Текст книги "Синий тарантул"

24. Царство теней

Охваченная сумраком комната Зотова по вечерам напоминала келью алхимика. Бросая пугливые тени, дрожал и шипел огонь высокой свечи. Темнели кровать, тумбочка у изголовья, угадывались цветы на окне. За столом, положив ладони на подбородок, недвижно сидел Тихон. Широко раскрыв глаза и застыв, точно изваяние, он бездумно смотрел в одну точку. С ним рядом сидел большой кот, другой спал на кровати.

Из-за больных глаз Тихон не выносил сильного света. Неверный огонь от свечи наполнял комнату тихим уютом и баюкал его душу. Пламя, то угасая, то разгораясь, бросало бегающий свет на круглый лоб Тихона, вычерчивало на его лице треугольники скул. В колышущихся бликах лицо Зотова казалось еще более страшным, чем днем. Губы его четырехугольного рта беззвучно шевелились, словно набожный схимник шептал молитву во мраке своей кельи. Перед глухим Тихоном мерцало доброе видение. Он видел женщину с каштановой шапкой волос и легкой походкой. В комнате по углам потолка летали острые тени от чучел птиц, перед глазами Тихона стояла женщина в белом халате. Она сторонилась Тихона, хотя он не сделал ей ничего плохого. Зотов был вездесущ на работе, и много раз, чтобы не пугать лаборантку, прятался где-нибудь в НИАЛе и стерег волнующую тень. Орлова приходила в институт раньше других. В час дня она гуляла по саду, и бывший фронтовик, сметая пыль с забора или подметая дорожки, видел ее совсем близко. После работы Орлова оставалась в институте, и Тихон знал об этом от вахтера Куркова.

Трещала свеча, ее желтое пламя танцевало над чашей расплавленного воска, и птицы у потолка оживали. Двигались острые клювы, шевелились когти, янтарные глаза загорались феерическим блеском. Иногда после ухода ученых Орлова выходила в коридор и, не видя спрятавшегося Тихона, открывала кабинеты. В неуклюжем волнении Зотов переступал с ноги на ногу, но не покидал своего укрытия: это ходила ОНА, и Тихон знал, что ОНА ничего плохого сделать не может.

Метался капризный огонь свечи, голова Зотова опускалась ниже, ласковый кот Орел клал свои лапы на руки хозяина. Из глаз Тихона падали слезы и катились по шерсти кота. Все так же перед одиноким сторожем бежала картина за картиной. Сторож знал, что Орлова, отдыхая, бродила по институту, спускаясь в подвал, когда не было людей в лабораториях и когда внутренний вахтер, устав от сиденья, выходил на подъезд у вестибюля. Тогда на Орловой не белел халат, шаги ее становились бесшумными.

Только два человека бывали в гостях у контуженого солдата – вахтер Курков и кочегар Рогов. Зотов встречал их тихой улыбкой, при этом глаза его нервно мигали. Он торопливо доставал печенье, сыр, конфеты, открывал холодильник и извлекал на стол мороженое, которое всегда держал для гостей. Разложив на скатерти свое угощение, Тихон сразу замирал, словно божья коровка, которую тронули пальцем. Он молчал, чтобы не пугать своим голосом добрых друзей. Молчали и гости. Они гладили ластящихся кошек, ели замороженный крем, поправляли наплывы на свече, и, не перекинувшись и десятком слов, уходили. И Тихон снова клал голову на тяжелые ладони.

Иногда в свободные часы он шел в сад института, где из земли выбивался родник. Прозрачная, как воздух, вода тихо журчала и безостановочно бежала по разноцветной гальке. Зотов сидел здесь и вечерами, неподвижный, как статуя из базальта, дожидаясь, когда выйдет из института Орлова. Его губы шептали ее имя, по лицу Тихона пробегало выражение, полное неуловимого счастья и преображавшее черты его квадратного лица. Порой голос его срывался, и тогда Зотов растерянно поднимал голову и осматривался кругом. В редкие дни Тихон, осмелев, поднимался на второй этаж института и, постояв у дверей лаборатории, робко заходил к ней. У себя на груди он прятал утиное крыло и, боясь смотреть на нее, сметал пыль, проверял гардины, переставлял стулья и был несказанно рад, когда Орлова говорила:

– Благодарю вас, товарищ Зотов, у меня все чисто.

Тихон замирал, глядя на лаборантку своими тусклыми глазами и что-то довольно мычал себе под нос. Но Орлова уже не видела его, забыв о присутствии Зотова. Тогда Тихон сникал и оставлял кабинет, долго еще дожидаясь чего-то у дверей в коридоре.

Как-то Зотов видел Орлову в полуподвале. Было темно, но ОНА не зажигала свет. Она шла туда, где, как знал Тихон, у колодца стояли машины. Он хотел пойти ей навстречу, но Орлова уже шла из насосной, опять не включив свет. Зотов хотел выбежать из засады и зажечь ей огонь, но не мог шевельнуться, ликуя, что ОНА ходит в том же подвале, где работает он. И когда у него опять были гости, Тихон говорил об этом Рогову и Куркову, но они не могли понять его неразборчивой речи.

Если Орлова встречала Тихона в коридорах, она ускоряла шаг. Лаборантка боялась этого медлительного мужчину с тяжелыми шагами, короткой шеей и невидящими глазами. И Зотов старался не пугать свою Эсмеральду. Заметив Орлову, он исчезал с ее пути и только украдкой наблюдал за знакомой фигурой.

Все так же чернели в комнате тени, все так же переливались фосфором глаза кошек. Положив голову на стол, недвижно сидел человек со страшным лицом. Беззвучно шевелились его губы, в мутных глазах прыгал красноватый отсвет. Хищные птицы в углах потолка стерегли покой своего хозяина.

25. Поиски двойника

Еще не поднялось солнце, а Язин уже работал.

– У «Красной маски» нет местных агентов, это почти аксиома, – звучал его неторопливый голос. – Как же тогда ее люди информированы о Гориной, Шубине, Рогове, Белове?

– Это пока неизвестно.

– Каков излюбленный прием врага?

– Маскировка. Серая шляпа – маскировка, дактило-перчатки – маскировка, Змеев, – скорее всего, маскировка.

– Но враг уже в Алмазном институте, это почти аксиома. Какова же его маскировка в НИАЛе? И кого бы он хотел завербовать в свой состав?

– Рублева, прежде всего. Николова, далее профессора Гуляева. Хорошей добычей был бы и Корнилов – начальник спецчасти.

– Мог ли он завербовать этих людей?

Язин выдвинул ящик, достал из него зеленую папку и, перевернув несколько страниц, стал читать.

«Корнилов – старый работник, женат в третий раз, – покачал головой Язин, – немного донжуан, любит азартные игры, дома собираются компании».

«Профессор Гуляев – имеет орден Трудового Красного Знамени, крупнейший алмазовед СССР, руководитель секретных изысканий НИАЛа».

«Рублев – за заслуги перед промышленностью алмазов награжден орденом Ленина, выдающийся синтетик».

«Нилов – потомственный геолог, многие годы на секретной работе, ведущий алмазовед СССР».

– Вывод бесспорен, – заключил Язин, – таких людей не завербовать.

Вот уже много дней, как Язин полагал, что человек от «Красной маски» проник в НИАЛ не подкупом одного из его работников, а загримировавшись под одного из старших людей.

– Враг знает секретные материалы института, – продолжал Язин, – знает он и наши шаги, быть может, направляет по ложному пути работу НИАЛа.

– Но что говорит против «Гипотезы двойника»?

Начальник БОРа вынул из папки голубой листок секретного доклада и прочитал:

«Данные визуального осмотра сотрудников института алмазов при АН СССР, Сверкальск, Озерная, 40.

В течение 25 июня – 6 июля осмотрено 77 сотрудников института с целью обнаружить на их лице грим. Осмотр проведен по системе “Дубль” с последующей перепроверкой. Проверено 5 руководящих работников, 10 старших и 20 младших научных сотрудников…»

Пропустив полстраницы, Язин прочитал вывод:

«…из чего следует: на мужском персонале каких-либо следов грима не обнаружено, у женщин гримировка обычная – окраска губ, волос и бровей, фальшивые косы…»

Полковник отложил бумагу и задумался. Точный и бесстрастный документ до основания разбивал его гипотезу-догадку. Но, не сдаваясь, Язин продолжал свой анализ:

– Какова внешность Савича?

– Рост средний, глаза серые. – Тут начальник БОРа включил диктофон – прибор, записывающий человеческую речь, и продиктовал в него задание своим подчиненным: «Возможно быстрее составить альбом цветных фотографий старшего состава НИАЛа. Сероглазых выделить в особую категорию».

– Если враг заменил собой одного из ученых НИАЛа, – продолжал Язин, – то кто бы мог его разоблачить прежде всего?

– Члены семьи.

– Взглянем на людей института с этой точки зрения, – плел дальше логическую ткань Язин. Здесь он достал из пачки новую бумагу.

«Рублев – семья в Свердловске, выписывать из Свердловска пока не намерен, неделями не выходит из лаборатории, из клиники геологов перешел в клинику партактива, сменил терапевта».

– «Сменил терапевта», – повторил Язин, – сменил прежнего врача, который немедленно бы заметил если не перемену внешности, то организма.

«Нилов – днями и ночами сидит в лаборатории, сидит по лабораториям института, порой путает знакомых, вдовец, дома экономка, шестидесяти двух лет».

«Корнилов – оклад тысяча сто двадцать, общителен, частые гости, жена не работает, месяц провела на курорте “Предгорный” в Алупке, брал отпуск без содержания».

– «Отпуск без содержания», – опять повторил Язин. – Откуда средства? И был ли он в Алупке? – И Язин уже диктовал новое задание: «Возможно быстрее через УКГБ проверить, отдыхал ли в октябре истекшего года на курорте “Предгорный” в Алупке, Крым, Корнилов Илья Иванович, начальник спецчасти НИАЛа. В любом случае получить с курорта портрет и произвести сопоставление».

«Гуляев – убежденный холостяк, замкнут, имеет доступ к секретной документации НИАЛа, врачей не посещает из убеждений», – читал Язин дальше.

– Холостяк, без врача, кому ж заметить перемену, если квалифицированный грим, – задумчиво проговорил он.

– Перейдем к Змееву. Если Змеев – маскировочная ширма, то по чьему требованию его перевели в НИАЛ? – И Язин читал выписку из приказа по отделу кадров НИАЛа:

«Перевод Змеева С.Н. из Главалмаза в штат НИАЛа оформлен по повторному требованию директора института профессора Рублева В.И. (отношение № 2-709, КК)».

– Кто послал Змеева в ночь похищения алмазов вечером двадцать второго мая на работу в Главалмаз? – спросил Язин и стал читать письмо Жукова, который уже успел познакомиться и подружиться с молодым ученым.

«Вчера в беседе со мной Сергей Николаевич Змеев мимоходом сказал, что ночью, 22 мая с. г., он работал в Главалмазе по срочному распоряжению профессора Рублева. Лично Змеев полагает, что большой необходимости в этой работе не было. Сообщаю для реабилитации Змеева в Ваших глазах».

– Кто поручил Змееву секретное задание по описанию трубки-колодца алмазоносного «Гиганта»?

– Профессор Рублев.

– Вправе ли он давать такие приказы?

– Вправе, ибо такова текущая работа НИАЛа. – Язин перелистал страницы второго доклада Жукова:

«Змеев несомненный талант, однако непомерно честолюбив, остер на язык. Рассказывал, что в прошлом находился под следствием, так как гулял по коридорам Чимкентского рудоуправления, заходил в чужие лаборатории. Там это было запрещено. Когда пропали секретные бумаги, его заподозрили в похищении».

– Но, быть может, за спиной Рублева стоит кто-то другой? Скажем, Рублев действует по совету профессора Гуляева или заместителя Нилова.

И Язин опять диктовал распоряжения: «Выяснить, по чьему совету Рублев пригласил в НИАЛ Змеева, послал его в Главалмаз, поручил ему алмазную трубку “Гигант”».

Начальник Бюро особых расследований прошелся по кабинету, вернулся за стол.

– Если в НИАЛе двойник, то где подлинный работник института? Убит, похищен, чтобы давать врагу сведения, без которых тот может быть разоблачен?

Ни одну свою гипотезу Язин не оставлял без проверки, и уже несколько дней люди госбезопасности, БОРа и милиции искали малейший намек на тайное убийство или похищение человека.

– Чтобы стать двойником, – размышлял далее Язин, – надо изучить объект замены и притом самым тщательным образом. Кто это сделал – сам будущий двойник или его помощник? Савич! – вдруг громко воскликнул Язин – Только он! Прибыл в Сверкальск два года назад, посещал НИАЛ под видом геолога, выбрал жертву для будущей операции. Одновременно действовал как разведчик, стараясь выкрасть геологические карты.

И опять Язин диктовал распоряжения: «Снять копии с фотографий ученых НИАЛа по состоянию на два года назад. Предъявить снимки Гориной, спрашивая: “Нет ли Савича среди предъявленных ей снимков?” На посещение Гориной просить разрешения врача Голубева. Встречу провести капитану Шубину».

«В кратчайший срок проверить копии пропусков НИАЛа за два предшествующих года. Выяснить, посещал ли институт Савич Николай Степанович. Результаты доложить немедленно!»

– Если Савич прибыл в СССР первым, – опять послышалась размеренная речь начальника БОРа, – то, скорее всего, он шеф группы.

– Сколько же тогда людей в «Красной маске»?

– Сам «двойник» – раз, Савич – два. Еще один на копях, четвертый в лесу. Но если на копях или в тайге – Савич? Тогда три человека, – и в голосе Язина появилась неуверенность. – Если ученый убит или спрятан, то где это могло произойти?

Язин опять диктовал, требуя сверки – нет ли совпадений между выходами в лес ученых НИАЛа и появлением змейков над копями.

– Рублев, Нилов, Гуляев, – бежали фамилии в голове Язина, – Корнилов. Кого их них враг заменил двойником и как заменил двойником? – И Язина осенила догадка: – До чего просто! – возбужденно вскочил он на ноги. – И до чего сложно!

Язин берег отдых своих подчиненных, но сейчас он неистово стучал по кнопке звонка и в ожидании секретаря диктовал запрос в Академию медицинских наук.

Когда в кабинет прибежал встревоженный, полузаспанный Дымов, Язин был уже невозмутим и спокоен.

– Товарищ Дымов, снимите ленту с диктофона – там задания большой срочности. Запрос в Академию отправьте немедленно. – И только дверь закрылась за секретарем, как начальник БОРа по-ребячьи хлопнул в ладоши и радостно закричал на весь кабинет: – Только двойник, и только этим путем!

26. Три опроса

Уже четвертую неделю Язин почти не отдыхал. Приезжая с Амака, он принимал холодный душ, ужинал, поднимался к себе в кабинет на четвертом этаже Управления КГБ и два часа спал. Ровно в восемь неумолимый Жуков безжалостно будил своего шефа. Язин поднимался с дивана, делал короткую гимнастику, и кабинет № 48 закипал оживленной работой.

Люди госбезопасности и подчиненного ей БОРа незримо находились всюду на объектах близ НИАЛа. Микрорации, потайная связь, телеобъективы, локаторы, посыпанные тончайшим песком площадки – ловушки у заборов и окон были их верным оружием. Они ухаживали за цветами, сидели за рулем грузовиков, красили здание, работали в лабораториях Алмазного института, и враг не знал, что десятки пар глаз и ушей ежесекундно готовы заметить малейший его промах.

Вечером того дня, когда Язин дал приказ составить альбом цветных фотографий людей НИАЛа, Жуков терпеливо ждал, когда Язин закончит обычную серию своих гимнастических упражнений. В кабинете было прохладно. Сиреневые лучи уходящего солнца играли бликами на лаке стола и тонули в коричневой коже тяжелых стульев.

Язин кончил разминку и остановился перед Жуковым. Рабочий день начался.

– По вашему распоряжению, – доложил подполковник, – приглашен Шумков из Главалмаза, Балалаев от Амака и Сальников из НИАЛа. Каждый из них работал в своем учреждении не менее трех лет. Шумков ожидает. Балалаев прибудет в девять. Сальников – в девять тридцать.

Язин взял своего заместителя под руку, внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:

– Расскажите о себе, Юрий Ильич!

Этот вопрос он задавал каждый вечер с того дня, как его заместитель стал играть, по собственной воле, роль инженера Шапова на Амаке. С десяти утра и до пяти вечера он проводил на копях, ведя наблюдение всюду, где того требовали поиски БОРа, и ни единым движением лица не выдавая Язина, работавшего на тех же копях. Язин знал, что новая пуля может угодить в его бесстрашного заместителя, но Жуков не уступал никому своего места.

– Ни единого подозрения, Николай Николаевич, – отвечал Жуков. – Ни единой новой мысли.

Язин повторил:

– Ваша игра на Амаке опасна. Не исключена повторная пуля.

– Не так страшен черт, как его малюют. Позвольте еще несколько дней?

Язин ничего не ответил и сел за стол. Это означало порицание. Переменив тему разговора, он спросил:

– Ваше окончательное мнение по Змееву.

– Не виноват. Самобытный нрав, анархист, если так можно сказать. Перед нами шпионы-академики. Если же Змеев – разведчик, то он лишь зазубренный топор.

Язин одобрительно кивнул.

– Змеев – настоящий ученый, только необуздан и дик. Чей-то проницательный глаз заметил это и за его спиной творит преступления.

– Что такое Савич?

Жуков ответил сразу:

– Вероятно, шеф группы.

Воцарилось молчание.

– Начнем, пожалуй, – сказал Язин и, включив микрофон, распорядился: – Пригласите, пожалуйста, товарища Шумкова.

Медленно вошел работник Главалмаза. Паркет скрипел под ним.

– Добрый вечер! – негромко поздоровался он и, не ожидая приглашения, сел в кресло.

Шумков волновался. Чтобы скрыть это, он снял очки и долго протирал их платком.

– Товарищ Шумков, – мягко начал Язин, – нам нужна помощь.

Слово «помощь» успокоило гостя, и он ответил с явным облегчением:

– Пожалуйста.

– Вы возглавляете отдел кадров Главалмаза?

– Восьмой год.

– Содержание нашей беседы должно остаться в тайне.

– Разумеется.

– У меня четыре вопроса. Ваши ответы очень важны для нас.

Шумков понимающе кивнул головой.

– Не показалось ли вам, что кто-либо из работников Главалмаза, и прежде всего из руководящих работников, когда-то неожиданно переменился в лице? Пусть чуть-чуть, но стал выглядеть иначе?

Начальник отдела кадров недоуменно посмотрел на сидевшего за столом худого человека в голубой рубахе.

– Я хочу сказать, не заметили ли вы, что один из старших работников главка вдруг сильно постарел, или помолодел, одним словом, как-то изменился внешне. С ответом можете не торопиться.

Шумков откинулся на спинку стула, снял очки и задумался.

– Народ я вижу все время, – сказал он, – особенно руководяще кадры. Но чтобы изменился кто-либо – не заметил. Однако я понаблюдаю.

– Я вас буду очень просить. Второй вопрос – не заметили ли вы за кем-нибудь из того же состава странной забывчивости? Скажем, адрес забыл, знакомого вдруг не узнал, или забыл такое, что должен бы уверенно знать.

Шумков задумался опять.

– И такого ни за кем не заметил.

– Дальше. Не было ли, товарищ Шумков, так, чтобы старший работник уклонился от командировки или совещания в таком месте, где он должен был бы встретить большое число знакомых?

– Такого у нас нет. В командировку народ едет охотно, особенно в города.

– И последнее. Не заметили ли вы за кем-нибудь из сотрудников Главалмаза, в том числе и за руководителями главка, чего-нибудь странного, что бросилось бы вам в глаза.

Шумков долго молчал, перебирая в памяти людей.

– Нет, не заметил. Разве, вот, Зверев жену бросил. И молодая, и с высшим образованием, а бросил. А так больше ничего.

Ровно в 9 в кабинет вошел Балалаев из Амаканского рудоуправления – высокий, совершенно лысый инженер. Но и он ничего не дал Язину. В рудоуправлении все шло обычно. Никто не изменился внешне, никто не проявлял забывчивости, все охотно едут в командировки, ни за кем ничего страшного не замечено.

Язин был разочарован и в то же время обнадежен. Не говоря ни слова, он прошелся по кабинету и, скрестив на груди руки, остановился у окна.

– Все же это единственный путь, – нарушил он наконец тишину.

Сальникова из НИАЛа Язин принял особенно дружелюбно.

– Нам нужна ваша помощь, – начал он разговор, посадив ученого перед собой. – Но это должно быть тайной!

– Конечно, – живо согласился Сальников.

– Давно вы работаете в институте?

– С февраля – шестой год.

– Профорг института?

– Четвертый год, в сентябре.

– Видимо, часто встречаетесь с людьми НИАЛа?

– Частенько.

– У нас к вам четыре вопроса. Не заметили ли вы, чтобы кто-либо из руководящих людей НИАЛа переменился вдруг в лице?

Сальников задумался.

– Задайте второй вопрос, – попросил он. – Так мне будет легче.

– Не заметили ли вы за кем-нибудь из работников института непонятной забывчивости? Скажем, адрес забыл, важную вещь забыл или близкого друга не узнал?

Сальников опять промолчал. Это был вдумчивый и неторопливый научный сотрудник института. И на этот раз он попросил:

– Если можно, задайте остальные два вопроса?

– Не заметили ли вы, товарищ Сальников, чтобы кто-либо из ученых института, особенно из старших работников, уклонился от совещания, или командировки туда, где он мог встретить прежних знакомых? И, в заключение, не заметили ли вы странностей в поведении одного из ваших руководителей, таких странностей, которые бы вызвали у вас недоумение, даже подозрение.

– Вот здесь я ничего не заметил, – живо откликнулся Сальников. – А по первым трем кое-что есть. – Он подтянулся, посмотрел в глаза сначала Язину, затем Жукову и сказал: – Насколько я вас понял, у нас в институте что-то стряслось. Вы полагаете, что в институте шпион. Он предварительно убрал одного из руководителей НИАЛа, замаскировался под него, и теперь вредит нам. Короче, вы ищете двойника. И я вам должен помочь.

Язин отметил про себя, что Сальников умен.

– У меня кое-что есть. Но сначала скажу о лаборантке Орловой. Совершенно непонятно, как она попала в НИАЛ! У нее судимость, пусть снятая судимость, но все же она допустила взрыв и пожар. – Профорг волновался. – Из тюрьмы и в Академию наук! Ничего не понимаю. Я категорически против Орловой.

Язин внимательно слушал и делал заметки.

– Теперь насчет изменений в лице. Начальства у нас пять человек – директор, заместитель, старшина ученых Гуляев, парторг, начальник отдела. Среди них есть один человек. На лицо он, может быть, не так переменился, но странная забывчивость у него была, правда, только в начале этого года. Кстати, не я один это подметил.

– Кто этот человек? – Язин «впился» в профорга.

– Позвольте мне подумать.

– Пожалуйста, – нехотя согласился Язин, – но чем быстрее, тем лучше.

Сальников поднялся, чуть ссутулил плечи и вышел из кабинета.