Текст книги "Король психов"

Глава двадцатая
Рыдания короля психов

На газоне набережной, наблюдая за метромостом и бегущим по нему поездом, Псих, с перерывами на сон и еду, провел три дня. Все это время Тюрморезов следил за ним. Как ни странно, именно это утомительное наблюдение помогло Евграфу не провалиться окончательно в черную бездну сумасшествия. Он понимал: мрак вокруг него сгущается. И не ошибся…

Начавшись с первых, едва различимых признаков надвигавшейся ночи – угасавшего солнечного света, неба, стремительно терявшего свою голубизну и становившегося бело-серым и черным – новое состояние обернулось жутким, беспросветным мраком. Таким, при котором нет ни звезд, ни луны, ни какого-нибудь лучика света.

Тюрморезов хорошо изучил подобные свои состояния. Сколько он жил на белом свете, столько они с ним происходили. Знал: при определенных обстоятельствах «приступ» можно обмануть – не поддаться ему, самому сотворить для себя во мраке один ярко освещенный пятачок. Застыть на нем, не делая ни шага в сторону, потянуть время и дождаться рассвета, какой бы черной и бесконечной не была ночь. Именно этим способом он теперь и воспользовался. На эти дни он оставил себе в жизни только одно дело: следить за старым знакомым. Думать о чем-то другом, делать что-то иное он себе просто запретил. Больше того, он запретил себе думать, для чего он следит за Психом и отказался от всяческих мыслей о том, как он будет следить за ним завтра или послезавтра. Евграф превратился в траву, растение, произрастающее подле человека, который сидя на газоне рассматривает мост…

Псих проводил время однообразно, то устроившись на своем излюбленном месте на газоне, то болтаясь по набережной и с разных ее точек – когда через бинокль, когда невооруженным глазом – высматривая что-то в устройстве моста, в том, как поезд метро пробегает над рекой и затем устремляется в жерло тоннеля. На третий день наблюдения Тюрморезов вдруг почувствовал: у него слезятся и чешутся глаза. Он постарался не думать об этом, но ничего не получилось: левый глаз стал чесаться еще сильнее.

Тюрморезову пришлось вспомнить, что он уже несколько дней не умывался.

Он отставил в сторону свой неизменный стаканчик, в котором кофе плескалось на самом донышке, – кстати, в этот последний день его наблюдения вкус напитка, подаваемого в маленьком буфете, испортился. Торопливо двинулся к двери магазинчика…

– Что-то попало в глаз… Срочно, где здесь есть раковина с проточной водой? – выпалил Евграф и, не дожидаясь, пока стоявшая за прилавком продавщица скажет хоть слово, ринулся к подсобному помещению. Дверь в него была открыта. Виднелись упаковки с товаром.

Продавщица выкрикнула какое-то междометие, что-то вроде «эй», всплеснула руками и поторопилась вслед за Тюрморезовым.

Евграф, – в такие минуты, управляемый наитием он действовал весьма точно, – уже нашел туалет, располагавшийся по соседству с подсобкой. Успел открутить вентиль старенького крана, пустив холодную воду. Дверь за собой он предусмотрительно не закрыл. На щербатой раковине лежал кусок мыла весь в сером налете грязи. Хорошенько промыв обмылок, Тюрморезов плеснул на лицо холодной воды, затем намылил лоб, глазные впадины, щеки. Работавшие в магазине люди, – кроме продавщицы собралось еще три человека, – с изумлением смотрели на эту сцену. Евграф отфыркивался. Потом он ополоснул лицо водой и принялся вновь размыливать под струей холодной воды обмылок.

Не закончив своего туалета, не выключив воду, сильной струей бившей в маленькую раковину, Евграф швырнул в нее обмылок и разрыдался. Не произнося ни слова, он плакал, глядя куда-то мимо обступивших его людей. Он почти ничего не видел, – плотная пелена слез скрывала от него окружавший мир.

Так он стоял и рыдал примерно полминуты. Потом какой-то импульс, – что-то, что еще оставалось в его сознании незатронутым болезнью, – заставил его вздрогнуть. Он медленно двинулся обратно в маленький торговый зал. Люди расступились. Уже когда он был в проходе между прилавками, – работники магазина двигались следом, – Евграф остановился и, повернувшись к ним, по-прежнему с глазами полными слез, проговорил:

– Я хочу пить…

Он повернул голову. Случайно или нет, но его полные слез глаза были обращены к полкам, на которых стояли разнообразные спиртные напитки. Он произвел на находившихся в магазине людей такое странное впечатление, что один из мужчин тут же взял с полки бутылку дешевого пива, протянул ее плакавшему визитеру.

Евграф принял у него бутылку. Человек, – по дородному лицу и тому, как властно он держался, можно было предположить, что он – управляющий магазина, – похлопал его по спине.

Тюрморезов медленно пошел к двери. Уже на самом пороге у него случился еще один, очень сильный приступ: он зарыдал навзрыд, оперся плечом о косяк… Бутылка едва не выпала из руки.

– Наверное, у него кто-то умер… – раздался позади женский голос.

Евграф подошел к буфету. Продолжая всхлипывать, попросил у продавщицы открыватель для бутылок. Весь персонал магазина стоял в этот момент на улице рядом с дверью. Не отводя взгляда от Тюрморезова, продавщица вслепую пошарила где-то под прилавком рукой, наткнулась на открыватель, схватила его, протянула Тюрморезову. Король Психов поставил пиво на самый верх буфета. Неловко, рывком сдернул с бутылки пробку. Через открытое горлышко вылилась пена.

– Давайте… Вот вам салфеточку, – засуетилась продавщица.

Тюрморезов сделал большой глоток пива, потом еще один… Перестал всхлипывать, оттер тыльной стороной ладони слезы со щек. Обернулся. На газоне никого не было. Евграф осмотрел набережную, – Психа нигде не видно. В несколько больших глотков Евграф опустошил бутылку на две трети. Медленно пошел в сторону реки.

По мосту прошел поезд. Тюрморезов невольно всмотрелся в него.

«Что же он замышляет?» – как-то отстраненно подумалось ему о Психе. Он еще раз отхлебнул пива… Состояние его улучшилось. Незаметно для себя оказался на тротуаре у самой воды. Как перешел через проезжую часть, – поток машин был довольно оживленным, – и сам не понял.

С этого момента все его время состояло из непрекращавшегося чередования двух полосок – черной и белой. Находясь на черном отрезке, он точно бы сам себя не осознавал. На белом – сознание возвращалось к нему.

Евграф не торопясь шел по набережной. Старого знакомого нигде не было видно. Тюрморезов прошел под мостом. Сверху пробежал поезд. Евграф задрал голову: никаких подробностей, которые могли бы натолкнуть его на мысли о планах Психа, в устройстве моста он не увидел. «Что же он задумал?» Евграф отпил еще пива из бутылки. Некоторое достаточно долгое время двигался вперед, уже не глядя по сторонам, замечая только асфальт под ногами, прихлебывая пиво и совершенно не думая о Психе и о том, что тот планирует. Затем, словно бы придя в себя после очередной черной полубессознательной полосы, обнаружил, что уже отдалился на приличное расстояние от тех мест на набережной, где бродил со своим биноклем его старый знакомый.

Это обстоятельство показалось ему неважным и неинтересным. Он продолжал медленно идти, потом развернулся, двинулся в обратную сторону. Впереди опять маячил метромост. Тюрморезов уже не обращал на него внимания. Через какое-то время второй раз за сегодняшний день перебежал перед самым носом двигавшихся машин на противоположный тротуар… Опять на него накатила какая-то мутная черная волна.

До самой середины ночи, – того момента, когда очнулся на койке в комнате общежития, – он себя не осознавал.

На других койках храпели водители маршрутных такси. Посреди комнаты почему-то стояла сумка, полная пустых пивных бутылок. На широком общежитском подоконнике в электрическом свете, затекавшем с улицы, виднелась огромная пластиковая бутыль с дешевым пивом, открытая, но опустошенная всего на несколько сантиметров. Тюрморезов поднялся с койки, подошел к окну, сделал большой глоток пива из бутыли. Рядом с ней на подоконнике, освещенный призрачным светом, лежал обглоданный на половину батон белого хлеба. Евграф вдруг вспомнил: целый день ничего не ел. Он схватил батон, повертел его в руках, затем жадно вгрызся в боковину. Прожевав и проглотив большой кусок, хлебнул еще пива. Десятка через два секунд почувствовал волну легкого опьянения.

Теперь, не без страха, принялся припоминать события последних дней. Одновременно прихлебывал из бутыли пиво. Если бы не алкоголь, он бы, наверное, тут же покинул комнату общежития, спустился на первый этаж и попытался как-нибудь добраться до Коломенского. Что бы там делал, – этого Евграф не представлял. Но вернуться в Коломенское ему хотелось чудовищно. Едва хватало воли, чтобы удержаться от поездки туда…

Он вообще чувствовал: силы его на исходе. Ведь он рекордно долгий срок сопротивлялся безумию.

Все же смог сделать над собой чудовищное усилие: «Я никуда сейчас не поеду. Не покину этой комнаты». Пиво сильно помогало ему. Алкоголь, достигая головного мозга, одурманивал его, делая вялыми не только мысли, но и, видимо, саму болезнь. К тому же Тюрморезов пошел на своеобразную психологическую уловку. Он часто прибегал к этому методу. Евграф заключил сам с собой сделку: если сейчас он удержится от того, чтобы покинуть общежитие и спокойно проспит время до утра, то завтра непременно поедет в Коломенское и там решит «вопрос с Психом». Как он станет это делать, Тюрморезов пока не знал. Однако вертелось что-то такое: «нужно проникнуть к Психу в квартиру, поговорить с ним там».

Подняв большую пластиковую бутыль на уровень глаз, он посмотрел, не слишком ли много выпил. Решил, что нет. Поставил пиво обратно на подоконник, развернулся и осмотрел комнату. Все его соседи по-прежнему крепко спали. Евграф подошел к своей койке, несколько мгновений постоял, прислушиваясь к своему внутреннему состоянию, оценивая собственные силы. Потом, как был – в одежде, улегся, натянул на голову одеяло. Минут через десять уже спал…

* * *

За время, что добирался от общежития до подъезда дома, в котором поселился старый знакомый, Тюрморезов так ничего и не придумал. Знал одно: эти утренние часы – последнее время, которое есть у него перед тем, как его окончательно одолеет приступ болезни и все вокруг окутает мрак.

Обычно использовал эти последние часы, чтобы добраться до своего врача. Того, который в частном порядке лечил его в психоневрологическом диспансере. Но теперь Тюрморезов решил распорядиться судьбой иначе. Собрался провести «разведку боем». Никакого четкого плана не было. Просто Евграф был уверен: у старого знакомого душа находится ничуть не в более устойчивом состоянии, чем у него самого. Если Тюрморезов сейчас неожиданно нагрянет к Психу в логово, тот обязательно проговорится. Евграф узнает, как Псих оказался на свободе, что замышляет и может быть… Что он с ним сделает?!.. Кто мешает Евграфу взять и убить Психа? Так же, как тот когда-то прикончил Илью. «Илью убил не Псих… Надо быть точным…» – пронеслось в голове у Евграфа. Он уже тянул на себя дверную ручку. «Неважно…»

Он может сделать это и преспокойненько покинуть квартиру. Произвести, так сказать, окончательный расчет со злом… Никто, скорее всего, никогда не найдет его. Да и искать не станет. Кому нужен Псих?!.. Общество не станет жалеть о потере такого беспокойного члена. Наоборот, все вздохнут с облегчением. Мысли роились в голове Тюрморезова. Евграф чувствовал, что ему становится хуже. Время его было ограничено. Часов и минут до наступления «полной тьмы» оставалось все меньше и меньше. Он поднялся на лифте на этаж, подошел к двери тамбура и нажал кнопку звонка.

* * *

Старуха распахнула дверь тамбура так стремительно, что Тюрморезов от неожиданности отпрянул. Он впервые видел ее.

Глаза старухи округлились. Судя по всему, ожидала увидеть кого-то другого… Она попятилась.

– Вам кого?.. – пролепетала квартирная хозяйка Психа. Позади старушенции виднелась раскрытая дверь ее квартиры. Тюрморезов видел убогую обстановку прихожей… Почему-то ему казалось, что там, в дверном проеме, сейчас должен появиться Псих.

Интуиция подсказывала Евграфу: старый знакомый живет здесь не под своим именем и фамилией.

– Я жильца вашего хочу видеть! – твердо проговорил Евграф. Шагнул прямо на старуху. Он ожидал – она вновь попятится, освободив ему дорогу в квартиру, но старушенция, наоборот, шагнула навстречу гостю. Они едва не столкнулись.

– Это очень важно. Вы недооцениваете серьезность происходящего! – выпалил Евграф. Их со старухой взгляды встретились. После его фразы она как будто дрогнула.

Тюрморезов не мог этого знать, но в голове Дарьи Дмитриевны в эту секунду всплыло воспоминание о «визите налогового инспектора».

Она отступила в сторону, уступая незнакомцу дорогу в собственную квартиру.

Евграф тут же воспользовался этим…

– Его нет, он сбежал. Никаких денег я с него не получила, – вяло проговорила старуха ему вслед. Тюрморезов замер у самого входа в квартиру. «Психа здесь нет!» – пронеслось у него в голове.

Мелкими торопливыми шажками она двинулась за ним. Взгляд ее был обращен не на незваного гостя, а в пол. Евграф понял: она уже смирилась с тем, что он войдет в ее квартиру, и шагнул внутрь.

В прихожей он остановился. Дверь в одну из комнат была приоткрыта. Ему сразу показалось, что именно там жил Псих. Старуха вошла следом за ним в прихожую. Тюрморезов ожидал, что она закроет дверь, но этого не произошло.

– Вы говорите, он сбежал. Когда? По какой причине?

Старуха замялась. Какие-то подробности во всем этом разговоре, да и в самом «налоговом инспекторе», – он стоял к ней спиной, высматривая что-то в квартире, – показались ей странными. Словно хозяйка не очень интересовала его, а целью визита было то, что он высматривал в комнате сбежавшего жильца…

Кстати, старуха сказала лишь часть правды, когда сообщила, что Псих не заплатил ей. Проживание в комнате было оплачено даже с избытком. Не рассчитался старый знакомый Тюрморезова полностью за услуги, не входившие в основной «контракт». Те, что оказывала ему Дарья Дмитриевна, когда он, опасаясь слежки Короля Психов, безвылазно находился дома. Накануне квартирная хозяйка оказала ему еще одну услугу. Она показалась ей настолько странной, что она никогда бы не согласилась выполнить ее, не посули Псих очень значительную сумму.

Лже-Скворцов попросил ее сходить к нему на работу, в офис, располагавшийся неподалеку от старухиного дома. Дарья Дмитриевна должна была зайти в кабинет к директору, – жилец предупредил ее, что тот очень удивится ее приходу и всему тому, что она скажет. Заявить надо было следующее: «Ваш сотрудник Скворцов сломал ногу, перелом сложный, у нас в России такие не лечат, поэтому его срочно отправили на лечение в Лондон. Я – подруга его бабушки». В первый момент, когда она услышала это от своего жильца, она подумала, что он над ней насмехается. Дарья Дмитриевна поджала губы. Следом жилец пообещал ей за этот визит сумму в два раза превышавшую те деньги, которые платил ей за месяц за комнату.

В душе старушенции шевельнулось неприятное предчувствие. Ведь он и так был должен ей за прежнее. Когда она ходила для него в магазин, он лишь в первый раз выдал ей авансом некоторую сумму, которую позже она истратила на продукты для него же, а еще – на оплату услуг «носильщика», – подсобного рабочего магазина…

И все же она опять согласилась. И вновь у нее возникло ощущение, что поддаваясь настойчивым просьбам жильца, она совершает ошибку. С какого-то момента, один раз уступив ему, она словно бы утратила волю. С каждым новым днем потакала его желаниям все больше и больше. Сыграла роль и жадность – «Сворцов» обещал ей все возраставшие суммы. Но этих денег она от него так и не увидела…

Обо этом теперь судорожно думала Дарья Дмитриевна.

– Ой, мил человек, ушел он сегодня утром… Удрал, можно сказать! – запричитала старушенция.

«Никакой это не налоговый инспектор!» – тем временем окончательно решила для себя Дарья Дмитриевна.

Евграф сделал еще несколько медленных шагов и оказался на пороге комнаты. Первым же предметом, на который упал его взгляд, стал тот самый бинокль, с которым Псих появлялся на набережной.

– Бинокль вот у меня зачем-то украл. Да в последний момент посовестился и бросил… – проговорила за спиной квартирная хозяйка.

Она не знала, что у гостя после этих слов появилась пронзительная догадка: «На ближайшее время Псих запланировал что-то значительное. Какой-то перелом случится во всех его делах!»

Неожиданно для старухи Тюрморезов резко развернулся. Наклонившись к ее лицу с жаром заговорил:

– Что он вам при этом говорил? Вспомните детали… Все-все!.. Важно понять, где он может быть сейчас, – он бы продолжал спрашивать ее еще, но тут со стороны тамбура – дверь оставалась распахнутой, – донеслось встревоженное:

– Дарья Дмитриевна, у вас все в порядке?!

Старуха обернулась и, запричитав «Ох, дверь-то я не закрыла!» поспешила к выходу из квартиры. Воспользовавшись моментом, Евграф зашел в комнату. Разобранная постель с перекрученным в нескольких местах одеялом, подушкой, лежавшей на самом краю и сплюснутой с одного бока. Простыня, измятая настолько, что казалось, лежавший на ней человек елозил и вертелся, не переставая, всю ночь, – красноречивые приметы пребывания в комнате Психа.

Тюрморезов надеялся обнаружить здесь хоть какую-то деталь, подсказку, которая поможет угадать, что задумал и куда исчез жилец. Вот стол со стоящим на нем у самой стены развинченным радиоприемником, шкаф… Ни секунды не колеблясь, Тюрморезов подскочил к нему, распахнул дверцы… Пусто!

– Все он взял с собой!.. – отчетливо проговорила за его спиной старуха. – Даже тапочки, которые я ему купила и за которые он не рассчитался. А что это вы, человек хороший, в шкафах у меня шарите?!..

Он обернулся. Старуха шагнула назад. Ей хотелось кинуться прочь из квартиры. Соседка, должно быть, еще не ушла из тамбура… Но гость, наверняка, схватит ее за шкирку и придушит прежде, чем она пересечет порог комнаты.

Тюрморезов почувствовал ее настроение: он попал в тяжелый переплет. Старуха может сдать его полиции…

– Я закричу… Соседка еще не ушла. Вас поймают! – неожиданно спокойно проговорила старушенция.

Решение к этому моменту в голове Короля Психов уже созрело. Ее слова только подтолкнули его к практическому действию.

– Понимаете, это очень опасный человек. Надо позвонить в полицию… Он может натворить непоправимое, – произнес Тюрморезов и двинулся в коридор. Там стоял телефон.

Квартирная хозяйка отступила в сторону, пропуская его. Евграф подошел к телефону, взял трубку и набрал две цифры номера полиции.

Старушенция осталась стоять в комнате. Лишь вполоборота повернулась к гостю.

Тюрморезов сообщил дежурной, что он подозревает: в ближайшее время метромост может стать объектом, как он выразился, «неких опасных действий». Поэтому Тюрморезов порекомендовал полиции как можно быстрее и серьезней усилить охрану метромоста. Затем Евграф описал Психа, сообщил, что знал, про его прошлое. Разумеется, рассказал о деле с проникновением в загородный коттедж и убийством. После этого Тюрморезов повесил трубку.

Евграф почувствовал, что сил у него больше не осталось. Ему вдруг показалось, что этот «эпизод» он полностью провалил: сделал все не так, как надо было. Но что именно сделал не так?

Ответа на этот вопрос у него не было.

Единственное, что его во всем этом радовало: Псих, наверняка, не сможет осуществить дьявольскую акцию, а значит он, Евграф, предотвратил появление новых несчастных жертв психопата. Наподобие Ильи.

Тюрморезов уже ничего не соображал. Не говоря ни слова, даже не глядя больше на старушенцию, он прошел в раскрытую дверь. Кинул взгляд на стоявшую на пороге своей квартиры старухину соседку – молодую с румяным лицом, женщину – и вышел из тамбура на лестничную клетку.

Спустился по ступенькам к лифту. Не сходя с последней из них, замер, прислонившись плечом и головой к стене. Ему было ужасно плохо. Охватила тяжелейшая тоска. Хотелось сесть на ступеньки, но он боялся делать это. Знал: затем он ляжет и так и останется лежать в неестественной позе, пока кто-нибудь из жильцов не вызовет скорую… Состояние было очень похожим на то, свидетелем которого много лет назад стал поп Иван. Только тогда Тюрморезов лежал у дороги на совхозном поле, а теперь это была лестничная клетка, и он все еще держался на ногах.

Дарья Дмитриевна, едва странный гость покинул тамбур, принялась набирать полицию. Ей помогала соседка. Она оказалась рядом со старухой, как только молодой мужчина скрылся из виду. Начав разговор, старушенция сообщила свой адрес и сказала, что именно из ее квартиры был сделан звонок насчет того, что метромосту угрожает некая опасность. Тут же трубку у нее выхватила соседка: оказавшись человеком наблюдательным, она довольно подробно описала внешность Евграфа. «Имени его мы не знаем, – сообщила соседка, – но он, скорее всего, только сейчас выходит из нашего подъезда… Если поторопитесь, сможете поймать его по приметам…»

Так получилось, что неподалеку, как раз по набережной, проезжала полицейская патрульная машина. До дома старушенции она смогла домчаться за несколько минут.

Когда полицейские подкатили к подъезду, дверь его отворилась. Их глазам предстал человек, идеально соответствовавший описанию того, кого они должны были задержать.

Это был Евграф Тюрморезов.