Текст книги "Человек в витрине"

Глава 47
ПЕРЕГОВОРЫ

В первый раз Гунарстранна позвонил в половине четвертого ночи, но к телефону никто не подошел. В три пятьдесят шесть командир группы захвата сообщил, что в квартире точно кто-то есть. Слышно два голоса – мужской и женский. В четыре минуты пятого дом окружили. В четыре десять один из бойцов группы захвата разглядел в окне мужскую фигуру. Ему показалось, что мужчина в маске. Командир попросил Фрёлика нарисовать план квартиры. В четыре восемнадцать Гунарстранна позвонил во второй раз.

Передвижной штаб разместился на улице Фрицнера. Гунарстранна сидел в своей машине за углом, на Бюгдёй-аллее. Рядом с ним стояла еще одна машина, в которой сидели двое. Командир группы захвата напряженно слушал гудки вместе с Гунар-странной. Снаружи была кромешная тьма.

Гунарстранна насчитал восемнадцать гудков. Потом он услышал испуганный голос Ингрид Есперсен:

– Да!

– Говорит инспектор полиции Гунарстранна.

– Сейчас ночь! – ответила она.

– У нас есть основания полагать, что в вашей квартире вместе с вами находится некий Херманн Хиркенер, – сказал Гунарстранна. В машине было холодно; у него замерзли ноги.

Ингрид Есперсен молчала.

– Мы считаем, что вам грозит опасность.

– К-кому, мне? – спросила она.

– Пожалуйста, подойдите к окну, выходящему на улицу Томаса Хефтье, чтобы мы вас видели.

Несколько секунд на том конце линии царило молчание. Потом она ответила:

– Я еще в постели.

– Вставайте и оденьтесь. Я подожду.

– Зачем мне подходить к окну?

– Дорогая фру Есперсен, ответьте мне, пожалуйста: вы сейчас одна или у вас кто-то есть?

Она кашлянула и сказала:

– Я одна.

– Будьте добры, позовите к телефону мужчину, который сейчас находится в квартире вместе с вами.

– Вы что, не верите мне? Я одна.

– Отлично, фру Есперсен. Мы сейчас поднимемся и позвоним в дверь. Советую впустить нас и позволить обыскать вашу квартиру.

– Нет… – Она тяжело задышала.

– Почему?

– Это невозможно!

– У нас есть основания полагать, что в вашей квартире прячется преступник, которого мы разыскиваем. Уверяю вас, мы…

– Нет, нельзя! – перебила она.

Гунарстранна покосился влево и переглянулся с командиром группы захвата, который слушал их разговор. Тот поморщился и зашевелил губами, но, что он хочет сказать, Гунарстранна не понял.

– Повторяю, будет лучше для всех, если вы сейчас же позовете к телефону Хиркенера, – невозмутимо продолжал Гунарстранна.

На сей раз молчание затянулось. Судя по звукам, Ингрид Есперсен прикрыла микрофон рукой. Наконец она сказала:

– Он спит.

Гунарстранна покосился на соседнюю машину. Сидевшие там люди только ухмыльнулись, услышав ответ Ингрид Есперсен.

– Так разбудите его, – спокойно приказал Гунарстранна.

– Секундочку.

– Алло, – произнес мужской голос.

В стоящей рядом машине зашевелились.

– Говорит инспектор полиции Гунарстранна из отдела убийств. Я расследую убийство Рейдара Фольке-Есперсена, – представился Гунарстранна и продолжал: – Очень важно, чтобы вы поняли: вы сами загнали себя в такое положение, когда я не во всем смогу вам помочь. Поэтому настоятельно прошу вас выполнить мои распоряжения. Тогда все закончится хорошо.

– Если вам больше нечего сказать, я не вижу смысла продолжать разговор, – невозмутимо ответил Хиркенер.

– Мне известно, что фамилия вашей бабушки была Хиркенер, – сказал Гунарстранна. – Мне известно, что девичья фамилия вашей матери Брюн. Амалье Брюн. Вы взяли бабушкину фамилию.

Хиркенер кашлянул и сказал:

– Вы ставите меня в очень трудное положение.

– Ваше положение очень простое. Позвольте Ингрид Есперсен беспрепятственно выйти из дома и выходите сами, подняв руки над головой.

– Минуточку, – возразил Хиркенер.

Гунарстранна быстро переглянулся с командиром группы захвата, сидящим в соседней машине. Тот жестом велел ему продолжать разговор.

– Алло! – сказал Гунарстранна.

К телефону снова подошла Ингрид Есперсен.

– Алло, – с трудом ответила она. – У нас все хорошо. Пожалуйста, не мешайте нам. Я сама пригласила этого человека к себе…

– Фру Есперсен, немедленно покиньте квартиру, иначе я не отвечаю за последствия. Если вы не выйдете, все может закончиться очень плохо, особенно для человека, который сейчас находится рядом с вами.

Она снова замолчала. Трубку взял Хиркенер.

– Ингрид хорошо здесь со мной, – сказал он. – Может, перезвоните завтра?

Гунарстранна покосился на снайпера, который крался к подъезду, снимая пистолет с предохранителя.

– Позвольте ей беспрепятственно выйти!

– Ваша просьба не может быть исполнена, – так же официально ответил Хиркенер.

Гунарстранна посмотрел вслед снайперу. Тот подошел к машине, в которой сидел командир группы захвата. Он слушал разговор Гунарстранны с Хиркенером и отчаянно жестикулировал.

– Позвольте ей беспрепятственно выйти!

– Ваша просьба не может быть исполнена, – повторил Хиркенер.

Гунарстранна посмотрел на соседнюю машину. Командир группы захвата продолжал жестикулировать.

– Повторяю, – сказал Гунарстранна, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать, – либо выходите с поднятыми руками, либо позвольте Ингрид Есперсен беспрепятственно покинуть квартиру. У вас десять минут. В противном случае операция переходит в другую фазу… Если подозреваемые берут заложников, дело автоматически передается в другое ведомство.

– Я не беру заложников.

– Лучше всего будет, если вы выполните мою просьбу. Тем самым вы избавите нас от хлопот, траты сил и ненужных эмоций.

Хиркенер хихикнул:

– «Ненужных эмоций»! Вы мне нравитесь, Гунарстранна.

– Ингрид Есперсен и так досталось. Отпустите ее!

– К сожалению, не могу. – Хиркенер вздохнул. – Она мой пропуск.

– Она ни в чем не виновата!

– Еще как виновата! – с нажимом возразил Хиркенер.

– И ее муж был невиновен… Разве не так?

– Он был виновен до того дня, как умер.

– В ту ночь вас видели. У нас есть свидетель, – сказал Гунарстранна.

– Вы блефуете.

– Нет. Свидетель в самом деле был.

Хиркенер задышал чаще:

– Кто?

– Таксист по фамилии Экхольт.

Хиркенер хихикнул:

– Он умер! Я сам слышал по радио.

– Вы знали о его смерти и не слушая радио, – устало возразил Гунарстранна. – Нам известно, что Ришара Экхольта убили вы. У нас есть доказательство.

– Слушайте, вы мне надоели!

– Вы забыли о его мобильнике. Он валялся в машине, где мы его и нашли. Телефон – важная улика. Из него мы узнали почти столько же, сколько узнали бы от самого Экхольта, останься он в живых. Как вы думаете, Хиркенер, почему я здесь? Вы окружены. Последние кусочки головоломки встали на место. Телефонная компания прислала детализацию разговоров Экхольта, из которой становится ясно, что вы с ним постоянно перезванивались. Я знаю, Экхольт следил за вами в ту ночь. Наверное, он сделал что-то такое, чего не должен был делать…

– Гунарстранна, вы делаете мое положение все более и более затруднительным…

– Не я, а вы сами…

– Помолчите!

– Хиркенер, все кончено. Выходите. Ингрид Есперсен ни в чем не виновата!

– Гунарстранна, виновность можно определять по-разному. Наверное, вы, будучи полицейским, привыкли всему давать рационалистические объяснения?

– Возможно, и да, но вы…

Хиркенер перебил его:

– А вам не приходило в голову, что вы гоняетесь за призраками, сами не понимая почему?

Гунарстранна посмотрел в окошко. Мимо его машины пробежали люди в камуфляже. Неподалеку остановилось такси, наполовину въехав на тротуар. Водитель с интересом следил за происходящим.

– Я воспринимаю действительность не совсем так, но ваши доводы мне понятны, – сказал он в трубку.

– А вы попробуйте взглянуть на происходящее с другой стороны. Есть люди, которые воспринимают окружающую действительность только посредством своих ощущений. Они способны понять, что произошло, но не понимают, почему так случилось. И в этом их недостаток. Гунарстранна, вы следите за ходом моей мысли?

– Да.

– Логично было бы предположить, что лучше сначала подумать рационально, а уже потом дать волю чувствам. Но тот, кто всякий раз сначала думает, не позволяя себе никаких эмоций, вольно или невольно искажает действительность, приспосабливая ее к своим представлениям и фантазиям, вместо того чтобы воплощать фантазии и мысли в действительность. Разве не так?

Гунарстранна с трудом извлек из пепельницы недокуренную самокрутку и попробовал закурить. Из-за этого он ответил не сразу.

– Разве не так? – заорал Хиркенер.

– М-м-м… да, так. – Гунарстранна затянулся и заметил, как поморщился командир группы захвата.

– Вот почему нам с вами придется выбрать другой подход. Сначала чувствовать, потом думать: наблюдать, чувствовать и использовать чутье, чтобы прийти к разумному решению.

– Не сомневаюсь, что вы правы, – сухо ответил Гунарстранна, затягиваясь. – Но вы ведь не для того взяли заложницу, чтобы читать лекцию по философии?

Хиркенер хихикнул:

– Вот видите, Гунарстранна? Мой подход подействовал на вас! Вы выслушали мои разъяснения, учли то, что я сказал сейчас и говорил раньше, и пришли к выводу… – Он посерьезнел. – Я не жду, что вы меня поймете. Но если бы вам пришлось перенести то же, что и мне, вы бы поняли, что я просто не мог поступить иначе.

– Да неужели? – спросил Гунарстранна только для того, чтобы потянуть время.

Двое сидящих в соседней машине активно подавали ему знаки.

– Вы, значит, не могли не убить Фольке-Есперсена и таксиста, который вас видел?

Хиркенер хмыкнул:

– Не валяйте дурака. Если будете продолжать в том же духе, я брошу трубку.

– Но зачем вам все это понадобилось, Хиркенер? Зачем вы сначала предложили Есперсенам купить у них магазин, затем прислали Рейдару эсэсовскую форму и, наконец, зачем вы усадили убитого на витрину?

– Я хотел уничтожить, раздавить его не сразу, а постепенно. И еще я хотел, чтобы он догадался, кто ему мстит.

– Неужели нельзя было просто подкараулить его у магазина и раздавить машиной?

– Я хотел сокрушить его, а не убить.

– Зачем вы посадили его на витрину?

– Чтобы все поняли: он виновен.

– За что вы убили его?

– Я его не убивал.

– Но он умер.

– Его смерть от меня не зависела.

– Зачем вы сюда приехали?

– Чтобы отомстить.

– Ну и как, отомстили?

– Нет, я мщу сейчас.

Гунарстранна посуровел:

– Повторяю, Ингрид Есперсен не имеет никакого отношения к вашим счетам с ее мужем!

– А что вам о нем известно? Какое вы имеете право вмешиваться в мои дела?

– Вам придется поверить мне на слово, – медленно и осторожно ответил Гунарстранна. – Если я больше…

– Я давно уже желал смерти Рейдару Фольке-Есперсену, – перебил его Хиркенер. – Так давно, что сжился со своей мечтой… Когда он в конце концов все же умер, я не получил никакого удовлетворения.

– Вот видите…

– Потому-то я и решил завершить начатое, – перебил его Хиркенер.

– Прошу, не думайте ни о каком завершении! – поспешно сказал Гунарстранна, косясь налево.

Один из сидевших в соседней машине кивнул в знак согласия и постучал пальцем по циферблату наручных часов.

– Я приехал за вами, – продолжал инспектор, – потому что вы не имеете права лишать жизни других людей, какую бы боль они вам в свое время ни причинили…

Гунарстранна собирался продолжать, но Хиркенер его опередил:

– Мы с вами говорим на разных языках. Мне наплевать на то, что вы думаете. Как наплевать и на то, что считает по данному вопросу та власть, которую вы здесь представляете.

– Думаю, кое на что вам все же не наплевать.

– На что, например?

– На ваших мать и отца.

– Моим отцом был Фольке-Есперсен.

Гунарстранна не нашелся с ответом.

– Разве вы не знали? – спросил Хиркенер.

– Догадывался. Точнее, рассматривал и такую версию в числе прочих. Кстати, вам не приходило в голову, что вас могли обмануть?

– Зачем моей матери меня обманывать?

– Почему вы так уверены, что она не солгала? Если она любила Фольке-Есперсена, зачем вышла за Клауса Фромма?

На том конце линии стало тихо.

Мысли в голове у Гунарстранны путались. Он взглянул налево – участники операции затаив дыхание слушали его разговор с Хиркенером.

– В пятницу вы специально договорились о личной встрече. Вы хотели, чтобы Рейдар Фольке-Есперсен вас увидел, – сказал Гунарстранна. – Он узнал вас. Понял, что вы его сын. Вот почему он аннулировал завещание и назначил свидание вашей матери…

– Моя мать умерла, – злобно перебил его Хиркенер. – Не смейте чернить имя моей матери!

– Я никоим образом не желаю оскорбить память вашей матушки, – заверил его инспектор. – Не сомневаюсь, она была незаурядной женщиной. Вот и Рейдар тосковал по ней всю жизнь.

Хиркенер на том конце линии тяжело дышал.

– Я что-то сказал не так? – спросил инспектор, но ответа не последовало. Его собеседник молчал. Гунарстранна смотрел на трубку, все больше волнуясь.

Потом Хиркенер заговорил – сухо и отрывисто:

– На рассвете восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года Рейдар Фольке-Есперсен пинком ноги распахнул дверь в доме моей матери и выволок ее из постели. После капитуляции Германии ее мужа арестовали и посадили в тюрьму. Мне тогда было два года. Я лежал в кроватке в той же комнате. Но норвежские герои не обратили на меня никакого внимания. Было четыре часа утра… Рейдар Фольке-Есперсен и пятеро его приятелей вывезли мою мать за город. Они остановились в Маридалене, на придорожной площадке, и обрили ей голову. Мама несколько раз во всех подробностях рассказывала мне, что они с ней сделали. Их было шестеро. Трое, один за другим, изнасиловали ее. Еще двое держали. И последний – вы, наверное, догадываетесь, кто именно, – стоял и смотрел. Потом они бросили ее в чем она была, и ей пришлось возвращаться в город пешком – с обритой головой, в одной рваной ночной рубашке. Не вернуться в Осло она не могла – в пустой, разграбленной квартире ее ждал двухлетний сынишка. Ей пришлось пройти почти десять километров. И каждый встречный бил ее или плевал ей в лицо. Но она шла с высоко поднятой головой. Окровавленная, оскверненная спермой неизвестных подонков, вся в царапинах и ссадинах, она шла и шла с гордо поднятой головой. Она не считала себя ни в чем виноватой и не хотела сдаваться. Она любила – а ее заклеймили предательницей. В годы оккупации она, женщина, изменила Норвегии с немцем, которому отдала свою любовь и свое тело. Норвегия в лице некоторых граждан сочла себя оскорбленной. Вот почему некоторые норвежцы считали себя вправе бить ее, оскорблять и унижать.

– Я понимаю и чувства вашей матери, и чувства вашего отца, – сказал Гунарстранна, когда Хиркенер замолчал.

– Спасибо, но вы не в состоянии их понять, – снова перебил его Хиркенер. – Каждый исторический факт можно рассматривать по-разному. В то время все понимали, что такое честь. Никого не осуждали огульно. К тем, кто жил с немцами в браке и вне брака, относились по-разному. Женщин, вышедших за немцев и родивших им детей, просто высылали в Германию. Но такая участь была не для моей матери… Почему ее не депортировали? Вы, наверное, догадываетесь. Из-за Рейдара Фольке-Есперсена. Он ведь мог бы закрыть на все глаза. Мог бы даже воспользоваться своим влиянием, чтобы защитить меня и мою мать… В конце концов, ее муж сидел в тюрьме.

– А вы не думаете, что ваш отец уже понес наказание, когда понял, что вы – его сын, а он…

– Гунарстранна, вы ничего не понимаете. Мою мать унижали не безымянные люди, не бандиты, опьяневшие от свободы. Ее унизил и оскорбил Рейдар Фольке-Есперсен, герой Сопротивления! Вернувшись в Осло, он узнал, что его соперника арестовали. Но он не успокоился. Война для него не могла закончиться до тех пор, пока он не растоптал, не уничтожил мою мать. Для полной победы ему необходимо было выставить ее на глумление и заклеймить.

– Но он ведь не убил ее…

– Она покончила с собой, когда мне было двенадцать лет. Врачи, лечившие ее, диагностировали у нее психоз. Правда, они не знали того, что знаю я. Мать отняли у меня и убили восьмого мая сорок пятого года. Тот, кто виновен в ее страданиях, Рейдар Фольке-Есперсен, теперь умер и, следовательно, искупил свою вину.

– Что вы собираетесь делать дальше? – с ужасом спросил инспектор.

– Собираюсь закончить то, что начал. Отомстить.

– Я не могу этого допустить!

– Я уже не в вашей власти. Вы тут бессильны, совершенно бессильны.

– Вы забываете о том, что ваши действия отражаются не только на вас самом, но и на других.

Хиркенер затих, и Гунарстранна поспешил объясниться:

– Я приехал после того, как побеседовал с вашей женой, Иселин. Я только что от нее. По-моему, она ничего не знает… Не заставляйте ее страдать! Пощадите хотя бы ее. В последний раз требую: выходите с поднятыми руками!

Гунарстранна покосился налево. Командир группы захвата открыл дверцу и вышел из машины. Переговоры ему явно надоели. Он прислонился к дверце и негромко отдавал в рацию приказы.

– Если вы сейчас же не выйдете, вам придется иметь дело уже не со мной, – вздохнул Гунарстранна.

Но Хиркенер нажал отбой.

Глава 48
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ ПРОГРАММЫ

Усталый и подавленный, инспектор Гунарстранна остановился на дорожке перед домом Туве в Сетере. Когда он позвонил, дверь ему открыла незнакомка в синем халате. Она посмотрела на него в замешательстве. Не поздоровавшись, он прошел мимо и поднялся на второй этаж. Остановился, потому что чувствовал, что она следит за ним. Когда он обернулся, женщина в синем халате поспешно метнулась под лестницу и с кем-то зашепталась. Гунарстранна толкнул дверь квартиры Туве. Она оказалась незапертой.

Войдя, он закрыл дверь и прислонился к ней. Туве сидела в кресле и читала книгу. Увидев его, она медленно положила книгу на колени.

– Ты не спала? – спросил он, глядя на часы.

Туве встала.

– Нет, я слушала радио.

Он кивнул и повесил на вешалку пальто и пиджак.

– Разве тебе не хотелось быть там? – спросила она.

– Нет, – ответил он, растирая лицо обеими ладонями. – Силовое задержание – не мое.

– По радио говорили, что…

– Да, – кивнул он, не дослушав. – Я слышал. Его тяжело ранили.

Туве только вздохнула в ответ.

Гунарстранна тяжело опустился на низкий диван у окна и сделал себе самокрутку. Туве Гранос подошла к угловому шкафу у входной двери – коричневому, старому, с маленькими дверцами. Она достала с полки бутылку виски.

– Тебе не повредит капелька, – сказала она.

– Тебе сегодня надо на работу? – спросил он.

Туве налила и себе и посмотрела на часы:

– Только через два часа.

Он отпил глоток.

– Ну, теперь рассказывай, – велела она.

Гунарстранна не отрываясь смотрел на незажженную самокрутку.

– Он послал Есперсену по почте форму своего отчима. Наверное, хотел предупредить его или запугать. Дух Клауса Фромма как будто преследовал Есперсена. К сожалению, Хиркенеру не повезло, потому что посылку вскрыл не Рейдар, а его сын, Карстен. Следующий шаг в задуманном им плане мести состоял в том, чтобы показаться своему настоящему отцу. Явиться во плоти – послужить воплощением Немезиды. Должно быть, здесь ему все удалось. Скорее всего, Рейдар догадался, что сын Амалье Брюн – его ребенок, но он, очевидно, подумал, что сам Хиркенер ничего не знает. Пятничная встреча прошла точно по плану Хиркенера. Только так можно объяснить, почему Рейдар Есперсен назначил на тот вечер свидание двойнику Амалье. Становится понятным, почему он позвонил адвокату и аннулировал завещание. Он понял, что Хиркенеру все известно и ему придется позаботиться еще об одном наследнике. Кроме того, становится понятно, почему он вдруг отказался продавать магазин и без звука согласился в ту же ночь встретиться с Херманном Хиркенером. Для Хиркенера та их встреча должна была стать третьей и решающей. Им предстояло увидеться с глазу на глаз. Блудный сын вернулся в ночь на субботу. Они договорились встретиться внизу, в магазине. Встреча состоялась, и месть не заставила себя ждать.

– Месть за что?

– За его разбитую жизнь.

– За его жизнь?

– В конце войны Рейдар зверски обошелся с его матерью. Потом у Амалье Брюн началась депрессия, и через несколько лет она покончила с собой. Хиркенер – дитя войны. Война отняла у него родину, мать и отца… – Гунарстранна уставился в пространство. – Нет, не могу, – признался он, кладя самокрутку на стол.

– Он сознался в убийстве?

Гунарстранна поднял голову и, не глядя на Туве, ответил:

– Нет… Убив отца, он, должно быть, переоделся в форму отчима, а свою окровавленную одежду сложил в коробку. Потом вынул из кармана Рейдара ключи и поднялся в квартиру… – Гунарстранна замолчал.

– Зачем он снова поднялся в квартиру Ингрид Есперсен, ведь прошло столько времени? – спросила Туве.

Гунарстранна рассеянно ответил:

– Он сказал, что собирался довершить начатое, насладиться местью, но я не понимаю, почему он не испытал удовлетворения, убив Есперсена. Если мне и есть в чем себя упрекнуть, то только в том, что я тогда не настоял на ответе.

– Он так и не сказал?

– Во всяком случае, прямо.

– Он хотел причинить ей боль?

– Нет, его план был куда грандиознее. Он говорил, что хочет отомстить. Но не сказал, за что он мстит, если не считать самоубийства матери. Ему недостаточно было заколоть отца штыком, и это немного странно. Ингрид Есперсен не имела никакого отношения к тому, что случилось с его матерью. За что бы он мстил, причиняя ей боль?

– «Око за око, зуб за зуб», – предположила Туве.

Гунарстранна вздохнул:

– Но ведь он уже отомстил, убив старика?

– Где Хиркенер жил в послевоенные годы? – спросила Туве.

– Фромм после войны уехал в Парагвай по примеру многих высокопоставленных нацистов. Стал издавать газету.

– А Амалье и ребенок?

– По словам Иселин Варос, жены Хиркенера, Хиркенер вырос в Парагвае. Потом он жил в Германии и Норвегии.

– В Норвегии?!

– Да. Мать Амалье была родом из Тёнсберга – там у Хиркенера до сих пор живет родня.

В кармане пальто, висящего в прихожей, заверещал мобильный телефон. Гунарстранна с трудом поднялся. Пока он доставал телефон, они с Туве переглянулись.

– Пожалуйста, не тяни, – сказал он в трубку.

– Хиркенер выживет, – сообщил ему Фрёлик. – Его состояние стабильное, и он вне опасности.

– Что ж, хоть что-то неплохо.

– Как по-твоему, он и есть тот, кого мы искали?

– Остается только надеяться… А что?

– Когда о драме с захватом заложницы сообщили по радио, мне позвонил свидетель и сообщил, что хочет поменять свои показания.