Текст книги "Человек в витрине"

– Значит, она подвизалась в журналистике?

– Что вы, конечно нет. Она занималась конторской работой. В те дни женщины среди журналистов были редкостью. Скорее всего, она трудилась секретаршей или машинисткой.

Гунарстранна вернул профессору фотографию и надолго задумался, глядя вдаль, а потом спросил:

– Что случилось с теми людьми после войны?

– Хороший вопрос… Наверное, то же самое, что и с другими немцами. Их арестовали и депортировали. Некоторые из них вернулись на родину. Кое-кто из них, насколько мне известно, занялся в Германии адвокатской деятельностью. Мюллер стал крупным застройщиком. Что стало с Фроммом, мне неизвестно. Знаю лишь, что все судьи, работавшие в «Брюдевилле», были арестованы. Их судили здесь, в Норвегии. Но наш Верховный суд решил приравнять полицейский суд СС к суду вермахта. А судьи… всего лишь выполняли свою работу. Впрочем… – Профессор почесал затылок.

– Да?

– Кажется, по одному делу их все-таки попытались обвинить. Вы еще молоды и вряд ли помните войну, а вот я помню. В феврале сорок пятого, всего за три месяца до капитуляции Германии, в устрашение другим немцы расстреляли нескольких норвежских заложников…

– За что?

– Во время войны заложников расстреливали довольно часто под самыми разными предлогами. В тот раз члены Сопротивления ликвидировали крупного норвежского нациста – генерал-майора Мартинсена, начальника тайной полиции в «Нашунал Самлунге». После этого казнили многих заложников-норвежцев… – Энгельскён долго смотрел в пол, углубившись в собственные мысли, и наконец негромко продолжал: – Одним из заложников был брат моего одноклассника. Я, знаете ли, ходил в школу «Ила»… Тот день стал для меня самым тяжелым за всю войну. О том, что брата Юнаса забрали из дома и расстреляли, знали все – и ученики, и учителя. Сам Юнас не говорил об этом ни слова. Он тихо сидел на своем месте и смотрел перед собой. И все остальные тоже молчали…

Энгельскёна передернуло; он как будто старался в буквальном смысле слова отделаться от неприятного воспоминания.

– Ну, так, – сказал он, тяжело вздыхая. – В конце концов было решено, что арестованные судьи не нарушали международных законов.

– И их освободили?

– Да, но дело закрыли только в сорок восьмом. Возможно, до того времени Фромм просидел в тюрьме. – Профессор подошел к своему компьютеру, набрал что-то на клавиатуре. – Выяснить, сколько времени он провел за решеткой, будет непросто, – объявил он, поворачиваясь на крутящемся кресле.

– А что сталось с Амалье?

– Неизвестно.

– Она исчезла?

– Сомневаюсь… Если бы она исчезла, полиция стала бы искать ее, что нашло бы отражение в источниках, к которым я имею доступ.

– Значит, вы ничего о ней не узнали?

– Нет.

– Ее не судили за измену родине? В конце концов, она работала на немцев!

– После войны преследовали только членов «Нашунал Самлунга», а не тех, кто работал на немцев.

– Как по-вашему, что с ней случилось?

Энгельскён пожал плечами:

– Возможно, с ней обошлись сурово – таких, как она, норвежцы не жаловали. Довольно много «немецких жен» депортировали в Германию. А может быть, ее отправили в Ховедёйю, в женский лагерь для интернированных.

– Ее посадили в тюрьму?

– Откровенно говоря, женские лагеря были не тюремными заведениями. Их создали, чтобы обеспечить хоть какую-то защиту так называемым «немецким подстилкам». Но наш случай особый… потому что Фромма оправдали по международным законам. Либо ее депортировали в Германию, либо она осталась здесь. Вынужден признаться, сказать об этом что-либо конкретное чрезвычайно трудно.

– А как же ее муж, Фромм? Вы не знаете, что с ним случилось? Его ведь освободили!

Энгельскён покачал головой:

– Что с ним случилось? Может, и удастся выяснить, но…

– Вы уж постарайтесь, – попросил Гунарстранна, снова беря в руки групповой снимок. Сам не понимая почему, он снова внимательно посмотрел на Фромма. – А можно мне ненадолго взять у вас это фото?

Глава 37
ХОККЕЙ

– Вот это мило, – сказала Ева Бритт, когда из музыкального центра полились первые звуки «Кхмера» Нильса Мольвера[14]14
  Мольвер Нильс Петер (р. 1960) – норвежский джазовый трубач, композитор и продюсер.


[Закрыть].

Фрёлик встал и прибавил громкость. Хотя дровяная печь в углу была натоплена жарко, из большого окна гостиной все равно сквозило. Батарея под окном не справлялась с морозом. Несколько секунд он постоял в раздумье, глядя на освещенную окружную дорогу, похожую на желтую змею, ползущую по зимнему лесу. При уличном освещении машины казались бесцветными. Со склона горы двигался сноп искр: токовый коллектор какого-то позднего метропоезда царапал лед. Луна, которая раньше висела над склонами Эстмарка как большой желтый абажур из рисовой бумаги, теперь напоминала ведро белой краски, разлитой на поверхности воды.

Он отвернулся от окна и посмотрел на Еву Бритт. Ее неожиданный приезд очень раздосадовал Фрёлика. Приехала и сидит, сидит… Вечно она сидит и чего-то ждет. Сказала бы откровенно, что ей надо, так ведь нет, молчит! Ну и пусть сидит… Фрёлик все больше злился. Сколько уже лет они спят вместе, а Ева Бритт по-прежнему вела себя у него в квартире как чужая!

Сидя в углу, она с милой улыбкой листала каталог «Икеи». Точь-в-точь пассажирка трамвая, которая читает желтую газетенку. Фрёлик поймал себя на странном желании: ему захотелось, чтобы на месте Евы Бритт оказалась другая…

Зазвонил телефон. Они переглянулись.

– Ты подойдешь? – спросила Ева Бритт, не вставая с кресла.

– А ты докажи, почему лучше не подходить, – устало ответил он.

Ева Бритт выпрямилась и выразительно посмотрела на дверь спальни, а потом вытянула руку с часами. Вскоре после этого телефон перестал звонить.

– Я выиграла, – сказала она, листая каталог.

Фрёлик смотрел, как она закидывает ногу на ногу и снова устраивается поудобнее в большом кресле, прекрасно понимая, что он за ней наблюдает. Вскоре заверещал ее мобильник. Они снова переглянулись.

– Ты ответишь? – спросил он.

Ева Бритт покосилась на свою сумку, откуда доносилось верещание, и недовольно насупилась.

– Если это тебя, я понятия не имею, где ты, – с нажимом сказала она, проворно вскакивая и доставая мобильник из сумки, стоящей у двери. Фрёлик следил за каждым ее движением.

– Да, – ответила она, выгибая спину и прижимая трубку к уху. – Нет, он… – Она повернулась к нему и одними губами произнесла: – Твой босс!

Фрёлик широко улыбнулся.

– Я понятия не имею… – сказала Ева Бритт, выслушав своего собеседника.

Фрёлик не мог не улыбнуться, когда услышал издали рявкающий голос Гунарстранны. Ева Бритт вытаращила глаза и поморщилась, как будто в нее насильно впихивали рыбий жир, сделала на негнущихся ногах три зловещих, враждебных шажка вперед и, не говоря ни слова, швырнула ему телефон. Фрёлик поймал его на лету.

– Привет, – сказал он в трубку.

– Мы зря потратили кучу времени, – без всяких предисловий начал Гунарстранна. – Ты ведь спрашивал Арвида Есперсена о карьере его брата? О том, почему он решил торговать предметами старины?

– Да, спрашивал, – ответил Фрёлик. – Но…

– И Арвид что-то говорил о газетном производстве?

– Нет, не производстве. Рейдар забирал в типографиях остатки бумаги, а потом…

– Да-да, – перебил его Гунарстранна. – Наматывал ее на новые рулоны. Еде он всем этим занимался?

– Не знаю.

– Кому он перепродавал бумагу?

– Тоже не знаю.

– Неужели кретин братец ничего не сказал? – Голос Гунарстранны срывался от досады.

– Успокойся, – мрачно ответил Фрёлик. – Бумагу продавали в страны Африки и Южной Америки. А чего ты так раскипятился?

– Фрёлик, у меня есть еще одна ниточка, которая потянулась в Южную Америку. – На том конце линии послышался щелчок; Франк понял, что Гунарстранна закурил свою самокрутку. – Рассказ Арвида о типографиях подтверждается. Скажи, он в разговоре с тобой, случайно, не упоминал человека по фамилии Фромм?

– Нет, совершенно точно не упоминал.

– Хм… Какие у тебя планы на завтра?

Фрёлик покосился на Еву Бритт. Та демонстративно устроилась перед огромным окном его гостиной, повернувшись к нему спиной. Часы показывали начало первого ночи.

– Сделаю, что скажешь. Ты ведь знаешь.

– Вот и прекрасно. Съезди, пожалуйста, в контору Рейдара Фольке-Есперсена на улице Бертрана Нарвесена. Если там никого не будет, отправляйся в магазин на улице Томаса Хефтье, перечитай все конторские книги. Так сказать, прочеши частым гребнем!

– Что мы ищем?

– Письмо… или письма, или расписки, в общем, что угодно, от некоего Клауса Фромма – с двумя «м».

– Дата?

– Любая, лишь бы найти.

– Что-нибудь еще?

– Нет.

– Ты больше ничего не хочешь сказать?

– Особенно просмотри записи за те годы, когда Есперсены торговали бумагой, то есть сороковые и пятидесятые.

Фрёлик вздохнул:

– Что-нибудь еще?

– Как по-твоему, Рейдар Фольке-Есперсен мог быть нацистом?

Фрёлик шумно зевнул:

– Ты что, спятил?

– Нет, – ответил Гунарстранна. – А что?

– До сорок третьего года Есперсен руководил подпольной типографией в Осло, а потом его выдали, и ему пришлось бежать в нейтральную Швецию. Оттуда он попал в тренировочный лагерь в Шотландии, где его научили диверсионной работе. Его несколько раз посылали на задания в Норвегию – на диверсии и…

– И ликвидации, – сухо подсказал Гунарстранна.

– Ну да, у меня сейчас мозги не варят. Спокойной ночи.

Фрёлик положил мобильник Евы Бритт на стол. Глубоко вздохнул, встал и подошел к печке, от которой исходило приятное тепло. Глядя в спину Еве Бритт, он покивал в такт музыке, наслаждаясь долгим гитарным соло. Из кухни потянуло тошнотворным запахом убежавшего кофе – он совсем забыл про кофейник на плите.

Ева Бритт начала медленно поворачиваться к нему. Франк подумал: интересно, какое у нее будет выражение лица. Наверное, сегодня им не обойтись без скандалов…

– Ты дал этому идиоту номер моего телефона! – воскликнула Ева Бритт.

Фрёлик ничего не ответил. Из динамиков еще лились приглушенные звуки современного джаза, когда зазвонил его телефон. Они с Евой Бритт переглянулись.

– Никак не успокоится, – мрачно буркнула она.

Фрёлик догадывался, что вечер кончится плохо. Обстановка накалилась. Сегодня они непременно поскандалят. Он подошел к телефону.

– Говорит Ришар Экхольт, – произнес мужской голос.

Фрёлик видел фотографию Экхольта. Оказалось, что раньше он был хоккеистом и даже выступал за команду «Фюрусет». На снимке Экхольт позировал в полосатой спортивной клубной форме; он отрастил короткую щетину; черные волосы стриг коротко, но оставлял челку. Голос вполне соответствовал образу.

– Сейчас уже поздно, – спокойно заметил Франк Фрёлик.

– Я слышал, вы меня ищете.

– Приходите завтра в полицейское управление, там и поговорим.

– Не вешайте трубку! – потребовал его собеседник.

– Сейчас повешу, – возразил Фрёлик. – Позвоните завтра.

– Сто девяносто пять!

В трубке послышался какой-то шелест; Фрёлик догадался, что его собеседник тихо хихикает. Экхольт смеялся над ним.

– Как вам такой пароль? Довольны? Вот и хорошо… – Экхольт зашелся от смеха. – Сто… девяносто пять! – Он продолжал хохотать. Послышался скрип, как будто он раскачивался в кресле-качалке. Потом всхлип – как будто Экхольту не хватало воздуха. Он с трудом продолжал: – Отлично… Сто девяносто пять…

Фрёлик покосился на Еву Бритт. Ее глаза метали молнии. Голос на том конце линии прошептал:

– Мне кое-что известно. Вы меня искали, так? Ну так вот, я готов… Готов поговорить!

Фрёлик по-прежнему наблюдал за Евой Бритт. Та склонила голову, словно давая понять: ей известно, что он задумал, но это ее не касается. Фрёлик заранее знал все, что она скажет. Он устало вздохнул.

– Вы можете приехать сюда, ко мне домой? – спросил он у Экхольта.

Ева Бритт негодующе тряхнула головой.

– Нет, уж лучше вы приезжайте ко мне, – холодно ответил его собеседник.

«Свобода!» – обрадовался Фрёлик и поспешил уточнить:

– Куда это – к вам?

На том конце линии послышалось какое-то шипение. Фрёлик попытался распознать знакомые звуки – треск помех, шум на заднем плане. Слышался еще один голос. По крайней мере один.

– Вы в пивной? – спросил он.

– Слушайте, – ответил Экхольт. – Приезжайте через час в город, только один!

Фрёлик снова покосился на Еву Бритт. Она покачала головой – медленно, мрачно, зловеще.

– Учтите, другого такого случая у вас не будет! – Теперь его собеседник не заходился пьяным смехом и не просил. Он говорил спокойно и деловито. Фрёлик понял, что не успевает за сменами его настроения. Экхольт замолчал – больше ничего не слышалось и на заднем плане.

– Откуда мне знать, тот ли вы, за кого себя выдаете? – осторожно спросил Фрёлик.

– У вас есть мой номер? Номер моего мобильного?

– Да.

– Перезвоните, я отвечу.

– Подождите. – Франк подошел к вешалке, сунул руку в карман своей кожаной куртки и извлек блокнот. Полистал, нашел нужный номер и сказал: – Вешайте трубку! Я вам перезвоню.

– Нет, погодите минуточку, – возразил его собеседник.

Судя по звукам, он прикрыл рукой микрофон. Фрёлик понял, что Экхольт пытается что-то от него скрыть.

– Мне нужно убедиться, что вы – это вы…

После того как Экхольт нажал отбой, Фрёлик несколько секунд смотрел на трубку.

– Ты что же, собираешься ехать куда-то среди ночи, сейчас? – спросила Ева Бритт негромко, но угрожающе.

– Мне нужно перезвонить по этому номеру…

– Я целых три часа подыскивала няню! – возмутилась она. – Мы с тобой уже очень давно не общались с глазу на глаз! Няню я нашла, хотя мне пришлось расшибиться в лепешку… Надеюсь, ты уезжаешь не на всю ночь?

Фрёлик набрал номер.

– Да, это Ришар, – отозвался прежний голос.

Фрёлик посмотрел на Еву Бритт. Та скрестила руки на груди и ждала.

– Где мы встретимся? – бодро спросил он.

Франк Фрёлик проехал перекресток с огромным «лежачим полицейским», свернул на Эуропавейен, миновал старое здание таможни и очутился на набережной Ланнкайя. Сейчас, ночью, набережная была пустынна. К круговому перекрестку у Ревиркайя он добрался в ЕЗЗ по его часам. Не увидев нигде ни единой души, Фрёлик вдруг ощутил страшную усталость. В глубине души его грызло сомнение: ему казалось, что его одурачили.

Он достал было мобильник из кармана, собираясь положить его на пассажирское сиденье, но потом передумал и сунул телефон обратно. Притормозил и остановился у заборчика, отделявшего дорогу от набережной. Заглушил мотор и стал ждать.

Через четверть часа Фрёлик вышел из машины. Сунув руки в карманы куртки, побрел назад, к круговому перекрестку. Сцена напомнила ему декорацию из какого-нибудь фильма. Уличный фонарь отбрасывал круг бледного света над тем местом, где они договорились встретиться. В то же время свет фонаря словно возводил прозрачную преграду, отделявшую его от черноты ночи. Свет отражался на окнах билетных касс, стоящих вдоль парапета набережной. Отсюда отправлялись паромы в Данию. Вода в заливе Бьёрвика замерзла; поверх толстого слоя черного льда намело белые волны снега. Лед ловил и отражал мерцающие огни центра Осло на той стороне залива. Мороз был градусов двадцать. Фрёлик вздрогнул, выдохнул в шарф и попытался вспомнить, в каком фильме все было именно так, как сейчас. На крыши машин, припаркованных вдоль набережной, ложился свет из окон домов на Фестнинкайя. Фрёлик не стал останавливаться. Ненадолго очутившись во мраке, он вошел в следующий круг света от соседнего фонаря. Мороз кусал его за пальцы рук и ног, за уши. Он попытался вспомнить, куда дел перчатки. Наверное, оставил на сиденье в машине. Он выпростал руку из рукава, чтобы посмотреть, который час, и подумал: «Жду еще пять минут, не больше». Никто не ехал по улице; машины, которые попадались ему на глаза, были оставлены на ночь у поворота на Фестнинкайя.

Вокруг было тихо; только вдали шумели автомобили, которые въезжали в туннель или выезжали из него. Фрёлик запрокинул голову и выдохнул воздух прямо в круг света от уличного фонаря. Он увидел круглую радугу и выдохнул снова. Еще одна радуга. Игра из его детства! Ступни совсем онемели от холода. Он затрусил к фонарю и похлопал себя руками по груди. Они с Экхольтом должны были встретиться десять минут назад. Фрёлик достал из внутреннего кармана мобильник и негнущимися пальцами набрал номер Ришара Экхольта. Хотя мороз пробирал до костей, он сразу насторожился, услышав где-то неподалеку мелодию звонка, и инстинктивно присел. Отошел от фонаря и нажал отбой. Тишина показалась ему угрожающей, как мелодия, которую он только что слышал.

Фрёлик огляделся. Ни души. Наверное, если бы кто-то собирался его здесь подкараулить, его бы прикончили уже давно. Он посмотрел на свой мобильник. Попытался запомнить мелодию, которая была слышна в ночи. Она доносилась откуда-то поблизости, но откуда именно? Он нажал кнопку повтора последнего набранного номера и затаил дыхание. Вскоре зазвучала приглушенная мелодия. Фрёлик торопливо двинулся на звук, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Мелодия приблизилась, но рядом по-прежнему никого не было. Он размашисто зашагал через пустынный перекресток. Механический голос сообщил, что абонент, которому он звонит, временно недоступен. Фрёлик посмотрел на свой телефон и снова нажал кнопку повтора вызова. На дисплее отобразился набранный им номер. В ушах зазвучала та же мелодия. Он посмотрел на ряд машин, припаркованных на набережной. Звук доносился из одной из них. В заднем окошке ближайшей к нему машины отражались силуэты зданий на той стороне залива. Решив, что телефон находится именно в той машине, Фрёлик нажал отбой.

В наступившей тишине он вспомнил, что приехал сюда один и собирается поступить неправильно. В голову лезли кадры из американских боевиков, в которых машины взрываются, стоит повернуть ключ в замке зажигания. Фрёлик постарался отогнать неприятные мысли; он живо представил себе незнакомца, который оставляет мобильник на сиденье и выходит из машины, чтобы встретиться с ним. Интересно, где тот человек сейчас? Может быть, стоит позвонить Гунарстранне? Фрёлик приблизился к машине. Он уже не чувствовал холода – наоборот, он вспотел.

Машина оказалась «мерседесом» темного цвета с багажником для лыж на крыше. «Такси, – подумал Фрёлик. – А номерные знаки кто-то снял – сзади пустая пластинка». Он обошел машину слева. Она больше не казалась ему ни одинокой, ни брошенной, а, напротив, стала огромной, угрожающей. Метрах в пяти Фрёлик остановился. Он заметил, что боковое стекло разбито. То, что он вначале принял за лед, оказалось самим окошком. На земле валялся большой кусок выбитого стекла. Лобовое стекло тоже не пощадили. Весь капот был усыпан… нет, не льдинками, а мелкими осколками. Фрёлик отступил на пару шагов, чтобы лучше разглядеть машину. На капоте что-то лежало – в темноте невозможно было рассмотреть, что именно. Фрёлик присел на корточки и сразу сообразил, что видит перед собой чью-то ногу. Ее обладатель сидел на водительском сиденье. Видимо, он и выбил лобовое стекло ногой… Фрёлик выпрямился и позвонил в дежурную часть полицейского управления.

Глава 38
МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА

Гунарстранна попросил водителя остановиться у парапета, не доезжая до кругового перекрестка. Как только такси остановилось, к нему подошел сотрудник полиции в форме и нагнулся к окошку. Гунарстранна опустил стекло со своей стороны.

– Это я, – сказал он полицейскому.

Тот кивнул и отошел.

Гунарстранна закрыл окошко и повернулся к Туве:

– Еще раз прости меня, пожалуйста.

– Успокойся, – сказала она, зевая и прикрывая рот рукой. – Я сама захотела встать. – Она вымученно улыбнулась, заметив, как таксист покосился на нее в зеркало. – То есть я сама напросилась поехать с тобой, – уточнила она, переводя взгляд на ту сторону. Там стояли две патрульные машины с невыключенными проблесковыми маячками. От них исходили синие лучи. – Вид очень волнующий.

– Да уж, без волнения там не обошлось, – без выражения ответил Гунарстранна, наклоняясь вперед между передними сиденьями и передавая таксисту купюру в пятьсот крон. – Я выхожу, а она поедет дальше, домой, – сказал он, оборачиваясь к Туве и многозначительно глядя на нее.

Та упрямо покачала головой:

– Какой ты старомодный!

– Спасибо за приятный вечер. – Гунарстранна посмотрел ей в глаза.

Туве сжала ему руку:

– Тебе спасибо.

– Ну, я пошел. – Гунарстранна отвернулся к окошку. Он увидел, что к месту преступления подъехала еще одна машина с включенной мигалкой. – Да, здесь становится многолюдно, – заметил он.

Туве снова сжала ему руку.

– Ну, береги себя, – сказал он.

– Ты хоть дверцу открой, – посоветовала Туве.

– Ну да, верно. – Он стал шарить рукой по обивке, нащупывая ручку.

Водитель вышел из машины и распахнул дверцу снаружи. Гунарстранна вышел, застегнул пальто и стал смотреть вслед отъезжающему такси. Обернувшись, он встретился с заинтересованными взглядами своих сослуживцев. Некоторые из них улыбались. Над остальными нависал Фрёлик.

– Если бы я знал, что ты не один, я бы подождал до утра, – притворно-озабоченно проговорил он.

Гунарстранна в ответ лишь насупился.

– Но поскольку убили Ришара Экхольта, я подумал, что тебе захочется осмотреть место преступления.

Двое полицейских посторонились, пропуская Гунарстранну и Фрёлика к припаркованной машине с выбитыми стеклами. Рядом на земле лежали носилки; тело поместили в черный пластиковый мешок.

– Уверен, что здесь Экхольт?

– На девяносто девять и девять десятых процента.

– Его задушили?

– Судя по всему, да. Убийца сидел на заднем сиденье. Он набросил ему на шею нейлоновую веревку и затянул. Экхольт начал вырываться и выбил ногами лобовое и боковое стекла.

– Где номерные знаки? – Гунарстранна заглянул внутрь.

– Лежали на заднем сиденье.

– Экхольт мог сам их свинтить?

Фрёлик пожал плечами и сказал:

– Мы не нашли при нем ни документов, ни денег. Здесь был только его мобильник – он упал под педали. Наверное, убийца его не заметил.

– Когда Экхольт тебе звонил?

– Между двенадцатью и часом ночи.

Гунарстранна зевнул.

– Кстати, он первый упомянул о номерных знаках, – продолжал Фрёлик. – Сказал «сто девяносто пять» и расхохотался.

– Именно «сто девяносто пять» – так?

– Да.

– А не «девятнадцать и пять»?

Фрёлик покачал головой.

– Когда ты нашел труп?

– За пять минут до того, как позвонил тебе. Без десяти два.

Гунарстранна не спеша обошел машину кругом.

Фрёлик продолжал светским тоном:

– Меня чуть удар не хватил, когда я набрал твой номер, а ответил женский голос.

Гунарстранна промолчал.

– Да нет, это замечательно! Похоже, она славная…

– Как по-твоему, когда Экхольт звонил тебе, он был один? – перебил его Гунарстранна.

– Не похоже. Я все время слышал какой-то шум и решил, что он звонит мне из пивной.

– При тебе он больше ни с кем не разговаривал?

– Может, и разговаривал. У меня создалось впечатление, что он прикрывал микрофон рукой, во всяком случае один раз.

Гунарстранна кивнул и зевнул.

– Значит, это и есть твоя приятельница – дама из такси? – осторожно спросил Фрёлик.

Гунарстранна посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.

– Он не мог звонить отсюда?

– Из машины? – Фрёлик задумался. – Н-нет… Мне показалось, что я слышу на заднем плане посторонние звуки… играла музыка.

– А может, у него в машине работала магнитола?

– Понятия не имею, – признался Фрёлик.

– Сколько времени у тебя ушло на то, чтобы добраться сюда?

– Сорок минут… – Фрёлик поспешил оправдаться: – У меня была Ева Бритт. И она совсем не обрадовалась, узнав, что ей придется убираться восвояси.

– Ясно, – задумчиво кивнул Гунарстранна.

– Примерно четверть часа я просидел в своей машине, а когда Экхольт не объявился, решил пройтись и осмотреться… – Подумав, Фрёлик добавил: – Труп я нашел еще через десять минут.

– Если ты действительно разговаривал с Экхольтом, получается, что его убили между половиной первого и без пяти два?

– Да, скорее всего.

– Завтра у нас встреча с прокурором Фристадом, – сказал Гунарстранна, взглянув на часы. – В девять утра. То есть уже через шесть часов. – Он задумчиво покосился на криминалистов, которые осматривали место преступления. – Сейчас мы с тобой только мешаем. Поезжай домой. Постарайся хоть немного поспать.