Текст книги "Три фальшивых цветка Нереальности"

Я поставил генератор на полку. Она чуть прогнулась, но выдержала. Вот ведь скупердяй этот генерал. Тратит такие баблосы на вазы и вселенные, а нормальную полку купить – жаба давит.

У меня был гель невидимости. Я выдавил его на генератор личин и растёр по всей поверхности. Металл словно стал тоньше, а потом и уже. Цельная конструкция превратилась в нарисованные на воздухе полосы. Вот полосы расщепились, расслоились – теперь в воздухе висели обрывки металла. Они распались на части, как облака, и погрузились в ничто. Я вытер руки о штаны. На них появились дырки. Я посмотрел на ладони: вокруг дырок плавали «оторванные» пальцы. Забавно. Но если помыть с мылом, всё пройдёт.

Я подключил генератор личин к поддельному цветку, поднёс к глазам настоящий. Я смотрел на него и воспроизводил увиденное в своём сознании, передавал эту информацию генератору. Генератор неторопливо создал бутылку, наполнил её синеватой жидкостью, заключил в защитную оболочку. Я щёлкнул тумблером. Изображение застыло. Цветок стоял на своём месте, в бутылке, как будто к нему никто и не прикасался.

А теперь тикаем отсюда.

Я прыгнул в люк. Пролетев сотню метров, коснулся «пола», выключил свет и подлетел к выходу. Из кабинета доносились какие-то звуки. Я повесил на чёрную дыру «прослушку». С помощью присосок она могла удерживаться на любой поверхности.

– Ничего не слышу, – сказала «прослушка».

Звуки вроде как прекратились.

– Ладно. Отцепляйся.

Моей ладони коснулся корпус с острыми гранями.

– Ну, раз там никого нет…

Я нырнул – чёрная дыра всосала меня, словно межзвёздный пылесос…

…И выплюнула с другой стороны.

Я обернулся, чтобы убедиться: дверца закрыта.

В кабинете по-прежнему ни души. Странная тишина растеклась по нему, как фиксатор времени. Стол и кресло молчали и не шевелились. Они то ли уснули, то ли умерли. Я прислонил ухо к столешнице. Дышит. Жив, бродяга. Может, просто накувыркался со своей подружкой, пока меня не было?

Всё шло замечательно. А я тем временем шёл к окну. По пути я успел вспомнить, что у меня нет хаос-планёра.

– Дьявол, – прошептал я.

– Дец, – сказал Вельзевул. Наверное, подумал, что я к нему обращаюсь. – Слушай внимательно, ничего не говори. Они нашли в туалете связанного солдата и подняли тревогу. Они не знают, кто преступник, но, видимо, догадываются, что ты. Полицейские, у которых мы умыкнули цветок, запомнили тебя. И «сашники» ждут не дождутся, когда смогут тебя заполучить. Ты их разозлил. То есть, их разозлили мы, но в лицо знают только тебя. Если ты закончил все дела, то спокойно, без спешки, спускайся вниз и уходи через главные ворота. Они открыты. Через них только что пробежал целый взвод «сашников». В личине тебя не узнают. Притворись, что ищешь… ну, себя.

Хороший план, вот только генератор личин остался в хранилище.

– Если ты не можешь уйти этим путём, придерживайся старого плана. Я буду ждать тебя внизу. Они включили силовое поле, чтобы ты не смог улизнуть. Но это ничего. Я проделаю в барьере дырку своим SLD. На это я истрачу всю энергию, но что поделаешь… Только учти, у тебя будет не больше 15 секунд, прежде чем дыра затянется. Слышишь?

– Да, – шёпотом ответил я.

Тишина в кабинете действовала угнетающе, в ней было что-то неправильное.

– Только скажи мне, какой вариант выбрал.

Я выбрал? Ха. У меня, и это естественно, вновь не было выбора.

– Окно, – шепнул я.

Я взялся за ручку входной двери: заперто, причём снаружи.

Я подошёл к окну. Закрыто? Да. Я едва не коснулся задвижек, но вовремя заметил красный огонёк. Сигнализация.

Пока я обшаривал хранилище, в кабинете кто-то побывал. Закрыл все входы и выходы, включил сигнализацию… и ждал меня?

Второе окно, то, что ближе к сейфу, тоже было заперто.

– Вельз, – сказал я, – я сейчас в кабинете. Если я открою окно, завопит сирена. Но не это меня смущает. Во-первых, у меня нет хаос-планёра, и я не знаю… Хмм.

– Что такое, Дец?

Я поднял картину, которая раньше закрывала сейф. Да, я не ошибся: рама была сделана из полиморфной глины. В твёрдом состоянии она прочная и тяжёлая, но, если шандарахнуть по ней из Squaster’а, она станет мягкой, как пластилин, и очень лёгкой. А значит, можно будет…

– Дец, приём. Отзовись.

Я вынул картину из рамы.

– А во-вторых… – сказал я, доставая Squaster.

– Сдохнешь, как самый последний пёс, – закончил за меня хриплый и злой голос.

Позади меня стоял генерал Штоуманн. И, конечно же, держал меня на мушке.

Я пальнул в раму. Она стала мягкой, как тесто, и потеряла форму.

Раздался громкий выстрел.

Я упал на бок.

Шаровая молния ударилась о стену и прошила её насквозь. Края дыры обуглились.

Генерал был дряхлым старикашкой с кожистыми крыльями. И этот старикашка держал в руках пушку-молнию. Кроваво-красные узловатые пальцы передёрнули затвор. Пушка загудела.

У меня есть время, пока она перезаряжается. Секунда.

Я схватил размякшую раму, упал и перекатился по полу.

Новый разряд ослепил меня и оставил в полу внушительную дыру.

Я вскочил на ноги и бросил в Штоуманна раму.

Старый пень пошатнулся, но устоял на ногах. Его конечность взмыла вверх. Я инстинктивно пригнулся. Шаровая молния, мерно покачиваясь, пролетела под самым потолком.

Я бросился вперёд, толкнул Штоуманна. Он завалился назад, стукнулся головой о стену. Я поднял раму и подбежал к окну. Направил на генерала Squaster – и моя пушка превратилась в кучу отходов. Штоуманн очнулся раньше, чем я ожидал. Он выстрелил и попал в Squaster. От пушки осталось одно блёклое воспоминание. Я рыкнул, когда раскалённый металл капнул мне на руку. Бросил бывшим Squaster’ом в Штоуманна, но тот увернулся. Его рука взлетела, как взлетает гильотина, прежде чем обрушиться на шею приговорённого. Я увидел в его глазах саму смерть. Она безудержно гоготала, предвкушая победу.

А в моих глазах не было ничего – кроме веселья.

Я пнул ногой бесценную вазу. Она подлетела вверх, а я упал вниз. Ваза приземлилась прямо на красную лысину генерала. Треснула, разбилась на части. Генерал закатил глаза и стал оседать на пол, но успел выстрелить. Я прижался к полу. Молния пролетел надо мной – я почувствовал её жар. Бело-голубой, рождающий сполохи шар врезался в окно, и оно взорвалось осколками. Они ещё падали, когда я встал на ноги и услышал сирену. На меня обрушились вопли, вой и стенания обезумевшего зверя. Из-за них я мог оглохнуть – но не умереть.

Я сделал из мягкой рамы самолётик и подошёл к окну. Выглянул наружу.

Десятки существ в спецформе стояли, бегали, ходили, рыскали. Им был нужен я. Десятки пушек жаждали отобрать у меня жизнь.

Я улыбнулся. В другой раз, ребята.

Раздалось гудение.

Я прыгнул.

За моей спиной вспыхнул сине-белый огонь – и я провалился в пропасть.

Я поднял руки над головой, как можно выше, и поймал поток воздуха. Сделав это, наклонил раму и помчался вниз. Я спускался к неотвратимой земле, как космический корабль на сверхсветовой скорости. Я завис над бездной, и границы бытия стёрлись и смешались. Верх, низ – этих понятий больше не существовало. Остались лишь ветер, я… и земля. Где-то вдалеке, а на самом деле – очень близко. Ещё ближе. И ближе, и ближе, и ближе…

Вместо реальности я видел фуникулёр, мчавшийся на запредельной скорости из неизвестности в неизвестность. В голове загорались яркие огни. Огни вспыхивали повсюду. В виде дуг и линий, кругов и звёзд.

Я не удержался и закрыл глаза. Мне хотелось насладиться моментом.

Адреналин и подскочил, и бросился наутёк, и распирал тело изнутри. В животе всё сжалось. Круто… Вот это круто!

Я открыл глаза, посмотрел вниз. Пятьдесят-шестьдесят метров отделяли меня от «сашников». Солдаты вскидывали ружья, пистолеты, пушки, мини-пулемёты. Целились в меня и стреляли. И круглые, квадратные, многоугольные, живые, мёртвые и призрачные снаряды становились частью цветового безумия.

Я уворачивался от выстрелов, то подгибая ноги, то отклоняясь в сторону. Я то устремлялся вверх, то падал вниз, то летел параллельно земле. Солдаты промахивались. А я всё острее ощущал это невероятное чувство, чувство опасности и скорости, восхитительную силу разрушения!

– Веээльз! – проорал я сквозь свист ветра. – Давай!

– А?

– ДАВААЙ!

Вспышка. Вельзевул выстрелил в розовый купол силового поля и проделал в нём дыру. Я видел это. Я был в каких-то двадцати метрах над землёй.

– А теперь, – крикнул я…

Крылатый снаряд пробил раму. Меня тряхнуло и потянуло в сторону.

– Ооо, чёоорт! Поберегииись!..

– Децербер?

Вельз задрал голову.

Меня мотнуло туда, сюда, я прочертил в воздухе несколько кривых, сделал круг, ещё один, а затем мной словно выстрелили из пушки. Мир лопнул, как конфетти. Бум! Вокруг лишь разноцветные ленточки, и я – одна из них.

Меня занесло вперёд, и не знаю, каким чудом мне удалось развернуться. Солдаты продолжали стрелять. Под сопровождение не смолкающих ни на секунду залпов я влетел в дыру, врезался в Вельза, и мы покатились по земле.

Я не видел, как дыра захлопнулась, да мне и не хотелось на это смотреть.

– Защитка! – крикнул я, вскакивая на ноги.

Вельзевул включил защитное поле. Оно растянулось метров на двести. Пока «сашники» будут его обходить, мы добежим до поляны, запрыгнем в шлюпку и улетим отсюда ко всем чертям.

До поляны было два километра. Мы неслись во весь опор.

– Поднажми, Вельз!

Вельз не ответил. Он был занят – тяжело дышал рядом со мной. Приминая траву, ломая кусты и ветки, мы мчались вперёд.

Вояки громко ругались и стреляли нам вдогонку.

Остановить нас мог только Конец Света.

Когда мы запрыгнули в шлюпку, Вельз почти не дышал, а я дышал через раз. Сегодня «сашникам» не повезло – Конец Света не наступил. Я ударил по кнопке автопилота и вдавил её в корпус. Шлюпка подпрыгнула в небо и, изрыгнув пламя, стартовала.

– Можешь дышать, Вельз, – сказал я, закуривая.

Track 15 “Be Quick or Be Dead”[16]16
  The song is by Iron Maiden.


[Закрыть]

Я положил ноги на приборную панель и закрыл глаза. Вельзевул, когда его дыхание восстановилось, спросил: ну, что тебе удалось узнать? Я хотел немного отдохнуть, но Вельз допытывался так настойчиво, что пришлось ему уступить. Не открывая глаз, я рассказал ему о том, как подменил цветок, как был вынужден оставить генератор личин в хранилище, о болтливом столе, который открыл мне доступ к файлам Штоуманна.

Дьявол сказал, что на генераторе я оставил отпечатки своих пальцев, ведь на мне не было перчаток.

Да, ответил я, потому что в них неудобно работать. Но это не проблема. «Сашники» и так знают, кого искать. Меня.

– А за себя не беспокойся: они могут сколько угодно подозревать тебя или кого-либо ещё, но у них нет доказательств.

– Это не остановит их, если им захочется похитить меня и немножко попытать.

– Ну да. Тут ты попал в яблочко. Крепись, брат Вельз.

Брат Вельз вздохнул и сказал, что надеется на помощь Повелителя, владыка Ада всё-таки его близкий родственник.

– Это верно, но, насколько помню, он говорил, чтобы мы на него не рассчитывали. Если угодим в беду. Как ты думаешь, мы в неё угодили? – Я широко улыбнулся. – Хотя, может, он имел в виду только меня.

– Угу.

– Да не, Вельз, ты зря паникуешь. Ты же брат Павла. Кто захочет бросить вызов ему, а в его лице – всему Аду?

– Может, и никто… Но если ставки так велики, что они вынуждены будут рискнуть?

– Пожертвовать жизнями ради огромной кучи денег?

– Ради денег. Или чего-то более ценного.

– Свобода, власть, мировое господство?

Вельзевул кивнул.

Перед моими закрытыми глазами возник образ: многочисленные жёлтые папки и их названия – Вечная Война, Мировое господство… Один ли генерал Штоуманн работает на Мастера Хаоса? Или вся «Секретная Армия» тайно перешла под начало Тартара?

– Наша главная проблема в том, что мы не знаем ставок. Мы влипли по самые уши, а из-за чего – понятия не имеем.

– Из-за цветка? – предположил Вельзевул.

– А на что он им сдался? Почему все готовы порвать друг друга на части из-за него? Поправочка: порвать на части меня.

– Ты говорил, что у Штоуманна какие-то делишки с Мастером Хаосом. Как ты думаешь, это связано с цветком?

– Да, да, да. Зуб даю на отсечение…

– Но доказательств у тебя нет?

– У меня есть факты. Наконец-то. Раз: «СА» тайком от Повелителя забирает цветки к себе на базу. Два: «сашники» не справились бы сами, и им пришлось вступить в сговор с полицией. Три: цветок лежал в 11-м хранилище, а оно находится у генерала в кабинете. Четыре: это не простое хранилище, а универсальная реальность, которая стоит несколько «лимонов» – откуда у генерала такие деньжищи? Пять: файл, в котором упоминаются имя Мастера Хаоса и цветок…

– Явной связи между ними нет. О них просто говорится в одном и том же документе.

– В этом документе всего две строчки. В первой упомянут Мастер Хаос, во второй – цветок. Да, гипотетически между ними может не быть связи. Но мне и этого достаточно, чтобы…

– Сомневаюсь, что моему братцу будет недостаточно, он потребует более веских доказательств.

– Это я знаю.

Я снял тёмные очки и посмотрел в иллюминатор. Внизу проносился Ад: высокий, красивый, шумный. Мы пролетали над районом, где преобладал песочный цвет. Приближался полдень. Было светло, но жилые здания, магазинчики, мобили и некоторые жители всё равно мигали лампочками и светили фонарями. Дороги и строения плавились от жары. И это была уже не метафора. Кучки строителей перемещались от одного расплавленного участка к другому, обрабатывая растёкшиеся камни и металлы особым раствором. На заводах изготовляли в два, а то и в три раза больше стилонеров. Крылатые воришки появлялись на свет и, не успев к нему привыкнуть, вылетали через небольшие окошки на улицу. Собирались в стаи, облепляли здания, как мошкара – листья, и обдували, обдували их холодом. Адцы сходили с ума. Уровень жестокости вырос, уровень преступности – тоже. Самым популярным преступлением стало ограбление автоматов с газировкой.

Вельз включил визор. В новостях говорили о разном, но всё так или иначе касалось жары.

Рынки закрыли – из-за жары.

Реки обмельчали – из-за жары.

Театры пустуют – из-за жары.

Автоинспекторы берут взятки – из-за жары.

Повелитель объявил сегодняшний день Днём Жары и призывал всех жителей Ада к борьбе… с жарой.

Я представил длиннющие очереди: призраки, демоны, лангольеры, клавишники – все вооружаются вёдрами с водой и идут тушить Ад. Выплёскивают воду на тротуары. Она стекает на дорогу, в канализацию. Ад наполняется водой. Ручьи набухают, как вены, превращаются в реки. Вода затекает в дома, в игровые автоматы, в полых существ. Вода завладевает всем. Реки схлёстываются, и влага побеждает сушу. Низкие здания уже погрузились на дно новорожденного океана, высокие в жалких потугах тянут шпили вверх. Ад похож на аквариум. Кто-то решил налить в аквариум воду – до краёв. Чтобы Ад и любое воспоминание о нём исчезли в ревущих голубых потоках, в жарких волнах. Кипящих и исходящих паром. Купол раскаливается добела. Издевательски легко его энергия рождает клубы пара, и они заволакивают небо и Купол, и Космос. Ветер стихает. И ничто не мешает пару, душному влажному пару, захватить…

– Дец.

Сквозь удушающее тепло и головную боль проступили алые контуры. Они стали чётче и насыщеннее. В контуры налили краску. Наверху вспыхнули два глаза. Чуть ниже появился чёрный овал – рот. До меня донеслись звуки:

– Дец, ты в порядке? Я сам выпил три таблетки, пока головная боль не отпустила. Ну, как ты?

– Вельз…

Я сел и понял, что нахожусь в кресле. Меня обступили стены, стол, иллюминаторы, приборная панель. Я всё ещё был в шлюпке.

– Ты отрубился, – сказал Вельзевул. – Мы решили покемарить и отключились. Я первым пришёл в себя.

Я был слишком занят в последнее время, чтобы обращать внимание на жару. Но сейчас, стоило мне расслабиться, она навалилась на меня, придавив своим грузным телом, – тяжеленный комок из плазмы подминал меня под себя.

Я встал. Кровь ударила в головы, ноги подогнулись. Пот водопадом низвергался с меня. Организм был обезвожен… Весело.

– Вельз, ты ведь помнишь, что я люблю жару?

– Ага.

– Так вот, забудь, это неправда.

А чего я ещё хотел: чем ближе к развязке, тем горячее.

Вельз припарковался в паре кварталов от моего дома.

– У тебя остались те таблетки? – спросил я.

– Да, щас принесу…

Вельз высыпал мне на ладонь несколько штук. Я проглотил их и запил водой из бутылки. Полегчало. Но если не станет прохладнее, придётся принимать их каждые полчаса.

– Близится Судный Полдень? – Я усмехнулся.

– Что?

– Я проверю, не ждут ли меня дома гости. Не улетай, о’кей?

– Ладно. Будь на связи.

– Аха.

Я спустился по трапу.

Люк закрылся.

Узкие переулки вывели меня к моему дому. Я скользнул в тень, пробежал вдоль стены и выглянул из-за угла. Два копа в штатском стояли у входа в подъезд. Я их сразу распознал: у меня с полицией связан богатейший жизненный опыт. Значит, засада…

Воспользуюсь обходным путём.

Неподалёку находился тупик. Я добежал до него и забрался на мусорный контейнер. Отошёл назад, разбежался, прыгнул – и повис на пожарной лестнице. Подтянулся, поставил ноги на ступеньку. Стараясь не шуметь и не высовываться, поднялся на свой этаж. Встал на карниз и быстро пригнулся. Выждал немного. Осторожно заглянул в окно.

Коп стоял посреди кухни и в ус не дул.

Я пригнулся и перебежал влево. Открыл отмычкой окно. Успокоил сигнализацию, сказав, что это я и не о чем беспокоиться. Залез в комнату: здесь всё было перевёрнуто, ящики – открыты, вещи валялись на полу. Уборкой займёмся позже. Я подошёл к шкафу, открыл дверцу и взял футбольный мяч. Вылез обратно на карниз. Размахнулся и бросил мяч в дверь. Снова пригнулся и метнулся вправо.

Скрип двери, шаги. Коп бросился проверять, кто это шумит в комнате.

Воспользовавшись этим, я взломал окно на кухню. Перемахнул через подоконник. Закрыл окно, запер на замок – и услышал топот. Возвращался коп, недовольный тем, что его потревожили. Я спрятался под стол. У стола было две широкие непрозрачные опоры, и стоял он у самой стены. Меня не должны были заметить.

Коп, ворча что-то себе под нос, встал на прежнее место. Так, парниша, замри.

Я досчитал до трёх и…

…чуть не облажался.

Коп повернулся и посмотрел в мою сторону. Неужели засёк?

Я затаился и не дышал.

Ботинки копа находились в десяти сантиметрах от моих носов – ждать дальше не имело смысла. Я схватил копа за щиколотки и дёрнул.

– Ы… – падая, выдохнул он.

Ударился обо что-то и затих. Его голова прикатилась под стол. Коп оказался мертвяком.

Я взял голову подмышку и вылез из-под стола. С радостью разогнулся. Убедился, что мертвячья голова (а значит, и её владелец) в отключке. Положил тыковку рядом с телом: придёт в себя – пришьёт на место. Мертвяки – ходячие трупы, они и в более безобидных ситуациях теряют голову.

Я связал копа и сунул ему в рот большое яблоко. Запасы верёвки иссякли.

Я оставил копа загорать, вытер со лбов пот и направился в свою комнату.

Но это была уже не моя комната.

Я видел её из окна, и тогда мне показалось, что беспорядок – не такой большой. Дверцы шкафов открыты, на полу валяются вещи, но ничего критического. Сейчас я понял, что был не прав, и даже присвистнул: они не только многое разворотили и выпотрошили – почти всё они сломали, разорвали и открутили.

Механизированный шкаф – будто сдавлен лапищей тираннозавра.

Стол со светочувствительными сенсорами – починке не подлежит.

Коврик с кибернетической начинкой – извазюкан в чём-то и превращён в грязную половую тряпку.

Следы на полу, сигаретные бычки на кровати и рваная бумага повсюду. «Сашники» думали, что я спрятал цветок дома, и наверняка очень разозлись, когда поняли, что это не так, – но записи-то мои зачем рвать…

Я поднял несколько кусочков сложной формы. Чёрные буквы на белом фоне. Сценарий компьютерной игры, в основе – мои приключения. Главный герой – ваш покорный слуга.

«Я оглядываюсь вокруг и вижу разруху. Пока меня не было, кто-то ворвался в квартиру и перевернул всё вверх дном…»

«Сашники». Набесившись, они ушли, а копы, с которыми они были в сговоре, остались охранять дом и квартиру.

Из шкафа раздалось приглушённое «Уумм». Я посмотрел на нетронутую дверцу – единственную во всей комнате. Подошёл к столу, выдвинул ящик. На полпути наружу он хрустнул, и деревянные обломки упали на ворох рваной бумаги. Я порылся в ней, нашёл ключ, подошёл к шкафу и отпер его. Открыл дверцу.

Цербер, связанный и с кляпом во рту, поднял головы. Его взгляд всё мне сказал.

Я вытащил собачатину, развязал верёвку, вынул изо ртов тряпки.

Это тоже дело рук «сашников»? Но для чего им связывать Цербера и запирать его в шкафу? Они что, настолько разозлись?

Цербер гавкнул. Я отвлёкся от мыслей и только сейчас обратил внимание на бирочку, прицепленную к его ошейнику. Я присел, снял бирку и прочитал:

Децерберу

С другой стороны был короткое, но недвусмысленное послание. Оно давало ответы на некоторые из вопросов.

Если жизнь проф. Колбинсона что-то значит для Повелителя, цветок должен быть доставлен на Поле Нейтральности завтра, в 10 часов вечера. Я знаю, что цветок у тебя, Децербер. Предлагаю хорошенько всё обдумать, поговорить с Повелителем и принять правильное решение. Если же решение будет неправильным, можете проститься с учёным, благодаря которому вы выигрывали последние битвы. Завтра, в 10 вечера, на Поле. Никаких отсрочек.

Мастер Хаос

Я положил бирку в карман.

Каким образом Колбинсон угодил к Мастеру Хаосу? Его похитили? Может быть. Но на месте «похищения» анализатор ничего не нащупал. Даже призраки, путешествуя друг через дружку – это у них называется прогулка по «Гостлайну», – оставляют эктоплазменный след. А тут – ни энергетического отпечатка, ни прорехи в реальности. Как это объяснить?

Одно ясно: Колбинсон попал к Мастеру Хаосу. Полтергейст возился с цветком, а потом – бах – и исчез вместе с ним. И с солидным куском стола.

А если Мастер Хаос блефует? Но как это проверить?..

– Чик, ты там как?

Я выскочил из комнаты, прокатился по паркету и затормозил у входной двери. За ней кто-то стоял.

Бух-бух! – в дверь постучали.

– Чик, ты жив? Чё ты молчишь?

Из комнаты выглянул Цербер.

«Сматываемся?» – было написано на его мордахах.

«Сейчас же», – ответил я при помощи мимики.

– Чи-ик? Чик? – доносилось из-за двери. – Он не отвечает.

– Может, спит? – Другой голос.

– А может, он вернулся? – С ехидцей.

Небольшая пауза.

Потом:

– Децербер, ты там?

Так и хотелось ответить: «Да, конечно! Выломайте дверь и убейте меня, пожалуйста». Но я сдержался.

И они начали выламывать дверь.

Я покамест побросал в вакуумный пакет всю еду, которую нашёл в холодильнике. Негусто, но хоть что-то.

Сбегал в комнату и откопал в завалах внутри шкафа инструменты: отвёртки-отмычки, кусачки-пассатижи. Память о моём воровском детстве. Тогда инструменты делали на совесть, и за прошедшие годы с ними ничего не случилось. Прихватив ещё «Главного врага запахов», я сказал Цербу:

– Чувак, за мной.

Я открыл окно, выбрался на карниз. Цербер прыгнул ко мне на руки – я чуть не свалился с карниза: весила эта псина, как полная бочка радиоактивных отходов. И пахла соответственно.

– Ты что это придумал? Ну-ка слазь.

Я сбросил его на карниз. Цербер приземлился на четыре лапы. Для своего веса он был чертовски проворен.

Я вытащил фон и позвонил Вельзевулу.

– Дец?

– Они там. Одного я вырубил, но другие его хватились. Выламывают дверь. Они пока не дотюкали, что меня нет в квартире.

– А где ты?

– На карнизе. Мы тут с Цербером – не могу же я бросить животинку.

– На карнизе напротив твоего окна?

– Ну конечно. Я-то без проблем спущусь по пожарной лестнице, а вот у Церба могут возникнуть проблемы.

– Я подхвачу вас. Ждите.

И он отключился.

«Ждите».

Мы ничего не можем сделать, разве что сигануть вниз. Мы пролетим несколько сот метров, весело и с ветерком, а потом нас размажет по асфальту. Переспективка, а?

Приходилось ждать…

Входная дверь засопела – она сопротивлялась копам, как могла.

Раздалось пронзительное «пииу», а вслед за ним – треск. Копы пустили в ход пушки. Они палили по двери сгустками энергии и раздирали её на куски, точно какую-нибудь подушку. Щепки, как пух, разлетались в разные стороны. Я не видел этого, но очень живо представлял.

Если Вельзевул не подоспеет вовремя, придётся отбиваться. Но сколько их там? И вызвали ли они подкрепление? И как мне отбиваться от толпы вооружённых убийц? Кусаться и лягаться?

Я посмотрел вниз: где-то вдалеке, в сотне этажей под нами, серым ручейком бежал тротуар. Белёсый пар окутывал его, дороги, мобили, жителей – ничего не рассмотреть. Может, у подъезда остановилось пять-шесть ментовозок и из них, как семена из бешеных огурцов, выпрыгивают копы, забегают в дом, поднимаются на лифте, останавливаются у двери и…

Ещё один разряд – ещё одна дыра. Скоро дверь не выдержит.

– Давай! – слышу я крик. – Она поддаётся!

Хорошо, что я купил модель без нервной системы: что бы бедняжка сейчас чувствовала…

Мы ждём.

Энергетические разряды обрушиваются на дверь один за другим. Она надсадно хрипит. Копы орут. Их уже гораздо больше. Подкрепление или постовые из подъезда?

Треск, щепки – и удары, удары.

– Давай же!

– Раз! Два!..

Я почти чувствую, как дверь напрягается, из последних сил – она даёт нам шанс.

Мы ждём.

Дверь прочная и надёжная, но в ней появляются всё новые дыры, и этих прорех так много. Она задействует вспомогательные ресурсы.

Звучит выстрел, и есть в нём какая-то бесповоротность. Я понимаю: в следующую секунду копы навалятся на дверь – и выломают её. Время вышло…

Но мы ждём.

Топот. Ругань. Удары. Рык.

Мешанина из звуков.

Мгновение тишины.

– Навалиись!

И лавина грузных, жирных тел сносит дверь с петель, затопляя прихожую.

Снова ругань.

Я опять смотрю вниз – и вижу, как всего в паре сантиметров от моего носа взмывает к Куполу шлюпка.

Мне не нужно приглашение.

Я хватаю Цербера, забрасываю его в люк и прыгаю.

Стекло за моей спиной разлетается вдребезги.

Град осколков… Голоса копов…

Люк бесшумно становится на место, и шлюпка стартует. С ходу набирает такую скорость, что нас с Цербом отбрасывает к стенке и вдавливает в неё.

Мы устремляемся к Куполу. Разворачиваемся в небе и летим к окраине Ада.

– Хай, Вельз, – сказал я, отряхивая штаны.

– Небось думал, что я не прилечу? И не надейся: так просто тебе от меня не отделаться. – Вельзевул рассмеялся. – О, Цербер, здорово. Как жизнь?

Цербер скорчил кислые мины.

– Хочешь есть?

Цербер скорчил радостные мины.

Вельз поставил шлюпку на автопилот, подошёл к холодильнику и стал копаться в нём.

– Сейчас посмотрим, что тут есть… О, вот. Устроит?

Пока они разбирались между собой, я устроился возле окна и закурил новые сигары. Внизу недосягаемым миражом проплывали высокоэтажные дома. Они возвышались над землёй, стремились к небу, к Куполу. А я…

– Вельз?

– Да?

– Высади меня на какой-нибудь пустынной улочке.

– Ты знаешь, как сложно в Аду найти пустынную улочку?

– Знаю. Но ради меня ты уж расстарайся.

Вельз отключил автопилот и взял управление на себя.

Корабль покружил в воздухе и наконец приземлился. Я выглянул в иллюминатор.

– Неплохо. Быстро ты справился.

– Ради тебя расстарался. А куда ты намылился?

– Завтра в полдень у меня важная встреча.

– С мафиози?

– Ага. И до этого времени мне нужно схорониться.

– Где?

– Вельз, я тебе доверяю, как своей мамуле, но не хочу рисковать. Я свяжусь с тобой через пару часиков, сразу как обустроюсь.

– О’кей.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Приютишь у себя пёсика? – сказал я. – Он любит пошалить, но, если кормить его до отвала, он все силы будет тратить на еду.

– Не беспокойся, с Цербом мы давние приятели. Да, Церб?

Мой питомец саркастически гмыкнул.

– И вот ещё… когда увидишь Павла, передай ему это. – Я протянул Вельзу бирку, которую снял с ошейника Цербера.

Вельзевул прочитал текст с обратной стороны, и его брови поползли вверх.

– Да-да, такие дела. Пусть Павел подумает над этим. А мне пора.

– Пока, Дец. Удачи.

– Сая, Вельз.

Я выбрался из шлюпки. Дал отмашку.

Шлюпка по спирали поднялась вверх – из двигателей вырывались снопы пламени, – не прошло и секунды, как она скрылась за горизонтом.

Я оглянулся, убедился, что никто меня не видит, не следит за мной. Приподнял ближайший канализационный люк, спустился на пару ступенек и вернул люк на место. Дневной свет остался по ту сторону – я вступил во владения полумрака. Полумрака и канализационной вони. Но, к счастью, я существо непривередливое.

Насвистывая мелодию, названия которой я не мог вспомнить, и вдыхая пряные ароматы отходов, я спустился по лестнице. За спиной – неяркое освещение и нестихающий гул воды. Я беззаботно насвистывал. Как же называется эта песня? Название вертится в голове, но его не ухватить. Может, попробовать клещами?

Я спрыгнул на пол.

– Фиу-фиу.

Так я и свистел, оборачиваясь.

– Фиу.

И упёрся носом в ствол винтовки.

Двухметровое растение встретило меня радостно-кровожадной гримасой.

– Оо, Децербер… Рад тебя видеть. Как всё-таки здорово, что сегодня моя очередь патрулировать канализацию.

– Привет, Клахт. Ты не мог бы убрать ружьё?

– С удовольствием. Как только вышибу тебе мозги.

Track 16 “Gimme Shelter”[17]17
  The song is by The Rolling Stones.


[Закрыть]

Тут следует сделать небольшое отступление и рассказать о Клахте и Дззинке. Они – те самые друзья, у кого я хотел схорониться. Точнее говоря, мой друг – Дззинк, а Клахт – его двоюродный брат, и он терпеть меня не может.

Но давайте по порядку.

Начну с Дззинка. Он гумафлор, потомок гуманоида и живой лианы. Дззинк и его многочисленная травяная семья живут в канализации, то есть там, где они меньше всего будут мозолить глаза Повелителю. Дззинк – неплохой парень. Он жил себе спокойно, законов не нарушал, пока однажды его кузена Клахта не торкнуло и он не восстал против Павла. «Мы недовольны твоим правлением! – выкрикивал Клахт, стоя под окнами Дворца и отбиваясь от охранников. – Растения объявляют тебе войну!»

Павлу было до лампочки, что какие-то стручки объявили ему войну, но в Аду начались беспорядки, и произошло это не без помощи Клахта. Владыка выглянул в окно и сказал, что демонстрации мешают ему работать, а он, между прочим, Адом пытается управлять.

Но это уже Клахту было до лампочки. Гумафлор выкрикнул:

– Ад – свободное государство!

– Кто вам сказал? – удивился Повелитель.

– Мы будем устраивать демонстрации там, где захотим, и ты нам не помешаешь!

Дьявол и не собирался им мешать – он только щёлкнул пальцами, а помешала им рота солдат. Через минуту Дворец Повелителя на земле и в воздухе был окружен военными мобилями. Солдаты вылетали из них, как огоньки из фейерверков. Восставших быстренько обезвредили, связали и запихали в мобили.

Павел попросил солдат не шуметь.

Какой-то генерал извинился и пообещал, что больше Повелителя не побеспокоят.

Очень тихо мобили унеслись прочь.

Правитель не любит посягательств на свою власть, но, хотя он достаточно суров, наказывать восставших Павел не стал – вместо этого он сослал их в канализацию. Влаги там много, что для растений очень важно. А чтобы они не страдали без света, Павел посылает его в банках. Ему не нужны деньги – он хочет только, чтобы растения вели себя спокойно.