Текст книги "Возвращения к любви"

– Нет, Витя, погоди, не будь столь категоричным. Не ставь жирную точку. Год, полтора, это для нас с тобой не срок. У нас тобой будет впереди еще время явить миру наше чудо. Надо отложить.

– Убить нашего ребенка?

– Это же еще не ребенок, Витенька, это эскиз нашего ребенка. Уничтожив чертеж здания, ты же не само здание уничтожаешь, а лишь его чертеж.

– Ну и сравнения у тебя, Алла! Мне даже страшно стало.

Жена оказалась сильнее духом. Виктор сдался.

А ничего дальше не получилось.

Спонсоры, на обещаниях прорекламировав то, что им было нужно и, получив от этого то, что им было необходимо, разбежались. Динозавров и кинозвезд растащили по другим проектам. Аллочка осталась у старухиного корыта. Мало того. Во второй раз зачать чудо у них не получалось. Вердикт докторов был страшен. Ничего уже не выйдет. В организме молодой женщины произошли необратимые изменения, которые несовместимы с деторождением. Алле не быть матерью.

И жизнь покатилась вниз под крутую горку.

Сначала выпала из обоймы востребованных артистов Алла. Более молодые, более предприимчивые, более наглые выхватывали жирные роли прямо из рук сценаристов. Эпизодические роли, массовки, небольшие роли в ужасных по качеству сериалах. Это все, что ей доставалось.

Алла не могла воспротивиться, она выжидала, а вдруг все вернется на круги своя. Ведь у нее талант. Ведь у нее красота. Настоящая красота настоящей женщины. А вот психика ее воспротивилась. Был серьезный срыв, после которого некоторое время пришлось даже полежать в больнице. Потом была долгая депрессия. Потом снова был срыв, снова депрессия. Частые приемы у дорогих, престижных психологов и психиатров. А это деньги, деньги, деньги.

Виктор уже не мог в полной мере отдавать себя работе, бегая между домом, работой и больницами. Он сначала потерял авторитет, а потом работу. Новая работа с тамошней зарплатой не могла уже покрывать расходов на врачей. И вот он влез сначала в долги, потом в кредиты. Затем пришлось продать машину, потом московскую квартиру. Переехали в небольшой провинциальный город. Мать Аллы оставила им свою квартиру, уехав на постоянное место жительства к сестре в деревню. Но деньги, оставшиеся после продажи московской квартиры, после погашения долгов и кредитов быстро закончились.

А Алее было все хуже и хуже.

Она не могла работать. Она, пораженная душевным недугом, была очень слаба. Она страшно похудела, глядя на нее не верилось, что человек может быть таким худым. Единственное, что было ей по силам, это тенью передвигаться по квартире, бесконечно курить и устраивать частые и долгие истерики.

Во всем до мелочей, что случилось с ней, с их нерожденным ребенком и в общем с их семьей, она обвиняла только мужа, Виктора. Обвиняла в том, что не смог он проявить мужской воли и настоять на том, чтобы Алла не пошла на такую жертву. Всякое возражение, любой ответ мужа вызывал в Алле очередную истерику, после которой она могла даже потерять сознание.

Она отстранилась полностью от мужа, но между тем строго следила, во сколько муж возвращается с работы, и этот пятничный лишний час был очень серьезной нагрузкой для психики самого Виктора.

И сегодня, придя домой и задохнувшись от крепкого сигаретного дыма, занавесившего все пространство квартиры, он первым делом услышал с кухни.

– Вот, ты пришел, и я здесь, а ребенок наш никогда не придет сюда, никогда не переступит порог этого дома. А ведь все было в твоих силах. Ты мог все сделать, так, чтобы мы жили вместе и счастливо.

Виктор разделся, разулся, прошел в комнату, сел на диван, включил телевизор. Сейчас надо дождаться, когда она с кухни пройдет в спальню, где, лежа на кровати, станет пускать в потолок клубы дыма. Тогда можно будет приготовить ужин себе, да и ей кашку жидкую сварить, ничего другого она не ела.

И впереди два выходных дня. В дымовой завесе, с нытьем, с плачем, с проклятиями в его сторону от жены. Мало кто из мужиков выдержал бы такую пытку жизнью. Но Виктор терпел. Виктор мучился и мирился. Ее мать не была здоровой женщиной. Нагрузку в виде ухода за дочкой в таком состоянии она не выдержала бы. А он сам считал, что во всем произошедшем есть немалая доля его вины. Вот и решил, что все это – его крест, за его провинности в жизни.

Позвонил знакомый. Очередной психиатр прописал какие-то редкие антидепрессанты, которые здесь невозможно было купить, и вот тому его знакомые доставили необходимое лекарство из-за границы.

– Я отъеду. Там таблетки для тебя привезли.

– Можешь не торопиться. Есть я не хочу. Ничего я не хочу. Я спать хочу. Не спала сегодня всю ночь.

Виктор оделся, ушел из дома.

***

Поездка к знакомому не заняла много времени. Если Алла сказала, что хочет спать, значит, она точно так поступит, она иногда могла спать сутками. А возвращаться домой не хотелось. Он выехал за город. Остановился у большого, покрытого ромашками луга. Вышел из машины, спустился к лугу и завалился навзничь на ромашки. Может заночевать тут, прямо здесь, на ромашковом лугу. Но она может проснуться. И тогда, если его не будет дома, истерика может затянуться на весь остаток вечера, а то на всю ночь.

Припарковав машину во дворе, Виктор посмотрел на окна своей квартиры. В окнах спальни и кухни света не было. Значит, она действительно спит. Во дворе стояли лавочки, Шепилов сел на одну из них, домой идти не хотелось.

– Не помешаю?

Шепилов обернулся. Высокий, худощавый мужчина, в зеленой футболке. На вид явно не трезв. Желания с пьяным разговаривать не было.

– А что, рядом других скамеек нет? Почему именно сюда?

– Есть лавочки. Но меня тяготит сейчас одиночество. Очень плохо мне. Я в любое время, если надоем, могу уйти. Поговорить хочется с кем-нибудь. Вроде я в родном городе, а куда пойти, кто меня поймет, кто примет мой разговор, не знаю. Всю жизнь прожил здесь, а сейчас одинок, как никогда.

– Вы решили, что мне интересно то, что вы мне сможете рассказать? Вы, скорее всего, ошибаетесь.

– А давайте выпьем? Вы не подумайте, я не алкоголик, действительно мне очень тяжко сегодня. Так тяжело, что больше не нашел никакой возможности сбросить с себя эту невыносимую ношу.

Вроде правда, на алкаша не похож. Сам Шепилов редко выпивал. А может правда выпить? Вот так. На улице. На лавочке. С незнакомым мужиком.

– А давайте. Надеюсь то, что предлагаете выпить, желудком переварится без каких бы то ни было последствий?

– Обижаете!

Мужчина сел рядом, поставил пакет на лавочку. Из него вынул бутылку дорогой водки, пару пластиковых стаканов, несколько яблок и бананов.

– Я уже выпил. Думал упаду после такого времени воздержания и такой дозы. Да не берет. А хочется напиться.

Мужчина разлил по стаканам водку, выпили, зажевали яблоками. Немного помолчали дуэтом.

– А хотите печальную сказку? Но не просто так. Мне хотелось бы, чтобы Вы, придумали ей счастливый конец.

– Можно попробовать.

– Жили два друга. У одного из них погибает дочка, маленькая еще умирает. Они позже рожают сына. Ну просто ангел во плоти вырастает. Можно только жить и радоваться. Но постоянно радоваться не получается. Друга и его жену мучает боль от потери дочери. И тут появляется добрый волшебник. Который, силами своего таланта и волшебства, отправляет второго друга в прошлое. Друг, помня о боли своего товарища и его жены спасает их дочь и радостный возвращается в свое время. И что он видит? Эта девочка наркоманка. Мало того, она убивает собственную мать, а друг его, от такой жизни стал запойным алкоголиком. И это еще не все. Никакого сына у этой несчастной семьи нет. Они, не потеряв дочь, не захотели второго ребенка. Этот человек, что бегал в прошлое, воскресив дьяволенка, убил ангела и их мать. Вполне возможно, что при такой жизни и друг этого человека недолго протянет. Как жить теперь тому, кто сея добро, пожал зло? И как печальную сказку завершить счастливым концом?

Мужчина налил еще раз в стаканы. Выпил.

– Меня Кириллом зовут.

Шепилов тоже выпил.

– Виктор Павлович Шепилов. Можно Виктор. Да, сказка действительно очень печальная. Но коли есть в сказке добрый волшебник, то почему ему не отвести от этой пагубной привычки спасенную девочку, почему не уговорить родить второго ребенка эту семью?

– Волшебник-то он волшебник. Но не все ему по силам. Твое окончание для этой сказки не подходит. Извини, я на «ты».

– Ничего страшного. А ты хочешь печальную сказку, для которой нельзя придумать счастливого конца?

– Давай.

– Жили двое. Семья. И все у них было. И молодость, и здоровье, и достаток. Но однажды они встали перед выбором. Что им нужно – личное счастье или карьера? Она выбрала карьеру. А он не смог ее переубедить. Они собственными руками… Вернее не так. С их согласия был убит ими позже не рожденный ребенок. В итоге ни карьеры, ни семейного счастья. Живут два больных, озлобленных от жизни такой человека. И он, представляешь, все чаще думает о том, а взять ее в охапку и с ней вместе в окно седьмого этажа.

– Это ты о себе?

– Не важно.

– Да я все понял. Твоя жена, боясь испортить карьеру, избавилась от ребенка, при твоем молчаливом согласии, и все полетело в тартарары?

– Ну понял, и ладно. Эту сказку отредактировать уже нельзя. В отличие от твоей. Потому что у тебя сказка, с волшебниками и феями, а у меня жизнь.

– Ах, если бы!

– Что?

– Да нет, ничего. Эх, сейчас бы в Жмаково. К самой замечательной девушке на свете. Да боюсь, что даже любовь к ней не заставит ничего забыть.

– Как ты сказал? Жмаково?

– Ну да.

– А там химзавода нет?

– Там есть какой-то завод, не знаю какой. Километрах в полутора от рабочего поселка. Я недолго там был.

– Может быть и он. Расстояние от поселка примерно такое. Там, в поселке площадь еще небольшая. Ларьками по кругу уставленная. Бывал я там.

– Точно, есть площадь. И ларьков навалом вокруг нее. А ты какими судьбами в Жмаково оказался?

– Приватизировали тот химзавод. И начали оборудование заводское распродавать. Так я туда почти на месяц по своей работе катался. Там линия одна, импортная, почитай задаром отдавалась. А нам как раз нечто подобное нужно было. Вот мы ездили, опробовали ее, демонтировали, упаковали, погрузили, увезли. Да это ведь ровно двадцать лет назад было. Летом девяносто седьмого.

– До чего же тесен мир. А по сто грамм?

– Да можно. А ты какими судьбами там?

– По волшебству.

– Да ну тебя!

Кирилл снова наполнил пластиковые стаканы. Выпили.

Стемнело. Но Виктор не спешил домой, а Осипову идти сегодня было некуда.

– Ты знаешь, Кирилл. А твоей сказке можно придумать счастливый конец. Если волшебник не может отвести от девочки этот недуг, если он не может силой своего волшебства заставить эту семейную пару зачать второго ребенка. Он может встретиться с ними в прошлом. Это же ему под силу. И убедить их поступить так, как нужно для них. Даже второй ребенок может многое изменить в их жизни. Небось, разбаловали девчонку, оттого такой и выросла. Ты чего?

Кирилл отвернулся и смотрел в одну точку. Молчал.

– Ты чего? Что-то случилось?

– Да нет. Но знаешь, ты ведь идею подсказал.

– Хм, идея. А ты что, писатель? Сказочник?

– Не дал Господь слова красиво складывать. Не умею. Эх, выпить бы еще, за такую подсказку. Да все закончилось. И поздно уже, все торговые точки закрыты, а в тех, что торгуют из-под полы, страшно брать.

– У меня в машине коньяк есть. Будешь?

– А почему нет? Благородный напиток.

С час еще сидели вновь познакомившиеся мужчины. Но это время они больше молчали, нежели разговаривали. Пили молча коньяк. Каждый думал о своем. Наконец Виктор поднялся.

– Наверное, пора, Кирилл. Надо отоспаться к утру. Мне каждый день нужно встречать во всеоружии.

– Да, конечно, о чем разговор. Всего самого хорошего. Спасибо, за вечер. Спасибо за беседу.

– Погоди, ты сказал, тебе переночевать негде. Домой пригласить не смогу. Не осмелюсь. А вот место на заднем сидении автомобиля своего могу предложить. Как тебя, устроит такая гостиница?

– А почему бы нет? Вполне. Бывало и хуже.

– Ты если завтра уйдешь рано, дверь просто захлопни.

– Будет сделано.

– Ну давай, прощай. Не увидимся, наверное, больше.

– Ну почему нет? Кто знает? Дай мне свой прежний московский адрес.

– Зачем тебе московский?

– Так здесь-то я тебя найду. Московский дай. Так, на крайний случай.

Виктор пожал плечами, достал из бардачка блокнот, авторучку, написал на листочке адрес, передал Кириллу. Тот аккуратно сложил бумагу, положил в задний карман, застегнул на молнию.

– Осталось только обняться на прощание. – улыбнулся Виктор.

– Ну давай без сентиментальностей. Значит, ты проклинаешь тот час, когда дал согласие жене на то, чтобы она… Ну это…

– О чем ты?! Забудь… Проклинаю, конечно. Все, давай!

– Давай.

Они пожали друг другу руки. Кирилл полез на заднее сидение автомобиля, Виктор нетвердо зашагал в сторону своего подъезда.

Было поздно. Кирилл быстро уснул. Недолго ворочался в кровати и Виктор.

Еще один день текущего года приказал всем долго жить.

***

Перед тем, как на следующее утро Кирилл хотел примостить свое тело, уставшее за вчерашний прошедший день, на больничной койке, он с остервенением чистил зубы, долго полоскал рот, но чувствовал, «аромат» от него после вчерашнего хлещет убийственный. Вечер вчерашний по-новому, без участия Максима с его аппаратом пережить невозможно, да, скорее всего, не стоит.

Кирилл по-тихому пробрался в свою палату, лег, накрылся одеялом с головой и затих.

Николай Владимирович с порога, у дверей, почувствовал резкий, удушающий запах ядреного перегара. Он окинул взглядом палату. Если кто-то вчера тешил себя большими дозами алкоголя, то этим кем-то мог быть только один его больной.

Он подошел к кровати Кирилла и сбросил с него одеяло. Тот глазами серьезно провинившейся собаки смотрел снизу вверх на доктора.

– Здравствуйте!

– Я не понял! Ты сдурел? Ты, что, здоровым себя почувствовал? Ты что делаешь? Ты что меня заставляешь делать?

– Николай Владимирович. Поговорить нужно. Я все объясню.

– Я тебе жена что ли, чтобы ты объяснялся передо мной? Нам не о чем разговаривать. Сестра! Сестра! Позовите там старшую сестру!

– Доктор, ради Бога, нам нужно поговорить!

Прибежала в палату старшая сестра.

– Этому! Алкашу! Капельницу немедленно. Литра на три. И не какой-нибудь там физраствор, а так чтобы неприятно было. Чтобы запомнилось. И судно из-под него убрать. Пусть под себя ходит!

– Хорошо. Сейчас поставим.

Сестра убежала.

– Доктор. Ну разрешите поговорить с Вами. Недолго. Минут десять. Даже пяти, может, хватит. А потом хоть капельницу, хоть клизму, хоть ампутацию чего угодно. Разрешите, я постараюсь все вкратце.

– Хорошо, говори.

– Не здесь доктор. Только не здесь.

Николай Владимирович долго пережевывал и переваривал все то, что рассказал ему Кирилл. А он поведал о приключениях в прошлом все, почти все. Кроме того, что там встретил Ирину. Дорогую, любимую Ирину. Это только его одного страничка в его же жизни.

Доктор встал, прошел к окну. И не поворачиваясь к собеседнику, заговорил с ним оттуда.

– Все это в большей мере похоже на пьяный бред, который, вполне возможно был у тебя этой ночью. Состояние, по сути, подходящее для этого у тебя.

– Все мною рассказанное, к сожалению, не бред. Я бы многое в жизни отдал, чтобы это было бредом. Дмитрий меня отвозил, он доллары мне давал, он известный в стране музыкант, он сам пишет музыку, его сын очень перспективный спортсмен. И если бы не я, он не приходил бы сюда и не рвался пьяным ко мне, за долгом. Погодите! Если он помнит про долг, а я ему двумя тысячами долларов обязан, то как все это разложить по полочкам? Сам пьет беспробудно, отвозили меня Вы. Тогда как он может о долге помнить? Ничего не понимаю. Где теперь мои ключи от квартиры? Я ведь их передавал другу, Дмитрию, а отвозили по теперешнему факту меня Вы. У Вас нет случайно моих ключей?

– Нет. Мне ты ничего не передавал. Сколько ты ему должен? Две тысячи долларов? Снова бред! Он заикался там чего-то о пятистах рублей. Никаких речей о долларах не было. Надо с Борисом переговорить. Могло такое с тобой случиться или нет. Ты посиди здесь, я пойду ему позвоню.

Долго доктор разговаривал с Максимом – Борисом. Длительное время в ожидании томился Осипов. И вот Николай Владимирович пришел.

– В это тяжело поверить, в это невозможно проверить, но все может быть. Так считает Борис. И я тоже так сейчас думаю. Если это так… Ну и натворил ты делов… И как выходить из этой ситуации?

– Отправьте меня обратно? Туда. Пусть Максим меня пошлет. Может быть, Вы сможете его убедить.

– И что ты хочешь там сделать? Убить маленькую девочку? Сам себе сказать там, чтобы не звонил? Записку для себя на лавочке оставить? Не понимаю, каким может быть выход из данной ситуации.

– Ну что Вы говорите! Я никак не смогу повлиять на те свои действия, что сделано, то сделано. Девочка жива, и лишить ее повторно жизни я не позволю себе никакими методами и способами. Есть другой вариант. Попробовать убедить друга в том, отчего он в дальнейшем отказался при живой дочери. И попробую как-то спасти Зою. Ведь если бы не я, они могли и сейчас жить с мужем счастливо. С такой женщиной нельзя быть несчастным.

– Послушай! А ты не боишься повторными своими действиями сделать еще хуже? Неужели твоя бурная деятельность в прошлом не научила тебя ничему? Тебя не пугают новые последствия?

– А что может быть хуже для Дмитрия? Что может быть хуже для Аршинова? Вы знаете? Я не представляю себе.

– А этот? Кто сбил женщину? Он хоть и преступник, но ты не вправе судить его, не вправе подвергать наказаниям, которые могут настигнуть совершившего преступление, после твоих действий там. Я не знаю, как быть.

– Поговорите с Максимом. С Борисом, то есть. Я уверен в том, что все будет хорошо. Переговорите, пожалуйста.

Доктор вздохнул. Сел. Потом посмотрел на Кирилла.

– Ты иди в палату. Капельницу пусть тебе все-таки сделают. Не бойся. Старшая медсестра не изверг, чтобы подвергать тебя истязаниям. А я подумаю, позвоню еще Борису. Потом поговорим.

Капельница хорошо помогла. Осипов чувствовал себя намного лучше. Однако снова тяготило долгое ожидание. Он змеем, сдирающим с себя кожу, крутился на кровати.

Прошло два часа, а доктор не приходил и не вызывал к себе. Хотя, если бы пришел быстро, то скорее всего, явился бы с отказом. Наконец Николай Владимирович заглянул в палату и знаками позвал за собой.

– Борис не согласился и не отказал. Нужно ехать к нему. Я отвезти тебя не смогу. У меня эти выходные расписаны. Если есть, кому тебя отвезти. Езжай. Там, на месте, все оговорите. Можешь вернуться ни с чем. Но я, что мог, то сделал. Я боюсь тебя отпускать, я пока не знаю, что с твоей болезнью. Но противиться тебе, если ты сам того хочешь, не стану. Поезжай.

– Я нормально себя чувствую. У меня есть машина. Старенькая, но бегает пока. Спасибо! Спасибо, Николай Владимирович! Огромное спасибо!

– Да, и еще. Было у жены от старых сбережений. Хранила. Попросил, привезла. Возьми. Потом рассчитаемся.

– Что это?

– Доллары из прошлого века. Все старше девяносто седьмого года.

– Да что Вы? Сговорились что ли? Не возьму деньги. И зачем их там мне столько? Не возьму я!

– Так, давай в палату! Я звоню Борису. Все отменяется. Быстро в палату!

Последние слова Николай Владимирович почти прокричал.

– Ладно! Хорошо, хорошо! Только зачем столько?

– Ты слишком активен в прошлом. Возможно, этого будет мало. А может, не получится вообще ничего. Вернешься ни с чем. Все отдашь тогда. Какая машина у тебя? Ни прав, ни ключей от квартиры, где, скорее всего, ключи от автомашины твоей лежат и нужные документы. Дверь ломать будешь?

– У меня вчера от всего того, что увидел, мозги отключились. Есть ключи. У соседки лежат запасные. Она мамины цветы поливает. Была бы сама квартира у меня в наличии. Да машина бы была. Я пойду?

– Отдохни сегодня дома. Начни с завтрашнего утра. Так лучше будет. Ну давай руку пожму что ли, на удачу.

Осипов домой бежал бегом. Он не смог выдержать на остановке пяти минут ожидания своего автобуса. Его квартира, ключи у соседки, права и ключи от машины документы на нее были в положенном месте. Вот еще бы старая «Волга» завелась, которую не заводили полгода.

***

Какой завтра?

Нет сил ждать! Ехать только сегодня.

Аккумулятор, конечно, сел. Нужен кто-то из автовладельцев, от машины которого попробовать прикурить и завести свою. Но никого не во дворе было. Все разъехались в солнечный субботний день. Кому охота в жарким летним днем в стенах квартиры себя запирать. Надо подождать. А может быть Сергея попросить? Родственника Дмитрия. Он неплохой мужик. Да и в технике хорошо шарит. Вдруг не заведется старенькое авто, от нее всего ожидать можно.

Подождал еще с полчаса. Двор был пуст. Кирилл взялся за телефон.

Сергей не обиделся, не разозлился. Надо, значит надо. Приехал. Прикурили. Потрепанная временем и ухабами «Волга» на удивление завелась с полоборота. Поблагодарив Сергея, Осипов двинулся в дорогу, по пути, заправившись под завязку.

Только проехав больше половины дороги, Кирилл, к своему ужасу, вспомнил. Он ведь не знает, где живет в том городе Максим – Борис. Ему не известен номер его телефона и телефона его друга, доктора. Он приблизительно знает, где тот дом с подвалом в рабочем поселке. Но возвращаться, чтобы все, что нужно узнать у Николая Владимировича не хотелось.

Он никогда не был суеверным. Но на сей раз он свое возвращение считал очень плохим знаком. Ничего. Поживет в машине и покараулит Бориса у его загородного дома. Хоть неделю. Да пускай больше. Сколько надо, столько ждать будет. Так ведь есть чем заняться во время ожидания.

Сам Аршинов, если поверит Кириллу, конечно же, согласится на то, чтобы Осипов изменил его настоящее в прошлом. А вдруг он сейчас женат на молодой, красивой женщине и вполне счастлив, давно забыл про бедную Зою. Что тогда делать? А вот об этом раньше Осипов не подумал. Пока не стоит, не стоит о плохом помышлять. Которое может быть хорошим для Аршинова? Не стоит просто об этом думать. В любом случае Зоя должна жить!

Город.

Вокзал.

Улица Пристанционная.

Знакомый подъезд не ремонтировался, наверное, со времени последнего посещения его Кириллом. Но разрухи не было. Грязновато немного, но умели в те советские времена ремонтировать подъезды. Такую краску накладывали, хоть и страшной была на вид, зато крепкой как броня.

Нужная дверь. И сейчас вышла соседка на лестничную клетку. Так же на вид совсем неизменившаяся за прошедшие двадцать лет.

– Если ты к Василию, звони дольше. Спит он в выходные дни. Все дни в кровати. Как ему спать не надоедает?!

– А он один? Один живет?

– Да как жена погибла, так один с того времени. Жми дольше.

Соседка спустилась вниз по лестнице. Кирилл нажал на звонок. Да, действительно, минут пять пришлось звонить, прежде чем из полуоткрытой двери выглянуло запанное, худое, болезненное лицо.

– Вы к кому?

– К Вам, Василий, не знаю отчества, извините.

– По какому вопросу?

– Поговорить нужно. Это очень важно для Вас.

Аршинов неприлично долго рассматривал Осипова, потом кивнул, распахнул дверь.

– Проходите. На кухню. Можно не разуваться.

Как он изменился. Он был до безобразия худ, шел на кухню, сильно горбатясь и шаркая стоптанными тапочками.

На кухне сели точно так же, как это было в прошлый раз.

– Вы должны сейчас выслушать меня очень внимательно. От того как пройдет наш разговор, может измениться не только Ваше настоящее, но, на что я очень надеюсь, и прошлое Ваше.

Аршинов снова принялся разглядывать лицо Кирилла. При этом он молчал, лишь на скулах ходили желваки.

– То, что я Вам скажу, не является предметом моей больной фантазии. Прошу Вас, примите все, что я расскажу, очень серьезно, и нам нужно будет с Вами принять в конце нашего разговора решение.

– Скажите, молодой человек, мы с Вами раньше не встречались? – наконец подал голос Аршинов.

– И об этом будет речь. Вы готовы выслушать меня? Еще раз прошу Вас, все, что покажется Вам безумием, не является таковым. Слушайте внимательно меня и постарайтесь не перебивать.

Аршинов снова напряг желваки.

– Я Вас слушаю.

Кирилл набрал побольше воздуха в легкие, шумно выдохнул.

– Мы встречались с Вами. Двадцать лет назад. В то время, когда погибла Ваша жена. Встречались здесь, разговаривали, потом Вы бросились на меня, я Вас ударил и ушел. Помните?

– Ну да, да, да!!! И зачем теперь Вы пришли? Поковыряться в моих старых ранах? Непонятно только, Вы что, купили себе вечную молодость?

– Вряд ли мой возраст можно назвать молодостью, но и вечную зрелость, увы, за деньги не купишь. Успокойтесь и слушайте меня внимательно. Я действительно не мог Вам ничем помочь в тот день. Я принимал участие в одном секретном эксперименте и неожиданно для всех оказался в то время и в том месте, где убили Вашу жену. При любых обстоятельствах я не мог явить себя тому обществу. Не мог. Не хмурьтесь и не старайтесь выдавить из себя насмешку. Я пришел к Вам с предложением, которое Вас вполне может устроить?

– Какое еще предложение? Вывести этих сволочей на чистую воду? Давно срок давности вышел. Они не понесут никакого наказания. Тем более, бывший начальник милиции в области, на генеральской должности, бывший уголовный авторитет Лука в кресле мэра хорошо устроился. Тут даже обструкции через средства массой информации не получится организовать. Задавят.

– Все намного сложнее, и куда с более счастливым результатом может завершиться для всех. Я могу попробовать отвести беду от Зои в прошлом. Не обещаю, что отведу, но очень постараюсь подобное сделать.

– Значит, мне просто принять на веру Ваш бред? А почему Вы не сделали этого раньше? Что Вам мешало раньше это сделать?

– Время. Для Вас времени с момента гибели жены до сего дня, прошло двадцать лет. Для меня всего около трех суток. Сейчас тоже есть определенные проблемы, в частности, я не могу просто все сделать, не получив Вашего на то согласия и согласия непосредственного виновника в гибели Вашей жены.

– Это почему так?

– Я уже натворил дел. Я отвел колоссальную беду от семьи друга, что в итоге завершилось еще большей для них трагедией. Изменив что-то сейчас в прошлом, я могу серьезно изменить Вашу жизнь в настоящем и не смогу дать никаких гарантий, что изменения будут в лучшую сторону. Поэтому мне нужно Ваше согласие.

Аршинов снова пристально начал смотреть на Кирилла. Тому стало неловко. Он отвел глаза.

– Не знаю, как Вас зовут. Я не смог, к моему сожалению, Вам набить рожу тогда, в то время. Уж тем более не смогу сделать это сейчас. Я слаб и болен. А Вы знаете, так хочется!

– Да все я знаю. Все я понимаю. Я же не сволочь последняя. Ну неужели мой нынешний внешний вид, мой рассказ о том, как погибла Зоя, знание мною Вашего домашнего адреса не призывают Вас хотя бы попробовать уцепиться за тонюсенькую соломинку, которую я Вам протягиваю?

Аршинов молчал. Молчал долго. Встал. Прошел до окна. Стоял у окна и молчал. Наконец повернулся к Осипову.

– Что от меня нужно?

– Я не спрашиваю Вас о Вашем согласии. Ведь да? Вы согласны?

Аршинов снова молчал.

– Ну так что? Да?

– Да!

– Вам нужно добиться устного согласия от этого, как его? Вы его знаете? Того, кто задавил Зою.

– Вальцова? Андрея Николаевича?

– Если он сидел в тот момент за рулем того автомобиля, то да. От него. Вы можете его найти.

– Меня в последнее время чего-то тянет к нему. Хочется встретиться. Посмотреть ему в глаза. Поговорить. Я часто хожу в парк. Где он иногда прогуливает себя по вечерам выходных дней. Бывает, встречаемся. Он, конечно же, меня не узнает. А мне не хватает смелости подойти к нему. Сегодня суббота? Вот, может быть сегодня снова он в том парке.

– Я понял, что Вы согласны поговорить с ним.

– Да.

– Так идите в парк!!!

Калитка, ворота в загородном доме Максима были закрыты. Нажатие на кнопку звонка никаких результатов не дали. Ну как он мог упустить такой важный момент? Можно позвонить Сергею. В родной город. Тот доедет до доктора и узнает все, что нужно знать здесь Кириллу. Но как боевые товарищи посмотрят на то, что Осипов вовлекает в эту историю новых посторонних лиц. Нет, не стоит этого делать. Он оторвал листок бумаги, написал:

«Максим, извини, это Кирилл. У меня нет ни твоего адреса, ни номера твоего телефона. Нет также номера телефона доктора. Я не могу связаться с тобой. Позвони, пожалуйста, мне». Дописав в конце номер своего мобильного телефона, Осипов прикрепил записку на видное место к калитке. Сел в машину и рванул туда. В ту сторону, куда стремилось все его существо.

Вот он. Тот проселок. Он свернул. Вот платформа. Он оставил здесь машину и пошел пешком в сторону ее дома. Хоть одним глазком посмотреть. Хоть одним глазком глянуть.

У дома играли маленькие дети. Ну что же. Жизнь она и есть жизнь. Двадцать лет монашкой не проживешь. Хотя что-то маловаты дети для нее. Ей сейчас наверняка около сорока. А детям не больше пяти.

Стыдно было подглядывать взрослому мужику за кем бы то ни было. Но он хотел дождаться, чтобы из дома вышел кто-нибудь из взрослых. И вот вышла женщина. Молода, лет двадцать пять, не больше. Он справился со своей нерешительностью, встал и подошел к забору.

– Здравствуйте! Извините! Извините, пожалуйста!

Женщина обернулась в его сторону.

– Здесь раньше девушка жила. Ирина. Вы не родственница ей?

– Здравствуйте! Нет, не родственница. Они с матерью продали этот дом. Давно уже. Другим людям. А мы у новых хозяев просто снимаем его.

– А Вы не знаете, где я могу найти Ирину?

– Вот это точно мне неизвестно. В рабочем поселке, наверно. Вроде, мама там ее живет. Не знаю, извините.

Мама? Там тетка ее живет, как она говорила. А тетка фельдшером работает. Значит надо найти в поселке фельдшерский пункт, а там уж точно знают имя и место жительства своей сотрудницы.

Однако фельдшерский пункт давно не работал. А тетя Ирины, судя по прошедшему времени давно должна была быть на пенсии. О чем он вначале не подумал. От первых двух неудач в поисках Ирины, руки у Кирилла не опустились. Он все же решил продолжить поиски, ожидая получения согласия от, как его там… Вальцова. И найти Максима.

***

В воскресенье записка оставалась на месте. Все было без изменения и в понедельник, и во вторник. Не приходило известей от Василия Гавриловича. Кирилл не хотел тревожить его, понимая состояние бедного старика. Хотя, вряд ли другие мужчины в его возрасте выглядят такими старыми. Видимо, досталось ему в жизни. Наказала его судьба не только смертью жены.

Время в ожидании известий от Аршинова и встречи с Максимом тянулось страшно долго. Поиски Ирины и ее родственников результатов не давал. Кирилл просто убивал время, страдая при этом.

В среду же его ожидали сразу два события.

Подъезжая к загородному дому Максима, Осипов понял издалека, кто-то в доме есть. Окна на втором этаже были приоткрыты.