Текст книги "Синий тарантул"

28. Ночной гость

Свист был условным сигналом тревоги: он предупреждал о чрезвычайном ночном визите, который Волков разрешал своим людям лишь в случае большой опасности.

Быстро перебрав в памяти всех своих подчиненных в Ясногорске, Лайт, наконец, догадался, кто мог быть его неожиданным гостем. Лишь после этого он направился к лодке и, борясь с сильным течением, стал грести от бакена к бакену.

Вернувшись, Волков не спеша зажег керогаз, поставил на него щи и стал резать помидоры. Когда щи сварились, Волков подоил козу. Было совершенно темно, когда где-то у забора раздался сильный свист, напоминающий свист бурундука, но только более резкий и громкий. Большая овчарка Руслан бешено залаяла, бросаясь на калитку. Держа фонарь, Волков, ссутулившись, подошел к забору:

– Кого бог послал в такую темень? – условным паролем спросил он.

– Доброго человека, – паролем же ответил голос Будина.

И, придерживая Руслана за ошейник, Волков пропустил гостя в дом.

– Доброго житья, Иван Лукич! – начал Будин.

– Здоровьица вам, Николай Николаевич! – говорил Лайт, играя роль бакенщика и сверлящим взглядом окидывая высокого седоватого человека в костюме дачника-рыболова. Перед ним, несомненно, стоял Будин с его неподражаемой манерой держаться.

– Садитесь, гостем будете, – продолжал Волков, сутулый, широкий старик. – Вот все один, скучаю. Хорошо, что ко мне заехали, – и вдруг, не спуская неподвижных глаз с лица Будкна, резко спросил: – Зачем пришли?

И, выпрямив спину, расправив плечи, Лайт поднялся во весь рост, придав своей голове горделивую посадку. Теперь перед Будиным стоял невозмутимый, холодный полковник – человек сорока профессий, убийца многих десятков людей, кавалер Ордена Черной Волчицы, высшей награды разведчика в стране Лайта. Полковник читал тревогу и неуверенность в глазах своего помощника, видел по всему облику Будина, что тот утратил свое обычное бесстрашие.

– Иван Лукич, – начал Будин, – есть перебои…

– Садитесь, – пригласил шеф и подвинул табуретку. – Прошу повечерять со мной.

После ужина, за которым Будин выпил лишь козьего молока и съел чашку ягод с сахаром, разговор продолжался.

– Видите, шеф, только крайний случай привел меня к вам.

Это были слова, которые Будин тщательно обдумал.

– Как добрались сюда?

– Поездом до станции Граниты. Там переехал на лодке. «Рыбак я, – сказал ребятам. – На утренний клев собрался».

– Хвостов не тянулось?

– Проверял биноклем.

– Хорошо, – смягчился шеф, отмечая, что Будин не потерял присущей ему ловкости.

Ободренный Будин продолжал:

– Только чрезвычайная обстановка, а может быть, и нервы привели меня к вам.

Волков смотрел на Будина и понимал, что длительное жонглирование смертью в тылу русских и двухмесячная разведка в атомном центре натянула нервные волокна этого незаменимого для него человека.

– Господин Будин, – снова ободрил его Волков-Лайт, – вы сын славного капитана Углова! Ваш последний подвиг утончен и бесстрашен: трех людей в преисподнюю – и добыта вся дислокация. А чекисты ищут среди амнистированных!

Будин напряженно улыбнулся.

– Господин Углов, – мягко говорил Волков, – скоро, скоро вилла в Калифорнии – ваша. Сад, апельсиновые деревья, синие ели, пенсия военного министерства – ваши. – И, приняв торжественный тон, Лайт похлопал Будина по узкой руке: – Вы знаете, господин Углов, я держу свое слово, как Цезарь. И я говорю: «Прольются на вас щедроты наши, и легка будет жизнь ваша впереди». И еще я вам говорю: «Обойдем чекистов и на этот раз». – И Лайт дружески приказал: – А теперь расскажите, что привело вас сюда.

– Шеф, я буду краток. Поездка к инженеру Зуеву прошла благополучно. Прочие задания – также; встречи с Козловым – также; первая, вторая, третья встречи с Нежиным – благополучно. Но в последний раз Нежин был рассеян, плохо рассказывал, точнее говоря, «плохо консультировал», – выдавил из себя улыбку Будин. – К тому же Нежин спросил про расписки: «Я, кажется, что-то писал вам в прошлый раз. Покажите, пожалуйста».

– Расписки с вами?

– Здесь.

Будин достал металлический бумажник и протянул шефу три небольших розовых листка.

Не трогая расписок, Волков спросил, указывая глазами на бумажник:

– Заряжен?

– Соляной кислотой.

– Где храните?

– Не отыщут даже рентгеном.

– Читайте.

Выслушав, шеф одобрительно хмыкнул:

– Блестяще! Парень подписал добровольно или под вином?

– О доброй воле и речи нет.

– Абулин?

– Да.

Лицо Волкова стало серьезным.

– В наших руках теперь возможность давления. Прочитайте-ка еще одну расписку.

Будин взял розовый лист, поднес его ближе к свету и стал читать:

«Я – Нежин Вадим Александрович – настоящим расписываюсь в том, что 4 июля с. г. получил от гр. Будина Н.Н. 3000 (три тысячи) рублей за предоставление ему совершенно секретной информации о работе спецгруппы Главурана.

В. Нежин».

– Мальчика мы уломаем. Но трогать эти бумаги пока рано.

– Недавно он не пришел на консультацию. В другой раз отказался от денег. Пришлось удвоить цифру.

– Сколько?

– Три тысячи.

– Взял?

– Да.

– Золотых собачек – денег – не жалейте. Есть еще?

– Деньги пока есть. В последний раз он сказал, что консультации пора кончать. Я намекнул на расписки, Нежин испугался и вот тогда-то и попросил показать их. Кстати, у него новый тон: «их главк секретный, охрана строга, за консультации ему влетит от госбезопасности». Но скажу, что деньги ему нужны. – Тут Будин сделал паузу и затем сообщил главное, что привело его к Волкову: – За мной следят.

– Следят? – вскинулся шеф. – И вы едете сюда?

Будин проглотил слюну.

– Видно, Нежин или попался, или выдал себя, или донес. К тому же в Главуране тревога. Убит сотрудник. Главк шумит, как гнездо шершней.

– Кто убит? – стараясь быть равнодушным, спросил Волков и впился взглядом в блестевшие от молока губы Будина.

– Убит Чернов, сотрудник той же спецгруппы, где работает Нежин. Мотивы неизвестны. Подробности в этой статье, – и Будин вынул из рыбачьей корзины «Советский Ясногорск».

– Что сообщил «Второй»?

– Написал записку.

Ни один мускул не дрогнул на лице Лайта, когда он читал газету, а затем нацарапанное впопыхах донесение.

«В Главуране тревога. В группе тревога. Проверка пропусков стала строже. В главке появились незнакомые люди. На траурном собрании по случаю убийства Чернова майор Ганин из группы безопасности сказал: “Преступников ищут и непременно накажут. Тело в морге. О похоронах объявят”.

“Второй”».

– Преступников… накажут, – едва слышно повторил Волков.

Будин заговорил опять:

– С капризами Нежина я еще не пошел бы сюда, но со слежкой – дело серьезно. Кажется, следят трое. Дежурят и ночью. Одного я заметил в саду через бинокль. На Купаевском заводе мой пропуск держали дольше обычного, видно, фотографировали.

– Как добрались сюда? – во второй раз за вечер спросил Волков.

– Из дому вышел как всегда. Через зеркальце заметил двоих. Зашел в ресторан. Там трюк с переодеванием. И хотя я остался один, все же со всего хода заскочил в грузовик. Улица позади была пуста. Затем слез и на такси добрался до Лазарево, там обратно в Ясногорск и на попутном грузовике – в Граниты.

Воцарилось молчание. В эту минуту вдруг раздался сумасшедший захлебывающийся лай Руслана. Волков схватил фонарь и стремительно бросился за дверь. Вскоре он вернулся.

– Заяц пробежал. Напугал окаянный. Глушь такая, что и медведя ненароком занесет. Косые у нас – частые гости.

Лайт угостил Будина вином, шоколадом и охотничьей колбасой. За поздним ужином доклад продолжался, и постепенно у Волкова созревал план действий. Шеф понимал: русские что-то обнаружили, и полностью доверял тревоге Будина.

Лайт был заслан в Ясногорск для многолетней разведки по атомной промышленности и не мог бросить свою базу, созданную с таким трудом. «Надо обрезать некоторые нити, – план коротких решительных шагов четко вырисовывался в его голове. – Надо законсервироваться. Обрасти капсулой…»

Соответственно, Лайт разрешил Будину оставить при необходимости Ясногорск, категорически запретив ему визиты на Верхний Камыш, кроме как по спецзаданию, в детали которого он подробно посвятил Будина.

29. Ставка ва-банк

В эти трудные дни, когда сведения из главного журнала, переснятые на пленку, быть может, приближались к государственной границе, Язин, хоть и исчислял время на секунды, но не спешил с выводами о подводной пещере. Пещера могла быть убежищем врага, но могла быть и базой тренировки десантников.

Язин понимал, что гипотеза о штабе вражеской разведки – ставка ва-банк, которая принесет или победу, или провал всей операции.

Около полуночи 14 июля он нашел время, чтобы заняться исключительно пещерой. Выключив из памяти все остальное и разложив на столе цветную карту Алмана, Язин углубился в изучение Верхнего Камыша и заводи.

Большая крупномасштабная карта с грифом «Секретно» скатертью закрывала стол, свешивалась до пола. Ярко-зеленые пятна низин, светло-коричневая расцветка возвышенностей, голубые и светло-синие тона реки, черные квадратики кварталов населенных пунктов делали ее пестрой и яркой. Здесь было нанесено все – леса, топи, распаханные поля, сады, отдельные сооружения, колодцы, реки и озера, ручейки, мосты, шоссейные дороги и тропинки. Язин тщательно запоминал местность. В бухте он с особым интересом изучил скалу № 3. Наиболее важные места Язин копировал и раскрашивал цветными карандашами. Время от времени он бросал карту, делал по кабинету несколько шагов и опять продолжал работу.

Многие данные подтверждали, что в районе залива возможен тайный штаб резидента. Проверяя эту гипотезу, Язин все эти дни давал поручение за поручением своим помощникам. Уже через несколько минут после возвращения из заводи, когда гнетущий шакалий вой еще звучал в ушах., Язин вызвал дактилоскописта Шустова.

– Иван Ильич, вам опасное задание.

– Ничего, – согласился Шустов, худощавый человек с энергичным лицом.

– Подробности расскажет Смирнов. Он же объяснит дорогу. Поедете с ним на Алман. В пещеру проберетесь подводным ходом. Там надо снять отпечатки пальцев и следы. Самое страшное – возвращаться надо тем же подводным путем. – И в серых глазах Язина промелькнуло сочувствие Шустову. – Возьмете маску с двойным запасом кислорода. Еще раз говорю, путь очень опасен. И все же я жду скорейшего доклада.

А через полчаса были посланы запросы о жителях Верхнего Камыша и в первую очередь района бухты. Затем Язин вызвал трех работников наружного наблюдения, поручив им ехать на Верхний Камыш с биноклями и рациями и через местных жителей исподволь разузнать обстановку вокруг заводи.

Текли долгие часы сосредоточенной работы. Язин чертил диаграммы, делал выписки из личных дел, каждые десять минут вызывал секретаря, звонил прокурору, принимал очередные доклады, слал приказы по радио во все части Ясногорска, где находились его люди и люди УГБ. Незаметно прошло двенадцать часов с того времени, как Шустов получил приказ проникнуть в подводную пещеру. Дактилоскопист вошел в кабинет, едва держась на ногах, поддерживаемый Смирновым.

Шустов был бледен, почти зелен. Его лихорадило.

– В пещеру… пробрался, – с трудом доложил он. – Отпечатки, следы… снял.

И дрожащей от озноба рукой он протянул черную папку.

Вечером из поездки на Верхний Камыш один за другим вернулись люди наружного наблюдения. Выслушав их доклады, Язин позволил себе двухчасовой отдых.

Около полуночи он опять изучал место будущей схватки, облокотившись на ту же карту. Из новых данных он знал, что пещера не является гнездом какой-либо шайки или банды. Вариант обучения там десантников также отпадал: об этом говорил ответ окружного штаба.

Оставался один вывод: пещера – хорошо замаскированное убежище неизвестных преступников особого типа, быть может, диверсантов длительного оперирования. Впрочем, ничто пока не указывало, что пещера имеет отношение к Главурану, кроме поступившей в БОР копии с записи в судовом журнале парохода «Достоевский».

Отчеты людей, побывавших на Верхнем Камыше, говорили, что близ бухты находятся две заимки. Одна – пасечника Никитина, старика 80 лет, который почти глух и с трудом передвигается. Другая – бакенщика Волкова, которому уже под шестьдесят лет. Волков работает в Алманском пароходстве, изредка бывает в Ясногорске.

Немедленно в Бассейновое управление пароходства полетел запрос о Волкове, такой же запрос пошел в УКГБ.

В папке, переданной Шустовым, находились отпечатки пальцев и следов человека, посещавшего пещеру. Отдельно шли отпечатки и следы Смирнова. Но пока эти снимки были ценны лишь тем, что непререкаемо утверждали: пещеру посещает только один человек.

– Допустим, что близ залива живет разведчик врага, – вслух рассуждал Язин, не отрываясь от карты. – Но что говорит за то, что он связан с Главураном?

– Быть может, он следит за другими учреждениями? – наносил себе контрудар Язин. – Быть может, пещера – его тайный приют на случай провала?

– А если гипотеза с пещерой лишь фикция, уводящая БОР на 180 градусов от истины?

Достоверных материалов, чтобы повернуть БОР на Верхний Камыш, не было. Язин стоял перед выбором – идти ли ему на ва-банк, целясь только на пещеру, или ждать, собирая информацию?

Бассейновое управление Алманского пароходства работало четко и скоро. Несмотря на поздний час, все материалы по бакенщику Волкову, Ивану Лукичу, 62 лет, русскому, уроженцу города Тюмени, беспартийному, были доставлены Язину уже в половине первого ночи. Однако они ничего не дали начальнику БОРа. Но когда на следующий день связной доставил дело Волкова из УГКБ, когда Язин начал листать анкеты, характеристики, проверочные данные Волкова, ему бросилась в глаза одна бумага. Через минуту секретарь писал под диктовку Язина просьбу начальнику управления пароходства:

«Прошу вас, товарищ Гагарин, под абсолютно благовидным предлогом, вызвать к 2-м часам дня 19 июля бакенщика Верхнего Камыша – Волкова Ивана Лукича якобы для оформления документов на повышение заработной платы.

Начальник УВД полковник Березов».

30. Верхний Камыш

Не успел еще служебный катер увезти Волкова из Ясногорска, куда его вызывало пароходство, как из-за скалы чуть выше бухты выглянул человек в одежде рыбака. В сильный бинокль он хорошо видел на корме катера старика в черной рубахе и в картузе.

Продолжая наблюдение, рыбак негромко свистнул. Тотчас же свист повторился рядом в траве. Уже не скрываясь, Язин встал во весь рост, за ним поднялись Жуков и еще двое. Все четверо цепью двинулись к бревенчатому дому с серой шиферной крышей. Пятый из группы наблюдал с другой стороны заимки.

Когда Язин и Жуков подошли к закрытым изнутри воротам, раздался бешеный лай собаки. Приходилось лезть через двухметровый забор. От досок дышало теплом. Солнце вытопило из них липкую ароматную смолу. Со спины Жукова Язин сел верхом на забор. Огромный серо-черный пес, скаля облитые слюной клыки, почти допрыгивал до Язина. Держась левой рукой, контрразведчик достал газовый пистолет и, опустив его вплотную до зубатой пасти, выстрелил. Собака шарахнулась назад и, взвизгнув, упала на спину. Судороги пробежали по ее мышцам. Не прошло и минуты, как животное оцепенело, чтобы проснуться от наркоза не ранее, чем через два часа.

Когда Жуков перелез вслед за шефом в чисто подметенный, аккуратный двор, Язин уже возился около двери, запертой на тяжелый треугольный замок. Фланец над скважиной был хитроумно застрахован едва заметным шариком из воска. Осторожно сняв коварную ловушку и пометив белым карандашом место ее прикрепления, Язин положил замок на пол.

Жилище бакенщика представляло собой просторную светлую горницу с глухой стеной против двери. Посреди комнаты белела большая печь, в углу слева стояла деревянная кровать под шерстяным одеялом, рядом – массивное самодельное кресло и скамейка для ног. В углу справа – простой стол и еще одно самодельное кресло. К стене была прибита полка с книгами. У входа лежали дрова, висел фонарь с красным и зеленым стеклом, ножовка, пара запасных весел, веревки.

Пока Язин осматривал помещение, Жуков установил штатив с ватерпасом и миллиметровой рейкой и стал делать масштабные снимки избы при молниеподобных электронных вспышках.

Внимание Язина привлекла крышка подполья. Подняв ее, он увидел глубокую яму, которую Жуков немедленно сфотографировал. В яме стояли полупустые ящики с овощами. Время от времени Язин посматривал на часы. Он обследовал кровать и тяжелые кресла, осмотрел потолок, изучая его широкие закопченные доски. Ничего не нашел он и на книжной полке, где стояли справочник речника, «История ВКП(б)», томик Джека Лондона, поваренная книга, альбом с открытками, чистые тетради и чернильница с ученической ручкой. Все говорило, что бакенщик живет скромно и небогато. Самый придирчивый осмотр не дал ничего, что намекало бы на вторую жизнь Волкова. Когда Жуков кончил фотографипование, Язин сказал:

– Впереди еще час. Пустим УЗ.

И в его руках появился ультразвуковой аппарат, размером с телефонную трубку, похожий на сильно вытянутый колокол. В плоском ранце на спине Жукова хранились самые неожиданные вещи. Сейчас он извлек оттуда походное динамо, поставил его на пол и при помощи хитроумного приспособления пустил в ход, двигая ногами складной рычаг. Пошел ток, и ультразвуковой щуп ожил. Его стрелка, чувствительная, как усики бабочки, задрожала, зашевелилась, и чудесный прибор, отыскивающий пустые места в дереве, металле, глине, был готов нести верную службу. Под рокот динамо Язин прикладывал раструб УЗа к ножкам и спинке кровати, кресел, к половицам. Но стрелка прибора только дрожала, не давая скачков. Язин тщетно пытался найти хотя бы один тайник, хотя бы одну каверну в мебели Волкова.

Не было потайных мест и в печи, в самодельной, грубо сколоченной тумбочке, в полке для книг. Оставалось тридцать минут. Язин с неослабевающим упорством тщательно проверял стол бакенщика – массивный и громоздкий. Но и здесь все было в порядке. Лишь когда УЗ приблизился к одной из ножек, короткая стрелка прибора вдруг рванулась влево, и на черном циферблате загорелся предупреждающий красный свет. Быстро набросав в блокноте рисунок стола, Язин темными штрихами отметил первый тайник. Видя, что Жуков выбился из сил, вращая динамо, полковник сказал:

– Перерыв на минуту. Проверю собаку.

Большая овчарка, с брюхом в темных подпалинах, уже дышала чаще, дико вращая мутными глазами. Хвост ее изредка судорожно вздрагивал и бил по траве. На вывалившемся языке виднелись красные пятна. Собака приходила в себя, надо было спешить.

Вернувшись в избу, Язин продолжал осмотр стола. В нем оказалось еще два тайника. Четвертый тайник он обнаружил около подполья, пятый – в углу под ящиком с инструментами. Нанеся все это на бумагу, Язин и Жуков вышли во двор. Закрыв дверь на замок, они поставили на прежнее место восковую ловушку. Пес уже стоял на расползавшихся в стороны лапах и тупо смотрел на чужих людей. Взяв собаку за голову, Язин натер ее черный и горячий нос куском смолистого вещества, лишив ее тем самым обоняния на несколько часов.

Вскоре Язин, Жуков, а за ними и вся группа шагали к берегу Алмана, стараясь как можно скорее скрыться из района Верхнего Камыша.

Но когда катер уносил людей БОРа от берега, на вершине скалы близ залива поднялся человек со шрамом на лице. Он прятался среди выветренных и обитых непогодой камней и видел все.

Это был часовой от Волкова-Лайта.

На его шее висел бинокль, тот самый, который занимал место на стене у изголовья бакенщика. Часовой засел в скалах по приказу Волкова за час до его отъезда в Ясногорск. Когда двое неизвестных перелезли через забор и, открыв дверь, вошли в дом, человек со шрамом растерялся. Волков вернется только к шести часам! Надо ждать, ждать. А пока часовой, стиснув зубы, запоминал внешность людей, особенно того высокого, который первым перелез через забор и, видимо, был главным в группе.

Когда все пятеро двинулись на катере вниз по реке, часовой вылез из засады и сел на траву, раздумывая, как бы заранее предупредить хозяина.

В это время к дому бакенщика, прячась за малейшую неровность местности, полз человек в зеленой одежде. Он притаился у большого камня, между избой Волкова и скалой, на которой находился караульный.

31. Первый арест

Это был Язин.

Уже закончив операцию, он заметил мелькнувший на скале зайчик от стекол бинокля. «Не помощник ли Волкова там?» – подумал Язин. Спустившись к катеру, скрытому за тальником, он приказал набить травой свой пиджак и надел на чучело свою шляпу. Обманув караульного, полковник, скрываясь за камнями, сумел подползти близко к нему.

Язин понимал, что часовой может быть вооружен. Контрразведчик успел проанализировать положение. Если неизвестный на скале действительно караульный от Волкова, и если он будет задержан, – бакенщик получит предупреждение по отсутствию своего человека. Если же его оставить, то бакенщик тем более будет предупрежден. И в том и в другом случае операция окажется рассекреченной, и резидент врага исчезнет бесследно.

Язин терпеливо ждал. Но все было тихо. Слышался шелест травы да режущие ухо голоса речных чаек. Над головой зигзагами летали стрекозы.

Но вот послышались шаги. Кто-то в тяжелой обуви шел, припадая на одну ногу. «Походка тренированная, – заметил Язин, – по долготе переступа – рост велик». Полковник чуть приподнялся на колено, словно готовясь к старту на 100 метров, и достал небольшой пистолет. Когда шаги были совсем рядом, Язин выскочил из засады, негромко приказав:

– Ваши документы! – и одновременно выстрелил сигнальной ракетой. Заряд вылетел в воздух, оставляя за собой широкую дугу из черного густого дыма. Это был приказ группе – спешить на помощь.

Перед Язиным в мгновенном испуге и замешательстве застыл высокий мужчина с грубым загорелым лицом, перерезанным лилово-красным шрамом. Рукава его серой рубахи были закатаны выше локтей, на груди висел бинокль.

– Вы задержаны, – спокойно добавил Язин и опустил пистолет.

В тот же миг человек со шрамом упал на спину и молниеносным ударом ноги выбил пистолет из рук полковника. Оружие упало на траву, и в следующую долю секунды человек уже лежал на нем. Невообразимо быстро вскочив на ноги, неизвестный с пистолетом в руке угрожающе шагнул к Язину. Изуродованное лицо его перекосила злобная усмешка. Контрразведчик видел глубокие орбиты светлых глаз, рыжеватую щетину на лице.

– Вы задержаны, – передразнил незнакомец Язина.

Полковник невозмутимо достал из кармана второй пистолет.

– Еще одна такая шутка, – твердо сказал Язин, – и я стреляю.

Нажав гашетку и лишь щелкнув сигнальным пистолетом, человек со шрамом растерянно сник.

Задержав помощника Волкова, Язин лихорадочно искал выход, как ему поступить, чтобы не провалить операцию на заимке. Один план сменялся другим. Но лишь к возвращению группы Язин нашел способ нейтрализовать человека со шрамом и в то же время не спугнуть бакенщика.

Вернувшись в шестом часу вечера на Ростовскую, Язин принял ледяной душ и перевязал правую руку, которая распухла и ныла от удара сапогом в вену.

Истекали седьмые сутки напряженной работы БОРа. Люди были измотаны. Шустов лежал в больнице. Но только сегодня должно было решиться, правильна ли гипотеза о пещере. С минуты на минуту Жуков доложит, совпадают ли отпечатки пальцев Волкова, только что снятые на заимке, с отпечатками, добытыми Шустовым. А пока Язин изучал материалы об усадьбе Волкова и с несвойственным ему нетерпением посматривал на часы.

В кабинет вошел Смолин и звонко доложил:

– Техника из квартиры Козлова убрана. Приказ выполнен с опозданием на сутки. Козлов эти дни квартиры своей не оставлял.

Опоздание нарушило сложные расчеты Язина, но на его лице не появилось и тени недовольства.

– Как проведена операция?

– Без происшествий. Козлова вызвали в банк по делам пенсии. Работал с Петровым. Пленка проявляется. Можно посмотреть начальные кадры в мутатор.

Язин с уважением пожал руку своего молодого помощника, «человека дела», как он его звал: без Смолина выемка микроаппаратов могла бы и не осуществиться. А это сорвало бы ход расследований БОРа. Оба контрразведчика прошли в фотолабораторию, где стоял мутатор – аппарат, показывающий негативы в виде позитива.

В лаборатории было темно. Наладив объектив, оператор произнес:

– Внимание! Начинаю.

На небольшом серебряном экране Язин увидел комнату, снятую с потолка. В стене напротив виднелись два окна, слева стояла этажерка с книгами, темнела часть какого-то черного предмета. Прошли десятки снимков без единой живой души. Но Язин не впервые просматривал кадры фотонаблюдения. Он знал, что микроаппараты, автоматически делающие дневные снимки через каждые пять минут, нередко дают сотни холостых кадров, и только единичные из них раскрывают суть дела.

И он терпеливо ждал, пока, наконец, на фотографиях не показался человек, сначала в профиль, затем со спины и в анфас. Это был сутулый старик с приятным усатым лицом. Он растирался щеткой, читал газеты, что-то писал. И вдруг в его руках оказалась черная коробка фотоаппарата. На следующем снимке Козлов уже стоял у окна, а на черном ФЭДе виднелся непомерно длинный объектив-насадка. «Телеобъектив», – понял Язин.

– Номер кадра?

– Сорок восьмой.

Просмотр ленты показал, что Козлов фотографирует что-то через окно, вынимает пленку из аппарата и прячет ее затем в ножку пианино. Против квартиры Козлова находился только Главуран, следовательно, он снимал Главуран и его сотрудников.

Вернувшись в кабинет, Язин вызвал Жукова.

– Ну, – приподнято сказал Язин, и заместитель понял, что в деле Серого замка есть известный успех, – начинаем. Немедленно соберите все доказательства на Козлова. Включите кадр фотонаблюдения № 48 – и к Багрецову. Просите первый ордер на арест. – Язин перечеркнул красным карандашом страницу в блокноте. – Пусть Козлова арестует Кривцов! На квартире произвести обыск с УЗом. Установить там дежурство: две человека внутри и два – снаружи. Выслеживать каждого, кто навещает Козлова. Сообщаться по радио. Результаты докладывать немедленно.

Через два часа юркий газик высадил в разных местах Пушкинской улицы трех людей, смешавшихся с толпой. Было еще светло. Завидя Козлова, шедшего с покупками подмышкой, Кривцов направился к нему:

– Гражданин Козлов, следуйте к машине.

Тот удивился.

– Следуйте к машине! – чуть громче приказал Кривцов.

По лицу старика пробежала жалкая улыбка.

– Вы ошиблись! – воскликнул он. – Я пенсионер. Вы ошиблись…

Кривцов показал свое удостоверение.

– Вы меня арестовываете? – чуть не истерично вскрикнул Козлов.

– Именно так. К машине, пожалуйста.

– Но за что? За что? – чуть не плакал Козлов.

Однако он сразу стих, когда Кривцов, приложив к глазу воображаемый фотоаппарат, стал выразительно «щелкать» им, будто делал снимки.

– Вот за это.