Текст книги "Один неверный шаг"

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Поездка заняла час. Вечер окончательно вступил в свои права, и поверхность озера казалась гораздо темнее окружающего пространства. Подобный эффект часто можно наблюдать на озерах. Фонари по сторонам проезжей части не горели, и Майрон сбросил скорость. Старая дорога, ведущая к озеру, была узкой и замощена лишь частично. В конце пути свет фар выхватил из темноты деревянную вывеску в форме рыбы. На ней значилось: «Уикнеры». Майрон вспомнил миссис Уикнер, заведовавшую продуктовой палаткой на стадионе «Литтл-лиг». Она испортила волосы пергидролью, и их пряди напоминали клочки пересушенного сена. Десять лет назад она умерла от рака легких, и Эли Уикнер удалился на покой в свой приозерный домик в полном одиночестве.

Майрон на малой скорости по подъездной дорожке приблизился к дому. Под шинами хрустел гравий. Неожиданно включилось освещение: вероятно, среагировали датчики движения. Майрон остановил машину, выбрался из салона и шагнул в теплый тихий вечер. Домик относился к разряду рыбацких хижин, именовавшихся в просторечии солонками. Неплохой домик, между прочим, подумал Майрон, и прямо на озере. Рядом находился небольшой док, в котором стояли лодки. Майрон прислушался, но плеска воды не услышал. На озере стояла необыкновенная тишина. Казалось, его для большей сохранности накрывали на ночь куском стекла. Редкие огни, освещавшие подъездную дорожку, отражались в воде, на зеркальной поверхности которой не наблюдалось даже легчайшей ряби. В небе висела луна, напоминавшая большую круглую серьгу. Сидевшие рядком на ветке дерева летучие мыши походили на королевских гвардейцев в миниатюре.

Майрон быстрым шагом направился к двери. В доме горел свет, но Майрон не заметил на веранде ни малейшего движения. Он постучал в дверь. Никакой реакции. Он постучал снова, а в следующую секунду ощутил затылком леденящее прикосновение револьверного ствола.

– Не поворачивайся, – сказал Эли.

Майрон не стал.

– Ты вооружен?

– Да.

– Подними руки и расставь ноги. И не делай глупостей. Не заставляй стрелять в тебя, Майрон. Мне не хотелось бы тебя убивать – ведь ты был таким хорошим мальчиком.

– Нет никакой необходимости прибегать к оружию, Эли. – Довольно глупая фраза, если разобраться. Но она предназначалась не Уикнеру. У Майрона во внутреннем кармане лежал включенный сотовый и Уин по идее должен был слышать каждое его слово. Майрон мысленно произвел некоторую калькуляцию. Ему понадобился час, чтобы добраться до этого места. Уину, вероятно, потребуется для этого вдвое меньше.

Нужно тянуть время…

Пока Уикнер обыскивал его, Майрон уловил запах алкоголя. Плохой знак, подумал он, и даже хотел было отпрыгнуть в сторону и попытаться скрыться во тьме. Уикнер однако был опытным копом, а кроме того, поставил его в позу задержанного, не способствовавшую активным действиям.

Уикнер нашел револьвер Майрона почти сразу, открыл барабан, вытряс пули на землю, после чего сунул оружие в карман.

– Открой дверь, – скомандовал Уикнер.

Майрон повернул ручку, и Уикнер, подтолкнув его стволом, заставил войти в помещение. Когда Майрон вошел, его сердце трепыхнулось и провалилось куда-то в область желудка. Страх сдавил горло жестокой рукой так сильно, что он едва мог дышать. Помещение было обставлено и оформлено в духе типичного пристанища рыбака. Каминную полку украшали выделанные таксидермистом чучела крупных рыбин, стены покрывали потемневшие от времени деревянные панели, в углу помещался небольшой бар с расставленными вдоль стойки простыми, но удобными стульями. На дощатом полу лежал довольно потертый бежевый ковер. Совершенно неожиданной и чуждой деталью интерьера были темно-красные следы ног на ковре.

Кровавые следы.

Причем кровь была совсем свежая – в воздухе витал острый запах мокрой ржавчины.

Майрон повернулся и посмотрел на Эли Уикнера. Тот держался на безопасном расстоянии, предписанном полицейскими правилами, а ствол его револьвера смотрел точно в грудь Майрона. Легкая мишень. Даже, пожалуй, слишком легкая. Зрачки у Уикнера казались чуть больше, чем в прошлый раз на поле «Литтл-лиг», а красная каемка вокруг глаз чуть шире и ярче. Кожа на лице отставного полицейского была сухой и белой, как пергамент; на правой щеке под кожей проступала хорошо заметная паутина голубоватых вен. Имелся ли подобный паутинный узор на левой щеке, Майрон сказать не мог, поскольку левую щеку покрывала корка засохшей крови.

– Вы?.. – Майрон замолчал, поскольку не знал, что говорить дальше.

Уикнер промолчал.

– Что происходит, Эли?

– Иди в заднюю комнату, – приказал Уикнер.

– Вам ведь не хочется этого делать, Эли…

– Это уже не важно, Майрон. Повернись и топай, куда велено.

Майрон двинулся в указанном направлении, ступая по кровавым следам на бежевом ковре. Цепочка кровавых следов походила на кровавую тропу из фильма ужасов или сериала о вампирах. Стены в комнате были сплошь завешаны фотографиями, сделанными на поле и стадионе «Литтл-лиг». Самые ранние датировались началом семидесятых годов. На каждом снимке Уикнер позировал в окружении своих юных питомцев из детской любительской бейсбольной лиги. На фото Уикнер неизменно улыбался, щурясь от бившего в глаза солнца. Окружавшие его маленькие игроки держали в руках плакаты с рекламными лозунгами вроде: «Мороженое Френдли» или «Завтраки и обеды для настоящих индейцев от Сеймура». И здесь не обошлось без спонсоров, подумал Майрон. Ребятишки на снимках подмигивали в камеру, махали руками или улыбались щербатыми ртами. Все они очень походили друг на друга. Майрон с удивлением отметил, что за последние тридцать лет дети почти совсем не изменились. Но Эли, разумеется, выглядел старше от снимка к снимку. Фактически по этим фотографиям можно было год за годом проследить всю его жизнь. Развешанные в хронологическом порядке изображения стареющего хозяина дома в окружении вечно юных игроков в бейсбол производили странный, если не сказать зловещий эффект.

Они вошли в заднюю комнату, представлявшую своего рода офис. Здесь на стенах тоже висели многочисленные фотографии – Уикнер, получающий Большой приз взрослой любительской лиги. Памятный снимок плаката, украшавшего защитную решетку в тот день, когда трибуну назвали его именем. Уикнер в парадной полицейской форме в компании с экс-губернатором Брендоном Бирном. Уикнер с Кубком победителя чемпионата по бейсболу среди полицейских участков. Помимо фотографий, на стенах красовались всевозможные похвальные грамоты и поздравительные адреса в застекленных рамках; на полках и верхних панелях шкафов стояли кубки с изображением бейсбольных мячей, полученные за победы на различных региональных соревнованиях и первенствах. Майрон даже ухитрился разглядеть написанное детским почерком поздравление с какой-то важной датой, начинавшееся словами: «Что значит для меня мой тренер…»

И повсюду в комнате виднелись кровавые пятна.

Страх снова сдавил сердце Майрона ледяной рукой.

В углу на спине, широко раскинув руки, словно готовясь к распятию, лежал шеф детективного бюро Рой Померанц. Казалось, кто-то вылил ему на рубашку ведерко вишневого сиропа. Его широко раскрытые мертвые глаза уперлись остекленевшим взглядом в потолок.

– Вы убили своего партнера… – медленно произнес Майрон, констатируя очевидный факт. Не для себя и не для Уикнера произнес – для Уина. На тот случай, если тот приедет слишком поздно. «Можно сказать, для вечности говорю, – с мрачной иронией подумал Майрон. – Фраза из серии «мертвый обвиняет» или что-то в этом роде. Глупость, конечно…»

– Десять минут назад, может, чуть больше, – сказал Уикнер.

– Зачем?

– Присаживайся, Майрон. Вон туда, если не возражаешь.

Майрон опустился в огромное кресло с массивными подлокотниками. Уикнер, держа револьвер на уровне груди, подошел к письменному столу, выдвинул ящик и сунул в него револьвер Майрона, после чего швырнул Майрону пару наручников.

– Пристегнись к подлокотнику. Не хочу постоянно думать о том, как бы ты не сбежал, и следить за каждым твоим движением. Майрон повел глазами по комнате. Ситуация была из разряда: сейчас или никогда. Как только наручники прикуют его к креслу, у него не останется ни единого шанса на побег или любое иное активное действие. Увы, всякая попытка бунта обречена на провал. Уикнер находился от него слишком далеко. Кроме того, их разделял стол. Неожиданно взгляд Майрона упал на лежавший на поверхности стола нож для писем. Может, схватить его и метнуть в Уикнера подобно мастеру боевых искусств? Если бы ему удалось попасть Уикнеру в сонную артерию, Брюс Ли определенно был бы им доволен.

Уикнер, словно прочитав его мысли, поднял ствол пистолета чуть выше.

– Приковывайся, Майрон. Немедленно!

Ни единого шанса. Так что придется продолжать тянуть волынку. И надеяться на то, что Уин прибудет вовремя. Майрон защелкнул наручник на своем левом запястье, а второй – на подлокотнике.

Уикнер заметно расслабился.

– Мне следовало догадаться, что они поставили на телефон «жучок», – сказал он.

– Кто?

Уикнер, казалось, не слышал.

– Но вся штука в том, что никто не может приблизиться к моему дому так, чтобы я об этом не знал. И хруст гравия тут совершенно ни при чем. У меня повсюду установлены датчики движения, и дом освещается как рождественская елка, с какой бы стороны ни подходил незваный гость. Я использовал эту систему, чтобы отпугивать животных, которые повадились посещать ящик для отбросов. Они узнали о моем намерении и направили ко мне человека, которому я по идее должен доверять. Моего старого партнера.

Майрон старался следить за его путаными рассуждениями.

– Вы хотите сказать, что Померанц приехал сюда, чтобы вас убить?

– У меня нет времени отвечать на твои вопросы, Майрон. Ты хотел знать, что произошло. И ты узнаешь об этом. А потом… – Уикнер отвернулся, не закончив фразы. Слова, казалось, испарились, не успев достичь губ. – В первый раз я встретился с Анитой Слотер на автобусной остановке на углу Нортфилд-авеню – там, где стояла школа Рузвельта. – Его голос звучал монотонно, как будто он читал полицейский рапорт. – Мы зафиксировали анонимный телефонный звонок из будки рядом с магазином Сэма. Аноним сообщил, что женщину кололи ножом и она истекает кровью. «Чернокожая женщина», – сказал он. А в те времена в Ливингстоне увидеть чернокожую женщину можно было только на автобусной остановке. Обычно они приезжали делать уборку в домах состоятельных горожан, а без дела не приезжали вовсе. Если же по какой-то причине они все-таки оказывались в городе, то мы, офицеры полиции, подходили к ним и вежливо говорили, что они, наверное, заблудились, не туда попали и делать им здесь совершенно нечего, после чего эскортировали до автобусной остановки. Вот так все просто.

Я находился тогда на улице в служебной машине, и этот звонок переадресовали мне. Аноним сказал правду: женщина действительно истекала кровью. Правда, нож был здесь ни при чем; просто ее очень сильно избили. Но я первым делом обратил внимание на ее внешность. Черная как уголь, с кровоподтеками и царапинами на лице, она тем не менее поражала своей красотой. Я спросил у нее, что случилось, но она не захотела мне отвечать. Тогда я пришел к выводу, что травмы получены в результате семейной разборки, возможно, драки с мужем. Мне, конечно, все это не слишком понравилось, но в те годы подобные инциденты старались спускать на тормозах. Впрочем, не сказал бы, что сейчас ситуация в этом плане сильно изменилась. Короче говоря, я настоял на необходимости отвезти ее в больницу Святого Варнавы. Там ее осмотрели и сообщили, что, несмотря на многочисленные травмы, общее состояние опасений не вызывает. Мне показалось особенно любопытным следующее: царапины у нее на лице были такими глубокими, как если бы на нее напала разъяренная кошка. Впрочем, я свое дело сделал, отвез женщину в больницу и через некоторое время совершенно забыл об этой истории. Но через три недели снова вспомнил о ней, когда мне позвонили и сообщили о смерти Элизабет Брэдфорд.

Неожиданно начали бить настенные часы, и их звон эхом разнесся по дому. Эли опустил револьвер и отвел от Майрона глаза, задумавшись о чем-то своем. Майрон глянул на скованное запястье. Увы, наручник держал его крепко, кресло было тяжелым. По-прежнему ни единого шанса.

– Ее смерть не относилась к разряду несчастных случаев, не так ли, Эли?

– Не относилась, – сказал Уикнер. – Элизабет Брэдфорд покончила жизнь самоубийством. – Отставной полицейский сунул руку в ящик стола, извлек оттуда бейсбольный мяч и некоторое время разглядывал его, словно гадалка, предсказывающая будущее по хрустальному шару. Майрон пригляделся. Это был очень старый мяч, принадлежавший любительской лиге, с начертанным на боку шариковой ручкой чьим-то автографом. Судя по крупному неровному почерку, на мяче расписался какой-то двенадцатилетний мальчишка.

– Тысяча девятьсот семьдесят третий, – сказал с едва заметной улыбкой отставной полицейский и бывший тренер. – В том году мы выиграли чемпионат штата в классе любителей. Отличная подобралась тогда команда. – Он положил мяч на стол. – Я люблю Ливингстон, и посвятил этому городу всю свою жизнь. Но в каждом хорошем месте имеется свое семейство Брэдфорд. Чтобы искушать обывателей – я так полагаю. Такие вот Брэдфорды подобны змию в райском саду. А все, как известно, начинается с малого, не так ли? К примеру, не стал выписывать штраф за парковку в неустановленном месте. В следующий раз увидел, что кто-то из них превысил скорость, но повернул голову в другую сторону, будто не заметил. Как я уже сказал, все начинается с малого. Такие люди не дают тебе взятку открыто, но у них есть множество других способов коррумпировать человека. И начинают они всегда с самых верхов и представителей власти. К примеру, привез ты одного из Брэдфордов в участок за вождение в нетрезвом виде, а через пять минут тебе звонит кто-то из начальства и велит его отпустить. Ты же получаешь устную благодарность за проявленную бдительность. Другой коп тоже дает ему послабление. Как же иначе, если Брэдфорд лично приехал в участок и раздал всем билеты на матч с участием «Джайентс»? Или оплатил коллективную поездку на природу в уик-энд… Короче, такого рода вещи. В глубине души ты понимаешь, что все это неправильно, но пытаешься оправдаться тем, что, принимая подобные, скажем так, дружеские услуги, никому ничего плохого не делаешь. Но бывает, что и делаешь. Я вот, например, сделал. – Он ткнул пальцем в распластанное на полу тело. – И Рой сделал. Я всегда знал, что когда-нибудь все это вернется и достанет нас. Только не знал когда. А потом ты хлопнул меня по плечу на стадионе, и я сразу понял: вот оно.

Уикнер с минуту помолчал, улыбаясь.

– Кажется, я несколько отвлекся от темы, не правда ли?

Майрон пожал плечами:

– Я никуда не спешу.

– А вот я, к сожалению, спешу. – Уикнер снова улыбнулся, и от его улыбки Майрону стало не по себе. – Итак, я начал рассказывать, как встретился с Анитой Слотер во второй раз. Это произошло в тот день, когда Элизабет Брэдфорд покончила жизнь самоубийством. Женщина, назвавшаяся служанкой, позвонила в участок в шесть утра. Я не знал, что это Анита, пока не приехал на место происшествия. Мы с Роем уже вплотную занимались расследованием этого дела, как вдруг нас позвал в библиотеку один престарелый джентльмен. Ты когда-нибудь эту библиотеку видел? Ту, что находится в перестроенной силосной башне?

Майрон кивнул.

– Там собрались три представителя этого семейства. Старик Брэдфорд, Артур и Чанс. Все в шелковых пижамах и домашних халатах. Ну просто фу ты, ну ты. Старик попросил нас о небольшой любезности. Так именно и сказал – «о небольшой любезности». Как будто просил помочь ему передвинуть пианино. Потом объяснил, что к чему: хочет, дескать, чтобы мы оформили смерть невестки как несчастный случай, а не как самоубийство. Чтобы, значит, репутация семьи не пострадала. Старик Брэдфорд был не настолько глуп, чтобы посулить нам за это деньги, но тем не менее ясно дал понять, что подобная «небольшая любезность» будет хорошо компенсирована. Мы с Роем посовещались и решили, что ничего особенного в подобном переоформлении нет. Человек ведь все равно умер, а в результате несчастного случая или самоубийства – какая, в сущности, разница? Если разобраться, всем по большому счету на это наплевать. Тем более повреждения такие, что без серьезного исследования и не поймешь, что в действительности имело место. Подумаешь, большое дело, так?

– Значит, вы им поверили? – спросил Майрон.

Этот вопрос вывел Уикнера из состояния прострации, в котором он пребывал.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что вы поверили в версию о самоубийстве. И наверное, с их слов, не так ли?

– Это действительно было самоубийство, Майрон. И Анита Слотер подтвердила это.

– Каким образом?

– Она видела, как все произошло.

– Хотите сказать, что она обнаружила тело?

– Да нет. Она собственными глазами видела прыжок Элизабет Брэдфорд.

Эта информация удивила Майрона.

– Согласно показаниям Аниты, приехав на работу, она шла по дорожке к дому и заметила Элизабет Брэдфорд, стоявшую в одиночестве на краю балкона, а затем наблюдала, как та летела с балкона вниз головой.

– Возможно, Аниту подговорили дать подобные показания, – сказал Майрон.

Уикнер покачал головой:

– Этого не может быть.

– Почему вы так в этом уверены?

– Да потому что Анита Слотер сделала это заявление до того, как Брэдфорды успели до нее добраться, – и по телефону, и тогда, когда мы приехали в поместье. В это время Брэдфорды еще только начали выбираться из своих теплых постелек. Лишь много позже, когда в доме началась суматоха и понаехали журналисты, она изменила свои показания и начала рассказывать всем и каждому, что обнаружила тело, когда приехала на работу.

Майрон нахмурился.

– Что-то я уже ничего не понимаю. Зачем ей понадобилось корректировать время прыжка? Какую это могло представлять разницу?

– Полагаю, Брэдфорды хотели, чтобы все выглядело так, будто это произошло ночью. Ночное падение, по их мнению, больше соответствовало версии о несчастном случае. Женщина в ночной темноте поскользнулась на мокром кафельном покрытии и сорвалась с балкона. Такую сказочку легче продать, нежели историю о том, что все это произошло при свете утра.

Майрон обдумал его слова и понял, что все это ему очень не нравится.

– На теле не оказалось никаких следов борьбы, – продолжал Уикнер. – И даже соответствующая записка обнаружилась.

– И что же самоубийца в ней написала?

– Да так… всякий бред. Я точно не помню. Брэдфорды оставили записку у себя. Сказали, что это глубоко личное. Однако мы с Роем установили, что это подлинный почерк Элизабет. А мне ничего другого и не требовалось.

– Вы упомянули в рапорте, что на лице Аниты все еще виднелись следы побоев и не до конца зажившие царапины от нападения трехнедельной давности.

Уикнер согласно кивнул.

– И у вас не возникло в этой связи никаких подозрений?

– Каких? На чей счет? Разумеется, я задавался вопросом относительно нанесенных ей побоев, но никакой связи между двумя этими событиями не выявил. Служанку избили за несколько недель до того, как хозяйка дома бросилась с балкона. Какое отношение первый инцидент имеет ко второму?

Майрон медленно кивнул. Если разобраться, логика в словах отставного полицейского, несомненно, присутствовала. Майрон незаметно посмотрел на настенные часы. Необходимо продержаться еще пятнадцать минут, подумал он. Конечно, Уину потребуется время, чтобы приблизиться к дому, не потревожив детекторы движения. Майрон глубоко вздохнул. Но Уин успеет. Он всегда появляется вовремя.

– Есть кое-что еще, – сказал Уикнер.

Майрон устремил на него взор и стал ждать продолжения.

– Я видел Аниту Слотер еще один раз, – произнес Уикнер. – Девять месяцев спустя. В гостинице «Холидей-инн».

Майрон затаил дыхание. Уикнер тем временем положил револьвер на стол – так чтобы Майрон не мог до него дотянуться, достал из ящика бутылку виски, сделал из нее основательный глоток, после чего, спрятав бутылку, снова взялся за револьвер.

И навел его на Майрона.

– Наверное, ты спрашиваешь себя, зачем я все это тебе рассказываю? – Речь Уикнера сделалась еще более отрывистой и невнятной. Временами он запинался или проглатывал гласные. Но его рука по-прежнему твердо держала оружие, ствол которого, направленный на Майрона, казался последнему стремительно расширяющейся черной дырой в пространстве, грозившей поглотить его навеки.

– Не скрою, эта мысль приходила мне в голову, – сказал Майрон.

Уикнер ухмыльнулся, опустил немного ствол револьвера и вернулся к своему повествованию:

– В тот вечер я не дежурил. Рой тоже. Он позвонил мне домой и сказал, что Брэдфорды просят нас об услуге. Я сказал, что Брэдфорды могут идти ко всем чертям и я к ним в службу безопасности не нанимался. Но все это были отговорки, пустые слова, и я хорошо понимал это.

– Короче говоря, Рой попросил меня надеть форму и подъехать к «Холидей-инн», где мы должны были встретиться. Я, разумеется, поехал туда, пересекся с Роем на парковочной площадке и спросил, что случилось. Он сказал, что один из братьев Брэдфордов попал в очередную переделку. Я спросил: какую? Рой сказал, что деталей не знает, но дело, похоже, связано с какой-то девицей. По его словам, один из братьев затащил девушку в номер, там они наглотались наркотиков, и Брэдфорд под их воздействием не то избил ее, не то изнасиловал. Теперь представь, что все это происходило двадцать лет назад, когда даже такой статьи – изнасилование во время интимного свидания – и в помине не было. Если ты добровольно идешь в гостиничный номер с парнем, то будь готова к самым разным поворотам судьбы. Ты не думай, я не защищаю старые порядки, просто рассказываю, как обстояло дело.

– Ну значит, я спросил у него, что мы должны делать. Рой сказал, что наша задача – запечатать этаж. В это время в гостинице кто-то широко праздновал свадьбу. Кроме того, одновременно там проходил какой-то съезд или конгресс, и нетрезвых людей было очень много. Они болтались по всем этажам и могли ненароком заглянуть в ту самую комнату, а допустить это никак нельзя, поскольку, как сказал Рой, скоро должен приехать специалист от Брэдфордов, чтобы уничтожить в помещении все следы имевшей там место, скажем так, оргии. Нам предстояло стоять в противоположных концах коридора и не пускать никого на этаж, пока специалист будет наводить в номере порядок. Честно говоря, все это мне очень не нравилось, но выбора не было. Да и что я мог сделать? Сообщить о происшествии в гостинице начальству? Но я уже крепко сидел на крючке у Брэдфордов, и если бы начальство узнало о сегодняшнем случае, обязательно всплыла бы история с переоформлением самоубийства в «несчастный случай», а также информация о своего рода премии, полученной нами с Роем за проявленное в этом деле усердие. Это не говоря уже о том, что, если бы началось разбирательство, я подвел бы многих парней из участка, оказывавших всевозможные платные услуги состоятельным людям, Брэдфордам в том числе. А копы таких вещей не любят и весьма нервно на них реагируют. – Он ткнул пальцем в лежавший на полу окровавленный труп. – То же самое Рой намеревался сотворить со своим старым партнером. Просто я его опередил.

Майрон кивнул.

– Короче говоря, мы обезопасили этаж, а потом я увидел так называемого специалиста, которого прислал старик Брэдфорд – зловещего вида тощего невысокого парня, чье обличье и взгляд, надо сказать, вызвали у меня безотчетный страх. Сэма Как-его-там.

– Сэма Ричардса, – вставил Майрон.

– Совершенно верно. Ричардса. Он в нескольких словах изложил суть происшествия, о котором я уже знал из рассказа Роя. Обычная женская истерика плюс рукоприкладство, сказал Ричардс. Волноваться не о чем. Он все там подчистит, а девицу увезет в тихое приличное место, где та малость успокоится, замажет синяки гримом и получит в качестве компенсации за физический и моральный ущерб кругленькую сумму. Короче, Ричардс заверил нас, что все пройдет без сучка и задоринки и никакая информация об этом инциденте наружу не просочится. Вот как у них, у богатых, делаются дела. Денежный дождь смывает все следы и помогает уйти от ответственности.

– Для начала Ричардс решил вытащить из номера девицу. Я стоял в конце коридора и по идее не должен был на нее смотреть, но не удержался и глянул. Сэм замотал ее в простыни и нес, перебросив через плечо, словно пожарный, эвакуирующий раненого из горящего дома. На долю секунды мне удалось увидеть ее лицо. И я узнал женщину. Ее звали Анита Слотер. Глаза у нее были закрыты, и она висела на плече у Ричардса, словно куль с мукой.

Уикнер достал из кармана клетчатый носовой платок, медленно развернул его и тщательно вытер нос, как будто полировал крыло автомобиля. Затем сложил и снова сунул в карман.

– Мне не понравилось то, что я увидел, – произнес Уикнер. – Поэтому я побежал к Рою и сказал, что мы должны это остановить. Рой сказал, что мы не сможем объяснить начальству даже то, по какой причине здесь оказались. Не говоря уже об истории с сокрытием факта самоубийства. Он сказал чистую правду: при таких обстоятельствах мы ничего не могли сделать. Так что я вернулся в свой конец коридора и продолжал стоять на посту, пока вернувшийся в комнату Сэм «подчищал» следы того, что там произошло. Через некоторое время до меня донесся шум работающего пылесоса. Сэм, надо сказать, не торопился и делал свою работу на совесть. Я же продолжал твердить себе, что ничего особенного не произошло. В конце концов, кто такая Анита Слотер? Самая обыкновенная черная баба из Ньюарка. Правда, чертовски красивая. По словам Роя, они с одним из братьев Брэдфорд принимали наркотики, поэтому ничего удивительного нет в том, что в какой-то момент ситуация вышла из-под контроля. Кроме того, вполне возможно, что она наркоманка. Вероятно, Сэм отвез ее в такое место, где ей окажут помощь и дадут денег. Как-никак он сам заговорил об этом, никто его за язык не тянул. Тем временем Сэм закончил уборку и спустился по лестнице на парковочную площадку. Я проследил за ним и увидел, как он выезжает с парковки с Чансом Брэдфордом на пассажирском сиденье.

– Чансом? – повторил Майрон. – В гостинице был Чанс Брэдфорд?

– Да. Чанс оказался тем самым Брэдфордом-младшим, который, как сказал Рой, «попал в переделку». – Уикнер откинулся на спинку стула и стал разглядывать свой револьвер. – На этом, Майрон, мой рассказ заканчивается.

– Подождите секундочку. Анита Слотер прописалась в номере со своей пятилетней дочерью. Вы, случайно, ее там не видели?

– Нет.

– А у вас есть какие-нибудь идеи относительно того, где сейчас находится Брэнда и что с ней?

– Возможно, попала в какую-нибудь историю, связанную с Брэдфордами. Как и ее мать.

– Помогите мне спасти ее, Эли.

Уикнер покачал головой.

– Я устал, Майрон. И мне нечего больше сказать. – С этими словами он поднял револьвер.

– Это обязательно выйдет наружу, – сказал Майрон. – Даже если вы меня убьете, вам не удастся замести следы всех своих преступлений.

Уикнер кивнул:

– Знаю. – Револьвер он по-прежнему не опускал.

– У меня в кармане лежит включенный сотовый, – быстро сказал Майрон. – И мой приятель слышал каждое произнесенное здесь слово. Так что если вы меня пристрелите…

– Я и о сотовом знаю, Майрон. – Неожиданно из глаза Уикнера выкатилась одинокая слеза. Потом, так же неожиданно, он швырнул Майрону маленький ключ. От наручников. – Скажи всем, что я искренне сожалею о своих деяниях.

С этими словами он сунул ствол револьвера себе в рот.

Майрон попытался выбраться из кресла, но наручники держали его крепко.

– Нет! – закричал он, но револьверный выстрел заглушил его крик.

Летучие мыши испуганно заверещали и улетели. И вновь наступила тишина.