Текст книги "Человек в витрине"

Глава 27
ДАМА В СНЕГУ

На следующее утро Гунарстранна попытался дозвониться до Ингрид Есперсен по телефону, но безуспешно. Потом он сел читать материалы дела. Дочитав протокол беседы Фрёлика со вдовой, он вспомнил: кажется, она сама говорила, что ей не хочется подходить к телефону. Кроме того, она, по ее же признанию, ходила обедать в кафе, которое напоминало ей о прежних временах.

Сделав еще три звонка и наведя справки, он сел в свою почти новую «шкоду-октавию», приехал на Фрогнервейен и прошел в кафе. Зимнее пальто он отдал гардеробщице с азиатской внешностью – вьетнамке? – постоял перед зеркалом, тщательно расчесал редеющие волосы и обернулся, чтобы осмотреться.

– Вы один? – спросила у него старшая официантка, одетая во все черное.

– К сожалению, да, – ответил Гунарстранна, разводя руками. – Правда, я намерен подсесть к Ингрид Есперсен.

Он жестом указал на столик у окна, где Ингрид ела пасту и читала газету.

– Можно к вам присоединиться? – спросил он, подойдя.

Вдова не сразу поняла, что он обращается к ней. Наконец она подняла на него глаза. Гунарстранне показалось, что она нисколько не смущена.

– Хотите сесть? Конечно, садитесь! – Она указала свободной рукой на незанятый стул. Потом медленно сложила газету – «Вердене Ганг». – Здесь написано, что у вас несколько зацепок.

Гунарстранна улыбнулся и кивком подозвал официанта; тот подал ему меню.

– Только кофе, – распорядился инспектор и уточнил: – Черный! – Обернувшись к Ингрид, он сказал: – Наверное, вы уже догадались, что мы рассматриваем все возможные версии, ничего не исключаем?

Она кивнула.

– Как вы узнали, что я здесь?

– Потому что мы ничего не исключаем, – беззаботно ответил он.

Застигнутая врасплох, Ингрид поморщилась:

– Ну, знаете… – Она посмотрела в тарелку, но как будто потеряла аппетит. – Вы что же, установили за мной слежку?

Гунарстранна молча взял у официанта чашку кофе и с рассеянным видом принялся размешивать сахар. Официант вопросительно протянул руку за тарелкой Ингрид.

– Спасибо, я больше не буду, – сказала она.

Помешивая кофе, инспектор смотрел вслед официанту.

– Значит, вы установили за мной слежку? – повторила Ингрид Есперсен.

– Мы стараемся как можно лучше присматривать за вами.

– Но…

– Некий Эйольф Стрёмстед вам знаком? – не дав ей договорить, спросил Гунарстранна.

Ингрид опустила голову и замолчала. Инспектор с довольным видом выпрямился на стуле.

– То, что у вас называется выстрел от бедра? – спросила Ингрид, не поднимая головы.

Гунарстранна не ответил.

– Или что? – продолжала она с неожиданным напором. Взгляд у нее сделался одновременно усталым и враждебным.

– Я задал вам простой вопрос, – сдержанно ответил Гунарстранна. – Либо вы отвечаете на него, либо нет. Только уж постарайтесь ответить честно.

– Присматриваете, значит… – буркнула Ингрид. – А на самом деле шпионите за честными гражданами?

Вместо ответа, Гунарстранна отпил кофе.

– Да, мы с ним знакомы, – более сдержанно продолжала Ингрид. – Мы очень хорошо знакомы. Догадываюсь, что это вам и без меня известно.

Гунарстранна кивнул.

– Мы познакомились… давно, когда он… был моим учеником. Раньше он был танцором.

– Давно у вас с ним роман?

– Три года.

– Довольно долгий срок, вы не находите?

– У некоторых бывает и дольше, и никто об этом не знает.

– Само собой разумеется.

Ингрид нагнулась и почесала ногу.

– Боже мой, мне так жарко…

Гунарстранна заметил, что вдова решительно сдвинула брови, отчего вид у нее сделался зловещий.

– Вы думали о будущем? – спросил он.

Ингрид выпрямилась.

– Что вы имеете в виду?

Гунарстранна посмотрел ей в глаза:

– Я пытаюсь выяснить, что значит для вас Стрёмстед. Эротическая игрушка или нечто гораздо большее?

– Большее? – Она положила голову на руку. – Разве не достаточно, что мы с ним уже три года вместе?

– Пожалуйста, ответьте на вопрос!

– Кто он – эротическая игрушка или нечто большее? Позвольте объяснить, как я понимаю любовь и эротику. Возможно, тогда вы лучше меня поймете.

Гунарстранна молча кивнул и отпил еще кофе.

– Помню, я где-то слышала… – начала Ингрид, глядя в окно. – Я слышала, что, каким бы страстным ни было ваше желание, его всегда сопровождает ощущение пустоты. – Собравшись с духом, она снова повернулась к нему и продолжала: – Секс… явление телесное, плотское. Физическое влечение без труда определяется и просчитывается. Секс можно сравнить с периодической функцией, у него тоже есть амплитуда. Чувственность определяется силой и формой…

Они посмотрели друг на друга. Гунарстранна понимал, что его собеседница еще не закончила. Поэтому не стал перебивать.

– Чувственность – порождение человека, и, как у всякого порождения человека, у нее имеются свои недостатки. Секс содержит в себе предвкушение чего-то большего… и не только. Любая материя достигает точки насыщения только потому, что у материи есть физические пределы. К сексу это тоже относится. Следовательно, насыщение заключено в самой природе эротики и полового акта. – Думая о чем-то своем, Ингрид Есперсен посмотрела вдаль и продолжала: – С другой стороны, есть сила, которая не зависит от физической близости. Если двоих людей тянет друг к другу эмоционально, психологически, значит, они по-настоящему любят друг друга. Такое желание, такая любовь не ведает преград. Такое желание невозможно ни уничтожить, ни уменьшить. Оно не умирает.

Гунарстранна наблюдал за Ингрид поверх чашки. Она как будто читала лекцию, которую выучила наизусть. Он живо представил себе, как она отвечает у доски вызубренный урок, и глубоко вздохнул. Ее слова напомнили ему об Эдель. Он даже откашлялся, чтобы она обратила на него внимание, – ему показалось, что она имеет в виду именно его.

– Очень хорошо, – сказал он и снова кашлянул. – По-моему, подобные рассуждения я где-то уже слышал. Но так ли происходит на самом деле? Большинство людей предпочитают объединять два аспекта своей личной жизни – любовь и физическое влечение. Во всяком случае, так чаще всего бывает у пар, живущих в законном браке.

– А если объединение невозможно?

– Что?

– Для некоторых невозможно объединить физическое с эмоциональным. – Помолчав, она тихо сказала: – Как, например, для Рейдара.

– Для Рейдара? – переспросил Гунарстранна. – Я думал, вы говорите о себе.

Ингрид покачала головой:

– О себе я сейчас не думаю. Во всяком случае, постоянством взглядов на подобные вещи я не отличаюсь. Но я много лет задавалась вопросом, почему я семь лет жила в воздержании.

– Он был импотентом?

– Импотентом? – Ингрид снова наградила его усталой улыбкой. – Вы хоть понимаете, что сейчас пробуете одним словом описать многолетнее несоответствие? Вы спрашиваете, был ли он импотентом, и, очевидно, ждете, что я отвечу вам «да» или «нет». Но что именно вас интересует? Вы вдумались в смысл своего вопроса? Ну хорошо, позвольте поймать вас на слове. Тем более что я могу не кривя душой ответить: «Да». Последние годы Рейдар не способен был на физическую близость, необходимую, скажем, для того, чтобы зачать ребенка. Ну и что? Стала ли наша любовь из-за этого менее чистой или… – она задумчиво подняла глаза к потолку, подыскивая нужное слово, – менее нежной, менее теплой? По-моему, нет. Когда я объясняла вам, как понимаю различие между плотской и духовной любовью, вы мне не возражали. А ведь я повторяла слова Рейдара. Рейдар так часто говорил об этом, а я так часто думала о его словах, что помню все его доводы наизусть. Никаких гормональных нарушений у Рейдара не было. Он сознательно разделял плотское и духовное. С плотским он покончил. Если позволите шаблонное выражение, он не хотел заниматься со мной любовью. Сначала я огорчалась, думала, что он меня разлюбил, считает меня некрасивой, непривлекательной. Разумеется, дело совершенно в другом. Рейдар был… очень прямолинейным, очень простым. Он всегда говорил правду. Состарившись, он отделил физическую близость от духовной. Первую он презирал, вторую превозносил.

– Что же это означает?

Ингрид вздохнула и покачала головой:

– Как «что»? Это означает, что вам известно про меня нечто такое, что больше не знает никто. Это означает, что вы заставили меня признаться в любви к собственному мужу. Это означает, что у меня сейчас очень мерзко на душе!

– У него были другие женщины?

– Нет. Не было.

– Может быть, он пользовался услугами проституток?

– Рейдар скорее умер бы, чем пошел к проститутке!

– Кого же он любил по-настоящему?

– Вы полицейский, вот вы и выясните. – В глазах Ингрид появилось рассеянное выражение; она нахмурилась. – По-моему, он любил свою покойную жену, мою предшественницу.

– Он именно это пытался вам втолковать?

– Нет. Раз уж на то пошло, о ней мы никогда не разговаривали. Я только предполагаю… С другой стороны, моя догадка основана на многолетнем практическом опыте. В целом нашу семейную жизнь можно считать полным провалом.

– Провалом?

– Наверное, я преувеличиваю, но по сути так оно и есть.

– А как же ваш роман? Под какую категорию любви он подпадает? Вас объединяет плотское или духовное влечение?

– Я мыслю не так, как Рейдар. Я делаю то, что кажется мне правильным. Встречаясь с Эйольфом, я думала, что поступаю правильно.

– Значит, мой предыдущий вопрос остается в силе: вы с ним думали о будущем?

Ингрид Есперсен покачала головой:

– Нет, о будущем мы не думали.

– Вы расстались?

– Нет, но… – Она пожала плечами. – Наверное, все будет продолжаться, как раньше.

– То есть?

Она криво улыбнулась:

– Инспектор…

Гунарстранна поднял руку, прерывая ее.

– То есть? – выразительно повторил он.

На несколько секунд она растерялась.

– Будем, как и раньше, встречаться раз в неделю…

– Еде?

– У него на квартире. Он живет на улице Якоба Олля. Да ведь вам обо всем известно! – Она вздохнула, стараясь взять себя в руки. – Если подумать… теперь он может приходить и ко мне, ведь Рейдар… ведь Рейдара больше нет. – Ингрид вызывающе посмотрела ему прямо в глаза.

Гунарстранна медленно кивнул:

– Что ж, теперь вам не придется прятаться по автостоянкам…

Ингрид потупилась, но потом подняла голову. Лицо ее раскраснелось – как оказалось, от гнева.

– Я расследую убийство, – негромко пояснил Гунарстранна. – И меня не интересует, чем вы со Стрёмстедом занимаетесь в машинах на разных парковках Осло.

– Вот как? Почему же тогда ваши люди шпионят за нами? – сухо осведомилась вдова.

– Потому что я хочу раскрыть преступление, а для этого мне необходимо узнать как можно больше о вас и о ваших знакомых. Кроме того, мы пока не знаем, почему убили вашего мужа, и потому должны обеспечивать вашу безопасность. Больше всего меня интересует, чем занимались вы и ваш муж за несколько дней до убийства. Перед тем как убили вашего мужа, вы встречались со Стрёмстедом?

– Да.

– Когда?

– В тот самый день. Я приехала к Эйольфу в пятницу, тринадцатого. – Ингрид опустила голову, словно собираясь с силами, а затем снова бросила на него вызывающий взгляд и злорадно улыбнулась. – Мы легли в постель между двенадцатью и часом и провели там… пару часов. Потом Эйольф ушел на кухню, чтобы приготовить нам обед, а я немного вздремнула. Он угостил меня пастой – пенне аль арабьята. Кстати, у него она получается вкуснее, чем здесь. А уехала я от него около трех. Вы довольны?

– Еще нет, – ответил инспектор, наклоняясь вперед и ставя локти на стол. – А знаете почему? Вы ни словом не обмолвились об этом во время нашей прошлой беседы.

Ингрид промолчала. Гунарстранна задумался. Получалось, что ей нужно снова давать показания, но по правилам вести допрос в кафе не положено. Он вздохнул. Не бросать же дело на полдороге!

– Значит, вы перемените свои показания?

Ингрид недоуменно насупилась:

– Вы что же, снимаете с меня показания?

– Пожалуйста, приезжайте сегодня вечером, после пяти, на Грёнланнслейрет и подпишите протокол. Я оставлю его у дежурного. Перед тем как подписать, внимательно прочтите свои показания. Если вам покажется, что какие-то слова не соответствуют действительности, не ставьте своей подписи, а срочно свяжитесь со мной.

– Хорошо.

– Слово «срочно» означает «в ту же секунду»!

– Я вас поняла.

– На следующий день после того, как труп вашего мужа нашли на витрине его магазина, вы поехали в школу танцев, которой руководит ваш любовник. Вы забрали его с собой, поэтому ему пришлось подыскать себе замену. Вы поехали на автостоянку у Музея Мунка и Ботанического сада… почему?

– Потому что, – ответила Ингрид, поджимая губы.

Гунарстранна криво улыбнулся:

– Хотите сказать, что это ваше личное дело?

– Естественно!

– Повторяю вопрос и прошу вас на него ответить. Почему вы в воскресенье помчались к Эйольфу Стрёмстеду?

– Потому что нас с ним кое-что объединяет, – буркнула она. – Мне хотелось побыть рядом с ним.

– Но зачем ехать на парковку?

– А какая разница?

Они молча смотрели друг на друга.

– Если мой ответ вас не удовлетворил, очень жаль, – сказала она наконец. – Другого у меня нет.

– Что вы сказали Рейдару, когда он позвонил?

– Что?

Глаза у Гунарстранны сверкнули.

– Что слышали. Я знаю, что Рейдар звонил Стрёмстеду в пятницу, когда вы развлекались в постели.

Ингрид Есперсен закрыла глаза и побледнела, как будто он дал ей пощечину.

– Неужели Эйольф?..

– Отвечайте! – потребовал инспектор.

– Мне не хочется говорить, – прошептала вдова.

– Отвечайте!

– Он потребовал, чтобы я…

Гунарстранна нетерпеливо барабанил пальцами по столешнице. Ингрид Есперсен вздохнула и посмотрела в окно. Из машины вышла женщина в прилегающем зимнем пальто и зашла в парикмахерскую на той стороне улицы.

– Рейдар поступил вполне обычно для него! – сказала она. – Он преуспевал во всем, за что бы ни брался. Он позвонил нарочно – чтобы продемонстрировать мне, что ему все известно. Он попросил, чтобы я перестала встречаться с Эйольфом. Вот и все.

– Попросил?

– Скорее потребовал.

– А вы что ответили?

– Ничего. Он сразу же оборвал разговор.

– А что он вам сказал, когда вы с ним встретились дома и остались одни?

– Мы об этом не говорили.

– Странно!

– Вы не знали Рейдара. Ну а я… мне не хотелось начинать разговор. Откровенно говоря, я боялась.

– Еще бы, вас застигли на месте преступления.

– Да. – Она провела пальцем под глазом – у нее потекла тушь.

– Возможно, после такого у вас появился мотив…

– Мотив? – Она с трудом подавила улыбку. – С чего вы взяли? Наоборот, я была готова порвать с Эйольфом.

– Все зависит от того, говорите ли вы правду.

Она снова устало улыбнулась.

– А вы как думаете, инспектор Гунарстранна? По-вашему, я говорю правду? Что считают по этому поводу ваши коллеги?

– Скажем так, – резко ответил инспектор. – Если вы не докажете обратного, ваше поведение, скорее всего, будет истолковано не в вашу пользу. – Он сделал глубокий вдох. – Вы утверждаете, что в пятницу собирались порвать с Эйольфом Стрёмстедом. Однако на следующий день вы почему-то снова увиделись с ним!

– Встреча с ним казалась мне необходимой.

– Почему?

– Потому, что моего мужа убили, потому, что я чувствовала себя одинокой. Мне хотелось, чтобы кто-то обнял меня, утешил, прижал к себе. Неужели так трудно понять?

– Вовсе нет, но, возможно, для встречи с любовником у вас имелись совершенно иные причины, которые вы от меня скрываете.

Ингрид Есперсен решительно тряхнула головой.

– Возможно, в пятницу вечером, когда вы с Рейдаром остались одни, вы поссорились…

Она промолчала.

– Если вы поссорились… события могли развиваться как угодно.

Она по-прежнему молчала.

– Вы ссорились в тот вечер?

– Нет.

– Изучая обстоятельства смерти вашего мужа, я не могу обойти вниманием тот факт, что у вас связь с другим мужчиной.

– Понимаю.

– В таком случае я не сомневаюсь, что вы поймете мое желание вернуться к этому вопросу.

– Не знаю, пойму ли.

– Как вы думаете, почему в ту ночь Рейдар так и не лег спать?

– Понятия не имею, – отрезала вдова. – Может, вы мне скажете?

– Я могу лишь строить гипотезы, а затем подтверждать или опровергать их.

– Мы с Рейдаром не ссорились.

– Упоминал ли кто-либо из вас – вы или ваш муж – в тот вечер фамилию Стрёмстеда?

– Нет.

– Странно…

– Извините, но я ничем не могу вам помочь. Ни один из нас не заикался об Эйольфе.

– Один раз вы уже изменили свои показания. Спрашиваю вас еще раз: в тот вечер у вас с мужем заходил разговор о вашей неверности?

– Мой ответ – «Нет», – сухо и негромко сказала вдова, опустив глаза.

Инспектор пытливо посмотрел на нее.

– Как по-вашему, у Стрёмстеда есть кто-то еще, кроме вас? – негромко спросил он.

– О таких вещах вам лучше спросить его, а не меня.

– Но он был вашим любовником довольно долго. Вы не могли не задаваться вопросом, встречается ли он с другими…

– Конечно. По-моему, он встречается с другими женщинами – от случая к случаю. Я предпочитаю не думать о том, спит ли он с ними…

– Он ведь с кем-то живет, – сказал Гунарстранна.

Ингрид нахмурилась, но затем опустила голову, сглотнула слюну, снова покачала головой и презрительно рассмеялась.

– Насколько мне известно, ни с кем он не живет!

Инспектор состроил удивленную мину:

– Вы не знаете, что он живет не один?

– Я вам не верю!

– Почему вы сомневаетесь?

– Я навещала его раз в неделю в течение трех лет. И никогда не видела в его доме женских трусиков, гигиенических прокладок или туфель на каблуке…

– У него двуспальная кровать?

– У всех мужчин двуспальные кровати.

– Неужели? – удивился Гунарстранна и поджал губы, обдумывая интересную мысль. Затем он спросил: – Как вы думаете, почему он не повез вас к себе вечером в воскресенье, когда вы примчались к нему на работу? Как вы думаете, почему он повез вас на парковку?

– Не ваше дело!

– Он живет с мужчиной! – не выдержал Гунарстранна.

Ингрид отпрянула. Посмотрела в окно, скрестила на груди дрожащие руки, потом, скользнув взглядом по столу, вскочила и схватила сумочку. Не произнеся больше ни слова, она быстро зашагала к выходу. Инспектор Гунарстранна видел, как вьетнамка-гардеробщица сняла с вешалки зимнее пальто и с улыбкой подала его Ингрид Есперсен; та стала одеваться, повернувшись к детективу спиной. Затем быстро направилась к двери. Проходя мимо окна, за которым сидел Гунарстранна, она не удостоила его даже беглым взглядом; Ингрид шла, глядя прямо перед собой. Не заметив полоски льда, она поскользнулась и упала, ударившись бедром и локтем. К ней на помощь поспешил какой-то патлатый юнец. Вдова отмахнулась и с трудом привстала на одно колено, что оказалось совсем непросто в сапогах с гладкими подошвами. Вся спина у нее была в снегу. Снег запутался в ее волосах, прилип к колготкам. Она встала, опираясь на паркомат, и несколько секунд постояла на месте. Двое детей на той стороне улицы тыкали в нее пальцами и хохотали. Все произошло очень быстро, меньше чем за полминуты. Ингрид ни разу не посмотрела в сторону кафе. Когда Гунарстранна наконец опомнился и встал, путь ему преградил официант с листком бумаги в руке. Он доверительно сообщил:

– Я приготовил вам счет!

Глава 28
МОТИВЫ

В кабинете все пропиталось табачным дымом; Фрёлику казалось, что он ждет поезда на эстфольдской линии – на станциях пахло примерно так же. Фрёлик сел, положил ноги на стол и стал перечитывать измененные показания Ингрид Есперсен. Гунарстранна курил сигарету, приоткрыв окно.

– Кстати, на нас тут пожаловались, – как бы между прочим заметил он.

– На нас?

– Ну, если быть точным, на меня. Кто-то наябедничал, что я курю в местах, где курение запрещено. – Он склонился к высокой узкой пепельнице у себя за стулом и заглянул в нее. – Признавайся, твоя работа?

Фрёлик с возмущением взглянул на него:

– Да ты что?!

– Жалобу подали анонимно.

– Какая разница, кто на тебя наябедничал? В конце концов, ты можешь выходить курить на улицу, как все прочие.

– Я и курю на улице.

– И здесь тоже.

– Значит, ты точно не жаловался?

– Точно.

Гунарстранна хмыкнул, положил сигарету на край пепельницы и пристально посмотрел на Фрёлика. Тот сосредоточенно перечитывал протокол.

– Допустим, Ингрид сама убрала муженька, – сказал Фрёлик, откладывая распечатку. – Рейдар узнает о ее измене. Выясняет телефон любовника, звонит к нему домой, ловит ее с поличным, угрожает и велит порвать с тем типом. Чем он мог ей угрожать? Разводом? Но ей пятьдесят четыре, а ему восемьдесят.

– Семьдесят девять, – уточнил Гунарстранна.

– Какая разница? – отмахнулся Фрёлик. – Тут другое непонятно. Ей-то с какой стати бояться, что ее засекут? Чем он мог ее напугать? Может быть, разведясь с ним, она многое теряла? Скажем, долю наследства…

Гунарстранна посмотрел на него невидящим взглядом.

– Да, – сказал он. – Она бы лишилась какой-то доли наследства, но не слишком большой. После развода она так или иначе получила бы половину имущества.

Фрёлик отодвинул протокол.

– Ты только представь, что творилось у них в доме тем вечером! – воскликнул он. – Должно быть, за ужином все сидели тихо как мыши. В гости приехал сын Рейдара с семьей, поэтому старички не смели говорить о своих делах. Только бросали друг на друга многозначительные взгляды. Но когда Карстен с женой и детьми уехал, Ингрид наверняка захотелось обсудить с мужем положение дел!

– Зачем?

Фрёлик досадливо вздохнул:

– Ну как ты не понимаешь? Им надо было ложиться в постель. Их ждала интимная близость…

– А может, и не ждала. Мы не знаем.

– Я не только секс имею в виду, а вообще… близость. В одной постели спят только близкие люди. Старик… Есперсен… застукал жену с любовником. И что он должен был подумать? Стрёмстед молодой и сильный. Должно быть, жена выбрала его потому, что ей хочется секса. Ты только представь себе! Есперсену под восемьдесят, и он импотент. Узнав, что его жена выбрала молодого красавца, он как будто пощечину получил. Нет, по-моему, они в тот вечер просто не могли не говорить о ее измене!

– Не обязательно.

Фрёлик ошеломленно спросил:

– Ты не думаешь, что они говорили об этом?

– Я не думаю, что они обязательно говорили о ее измене, – пояснил Гунарстранна.

– Почему?

– Есть вещи, о которых лучше не говорить.

– Но ведь она ему изменила!

– Знаю, что изменила! А ты не задумывался о том, что, возможно, у тебя и Рейдара Фольке-Есперсена разные системы ценностей?

– Какие еще системы ценностей?

Гунарстранна досадливо махнул рукой:

– Да ладно! Продолжай. На чем ты остановился?

– Вот как, по-моему, все было. Супруги поссорились. Может быть, она рассвирепела после того, как он отказался разговаривать с ней. А может, наоборот, уперся и снова потребовал, чтобы она рассталась с любовником. Из-за того что она ему изменила, он отказался спать с ней в одной постели. Мне кажется, он спустился в магазин, чтобы лечь там. Она не могла смириться с его упрямством и спустилась следом за ним. В магазине ссора продолжилась, и в конце концов она схватила висевший на стене штык и заколола его. – Фрёлик изобразил в воздухе удар штыком.

– Зачем ему ложиться спать в магазине? В их квартире много комнат, и везде есть диваны.

– Ну ладно, старик пошел в магазин не для того, чтобы спать. Ему захотелось взглянуть на новые приобретения, о которых за ужином рассказывал Карстен, или проверить, заперта ли дверь, или просто посидеть в тишине и подумать… Мало ли зачем! Это ничего не меняет. В конце концов она заколола его!

– А потом?

– Что?

– Что случилось потом? – с интересом спросил Гунарстранна.

– Ну… она раздела его, нацарапала непонятные знаки у него на груди и на лбу… для отвода глаз. А потом отволокла труп на витрину. Остальное нам известно…

– Допустим. Продолжай. А потом?

– Потом она возвращается наверх, в квартиру… и ее охватывает паника. Она симулирует нервный срыв и пытается придумать, как соскочить с крючка. – Фрёлик вскинул руки вверх. – Вот зачем она звонила Карстену! Ей важно было внушить всем, будто в магазин забрался вор.

– А потом? – спросил Гунарстранна, взмахнув рукой.

– Ведь она могла бы позвонить любовнику, – торжествующе продолжал Фрёлик. – Если бы она в самом деле испугалась, она бы наверняка позвонила ему! Но нет, она звонит сыну Рейдара. Зачем, если не для того, чтобы обеспечить себе алиби?

– Ладно, а дальше-то что?

– А дальше все пошло не так, как она рассчитывала. Жена Карстена наорала на нее, потому что нечего будить людей в полтретьего ночи. До утра она сидела без сна и грызла ногти. А потом ей улыбнулась удача: труп заметила почтальонша. Ей не пришлось спускаться вниз и делать вид, что покойника нашла она. И полицию вызывать тоже не нужно…

– В твоей версии есть несколько изъянов.

– Ну и ладно. Зато у меня хотя бы есть версия. Кстати, когда я спросил ее, слышала ли она в ту ночь какой-нибудь шум снизу, она прямо посерела. Я не сомневаюсь, она что-то скрывает. Совершенно в этом уверен!

– Возможно, – согласился Гунарстранна и замолчал. Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Гунарстранна задумчиво спросил: – И все-таки, зачем сажать труп на витрину?

Фрёлик задумался.

– Нам придется задать этот вопрос всем подозреваемым, – сказал он. – Однако с точки зрения моей версии он не существенен.

– Не существенен? Не вижу логики в поступке жены, которая выставляет тело убитого ею мужа на всеобщее обозрение! Если бы она пыталась скрыть убийство или свалить его на неизвестного грабителя, логично было бы оставить труп на полу в магазине, причем в одежде. Логично было бы как-то повредить дверь или разбить окно… Все лучше, чем раздевать труп догола и сажать на витрину!

Оба замолчали и уставились в пространство.

– Возможно, он угрожал ей, что разведется с ней и лишит ее наследства, – сказал наконец Фрёлик. – Тогда становится понятно, почему он аннулировал завещание. Кроме того, становится понятно, почему он не предложил адвокату составить новое завещание. – Все более волнуясь, Фрёлик вскочил и снова сел. – Ну конечно! Все очевидно. Именно так все и было! Он пригрозил жене разводом и лишением наследства, чтобы надавить на нее.

Гунарстранна покачал головой:

– С наследством мы уже разобрались.

Фрёлик начал рассуждать вслух:

– Допустим, она с самого начала вышла за старого козла из-за денег. Молодые красотки чаще всего выходят за стариков из-за денег – это всем известно. Предположим, так же было и у Есперсенов. Она терпит почти двадцать пять лет, все ждет богатства, и вдруг ее мечты о райской жизни разбиваются вдребезги, потому что он узнал о ее измене. Вот почему она убивает Рейдара. Чтобы у него не осталось времени составить новое завещание и отдать деньги другим!

– Два аргумента против, – сказал Гунарстранна. – Во-первых, вероятнее всего, ни о каких больших деньгах речь не идет. Да, Есперсены жили в хорошей квартире в центре Осло. Судя по всему, они были неплохо обеспечены. И все же ничто не указывает на то, что у Есперсена было большое состояние. Во-вторых, я не верю, что Ингрид Есперсен способна выйти замуж из-за денег. Кроме того, я не очень уверен в том, что ее измена в самом деле беспокоила Рейдара.

– Он ведь позвонил ее любовнику, – возразил Фрёлик. – И приказал жене немедленно порвать со Стрёмстедом.

– Так-то оно так, но нельзя забывать, что Рейдар уже очень долго жил с молодой женой. Помнишь, что я сказал, когда впервые увидел Ингрид? Я сразу заподозрил, что у нее есть любовник. Рейдар явно не был дураком, он вполне мог давно подозревать ее. Более того, мне кажется, он сквозь пальцы смотрел на ее измены.

Фрёлик обдумал слова Гунарстранны и тоже выдвинул контраргумент:

– Раз Есперсен мирился с изменами жены, зачем он тогда звонил ее любовнику тринадцатого?

– Мы не знаем, зачем он звонил. Может быть, хотел ее позлить, продемонстрировать, что ему известно о ее интрижке, – мрачно ответил Гунарстранна. – Может быть, он хотел, чтобы она опомнилась. Не знаю…

– Все возможно, – перебил его Фрёлик. – А все-таки он застал жену у любовника, а через несколько часов позвонил адвокату и аннулировал завещание, по которому львиная доля наследства достается ей. Это неспроста! К тому же потом его убивают. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и любовничка – Стрёмстеда. Скорее всего, он тоже замешан в деле.

Гунарстранна продолжал невозмутимо, словно коллега и не перебивал его:

– Возможно, Рейдар решил позвонить Стрёмстеду не просто так. Что-то могло подтолкнуть его.

– Что, например?

В их рассуждения вмешался телефонный звонок. Гунарстранна взял трубку, пару секунд помолчал и сказал:

– Прекрасно, Иттерьерде. Смотри не упусти их! – Он нажал отбой и пояснил: – Переполох в раю… Это Иттерьерде. У Ингрид очередное свидание с Эйольфом. Они катаются на машине.

– Сговариваются, чтобы не путаться в показаниях? – предположил Фрёлик.

– Нет, судя по всему, ругаются.

Детективы переглянулись.

– У них ведь в самом деле уже три года роман. Было бы странно, если бы они не говорили о смерти Рейдара. – Фрёлик почесал бороду. – Она, естественно, злится на него… Ведь она-то вначале ни словом не обмолвилась о своей интрижке, а Стрёмстед сразу во всем признался.

– Интересно, подпишет ли она новый протокол, – заметил Гунарстранна, снова задумываясь. – Красавчик Стрёмстед постоянно живет с мужчиной. В то же время он раз в неделю ублажает Ингрид Есперсен. Почему? – спросил инспектор и сам же себе ответил: – Наверное, потому, что он бисексуал. Если бы он любил Ингрид, вряд ли он жил бы с кем-то еще, верно?

– Хочешь сказать, из-за того, что Стрёмстед живет со всеми подряд, он не может оказаться убийцей? – спросил Фрёлик и продолжил: – Мы не знаем, какие чувства их объединяют. Возможно, он трахал ее, надеясь урвать долю от магазина…

Гунарстранна по-прежнему сидел насупившись.

– На следующий день после убийства они заехали на другой конец города, к самому Тёйен-парку, – тихо заметил Фрёлик. – Оба живут совсем рядом, в лучшем районе Осло. Зачем им забираться в такую даль, если не для того, чтобы спрятаться от нас и договориться о своих показаниях? – Он развел руками. – И теперь они делают то же самое!

– По-моему, в чем-то ты прав. Тёйен довольно далеко…

– Зачем им забираться туда, если не для того, чтобы отделаться от Иттерьерде? – Взволнованный Фрёлик вскочил. – Даже если они не могли поехать на квартиру к Стрёмстеду из-за его сожителя… Они ведь могли поехать к Ингрид! Почему же не поехали? Ну, во-первых, у ее дома постоянно дежурят полицейские. И во-вторых, им, наверное, неприятно было заниматься сексом прямо над тем местом, где убили ее муженька. Представь себе ночь убийства: Ингрид проверила все двери в доме. Если они со Стрёмстедом действовали сообща, она сыграла роль троянского коня… то есть троянской лошади.

Гунарстранна вздохнул:

– Если Ингрид, как ты говоришь, сообщница и впустила в дом убийцу, зачем она рассказала о снеге на полу? Если она впустила его, почему не промолчала о лужах? Ведь лужи в спальне означают, что в дом действительно кто-то входил.