Текст книги "Панихида по Бездне"

Глава 24. Волчья нора

Свет пролетел вдоль руки и ударил в глаза. Дымка застелила разум облаками серого, беспросветного тумана, что завертелись в вихре и своим хаотичным движением порождали самые разные формы. Клубящаяся вакханалия уносила Томаса прочь от его собственного тела, окуная в серые моря облаков бесконечно-реальных, но от невообразимости происходящего кажущихся бесплотными. Ещё мгновение – и мир хаотичности вокруг стал собираться в закономерную реальность. Всё надорванное и обособленное собиралось в нечто общее, в туманную картину псевдомира.

Туман сотворил стены и окна. Из бури восстали сваи деревянной колоннады. Появляющийся из пыли мир был огромен. По-нелепому несоразмерен глазам, смотрящим на него. Только хорошенько приглядевшись, Томас смог узнать в деревянной колоннаде ограждение колыбели. Мир достраивал детали, доводил картину до конца. И вот огромная, почти пустая комната, колыбель размером с грузовик и жуткий плюшевый мишка, с виду под стать собаке, утверждаются в этом до безумия сером мире, пуская ход событий.

Томас наблюдает за безумием вокруг и отвечает ему равнодушием. Он устал испуганно кричать. Это не имеет смыла и лишь забирает очередную долю сил. Побитый собственным противоборством, он смиряется, призывая здравомыслие вернуть над ним свои бразды правления. Томас смиряется, добровольно отдаваясь на волю любому ходу событий. Наблюдает, как серым миром начинает править причинно-следственная сила.

Он пытается двинутся вперёд, чтобы с чего-нибудь начать, но понимает, что не правит телом. Ни рукой, ни ногой – ничем. Томас распыляется в поиске идей и получает новый, удивляющий неожиданностью удар. Веки закрываются и отворяются без его ведома. Кто-то правит его телом. Какой-то представитель чужой воли заполнил собой каждый нервный уголок его членов тела и управляет ими на свой лад.

Из границы взгляда выплывает детская рука, прерывая ход хоть и логичных, но поспешных умозаключений. Небольшая пухленькая ручка в младенческих складках.

«Ребёнок…» – одинокая мысль без какой-либо окраски, простая и холодная, пролетает внутри головы и вылетает, исчезая вдалеке, незадействованная из-за своей ненадобности.

Вот она, иная воля. Не телом Томаса правит некто чужеродный, а Томас гостит сознанием в чужой обители. Это понимание устанавливает правило, видимо, главенствующее до самого конца. Томас может лишь наблюдать да размышлять, не более.

Ребёнок исполнен спокойствием и умиротворением. Томас слышит эти эмоции отголосками в голове младенца. Ему хорошо в одиночестве, и потому он не зовёт людей, что слишком откровенно шебаршат за дверью. Там, в соседней комнате, достаточно громко ссорятся два голоса. Их речь грубая и резкая, пусть смысл слов до конца остаётся Томасу и непонятен. Кажется, что говорящие используют другой язык, намешанный с привычным отдельными словами. Ещё через минуту послышались сильные удары в дверь, и к голосам двух ругающихся добавился третий, кричащий уже полностью на знакомом диалекте:

– Открывай! Открывай дверь! Время вышло! Канцелярия более ждать не намерена!

Два голоса притихли, словно напуганные мыши. Ребёнок время от времени стал постанывать, будто наплывами увеличивая громкость. Спустя несколько секунд из тишины, приближаясь, стали слышаться быстрые шаги по лестнице. Кто-то поднимался в комнату к ребёнку. Дверь в детскую открылась, и в то же мгновение стражники выбили входную дверь внизу. Послышался крайне громкий выстрел. Женщина, вошедшая в детскую, дрогнула, ребёнок откровенно заплакал. Его плачь разошёлся по комнате и вылетел за её пределы, угодив прямо в уши к зашедшим.

Женщина рванула к колыбели. Из-за плача Томас с трудом сумел различить ещё три выстрела. Сначала одиночный, потом сразу два разницей в долю секунды. Женщина подняла ребёнка на руки и скоро миновала всё расстояние до окна в другом конце комнаты, готовая бежать через него, как вдруг ещё выстрел. Томас вместе с женщиной свалились на пол. Гулкие волны рыдания объединились в сплошной оглушающий звук, от которого Томас с трудом мог слышать собственные мысли.

Один из стражников подошёл к умирающей женщине и взял ребёнка из её рук. Она одержимо тянулась вверх, но почти сразу ослабела.

– Тише, тише, малыш, всё уже кончилось, – громогласным голосом, пробиваясь сквозь плач, проговаривал громила в чёрных доспехах и улыбался в лицо ребёнка своими гнилыми зубами.

«Господи…» – подумал Томас.

Стражник положил обливающегося слезами ребёнка себе на руки и понёс вниз по лестнице. Дымка разрушилась на мелкие обломки и хлопья. Томас оказался в падении, несясь меж серых облаков тумана, в которых рисуются образы воспоминаний. Они мелькают настолько быстро, что Томас успевает зацепить только очертания.

В этот раз туман стал собираться в что-то осмысленное значительно быстрее. Осколки мира спешно находили свои места и вставали в них без промедления. Последний кусочек пазла устанавливается на своё место, и давление скручивает мозг Томаса, словно цепями. Чужие эмоции наводняют разум. Они ярче и сильнее, чем у младенца. Куда тоньше и чувствительнее. Эти эмоции проникают в костный мозг и вибрируют. Отражаются от управляющего телом прямо на разум Томаса.

Человек, в котором заперт Томас, стоит посреди толпы. Его голова быстро крутится, цепляясь глазами за случайные лица. Хозяин тела скалится в их морды с застывшими презрительными минами. Толпа обрушивает своё порицание на этого человека, не давая и возможности как-то оправдаться, а судя по горящему в груди чувству несправедливости, хозяин тела именно этого бы и хотел.

Толпа напугана и в некотором смысле озлоблена. Голова хозяина под давлением падает вниз, и Томас видит его туловище. Мальчик лет девяти. А чуть позади него – тело взрослого мужчины с глубокими порезами на спине. Глаза переносятся на правую руку. Пальцы сжимают громадный осколок стекла, покрытый кровью. Томас чувствует режущую боль в руке мальчика, но тот ей будто вовсе и не подвержен. Она не вызывает в нём совершенно никаких откликов. Вся одежда покрыта свежими брызгами крови. Они скоро остывают, разносясь металлическим запахом.

– Волчонок! Господи, нет! – женский крик из-за спины вгоняет сердце мальчика в пятки.

«Волчонок» – повторяет Томас мысленно, с трудом перебарывая чужой нечеловеческий страх, что вызвал женский возглас.

Мальчик оборачивается. В кучке людей позади него стоит молодая девушка, с виду ровесница мёртвого. Мальчика пронизывает, сменяя страх, всесильная грусть, тоже до боли знакомая Томасу. Она великой силой въедается в мозг, и мальчик перед ней млеет.

– Волчонок… – едва слышно повторяет поражённая девушка, падая на колени и заливаясь слезами.

Стекло падает из рук, мальчика пробивает сильнейшая лихорадка. Окровавленные ладони тянутся к глазам. Сердце сдавливается, будто тисками. Мальчик издаёт животный крик. Столь громкий, что все стоящие вокруг разом вздрогнули. То был дикий вопль. Ор обезумевшего, бесноватого.

Мальчик оторвал руки от лица, оставив на нём кровавые подтёки. Закрытые слезами глаза перенеслись на женщину, но та опустила голову. Не вынося такую тяжесть, парень рванул прочь. Он растолкал людей и выскочил на улицу, разорвав дымку на части. Томаса вынесло обратно в серую бесконечность.

Выстраивание мира стало ещё скоротечнее. Теперь это заняло минут пятнадцать. По крайней мере, столько это ощущал Томас. Бег времени остановился, хлопья сложились в образы. Волчонок в компании с ещё тремя людьми крадутся по переулку Дадхэма. Это легко понять по зелёным черепицам и проклятому свисту. С виду троим попутчикам Волчонка лет по четырнадцать. Они медленно крадутся вдоль теней переулка. Судя по синеватому цвету фонарей в просветах между домами, в Дадхэме поздний час. Все четверо проходят по внутреннему двору с виду богатого особняка. Приближаются к двери, выкрашенной в фиолетовый цвет, и останавливаются, переглядываясь.

– Вы серьёзно хотите этого? – настороженно спросил один из компании Волчонка.

– Тебя никто сюда не гнал, – грубо ответил другой, – теперь жопой поздно вилять, дело своё делай.

– Это не зевак щипать. Мы в дом вламываемся, – сказал настороженный, доставая отмычки из кармана.

– Бога ради, ты серьёзно? – устало заметил третий.

Спустя примерно минут пять усердных попыток вскрыть дверь тот, что агрессивный, не выдерживает и срывается на настороженного:

– Сука, криворукий!

– Заткнись, – осёк его третий. Тот вскинул голову и, скаля зубы, с претензией глянул на безучастного Волчонка.

Дверь открыта. Они пробираются внутрь какого-то музея или, быть может, слишком вычурного ювелирного магазина. По стенам стоят громадные многоуровневые витрины с блестящими драгоценными камнями.

Агрессивный, проходя мимо них на лестницу, облизывается и едва слышно говорит:

– Какие сладкие. Господи, какие же они сладки.

Его толкает сзади третий и, приложив палец к губам, указывает замолчать.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и вдоль довольно узкого коридора прошли к двери в самом его конце. Видимо, хозяин этого заведения в этом же доме и жил, так как в одной из комнат, которые миновала группа, звучал громкий храп. Они быстро зашли внутрь некоего кабинета и, закрыв за собой дверь, принялись осматривать каждый закоулок в поисках чего-то ценного.

Они управились за десять минут. Сметя всё, что представляло хоть какую-то ценность, шайка была готова идти на выход тем же путём, что и зашла.

– Всё взяли, уходим, – не сдерживая громкость, сказал агрессивный, открывая дверь.

Выстрел из дробовика вынес его в конец кабинета. Все трое оставшихся взломщика и Томас внутри Волчонка подпрыгнули от испуга. Оглушающий звон прошёлся по комнате, заслонив слух.

– Твою мать! – заорал третий.

Раньше, чем кто-то что-то мог бы понять, мужчина в пижаме перезарядил дробовик и выпустил порцию дроби в грудь настороженного. Третий рванул в окно, рядом с которым стоял Волчонок. Тот выскочил сразу вслед за ним. Мужчина в пижаме выглянул в окно и пустил очередной выстрел, направивший одну из дробинок у самой шеи Волчонка.

Позади убегающих заревела оглушающая сирена.

– КАКОГО ХРЕНА! – заорал Волчонок. – Ты сказал, что он ростовщик! – обратился он к третьему. Тот смолчал, но, судя по реакции, сирена его не удивила, хотя и насторожила.

Выбегая из переулка, они наткнулись на стражу. Двое амбалов в чёрных доспехах.

– Как это вообще возможно?! – выкрикнул третий и вместе с Волчонком рванул в другой переулок. Через мгновения позади начали сыпаться выстрелы.

– Паскуда, во что ты меня втянул?! – вопрошая, вопил Волчонок.

Переулок, за ним следующий, и вот третий куда-то пропал, а вся стража гонится за Волчонком. Дыхание срывается, ноги запинаются. Он пролетает поворот и тут же оказывается вжатым в стену. Молодой парень, с виду на год, может, два старше, держит Томаса за шею. Волчонок брыкается, пытаясь освободиться.

– Тише! Тише, тише… – всё повторял незнакомец. – Я помогу.

«Почему?» – пронеслось через голову Волчонка так, что не поймёшь, была то его мысль или мысль Томаса.

Волчонок поддался, парень его отпустил. Они сиганули в коллектор и скрылись в канализации. Дымка рассеялась.

На этот раз «Пики». Волк в компании из трёх, судя по раскрепощённым разговорам, друзей сидит за столиком посреди таверны. Один из них – юноша, что спас его в предыдущем видении, и пара, парень с девушкой, будто склеенные друг с другом. Вся кампания что-то громко и радостно обсуждает. Но вот, прервав веселье, встаёт Волк и торжественно протягивает вверх стакан с моховухой.

– За первое дело, за наши всё ещё целые задницы!

Компания радостно подхватывает, собственно, как и многие в заведении. Тут тот парень, что ранее спас Волка, вставая, кладёт руку ему на плечо и говорит:

– Пойдём ещё выпивки купим.

– Так Давида попроси, он принесёт, – не поняв предложение поговорить наедине, проговорил Волк.

– Давай, давай. Поднимайся.

Волк, согласившись, встал. Они прошли к стойке, где заказали ещё по кружке, и парень начал говорить:

– У меня есть новости.

Волк вопрошающе кивнул.

– В общем, я это берёг до того, как расслабимся, сейчас, наверное, самое время. История мутная, но вес имеющая. Пью я как-то в трактире на другом конце города. Убитый в дрова. Подсаживается ко мне старик и спрашивает, дескать, хороший ли у меня сегодня день. Я ему отвечаю, что на меня гнать не надо, я человек прожжённый, и показываю ему сферу…

– О-о-ой… Вот только не надо снова, – устало отринул Волк.

– Ты дослушай. Я ему давай рассказывать о том, как шарик этот с острова стырил, во всех подробностях, а он меня прерывает и говорит, что видел такой же однажды. У меня третий глаз загорается, и я спрашиваю: как, что, почему. Он говорит, знавал как-то одного поднебесного…

– Поднебесного?! – удивлённо воскликнув, перебил Волк.

– Я сам охренел. Говорит, поднебесный этот шарик наверху нашёл, а в нём статуэтка с запиской. Он мне на память записку процитировал, но говорит, что за достоверность не ручается. Там что-то про горна глас и солнца свет. Но самое главное – координаты.

– Ну и что?

– А то, что эта сраная секта относится к поднебесью. И я так не только из-за услышанного от старика считаю. Помнишь мои пересказы их треклятых проповедей? Хоть понимаешь, какими это возможностями светит? – возбуждённо проговорил парень.

– Нам-то что с того? Записки-то в твоей сфере не было, – заметил Волк.

– Не было, но у Рауса она может быть, – с едкой ухмылкой сказал парень.

Волк недолго помолчал, потом категорично подвёл итог, глядя прямо в парня:

– Ты больной.

– Подумай только, как эти сучки завизжат, если мы найдём выход, – быстро начал защищать своё предложение парень. – Да наши имена в историю будут вписаны, в золоте купаться будем.

– Ты хочешь Рауса обокрасть, маньяка, что целый город дотла сжёг? В своём уме?

– Зачем же обокрасть, просто втесаться, разузнать всё про всё, может, в бумагах покопаться, – проговорил, будто это не стоит особых усилий, парень.

– Так иди и копайся. Если бы что-то подобное и было, то Раус давно бы уже всё нашёл.

– Меня никто не знает, а ты, уж прости конечно, но, наверное, ещё с пелёнок прослыл бандюганом.

Внутри Волка, отразившись на Томаса, проскочило недовольство. Его задело замечание, вот так брошенное в лицо.

– А по поводу Рауса. Ты не слышал его речь? После убийства Карины? Этому больному нужна революция, и только. Все заботы расхитителей ему до фени.

– Думать надо, – со слегка подавленным настроением коротко сказал Волк.

– Да я знаю твоё «думать».

– А что ты от меня хочешь? Из-за россказней какого-то старика идти к самому поехавшему пирату в Бездне? – справедливо высказал существующий риск Волк.

– Ну так не навсегда же. Прознаешь всё, что надо, и только.

– Я не буду рисковать жизнью ради того, чего может и не быть.

– А что, сейчас лучше, что ли? В этих руинах мы много навариваем? Стоит того?

Волк отвёл лицо, получив весомый аргумент. Он более не хотел об этом говорить, но с каждой сказанной парнем фразой его убеждённость в глупости предложения становилась всё более шаткой.

– Знаешь…

Они что-то ещё говорили друг другу, но Томас не расслышал, дымка рассыпалась.

Снова Дадхэм, один из великого множества дворов. Волк стоит под окном и кого-то зовёт. Когда дымка полностью собирается, звуки складываются у Томаса в голове в полноценное имя.

– Анна! Анна, выгляни из окна!

Через парочку подобных выкриков в окне на втором этаже загорается свет. Ставни распахиваются, и на улицу выглядывает очень красивая девушка. Томас пытается приглядеться и в свете её же подсвечника видит, что цвет её волос зелёный.

«Мать девочки?» – предположил Томас, справедливо связав цвет волос с Кристиной-Анной.

– Что ты тут делаешь? – беспокойно спросила Анна.

– Я к тебе пришёл, – улыбаясь девушке, задорно сказал Волк.

– Папа дома, он тебя может увидеть.

– Я скоро уплываю, наверное надолго. Хотел попрощаться, – будто не заметив опасения девушки, проговорил Волк.

– Ну, раз так… Прощай, – грустно и с лёгким замешательством сказала девушка.

– Да не так, – с усмешкой сказал Волк, направляясь к стене. Он вцепился пальцами в кладку и полез вверх.

– Дурачок! Что ты делаешь? Отец же проснётся, – улыбаясь, кинула девушка.

Волк быстро забрался на второй этаж и, резким движением вскинув голову в окно, поцеловал Анну.

– А мне плевать. Я тебя люблю.

Девушка засмущалась и немного отвела глаза.

Волк перелез через окно, дымка рассеялась.

«Значит, Анна в Дадхэме – их дочь?» – пронеслось у летящего в сером буйстве Томаса. Он, не зная, стоит ли поражаться такому совпадению или оставить его на счету здешних алогичных странностей, просто озвучил это как факт.

Дымка собралась в палубу «Багряного». Волк осторожно проходит по кораблю, выбирая место для каждого последующего шага. Впереди него, подражая его осторожной походке, идёт малец. Молодой парень, с виду совсем юных лет.

Волк выглядывает из-за перил и видит, как двое постовых, что охраняют трап, играют в карты, сидя на ящиках. Они с мальцом незаметно минуют их и заходят в настройку. По лестнице спускаются на палубу ниже. Проходят вдоль не сильно длинного коридора, и парень останавливается, указывая пальцем. Его глаза пусты и опущены. При взгляде на лицо кажется, будто мальчик сомневается. Волк немного успокаивает, прогладив его по волосам, и указывает идти назад. Он пытается показаться как можно более добрым, но Томас слышит его чувства на самом деле. Волк поскорее хочет расправиться со своими планами и потому делает всё, что поможет ему в этом. Другими словами, его жест по отношению к мальчику – чистой воды спекуляция.

Волк проходит мимо нескольких кают и останавливается у последней в проходе. Он тихо проворачивает ключ и приоткрывает дверь. Через просвет он видит спящего в кровати человека. Волк аккуратно открывает дверь и проходит мимо кровати к столу с бумагами. Сердце бешено стучит, так, что даже расходится эхом в голове. Волк окунается в поиск. Рыскает, читает что попало, открывает ящики, и так, наверное с пять, может, десять минут, пока не находит искомое. Листок с двумя заветными строчками. Он суёт его в нагрудный карман и закрывает ящик, который издаёт глухой стук. Волк сжимается в страхе и медленно поднимает глаза, надеясь, что его оплошность не разбудила спящего. Но тот уже стоял посреди комнаты, явно поднятый задолго до стука.

– Интересно, – звучит его тяжёлый голос.

Мужчина в одних трусах подходит к вешалке и достаёт из весящих на ней ножен громадный нож.

– Что ты делаешь, Волк? Что в моей каюте делаешь, пока я сплю? – спросил он, вглядываясь в свой пистолет, что лежал на письменном столе перед Волком.

– Раус, я… – Волк запнулся, он не знал, что такого может сказать, чтобы смягчить обстановку.

– Давай я тебе помогу: «Раус, я грязная подлая крыса». Угадал? – проговаривая это, Раус чуть согнулся в спине, готовый к рывку.

Волк открыл кобуру и стал медленно доставать пистолет.

– Раус, давай всё обсудим, – приговаривал он абсолютно противоположные своим действиям слова.

– Ты потому к пистолету тянешься, сука такая! – грозно бросил Раус и вслед за словами метнул нож в руку Волка. Пистолет отлетел в сторону, на руке осталась лишь скупая царапина.

Раус прыгнул вперёд, не давая Волку времени осознать случившееся. Он пролетел над столом и сбил с ног своего противника, вцепившись в его голову так, будто стараясь вырвать ту с корнем. Они завертелись на полу, поднимая в воздух листы бумаги да опрокидывая мебель. Борьба, спустя несколько шумных минут, всё же пришла к своему финалу. Волк выбрал момент и направил голову Рауса на угол спинки упавшего стула. Тот на мгновение онемел и расслабил руки. Волк схватил нож и полоснул лезвием по горлу. Раус попытался остановить кровь, но свет в его глазах потух быстрее, чем он подтянул к шее руки.

Волк сел на колени и немного отдышался. Промедление могло закончиться плачевно, потому он потратил на возвращение сил лишь долю минуты, по истечении которых поднялся на ноги и поспешил покинуть каюту. Он выбежал на палубу, осознавая, что каким-то чудом случившееся не оставило свидетелей. Даже грохот, который в пылу схватки звучал, казалось, оглушительно громко, прошёл каким-то образом мимо слуха отстаивающих вахту.

Волк выкинул один из тросов за борт и стал спускаться, когда дымка начала разваливаться. Через обрывки и осколки Томас сумел различить того самого мальчишку. Он застал Волка слезающим с судна. Звуки уже почти что не доходили, но Томас различил отборные и сильные оскорбления, летящие в адрес Волка из разочарованных детских уст.

– …обещал взять меня!

– Марк…

– Вот и славно! Катись, паскуда!

Томас провалился в круговорот.

– Как назовём? – шёпотом, на ухо Анне, проговорил Волк.

Следующий эпизод из жизни Волка начался в комнате Анны. Волк обнимал её со спины. Они через окно любовались огнями в порту и слегка пританцовывали. Где-то позади играла лёгкая музыка. Вкупе с ней трепыхания света от горящих свечей создавали приятную, успокаивающую атмосферу, которой наслаждались и Волк, и Анна.

– Я не знаю. А как ты хочешь? – с настоящим, неподдельным счастьем в голосе проговорил Волк и опустил голову, чтобы поцеловать девушку в плечо. Томас увидел беременный живот Анны.

– Ну, я долго думала… – немного нерешительно, но так же, как и Волк, будто опьянённая счастьем, проговорила Анна.

– И? – игриво протянул Волк.

– Как тебе Том?

«Т…»

– Том? Необычное имя. Какое-то оно вычурное, – категорично заметил Волк.

– Зато красивое. Томас. Слышишь, как звучит? Томас! – с ударением проговорила Анна.

«Том…»

– Томас Валиант Конолл! – громогласно произнёс Волк, пробуя звучание имени. Сильно, конечно, но давай ещё подумаем.

– Давай, – скромно сказала Анна.

«Томас Валиант Конолл!» – завопил Томас, и дымку разорвало.

Осколки разлетались по сторонам и крушили бесплотные стены тумана. Взрывы и раскалённые частицы летели в стороны, вихрями порождая серые ураганы. Чёрные молнии из облаков оставляли ожоги на бесконечной серой катавасии. Вокруг из пустого пространства образовывались трещины с всепоглощающей тьмой за ними. Огни, цвета, формы – всё примешалось в несуразную хаотичность. Голова Томаса раскалывалась под звуки сокрушённого ора.

«Эдуард Валиант Конолл!» – вопил Томас в бесконечность перед собой.

Разрывающая изнутри боль бесновала серый мир вокруг, отражаясь будто бы в саму его природу. Томаса мотало из стороны в сторону, разрывало и снова собирало по кусочку. Било о несуществующие стены и разрезало летящими навстречу осколками этого мира. Он не знает, ничего уже не знает. Не понимает.

«Не понимаю!»

Гроза отразилась эхом во всём теле. Томас истоптан, втёрт в грязь. Его разум горит в истерике.

«Как это возможно?!»

Укол. Резкая точечная боль в глубине сердца. Она останавливает Томаса, разом выключив в нём все эмоции. Он виснет в серой невесомости, а вместе с ним и серые облака замедляют ход. Они замирают, недвижимые, ожидающие дальнейших действий Томаса. Только он не действует. Вслушивается в тишину. Бессмысленно, бесцельно. Ничего не ожидая от неё, кроме растраты времени.

Нет, он не успокоился, но более и не разверзался истерическими воплями. Томас уступает место под истерику в собственной голове отрешению. И серый мир всё это видит. Замечает понуренную голову и продолжает ход. Дымка начала собирать новую картину. Медленно и размеренно образы сложились в «Синие пики». Тут Волк за столиком с той самой парой. Не желая более что-либо видеть, Томас просто занырнул в сознание Волка, выбросив все свои эмоции, как лишнее барахло.

– В общем, мы с Анной уезжаем.

Два недоумевающих лица встречают сказанное Волком. Мины, будто кричащие: «Ты в своём уме?»

– Да, вот так всё чересчур уж неожиданно, но как есть. У нас скоро родится ребёнок, и потому мы с Анной решили… – Тут Волк немного замялся, но, откашлявшись, продолжил: – Решили найти тихое место, подальше от её отца.

Его голос звучал достаточно счастливо, а глаза искали место в фантазиях. Образ, выстроенный в голове Волка, заставлял его сердце биться чаще.

– На том свете разве что, – устало бросил парень, посягнув на мечтательные образы Волка.

– Кир! – вскликнула девушка с немного напускным возмущением. Напускным оттого, что и сама была задета неожиданным заявлением Волка.

– Ты слышала его? От проконсула подальше. Куда подальше? Он голову твою на деньжата свои поставит, и тебя любая мелкая шавка за милую душу сдаст. Да и не в этом дело, у нас же план был. Мы хотели в Гнездо идти, а ты вот так всё обрубаешь, – со сведёнными в гневе бровями выговорил Кир.

Волк медленно качает головой. Тяжело выдохнув, он суёт в нагрудный карман руку и достаёт оттуда дневник с вложенным меж страниц листком. Тем самым, что украл у Рауса.

– Дело ваше, – грозно проговорил Волк, разочарованный в собственных друзьях. – Я ныне семьянин. Поздно головой рисковать.

– То есть и на Артура тебе плевать? – с вызовом спросил Кир у категоричного на вид Волка.

– Артур это сам начал, не надо придавать его смерти мученический характер, – сурово отрезал он.

– Исчезновению, – с искренне поражённым лицом поправила девушка.

– Плевать. В общем, дневник ваш, делайте что хотите, а я вышел. Не хотел так прощаться, но вы, вашу мать, довели. Удачи! – с этими словами он надел шапку и вышел из заведения. Дымка распалась.

С каждым эпизодом жизни Волка дымка ускоряет ход. Она проще собирается и быстрее сходит на нет. Жизнь Волка стала будто скоротечнее, или, быть может, так выставляет её дымка, что сократила продолжительность эпизодов. Так или иначе, Томас стал скорее проноситься сквозь воспоминания.

Теперь из серых облаков собрался образ красивого, ухоженного помещения, похожего на кабинет некоего чиновника. Анна и Волк просматривают кучи бумаг в столе. Выискивают что-то впопыхах, боясь попасться. Волк достаёт папку за папкой и показывает Анне, а она лишь повторяет:

– Нет, не эта. Не эта. Тоже нет…

Спустя несколько забракованных Волк достаёт тёмно-красную папку с выбитой на ней аббревиатурой и, будто выжженным, клеймом «Секретно».

– Вот она! – радостно вскрикивает Анна, видя обложку.

Волк скоро, но осторожно открывает папку и достаёт из неё несколько страниц. Они принимаются читать.

Надпись от руки: «Рельсовый сферический аппарат с узким железнодорожным туннелем, уходящим по диагональной плоскости вверх. Предположительно, ведёт к поверхности. Механизм активен, но имеет ряд повреждений, подробно описанных в Приложении-1. Ключевой атрибут (это словосочетание было написано красными чернилами) не требуется. Материальная составляющая…» – и далее в таком стиле.

– Ты уверена? – спросил Волк, закончив читать.

Девушка закивала головой и грустно улыбнулась.

– Тогда наверх, правда? – тоже улыбаясь, проговорил Волк.

Они обнялись, и дымка распалась.

Не прошло и секунды, как новая картина прошлого предстала перед глазами Томаса. Волк за штурвалом небольшого судна, схожего с тем, на котором плавал Капитан. Анна, укрытая, сидит рядом с ним. Волк то и дело оглядывается назад. Позади три корабля с яркими прожекторами.

Из громкоговорителя слышится тяжёлый мужской голос.

– Волк, паскуда, верни мою дочь! Верни её!

Волк берёт Анну за руку и крепко сжимает. Она чуть придвигается, открывая Томасу вид на ребёнка, плотно укутанного одеялами. Столь маленького, точно он родился несколькими часами ранее. Несмотря на завывания сирен и попеременные выкрики отца Анны, мальчик не плачет. Он глядит отрешённо, будто всё вокруг так, как и должно быть. Томас смотрит на ребёнка, и дымка чуть вздрагивает. Красные аномальные помехи надрывают её, и время сменяется, как склейка в кино. Раз – и совершенно другое место со временем.

Тёмные скалы с остатками от каких-то зданий. Волк с Анной пробираются сквозь руины. Вдалеке слышится буйствующий голос проконсула. Они находят площадку, посреди которой две железные дороги, уходящие круговидным туннелем в скальную стену. По диагонали вверх. На дорогах стоят сферические капсулы, немногим меньше диаметра окружности туннелей.

Спешно Волк подбегает к панели на капсуле и пытается открыть дверь. Беспорядочно жмёт на разные кнопки, пока не находит одну-единственную, больше других, на самой двери. Волк спешно жмёт на неё, и из просветов валит воздух. Дверь медленно отворяется, издавая до безумия неприятный скрип. Волк спешит к Анне, чтобы помочь той подняться по лестнице. Ей трудно идти, она всё время запинается и, кажется, постепенно теряет сознание. Волк быстро пересекает площадку, но пуля поспевает быстрее него. Анна падает с младенцем на пол. Края дымки снова багровеют. От удара об пол ребёнок разревелся. Волк хватает Анну под руки и пытается тащить, но та вопит от боли. Пуля попала в поясницу и прошла насквозь, выйдя с другой стороны тела.

– Нет, нет! – останавливает Волка, изнемогая от боли, Анна.

– Давай, любимая, ещё немного, – нежным, испуганным голосом проговаривает Волк. Он пытается поднять её на руки, но длинная рваная рана расходится, и кровь льётся потоками на каменный пол площадки, рисуя на том крупные тёмные всплески.

– Нет, не получится. А-а-а-а… Боже! Я не могу… – изливаясь слезами, проговаривает Анна.

– Анна нет, я не…

– Возьми Томаса!

Крики проконсула становятся ближе.

– Анн…

– ВОЗЬМИ ТОМАСА! И уходи! Иди же, бога ради, иди!

Волк касается младенца, и дымка распадается.

Дымка обретает стены, пол, детали окружения. Звук закрывающейся позади двери. Волк заходит в кабак. Здоровается с барменом, как с родным человеком, и садится на просиженное место. Он заказывает пиво и взглядом находит отражение на зеркальной витрине. Там виднеется лицо. Опухшее и изрезанное морщинами. С сединой, полностью покрывшей бороду, да глазами, опущенными извечной усталостью и годами запоев. Старый Волк ссохся и облез.

Он осушает несколько стаканов так скоро, будто залил их все в глотку одновременно. За этими тремя ещё несколько, а за теми ещё. Волк пил, пока образ по ту сторону зеркала не исчез из его внимания, окончательно прекратив его беспокоить.

В то же мгновение, как размытый алкоголем взгляд падает на дно стакана, дверь в заведение открывается. Шальной ветер залетает в бар и проносится вдоль стен, вздёргивая занавешенные окна. Через получившиеся небольшие просветы бьют плотные солнечные лучи. Они отражаются от всего блестящего в кабаке и в конце концов находят лицо Волка. Выдавив из себя что-то несвязное, он непомерно сильно трёт засвеченные глаза. Это по-нелепому странное действие прерывает рука зашедшего. Она приземляется на плечо Волка.

– Привет, Волк, – звучит до боли знакомый голос.

Волк поворачивает голову. Артур, покрытый сединой, смотрел в пустые, раздавленные литрами спиртного глаза Волка.