брызги жидкого огня, на ближайший Великий Камень.

В первое мгновение ничего не происходило. Затем загорелись и другие знаки, золотое пламя распространялось все шире, вот оно уже одело весь камень и с ревом рвалось вверх, точно загнанный в конфорку лесной пожар. Знаки перепрыгивали на соседний камень, в свой черед вспыхнул и он, а затем и следующий, и вот наконец все шесть Великих Камней заполыхали огнем, и потоки ослепительно-ярких знаков Хартии взмыли вверх и заметались туда-сюда, сплетая над двумя ладьями ажурный сияющий узор, словно купол.

Глянув вниз, за борт, Сэм заметил, что золотой огонь разливается и под водой, вычерчивая на дне озера безумный лабиринт из знаков Хартии. Теперь все четверо были надежно защищены магическим барьером, что опирался на силу Великих Камней. Принцу ужасно хотелось спросить, как такое заклинание налагается и в чем его суть, но в этот момент заговорила его мать:

– Вот теперь мы можем беседовать, не страшась, что нас подслушают чужие уши – естественным образом или с помощью других средств. – Сабриэль крепко сжала руки сына и дочери, так что те почувствовали мозоли на ее пальцах и ладони – следствие многолетней работы с колокольцами и мечом. – Ваш отец и я считаем, что южаков провели за Стену на верную погибель: их убил некий некромант, использующий тела как вместилище для мертвых духов, присягнувших ему на верность. Только чарами Свободной магии и возможно объяснить то, что трупы и все прочие следы исчезли, точно их и не было, и ни наши патрули, ни Клэйры так ничего и не увидели.