Текст книги "Король психов"

Глава двадцать шестая
Бегство одного и приготовления к бегству другого. Лопохому остается лишь жратва из «Макдональдса»

Когда Скворцов быстро взбежал по низеньким, но широким ступеням, что вели к входу в большое офисное здание рядом с метро «Коломенское», изумлению бывшего машиниста не было предела: какие дела могут быть здесь у Психа?! Что он вообще может делать в этом месте, отстоящем от эпицентра их акции всего лишь на какую-нибудь сотню метров?! Миша не знал, что Псих незадолго до мероприятия «Группы личностей» устроился работать в один из здешних офисов.

Теперь Псих решил наведаться к работодателю.

* * *

– Косопузов уволен. Мне не нужны руководители отделов, которые не способны резко увеличить объем продаж, – дядька, который, несмотря на не очень солнечную погоду и офисные окна, закрытые жалюзи, был в солнцезащитных очках с огромными стеклами, говорил он надменным тоном и как-то все время вздергивал вверх заросший щетиной подбородок, точно подчеркивая этим жестом превосходство над собеседником.

Придя в офис, Псих обнаружил этого неприятного типа на месте Максима. Лже-Скворцов знал, что дядька – директор и совладелец компании. Прежде он встречал его в этом офисе, но ни разу с ним не разговаривал.

– А как же быть мне, – промямлил теперь Псих. – Ведь он был моим начальником… Я…

– Да, я знаю, вы были «в полях», искали заказы по больницам. Но пока я не видел ни одного счета, который был бы выписан и оплачен благодаря вашей работе, – резким неприятным тоном заявил директор.

– Заказы есть, – сказал Псих. – И много…

– Где они? Давайте сюда, – директор протянул руку.

– Сейчас распечатаю… – Поднялся, пошел на свое место, включил компьютер. Через несколько минут встал, делая вид, что ему нужно подойти к принтеру. Тот стоял у двери и не был виден директору из прежнего косопузовского кабинета.

«Жаль Косопузова! – думал Псих. – Я с ним хорошо сработался. С этим очкастым вряд ли так получится… Может, поискать Косопузова? Устроился же он куда-нибудь на работу! Пойти к нему в подчиненные… Максим меня помнит, возьмет…»

За этими мыслями Псих, как-то незаметно для себя, открыл дверь, вышел из офиса и медленно побрел по коридору в сторону туалета.

Там он заперся в кабинку и очень долго сидел на опущенной крышке унитаза, размышляя, чем же не угодил Косопузов директору.

В офис лже-Скворцов больше не вернулся.

* * *

Весь этот день, путешествуя на метро, бывший машинист не думал, что его тоже разыскивают: катаясь в вагонах, переходя с эскалатора на эскалатор, двигаясь мимо полицейских в подземных переходах, он подвергает себя особенному риску. Первый раз он задумался о риске, оказавшись неподалеку от моста. Наблюдая за подъездом офисного здания, бывший машинист то и дело косился на мост. Особенно, когда по нему пробегали электрички метро. Как профессионал, бывший машинист видел: подземка работает в привычном режиме. Акции «Группы личностей», в которой он сыграл главную роль, словно и не было.

Но Миша понимал: работа механизма, который он запустил своими действиями, незаметна. В метро обязательно воплощены в жизнь особые планы, касающиеся безопасности…

Что, если органы не до конца поверили в историю про Евграфа Тюрморезова, ворвавшегося в кабину? По позвоночнику лопоухого то и дело пробегал холодок.

«Скорее узнать, где деньги, забрать их и валить за границу», – думал Миша.

Псих вновь появился на ступенях возле подъезда.

«Деньги у кого-то, кто здесь работает! – осенило бывшего машиниста. – Только что Скворцов встречался с этим человеком!»

Лопоухий испытал досаду: «Надо было проследить за ним в здании – выяснить, с кем он виделся! Второй раз такой шанс может не представиться».

Псих не смотрел в его сторону, но на этот раз Миша вел себя более осторожно: он перебрался в тень под мостом и старался быть от приятеля на приличном расстоянии. Так, чтобы не привлечь его внимания. Голова кружилась от голода. Но злоба, которая пришла в душе лопоухого на смену досаде, явно черпала свою силу не из органов пищеварения. Она разгоралась все больше и больше.

Бывший машинист был на шаг от того, чтобы совершить очередное тяжкое преступление.

* * *

К звукам воды, струившейся за стеной дачи на землю из дыры в проржавевшем водосточном желобе, добавлялся равнодушный голос «капели». Во время дождя через прохудившуюся крышу на второй этаж натекло достаточно воды. Теперь она, как обычно, падала крупными каплями из щели в потолке на пол первого этажа.

Миша был занят разработкой плана очередного преступления: в данный момент он склонялся к тому, что необходимо изыскать откуда-нибудь серьезный запас терпения и постараться дождаться следующего раза, когда Скворцов отправиться к своему сообщнику в офисном здании. Тогда Миша зайдет внутрь, выяснит, кто сообщник. И уже у него попытается изъять деньги…

Надо только ждать, терпеливо преодолевать минуты, часы, может быть даже дни… Но как?! Без еды, в этой могиле с протекающей крышей… Дверь хлопнула. Миша, лежавший у окна, не заметил, как по дорожке, пролегавшей в паре метров от стены дома, прошел Псих.

– Радуйся! Я все решил! – громко заявил Скворцов. – Тебя переправят в Абхазию.

Псих вошел в маленькую кухоньку и бросил на сколоченную из ящиков «тумбу» пакет из «Макдональдса». Миша вздрогнул, как от удара. Долгие дни, проведенные на карамельной диете, сделали свое дело – мысль о том, что рядом, в нескольких шагах лежит обычная еда: разрезанная напополам булочка, начиненная котлетами, овощами с соусом, какая-нибудь картошка в картонном конвертике, – одно лишь представление об этом вызвало у него спазм желудка. Все его прежние размышления отступили куда-то на задний план. В эти секунды он думал не о преступлении, а о еде…

Псих выглядел возбужденным. Можно было подумать, что ему этим днем и в самом деле удалось решить трудную задачу.

– Надо только немного подождать! – захлебываясь, продолжал он рассказывать бывшему машинисту. – У одного из наших, из «Группы личностей», там, в Абхазии, есть старый дом, дача, доставшаяся от дедушки, старого облезлого коммуниста.

«Старый дом…» – повторил про себя Миша. Он уже встал со старого колченогого стула, на котором сидел до прихода Скворцова. Верзила живо представил нечто подобное даче, на которой они находились теперь. В голове его помутилось. Разве ради того, чтобы провести остаток дней в такой чудовищной лачуге посреди заброшенного дикого сада, он набрал столько денег по разным кредитам, которые никогда не будут погашены?!

Но Псих уже развернул пакет. Его содержимое было гораздо более обильным и разнообразным, чем то, что нафантазировал себе бывший машинист.

– Жри, наши подкинули! – проговорил лже-Скворцов.

Полдесятка гамбургеров, две большие картонки с картошкой-фри, две картонки с нарезанными листьями зеленого салата, четыре пирожка с вишней, несколько коробок с куриными наггетсами, во множестве маленькие пластиковые баночки с разными соусами и горчицей.

Лопоухий сглотнул слюну и не стал набрасываться на Скворцова с кулаками. Тем более, что это совершенно не соответствовало разработанному им плану. «Сперва поем, а потом все еще раз решу…» – пронеслось у лопоухого в голове.

Он подошел к «тумбе» из ящиков и принялся есть. Псих отошел в сторону и принялся с удовлетворением наблюдать, как бывший машинист с жадностью насыщает свою утробу. У лже-Скворцова все шло по плану. Слова про Абхазию были ложью. На самом деле Псих встретился с человеком из «Группы личностей» и сообщил ему местонахождение дачи, на которой теперь находится Миша.

– Пусть пока отдыхает там… – был ответ. – Пока возможности помочь ему нет. Может быть, позже. Попробуем отправить его куда-нибудь на Южный Кавказ… Или на побережье Абхазии. Там его не найдут…

В первые пять минут верзила умудрился затолкать в себя все гамбургеры, обильно обмазывая их соусом из пластиковых баночек, который он доставал крупным грязным пальцем с черным ногтем. Одновременно лопоухий умудрялся запихивать в рот палочки картофеля-фри из картонных конвертиков. Все сознание бывшего машиниста было поглощено процессом еды. Миша впервые за эти дни испытывал истинное наслаждение. Большее счастье он бы ощутил только, если бы сломал шейные позвонки Скворцову.

Псих же, напротив, был занят обдумыванием плана на завтра. Вид чавкающего Миши еще раз убеждал его в том, что он все задумал правильно…

– А жратва в Абхазии будет? – вдруг спросил Миша, отвлекшись от пакета с соусом и картошки-фри.

Лже-Скворцову, который в это мгновение встретился с бывшим машинистом глазами, показалось, что во взгляде лопоухого – какое-то странное настроение, которого он прежде не замечал.

«Что это?..» – Псих не встревожился, он просто столкнулся с неким моментом, который не мог объяснить.

Миша отвел взгляд и принялся с прежним ожесточением поглощать доставленные яства из «Макдональдса». На этот раз пришел черед сладких пирожков с вишней. «Показалось!» – решил Псих и перестал беспокоиться из-за странного настроения, которое ему увиделось в мишиных глазах.

Прекратив есть, верзила вернулся на свое прежнее место на старом стуле и прикрыл глаза. Через некоторое время лже-Скворцов услышал отчетливое посапывание, которое быстро перешло в громкий храп. Бывший машинист спал сидя.

* * *

Яркое солнце, бившее в оконце с треснувшим стеклом, разбудило Мишу. Нигде в доме не было занавесок. По утрам, когда небо было затянуто тучами, золотые лучи пробивались через кроны разросшихся вокруг дачи деревьев и тогда в доме сумасшедших на короткое время исчезала тягостная атмосфера упадка и ожидания каких-то мрачных событий, которые неминуемо должны стать последствиями поведения его странных обитателей. В веселом солнечном свете даже неструганные серые доски от ящиков выглядели живописно.

Миша любил эти моменты. Теперь утро было ему приятно вдвойне, – впервые за последнее время он был сыт. Рваный матрас, на котором он лежал, был брошен прямо на пол у стены маленькой веранды. Накануне, он некоторое время спал сидя, потом очнулся, пошел в комнату, снял свой тюфяк с кровати, – почему-то ему стала неприятна мысль о том, что ночью может пойти дождь, и если он будет сильным, тяжелые холодные капли станут падать на пол не только в центре комнаты, но и на то место, где он обычно спал.

«Скворцов еще спит», – догадался лопоухий. В доме царила полная тишина. Ниоткуда не доносилось ни звука. На соседних дачах никто не жил, так что два сумасшедших все это время наслаждались полным покоем.

Верзила поднялся с тюфяка, осмотрелся. Дверь в комнату, где спал его напарник по «Группе личностей», была широко раскрыта. Скворцова на топчане не было. В душе лопоухого шевельнулось тяжелое подозрение. Движения Психа были всегда резкими, неловкими. Вставая по утрам, он обычно будил Мишу, – слишком громко открывал и притворял двери. Задевал туловищем за стулья, сдвигая их с места. Лязгая крышкой бидона, пил воду.

Лопоухий глянул через окно на будку туалета, – дверь была закрыта без широкой щели, которая возникала каждый раз, когда кто-то, сидя в будке, запирался изнутри на длинный ржавый крючок.

«Удрал!» Миша заметался по даче. Через пять минут для него стало очевидно: скорее всего еще до рассвета, когда сон Миши был наиболее крепким, Псих исчез с дачи. Пошел на станцию и удрал первой электричкой, – так решил лопоухий.

На самом деле лже-Скворцов поступил еще изощренней. Правда, план его на это утро отдавал бессмысленностью: выйдя с дачного участка до рассвета, он прошел около десяти километров пешком, затем поймал попутный грузовик, затем ехал на автобусе… Он петлял по Подмосковью по странной безумной траектории и лишь вечером въехал в столицу на автобусе – ровно с противоположной стороны от той, в которой находилась заброшенная дача его сумасшедшего дяди.

Весь этот день лопоухий бывший машинист прождал его под мостом в Коломенском, наблюдая за подъездом офисного здания, в котором, как он предполагал, работает сообщник Скворцова.

* * *

– Мне нужен только заграничный, – проговорил Тюрморезов, глядя куда-то в сторону, на шпиль старой гостиницы «Ленинградская».

Разговор шел на задворках площади трех вокзалов. Рядом стояли многочисленные торговцы узбекскими дынями. Торговля здесь шла как с рук, так и из багажников стареньких легковых автомобилей отечественного производства, припаркованных у тротуара.

Человек, с которым сейчас вел разговор Тюрморезов, пришел откуда-то со стороны Казанского вокзала. Вполне возможно, он только что приехал на поезде. А может, пришел из одного из близлежащих переулков и намеренно смешался с толпой у вокзала, чтобы замести следы…

– Причем подделка должна быть очень хорошего качества, – продолжил Евграф.

– Качество будет стоить очень хороших денег, – произнес его собеседник.

На нем была красная кепочка-бейсболка, ремешок на которой стянут так, что она еле держалась у него на макушке.

– Деньги не твоя забота, а моя! – резко произнес Евграф. Перестал разглядывать шпиль «Ленинградской» и посмотрел собеседнику в глаза.

Тому взгляд этот очень не понравился. В нем была злоба, – слишком много ее. Гораздо больше, чем требовалось для этого разговора. «Чего это он?» – спросил себя Петюня, – под таким именем Тюрморезов знал этого человека.

Евграф в последние полдня и сам удивлялся совершенно беспричинному раздражению и злобе, непонятно откуда появившимся в его душе. Он испытывал какую-то тяжелую, жестокую ненависть, глядя даже на случайных прохожих, пересекавших перед ним дорогу.

Все у него складывалось удачно, – денег была полна сумка. Большую их часть он уже умудрился поменять на фунты стерлингов и доллары. Розыск, несмотря на размещенные по городу в первые дни фотопортреты, шел, судя по всему, не очень активно. По крайней мере, Евграф почему-то испытывал весьма комфортное ощущение безопасности, когда ходил по городу и пользовался общественным транспортом. Это чувство, как и беспричинную злобу, он объяснить себе не мог.

– Хорошо, будет тебе надежный паспорт, – подвел итог деловой встречи Петюня.

* * *

Нож стоял у него перед глазами. Он видел лезвие – не широкое и не узкое – без желобка. Последнее обстоятельство почему-то очень нравилось Евграфу: «Кровь, которая могла бы по желобку вытечь наружу, прольется внутри раны… Это сделает рану более тяжелой».

Тюрморезов фантазировал на тему ножа просто так, – ему не требовалось холодное оружие, он не собирался никого убивать. Но каким-то непонятным путем образ ножа, который он постоянно воображал, помогал преодолеть ненависть к окружавшим его случайным людям, к человечеству вообще. В последнее время это чувство захлестывало настолько сильно, что он не мог спокойно выполнять намеченный план.

Мысль о стальном клинке с замечательной черной рукояткой из пупырчатого пластика, – почему-то она представлялась Тюрморезову именно такой, – оказалась спасением от новой напасти – охватывавшей его злобы.

Пока Евграф воспринимал все как фантазию, игру с самим собой. Но дело было значительно хуже… Он оказался на грани одного из самых ужасных этапов своего заболевания.

* * *

Внутри Тюрморезова словно бы поселился второй человек. Первый – тот что был им до последнего времени, недавно планировал ехать за границу. Поддельный паспорт уже лежал у него в кармане, но второй, новый человек, крепко овладел его телесной оболочкой. Раздвоение личности – вот имя чудовищного состояния, болезни, угрожающей не только тому, в ком она поселилась, но и людям, случайно оказавшимся на его пути.

Когда Тюрморезов после гибели Ильи выдал всех своих подельников полиции, у всех, кто так или иначе участвовал в его судьбе или просто наблюдал за ней, создалось впечатление: молодой мужчина раскаялся, понял, насколько аморальный образ жизни вел и до какого ужаса мог бы дойти, если бы продолжал, как и Псих, как тот ненормальный, убивший ножом для рубки мяса Илью, вести «сумасшедший» образ жизни. Тюрморезову и самому в тот момент казалось, что он «прозрел». Он воспринимал свое тогдашнее состояние, как раскаяние. На самом же деле с ним случился приступ раздвоения личности.

Человек, который позвонил в полицию, не был прежним Евграфом Тюрморезовым. Он был другим лицом, сосуществовавшим в одной с ним телесной оболочке. Просто это «иное лицо» вдруг пробудилось от спячки, принялось активно действовать, смогло полностью подавить прежнего Евграфа. Но все это – лишь на время…

До сих пор болезнь Евграфа не была ярко выраженной. Период чередования разных личностей, живущих в одной физической оболочке, оказывался долгим.

И только, когда Тюрморезов наконец заполучил через Петюню фальшивый паспорт, произошло две опасных вещи: во-первых, проснулся прежний «злой» Евграф, а во-вторых, чередование «раздвоенных» личностей стало частым…

Это был первый по-настоящему серьезный приступ раздвоения личности, который испытал Тюрморезов в своей жизни. Подобные заболевания нередко проявляются лишь в определенном возрасте. До этого момента человек не демонстрирует никакого «сумасшедшего» поведения. Потом происходит некое событие, которое служит толчком для развития болезни.

Случай Тюрморезова – особенный. Психом он был всегда. Но никто из занимавшихся им психиатров не обнаруживал у него склонностей к раздвоению личности.

Фантазируя на тему стального лезвия, поблескивавшего в лучах солнца, Тюрморезов постепенно пришел к мысли: ему необходимо воплотить свои фантазии в практику и иметь нож своей мечты при себе – в кармане.

Он помнил, что бродя по городу после того, как остановил поезд метро, выкатившийся на станцию, в центре в тихом переулке случайно обратил внимание на оружейный магазин. Примерно помнил, и как добрался до места. Теперь повторил собственный путь. Словно магазин оказался здесь по воле провидения, ближайшая к входу витрина была полностью занята различными ножами. Они покоились на кронштейнах на стене, обитой красным бархатом. Одно лезвие почти точно соответствовало ножу, который представлял в фантазиях Евграф. Нож был странен. Скорее походил на морской кортик. Только лезвие немного шире и короче, чем у обычного кортика. Перекладина между лезвием и рукоятью, защищающая кисть руки – маленькая. Сама рукоять оказалась именно такой, какой воображал ее Евграф – черной, пупырчатой. Она была покрыта каким-то материалом, напоминавшим резину, – чтобы лучше держаться в руке.

Тюрморезов не колебался. Постояв у витрины минут пять, жестом подозвал продавца. Тот и так уже обратил на него внимание.

– Я хочу этот нож! – уверенно произнес Евграф.

«Это странно… – думал он в этот момент. – Откуда я мог знать про этот нож? Что он есть здесь… Неужели, я обладаю каким-то даром: видеть мысленным взором то, чего не может достичь взгляд моих глаз?!»

Продавец уже открывал ключом витрину…

Глава двадцать седьмая
Сумасшедший в атмосфере старого заброшенного парка

Первые несколько часов, миновавшие после того, как Тюрморезов приобрел в оружейном магазине нож – его вернее назвать кинжалом или кортиком, – Евграф бесцельно бродил по городу. Ему казалось, что теперь, когда он удовлетворил собственное желание и обладает заточенной вещицей, его интерес к ней неожиданно пропал. Он перестал думать о кинжале.

Но странно, в душе его образовалась пустота. Первые тридцать минут она его не тяготила. Потом Тюрморезов стал испытывать дискомфорт, который с каждой минутой усиливался. Он объяснил его усталостью: уже долгое время, если не считать захода в магазин, бродил по городу. Ничего не ел и не пил.

Евграф зашел в первое попавшееся кафе, чтобы, наконец, пообедать. Но трапеза была омрачена скандалом, который он сходу закатил официантке, которая, как ему показалось, дала ему недостаточно подробные пояснения по блюдам, имевшимся в меню.

Когда она принесла заказ, Тюрморезов понял, что аппетита у него нет совершенно, и никакого удовольствия от еды он не испытывает. Он еще некоторое время ковырял в тарелке вилкой, потом позвал официантку, расплатился за заказанное блюдо и минеральную воду, встал и вышел из заведения.

Погода, стоявшая на улице, показалась ему слишком душной. По тротуару вместе с ним шло через-чур много людей. Рядом в пробке стояло почти без движения слишком много автомобилей.

Тюрморезов испытал желание оказаться где-нибудь в тенистом пустынном парке, спокойно посидеть на скамейке, подышать воздухом, в котором не будет такого количества выхлопных газов…

На самом деле он был в этот момент практически в полуобморочном состоянии. Позже, он вообразил, что именно решение зайти в какой-нибудь парк оказалось для него роковым… Вряд ли… То, что произошло затем, случилось бы в любом случае. Он был уже обречен…

* * *

Сквер, на который Евграф в конце концов набрел, гуляя по центру, был небольшим. Но раскидистые кроны деревьев создавали атмосферу старого заброшенного парка, о которой так мечтал Король Психов. Совсем рядом проезжали автомобили с уже включенными фарами. Свет их оставался где-то там, за пределами парка. К маленькой аллейке, к скамейке, на которой сидел Тюрморезов, их лучи не пробивались.

Нервы Евграфа были натянуты, как струны. Оказавшись в парке, он не испытал никакого успокоения. Первые десять минут привыкал к здешней темноте. Пытался понять, есть ли еще люди в этой маленькой чащобе, раскинувшейся на пятачке пространства посреди суеты огромного мегаполиса.

Ему удалось рассмотреть группку молодежи лишь на тротуаре, отделенном от парка проезжей частью. Они громко что-то кричали. Тюрморезову показалось: они ссорятся. Одна девушка из этой компании все время порывалась перейти дорогу и оказаться в сквере, но двое молодых людей хватали ее за руки, не давали это сделать. Эта часть городского центра отчего-то была теперь пустынна. Даже автомобилей, проезжавших по соседним улочкам, немного. Прохожих не видно вообще…

Обратив на все это внимание, Тюрморезов выбрал скамейку и взгромоздился на ее спинку. Тут бы ему и успокоиться: сидеть, наслаждаясь воздухом, который был здесь свежее, чем в соседних кварталах. Вместо этого Евграф принялся напряженно рассматривать выходившие на сквер окна соседних зданий… Большинство были темными. Рабочий день уже закончился. Кое-где за огромными стеклами горел свет, но людей видно не было. Тюрморезов пришел к выводу: в данный момент никакой случайный наблюдатель сквером не интересуется. Это заключение подняло ему настроение. Однако, он, точно бы его оставили последние силы, сполз со спинки скамейки не сиденье, потом еще ниже. Теперь его голова была вровень с краем спинки. Затем, точно все это не принесло ему особого облегчения, он взял и улегся на скамью. Однако, голова при этом была напряженно повернута в сторону компании, продолжавшей ссориться на краю проезжей части на другой стороне улицы.

Так он лежал некоторое время. Вокруг, насколько он мог заметить, ничего не менялось. В эти мгновения Тюрморезов словно бы играл в некую игру. Он не воспринимал собственные действия, как нечто серьезное.

Но в глубине сознания Короля Психов шла напряженная работа и царили жестокие, решительные мысли. Он лег на скамейку, чтобы его не было видно со стороны окружавших сквер улиц, а главным образом, чтобы не разглядели его молодые люди из ссорившейся компании. В глубине своей мрачной психопатской души Тюрморезов знал, что все эти странные движения имеют одну четкую цель – подкараулить, когда кто-нибудь из компании один, без товарищей, зайдет в этот погруженный во мрак сквер и пошагает по темной дорожке вглубь. Евграф был уверен – такое обязательно случится. Как многие психопаты, он верил в сверхъестественное и полагал, что у него есть дар заглядывать в будущее.

Удивительно, но на этот раз он получил яркое подтверждение своей вере.

* * *

Прежде чем компания на другой стороне улицы перестала ссориться и в полном составе двинулась куда-то в сторону от сквера, Евграф успел пролежать на скамейке не менее получаса. Когда они медленно побрели по улице, он не шевельнулся. Воздух уже был по-ночному прохладен. Спину Евграфа холодила жесткая скамейка. И все же у него оставался неисчерпаемый запас терпения. Когда эта компания скроется из вида, он станет ждать каких-нибудь других подгулявших людей, которым не спится этой ночью. Его упрямство таково, что он скорее простудится, чем покинет темный сквер, не добившись «результата».

Вдруг компания молодых людей остановилась. Тело Евграфа, лежавшего на скамейке, напряглось. Он вывернул шею и запрокинул голову, чтобы лучше рассмотреть то, что происходит через дорогу. Двое в группе энергично размахивали руками, остальные скучились вокруг них. Евграфу показалось: вновь принялись ссориться все те же парень и девушка. Затем компания двинулась дальше, – даже быстрее, чем шла до этого. Парень остался стоять. Медленно он пошел в противоположную сторону. Приблизился к краю тротуара. Остановился, точно задумавшись о чем-то. Потом шагнул на проезжую часть. Неспеша пересек ее и вошел в сквер…

Парень был явно поглощен своими переживаниями и не смотрел по сторонам. Лишь один раз он посмотрел долгим взглядом в дальний конец сквера, – не туда, где стояла лавка Тюрморезова. Видимо, молодому человеку казалось: в этот час в сквере никого нет, он здесь совершенно один. Медленно, без всякой цели, молодой человек двинулся по темной аллее. Евграф не шевелился. Теперь он не видел парня, но изо всех сил старался уловить звуки, доносившиеся со стороны аллеи. В сквер вторгался шум проезжавших по соседним улицам автомобилей, но Евграф надеялся, что он не помешает ему различить близкие человеческие шаги…

Прошло несколько минут. Стука подошв об асфальт дорожек не было слышно. Тюрморезов осторожно приподнял сначала голову, потом стал медленно подниматься всем торсом. Глаза его к этому моменту достаточно привыкли к темноте, но парня он нигде не видел. Евграф испытал досаду: «Я пропустил, как он ушел из сквера!.. Должно быть, убежал вдогонку за своей девкой!»

Тюрморезов резко поднялся на скамье. Вокруг не было ни одного человека. Он размял затекшие ноги. Посмотрел в сторону перекрестка, затем еще раз окинул взглядом темный сквер. В самом дальнем его краю на середине широкой дорожки спиной к Евграфу сидел молодой человек. Его фигура выглядела черным пятном, Тюрморезов не мог уверенно разобрать детали. Но ему показалось, что парень сидит, обхватив голову руками. Надо было спешить. Рука Евграфа потянулась к карману, где лежал нож, но потом он решил не торопиться – достать оружие можно и позже.

Стараясь ступать как можно тише, Тюрморезов двинулся через темный сквер. Взгляд его был прикован к молодому человеку. Тот по-прежнему сидел не шевелясь. «Он плачет!» – сверкнула в голове Евграфа догадка. Но жалости к парню Король Психов в эти минуты не испытывал. Наоборот, ненависть, которая бурлила в нем, не находя выхода все эти дни, словно забила в его душе фонтаном.

Парень не шевелился. Издалека, по очертаниям, его можно было принять за мешок, забытый какими-нибудь мусорщиками после чистки сквера. Тюрморезов не отрываясь смотрел на черный силуэт, прикидывая, куда бить ножом – в голову, шею, спину? «Не сразу!» – осаживал он сам себя. Расстояние между ним и жертвой стремительно сокращалось, но та, похоже, не замечала ничего вокруг.

Вот Евграф уже совсем рядом…

* * *

Примерно минуту Тюрморезов стоял у него за спиной. Молодой человек по-прежнему сидел на корточках. Король Психов находился словно в каком-то забытьи: правой рукой он крепко сжимал рукоять ножа. Но странно: он и не думал о том, чтобы погрузить клинок в тело беззащитной и не подозревавшей об опасности жертвы. Мысль об убийстве перестала доставлять Тюрморезову удовольствие. Ненависть Короля Психов к человечеству вдруг потребовала иного выхода. Он кашлянул.

В ту же секунду молодой человек вскочил на ноги и развернулся.

Тюрморезов в то же самое мгновение выхватил из кармана свой «кортик». Лезвие отражало слабый свет, проникавший в сквер с окружавших его городских улиц. Парень замер. Евграф не произносил ни слова.

– Я-а… – тихонько провыл молодой человек и принялся пятиться назад.

– Не двигайся… – тихо проговорил Евграф. – Ты слышишь?.. Город не спит. На нас могут обратить внимание. Слушай, ты не такой, как я. Придется с тобой покончить… Но… Если у тебя есть деньги. Понимаешь, я начинаю один проект. Мы переселим сумасшедших со всей России в Европу. Для начала необходимы средства… – Тюрморезов произнес все это негромким, но энергичным шепотом. – Иначе, придется тебя выпотрошить. Посмотреть, какого цвета у тебя кишки. Понимаешь?

Парень энергично закивал головой. Тут же полез в карман. Протянул что-то Евграфу. Несколько купюр… Не так много!

Королю Психов вдруг стало противно. Чего-то не получилось… Он по-другому представлял эту сцену. Парень все испортил – он слишком быстро сдался, не стал оказывать сопротивления.

«Такие не должны жить! – подумал Евграф. – Уж лучше пусть кругом будут подобные Психу… Или лопоухому машинисту…»

* * *

– Убери свои грязные деньги! Они мне не нужны… Ну же!.. – не дожидаясь, пока парень уберет деньги, Тюрморезов выхватил у него из рук измятые купюры и бросил их на землю.

– Убирайся! – прорычал Евграф.

Парень побежал по дорожке к центру сквера. Тюрморезов развернулся. Не глядя назад, на убегавшего молодого человека, быстро пошел к улице, по которой мчались автомобили.

Так, словно бы только что ничего не произошло, Евграф подождал, пока проедут машины, пересек проезжую часть, двинулся вдоль домов. За все время он ни разу не обернулся. Душу его переполняло раздражение и злоба на весь мир. В голове роились какие-то смутные мысли. Так он шагал довольно долго.

Через некоторое время справа от него словно бы из небытия возникли ярко горевшие витрины. Пройдя мимо нескольких, Евграф словно бы очнулся. Тут же, как по заказу, справа от него возникла дверь кафе. Он зашел внутрь, сел за первый попавшийся ближайший к входу столик.

«Надо было взять деньги… – думал он, не обращая внимание на то, что происходит вокруг, никого и ничего не видя. – Иначе в чем смысл?.. Надо не только наказывать людей, но и помогать самому себе. Наказывать?.. Кого я наказывал?! Что за бред! Это был совершенно случайный парень… Нет, я ненавижу всех людей. Эта ненависть переполняет меня. Если я не найду выхода для нее, она просто уничтожит меня изнутри. Напав на этого парня, я нашел выход… Мне стало легче!»

Евграф, до этого навалившийся на столик ссутулив спину, сел ровнее, подбоченился. Оглядел всех вокруг уверенным взглядом победителя и хозяина жизни.

Народа в кафе – немного. На него никто не обращал внимания. Тюрморезов всмотрелся в сидевших по соседству посетителей: парень с девушкой – вполне обыкновенные, одетые без всякой претензии на моду в джинсишки и свитера.