Текст книги "Синий тарантул"

12. НИАЛ

Кончалась вторая неделя поисков, но Язин пока не мог даже предположить, где база врага – копи ли Амака, Главалмаз или НИАЛ – научно-исследовательский институт алмазов. Сообщение о подозрительном охраннике Лапине, убийство Белова, странные слухи, двойная кража алмазов, казалось, говорили, что противник затаился на Амакских копях и что здесь надо ждать главный удар. Однако похищение камней из Главалмаза и «Голубого Амура» из НИАЛа, важные изыскания в его алмазных лабораториях были свидетельством того, что враг мог обосноваться и здесь.

НИАЛ стоял на Озерной, 40, в большом саду, где в нетронутом виде сохранился лес, росший здесь до постройки Сверкальска. Двухэтажное здание НИАЛа тянулось почти на сто метров. Розовый доломит и фальшколонны украшали его фасад, высокий каменный забор защищал НИАЛ от посторонних взглядов. Под зданием шел сухой светлый полуподвал. Верхний этаж НИАЛа занимали лаборатории спектрального анализа, рентгенографии, петрографический кабинет и гордость института – лаборатория алмазов. На первом этаже шли кабинеты химической и фотолабораторий, а также кабинеты лаборатории искусственных алмазов. В подвале находились склады, вспомогательная подстанция и специальная большая печь для нагрева воды, которую сотнями кубометров поглощала лаборатория алмазов.

Каждое утро институт наполняли ученые. Специалисты по химии, силикатному анализу, петрографии, кимберлитам, алмазам расходились по кабинетам и лабораториям. Они надевали на себя белые халаты и целеустремленным, согласованным отрядом штурмовали тайны горных пород, изыскивали простейший способ добычи алмазов. В этом храме кристаллов ученым служили тысячи простейших приборов, сотни трубок, реторт, колб, реактивов, платиновых, графитовых тиглей, фарфоровых и агатовых ступок, точные до волшебства весы, катодные и рентгенаппараты, микроскопы – поляризационные, полярографические и электронные. Изо дня в день ученые все глубже проникали в тайны алмаза, решая проблемы, скрытые от человека в дальних углах отраслей изучения природы. И в секретных кабинетах лаборатории искусственных алмазов готовился переворот в экономике алмазов.

НИАЛ возглавлял седой как лунь профессор Рублев. Лучевая болезнь избороздила его длинное лицо сетью глубоких морщин. Рублев вел синтез драгоценных камней и порой днями не выходил из стен лаборатории.

Заместитель Рублева Нилов был известен как первый после профессора специалист по алмазам. Он обожал драгоценные камни. Если речь шла о самоцветах, его глаза загорались подобно камням, и он был готов говорить о них бесконечно. Нилов вышел из семьи потомственных геологов – его отец разведывал недра, мать помогала отцу в экспедициях. После трагической смерти жены Нилов носил темные костюмы, и лишь платиновый перстень с большим изумрудом, подарок отца, диссонировал с его строгим нарядом. Нилов был одинок и работал исступленно, просиживая в лаборатории ночи напролет. И только редкие выходы на работу отвлекали его от трудных изысканий.

Люди НИАЛа встречались с Ниловым больше, чем с Рублевым. Он часто обходил свое «царство», знал ученых и работников института по именам, помогал, если мог, решению отдельных проблем. И каждый работник института знал, что, несмотря на семейную драму и кажущуюся замкнутость, Нилов был человеком отзывчивым и расположенным к людям.

Таинственная пропажа «Голубого Амура» была воспринята в НИАЛе очень болезненно. О случившемся знали только четыре человека – Рублев, Нилов, парторг Литвинцев и начальник первой части Корнилов. Но углубленная работа мысли, постоянная интеграция и анализ бесконечного числа выводов, фактов и данных поглощали все умственные силы этих людей, и горечь пропажи постепенно сглаживалась из памяти. Лишь визиты работников следствия напоминали ученым, что кражу не забыли и преступников ищут.

Кипела работа и в подвале НИАЛа. Лаборатория алмазов – одна из центральных частей института – пожирала тонны горячей воды. И в подвале почти всегда топилась большая чугунная печь. Здесь были владения истопника Рогова. Он нагревал воду, под огромным давлением она шла в лабораторию алмазов. Каждый ученый НИАЛа знал колоритного старика Рогова, так же, как знал его прозвище «ученый кочегар». Несмотря на свои 60 лет, Рогов не потерял щепетильной приверженности к чистоте. Круглый год он носил чистую синюю спецовку, шелестевшую складками поверх свежей сорочки, воротник которой всегда сверкал белизной. Рогов был неизменно гладко выбрит.

В образцовом порядке содержалась Роговым механизированная печь. Работал он быстро, легко. А когда пламя вырывалось через открытые дверцы гудевшей печи и яркие блики бегали по суровому лицу кочегара, освещая его мохнатые и еще темные брови, Рогов казался сказочным владыкой огня.

Порой близ него сидел Зотов – дворник НИАЛа, иногда замещавший Рогова у печи. Тихон Зотов – вторая достопримечательность НИАЛа – был контужен на войне в голову и медленно отходил от ранения. Тихон, как его звали все в НИАЛе, никогда не отдыхал. Этот глуховатый человек средних лет, сопевший во время работы, был трудолюбив как пчела. Зотов жил во дворе НИАЛа в небольшой комнате при складах института.

Бывший армеец любил чистоту не меньше, если не больше Рогова. На его брюках всегда стояла острая складка, на ботинках жарко блестел свет. Безответный и скромный труженик, Тихон был всегда готов услужить. Он подменял вахтеров, строгал доски, подбирал окурки и поливал цветы, мыл Рогову печь, сметал в коридорах паутину, помогал электромонтерам, даже заменял больных лаборанток. И все знали отзывчивого фронтовика, любили его за услугу.

У Тихона была, однако, и страсть – охота. Если Рублев или Нилов брали его в лес, Зотов весь преображался. Его бесцветные, подернутые тусклой пленкой глаза расширялись, он радостно сопел, словно олень, выпущенный из вольера. Рублев не раз говорил, что с охоты Тихона приходилось уводить почти силой.

Комната Зотова была всегда убрана, словно светелка невесты. Блестел вымытый с уксусом пол, на окнах росли цветы, ярко блестела чистая скатерть, сверкала эмалью подержанная стиральная машина – подарок Нилова товарищу по охоте. И только на кровати спали две кошки – его любимицы Мурка и Орел. Тихон ухаживал за ними, будто за малыми детьми. Он мыл кошек, вытирал их полотенцем и после бани сушил на солнце меж окон. В бытность на фронте Зотов хорошо стрелял, и как память об этом с потолка комнаты смотрели янтарные глаза чучел серого орла с острыми, как шило, когтями, черноклювого коршуна и хищного филина.

Всякий, кто не знал души и дел этого обиженного судьбой человека и кто в первый раз видел Тихона, долго не мог потом забыть его лица. «Экий вурдалак!» – говорил он себе, ибо при первой встрече Зотов пугал. Зачесанные назад редкие темные волосы открывали узкий лоб с большими надбровными дугами. Мутные слезящиеся глаза чуть косили и, казалось, смотрели мимо. Короткий нос, плотно прижатые к голове уши, толстая шея и угловатое лицо напоминали рубленную из дерева голову буддийского идола. Тихон ходил тяжело, ступая на пятку и сотрясая пол. Он знал, что непривлекателен лицом, и старался не пугать людей своим видом. При виде женщин Тихон или отворачивался, или уходил вовсе. И лишь одна Нина Орлова из лаборатории Нилова вызывала у Тихона давно забытые эмоции. При виде ее он замирал. Лицо его становилось жалким, из глаз капали слезы. Тихон поворачивался вслед Орловой и долго стоял без движения, забыв работу и лопоча что-то себе под нос.

13. Змеев

Следствие по «Голубому Амуру» продолжалось. Демин официально допросил Рублева, Нилова, уборщицу Егоровну, вахтеров, работавших в здании в ночь похищения. Оставалось вызвать Змеева, научного сотрудника, работавшего в НИАЛе в ночь с 16 на 17 июня, когда пропал алмаз. Демин знал, что Язин интересуется этим человеком. Но в то же время начальник БОРа дал совет вести допрос так, чтобы не заронить у Змеева подозрений.

Демин сидел в кабинете завхоза НИАЛа, ожидая Змеева, за которым послали. Окно кабинета выходило на север, отчего в комнате было чуть мрачно. Демин опасался, что отсутствие света не даст ему разобраться в эмоциях на лице Змеева во время допроса. Майор сидел спиной к окну, так, чтобы лучи падали ему в спину.

В дверь постучали, и в кабинет быстро вошел человек выше среднего роста, с пушистыми темными волосами.

– Здравствуйте, – сказал он и остановился близ стола, шурша серым халатом.

– Здравствуйте, товарищ Змеев, – поздоровался Демин. – Садитесь, пожалуйста.

Змеев повернул стул на 90 градусов и сел к следователю вполоборота. Половина лица Змеева исчезла, и Демин не знал, случайно ли это сделано, или это ловкий трюк опытного человека. Демин взглянул на допрашиваемого, запоминая его внешность – крепкая челюсть, высокий лоб. Лицо Змеева могло бы быть привлекательным, если б не тонкие сжатые губы. Держался он независимо, и Демин почувствовал перед собой сильный характер.

Собранные материалы по Змееву были невелики. Два года назад он прибыл с запада в Сверкальск. Раньше занимался редкими элементами. Сейчас работал в лаборатории алмазов НИАЛа. С рабочим временем не считался, приходя в лабораторию за час до начала работы. Иногда он оставался на работе вечерами и ночами. Змеев имел обыкновение разгуливать по коридорам института и заходить в кабинеты других лабораторий. Уже в первые дни Змеев стал резко отличаться от других научных сотрудников. Он отказался от казенного белого халата и носил собственный, из нежно-серого шелка. «В скользком халате легче работать», – объяснил он всем. Змеев носил крахмальные воротнички и галстуки в горошек. Ни с кем не дружил, хотя был общителен и услужлив. На приглашения в гости отказывался, говоря: «На пустые разговоры времени не трачу».

– У меня к вам просьба, – начал Демин, – в институте имели место неприятности, и мне хотелось бы кое о чем вас расспросить.

– Неприятности? – переспросил Змеев, подчеркнув множественное число.

– Да.

Демин заметил, что у Змеева мочка уха идет сразу от лица, ушная же раковина четко очерчена. «По такому уху его легко отыскать среди тысяч людей».

– Вы не будете возражать, если я запишу ваши ответы?

– Пожалуйста.

Змеев был совершенно спокоен. Он не проявил любопытства, не спросил, какая неприятность случилась в его институте. Он все так же сидел к следователю вполоборота, и казалось, был равнодушен ко всему.

– Ваше имя Сергей Николаевич?

– Да.

– Возраст?

– Тридцать один год.

После записи анкетных данных Демин спросил:

– Не заметили ли вы что-нибудь необычное в НИАЛе ночью шестнадцатого июня? Вы, кажется, работали в институте допоздна?

– Ничего не заметил.

– До которого часа вы работали в ту ночь?

– До трех ночи.

– Был ли еще кто-нибудь в институте?

– Не знаю.

– Скажите, пожалуйста, вы заменяли вахтера Лизукова?

В первый раз Змеев на секунду задумался.

– Заменял.

– Как долго и по какой причине отсутствовал вахтер Лизуков?

– Я ходил по коридору второго этажа. Ко мне подошел вахтер, – я его фамилии не знаю, – и говорит: «Провожаю жену с вечерним поездом. Подмените меня на четверть часа». Я согласился и заменил его минут на двадцать.

– Лизуков говорит, что минут сорок.

Змеев опять задержал ответ.

– Может быть.

– Я повторяю вопрос: не случилось ли за это время чего-нибудь необычного?

– Нет, – с неожиданной живостью ответил Змеев.

– Скажете, пожалуйста, ночью двери института открыты?

– Последнее время они закрыты.

– А в ту ночь?

– Были открыты.

– Лизуков говорит, что когда он вернулся, ему пришлось долго стучать в запертые двери. Это правда?

Вопрос, видимо, смутил Змеева, в первый раз за весь разговор он повернулся к следователю всем лицом и полоснул его взглядом живых карих глаз.

– Да, заменяя Лизукова, я не хотел терять даром времени и пошел в лабораторию за реактивом. Чтобы никто не вошел в мое отсутствие, я закрыл дверь.

– Чем объяснить, что Лизуков долго стучал, хотя дверь находилась недалеко от вас?

– Я несколько раз ходил в лабораторию и заставил вахтера ждать.

Опыт следователя научил Демина с первой же минуты допроса настраиваться на ту же волну, на которой работала психика допрашиваемого. Малейшая неуверенность, миганье глаз, легкое движение мышц лица – тотчас же принимались его внутренней антенной, и сейчас майор видел перед собой человека серьезно встревоженного, несмотря на его кажущееся спокойствие и самообладание.

Но главная часть допроса была впереди.

– Скажите, пожалуйста, часто ли вы бываете в Главалмазе?

– Я уже давно там не работаю.

– Все же, чем и когда вы занимались в Главалмазе?

– Проблема наиболее экономичного размельчения алмазосодержащих пород. – Тут Змеев опять повернулся всем лицом к майору и спросил: – Позвольте снять халат?

Получив позволение, молодой геолог не спеша отошел в угол, встал спиной к Демину и снял халат. Он вернулся на свое место совершенно спокойным. И опять майор не мог понять – невольный ли это поступок или продуманная уловка для возвращения утраченного хладнокровия.

На Змееве был дорогой темно-серый костюм и белая сорочка с выступавшими из рукавов манжетами. На материале ярко блестели три светло-коричневых роговых пуговицы. Демин воочию убедился, что темная нить, найденная у сейфа Рублева, действительно от этого костюма.

– Когда вы были в Главалмазе в последний раз?

Змеев достал из кармана книжку и, перелистнув в ней несколько страниц, ответил:

– Последний раз я работал там двадцать первого мая вечером и ночь на двадцать второе.

4 и 22 мая, 6 и 16 июня – даты похищения алмазов Демин знал слишком хорошо, чтобы не вздрогнуть от слов Змеева.

– Вечер двадцать первого и ночь двадцать второго мая?

– Да, я ушел часа в четыре ночи.

– Не заметили ли вы чего-нибудь необычного в ту ночь в Главалмазе?

– Я не выходил из лаборатории.

Когда допрос был закончен и когда Змеев расписался в протоколе, Демин сказал:

– Товарищ Змеев, неприятная обязанность окончена. Мы опросили также и ряд товарищей из вашего института. Больше вас, вероятно, не будут беспокоить. У меня лишь одна просьба – не разглашать содержания нашей беседы.

Змеев энергично кивнул головой, перекинул на руку халат и быстро вышел.

Спрятав протоколы, Демин задумался. Змеев имел репутацию талантливого ученого, но в то же время он нигде не мог ужиться больше года. «Зачем он оставил Ростов, сменив его на далекую часть Союза? – спрашивал себя Демин. – Почему такое совпадение? Горин убит через месяц после прибытия Змеева в Сверкальск. В ночь похищения камней из Главалмаза Змеев работал там. В день исчезновения «Голубого алмаза» Змеев – опять в институте. Или это невероятное совпадение, или Змеев связан с «Красной маской». Или же враг знает Змеева и за его спиной похищает алмазы? Однако станет ли столь ловкий враг действовать так грубо, что подозрение сразу падет на него? А быть может, Змеев мелкий помощник? Или весь расчет Змеева построен на том, что контрразведка оставит его в покое, сочтя подобную работу грубой сверх меры?»

Последняя мысль была весьма убедительной, и Демин застыл с карандашом в руке, глядя на большого пушистого кота, спавшего на книжном шкафу.

14. Серая шляпа

В конце июня, в седьмом часу Язин сидел в своем кабинете на четвертом этаже Управления КГБ. Справа от него на листе бумаги лежала темно-серая фетровая шляпа с черной креповой лентой. Шляпу нашел профессор Алоев близ сибирского кедра с тайником под корой. Язин ценил эту находку, ибо понимал, что она могла дать некоторое представление о наружности одного из участников секретной переписки.

Перед начальником БОРа лежала папка с материалами экспертизы, проведенной по шляпе. В трудных случаях Язин имел обыкновение размышлять вслух, и сейчас он спрашивал себя:

– Что представляет собой эта шляпа? Серая, фетровая, пятьдесят девятого размера, принадлежит крупному или высокому человеку. Фетр из кроличьего пуха, среднего качества. – Здесь Язин краем глаза прочитал первую строку экперт-документа: «Ворс низкий, длиной в 1,2 мм». Шляпе придана красивая обтекаемая форма. Это характеризует ее хозяина, как человека со вкусом, человека, для которого шляпа – привычный головной убор.

– Новая ли это шляпа или ношенная? – спрашивал себя Язин.

– Первое впечатление – шляпа новехонька. Однако экспертиза говорит: «Собственно, шляпа и креповая лента на ней мыты трижды. Сохранившиеся микрочастицы говорят, что в первый раз фетр мыли банным мылом. Далее идет наслоение детского мыла. В последний же раз применялся раствор воды с хлорной известью».

– Что следует из этого? – опять спрашивал Язин и отвечал: – Поскольку шляпа чищена в сезон один раз, возраст ее должен быть не менее года. Ворс шляпы не слипся, мало примят, приглаживался платяной щеткой.

В это время дверь открылась, и в кабинет вошел Жуков, заместитель начальника БОРа. Это был рослый, атлетически сложенный человек с румяным лицом и детскими голубыми глазами. Язин продолжал рассуждения, не обратив на вошедшего ни малейшего внимания.

– Череп владельца шляпы широкий. Если исходить из вертикальной нормы, перед нами сфероидный череп явного брахиоида.

Язин перевернул шляпу, положив ее вверх полями. Жуков, не проронив ни звука, сел перед Язиным и стал рассматривать серую шляпу.

– Дальше. Хозяин шляпы коротко стрижен. Точнее говоря, он стрижется каждое лето…

– Из чего это следует? – перебил Язина Жуков.

Начальник БОРа ответил, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от шляпы:

– Внутри обнаружено три седых волоска. Наш удивительный Жигалов описал их подробнейшим образом. – И Язин опять заглянул в папку:

«Предъявлены три волоска длиной в 7 мм, с нормальной луковицей и соединительно-тканным сосочкам, возрастом от 13 до 16 дней».

За клеенкой шляпы подложена свежая бумага. Это говорит, что после стрижки шляпа стала велика. Бумага сложена в 16 слоев, – достаточно толстая подкладка и бесспорное свидетельство того, что у человека густая шевелюра. Бумага под клеенкой потребительская, для пишущих машинок, формат 203 на 288 мм. Здесь в наши руки попадает первый намек – не знает ли хозяин шляпы машинописи?

Язин достал из папки сложенную в несколько рядов бумагу, извлеченную из-под клеенки шляпы, положил ее перед собой и, забыв о Жукове, вновь углубился в анализ, разговаривая сам с собой.

– На бумаге-вкладке сохранены отпечатки пальцев. Дактилоисследование говорит, что отпечатки подлинны, оставлены пальцами человека. В руках БОРа важная улика против врага – подлинные дактилоследы, по его недосмотру оказавшиеся за клеенкой.

Тут Язин замолчал, выровнял документы в стопку и, подтянув шляпу ближе, заговорил опять:

– Каково же лицо обладателя шляпы?

– У нашего противника лицо широкое, большое. Это нетрудно заключить из того, что жировые насалины на боковых частях внутренней клеенки значительно толще, чем насалины на лобно-затылочной части.

– Далее. Возраст человека более сорока лет.

– Из чего это следует? – не вытерпел Жуков.

Язин посмотрел в голубые, как бирюза, глаза заместителя и, не меняя интонации, спросил:

– Чем подтверждается, что возраст владельца шляпы около сорока? Жировые отложения, оставшиеся на клеенке, проанализированы Васьковым. Жир людей молодых, как известно, содержит больше влаги. По своей чудесной шкале Васьков и незаменимый Жигалов, независимо друг о друга, дали возраст от тридцати пяти до сорока лет.

Здесь Язин сделал самую длинную выдержку, с тех пор как вошел Жуков, и, весело посмотрев на своего заместителя, сказал:

– В наших руках, Юрий Ильич, теперь довольно точный портрет врага, ибо шляпа оставлена у кедра им, и никем другим. Постараюсь его воспроизвести. Это учитель средней школы, молодой еще мужчина около сорока лет. Высокий, с пышной, тронутой сединой шевелюрой на большой голове. Глаза светлые, вес более семидесяти четырех кило, руки большие, с длинными пальцами. На лето снимает волосы под бритву, ходит в сером костюме и коричневых туфлях, всегда до блеска начищенных. Одевается со вкусом, чистоплотен, всегда в свежей светлой сорочке. Прибыл в Сверкальск с Запада. Имеет собственную пишущую машинку, на которой печатает по слепой, то есть десятипальцевой системе. Дома пишет научную работу, скорее всего, педагогического характера. Женат, имеет много детей, честен, трудолюбив.

Жуков уже хотел было раскрыть рот и задать сразу несколько вопросов, как шеф перебил его. В серых глазах Язина пробежали лукавые огоньки.

– По вашим глазам, Юрий Ильич, вижу, что у вас по меньшей мере пять вопросов.

– Не меньше.

– Отвечу на них по порядку. Ваш первый вопрос – почему учитель?

На увеличенных отпечатках пальцев правой руки, – здесь Язин протянул Жукову пачку фотоснимков, – напомню, что они сняты с бумаги-вкладки, положенной под клеенку, дактилолинии стерты на концевых подушечках большого и указательного пальцев. Потертости эти химического характера. По таблице профессиональных потертостей пальцевых линий – это идет от мела, которым хозяин шляпы пишет на школьной доске.

Второй вопрос – почему средней школы?

Анализ пыли на фетре говорит, что в ней содержатся микрочастицы произвольных бензола-крезола, а также щелочные составы. Это дезинфекционные средства наших школ. Что же касается места работы, то учителей-мужчин больше в средних школах, чем в семилетках.

Третий вопрос – о туфлях и цвете костюма и глаз.

Думаю, на него можно не отвечать. Человек со вкусом, каким является наш объект, конечно, приобрел серую шляпу под цвет глаз. Серый же цвет к карим глазам не идет. Отсюда же цвет костюма и туфель: известно, что сочетание серого костюма с коричневыми туфлями более приятно, нежели с черными.

Почему имеет машинку и знает слепой метод? На это ответить легче всего. Те же отпечатки на вкладке дают еще и концевые потертости на всех пальцах обеих рук. Они типичны для машинисток. Размеры потертостей говорят, что объект часто пользуется машинкой. Человек же, который много печатает, работая в школе, несомненно имеет собственную машинку. И спросите себя сами, Юрий Ильич, что может писать учитель сорока лет? Только труд по опыту преподавания! Вот вам еще один ответ на вопрос. С Запада же в Сверкальск учитель прибыл потому, что машинопись развита там больше, чем на Дальнем Востоке.

Наконец, вы хотели спросить, из чего видно, что он многодетен? Учитель средней школы, знающий машинопись, пишущий труд о собственном преподавательском опыте, аккуратный и чистоплотный, – напомню, что заселенность клеенки очень невелика, верх шляпы внутри чист, креповая лента тщательно мыта, – конечно, зарабатывает достаточно, чтобы приобрести себе летнюю шляпу. Но перед нами человек, который ходит в заячьем фетре, несмотря на жару. Только дети, только большая семья могут поглощать все его средства.

Язин замолчал и опять перевернул шляпу вниз полями.

– Выходит, что наш враг затаился под личиной учителя – многодетного, работающего, трудолюбивого? – спросил Жуков.

– В этом и заключается наиболее ценное, что дает нам шляпа. Я хочу сказать, что шляпа дает также четыре необъяснимых противоречия.

Первое. Почему бережливый учитель, который чистит свою шляпу мылом и хлором, надевает ее и идет в хвойный лес, где ветви деревьев быстро испачкают шляпу смолой?

Второе. Почему на внутренней теменной части шляпы нет даже следов жира? А они ведь должны быть, так как ходьба по лесу, где ветви срывают с головы даже кепку, заставила бы человека нахлобучить ее на голову.

Третье противоречие. Почему противник, который имеет перчатки, снабженные ложными дактилолиниями, оставляет нам свои подлинные дактилоследы.

И четвертая нелогичность. Туфли, шляпа, галстук дают следствию столько материалов об их владельце, что только новички от разведки станут забывать их у мест тайных встреч.

– Значит, шляпа украдена у учителя и подброшена нам?

– Именно так. И мы должны найти этого учителя.

– Но как, товарищ полковник, наш враг мог знать, что он будет обнаружен у кедра, и как в нужный момент у него оказалась ворованная шляпа?

– Это пока неизвестно. Скорее всего, шляпа находилась у него про запас. Заметьте, Юрий Ильич, враг, даже полагая, что он неуловим, разбрасывает всюду дезориентирующие следы.

Мы должны, Юрий Ильич, сделать для себя три важных вывода, и это самое главное, что дала нам шляпа.

Первый. Похищенная шляпа говорит, что база врага или в Сверкальске, или в одном из наших городов.

Второй. Шляпа, подкинутая у кедра, – свидетельство того, что враг видел Алоева. Он видел, как было извлечено письмо из-под коры, и видел, как с него сняли копию. Это означает, что враг больше не придет к кедру, а потому запишите задание: «Наблюдение за сибирским кедром в точке КА немедленно снять».

Третий. Самый важный вывод: действительная внешность противника, очень возможно, диаметрально противоположна внешности учителя. Я хочу сказать, что наш враг не высок, не кряжист, не обладает пышной шевелюрой и не стрижен. Можно пойти еще дальше и допустить, что перед нами не мужчина, а женщина.

А теперь, Юрий Ильич, будем искать нашего честного многодетного учителя.