Текст книги "История Франции. Франция сквозь века"

Людовик XIV в Голландии. Переправа через Рейн. 1661-1672

Кардинал Мазарини умер 9 мая 1661 года на вершине славы и могущества. Он только что подписал Пиренейский мир, по которому Франция получила Руссильон и Артуа, и мир этот был скреплен браком юного короля Людовика XIV с инфантой Марией-Терезией. Кардинал имел право хвастать тем, что сердце у него куда более французское, чем речь. Его тяжкий и грандиозный труд в области внешней политики, таким образом, был завершен. Внутри страны партии были разгромлены, все научились повиноваться министру, как впоследствии без лишних слов и возражений стали повиноваться молодому государю, наконец взявшему в свои руки скипетр. В последующие пятьдесят шесть лет[19]19
  Король Людовик XIV (1638–1715) вступил на престол 14 апреля 1643 года, когда ему не было еще и пяти лет, он царствовал 72 года – дольше, чем какой-либо другой европейский монарх.


[Закрыть] королю Людовику XIV предстояло испытать на опыте, опасном как для него самого, так и для его народа, что такое неограниченная власть единоличного хозяина страны.

Король Людовик XIV

«В нем сила четырех королей и одного порядочного человека…» – говорил Мазарини о короле, который вырос под его опекой. Едва первый министр испустил пос ледний вздох, как Людовик XIV созвал свой совет и, обращаясь к канцлеру Сегье, сказал: «Сударь, я собрал вас вместе с моими министрами и государственными секретарями, чтобы сказать, что до сих пор я предоставлял управлять моими делами покойному господину кардиналу; настало время мне самому управлять ими. Вы будете помогать мне своими советами, когда я у вас их спрошу». Именно так, умирая, посоветовал ему поступить Мазарини: «Не возносите вашего первого министра на те же высоты, на которые вы, по доброте вашей, вознесли меня; по тому, сколько вреда я мог нанести вам, находясь у вас на службе, я понял, насколько опасно для короля ставить своих слуг в подобное положение». Молодой монарх уже давно хотел последовать этому совету. «Теперь моя очередь быть хозяином», – много раз повторял он.

Людовик взвалил на свои плечи тяжкое бремя власти и теперь вынужден был упорно трудиться, неся полную ответственность за все свои деяния. Он начал с того, что сместил с высокой должности суперинтенданта Фуке, которого подозревал в непомерном властолюбии и казнокрадстве; он возвысил Кольбера, введя его в круг «своих деловых людей», как он называл самых лучших из выдающихся личностей, служивших ему. «Я всем вам обязан, сир, – сказал королю Мазарини на смертном одре, – однако надеюсь, что хоть отчасти верну долг вашему величеству, оставив вам Кольбера». Честность, ум и разносторонние способности протеже кардинала превзошли все чаяния, а, возможно, даже оказались выше разумения его покровителя.

Людовик XIV отправляет в отставку министра Фуке

Жан-Батист Кольбер

Когда кардинал Мазарини скончался, в Европе царил мир, и народ вздохнул после долгих бедствий войны; но подспудно уже пробивались ростки новой вражды. Король Испании Филипп IV только что умер, а Людовик XIV от имени Елизаветы Французской, матери своей жены, уже предъявил претензии на испанские и католические Нидерланды.[20]20
  К середине XVI века большинство провинций Нидерландов находилось под властью Габсбургов, правивших в то время в Испании. Восставшие против гнета испанцев северные провинции, где преобладал протестантизм, отделились, впоследствии создав Республику Соединенных Провинций.


[Закрыть] Между Англией и Голландией с давних пор имелись разногласия, а Франция, напротив, была тесно связана с Соединенными Провинциями. Когда между двумя протестантскими державами разгорелась ссора, Ян де Витт, великий пенсионарий[21]21
  Великий пенсионарий – в XV–XVIII вв. правитель провинции Голландия; избирался из наиболее видных представителей богатого купечества. Должность великого пенсионария была упразднена в 1795 г.


[Закрыть] Голландии и убежденный сторонник союза с Францией, тотчас же обратился за помощью к своему могущественному другу. «Мне было достоверно известно, что агрессия исходит от Англии, – писал Людовик XIV в своих „Мемуарах“, – и я решил поступить с Голландией по совести, в соответствии с нашим договором; но поскольку я намеревался при первой же возможности прекратить войну, то попросил королеву Англии, гостившую в то время в Париже, сообщить своему сыну королю, что решение, к которому меня обязывает данное мной слово, я принимаю с великой неохотой».

Итак, Людовик XIV не горел желанием поддерживать Голландию, кроме того, с английским королем его связывали семейные узы (сестра Карла II Генриетта была замужем за братом французского монарха, герцогом Орлеанским); вероятно, поэтому Франция помогала голландцам до того вяло, что последние проиграли англичанам подряд два морских сражения, а король Франции в это даже не вмешался. Влияние де Витта у него на родине заметно пошатнулось. Он сам себя назначил командующим флотом. «Адмирал Тромп достаточно смел, чтобы сражаться, но недостаточно осторожен, чтобы вести крупную операцию», – сказал великий пенсионарий, позвав себе в помощники известного моряка Михаэля Рюйтера, скромного соперника Тромпа. Дела голландцев пошли на лад, их суда смело вступали в бой с английским флотом, доходя до самого устья Темзы. Французская эскадра даже не покидала Ла-Манша, но король велел господину де Тюренну выступить против вой ск епископа Мюнстерского, только что захватившего голландские территории. Мир между Англией и Соединенными Провинциями был заключен в Бреде в июле 1667 года. Король Людовик XIV еще раньше вошел во Фландрию вместе с войсками Тюренна и сделал это настолько неожиданно, что города Нидерландов пали один за другим. В ходе первой военной кампании французам достались Армантьер, Шарлеруа, Дуэ, Турне, Куртре, Оденард, Алост и Лилль. Европу напугали быстрота и легкость этих побед: был создан Тройственный союз, куда вошли Англия, Голландия и Швеция. Протестантские державы встали на защиту слабой Испании и попросили у Людовика длительного перемирия, чтобы уговорить испанцев уступить Франш-Конте в обмен на завоеванные города в Нидерландах. Король согласился заключить перемирие только до конца марта; союзники ответили отказом, и тогда Людовик послал во Франш-Конте принца Конде, которого не допускали к службе, хотя ему и простили его мятежное прошлое. Сам король вскоре присоединился к принцу. За двадцать два дня вся провинция, не охраняемая на границах и не имевшая армии, была завоевана почти без боев. Управлять новой территорией король поручил принцу Конде.

Корабли флота адмирала Рюйтера

Судя по всему, принц властвовал там недолго, потому что Ахенский договор 2 мая 1668 года вернул провинцию Франш-Конте Испании, а та отказалась от всех городов в Нидерландах, занятых французами в 1667 году. Испания теряла последние силы, но Тройственный союз, одержав победу, положил конец войне; именно с ним теперь предстояло сражаться Людовику.

Генриетта Английская, герцогиня Орлеанская

Он отправил в Англию свою невестку, герцогиню Орлеанскую. Ловкая и очаровательная, Генриетта использовала все свое влияние на брата, короля Карла II, она дала денег, чтобы он выплатил свои долги, откупилась от его тогдашней фаворитки и нашла ему новую. Она приехала в Версаль, выполнив все, что было задумано, и даже ее внезапная кончина через несколько дней после возвращения уже ничего не изменила. Король Карл II поклялся заключить нерушимый союз с Францией, не ставя в известность большинство своих министров; он даже обещал объявить себя католиком. Было условлено соблюдать Ахенский договор по отношению к Испании, однако оба монарха решили вместе воевать с Соединенными Провинциями. Маленькая аристократическая республика[22]22
  В большинстве провинций республики статхаудерами (правителями, наместниками) были принцы из Оранской династии.


[Закрыть], независимая и гордая, удостоилась чести вызвать такую зависть у двух великих европейских государей, что целых четыре года они прилагали изрядные усилия, чтобы завоевать ее.

Необходимо было, чтобы Голландия оказалась в одиночестве; в апреле 1672 года договор со Швецией отделил последнее звено от некогда прочного Тройственного союза, а нейтралитет Германии еще раньше был обеспечен благодаря договоренности с империей и большинством немецких князей. Лишь Бранденбург и Саксония отказались присоединиться к соглашению: они прекрасно понимали, как опасен для них неуклонный рост французского могущества.

Столько переговоров, разорванных и вновь налаженных связей не могли остаться не замеченными бдительным великим пенсионарием Голландии, с двадцатипятилетнего возраста посвятившим себя управлению страной. Ян де Витт, как и раньше, благосклонно смотрел на союз с французами и пытался разубедить Людовика XIV в том, что Тройственный союз якобы был делом рук Голландии.

Голландцы по-прежнему считали, что могут рассчитывать на добрую волю английского народа или по меньшей мере его властителя, чей договор с Людовиком XIV держался в тайне. Ян де Витт усердно льстил самолюбию англичан, стараясь, чтобы они забыли об успехах Соединенных Провинций перед заключением мирного договора в Бреде. Английский герб на корабле «Роял Чарлз», захваченном Тромпом в 1667 году, начистили до блеска, а картину, посвященную победе при Чатеме, где был изображен командовавший голландским флотом Корнелис де Витт, стоявший, опершись о пушку, убрали с глаз долой, повесив ее в здании ратуши города Дордрехта. Карл II тянул время, пользуясь желанием голландцев привлечь его на свою сторону, так как хотел обеспечить привилегии для своего племянника, принца Оранского[23]23
  Имеется в виду Вильгельм III Оранский (1650–1702) – статхаудер Нидерландской республики. В 1689 году он стал королем Англии, унаследовав престол по материнской линии (мать Вильгельма была дочерью короля Англии Карла I).


[Закрыть]. Великий пенсионарий использовал остатки своего влияния, чтобы не допустить присуждения принцу чина верховного главнокомандующего, которого тот настойчиво добивался. Принц впоследствии получил его всего за одну кампанию.

Вильгельм III Оранский

Приготовления Людовика XIV были закончены, все союзы заключены. «Самый верный способ завоевать Нидерланды – это унизить голландцев и по возможности уничтожить их», – говорил принцу Конде маркиз де Лувуа, государственный секретарь во время войн, сын Мишеля Летелье. Накопившаяся у короля злоба на эту маленькую страну, так долго служившую препятствием для его замыслов, наконец выплеснулась наружу. «Я не встретил на своем пути никого, кроме моих добрых, верных, старых друзей голландцев», – писал Людовик XIV в своих мемуарах. И ему действительно суждено было встретиться с ними еще не раз.

Наконец настал момент, которого король ждал; когда господин де Грот, сын известного ученого Гуго Гроциуса, предпринял последнюю попытку примирения, Людовик ответил ему, не оставив никакой надежды: «Когда я узнал, что Соединенные Провинции пытаются переманить моих союзников и настойчиво уговаривают королей, моих родственников, вступить в союзы, враждебные мне, я решил, что настало время защищаться, и привел в готовность некоторое количество войск. Но весной их у меня будет еще больше, и тогда я найду им такое применение, какое сочту самым подходящим и полезным для моего государства и моего величия».

Жребий был брошен, и маленькая республика оказалась одна лицом к лицу с великим королем, раздробленная и с самого начала раздираемая внутренними распрями до такой степени, что голландские купцы даже продавали ядра и порох агентам французского монарха из ненависти к собственному правительству, ничуть не заботясь об общественных интересах. Храбрейшие сыновья Голландии считали, что их родина может стремиться только к тому, чтобы оказать врагу сопротивление, достойное доброй славы ее самоотверженного и патриотичного народа. Однако из шестидесяти четырех тысяч человек, состоявших в списках голландской армии, многие не откликнулись на призыв, горожане отказались разрушать предместья городов, а крестьяне не позволили разрыть дамбы, защищавшие их поля и луга от вод Северного моря.

На фоне неорганизованности и разобщенности Голландской республики монаршая власть Людовика XIV, мощная, сосредоточенная в одних руках, предстала во всем своем блеске. Мадам де Севинье писала своей дочери: «Король уезжает завтра, дитя мое, сто тысяч солдат находятся за пределами Парижа. Должны объединиться две армии: король отдаст приказ Месье, Месье – господину Принцу[24]24
  Имеется в виду принц Конде.


[Закрыть], господин Принц – господину Тюренну, а господин Тюренн – Юньеру и Бельфону, а также армии маршала Креки. Король имел беседу с господином Бельфоном и сказал ему, что, согласно его воле, тот должен безоговорочно повиноваться господину Тюренну. Не попросив времени на раздумье (и в том была его ошибка), маршал ответил, что будет не достоин чести, оказанной ему Его Величеством, если обесчестит себя беспрекословным послушанием. Маршалы Юньер и Креки сказали то же самое. Господин де Ларошфуко воскликнул, что господин де Бельфон все испортил, ибо не может мыслить последовательно. Маршал Креки обратился к королю: «Сир, отберите у меня жезл. Разве это не в вашей власти? Разрешите мне служить, будучи просто маркизом де Креки, и, быть может, к концу кампании я заслужу, чтобы Ваше Величество вернули мне этот жезл». Король был растроган, но в итоге всех троих отослал в их загородные имения, на покой. Если мне будет позволено, я хотела бы сказать, что нет иной доли, кроме как слушаться господина, который желает быть таковым; это мнение высказал господин де Лувуа маршалу Креки». Людовик XIV разыгрывал перед Европой грандиозный спектакль и потому хотел быть уверен в каждом движении главных действующих лиц. Он с полным правом мог рассчитывать на принца Конде и на Тюренна.

Первыми в бой вступили морские армады, давнее соперничество английского и голландского флотов вспыхнуло с новой силой. Адмирал Рюйтер произнес тогда такие слова: «Я побывал в тридцати двух сражениях, но не видел ничего подобного».

Исход битвы в заливе Соул вызывал сомнения, и все же голландцы победили. Посреди сражения у них закончились боеприпасы. Корнелис де Витт, представитель Генеральных штатов, весь бой просидел на мостике адмиральского корабля, не обращая внимания на сыпавшиеся градом ядра. Героизм Рюйтера вызвал восхищенные возгласы даже у неприятельских моряков: «Рюйтер – и адмирал, и капитан, и лоцман, и матрос, и солдат одновременно», – говорили англичане. Французский флот под командованием графа д’Эстре принял в этом военном эпизоде самое незначительное участие.

Настала очередь короля Людовика XIV: он направился в самое сердце Голландии. «Я счел, что более выгодно для моих планов и менее заурядно для моей славы будет атаковать сразу четыре крепости на Рейне, – писал он Кольберу 31 мая, – и лично руководить сразу четырьмя осадами. Надеюсь, вы не услышите жалоб на то, что я обманул всеобщие ожидания». За четыре дня были взяты Ринберг, Везель, Бурик и Орсой. 12 июня король и принц Конде внезапно появились на правом берегу среднего рукава реки между Валем и Исселем. Голландцы подумали, что атака начнется в районе брода через Иссель, где легче переправиться; они ошиблись: полк королевских кирасир бросился в воду и одолел реку вплавь.

Сопротивление голландцев было недолгим, но немало высокородных французов сложили там свои головы. «Господин Принц был ранен в руку, – писала мадам де Севинье дочери. – Господин де Лонгвиль, первым оказавшись у неприятельского заграждения, преодолел его, и первым же был убит на месте; господин де Гитри утонул, как и господин де Ножан; господин де Марсильяк был ранен, многие другие, мы пока их не знаем, – тоже; но, наконец, Иссель остался позади. Господин Принц три или четыре раза пересекал его на лодке, отдавая приказы с обычным хладнокровием и тем божественным достоинством, которое ему присуще».

Арнем и Девентер уже были в руках маршала Тюренна, Месье атаковал Зютфен, Дуйсбург несколько дней сопротивлялся королю; на всех направлениях Голландия оказалась беззащитной перед неприятелем. Ян де Витт хотел покинуть Гаагу и сделать местопребыванием правительства Амстердам. Утрехтская провинция целиком была оставлена войсками, и никем не охраняемый город открыл ворота врагу. Был взят Нарден, городок в трех милях от Амстердама. Едва только уполномоченные штатов, составив список возможных уступок и жертв, отправились в путь, чтобы просить о мире, как вдруг на собрании городского Совета крупного торгового города Амстердама, самого богатого в Голландии и во всех Соединенных Провинциях, вроде бы окончательно отказавшегося от патриотического сопротивления, было принято отчаянное решение. Жители, когда-то отвоевавшие земли у моря и вынужденные постоянно отстаивать эти завоевания, прибегли к традиционному для них способу защиты: они открыли все шлюзы каналов, разрушили дамбы. На следующий день Амстердам был окружен водой. «Если нам суждено умереть, по крайней мере, погибнем последними, – сказал советник Валкернир, – и не станем подчиняться игу, которое хотят нам навязать, пока остается хоть одно средство от него уберечься».

Вся провинция Голландия поспешила последовать примеру Амстердама.

Народ, восставший против захватчиков, верно чувствуя, в чем нуждается страна, обратил взор на принца и солдата, который мог спасти родину. Люди на улицах громогласно требовали отмены «Вечного эдикта», изданного несколько лет назад и отменившего должность статхаудера в Соединенных Провинциях. 4 июля штаты уступили общему требованию и назначили Вильгельма Оранского статхаудером, главнокомандующим и адмиралом Союза; принцу было всего двадцать два года.

Ян де Витт потерпел поражение, как и его страна, и даже более сокрушительное, чем его страна, потому что он ушел в отставку с поста великого пенсионария Голландии; его брат Корнелис де Витт, находясь на излечении в Дордрехте, согласился подписать акт, уничтоживший плоды политического труда его брата – труда всей его жизни. Вскоре им суждено было погибнуть по воле разъяренной обманутой толпы. Им предъявили обвинение в заговоре с целью убийства принца Оранского. Корнелиса де Витта перевезли в Гаагу; когда его пытали, он громким голосом повторял оду Горация: «Justum et tenacem propositi virum»[25]25
  «Кто прав и твердо к цели идет» (лат).


[Закрыть]. «Меня не заставят признаться в том, чего у меня никогда и в мыслях не было», – говорил он. Его брат, вызванный к нему подложным письмом, погиб вместе с ним. Их тела, изуродованные и растерзанные, восставшие вытащили из тюрьмы и вздернули на виселице. Так закончили свои дни самые благородные слуги родины, а их злобных убийц не разыскали и не наказали.

Людовик XIV в преклонные годы

«Принц Оранский признался мне, – писал Гурвиль, – что на самом деле он не отдавал приказа убить братьев де Виттов и никак не способствовал их гибели, однако, узнав о ней, не мог не почувствовать облегчения».

«Решение затопить всю страну было принято в определенной степени сгоряча, – писал Людовик XIV в своих неизданных мемуарах о кампании 1672 года, – но чего не сделаешь, чтобы избавиться от иностранного господства? Я не могу не уважать рвения и твердости тех, кто прервал переговоры в Амстердаме, хотя их решение, спасительное для их родины, нанесло огромный вред моему делу».

Людовик тогда еще не вполне сознавал, насколько он оказался прав. Несмотря на превратности судьбы и опасности, преследовавшие Голландию еще шесть долгих лет, в тот день, когда люди разрушили дамбы, защищавшие Соединенные Провинции, их отчизна была спасена. К голландцам вернулось прежнее, достойное восхищения мужество, и это помогло стране прийти в себя. Принц Оранский возглавил ее армию и правительство.

Хроника царствования Людовика XV

ЛЮДОВИК XV ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ (1710-1774) – король с 1715 года. Был женат на польской принцессе Марии Лещинской. Воспитанный в строгих правилах кардиналом Флери, Людовик в юности отличался тихим нравом и набожностью, но имел весьма скромные способности к управлению государством. Честолюбивые попытки воевать за польское и австрийское наследство окончились неудачей. Финансовые дела страны, ввиду неумелого хозяйствования, пришли в плачевное состояние. Семилетняя война (1756–1763) для Франции завершилась потерей многих колоний, в частности – всех владений в Индии. Людовик, не обращая внимания на недовольство народа и протесты парламента, ввел новые налоги, чтобы пополнить опустевшую казну. В годы его правления всеми делами государства ведали его фаворитки и назначаемые ими министры, а сам король, развлекаясь охотой и любовными похождениями, на все рассказы о бедствиях народа отвечал только: «После нас хоть потоп». Людовик XV скончался в 1774 году, заразившись оспой.

Парк с обелиском в память Людовика XV

Битва при Фонтенуа 11 мая 1754 года

Двадцать лет кардинал Флери правил страной от имени своего воспитанника, который уже давно не поддавался благотворному влиянию своего духовного наставника. Когда в 1743 году кардинал все же покинул этот мир в возрасте девяноста лет, Людовик XV не сказал, подобно своему знаменитому предшественнику: «Теперь моя очередь быть хозяином», он произнес: «Господа, вот я и первый министр!» И в самом деле он, казалось, наконец очнулся от умственного оцепенения, в которое погружался в промежутках между охотой и забавами с фаворитками. «Если мою страну съедят, – говорил он с легкостью, так не похожей на церемонную речь его прадеда, – мне будет очень горько наблюдать, как ее грызут, но я и пальцем не шевельну, чтобы этому помешать».

На самом деле кардинал Флери оставил дела королевства в состоянии, чреватом всевозможными опасностями. Не успел маршал Бель-Иль уйти из Праги, как за ним следом туда вошли австрийцы; Голландия с Англией были союзниками, и английский король Георг II послал армию в Германию; император Карл VII, разоренный и вынужденный скрываться, нашел пристанище в Мюнхене; с каждым днем королева Венгрии Мария-Терезия все успешнее отвоевывала с помощью армии свои наследственные права. Восточные провинции Франции оказались под угрозой, и король решил сам встать во главе войск. Он отказался от пышного военного снаряжения, которое так любил король Людовик XIV: «Покойный король наделал долгов на пятьдесят миллионов, а нам теперь каждый год платить по ним проценты; я сумею обойтись без такой роскоши, а если нужно, мне будет довольно и бараньей лопатки, какой питаются пехотные лейтенанты». На молодого монарха возлагали большие надежды. «Так значит, у нас будет король?» – писал маркиз д’Аржансон.

Кардинал Флери

В Меце король серьезно заболел, но кампания 1744 года окончилась только тогда, когда после долгой и трудной осады был взят Фрайбург. Кампания 1745 года началась под командованием маршала Морица Саксонского. Отныне король вынужден был доверить свои войска протестанту, да еще и иностранцу.

Командуя армией во Фландрии, маршал всю зиму удерживал позиции, завоеванные во время прошлогодней кампании, и отбивал атаки австрийских генералов, безуспешно рыскавших вокруг. Когда Мориц Саксонский вернулся в Версаль, чтобы получить приказы короля относительно будущей кампании, он обнаружил, что весь двор празднует бракосочетание дофина с испанской инфантой – молодому принцу было всего шестнадцать лет.

Версальский дворец

Маршал вовсе не избегал развлечений, он охотно принял в них участие вместе со всем дворцом, этим пчелиным ульем, гудевшим вокруг короля, как говорил Вольтер, и был готов завтра сражаться так же увлеченно, как сегодня развлекался. Эскорт Людовика XV во время Фландрской кампании состоял из шестнадцати офицеров высших званий, а также ста семнадцати более низких чинов. Дофин потребовал, чтобы ему была оказана честь сопровождать отца, не согласившись с тем, что человек, которого сочли достаточно взрослым, чтобы жениться, может оказаться слишком юным, чтобы воевать. Ходили слухи, что супруга наследника тоже требовала, чтобы ей разрешили последовать за мужем в армию.

Столь долгие празднества и развлечения, без сомнения, истощили силы главнокомандующего, и без того уже сильно подорванные. Мориц Саксонский страдал водянкой, и любое движение давалось ему с таким трудом, что Вольтер, встретив его однажды в галерее Версаля и заметив, что тот едва передвигает ноги, спросил, не опасно ли для его жизни ехать в армию. «Речь идет не о том, чтобы жить, а о том, чтобы ехать», – ответил маршал. Он закончил приготовления к путешествию, будучи все так же безразличен к страданиям и опасностям. Когда он прибыл в Валансьен, ему немедленно пришлось сделать проколы и откачать жидкость. Окружающие ни о чем даже не догадывались, только заметили, что уменьшились отеки. Маршал постоянно работал со своим генеральным штабом, не прерываясь ни на минуту.

Людовик XV

Союзники были до того уверены в своих силах, что это вскоре обернулось для них большими неприятностями. В Лондоне хвастались, что Англия выберет императора по своему усмотрению и станет вершить судьбами Европы.

Поэтому союзники, чья штаб-квартира находилась в Брюсселе, были весьма удивлены, узнав, что Турне в осаде, а ход, ведущий к городу, был обнаружен маршалом Саксонским в тот самый момент, когда они принимали губернатора этого города, доставившего в Брюссель сведения для герцога Камберлендского, второго сына короля Георга II, главнокомандующего союзными войсками.

Как когда-то во время битвы при Пуатье противниками английского принца вновь оказались французский король и его старший сын.

К счастью для Франции, во главе ее вооруженных сил стоял полководец более искусный, чем Иоанн Добрый, а король был достаточно здравомыслящим, чтобы не оспаривать у него право командовать армией. В Европе было широко распространено мнение, что, вступив на фламандскую территорию, Мориц Саксонский обрек себя на неудачу. Герцог Камберлендский высокомерно заявил, что наголову разобьет французов на реке Эско, в то время как герцог Аренберг, командующий войсками австрийцев, точно так же нанесет поражение принцу Конти на Рейне. Затем они назначат друг другу встречу в Париже. «Я буду там или я съем свои сапоги!», – говорил сын английского короля со своей обычной грубостью. Мориц Саксонский, когда ему передали эти слова, усмехнулся и произнес:

«Этот англичанин напоминает мне гасконца. Что ж, если он собирается съесть свои сапоги, мы охотно их для него приготовим».

Король находился в дороге, когда, согласно приказу, маршал Саксонский прислал к нему гонца предупредить, что время не терпит. Покинув Версаль 5 мая с такой поспешностью, что королеву даже не успели предупредить об отъезде ее царственного супруга, Людовик примчался в Дуэ вечером 7 мая, сделав по пути всего одну остановку в Компьене.

На следующий день на заре король уже был в седле, оставив еще немного поспать дофина, который вскоре должен был к нему присоединиться.

Не успел король приехать в лагерь, как до него дош ли слухи о том, что многие офицеры возражают против планов маршала. Особое недовольство вызывала слишком долгая осада Турне. Она не позволяла части армии двинуться с места, и, в случае поражения, река за спиной у французов преградила бы им путь к отступлению. Тем более, добавляли некоторые, что Турне может освободиться от блокады, если неприятель нанесет внезапный удар и отрежет французские войска от основной армии. Несколько печальных происшествий во время осады Турне так же послужили темой для обвинений в адрес командования.

Мориц Саксонский

«Он дряхлеет», – говорили приближенные короля о маршале, который сопровождал Людовика, сидя в маленькой плетеной повозке из ивы, поскольку ездить верхом было для него невыносимо утомительно. Его оплывшее лицо, его толстые стеганые камзолы из тафты, напоминавшие старинные фламандские латы, вызывали смех у придворных, щеголявших в сверкающих доспехах.

Короля не обманули эти недоброжелательные выпады. Он сразу же понял объяснения, которые давал ему великий полководец. «Господин маршал, – громко сказал Людовик, закончив объезжать войска, – когда я поручил вам командовать моей армией, то имел в виду, что вам будут подчиняться все без исключения, и сам приехал подать в этом пример». Больше никто не осмеливался шептаться за спиной у маршала, и пошатнувшаяся было дисциплина в армии восстановилась.

Мориц Саксонский не ошибся в своих расчетах: неприятель появился на дороге со стороны Монса. Король объявил, что намерен весь следующий день с самого утра неотлучно находиться рядом с маршалом, во главе армии. Министр иностранных дел господин д’Аржансон написал в тот вечер Вольтеру: «Никогда я не видел, чтобы человек в подобных обстоятельствах был так весел, как наш повелитель. Мы обсуждали одну историческую тему: когда в последний раз французский монарх руководил сражением и выиграл его? Я уверяю вас, что храбрость не вредит здравому смыслу, а здравый смысл – памяти. После этого мы улеглись на соломе и проспали до зари, пока нас не разбудили гонцы и адъютанты». Маршал провел ночь возле лагеря, в колыбели, как он называл свою повозку из ивовых прутьев, наблюдая за последними приготовлениями к великой битве.

На равнине, отделявшей неприятеля от города Турне, куда так стремился Мориц Саксонский, между рекой Эско и большой рощей, называемой Баррийским лесом, он велел построить ряд укреплений, оснащенных пушками, а за ними разместил пехотные и кавалерийские войсковые части. Наблюдательным пунктом для короля выбрали небольшой холм, где стояла ветряная мельница с примыкающим к ней домом. Он отправился туда на рассвете, дав приказ своей личной охране следовать за ним по другой стороне моста. «Пусть они сразу перейдут мост следом за мной, – сказал он твердо и весело, потому что, перейдя его, я уже не вернусь обратно». И добавил, глядя на герцога Камберлендского, прибывшего накануне вечером и теперь занимавшего исходные позиции: «Никогда еще со времен Пуатье французский король не стоял лицом к лицу с англичанами, будем надеяться, что на этот раз все пройдет лучше».

Английский принц приказал одновременно атаковать три опорных пункта укреплений, в Антуане, Фонтенуа и в Баррийском лесу.

Голландцы должны были взять приступом Антуан, но не смогли долго выдерживать огонь французских войск, защищавших эту позицию, и батарей, расположенных на другом берегу Эско. Одна рота атакующих была полностью уничтожена, они отступили, укрывшись за небольшим холмом, и больше уже оттуда не показывались. Король и дофин приблизились к месту сражения, чтобы увидеть все своими глазами. Рядом с ними упало на землю и, не разорвавшись, замерло ядро. Король перегнулся через шею коня и, поддев снаряд и отбросив его в сторону дофина, сказал со смехом: «Отошлите его обратно тем людям, мне не нужно ничего из их имущества».

Все уже спешили поздравить маршала Саксонского с успешным началом сражения. «Не все еще сказано, господа, – ответил тот, – теперь дело за англичанами, они тяжелы на подъем». Герцог Камберлендский лично командовал взятием Фонтенуа. Прямо перед собой он видел маршала Саксонского, сидевшего в своей плетеной колыбели. Здесь и находился ключевой пункт и решающий участок битвы. Наблюдая за передвижением войск, отдавая приказы, Мориц Саксонский сосал свинцовую пулю, чтобы смочить слюной пересохшие от волнения и болезни губы.

Трижды англичане шли приступом на редут Фонтенуа, и трижды их сметал смертоносный огонь.

Было восемь часов утра, казалось, сражение союзниками уже проиграно, но тут по совету старого графа Кёнигсека герцог Камберлендский решился на такой опасный и смелый маневр, что маршал Саксонский, не предусмотрев вовремя такой возможности, не успел ему помешать. Вой ска союзников не сумели преодолеть редуты, но между укреплениями, защищавшими Фонтенуа и Баррийский лес, проходил широкий овраг с крутыми и неровными склонами, охраняемыми французскими войсками лишь с одной стороны. И в это пространство, не защищенное ни редутами, ни артиллерией, а только сложным рельефом, герцог Камберлендский направил целую колонну англичан; они тесно сомкнули ряды и шли вперед строевым шагом, несмотря на кочки и рытвины, по крутым склонам оврага, которые легко простреливались. Вместе с английскими солдатами, сохранявшими хладнокровие и бесстрашие под непрерывным огнем французских орудий, двигались и двенадцать пушек; их тащили на себе солдаты, и не раз во время этого ужасного марша носильщиков приходилось менять. Наконец, три английские колонны появились на краю оврага.