Текст книги "Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943"

Управление войсками в этом случае значительно усложняется, требует постоянного и точного знания обстановки и нуждается в особо четкой и надежной организации и непрерывности руководства боем.

Этого не понимают многие командиры полков, дивизий и их штабы, а также и штабы армий. Они становятся на путь вредного упрощенства, механически перенося способы управления более простыми формами боя в обстановку сложного боя. Они пренебрегают знанием обстановки, без чего немыслимо какое бы то ни было управление боем. Не зная действительной обстановки и, следовательно, положения своих войск и войск противника, они лишают себя возможности организовать последующие этапы боя, пуская тем самым дело на пагубный самотек. Все это неизбежно ведет, как показывает опыт боевых действий, к тому, что атака неуправляемых частей в ходе боя разбивается на несогласованные действия отдельных подразделений, наступление теряет свою целеустремленность, нарушается система взаимодействия родов оружия, противник, в результате этого, получает в свои руки инициативу, и наши части, неся из-за неорганизованности большие потери, не выполняют боевой задачи, несмотря на превосходство в силах. Штабы же дивизий и армий, утратив связь с войсками, теряют тем самым и влияние на ход и исход боя, превращаясь из штабов в места пребывания командиров, изолированных от своих войск и, следовательно, лишивших себя возможности командовать ими. Так было в бою 85 сд 30.7 и 268 сд в бою 19–23.8

Все это происходит потому, что многие командиры и штабы забыли элементарные основы управления войсками и их организации, упустили из виду, что забвение этих основ может сорвать и загубить любую операцию, как бы хорошо она ни была задумана и подготовлена.

Что значит правильно организовать управление войсками в сложном бою? Это значит, прежде всего, иметь правильное решение командира. Часто сущность решения понимают очень примитивно, только как нарезку полос для действия. На самом деле решение заключается в определении замысла предстоящих действий в соответствии с поставленной старшим командиром задачей и требует четкого уяснения своей цели действий (чего командир хочет добиться в бою?) и установления способа действий (как он будет добиваться осуществления этой цели?).

Но правильно принятое решение еще не означает успешного выполнения боевой задачи. Коль скоро решение принято, его судьба целиком и полностью зависит от организации, на основе принятого решения, боевых действий войск и их непрерывного взаимодействия в бою.

Товарищ Сталин учит нас, что «после того, как дана правильная линия, после того, как дано правильное решение вопроса, успех дела зависит от организационной работы, от организации борьбы за проведение в жизнь линии партии, от правильного подбора людей, от проверки исполнения решений руководящих органов. Без этого правильная линия партии и правильные решения рискуют потерпеть серьезный ущерб. Более того: после того, как дана правильная политическая линия, организационная работа решает все, в том числе и судьбу самой политической линии, – ее выполнение, или ее провал» (Сталин «Вопросы ленинизма», изд. II, стр. 476–477).

Эти основные принципы большевистского руководства, видимо, забыты или до сих пор не поняты многими нашими командирами.

Организация боевых действий и их непрерывное взаимодействие и обеспечение в ходе боя требуют тщательной отработки всех деталей боевого обеспечения, определения задач войск и построения боевого порядка, занятия исходного положения, последовательного маневра огня и движения на всю глубину поставленной задачи, увязки действий соседей, родов войск, мероприятий в ходе боя, чтобы парализовать контрманевр противника, своевременного материально-технического обеспечения, эвакуации раненых и организации тыла.

В обороне при организации боевых действий войск основное внимание должно быть обращено на создание системы противотанкового и пехотного огня, инженерного обеспечения обороны, создание глубины обороны и подготовку контратак.

Организация боевых действий в ходе боя невозможна без постоянного знания обстановки, умения разгадать вовремя намерения противника и непрерывного контроля за выполнением приказов и всеми действиями войск.

Это требует надежной организации управления. Организация управления заключается в развертывании командного пункта, организации связи: радио, проводной, офицерами связи и посыльными и надежной организации непрерывной и правдивой информации снизу вверх и сверху вниз и соседей о всех данных обстановки.

Управление боем командир осуществляет через штаб. Этого тоже не понимают многие командиры, включая штаб из управления войсками, или используя его командиров в качестве порученцев.

Штаб обязан проявить максимум находчивости и изобретательности, чтобы быть в постоянной осведомленности о положении и состоянии своих войск и действиях и намерениях противника, в этом основная и главная задача штаба.

Военный Совет фронта требует от всех общевойсковых и штабных командиров покончить с пагубным пренебрежением и недооценкой организационно работы, от которой зависит судьба наших решений.

Ликвидация организационной немощности и распущенности, крутой поворот к вопросам организационного руководства, решительное улучшение работы штабов является, таким образом, неотложной задачей руководителей наших армий, групп и дивизий.

Настоящее указание по управлению войсками проработать со всеми командирами и штабами от армии до батальона.

Командующий войсками Ленинградского фронта генерал-лейтенант ГОВОРОВ

Секретарь ЦК ВКП(б) А. ЖДАНОВ

Корпусной комиссар А. КУЗНЕЦОВ Т. ШТЫКОВ

Начальник штаба фронта генерал-лейтенант ГУСЕВ

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 293–296.

ДОНЕСЕНИЕ

Командующего войсками Волховского фронта № 04 Верховному Главнокомандующему

30 августа 1942 г. 24 ч 00 мин

В течение 30 августа войска 8-й армии вели бои за овладение Синявино, отражали усиливающиеся контратаки на мгинском направлении и завершали очистку Вороновского узла сопротивления. В течение дня отмечались усиленные переброски к участку прорыва войск противника автотранспортом из районов Тосно, Лисьин-корпус и Любань, Бабино. Отмечен также подход до 30 танков с юга через Сологубовка в направлении пос. Михайловский. Контратаки противника были поддержаны многократными налетами бомбардировочной авиации, совершившей свыше 200 самолето-вылетов по районами Вороново, а также по боевым порядкам 19, 24 и 3 гв. сд.

В результате напряженных боев 30 августа противник полностью окружен в роще «Круглая»; дорога Синявино, Гонтовая Липка в нескольких местах перехвачена нашими войсками, попытки противника прорваться из рощи «Круглая» были отбиты, при этом подбито 2 танка и 5 бронемашин.

Особенно напряженные бои велись в районе Синявино, где передовые подразделения 19 гв. сд утром врывались в поселок, захватив при этом 6 тяж. орудий, склад с боеприпасами. Другие трофеи подсчитываются. Есть пленные, принадлежащие 170 пд.

К исходу дня части 19 гв. сд вели бои в 200 метрах восточнее Синявино, непосредственно на южной окраине села в 200 метрах южнее свх. Торфяник.

На мгинском направлении противник силою не менее двух пехотных полков при поддержке до полка танков и бомбардировочной авиации переходил в контратаки их района пос. Михайловский. Несмотря на большие потери, нанесенные ему огнем всех видов, все же силою до двух батальонов вклинился в расположение наших частей и вышел к отм. 40,4, где дальнейшее его продвижение остановлено и резервными частями изолируется.

В ночь с 30 на 31 августа для полной ликвидации этого противника и развития наступления с последующим захватом пос. Михайловский и жел. дор. Восточнее его в район пос. 1-й Эстонский выдвигаются 32 осбр и 16 отбр.

На участке пос. 1-й Эстонский, Мишкино, Поречье существенных изменений нет. Район Вороново очищен от противника и удерживается сформированным отрядом закрепления. Контратаки противника силою до батальона из леса, что западнее дома отдыха (южн.), отбиты с большими для него потерями.

В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 6 Ю-88 и 1 МЕ-109.

4 гв. ск 31.8 развертывается для последующего ввода в прорыв и развития наступления на синявинском направлении на Анненское.

МЕРЕЦКОВ, ЗАПОРОЖЕЦ, СТЕЛЬМАХ

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 533–534.

Из воспоминаний начальника Инженерного управления Ленинградского фронта Б. В. Бычевского

Через несколько дней активизировался колпинский участок в полосе 55-й армии. Части 56-й и 268-й стрелковых дивизий штурмовали здесь опорный пункт Ям-Ижора.

Таким образом, в первых числах августа уже четыре стрелковые дивизии вели наступательные бои.

Правда, территориальный успех этих частных операций был незначительным. Войска 42-й армии закрепились в восточной части поселка Старо-Паново на берегу речки Дудергофки да захватили первые траншеи противника у станции Лигово и на восточной окраине Урицка. Войска 55-й армии овладели поселками Путролово и Ям-Ижора.

Как раз в эти дни Ставка предупредила Говорова о начавшейся переброске под Ленинград из Крыма крупных сил армии генерал-фельдмаршала Манштейна. Действительно, скоро наши разведчики и партизаны заметили перегруппировку войск противника и обнаружили совершенно новые части. В районе Тосно и Вырицы появились 5-я горнострелковая, 61-я пехотная и 250-я испанская «голубая» дивизии. Из Красногвардейска донесли о сосредоточении там до сих пор неизвестных 12-й танковой дивизии и 185-го штурмового дивизиона. Под Ленинградом появились осадные орудия большой мощности, в том числе и 420-миллиметровая типа «Берта». Стало ясно, что враг создавал новую ударную группировку, нацеленную на город.

Этому благоприятствовала тяжелая обстановка, сложившаяся на юге страны. От сводок Софинформбюро ныло сердце. Пали Крым и Донбасс. Гитлеровцы форсировали Дон, прорвались к Северному Кавказу и Волге.

Но, несмотря на все это, в войсках не было и следа уныния. Бойцы и командиры готовы были помочь товарищам по оружию, активными действиями отвлечь часть вражеских сил на себя. И мы в штабе не оставляли сокровенную мечту о большом ударе с целью прорыва блокады.

И вот 7 августа генерал Гусев сказал:

– Ну, други мои, кажется у нас начинаются горячие денечки. Волховский фронт готовит наступление на Синявино. Нам предстоит наносить вспомогательный удар навстречу ему.

Больше он ничего не сказал. Только хитро улыбался:

– Не торопитесь, всему свое время.

– Раз навстречу волховчанам, значит, опять по старому пути, с форсированием Невы? – высказал предположение генерал Баранов, новый командующий бронетанковыми войсками.

– Может, ты знаешь другую дорогу? – улыбнулся Гусев. – Я, брат, премию бы выдал тому, кто укажет ее. За Старо-Паново больше недели дрались, а дальше Дудергофки не ушли. Делай сам вывод…

Два дня спустя нас вызвал Л. А. Говоров. И тут всем стало ясно, что командующий как раз и не хочет наступать по старому пути, через Неву.

– Удар осуществим вдоль левого берега Невы от Колпина в направлении Усть-Тосно и далее на Мгу, – заявил он.

Замысел Леонида Александровича прост.

– Имейте в виду, – предупреждал он, – многое будет зависеть от того, сумеем ли мы сразу захватить шоссейный мост через реку Тосну. С этой целью высадим десант на катерах. Внезапность должна стать нашим союзником.

Сообщив затем сроки готовности операции, назвав силы, которые должны в ней участвовать, командующий предложил немедленно приступить к разработке плана и отпустил нас.

Мы, не сговариваясь, сразу все направились к Гусеву. Выяснилось, что по пехоте на участке предполагаемого прорыва может быть создан лишь полуторный перевес.

– И танков у генерала Баранова маловато. Выходит, на вас вся надежда, – обратился начальник штаба к командующим Военно-воздушных сил и артиллерией.

Генерал С. Д. Рыбальченко заявил, что он может выделить для поддержки пехоты не больше ста самолетов.

– Не жирно! – резюмировал Гусев. – Ну а у тебя как, Георгий Федотович?

– Создадим тройное превосходство в орудиях и тяжелых минометох, – уверенно ответил Одинцов.

Когда расходились, Гусев предупредил меня:

– Ты, брат, все-таки готовь переправочные средства у Невской Дубровки. Хотя бы на одну дивизию.

– Я Вас не понимаю, Дмитрий Николаевич. Какой в этом оперативный смысл?

– Командующий приказал держать там наготове семидесятую дивизию. Мы ее перебросим через Неву для удара во фланг противнику, когда основные силы пятьдесят пятой армии начнут развивать успех.

Наступило 19 августа. За десять без малого суток мы успели во всех деталях продумать и неплохо организовать обеспечение предстоящей операции. 367-й и 53-й армейские инженерные батальоны назначены на усиление стрелковых дивизий, форсирующих реку Тосну. Один саперный взвод пойдет в составе десанта на катерах, чтобы разминировать мосты. Старейшие и наиболее испытанные в прошлых боях 41-й понтонный и 106-й инженерный батальоны вступят в дело в составе главных сил 55-й армии при развитии успеха.

106-м батальоном теперь командует майор И. И.Соломахин. Из сугубо гражданского инженера-строителя, любителя поспорить даже там, где не положено, выработался смелый, энергичный, дисциплинированный командир. Только неделю назад батальон освободился от строительства фронтового командного пункта, и уже после этого Соломахин успел перебросить через Ладожское озеро новый легкий понтонный парк, подготовить автотранспорт.

Так же слаженно действуют и другие наши части. За год войны инженерные войска обогатились огромным опытом. Лучше стало у нас и с материальной частью.

В приподнятом настроении явился я на фронтовой артиллерийский наблюдательный пункт. Он находится прямо в траншее на правом берегу Невы, как раз против участка, который будет атаковать десант. На НП хозяйничает Г. Ф. Одинцов. Здесь же находятся С. И. Лисовский и несколько человек из штаба 55-й армии.

Над Невой – гул артиллерийской канонады. Это орудия прямой наводкой наносят удары по огневым точкам на левом берегу реки. Катера с десантом идут вверх по Неве из Кормчино и скоро должны поровняться с нами.

Химики ставят дымовую завесу. Она заволакивает весь фарватер Невы и оба берега. Огонь орудий прямой наводки стихает. На воде уже слышен шум катерных моторов.

На бреющем полете прошла группа краснозвездных штурмовиков. Высоко в небе кружит четверка истребителей.

Прислушиваясь ко всем этим звукам, я думаю о своем. Найдут ли катера в дыму намеченные места высадки? Подавлена ли противодесантная оборона немцев? Сольются ли удары передовых частей 43-й и 268-й стрелковых дивизий на левом берегу с атакой десанта?

Во время ночной разведки саперы капитана Ерастова наткнулись на маленькую землянку в овраге. От нее к мосту на шоссе тянулись две нитки электрического провода. Мы решили, что это подрывная станция. Сейчас по ней бьет наша батарея.

На том берегу послышался треск автоматов, несколько взрывов гранат. Дым становится реже. Нам уже виден начавшийся там бой. Кажется, оккупанты ждали атаки с суши, а не с Невы. Позиции 43-й стрелковой дивизии – в огне и дыму. Девятки «юнкерсов» успели трижды бомбить занятый ею клочок земли. Зато высадившийся с катеров десант почти не встретил сопротивления. Катера разворачиваются и уходят в следующий рейс.

Взволнованные удачей, мы с Лисовским собираемся дать Соломахину команду вести буксиром вдоль Невы легкие понтоны. Может быть, уже сегодня ночью главным силам 55-й армии удастся прорваться через реку Тосну? Атам, глядишь, недалеко и Мга!

Но тут Одинцова вызывает к телефону командующий фронтом. Георгий Федотович начал было докладывать об успехе десанта, но вдруг осекся. Голос его изменился.

– Слушаюсь, товарищ командующий! Сейчас же еду туда, – говорит генерал и кладет трубку.

Оказывается, пехота, попав под удар авиации и артиллерии противника, залегла.

Вместе с Одинцовым в штаб 55-й армии отправляюсь и я.

К моменту нашего приезда туда обстановка несколько изменилась. 43-я и 268-я стрелковые дивизии, хотя и с большими потерями, все же разгромили фланговый узел обороны противника в поселке Усть-Тосно. 942-й полк 268-й стрелковой дивизии форсировал реку Тосну и закрепился на крохотном плацдарме.

Шоссейный мост тоже удалось захватить. Но он оказался пристрелянным. Два первых танка, выскочившие на него, сразу были подбиты и заградили путь другим. Вытащить их не удавалось, настолько сильным был артиллерийский и пулеметный огонь.

Как и месяц назад в старо-пановской операции, бои под Усть-Тосно приняли затяжной характер. Сказывалось прибытие к противнику свежих наземных частей, а главное, его преимущество в авиации.

Тогда я еще не совсем ясно понимал, что на невском участке завязываются события, выходящие за рамки частной операции. 11-я немецкая армия Манштейна в те августовские дни заканчивала сосредоточение для наступления под Ленинградом. И наши активные действия имели своей главной целью сорвать этот замысел, заставить войска противника, готовившиеся к наступлению, втянуться в оборонительные бои.

Бычевский Б. В. Город-фронт. Л., 1967. С. 176–180.

Из воспоминаний артиллериста Н.А. Власова

К концу августа 1942 года на наш участок фронта стали стягиваться свежие войска. Однажды ко мне на НП командир нашего полка подполковник Ступин пришел с начальником артиллерии 6-го Гвардейского корпуса полковником Шухриным, показавшимся мне толковым и деловым человеком. Ступин сказал мне по секрету, что 6-й Корпус прибывает на наш участок. На другой день меня посетила большая группа офицеров-артиллеристов во главе с командиром полка. Они только что прибыли из Сибири в составе подобного нашему артполка, опыта не имели, пороха не нюхали и держались друг за друга. Наши полковчане, шутя над ними, вспоминали, что они в первые дни на фронте прошлой осенью также держались немалой группой. Среди других прибывали и реактивные батареи «катюш» (сначала их у нас называли «марусями», а «катюша» утвердилась позднее). Ко мне пришел старший лейтенант, командир дивизиона и попросил «привязать его батарею» (определить координаты огневой позиции). По пути к его батарее он сказал мне по секрету, что у них дивизион М-30 реактивных минометов калибра 303 мм, мины весом 100 кг каждая. Один залп дивизиона дает 384 такие мины. Личный состав к ним отбирался очень строго, сам Сталин утверждал каждого.

Я сомневался в точности моей привязки, но когда увидел батарею, убедился, что лучшая точность не имеет смысла. Их яйцевидные мины с цилиндрическими хвостами-ракетами были расставлены широко по фронту и адресовались на обширную площадь переднего края немцев. Их у нас назвали «ванюшами» или «андрюшами». Позднее я наблюдал, как они, казалось, виляя реактивными хвостами, летели в сторону немцев, оставляя дымный слой и сотрясая землю и воздух своими разрывами, оглушавшими даже на нашей стороне.

Задачей предстоящей операции был прорыв обороны немцев и в случае успеха выход через Синявино на соединение с Ленфронтом у берегов Невы.

27 августа в б часов утра началась артподготовка. Такое фортиссимо я слышал впервые. Грохот и стон был так силен и непрерывен, что разговаривать можно было только на ухо, громко крича. К этой какофонии примешивались и выстрелы шести орудий нашего дивизиона. Мы вели огонь по хорошо разведанным вражеским батареям и одному участку обороны.

На другой день 19-я Гвардейская дивизия прорвала оборону немцев на лесном участке шириной три-четыре км в направлении на Синявино. Мне удалось пройти вслед за пехотой на бывшую вражескую территорию. В глухом лесу стояла первобытная тишина. Сюда не стреляли ни немцы, ни наши. Но над проходами к этому прорыву все чаще и чаще стали пикировать «Юнкере» 88 и 87. Будучи на ПНП-3 (передовой наблюдательный пункт 3-й батареи) в этом районе, я очень хорошо их видел и сначала прятался за блиндаж, а потом понял, что лучше стоять в окопе, и тогда видно, что далеко не каждая их бомба летит на тебя. Я даже стрелял по ним из винтовки, настолько близко они пролетали мимо. На другой день наша пехота захватила Синявино. Но справа немцы удержались в роще Круглой, и на дороге в Синявино с востока спешно вводили подкрепления. Вскоре, подтянув новые войска, они сумели отрезать синявинскую группу пехоты. В этой группе оказался заменивший меня новый начальник разведки 1-го дивизиона гв. лейтенант Гуменюк. С ним было пятеро разведчиков и связистов. Сам он с двумя ребятами сумел выбраться, а трое ребят пропали без вести. Меня уже в начале боев вызвали в штаб и назначили помощником начальника штаба по разведке (ПНШ-2).

«Мы знаем, что значит война…». Воспоминания, письма, дневники универсантов военных лет. СПб., 2010. С. 300.

Из журнала боевых действий 768-го тяжелого артиллерийского дивизиона резерва Главнокомандования вермахта

16.8.42. Днем дивизион выдвинутым в Стрельну дежурным орудием вел беспокоящий огонь по Финляндскому вокзалу, выпустив 10 снарядов. Снаряды ложились у цели, наблюдением точно установлены попадания в здания.

Дежурное орудие – единственное действовавшее на участке тяжелое орудие – было немедленно разведано. В результате его стрельбы несколько батарей противника из Петербурга целый день вели интенсивный огонь по этому орудию. 173 разрыва отмечено в его районе, частично в непосредственной близости к орудию. Перед вечером семь бомбардировщиков бомбами и бортовым оружием атаковали дежурное орудие. Беспокоящий огонь по Финляндскому вокзалу, очевидно, очень неприятен противнику, так как это единственный вокзал, находящийся вне действенного огня немецкой артиллерии и поэтому используемый в больших масштабах для грузовых операций. Во время огневого налета солдат 3-й батареи ранен так сильно, что на следующий день умер в дивизионном перевязочном пункте в Коркули.

25.8.42. Утром была проведена стрельба дежурного орудия в Стрельне. Целями были Главный почтамт в Петербурге для второго заряда и Финляндский вокзал для третьего заряда. У первой цели наблюдался сильный длительно державшийся дым. Стрельба маскировалась совместным огнем одной батареи 708-го берегового дивизиона РГК и 531-го берегового дивизиона РГК.Это мероприятие оказалось вполне целесообразным. Противник не опознал дежурное орудие и вел беспокоящий огонь по всем трем частям, расположенным в Стрельне.

Дивизиону придана 515-я береговая батарея РГК…

18.9.42. Привязной аэростат, наземное размещение которого (50x50) является маленькой целью для орудий дивизиона.

Принимая во внимание недостаточность и большую стоимость боеприпасов, аэростат не представляет для нас достойной цели. Поэтому 138-й артиллерийской группе была послана просьба разрешить дивизиону обстреливать важные и сохранившиеся промышленные объекты, а также интенсивно используемые транспортные объекты в юго-восточной части Петербурга. Далее нам было предложено перевести одну батарею в Пушкин, севернее дворца, и к этому еще устроить НП дивизиона на высоте 155,3, севернее Карвала, для наблюдения за обстрелом Петербурга. Целью этих мероприятий является ведение огня с использованием полной дальности стрельбы по промышленным кварталам восточной, северо-восточной и северной части Петербурга, которые до сих пор почти не обстреливались нашей артиллерией.

Ленинград в осаде. Сб. документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. СПб., 1995. С. 389–390.

О.Ф. Берггольц. «"Ленинградская симфония" в блокированном Ленинграде»

И здесь я хочу сделать одно небольшое, но очень важное дополнение. Тогда, в лихорадочно-вдохновленную ночь 10 января 1942 года, мы включали в план книги, еще не зная очень и очень многого, вернее, не предвидя его. Так, мы включали рассказ и выступление Шостаковича о том, как он пишет Седьмую симфонию, не зная о том, что уже в марте этого же, 1942 года она будет исполнена в Москве и будет названа и самим композитором, и всей землей – «Ленинградской симфонией», и даже будет исполнена в этом же году у нас, в осажденном городе – и кем? – нашим же радиоко-митетным оркестром! Наши оркестранты почти не играли зимой – не хватало сил, не хватало дыхания, особенно духовым – «диафрагме не на что было опереться». Оркестр таял. Некоторые ушли в армию, другие умирали от голода. Трудно забыть мне серые, зимние рассветы, когда совершенно уже свинцово отекший Яша Бабушкин диктовал машинистке очередное донесение о состоянии оркестра.

– Первая скрипка умирает, барабан умер по дороге на работу, валторна при смерти, – отчужденным внутренне отчаянным голосом диктовал он.

И все же те, кто оставался, – главным образом на казарменном положении при радиокомитете, – помимо службы в ПВО, не оставляли и своей основной работы. Самоотверженно работал, репетировал с ними в обледеневших студиях какие-то наиболее доступные им по физическим силам произведения Карл Ильич Элиасберг. А когда пришла весть об исполнении Седьмой – «Ленинградской симфонии», а затем самолет доставил в радиокомитет ее партитуру, почти несбыточным желанием загорелся оркестр – исполнить ее здесь, на ее родине, в осажденном, полуумирающем, но не сдававшемся и не сдающемся городе! Но с первого же взгляда на партитуру Элиасберг понял, что это практически невозможно: гениальная, могучая партитура требовала удвоенного оркестра, – почти сто человек, а в радиокомитете осталось к весне всего пятнадцать живых музыкантов. И все же вместе с художественным руководителем Бабушкиным, вместе с тогдашним исполняющим обязанности председателя радиокомитета Виктором Антоновичем Ходоренко было решено: Седьмую – исполнять в Ленинграде.

На помощь пришел городской комитет партии: во-первых, он выделил оркестрантам дополнительную ежедневную кашу без выреза – кажется, к тому времени это составляло уже целых сорок граммов крупы или соевых бобов. По Ленинграду был через радио объявлен призыв ко всем музыкантам, находящимся в городе, – явиться в радиокомитет для работы в оркестре. Музыканты не могли не откликнуться на этот призыв. Пришел истощенный, но, как всегда, строгий и собранный орденоносец Заветновский, концертмейстер, первая скрипка Филармонии. Пришел семидесятилетний старейший артист Ленинграда валторнист Нагорнюк – он играл еще в тех оркестрах, которыми дирижировали Римский-Корсаков, Направник, Глазунов. Сын Нагорнюка, красноармеец, демобилизованный после тяжелого ранения, эвакуировался из города и умолял отца поехать с ним, но спокойно отказался старый музыкант от эвакуации. Разве мог он не играть в Седьмой симфонии?!

И все-таки музыкантов не хватало. Тогда Политуправление фронта и Пубалт отдали распоряжение прикомандировать к сводному городскому оркестру лучших музыкантов из армейских и флотских оркестров! Так защитники Ленинграда начали поднимать свою симфонию…

И вот 9 августа 1942 года после долгого запустения ярко, празднично озарился белоколонный зал Филармонии и до отказа наполнился ленинградцами. С фронта, откуда можно было прийти или приехать на трамвае (они вновь стали ходить весной на наших улицах), с прифронтовых заводов подходили и подходили рабочие, сооружающие оружие обороны и наступления Ленинграда; архитекторы, уже проектирующие его возрождение; учителя, диктовавшие детям диктанты в бомбоубежищах; писатели и поэты, не складывавшие пера в самое лютое время недавно миновавшей зимы; солдаты, офицеры, советский и партийный актив города Ленинграда.

На сцену вышли музыканты. Огромная эстрада Филармонии была тесно заполнена – за пультами сидел сводный городской оркестр. Здесь было ядро его – музыканты радиокомитета артисты И.Ясинявский, потушивший первую «зажигалку» на крыше радиокомитета, начальник пожарного звена скрипач А. Прессер, музыканты А. Сафонов и Е.Шах, рывшие окопы близ Пулкова; здесь сидели музыканты в армейских гимнастерках и флотских бушлатах – здесь сидели защитники Ленинграда, готовые, как и в предыдущие дни, в любое мгновение отдать жизнь за родной город, за Родину, за народ.

За дирижерский пульт встал Карл Ильич Элиасберг, – он был во фраке, и фрак висел на нем, как на вешалке, – так исхудал он за зиму… Мгновение полной тишины, и вот – началась музыка. И мы с первых тактов узнали в ней себя и весь свой путь, всю уже тогда легендарную эпопею Ленинграда: и наступавшую на нас страшную, беспощадную, враждебную силу, и наше вызывающее сопротивление ей, и нашу скорбь, и мечту о светлом мире, и нашу несомненную грядущую победу. И мы, не плакавшие над погибающими близкими людьми зимой, сейчас не могли и не хотели сдерживать отрадных, беззвучных, горючих слез, и мы не стыдились их… А нам, радиоработникам, сквозь изумительную эту музыку еще все время звучал и негромкий, спокойный и мудрый голос ее создателя Дмитрия Шостаковича, доносящийся из сентября 1941 года, когда враг рвался в город Ленина:

«Заверяю вас, товарищи, от имени всех ленинградцев, что мы непобедимы и всегда стоим на своем боевом посту…».

Берггольц О. Ф. Дневные звезды. Говорит Ленинград. М., 1990. С. 200–202.

Из воспоминаний А. Н. Крюкова

Август. Мы приблизились к знаменательной дате. 9 августа 1942 года в Ленинграде прозвучала Седьмая (Ленинградская) симфония Шостаковича. Факт ее сочинения в большинстве стран был воспринят как событие мирового масштаба, и примерно также мировое культурное сообщество отнеслось к ее исполнению в осажденном городе.

В преддверии этого события, 7 августа, «Ленинградская правда» опубликовала беседу с К. И.Элиасбергом. «Вся подготовительная работа нами закончена, – говорил дирижер. – Сейчас коллектив оркестра занят художественной отделкой исполнения симфонии».

Концерт из зала Филармонии транслировался, и перед началом диктор торжественно зачитал текст: «Товарищи, в культурной жизни нашего города сегодня большое событие. Через несколько минут вы услышите впервые исполняемую в Ленинграде Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича – нашего выдающегося земляка… <…> Дмитрий Шостакович написал симфонию, которая зовет на борьбу и утверждает веру в победу. Само исполнение Седьмой симфонии в осажденном Ленинграде – свидетельство неистребимого патриотического духа ленинградцев, их стойкости и веры в победу, их готовности до последней капли крови бороться и завоевать победу над врагом. Слушайте, товарищи…».

Как видим, премьере был придан официально-торжественный статус. Это подчеркивалось и присутствием в зале необычных для Филармонии слушателей – высоких военных, партийных, советских руководителей. В то же время в зале находилась и культурная элита города, и обычные любители филармонических концертов. Вал был «наполовину пуст» или «наполовину полон»? В последние годы – годы пересмотра всех утверждений минувших лет – иногда доводилось слышать, что публику составляли военные, прибывшие в организованном порядке.