Текст книги "Синий тарантул"

30. Синий огонь

– Я из Сунтала, – не садясь, начал Воронов. – Это поселок в десяти километрах от Сверкальска. В милиции, как обычно, спросил, нет ли материалов с подозрением на убийство или похищение человека, на сожжение или утопление трупа. При разговоре случайно присутствовал бригадмилец. Он сказал: «Зайдите к Смирнову, у него что-то есть». Смирнов – охотник. Я нашел его сразу. Он рассказал, что осенью прошлого года сунтальские ребята Иванов и Чекова видели в лесу костер необыкновенной яркости. Я не сразу стал искать детей, а сразу к вам.

– Что вы предприняли? – вскочил на ноги Язин.

– Заказал вертолет. Ожидает на Малом аэродроме. «Волга» внизу.

Язин кинулся к двери, бросив на ходу:

– Тварищ Глебов, выполняйте задание.

Воронов и Язин быстро нашли детей, о которых говорил охотник. К двенадцати часам дня в кабинете начальника милиции собралось семь человек: дети, мать Иванова, отец Чековой, начальник милиции Воронов и Язин.

Светлоголовый мальчик в очках и большеглазая худенькая девочка чувствовали себя героями дня. Мать Иванова немного нервничала. Отец Чековой гладил дочку по кудрявой головке.

– Товарищи из охраны леса от пожаров, – представил Язина и Воронова начальник милиции, – интересуются костром, который видели в лесу ваши дети. С вашего позволения они хотели бы поговорить с ребятами.

– Пожалуйста, – охотно согласилась мать Иванова.

Дети с любопытством рассматривали завернутые в розовую бумагу коробки, лежавшие перед незнакомым человеком.

– Вова, не болтай ногами! – тихо проговорила мать и дернула мальчика за рубаху.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Язин, доставая блокнот и ручку.

– Наташа.

– А я Вова.

– Пионеры?

– Да, – сразу ответили оба.

– В каком месяце вы видели костер?

– Уже начали учиться, в том месяце, – ответила Наташа.

– В сентябре, – уточнил Вова.

– Начнем с тебя, Наташа. Расскажи, пожалуйста, что ты видела в лесу.

– Вспомни все, Наточка, – добавил отец.

Девочка отняла руку от сиденья:

– Наш класс с Николай Васильевичем пошел на экскурсию на Гурдэй. У Вовы был папин бинокль, и мы в него все время смотрели.

– Вова с Наташей учатся в одном классе, – пояснила мать Иванова.

– И так засмотрелись, что отстали от класса. А кругом лес, и мне страшно. Я хотела кричать, но Вова говорит: «Лучше поднимемся на ту скалу и будем искать наших».

Я сказала: «Ладно». Мы поднялись на скалу и увидели огонь. Вова взял бинокль и говорит: «Какой костер!» Потом я посмотрела. И правда! Огонь горит высоко-высоко, и голубой-голубой!

– Не голубой, а бело-синий, – уточнил Вова.

– Ты видел синий, а я видела голубой, – не согласилась Наташа. – У костра сидел дядя и палкой трогал бревно.

– Какое бревно? – заинтересовался Язин.

– В огне лежало бревно – большое и толстое. И дядя шевелил его палкой.

– А деревья кругом горели? – спросил Воронов.

– Не-е! – отрицательно мотнула головой Наташа. – Не горели.

– У костра сидел один человек или больше?

– Один.

– Ты не ходила потом туда, где горел костер?

– Нет! Нас нашли, и нам попало от Николай Васильевича!

– Николай Васильевич – это преподаватель ботаники, – пояснил отец Наташи.

– Что ты, Наташа, видела еще?

– Больше ничего.

– Как долго отсюда до Гурдэя? – спросил Язин начальника милиции.

– Километров семь-восемь.

– Спасибо, Наташа, – поблагодарил полковник. Он перелистнул блокнот и обратился мальчику: – А теперь, Вова, расскажи нам, что ты видел в лесу. – На слове «ты» Язин сделал ударение.

– В конце сентября в нашей школе был двухдневный поход – в субботу и воскресенье, – начал Вова. – Наташа уже говорила, что мы отстали и увидели костер. Огонь горел та-а-к сильно, – протянул Вова, – что я даже думал пожа-а-р. У костра сидел дядя в кепке и все время поворачивал палкой бревно. Оно лежало в огне.

– Ты хорошо видел, что бревно? – спросил Язин.

– Или бревно, или мешок.

Язин не спускал глаз с мальчика, и Воронов понимал, что полковник напал на след.

– Ты говоришь, огонь показался тебе бело-синим?

– Да. Он горел ярко-ярко, бело-бело, а потом из огня пошло что-то будто синее.

– Что ты видел еще?

– Дядя шевелил мешок палкой, будто поворачивал его. – Тут Вова зажмурил глаза, чтобы лучше вспомнить. – Палку он менял несколько раз. Потом бросил в огонь что-то и отскочил от костра. Вот тогда огонь и пошел голубым.

– Длинная ли палка была у человека?

– Дли-и-нная.

Больше ребята ничего сказать не могли.

Язин поблагодарил детей за наблюдательность и попросил у матери Вовы позволения сходить с ее сыном в лес.

Через несколько минут зеленый вертолет опустился на скалу у Гурдэя. Отсюда Вова показал место, где горел огонь. Но найти само кострище оказалось труднее. Прошел почти год. Земля заросла. Но все-таки его нашли. Земля под ним оказалась перекопанной, и сейчас здесь росла какая-то высокая трава с фиолетовыми цветами. Шагах в тридцати, где кончались последние лиственницы, начиналось болото.

Поиски начались лишь тогда, когда, жужжа двойным звуком, вертолет скрылся с Вовой за лесом. И здесь был найден предмет, значительно облегчивший поиски БОРа.

31. Операция «Радуга»

Теперь, когда известно, что «Красная маска» свила свое гнездо в алмазном институте, БОР наступал на врага десятками тайных троп. Врачи, радисты, графологи, пиротехники, дактилоскописты искали человека, пробравшегося в НИАЛ под личиной одного из ученых. С 12 июля в борьбу вступила химия. Отныне союзником БОРа становился криптокол – краска стойкая, как анилин, незримая, как вирус, липкая, как клей. Раз попав на предмет, одежду или руки человека, криптокол держался недели, не выдавая себя. Но едва он соприкасался со специальным реактивом, как тотчас же загорался яркой краской, выдавая того, кто прикоснулся к потайному красителю. Семь разных цветов должны были окрасить семь разных объектов НИАЛа, и поэтому операцию нанесения краски генерал Чирков зашифровал словом «Радуга».

Ночью 12 июля люди БОРа нанесли фиолетовый краситель по верху каменного забора, шедшего вокруг института. Лишь в одном месте они оставили проход, нетронутый краской. Отныне всякий, кто вздумал бы перебраться через забор, запачкал бы руки и одежду несмываемым криптоколом цвета фиалки.

На следующий день в операции «Радуга» принял участие и Светлов. Телеграмма из Академии наук потребовала полной инвентаризации НИАЛа с участием крайфинотдела. Поэтому Светлов и Шапов работали в институте, не возбуждая ничьего внимания. Они были скромны и молчаливы, поглощены переписью бесконечного числа аппаратов, посуды, машин и приборов, название которых не всегда могли даже выговорить. Светлов и Шапов ползали по чердаку, пачкаясь в пересохших опилках, обходили бесчисленные кабинеты, не пропускали ни единой вещи в вестибюле, коридорах и подвале. Они запоминали расположение предметов в ремонтных мастерских, в кабинетах, на складах, в лабораториях и при необходимости фотографировали помещение.

Задание Язина выкрасить огнелазный скафандр оранжевым криптоколом Светлов и Шапов начали выполнять немедленно. Длинный коридор полуподвала, где находился склад № 3, был пуст. Сквозь большие окна по концам коридора лился дневной свет. Под потолком горели невидимые лампы. Двери складов белели эмалью. Светлов и Шапов шли по коридору, проверяя составленную два дня назад инвентарную ведомость. Шапов негромко читал наименование предметов. Светлов проверял их наличие. В этот день большая печь не топилась, и до склада, где лежал пирозон, оставалось несколько метров. Светлов уже торжествовал, что никто не заметит их повторного посещения цокольного этажа, как вдруг на лестнице послышались легкие шаги, и в коридоре появилась красивая женщина в белом халате. Она легко прошла мимо людей БОРа, и Шапову показалось, что она украдкой заглянула в инвентарный журнал.

Светлов вошел в кладовую, лишь когда женщина оставила подвал. Он не первый десяток лет участвовал в подобных операциях, но каждый раз кровь приливала к его сердцу, заставляя его биться сильнее. На складе было душно и жарко, чувствовалось, что окна помещения не открывались несколько лет. На стеллажах лежали коробки, ящики, стояла посуда причудливой формы. Едва только Шапов вошел в кладовую, как исчезла его напускная неторопливость. Он тотчас же стал на часах у двери, а Светлов, сбросив туфли, в одних носках поднялся на верхнюю полку. Здесь у самой стены, за пакетами тканей и одежды, за коробками с аппаратурой стоял знакомый плоский ящик серого цвета. Сняв его с полки и положив на стол, капитан открыл крышку. Гвозди ржаво взвизгнули, и Светлов поймал себя на том, что вздрогнул; оглянулся. Капитан вытащил из ящика сложенный вдвое асбестовый костюм и несколько секунд смотрел на скафандр. Косые дымчатые стекла защищали прорези для глаз, круглая маска для рта придавала пирозону фантастический вид. Затем он натянул резиновые перчатки, развинтил винты на груди комбинезона и расстегнул застежку. Одновременно в его руках появился плоский черный тюбик. Яркая оранжевая головка говорила, что в тюбике оранжевый криптокол. Каждую минуту по коридору мог пройти человек и заглянуть на склад. Поэтому Светлов немедленно пустил краску и стал обрызгивать ею внутренность пирозона. В коридоре послышались чьи-то шаги. Шапов дал сигнал тревоги, и Светлов, успев покрыть комбинезон простыней, поставил сверху еще несколько коробок. По подвалу шла знакомая женщина. Не останавливаясь, она миновала склад и вскоре исчезла на лестнице. Светлов продолжил операцию. Опылив изнутри рукава и подошвы костюма, капитан застегнул «молнию», закрепил винты и, заколотив ящик, поставил его на прежнее место.

Прошла минута, и Светлов уже шел по коридору, считая дверные ручки, лампы, дорожки и изредка заглядывая в журнал. Но ни он, ни его помощник не знали одного – в этот день за ними следила пара недоверчивых глаз, силившихся разгадать: действительно ли в институте идет опись?

В ту же ночь, во втором часу, у забора НИАЛа, в том месте, где не был нанесен криптокол, остановился человек в резиновой обуви. Густой теплый туман окутывал Сверкальск, заливая дома, улицы, прятал деревья. Человек у забора некоторое время слушал – нет ли прохожих, и только потом закинул наверх крючок с веревочной лестницей. Несколько точных движений – и он уже стоял в саду института. Оставив лестницу на заборе, он неслышно двинулся к зданию НИАЛа. Туман все сгущался.

В нескольких метрах от входа, освещенного расплывчатым пятном тусклого света, человек включил рацию и шепотом заговорил:

– Семерка, Семерка, Семерка! Нахожусь у огня, нахожусь у огня.

По этому сигналу неизвестная женщина вызвала к телефону внутреннего вахтера Алмазного института. Одновременно в здании потух свет.

С торопливой осторожностью человек взбежал по ступеням, вошел в вестибюль, на цыпочках миновал вахтера и вскоре был на втором этаже. Повернув направо и отсчитав четвертую от лестницы дверь, он открыл ее специальным прибором и оказался в приемной Рублева. Отсюда опять раздался его негромкий, чуть хриплый голос:

– Семерка! Семерка! Я за огнем, я за огнем. – И, как по мановению волшебного жезла, в институте опять загорелся свет.

Это был Сергеев. При спасении Кривцова он получил ожоги, но вышел из госпиталя, не пробыв в нем и трех дней. Голову, шею и часть его лица покрывали легкие бинты.

Благодаря Светлову, Сергеев хорошо знал расположение кабинетов НИАЛа. Поправив резиновые перчатки, он открыл замок и вошел в кабинет Рублева. Здесь царила немая тишина, пахло прелым ковром и запахом сургуча. Контрразведчик ощупью достал необходимые инструменты, подошел к сейфу, и через несколько минут стальной сундук был открыт настежь. Теперь предстояло окрасить его синей невидимой краской.

Держа краску в руках, Сергеев дважды пересчитал рельефные кнопки, обозначившие цвет криптокола, и лишь тогда пустил шипящий краситель в сейф. Крохотный пульверизатор окрасил в нем каждый предмет, каждую полку, стенки и дверцы.

Кабинет Нилова находился напротив. Здесь Сергеев повторил операцию снова, открыл сейф и достал зеленую краску.

Язин опасался, что враг мог проникнуть в сейф парторга. Вот почему той же ночью Сергеев окрасил в яркий красный цвет еще и содержимое его сейфа. Только в четвертом часу он оставил институт, выбравшись на подоконник второго этажа. Балансируя на одной ноге, Сергеев прикрепил к подоконнику крюк со шнурком, спустился в сад – и ловким рывком сбросил крюк вниз.

Отныне оранжевый, синий, зеленый и красный цвета должны были окрасить руки и части одежды всех, кто прикасался к хранящимся в сейфах вещам. «Красная маска» действовал в страховых перчатках, но Язин знал, что нет еще такого человека, который бы мог открыть сейф, не коснувшись его хотя бы частью одежды.

32. Третий доклад

В этот день в кабинете начальника Управления госбезопасности Чиркова сидело пять человек. Строгий белый китель подчеркивал атлетическую фигуру и широкую грудь генерала. Он разбирал документы, только что принесенные секретарем. За длинным приставным столом сидел Язин и просматривал бумаги, собранные в папке. Напротив него военный прокурор, красивый мужчина средних лет, разговаривал со своим соседом. Светловолосый человек у окна незаметно рассматривал Язина. Генерал, кончив читать, спрятал бумагу и сказал:

– Вы готовы, товарищ полковник?

– Готов, – ответил начальник БОРа и снял руки с папки. Сегодня он также был в белом. – Начну прежде всего со здоровья людей. – Язин посмотрел на собравшихся офицеров. – Здоровье Рогова в норме, Гориной немного лучше, но токсиколог не знает, когда она сможет выйти из санатория. Кривцову лучше, однако, сильные ожоги еще надолго удержат его в больнице. Сергеев на работе.

Язин сделал короткую паузу и хотел уже перейти к докладу, как генерал остановил его вопросом:

– Вы ничего не сказали о себе.

– Я не в счет. Огонь пошалил с частью моих бровей да испортил мне костюм. – Полковник достал из папки газету. – Позвольте начать сегодняшний доклад со статьи об алмазах. Леонтьев и Кондаков из Академии наук дали в «Правде» интересные цифры, и нам лишний раз становится понятным, почему «Красную маску» тянет на алмазы Сибири, как тянет птиц на маяк. – Язин повернул газету к окну: «…Каждый миллион тонн стали для своей обработки, – пишет “Правда”, – требует двадцать килограммов алмазов. Алмазы убыстряют производство стальных изделий в двенадцать раз. Лишись США алмазов, и их промышленный потенциал упадет наполовину». Вот почему «Красная маска» делает все, чтобы лишить нас драгоценных камней, тем более что, как пишут ученые, алмазы Сибири в семь раз ценнее африканских.

А теперь скажу о наших неудачах. Мы все еще не знаем, кто и как отравил Рогова и Горину. Мы не знаем – отравлен ли еще кто-нибудь. Мы не смогли добыть новых сведений по карте месторождений № 11, мы проиграли операцию в лесу, когда из кольца окружения ушел снайпер-убийца. Вина ложится на меня: я не предусмотрел воздушной дороги. Нами запеленгованы радиосигналы, скорее всего снайпера. Он находился в лесу, где-то в радиусе 15 километров от Сверкальска.

Однако у нас есть и удачи. Если убийца сумел скрыться, то другому члену «Красной маски» уйти не удалось. Я говорю о человеке под фамилией Бутов. Первый наводящий след по нему дал лебедчик Дьяков. С санкции товарища Строгого, – здесь Язин посмотрел на прокурора, – мы негласно ознакомились с паспортом Бутова. Это дало нам следующий документ. – Язин достал из папки лист плотной бумаги:

«Осмотренный паспорт № 549.919, серия XIX-ОГ, на имя Бутова Виктора Петровича, экспертизой установлен как подлинный, что подтверждается исследованием герба и защитной сетки. Однако обнаружена переклейка фотокарточки, что подтверждается разным химическим составом клея под ней. Часть оттиска печати на фотокарточке нанесена красителем, по своему составу отличным от красителя подлинной гербовой печати. В дате выдачи паспорта и в строке его действительности обнаружены следы травления спецчернил – магниево-кислым калием с последующей отбелкой щавелевой кислотой…»

Запрос в райотделение милиции по месту выдачи паспорта показал, что весной прошлого года житель города Пензы Бутов Виктор Петрович был обокраден в автобусе, потеряв при этом паспорт. Нам прислана фотография пензенского Бутова. – Язин передал генералу лист картона с двумя снимками, наклеенными рядом.

Фотографии пошли по рукам. Офицеры несколько минут сосредоточенно рассматривали тяжелый подбородок, черные волосы, длинные брови Бутова-амакского и светлые волосы, скуластое лицо Бутова-пензенского.

– Да, разница велика, – первым нарушил молчание прокурор.

– Подделка явная, – согласился генерал.

– После этой экспертизы мы стали наблюдать за Бутовым более внимательно, спрашивая, не он ли распространяет слухи на Амаке? Нам удалось записать его на ленту в момент, когда он «начинял» Солгаева, служащего копей, очередной новостью. – Язин положил перед генералом металлическую коробку величиной с пудреницу. – Здесь рассказ о том, что амакский кимберлит якобы обладает вредным для людей излучением. Случай с потерей зрения на нервной почве Алдановым, рабочим копей, Бутов использовал как подтверждение слухов.

– Что представляет собой Солгаев? – спросил генерал.

– Служащий рудоуправления, подлинное лицо, семейный, любит быть первоисточником разных сенсаций, подхватив любой слух, выдает его за собственные мысли. Это подметил Бутов и, подружившись с ним, превратил его в рупор злостной дезинформации.

Итак, Бутов – первый раскрытый нами член «Красной маски». Время кражи паспорта говорит, что он появился под этой фамилией после весны прошлого года. На копи он поступил летом того же года. Наблюдение за ним усилено, используется спецаппаратура. Мы не можем пока трогать Бутова, соверши он даже убийство. Целесообразность этого подтверждается рядом важных открытий.

Первое: у стен алмазопромывочного помещения обнаружены мины сильного действия, замаскированные под строительный кирпич. Мины спрятаны у двух углов здания под кучами кимберлита. На мины навел нас сам Бутов.

Второе: саперы-миноискатели, – они работают сейчас на Амаке каждую ночь, – нашли у лебедочной № 1 второй минный заряд. Прочитаю доклад старшины саперов:

«При проверке зоны лебедочной № 1 в раме миноискателя звуковым индикатором отмечен слабый ток. В результате обнаружены мины, имеющие вид строительных кирпичей красного цвета, размером 250 мм на 120 мм на 65 мм».

Пока нами обнаружено шесть мин. Поиски продолжаются. Кирпичи скрытно разминированы и поставлены на прежнее место. Пробный взрыв одной из мин показал, что ее взрывная сила превосходит тротил в несколько раз. Я хочу особо отметить, что мины Бутова снабжены радиовзрывателем, настроенным на определенную волну.

– «Товарищ Лапин», – улыбнулся генерал Язину, – за находку мин мы должны прежде всего благодарить вас. Ночные исчезновения Лапина, о которых нас регулярно информировал Дьяков, дали отличный результат.

Сидевшие в кабинете офицеры оживились.

– На месте Дьякова каждый бы принял меня за врага, – весело улыбнулся Язин. – А пока же несомненно одно: помимо отравлений, похищения алмазов и убийств на копях появились еще мины большой взрывной мощности. Десятого августа в НИАЛе состоится закрытый съезд алмазоведов края, и не исключено, что «Красная маска» готовит нам неприятный сюрприз.

Замечу, – продолжал Язин, – что съезд назначен на четное число, когда маска ради психологического эффекта совершает свои преступные акты. Мы выясняем, кто назначил совещание на этот день. Кстати, появилось новое доказательство, что враг в НИ  – дважды перехвачен короткий радиосигнал из Алмазного института. Расшифровать его, однако, не удалось.

В это время дверь неслышно открылась, и в кабинет вошел Жуков. На цыпочках он подошел к окну и сел рядом со светловолосым человеком, который, не мигая, смотрел на Язина, боясь пропустить хотя бы одно слово из его доклада. Язин сделал несвойственное ему нервное движение: все эти дни он не мог забыть того испуга, который перенес, опасаясь за жизнь своего заместителя, когда снайперская пуля ударила в его шляпу, в действительности – каску особой конструкции.

Начальник БОРа помолчал несколько минут, посмотрел на Жукова и открыл вторую папку:

– А теперь я буду говорить о самом главном – о двойнике в Алмазном институте.

Прокурор сосредоточено посмотрел на Язина, человек у окна нахмурился, начальник отдела откинулся на спинку стула, приготовившись выслушать важное сообщение.

– Чтобы лучше пояснить свою мысль о двойнике, я начну со статьи из американской газеты «Фри Пост». – Язин извлек из папки сложенную вчетверо газету с огромным заголовком по диагонали через всю страницу, с двумя портретами одной и той же красивой женщины. – «Похищенное лицо кинодивы», – прочитал полковник перевод сенсационного заголовка:

«Вчера здесь в федеральном суде начался “процесс украденного лица”, процесс, который может быть только в XX столетии. Известный хирург А.Л. Бичли, 44-х лет, сотворив своей клиентке мисс Лидл новое лицо, не только привлечен к ответственности по суду, но и доставил массу неприятностей самой мисс Лидл, обратившейся к нему с просьбой исправить некоторые дефекты ее лица. Как установлено, хирург придал своей пациентке – полагаю, умышленно – внешность знаменитой кинозвезды Греты Гарбо. Сходство до того поразительно, что мисс Лидл осаждают толпы пылких поклонников, доставляя ей неведомое удовольствие и принося убытки кинофирме “Метро-Голдвин-Майер”, заключившей с Гретой Гарбо долгосрочный контракт…»

Язин оборвал чтение и посмотрел на офицеров, как бы желая убедиться, какое впечатление на них произвела заметка.

– Этой газете уже много лет. С той поры портретная пластика стала подлинным искусством. Вне всяких сомнений, ею вооружен и наш враг. Я позволю себе изобрести такой афоризм: «Без гипотезы нет контрразведки». Мое предположение таково – в Алмазном институте на месте одного из руководителей НИАЛа сидит двойник с лицом-маской, сделанным хирургом-пластиком.

Начальник отдела с любопытством вперился в лицо Язина. Прокурор приоткрыл рот. Человек у окна издал невольное восклицание.

– Вот почему «Красная маска» неуловима для нас, вот почему она в курсе почти всех наших действий, вот почему я жду диверсии на съезде алмазоведов.

– Но можно ли так подделать чужое лицо? – спросил человек у окна.

Вместо ответа начальник БОРа открыл плотный конверт и пояснил:

– Справка из Академии медицинских наук.

«На Ваш запрос о портретной пластике сообщаем: в наши дни точная портретная пластика не только осуществима, но уже ряд лет практикуется в странах Европы и Америки. Истоки ее идут от восстановительной пластики, в которой выдающуюся роль сыграли отечественные хирурги Юдин, Богораз, Герцен, Ру…»

– Не буду читать до конца, скажу лишь, что наши медики подтверждают возможность нацеленного пластического портрета. Хирург, сочетающий в себе талант скульптора и художника одновременно, ваяет медицинским скальпелем лицо разведчику, после чего тот проникает в Алмазный институт и похищает чужое место. Как это ни горько, но двойник допущен в НИАЛе до всех секретов нашей алмазной промышленности, ездит на нашей машине, получает нашу заработную плату.

– Это, конечно, гипотеза, – перебил Язина полковник, – смелая фантазия. Не реальнее ли думать, что «Красная маска» просто завербовала кого-то в НИАЛе, пусть даже одного из старших ученых. И разве члены семьи двойника не могут разоблачить подмену?!

– Свою гипотезу я постараюсь подтвердить фактами, – спокойно парировал Язин. – Итак, продолжаю. Справка подтверждает, что живые портреты – реальность, с которой надо считаться, особенно во время борьбы с такой группой, как «Красная маска».

– Какова, по-вашему, судьба «подлинника», если так можно сказать? – спросил генерал.

– Подлинный работник НИАЛа, замещенный двойником, или похищен, или убит.

Посмотрим на людей института глазами врага: кого целесообразнее всего заменить двойником? Разумеется, ученого, допущенного до наибольшего числа алмазных тайн. Таких людей в институте четверо – Рублев, Нилов, Гуляев, Корнилов, и, исходя из гипотезы, мы вправе подозревать эту четверку.

– Мы ведь подозреваем не наших ученых, – поддержал Язина генерал, – а место, занятое врагом.

– Именно так. И это парадокс, но чем больше заслуг и знаний у работника НИАЛа, тем больше подозрений падает на него!

– И как же вы ищете двойника? – спросил прокурор.

– Мы ищем его по многим путям. О подмене можно узнать через близких людей. Затем, если враг подделал лицо нашего ученого, подобрав сходный рост и сложение, то он не мог подделать его организм, группу крови, зубы. Однако проверка крови у четверки спугнула бы двойника. Нам может помочь дантист. Зубной врач помнит рот своего пациента, но по тем же соображениям мы прибегаем к помощи врачей Любавской и Кукариной, лечащих ученых НИАЛа, только в решающую минуту.

Мы сличили почерки Четверки, но не нашили в них изменений. Правда, Нилов и Гуляев пишут на машинке. При сверке подписей за последние два года графолог установил, что несколько изменились подписи Рублева и Гуляева. Однако известно, что подпись человека изменяется с годами.

Наше внимание привлекло следующее: из руководителей Амака и Главалмаза никто не слал запросов в УВД о ходе поисков алмазов. Нилов же направил в Управление внутренних дел письмо с вопросом: найден ли «Голубой Амур» и что делают, чтобы его найти? Вместе с тем, это естественно со стороны Нилова: алмаз исчез из его кабинета, и ответственность за пропажу легла на него.

Настораживает еще следующее – начальник отдела НИАЛа Корнилов ездил отдыхать в Крым. Проверка, однако, показала, что Корнилов на курорте «Предгорный» в Алупке не был. Мы выясняем подробности.

Для подтверждения «гипотезы двойника» интересно письмо Сальникова. Он профорг НИАЛа, ежедневно общается с людьми института. При вызове его в управление я задал ему вопрос: не изменился ли кто-либо из старших сотрудников института по внешности? Не проявил ли он странной забывчивости или стремления избежать людных мест? Профорг ответил письмом. Он сообщает, что в ноябре истекшего года профессор Гуляев не узнал его вовсе, а во время беседы с ним в декабре ни разу не назвал его по имени, хотя раньше это было его обязательной привычкой. Сальников отмечает также признаки рассеянности и у Нилова, но объясняет их смертью жены. Сальников также категорически против лаборантки НИАЛа Орловой.

Раньше я говорил, что «Красная маска» пускает над Амаком змеек, что этот змеек невозможно пустить одному. Полагая, что человеку от «маски» в лесу помогал кто-то из НИАЛа, мы проверили, нет ли совпадений между пуском змейка и выходами в тайгу ученых Алмазного института. Выяснилось, что 20 и 30 июня, когда над копями висел змеек с топографическим фотоаппаратом, профессор Гуляев находился в лесу в районе Амака.

Далее, мы стали интересоваться, не Савич ли скрывается в НИАЛе? По словам работница почты Валунской, у Савича серые глаза. Цвет глаз у перечисленной Четверки таков: Рублев – карий, Нилов – голубой, Гуляев – серо-зеленый, Корнилов – голубой. У нас еще 11 дактололиний с большого пальца Савича. С разрешения прокурора мы сверили их с линиями пальцев Четверки. Сходства не обнаружено. Ничего не дало и сличение почерка Савича по надписи в переводном талоне с почерком четырех подозреваемых.

– Быть может, двойник в Четверке? – спросил прокурор.

– Вряд ли это возможно. Предпринимая столь серьезную операцию, как проникновение в СССР и подмена одного из ученых крупнейшего института страны, враг вряд ли пошел бы на замену высокопоставленного лица.

– Каким образом, полагаете вы, «Красная маска» заменила нашего ученого своим разведчиком? – спросил генерал.

– Мне кажется, это было сделано так. Первым в СССР прибыл Савич, имея объектом работы НИАЛ. Под видом геолога он побывал в Алмазном институте. Кстати, копии пропусков НИАЛа говорят, что два года назад геолог Савич трижды посетил Алмазный институт. Тогда он и подобрал жертву замены, и тогда же сфотографировал ее цветной фотокамерой. Полученные фотографии он отправил в свою страну, и там началась портретная операция над разведчиком одинаковой с нашим ученым комплекции. Из сличения цвета глаз, почерка, дактилолиний мы видим, что Савич не тот человек, которому сделали фальшивое лицо. Вот почему мы и не можем найти его в НИАЛе. Скорее всего, Савич – глава «Красной маски», и можно думать, что он все еще в СССР.

– Правильно, товарищ полковник! – поддержал Язина генерал. – В этом пакете из Комитета, – генерал протянул начальнику БОРа конверт с печатями и нитями страховой прошивки, – нам сообщают из Москвы, что два года назад для работы по сибирским алмазам в СССР заслан известный разведчик Бэл-Филиппинский.

– Полковник Бэл! – воскликнул Язин. – «Кровавый пес»! Помню его. В прошлый раз он ловко ушел от нас, убив двух человек.

– Вероятно, Савич и есть полковник Бэл. Комитет информирует также, что на помощь Бэлу направлено еще несколько человек. В пакете любопытные сведения о «Кровавом псе», как прозвали его на Филиппинах, есть и объяснение, почему Бэл пользуется «Красной маской».

Слова генерала произвели на собравшихся не меньшее впечатление, чем гипотеза о двойнике. Язин заметно оживился.

– Наши подозрения пока слишком разбросаны, – продолжал он, – и кажется, не так уж много данных в пользу гипотезы. Однако помощь детей Иванова и Чековой из поселка Сунтал оказала нем неоценимую услугу. В спецсообщении БОР уже докладывал о костре. Сообщу, что мы перекопали кострище и обнаружили вот этот серебряный предмет. – Язин развернул мягко шелестящую бумагу и передал генералу перекореженную тускло блестевшую пластинку. Она обошла всех офицеров.

– Похоже на пряжку, – заметил начальник отдела.

– Именно, – согласился Язин. – Это действительно пряжка от поясного ремня, весьма важное для нас доказательство. Температура обычного костра что-то около трехсот градусов, и она не может так изуродовать серебро, точка плавления которого девятьсот шестьдесят градусов. Только особая горючая смесь могла дать жар настолько высокий, чтобы так скрутить серебряную пряжку. Ярко-голубой цвет пламени огня, замеченный детьми, это цвет горящего напалма. Поясню, напалм – это бензин, сгущенный до состояния вазелина. Спрашивается, где мог взять охотник боевое горючее вещество? А, добыв его, зачем добавлял в лесной костер? Ответ только один – человек из «Красной маски» сжигал на костре труп человека. Дети оказались случайными свидетелями того, как враг, надо думать, уничтожал труп «подлинника». Это предположение подтверждается еще и тем, что костище перекопано: вещь неслыханная для охотников этой местности! Вот почему мы не нашли костей трупа, а обнаружили только эту пряжку.