Текст книги "Синий тарантул"

21. В лучах контрразведки

Сидя рядом со своим шефом, Жуков читал вслух материалы по Будину, собранные за эти дни:

– Анкетные данные по Будину таковы: «Будин Николай Николаевич, 1907 года рождения, беспартийный. Отец – учитель сельской школы, мать – фельдшерица. Родился в Имане, Приморского края. Образование высшее. Не судим». Это все, что он сообщил о себе, прибыв в Ясногорск.

Жуков взял из коричневой папки новую бумагу и продолжал:

– «По командировке из Москвы прикреплен к Ясногорскому политехническому институту. Данные таковы:

Будин, Николай Николаевич, 1907 года рождения, кандидат экономических наук, прибыл в Ясногорск в нюне сего года, проживает по улице Песчаная, 40, квартира 24. Работает над докторской диссертацией по командировке финансово-экономического института, научный руководитель – профессор Никольский А.П. Имеет годичный творческий отпуск, цель прибытия – изучение методов статистического учета передовых учреждений города». Направление приложено, – добавил Жуков и поправил свои золотисто-пшеничные волосы.

– Что ответил институт?

Жуков перевернул несколько страниц и, не меняя интонации, прочитал:

– «Будин Николай Николаевич, 1907 года рождения, доцент кафедры общей статистики, по решению ученого совета командирован в Ясногорск для работы над докторской диссертацией…»

– Фотографии совпадают?

– Фотография, переданная бильдаппаратом, несколько смутна. Однако при визуальном сличении имеется некоторое сходство.

– Что дала экспертиза?

– Спецоптика дает расхождение фотографий. Экспертиза приложена. – И Жуков достал заключение экспертизы, но Язин спросил:

– Сняли ли копию с личного удостоверения Будина?

– Власов был послан в проходную Купаевского завода, где сейчас работает Будин. Он сфотографировал удостоверение. Копия в папке.

– Что ответила спецчасть института?

– Очень мало: «Заведующий кафедрой, заслуженный работник, беспартийный, член ученого совета, в научной командировке». Приложили фотографию. По тому же бильдаппарату.

– Есть сходство?

– Почти нет.

– Что дал Дутов?

– Будин на знакомство не идет. Неразговорчив. Сидел за одним столом, сказал лишь несколько фраз: «Какая погода! Духота в зале!» Осторожен, недоверчив. Быстро ушел.

– Как у Тонкова?

– Провал. На знакомство не идет.

– Отзыв профессора Никольского?

– Никольский, научный руководитель Будина, сообщил телеграммой, что Будин безукоризненно честный человек, высококвалифицированный. Телеграмма в папке.

– Провели ли опознание?

– Да. Передали по телефото в Москву два снимка. Один сделал Власов вплотную в проходной будке, второй – Кузьмин телеобъективом. В опознании участвовали директор института, секретарь ученого совета и заведующий спецчастью. Общий вывод: Будин ясногорский и Будин московский – разные люди. Но следует помнить, что телефото может дать искажение.

– Дальше!

– В институте тревога. Спрашивают: «В чем дело?» Пишут, что Будин не шлет писем, лишь одни телеграммы.

– Дальше!

– Часть материалов дает вывод: ясногорский Будин – самозванец. В подтверждение имеется, – тут Жуков быстро пересчитал бумаги, – 5 документов.

– Вторая часть материалов, – после паузы объявил Жуков, – сложнее. Наружное наблюдение установлено с 15 июля, не считая ранее начатого контроля со стороны УКГБ. Даю сводку:

«15 июля с 7 до 8 вечера Будин ужинал в ресторане “Дарьял”. В 8.05 уходил в гастроном. С 8.30 и до сей минуты не выходил из квартиры, где находится один. Обычные посетители квартиры Будина, по восстановленным данным, – почтальон, доставщики телеграмм, уборщица, прачка. Позавчера утром – это по данным ГБ – на имя Будина пришла телеграмма из Москвы. Ее содержание: “Срочно ускорить диссертацию. Кафедра задыхается…”»

– «Ускорить диссертацию», – задумчиво повторил Язин. – Ускорить… Телеграмма проверена?

– Проверяется.

– Сколько людей приставлено к Будину?

– Два для наблюдения, третий для связи. Это в одну смену.

– Добавить еще одного человека. Будин бесспорно дома?

Жуков несколько смутился.

– Из квартиры один выход. По донесениям – дома.

– Здоров?

– Это установить не удалось. К телефону подходил.

В это время вошел Зайцев, работник Управления госбезопасности.

– Простите, что перебил. Срочный пакет. Доставлен специальным самолетом.

Жуков принял пакет и вскрыл плотный светло-коричневый конверт, прошитый белым шнуром и скрепленный пятью сургучными печатями.

Это был ответ ЦУИ, Центрального управления информации. На шелестящей тонкой бумаге Язин прочитал:

«Совершенно секретно

Заместителю начальника БОРа КГБ майору Жукову Ю. И.

Шлем первые ориентировочные сведения. До 1940 года в Риге проживал белоэмигрант Углов Дмитрий Васильевич, 1907 года рождения, сын капитана царской армии, из дворян, сам поручик Белой армии. Найдено примерное сходство между присланной для опознания фотографией и Угловым Д.В. Идентификация проведена экспертами Широколобовым и Огорелковым. О пунктах сходства сообщаем:

1. Шея длинная, средней толщины.

2. Форма лица округло-треугольная, основанием вверх.

3. Лоб выступающий, большой, ширина большая.

4. Нос тонкий, средний.

5. Подбородок узкий, видна подбородочная ямка.

6. Правое ухо – раковина малая, прилегание уха полное.

7. Направление бровей косовнутреннее.

Уточнение продолжается.

Дореволюционная биография Углова Д.В. и его отца Углова В.Н. высылается шифром.

Начальник ЦУИ СССР полковник Снегирев».

Отложив бумагу, Язин продолжал:

– Есть ли балкон?

– На квартире Будина есть балкон. Под наблюдением также. Перед балконам клумба. Можно спрыгнуть без ушибов.

– Сад освещается ночью?

– Нет.

Доклад Жукова продолжался еще несколько минут. Тут были и карта маршрутов Будина по городу, и отзыв об этом человеке официанта Маркова из «Дарьяла», и запись о работе Будина в статистическом отделе Купаевского медезавода, и другие бумаги и документы, из которых слагалась примерная картина действий «кандидата наук» в Ясногорске за последние дни.

Передвижения его в городе можно было графически представить так: из небольшого круга – квартиры на Песчаной – выходят четыре стрелы: на «Дарьял», на гастроном, на встречи с Нежиным, благодаря которым Будин и попал в орбиту внимания Язина, и на заводы.

В конце доклада Язин заметил:

– В нашей информации существенный изъян, Юрий Ильич: ни слова о посещении Будиным своего резидента. Напрашивается вывод: или Будин обходит наблюдение, или визиты шефу запрещены. – И полковник переменил тему: – А теперь займемся Козловым. Что нового?

– Вчера и сегодня Козлов сидит дома. За покупками посылал швейцара. Механизмы микроаппаратов вчера остановились.

Язин взглянул на часы, было почти 8 утра. Предстояла новая сложная операция, и он сказал:

– Аппаратура из комнаты Козлова должна быть убрана не позже 8 часов завтрашнего утра. Не позже, – твердо повторил он.

22. Синий тарантул

Когда в кабинете Ильина шли тончайшие химические, газометрические и дактилоскопические исследования, когда Язин изучал план Ясногорска и Серого замка, когда Ганин и Скопин анализировали личные дела четырнадцати сотрудников, когда Козлов тайно фотографировал каждого посетителя Главурана, – работник спецгруппы, которому человек с мозолью дал шпионскую кличку Синий Тарантул, неторопливо шел на работу.

Пройдя несколько кварталов и завернув за угол, он переждал, пока освободится дорога, занятая потоком грузовиков, затем вышел на Пушкинскую. Впереди показался знакомый темно-серый забор, чугунные ворота, черный квадрат номера дома с серебряной цифрой 100.

Синий Тарантул вошел в хорошо знакомый ему коридор проходной будки с огромным, всегда до блеска натертым стеклом. Предъявив первый пропуск, он двинулся дальше по асфальтовой дорожке среди клумб, засаженных альпийскими цветами. Второй, темно-красный пропуск он показал вахтеру в штатском уже в здании. Далее последовали привычные двадцать шагов по мраморному полу, и Тарантул, войдя в лифт, нажал кнопку с цифрой 5. Кабина быстро полетела вверх под легкое гудение мотора. На стене висело зеркало, и Тарантул взглянул на себя: сегодня он выглядел заметно утомленным – лицо было бледно, глаза возбужденно блестели, голубые тени под глазами выдавали бессонную ночь.

Выйдя из лифта, Синий Тарантул учтиво поклонился Пургану. «Не догадался ли он?» – уже в который раз спросил себя Тарантул, как всегда при встрече с этим непонятным и поэтому страшным человеком. Пройдя коридором и не глядя на номера комнат, человек с кличкой открыл дверь в свой кабинет. Его коллега уже сидел за столом, протирая замшей счетную машину.

Тарантул вынул из кармана ключи, открыл небольшой сейф, вмонтированный в письменный стол, и достал бумаги по оборонным рудам. Вторым ключом он открыл другой ящик и, вытащив электроарифмометр, включил штепсель.

Началась размеренная будничная работа, требовавшая ясной мысли, точности и находчивости ума. В красном окошечке счетного аппарата замелькали многозначные черные и зеленые цифры. На белоснежных листах бумаги они превращались в первоэлементы статистического учета, из которых в кабинете Пургина создавалось многоэтажное здание атомной статистики области – первой в Союзе по добыче радиоактивных элементов.

Тарантул заметил, что сегодня его руки чуть влажные, что он не может сосредоточиться на цифрах. Но постепенно под влиянием привычных умственных действий тревожные опасения стали проходить, перестали дрожать руки, на лицо вернулись обычные краски. Теперь счетчик Тарантула не делал ошибок, сильная рука с длинными пальцами в редких темных волосках уверенно нажимала на кнопки аппарата, быстро двигала рычаги и переносила бесконечные колонки цифр на листы статистического журнала.

Казалось, Тарантул весь ушел в вычисления. Но стоило только товарищу по кабинету выйти за дверь, как человек с паучьей кличкой бросил работу. Он глубже уселся на своем большом стуле, несколько раз провел рукой по волосам и, достав из кармана любимое свое лакомство – кубик рафинада, кинул его в рот, не подозревая, что этот рафинад выдаст его органам госбезопасности.

С тех пор как, став на путь предательства, он повел вторую жизнь, все размышления Тарантула вращались вокруг трех точек:

Как сохранить свою безопасность?

Как выполнить новое поручение человека с безжалостными глазами?

Как скрывать дальше те 130 тысяч рублей, которые он получил за истекший год?

И сейчас, раздумывая о деньгах, Тарантул хладнокровно взвешивал свои дальнейшие шаги. На сберегательные книжки нельзя класть больше ни сотни. Покупать облигации трехпроцентного займа тоже нельзя – город пропитан контрразведкой, словно губка водой. «Они» все выявляют… И последняя встреча с Пургиным… в его взгляде было что-то странное. Может быть, он что-нибудь подозревает? Но усилием воли Тарантул отбросил страшную мысль.

Целый год он чувствовал себя так, как будто ежесекундно ступал по отточенному лезвию ножа. Постоянный страх и подозрения сказались на здоровье: кровяное давление повысилось.

Предательство и обманное богатство не давались даром!

Решив замаскировать новые 15 тысяч рублей, полученные им вчера, Тарантул подумал было о золотых часах. Но пара дорогих часов уже лежала в потайном ящике его тумбочки. Купить трехтысячерублевый фотоаппарат? Но уже два «Киева» и одну «Экзакту» он приобрел в начале этого месяца. Приобрести бриллиантовое кольцо за 19 тысяч? Эта покупка скрыла бы его деньги. Но она была еще опаснее: люди в Ясногорске не каждый день покупают кольца стоимостью в одноэтажный дом!

Когда Синий Тарантул решил спрятать деньги, купив микроскоп за 11 тысяч, вошел его товарищ по кабинету. В одно мгновение произошла разительная перемена: Тарантул, склонясь над столом, трудолюбиво углубился в секретные цифры.

Бежали минуты, десятки минут, и на этот раз из кабинета вышел человек с кличкой. Солнце стояло уже высоко. Через матовые стекла в коридор лился мягкий свет. Пахло воском паркета. Не успел Тарантул сделать и несколько шагов, как из кабинета Пургина вышел невысокий подвижной блондин. Он, видимо, спешил. При виде Тарантула блондин приветливо улыбнулся:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, товарищ Скопин! – ответил Тарантул, дружески пожав протянутую ему руку.

Ему был неприятен этот человек, который сейчас улыбается, подает ему руку, а, быть может, час назад дотошно копался в недрах его биографии. Скопин был не только антипатичен, но и опасен. Тарантул много думал о том, как проникнуть в тайны работников госбезопасности, и даже кое-что предпринял.

Остановившись у окна, Синий Тарантул спросил себя: «Что делал капитан у Пургина?» Ему ясно представилась обстановка кабинета начальника: стальная дверь, открывающаяся так же, как дверь в спецчасть; кнопка у плинтуса на гладкой, будто мрамор, стене, нажав которую можно открыть потайной ящик – контрольный бокс.

В это время из поднявшегося лифта вышел медлительный человек с тронутыми сединой волосами и короткими подстриженными усами. «Майор Ганин, – тотчас дал себе сигнал тревоги Тарантул. – Госбезопасность на ногах!», и, натянуто улыбаясь, он приветствовал майора. Ганин приостановился, мягко пожал его руку, но проницательное добродушие, которым было проникнуто квадратное лицо майора, показалось сегодня Тарантулу более опасным, чем всегда.

«Не узнал ли он чего-нибудь?» – подумал человек с кличкой, когда майор зашел к Пургину. Чтобы успокоиться, он вернулся в кабинет.

Но, видно, этот день сулил ему бесконечный ряд неприятностей. Не прошло и четверти часа, как дверь бесшумно раскрылась, и послышался негромкий голос:

– Позвольте?

Мышцы спины и живота Тарантула сжались. Вошел высокий человек в сером костюме и крахмальном воротничке. На его бледном, но приятном лице были разлиты следы утомления. На носу сидели почти квадратные очки в роговой оправе.

– Не помешаю? – спросил человек и отрекомендовался: – Сомов. Из министерства. Изучаю ваш опыт работы.

Он уселся близ коллеги Тарантула.

– Работайте, пожалуйста, будто меня с вами нет, – и Сомов застыл в неподвижности.

Тарантул время от времени украдкой поглядывал на человека из министерства. «Враг или друг?» – спрашивал он себя, и внутри его почему-то рождался страх.

Наблюдая работу статистика, Сомов быстро записывал что-то в блокнот. Вот он придвинул стул и принялся следить за работой Тарантула. Когда Сомов делал заметки, тому казалось, что на него смотрит не один Сомов, а целая группа людей, и каждый замечает мельчайшие приметы его самого, Тарантула, начиная с цвета глаз, манеры держаться, писать и кончая приемами управлять счетчиком, листать книги.

И уверенность, что Сомов – враг, все возрастала в нем.

23. Голубой конверт

Нервы Пургина были натянуты до предела. Он не мог спокойно работать, зная, что где-то рядом, быть может, за ближайшей стеной, сидит враг, выдавший государственную тайну, который скрытно следит за ним, здоровается за руку и входит в его кабинет.

«Головнин, Нежин, Чернов. Кто из них?» – уже много раз чуть не вслух повторял Пургин, хмуря густые брови. Ему хотелось самому наблюдать за этими людьми и разоблачить соглядатая! Но инструкция Язина приказывала: «Ни в коем случае не допускать шагов, которые могли бы насторожить заподозренного врага».

И Пургин сдерживался, понимая, что бессилен чем-либо помочь контрразведке.

На столе перед ним лежал главный журнал. Листая его, Пургин вновь и вновь испытывал мучительную неловкость. Все, что с затратой больших средств, времени и ума собиралось в эту драгоценную книгу в черном переплете, уже похищено и, вероятно, находится на пути к военному атташе иностранной державы.

Часы мягко пробили 6, пробили 7, но Пургин все так же сидел, забыв о работе. «Неукоснительно продолжать заведенный порядок», – вспоминал Пургин слова контрразведчика и читал его инструкцию снова и снова.

Взяв себя в руки и написав Ильину записку, что задержит главный журнал до 9 вечера, Пургин внес в книгу собранные за день цифры. А затем стал читать шифрованные телеграммы из Москвы, с заводов и рудников.

Осторожно, чтобы не сработали механизмы уничтожения, он вскрывал стальные портсигары и извлекал оттуда драгоценные листки со скупыми цифрами и сводками. Мысль, что и эти портсигары могут попасть к врагу, вернула его к карусели из трех фамилий: «Чернов, Нежин, Головнин».

Чтобы несколько отвлечься от навязчивых размышлений, Пургин раскрыл принесенный еще утром том Брэма. «Тарантулы, – было написано в “Жизни животных”, – ядовитые пауки, распространены по всему земному шару. Волосатые ноги этих восьмиглазых животных усыпаны лоснящимися черными пятнами. Ноги на своих концах имеют острые когти. Неприятный вид, большая величина, быстрота бега, вероломный нрав, внезапное появление в самых неожиданных местах – способствуют тому, что люди всех стран питают к этой породе пауков непреодолимое отвращение…»

От описания яркоцветных тропических тарантулов, размером со спичечную коробку, от пересказов легенд, окружающих смертоносных пауков, думы Пургина возвращались к случаю в кабинете спецчасти.

Отложив официальную переписку, Пургин стал просматривать местную корреспонденцию. Его внимание привлек голубой конверт с красной рублевой маркой.

Несмотря на поздний час, Ганин все еще сидел у себя в кабинете, изучая справку, только что полученную из УКГБ. Зазвонил телефон, и майор услышал непривычно торопливую речь начальника главка.

– Товарищ майор, говорит Пургин. У меня неприятный случай. Спешу к вам.

«Опять что-то стряслось», – обеспокоенно подумал Ганин и заходил по кабинету.

Не прошло и трех минут, как появился Пургин. Он был бледен.

– Вот, пожалуйста, – протянул он голубой конверт. – Читайте.

Адрес был написан твердым почерком, печатными буквами: «Ясногорск. Пушкинская, 100. Тов. Пургину». На штампе отправления значилось: «Ясногорск. 16 июля». На штампе поступления – «Ясногорск. 17 июля».

Внутри находился второй конверт из плотной черной бумаги, в какую обычно пакуют фотопленку. Ганин с неожиданной живостью бросил оба конверта на стол:

– Отпечатки! – чуть не закричал он. – Сотрем отпечатки пальцев! – И, достав металлический пинцет, майор извлек им лист плотной бумаги, на котором стояло всего семь слов: «Вам осталось жить три дня. 16 июля».

Письмо было написано теми же крупными печатными буквами, синими чернилами.

– Н-да! – только и мог выговорить Ганин.

– И, заметьте, что написано на бумаге Главурана!

– Скажу прямо, Аркадий Аркадьевич, – после некоторого молчания произнес Ганин, – не могу сейчас разобраться. Одно идет на другое. Перешлем письмо Язину.

По лицу офицера Пургин видел, что положение серьезное.

Вызвав по телефону Скопина, майор положил письмо в коробку с пробковым дном.

– Езжай! Охранять тебя будет Синцов!

– Охранять? – удивился капитан, поймав себя на том, что голос его неестественно громок.

– Все это очень неприятно, – продолжал разговор Ганин. – Да, садитесь, прошу, – спохватился он, только сейчас заметив, что начальник главка стоит перед ним. – Видно, начинается каша. Скажу прямо, необходимо спокойствие. – Майор чувствовал, что ему самому недостает его. – Посмотрим, не придет ли завтра вторая угроза. Если они пришлют письмо и завтра, приставим к вам человека, или же придется денька три-четыре побыть «в командировке». Впрочем, вернется Скопин, будет яснее. – Задумавшись на минуту, Ганин вдруг поднял голову. – А что, если враг просто хочет выжить вас из вашего кабинета? И как раз на послезавтра? Чтобы провести там какую-то операцию. Конкретно: он хочет, чтобы вас не было в кабинете 19 июля. – Помолчав, Ганин попросил: – А теперь расскажите, пожалуйста, как вы получили письмо.

Пургин положил ногу на ногу, сложил руки на колене и начал:

– Как обычно. Секретарь принес пачку служебных писем, и среди них это – голубое, с рублевой маркой. Странно, почему местное письмо отправлено авиаконвертом? Я вскрыл его – и сразу к вам.

Майор терялся в догадках: «Зачем врагу убивать Пургина? Он шпионов не ищет. Скорее он мог бы убить Скопина, меня, и прежде всего – Язина, если знал бы о его существовании. Нет. Здесь что-то не то».

Забыв о присутствии начальника главка, майор весь ушел в анализ причин, побудивших врага послать это анонимное письмо. Его разум, привыкший к строгой логике, строил одно умозаключение за другим, и Ганин все более убеждался, что отправка письма Пургину нелогична, даже несуразна.

И здесь у майора мелькнуло страшное предположение: «А не враг ли Пургин? Он хозяин Главурана. Никто, кроме него, не может открыть стальную дверь в бронированный кабинет. Это письмо он послал себе сам, чтобы отвести от себя даже тень подозрения».

Большим усилием воли отогнав позорную мысль-клевету, Ганин также невольно заметил, что, несмотря на угрозу смерти, Пургин уже совершенно спокоен, даже чуть весел. И безостановочно работающий мозг продолжал безжалостный анализ: «Смотри на указательный палец левой руки! Нет ли там мозоли?» Весь окружающий мир сузился для Ганина до размеров небольшого кружка, в центре которого были руки Пургина.

Но кисть правой руки начальника упорно прикрывала пальцы левой. Ясно, что он сознательно прячет их. Ганин механически повторял:

– Так, так… Значит, письмо принес секретарь… – и одновременно выжидал момент, когда откроется левая рука. – Интересно, что скажет Язин… – Левая рука все не открывалась.

«Мозоль на левом указательном пальце», – вспоминал он слова полковника Язина на совещании, уже не пытаясь снять с Пургина дикое подозрение.

В это время начальник Главурана нечаянно снял правую руку, и обомлевший Ганин увидел, что на указательном пальце левой руки Пургина надет белый резиновый напалечник.