Текст книги "Человек в витрине"

Глава 30
ПРОПАВШАЯ ФОРМА

Вернувшись в тот вечер домой, инспектор Гунарстранна подошел к аквариуму, в котором плавала его золотая рыбка. Вода в аквариуме совсем позеленела. Ему показалось, что рыбка смотрит на него очень неодобрительно. Он пошел на кухню и пожарил яичницу из двух яиц с половиной упаковки бекона; яичницу он положил между двумя кусками хлеба и запил свой тост стаканом молока. Затем он принял горячий душ, сел за свой письменный стол и стал перечитывать материалы дела. Наконец он подошел к старому сундуку, из которого достал бутылку виски. Налил себе стакан и выпил, дочитывая запись своей беседы с Гро Хеге Вюллер. Потом взял трубку и набрал номер.

Франк Фрёлик зевнул, вместо ответа.

– Это я, – сказал Гунарстранна.

– Знаешь, который сейчас час? – осведомился Фрёлик.

– Помнишь, кто-то из соседей Есперсена говорил, что напротив дома стояло такси с работающим мотором? – спросил Гунарстранна.

– Да. – Фрёлик снова зевнул. – Женщина-редактор из «Эгмонта», издательства детской литературы.

– Так вот, я выяснил, как зовут таксиста. Ришар Экхольт.

– Ух ты!

– Я собираюсь вызвать его к нам и допросить. Но было бы неплохо, если бы ты заранее пробил его по базе. Проверь, нет ли у него судимости. Позвони в центральную диспетчерскую таксопарка, расспроси о нем надежных информаторов со связями в данной области.

– Информаторов?

– Экхольт предпочитает работать в ночную смену. Он наверняка возил многих наших постоянных клиентов. А теперь самое главное. Номер его такси – А-195! Я тебе, наверное, помешал?

– Что ты сейчас сказал?!

– Что, наверное, тебе помешал.

– Нет, что-то о номере…

– Номер такси Ришара Экхольта – А-195!

– Черт побери!

– А-195! «А», а не «И»!

– Но ведь вряд ли это совпадение!

– Мы с тобой каждый день сталкиваемся с такими совпадениями. То, что один из сперматозоидов твоего отца выиграл битву за яйцеклетку твоей матери и в результате родился ты, – тоже совпадение. Лишь по воле случая люди живут на Земле, а не на Марсе. Ты отдыхал, когда я позвонил?

– Еще спрашиваешь! Знаешь, который сейчас час?

– Нет, но я слышу у тебя музыку.

– А я не сказал, что лежал в постели.

– Что-нибудь еще?

– Звонил Гленн Мосенг.

– Кто такой Гленн Мосенг?

– Владелец кофейни-кондитерской на улице Якоба Олля. К твоему сведению, напротив кофейни находится дом, в котором живет Стрёмстед, любовник Ингрид Есперсен. Так вот, Гленн Мосенг узнал Фольке-Есперсена на фотографии в газете. Наш покойник сидел в его кафе тринадцатого января примерно с девяти и до одиннадцати – двенадцати.

Гунарстранна присвистнул.

– Стокмо говорит правду, – продолжал Фрёлик. – Тринадцатого утром Рейдар Есперсен не поехал прямо на работу. Он зашел в кофейню-кондитерскую и стал подкарауливать жену.

– Но он ведь не остановил ее, когда она появилась, – возразил Гунарстранна, тяжело опускаясь в кресло с телефоном в руке. – Что он там делал, в этой кондитерской?

– Пил кофе и читал газеты – два часа кряду, не меньше.

Гунарстранна задумался. Фрёлик, все больше оживляясь, продолжал:

– Он ссорится с братьями, а потом звонит жене в то время, когда она у любовника. Мы так или иначе постоянно возвращаемся к жене и любовнику! Вот тебе и возможный мотив!

– Что-нибудь еще? – спросил Гунарстранна, подавляя зевоту.

– Я побеседовал с подружкой Юнни Стокмо, той самой Кариной. Она проститутка и работает у себя на квартире на Терезегате. Она подтвердила, что в ту ночь Юнни был у нее. Но не помнит, когда точно он ушел.

– Не помнит, значит?

– Нет. Стокмо заскочил к ней без предупреждения. Но в полночь к ней должен был приехать какой-то телеведущий – он позвонил заранее. По ее словам, она выставила Стокмо до того, как появился телеведущий. Она еще успела принять душ и прибраться. Так что Стокмо, может статься, и не врет и в самом деле лег спать в одиннадцать.

Гунарстранна зевнул.

– Похоже, завтра нам будет над чем поработать. – Он поймал на себе укоризненный взгляд рыбки Калфатруса, и его кольнула совесть.

Поговорив с Фрёликом, он решил поменять воду в аквариуме. Долго рылся в кухонных шкафчиках и наконец нашел сифон, с помощью которого Эдель переливала вино. Поставив рядом ведро, опустил конец трубки в аквариум и втянул в себя немного воды. Поморщившись, выплюнул мутную жижу в ведро. Он слил почти всю воду, оставил сантиметров пять. Потом взял кувшин и термометр. Калфатрус плавал по дну аквариума с крайне неодобрительным видом. Гунарстранна попытался оправдаться.

– Во всем виноват старик Фольке-Есперсен, – сказал он Калфатрусу.

Вдруг зазвонил телефон.

– Да! – закричал Гунарстранна, хватая трубку.

– Говорит Карстен Есперсен.

– А-а-а…

– Извините, что звоню так поздно. Но я прочел опись… всего, что ваши люди нашли в магазине.

– И что?

– По-моему, ничего ценного не пропало.

– Вы не уверены?

– Я не нашел только военной формы.

– Формы?!

– Да. Она была в картонной коробке; коробка стояла в моем кабинете.

– Что за форма?

– Не могу вам сказать, ведь мы не успели распаковать ее. Коробка была адресована отцу. Вечером накануне… в общем, тринадцатого я рассказал ему о новых поступлениях, и в том числе о форме.

Гунарстранна начал обшаривать глазами стол в поисках сигареты. Похлопал себя по карманам.

– Помню-помню, – буркнул он. – Вы уже говорили о ней… о форме. Значит, в списке, который вам дали, ее не оказалось?

– Нет.

– А может, ее просто описали другими словами? Например, «коробка с одеждой» или «военное обмундирование»… Как-нибудь иносказательно?

– Нет. Ничего похожего.

– Значит, вы не распаковывали коробку? Тогда откуда вы знаете, что в ней лежала именно военная форма?

– Хотя времени у меня было мало, коробку я все же вскрыл и увидел, что в ней лежит комплект военной формы. Она была шерстяная, такая синеватая.

– Что значит «синеватая»? Темно-синяя? Серо-синяя? – уточнил Гунарстранна. Он нашел самокрутку в пепельнице на краю стола и закурил.

– Серо-синяя.

– Значит, больше похожа на летную, чем на военно-морскую?

– Понятия не имею.

– А это не была, скажем, форма трамвайного кондуктора? Даже парламентские служащие носят форму.

– Нет, форма совершенно точно была военная: я увидел нашивки и знаки отличия. Правда, у меня не было времени вынимать ее и осматривать. Я сказал отцу, что прислали военную форму и два бокала из Нёстетангена. Мне показалось, что он не слишком заинтересовался.

– Возможно, ваш отец в ту роковую ночь спустился в магазин, чтобы взглянуть на форму?

– Как-то не представляю его за таким занятием.

Гунарстранна жадно затянулся и спросил:

– Как по-вашему, присланная форма представляет собой определенную ценность?

– Как я уже говорил, у меня не было времени проверить, – ответил Карстен Есперсен.

– Кто прислал коробку?

– Понятия не имею. Не помню. Кажется, там вообще не было адреса отправителя.

– А вам не показалось странным, что какой-то неизвестный прислал вашему отцу комплект военной формы?

Карстен Есперсен хмыкнул.

– Там точно не было адреса отправителя?

– Не помню. Я не обратил особого внимания на коробку.

– Вы сказали об этом отцу?

– О чем – об этом?

– Что на коробке не было адреса отправителя.

– Да, кажется, сказал. А может быть, сказал, что прислали форму, но я еще не успел ее осмотреть. Мне показалось, там был полный комплект – и брюки, и китель, и галстук…

– А сама коробка по-прежнему на месте?

– Нет, я не нашел в описи и коробки.

– Значит, пропали и форма, и коробка?

Гунарстранна попытался представить себе тот вечер. Отец и сын сидят в столовой, пьют кофе с коньяком, вокруг них носятся маленькие дети, а в воздухе висят невысказанные слова…

– В тот вечер вашему отцу несколько раз звонили. Может быть, среди звонивших был и человек, который прислал форму?

– Очень может быть, – согласился Карстен Есперсен. – Но мне о нем ничего не известно.

– Хорошо, – сказал Гунарстранна. – Спасибо, что позвонили. Вы нам очень помогли.

Положив трубку, он несколько секунд постоял на месте, нервно проводя пальцем по верхней губе. Потом вдруг опомнился, бросился на кухню и принялся наливать воду в кувшин. Измерив температуру, осторожно перелил чуть теплую воду в аквариум. Открыл пакет рыбьего корма и высыпал немного на поверхность воды.

– Сушеные личинки мух и копченые паучьи ножки, – пробормотал он, обращаясь к своему любимцу, жадно накинувшемуся на еду. – Королевское угощение!

Себе Гунарстранна налил еще виски, сел за стол и перевернул верхний лист бумаги в стопке. Под ним оказалась копия старой фотографии, которую он нашел в конторе Рейдара Фольке-Есперсена. Он разглядывал снимок, и ему казалось, что темноволосая женщина с родинкой смеется… смеется над ним.

Глава 31
СПЯЩАЯ СОБАКА

На следующий день сразу после завтрака Франк Фрёлик отправился искать водителя такси номер А-195. Гунарстранне же предстоял долгий день в кабинете. Он читал материалы дела, кое с чего снимал копии и без конца звонил по телефону. По большей части разговоры ни к чему не приводили. Ближе к вечеру инспектор отправился в Турсхов, в мастерскую Стокмо. В окнах мастерской свет не горел, зато окна квартиры на втором этаже светились уютным желтым светом. Инспектор Гунарстранна задрал голову, посмотрел на небо, серое от выхлопных газов и смога, вздрогнул и, ухватившись за металлические перила, начал подниматься по скользким ступенькам. Ему пришлось постучать три раза. Наконец дверь открыл Карл Эрик Стокмо в спортивном костюме и разношенных кроссовках.

– Входите, – пригласил он.

В квартире пахло едой. В гостиной перед телевизором сидела стройная женщина лет тридцати; она держала на коленях тарелку с чем-то похожим на рыбу под сырной корочкой. По телевизору показывали рекламу телемагазина: мужчина поливал свою грязную садовую мебель какой-то химией, после чего вся грязь бесследно исчезала.

Гунарстранна кивнул ей. Подруга Стокмо-младшего сидела босиком; на ней были белые спортивные штаны в обтяжку и черная майка-безрукавка. Ее загар казался неестественным для зимы. Оба предплечья украшали татуировки. Вот она улыбнулась, и Гунарстранна заметил, что у нее не хватает одного зуба. Когда мужчины сели, она ушла на кухню. В телемагазине какой-то качок демонстрировал тренажер. Карл Эрик Стокмо взял пульт и выключил звук.

Гунарстранна сразу приступил к делу:

– Мне очень жаль, но у вашего отца нет алиби на ночь убийства… По его словам, в пятницу он лег спать в одиннадцать в пристройке за вашей мастерской. – Инспектор склонил голову набок. – Там, внизу.

Стокмо откинулся на спинку кресла-трансформера, а ноги вытянул и положил на подставку.

– Хотите выяснить, приходил ли он сюда в тот вечер? – Стокмо вздохнул. – Да, наверное.

– «Наверное» меня не устраивает. Вы можете присягнуть, что ваш отец приходил сюда и спал всю ночь у вас в пристройке?

– Нет, – ответил Стокмо-младший. – Я знаю, что он там ночевал, но вечером мы с ним не виделись и не разговаривали.

– Можете сказать, в какое время он приехал и когда уехал?

– Я знаю, что он был здесь, – повторил Стокмо-младший. – Лиллиан! – крикнул он, повернувшись в сторону кухни.

Женщина открыла кухонную дверь и остановилась на пороге. На руки она успела натянуть желтые пластиковые перчатки для мытья посуды. На кухне слышался шум воды.

– Ты заметила, когда отец приходил в пятницу? – спросил Стокмо.

Его подруга в упор посмотрела на Гунарстранну и сказала:

– Я слышала, как он на следующее утро заводил мотор.

– Ну да, – кивнул Стокмо. – Это он уезжал.

– В какое время он заводил машину?

Лиллиан задумчиво почесала подбородок о плечо.

– Рано, мы еще не вставали.

– До полудня или после?

– Наверное, до… Или нет? – Она вопросительно посмотрела на Стокмо; тому тоже пришлось пожать плечами.

– Но вы видели его или его машину собственными глазами?

Стокмо покачал головой.

Гунарстранна посмотрел вслед Лиллиан. Она быстро выключила воду и снова появилась на пороге кухни.

– Нет, – сказала она. – Но я уверена, что утром тарахтел его пикап.

Стокмо кивнул:

– Глушитель у него полетел. Такой грохот стоит, когда он заводится… Слышно на весь квартал.

– Вы бы услышали, если бы он заводил машину ночью?

Стокмо и его подруга переглянулись и дружно пожали плечами.

– Вы слышали той ночью шум, похожий на шум мотора его пикапа?

Оба снова пожали плечами.

– Отлично, – сказал Гунарстранна и повернулся к Лиллиан. Та улыбнулась, снова демонстрируя отсутствие клыка.

– Значит, вы и есть знакомый Бендика? – поинтересовалась она.

Гунарстранна кивнул.

– Хорошо, – сказала она, снова закрываясь на кухне.

Стокмо кашлянул и пояснил:

– Раньше она жила с Бендиком.

– А теперь, как вижу, живет здесь. – Гунарстранна огляделся.

В телемагазине одетая в бикини женщина с безупречной фигурой демонстрировала тот же тренажер. На стенах почти ничего не было, только черепаховый панцирь над кухонной дверью. На панцире был нарисован бурый орел с белой головой. Гунарстранна посмотрел на орла. Ему показалось, что орел подмигивает ему одним глазом.

– Вам известно, почему ваш отец так зол на Фольке-Есперсена? – спросил он у Стокмо.

– Скорее всего, из-за дедушки. Во время войны дед тайком переправлял беженцев через границу.

– Можно? – спросил Гунарстранна, доставая кисет с табаком.

Стокмо кивнул и достал сигарету из пачки «Принса», лежащей на столе.

– Я слышал, Есперсен тогда устроил в Осло подпольную типографию – печатал фронтовые сводки, передаваемые лондонским радио, и так далее. А потом его кто-то выдал, и ему пришлось бежать за границу.

– Я тоже это слышал, – кивнул Гунарстранна, закуривая.

– Так вот, в Швецию Фольке-Есперсена переправил мой дед. – Стокмо затянулся и закинул ногу на ногу. – А ближе к концу войны деда у самой границы задержал немецкий погранпатруль – грепо. Дед испугался и побежал в лес. Немцы орали, приказывали ему остановиться. Дед насмерть испугался, потому что у него с собой был пистолет. Он решил, что сейчас в него будут стрелять, и тоже выхватил пистолет, но поскользнулся о большой корень и свалился в болото. Рука с пистолетом уткнулась в тину. Он благополучно утопил пистолет и встал. Его обыскали, но ничего не нашли. Не иначе как ангел-хранитель о нем позаботился! Немцам дед наврал, что просто собирал в лесу чернику. Его отпустили, но велели на следующий день явиться в Халден. – Стокмо стряхнул пепел и, округлив губы, выпустил колечко дыма.

– И он явился?

– Явился. Ему удалось как-то отделаться от них, но потом из-за того происшествия начались неприятности. Из-за того, что дед так легко отделался, поползли слухи. Рассказывали всякое. Говорили, что те, кого он тайно переправлял в Швецию, щедро платили ему, что он получал много подарков. Кое-что продавал сразу, кое-что припрятывал. Не знаю, что у него было, но вещи, которые ему дарили, наверняка стоили целое состояние. Многие евреи, которых он переводил через границу, были богаты: златокузнецы, ювелиры. Они не скупились. А после войны пошли разговоры о том, что еврейских беженцев грабили жадные проводники… Много плохого говорили и о деде. Подозревали, что немцы не просто так выпустили его. Вот почему после войны он боялся продавать полученные им ценности. Помочь ему предложил Фольке-Есперсен. Он выступил вроде как посредником.

Гунарстранна сосредоточенно сворачивал самокрутку.

– Ах вот оно что! – сказал он, щелкая зажигалкой «Зиппо». – Значит, ходили слухи, что ваш дед работал на немцев?

Стокмо уныло кивнул. Гунарстранна затянулся и задумчиво сказал:

– Да, понимаю… Ваш дед переправлял людей через границу, и репутация у него была подмочена. И все-таки в чем причина вражды между ним и Есперсеном?

Стокмо смял окурок и откинулся на спинку кресла.

– Пару недель назад я говорил с отцом, – начал он.

– Да, и что?

– Кое-что мне уже было известно. Правда, о том, как ему велели явиться в Халден, я не слышал. Как и о том, что Фольке-Есперсен продавал полученные дедом подарки. Видите ли, отец тоже долго ничего не подозревал. Дед даже ему не рассказывал о ценных вещах, которые он припрятал во время войны. А не так давно он наткнулся на какие-то старые бумаги – и среди них расписки, которые Фольке-Есперсен выдавал деду в обмен на ценности. В расписках проставлены суммы. По словам отца, долг он так и не отдал. Он считает, что Фольке-Есперсен здорово надул деда.

– Каким образом?

– Есперсен взялся реализовать ценности, но деньги за них деду так и не отдал.

Гунарстранна кивнул и буркнул:

– Понятно!

– Мне-то на все их дела плевать, но папаша, Юнни, в самом деле ездил в Осло по этому делу. По-моему, он до сих пор не забыл, как его травили в детстве – обзывали сыном нацистского шпиона и так далее. Хуже всего, он все принимает очень близко к сердцу. Понимаете, он потребовал у Фольке-Есперсена старый долг, а тот его чуть не избил.

– Они подрались?

– Фольке-Есперсен заявил, что речь идет о ценностях, похищенных у евреев во время войны. Полная ерунда! Начать с того, что именно мой дед переправил Фольке-Есперсена в Швецию, и они потом много лет работали вместе. А как только дед умер, Рейдар Фольке-Есперсен во всеуслышание объявил моего деда последним подонком. Вот почему отец считает, что Фольке-Есперсен шантажировал деда. Дед никогда ничего не предпринимал, чтобы заставить Фольке-Есперсена заплатить. Отец считает, что Фольке-Есперсен крепко держал деда в руках – угрожал всем рассказать о том, как дед во время войны якобы грабил евреев и шпионил на немцев.

Гунарстранна задумчиво кивнул.

– Представляю, как ваш отец злился на Фольке-Есперсена, – заметил он. – Скажите, а что для вашего отца важнее? За что он стремился отомстить: за потерянные деньги, за поруганную честь или и за то и за другое?

Стокмо пожал плечами:

– Повторяю, мне на их счеты наплевать. И все-таки я думаю, что честь для него дороже денег.

– Вполне разумно, – кивнул Гунарстранна. – А вы понимаете, что означает ваш рассказ с моей точки зрения? У вашего отца был мотив на убийство.

– Да ничего подобного! Рассудите сами. Зачем моему отцу убивать Фольке-Есперсена? Его смерть не обелила моего деда, да и папаше от этого никакой выгоды.

– Возможно, ваш отец убил Есперсена в состоянии аффекта. Такое случается довольно часто. Вы сами только что сказали, что он все принимал близко к сердцу.

– Но ведь он не ребенок, – возразил Стокмо-младший. – Никогда он не стал бы причинять Фольке-Есперсену физический вред, как бы ни разозлился на него.

Гунарстранна встал на ноги. На кухне все стихло.

– Значит, вы подозреваете папашу? – спросил Стокмо, тоже вставая и провожая гостя в прихожую.

Гунарстранна надел пальто.

– Нам придется его допросить. Пока он проходит по делу как свидетель. – Инспектор повернулся к зеркалу на стене – точнее, к трем квадратным зеркалам, повешенным одно над другим. Его тело разделилось на три части: голова и шея, верхняя часть туловища и брюки. Он застегнул зимнее пальто, поправил волосы. – Ему придется положиться на то, что истина в конце концов обнаружится… и на нас, – подытожил он, открывая дверь.

Через десять минут он поехал домой – принять душ и переодеться. Они с Туве Гранос договорились пойти в театр.

Когда позвонил Фрёлик, Гунарстранна попросил молодого коллегу подождать, пока он притормозит у обочины; он остановился перед самым мостом Бентсе.

– Я только что беседовал с доктором Лёуритсен из онкологического отделения больницы Уллевол, – начал Фрёлик.

– Я ее знаю, – сказал Гунарстранна.

– Знаешь?! Откуда?

– Грете Лёуритсен когда-то лечила мою жену.

– Ясно…

– Ну и что? – невозмутимо спросил Гунарстранна. – Наверное, Фольке-Есперсен тоже был ее пациентом?

– Что-то в этом роде, – ответил Фрёлик. – Во всяком случае, она сообщила Фольке-Есперсену, что у него инвазивный рак. По-моему, самое главное даже не что она ему сказала, а когда.

– В самом деле? И когда же?

– Снова в пятницу тринадцатого! Фольке-Есперсен звонил доктору Лёуритсен в четыре, чтобы узнать результаты анализов. Ей сначала не хотелось сообщать о таком по телефону. Она попросила его приехать. Старик очень рассердился и стал донимать ее вопросами. В конце концов ей пришлось признаться, что болезнь у него очень запущена и прогрессирует, то есть пошли метастазы. Она пригласила его на прием, но он, естественно, так и не пришел.

– Насколько запущенной была болезнь?

– По ее словам, жить ему оставалось максимум два месяца. Через полчаса после разговора с врачом Фольке-Есперсен позвонил адвокату и аннулировал завещание.

Глава 32
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

В очереди к банкомату на почте перед ним стояла какая-то женщина. Фрёлик в ожидании смотрел на уличного музыканта, который выступал перед входом в метро. Он не мог понять, почему хрупкие музыкальные инструменты не ломаются на сильном морозе. Что уж говорить о ногтях гитариста! На уличном музыканте были перчатки с отрезанными пальцами; вздрагивая, он прохаживался возле динамиков, водруженных на старую магазинную тележку. Зрителей у него было немного: два наркомана с глубокомысленными лицами и вышибала из бара «Три брата». Наконец стоявшая перед ним женщина взяла деньги и резко повернулась.

– Ой, привет! – сказала она и вдруг ахнула от боли.

Согнувшись пополам, она схватилась за поясницу и выронила сумку. Фрёлик подхватил ее на лету. Перед ним была Анна. Она никак не могла разогнуться и все ахала от боли.

– Что с тобой? – спросил Фрёлик.

– Спина, – ответила Анна, хватая ртом воздух. – Ужасно болит спина. Как ты меня напугал! Подошел слишком близко.

– Ясно, – сказал Фрёлик.

Они немного постояли. На ней была толстая пестрая шерстяная куртка и линялые джинсы. Пальцы рук она спрятала в рукава. Фрёлик тут же вспомнил о том, какой на улице мороз.

– Спасибо за опись, – сказал он. Ничего умнее ему в голову не пришло.

– За какую еще опись? – недоуменно переспросила Анна.

– С места преступления… из антикварного магазина. – Он смущенно улыбнулся.

– Да не за что! – ответила она, улыбаясь.

Фрёлик не сразу сообразил, что уличный музыкант исполняет «Улицы Лондона». Голос у него оказался довольно приятным. Краснолицый крепыш в пальто и шерстяной шляпе, стоящий в очереди за Фрёликом, шагнул вперед и сухо осведомился, стоит он в очереди или просто так разговаривает. Фрёлик пропустил его вперед.

– Холодно, – заметил он, обращаясь к Анне и ставя на землю ее целлофановый пакет. Внутри была бутылка, из-за которой пакет и выпал. Он прислонил пакет к ноге. – Может, пойдем посидим где-нибудь?

Анна медленно и осторожно выгнула шею и посмотрела на часы с рекламой шоколадной фабрики «Фрея» над рестораном «Мама Роза». Фрёлик уже жалел о своем порыве и готов был откусить себе язык. Он попробовал все исправить, спросив:

– Наверное, время у тебя поджимает?

Она охотно пошла ему навстречу:

– Да, я как раз собиралась навестить кое-кого в больнице – в больнице Акер.

Она не сказала, кого она собирается навестить. Фрёлику очень хотелось спросить, но он сдержался.

– Тогда, может, в другой раз?

– Да, наверное, – ответила она, вздрагивая. – Мы что-нибудь придумаем.

– Когда встретимся?

– Может, как-нибудь выпьем пивка после работы?

Он кивнул. «Как-нибудь» немного выбивало из равновесия. Кроме того, это ни к чему его не обязывало. С другой стороны, он пока и сам не мог предложить Анне ничего более конкретного.

Они зашагали по Акергата, прошли мимо редакций «Афтенпостен» и «Дагбладет». Фрёлик нес ее пакет. Шли они медленно.

– Больнее всего, когда кашляешь, – сказала Анна. – А смеяться ничего, не вредно… для спины.

Они прибавили шагу, увидев, как с Апотекергата выворачивает автобус. Последние метры до остановки пришлось пробежать.

– Осторожно! – предупредил он, когда она с трудом поднималась по ступенькам.

Анна таинственно улыбнулась.

Она уже была в автобусе, когда Фрёлик вдруг сообразил, что они так и не договорились, где и когда встретятся.

– Где? – прокричал он ей вслед.

Двери автобуса с грохотом захлопнулись. Оба расхохотались, посмотрев друг на друга через стеклянную дверь. Она что-то произнесла в ответ, показывая на себя и изображая, будто прижимает к уху телефон.

– Мне? – крикнул Фрёлик. – Мне тебе позвонить?

Но автобус уже уехал. Он кричал в пустоту.