Текст книги "Человек в витрине"

Глава 49
РОРШАХ

Франк Фрёлик сидел перед ноутбуком и смотрел на диске «Схватку». Вэл Килмер и Роберт де Ниро ловко выпутывались из всех ловушек, расставленных полицейскими; Аль Пачино выглядел куда менее убедительно. И бегал кое-как, и стрелял из автоматического пистолета почему-то одиночными выстрелами. Всякий раз, когда Фрёлик пересматривал «Схватку», он начинал злиться. И дело было даже не в том, что ему не нравился Аль Пачино. Просто рядом с де Ниро и Килмером он оказался недостаточно крут. В то же время Фрёлика беспокоило, что он в этом фильме все время на стороне преступников. Следовало бы перечитать протоколы допроса Сьюра Флатебю и других свидетелей, но настроения не было, а так как еще два часа ему предстояло отсиживать на работе, он решил посмотреть фильм на компьютере, чтобы хоть как-то расслабиться.

Атмосфера в кабинете неосязаемо изменилась. Фрёлик вскинул голову и покосился на дверь. На пороге стоял Гунарстранна. Фрёлик нажал на паузу и отъехал на стуле от стола.

– Фрёлик, есть свет в конце туннеля!

Фрёлик молча ждал продолжения.

– По словам Ингрид Есперсен, Хиркенер что-то искал.

– В ее квартире? Что?

– Мне кажется, я знаю что, – пробормотал Гунарстранна. – Но дело может занять час или два… Нам понадобится сканер и хороший фоторедактор.

Фрёлик встал.

– Вот. – Гунарстранна показал ему групповой снимок, который он взял у профессора истории. – Как только я взглянул на него, сразу понял: что-то знакомое.

– Лицо? – спросил Фрёлик.

– Возможно. Во всяком случае, мне кажется, что снимок необходимо рассмотреть во всех подробностях.

Два часа спустя Фрёлик отсканировал четыре фотографии приема в Брюдевилле. Печатал снимки с разным разрешением, поворачивал отдельные фрагменты, менял яркость, контрастность.

– Сразу видно, что это та же женщина. – Фрёлик ткнул пальцем в Амалье Брюн. – А что мы, собственно, ищем?

Гунарстранна ответил не сразу. Он сидел и смотрел на оригинал, на котором Клаус Фромм был снят в форменном кителе. Фромм сидел на диване вполоборота и о чем-то беседовал еще с одним военным.

– Пожалуйста, увеличь еще раз.

– Кого именно? Даму?

– Всех. Хочу получше присмотреться к мужчинам, – объяснил Гунарстранна, задумчиво кусая губу. – Особенно к нему. – Он указал на Фромма.

Еще через час у них образовалась целая куча распечаток. Некоторые из них казались размытыми тенями в стиле современного экспериментального искусства: черно-серые тени, испещренные белыми точками.

– Похоже на тест Роршаха, – заметил Фрёлик.

Гунарстранна хмыкнул.

– Это такие кляксы, которые судебные психиатры показывают своим клиентам. Показывают кляксу и спрашивают, какие у клиента возникают ассоциации. Клиент говорит, что клякса вызывает у него ассоциации с гениталиями королевы Елизаветы. После этого его признают умственно неполноценным, отправляют в психушку на длительное лечение, и он выходит сухим из воды.

– Вот именно, – рассеянно ответил Гунарстранна.

– По-моему, тест назвали в честь какого-то швейцарского мозгоправа…

– Вот он! – воскликнул Гунарстранна, снова показывая на Клауса Фромма. – Пожалуйста, увеличь его еще раз. Постарайся почетче.

– Да зачем? Ты увидишь только серый фон и на нем чернильные пятна.

– И все-таки попробуй.

– Ладно, еще раз десять – и все, – сказал Фрёлик, двигая мышкой по изображению Фромма.

– Стой! – воскликнул взволнованный Гунарстранна. – Назад!

– В чем дело?

– Назад, только медленно.

Фрёлик повиновался. Они увидели похожий на рентгеновский снимок силуэт туфель, брюк. Руки мужчина положил на колени.

– Да, здесь, – сказал Гунарстранна.

Фрёлик в замешательстве смотрел на черное пятно на сером фоне.

– Можешь еще немного увеличить?

– Попробую.

Программа ненадолго зависла, но потом на монитор вернулось прежнее изображение: нечто серовато-черное с размытыми контурами.

– Да! – благоговейным шепотом произнес Гунарстранна. Его трясло от волнения. Он чуть не выронил зажигалку, когда прикуривал. – Смотри! – прошептал он, тыча пальцем в монитор.

– Я ничего не вижу.

– Да нет же, присмотрись!

– А что мне нужно увидеть? Куда смотреть?

– На картинку! – Гунарстранна ткнул дрожащим пальцем в одно из темных пятен на мониторе. – Посмотри на это… на значок! Помнишь, где мы его уже видели?

– Нет.

– А ты приглядись.

Фрёлик смотрел долго и наконец сказал:

– Сдаюсь!

Гунарстранна просиял:

– Распечатай то, что на экране.

Фрёлик повиновался.

Гунарстранна от нетерпения начал дергать за край распечатки, медленно выползающей из принтера.

– Ну и что дальше? – спросил Фрёлик.

Гунарстранна помахал снимком в воздухе:

– Разве тебе не любопытно?

Фрёлик сдержанно кивнул.

– Если у тебя есть время и желание, приглашаю тебя составить мне компанию.

– Куда мы едем?

– К горшку с золотом на краю радуги!

Глава 50
МАЛЬЧИК, СОБАКА И ОСЫ

«Он бежал. Машину занесло, и она проехала мимо. Мальчик не смел ни остановиться, ни обернуться. Машину занесло – она преградила ему дорогу. Распахнулась водительская дверца. Оттуда выскочил молодой солдат; он широко улыбался. В руках он держал автомат. Он улыбался, целясь. Улыбался, когда выпустил очередь. Мальчик метнулся вбок за сотую долю секунды до того, как рядом засвистели пули. Он покатился вниз по склону. Понял, что его не задело. Камешки рвали куртку, больно впивались в спину. Солдат гнался за ним; рядом с ним бежала и лаяла собака. Мальчик заполз в какие-то колючие кусты. Колючки раздирали ему лицо и руки. Он лежал на животе в почти непроходимых зарослях колючих веток, стараясь унять биение сердца. Кровь гулко стучала в висках. Собака – немецкая овчарка – сбежала по склону, виляя хвостом. Она принюхивалась и подвывала. Спустившись, она забегала кругами. Потом остановилась и принялась рыть землю передними лапами. Потом вдруг дернулась и громко взвыла. Зашуршали листья. По склону посыпались камешки. Солдат подошел к кустам. Мальчик затаил дыхание. Овчарка припала к земле и жалобно завизжала. Солдат с автоматом посмотрел туда, где прятался мальчик. Собака вдруг завалилась на бок. Солдат вскинул автомат и прицелился. Он медленно вел стволом справа налево. Солдат прикрикнул на собаку; та в ответ негромко заскулила. Солдат обернулся, подбежал к собаке и громко выругался. Вокруг собаки жужжал осиный рой. Осы вылетали из дыры в земле. Как будто забил подземный фонтан! И тут мальчик почувствовал, как первая оса ужалила его в щеку. Он дернулся от боли – его как будто обожгло огнем. Он стиснул зубы, чтобы не закричать ненароком. Солдат отступил на три шага от собаки и выругался. Прицелился в собаку. Раздался грохот выстрела, собака задергалась и затихла. Мальчика замутило. По его лицу ползали осы. Их лапки щекотали ему губы и веки. Он на миг приоткрыл глаза. Осы жалили его в руки, их жала протыкали рукава куртки. Солдат держал автомат одной рукой, а другой отмахивался от ос.

Еще одна оса ужалила мальчика в шею. Боль была такой невыносимой, что он тихо застонал. Солдат сразу же застыл и прислушался. Мальчик раскрыл рот, и туда сразу же залетела оса. Он раскусил ее зубами. Ствол автомата дергался – солдат медленно водил им по кустам. Вдруг он протяжно выругался и хлопнул себя по щеке. Осы набросились на него; он выпустил очередь в воздух и стал отступать, пятясь вверх по склону. Мальчик тут же пополз в другую сторону, отряхиваясь от ос. Еще одна оса укусила его в шею. Он зашипел от боли. Осы обсели его и жалили в голые руки. На нем не осталось ни одного живого места. Извиваясь, он выбрался из кустарника и пополз дальше. Скорее уйти от опасности! Солдат по-прежнему караулил его где-то там, наверху. Он и другие. Им не терпелось вернуться к себе в казарму. Чем скорее они застрелят его, тем скорее смогут поспать, поесть и покурить. Они его ненавидели. Нет. Они не ненавидели его. Просто он их раздражал. Их бесило, что он жив».

Карстен Есперсен замолчал. В таком месте очень удобно сделать паузу. Беньямин смотрел на него вытаращив глаза, обняв своего игрушечного жирафа и засунув себе в рот его длинную шею. Беньямин ждал продолжения. Но эпизод закончился. Карстен пока не знал, как продолжать.

Он сам не понимал, в чем дело, и постарался ответить себе. Может быть, дело в том, что герой рассказа – просто мальчик? А ведь на самом деле там был не мальчик, а молодой человек. Все, о чем он рассказывал, происходило с его отцом и дедом Беньямина, Рейдаром Фольке-Есперсеном.

Тогда он убежал от солдат и прятался на болоте, в лесу, на пустошах. Потом он набрел на хутор в лесу. На хуторе жил молодой лесоруб, его ровесник; он помог Рейдару благополучно перебраться через границу в нейтральную Швецию. Нельзя сказать, что подлинная история была не такой волнующей, но Карстен позволил себе некоторые вольности. Он собирался включить в свой рассказ еще и группу отчаявшихся беженцев, которых переводил через границу Харри Стокмо. Несчастные прятались за деревьями и прислушивались, не хрустнет ли веточка. Они сидят в укрытии с малыми детьми и зажимают им рты, чтобы те не кашляли и не хныкали. И вдруг они слышат хруст ветки, но оказывается, что это не немецкий патруль, а всего-навсего мальчик, который, как и они, прячется в лесу.

Карстен решил: если сделать главным героем ребенка, рассказ получится вневременным и универсальным. Кроме того, история о мальчике наверняка лучше запомнится Беньямину. Тогда не придется объяснять, что все происходило в Норвегии между сороковым и сорок пятым годами. Такие же события вполне могли происходить и на какой-нибудь современной войне, например в Косове.

Карстен надеялся, что Беньямин будет отождествлять себя с мальчиком в кустах – как делал Карстен, когда ему в первый раз рассказали об этом. В детстве Карстену представлялось, что это он прячется за кустами, а немецкая овчарка обнюхивает землю в нескольких метрах от него. И именно сейчас, вспоминая свою реакцию на услышанное, Карстен слегка усомнился в себе. Он вспомнил, как отец делился с ним военными воспоминаниями. Естественно, он вел рассказ от первого лица. Но Карстену все равно казалось, что от немцев прячется он сам, мальчик… Он как будто переносил действия отца на себя. Задумавшись, он рассеянно покачал головой. С нежностью посмотрев на родное личико Беньямина – малыш, вытаращив глаза, ждал продолжения, – Карстен вдруг сообразил, что его измененная версия тоже слабовата. Наверное, надо добавить психологизма. И совершенно незачем скрывать роль, сыгранную его отцом… Когда Беньямин подрастет, он поймет, что главный герой – его родной дедушка. Тогда он, естественно, спросит, почему отец не говорил ему об этом. Беньямин задумается, какими мотивами руководствовался его отец, Карстен, скрывая от него правду. И ответ он узнает очень скоро, хотя, возможно, он будет и не таким, который придумал для себя Карстен. Он-то слегка изменил рассказ только для того, чтобы придать ему литературности. Возможно, Беньямин придет к другим выводам… Например, решит, что Карстен нарочно упростил сюжет, чтобы скрыть неприятную правду… А может быть, Беньямин подумает, что Карстен завидует героизму собственного отца.

Беньямин все ждал, затаив дыхание. Карстену стало стыдно, и он глубоко задумался. Он опомнился, только когда малыш заерзал в кроватке. Карстен понял, что, задумавшись, сильно наморщился.

– Папа, – нетерпеливо сказал Беньямин, ждущий, когда же он продолжит. – Еще!

Карстен глубоко вздохнул и встал.

– Уже поздно, – сказал он. Сквозь занавеску светили фары подъезжающей машины. Он подошел к окну и выглянул наружу. Лучи оказались яркими, прямо ослепительными. Фары напоминали два злобных глаза. Машина остановилась в нескольких метрах от входной двери. Фары погасли, но Карстену все мерещился их злобный взгляд. Как в замедленной съемке, распахнулись дверцы. Карстен изумился, прочитав: «Полиция». Ему показалось, что такое уже было. «Они идут, – подумал он. Прислушался к сдавленному дыханию Беньямина и следил за двумя темными силуэтами, которые приближались к окну. – Они хотят меня забрать».

Глава 51
РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ

Они еще некоторое время осматривали окна в квартире Ингрид Есперсен.

– Третье слева, – показал Фрёлик. – Там дыра в стекле.

– Я ничего не вижу, – сказал Гунарстранна.

– Всего один выстрел, – продолжал Фрёлик. – Присмотрись… Круглая дырочка, и все. Здорово они все-таки действуют!

– Как она?

– Ей пришлось зашить руку. Наложили пять швов.

Гунарстранна мотнул головой в сторону:

– Вон они!

Из парадной двери вышли Ингрид Фольке-Есперсен и Эйольф Стрёмстед. Они подошли к коричневой машине марки «Опель-Омега», припаркованной на той стороне. Ингрид села за руль, Эйольф – на пассажирское сиденье. Ингрид завела мотор, вышла и принялась соскребать лед с лобового стекла. Она работала левой рукой, потому что правая была забинтована.

Два детектива вышли из машины.

– А, здрасте! – сказала Ингрид, заметив их.

– У вас найдется пять минут? – спросил Фрёлик.

Ингрид посмотрела на часы и нахмурилась.

– Мы очень быстро, – заверил ее Фрёлик.

Распахнулась вторая дверца, и Эйольф Стрёмстед высунул наружу свою кудрявую голову.

– Оставайтесь где сидите, – быстро сказал Гунарстранна. – Нам нужно очень быстро поговорить кое о чем с фру Есперсен.

– Здесь? – спросила Ингрид.

Фрёлик жестом показал на полицейскую машину.

Гунарстранна открыл для нее заднюю дверцу и сам сел рядом. Фрёлик сел за руль. Какие-то соседи стояли кучкой на тротуаре, наблюдая за происходящим. Эйольф Стрёмстед сидел в «опеле» с работающим мотором, глядя перед собой.

– Не очень-то красиво вы себя ведете, – заметила она.

– А что? – удивился Гунарстранна.

– Запихнули меня, как преступницу, в полицейскую машину. Видите, как соседи оживились? – Ингрид указала на двух пожилых женщин, не сводивших с нее взгляда. – Надеюсь, вы знаете, что делаете.

– У вас есть причины сомневаться в нас?

– Н-нет…

– Кое-что по-прежнему остается неясным, – сказал Гунарстранна. – Я имею в виду ту ночь, когда убили вашего мужа.

– Мне нечего добавить, – холодно проговорила Ингрид Есперсен.

– Нам так и не удалось допросить Херманна Хиркенера.

– Да уж, можно себе представить…

– Он в коме.

– Понятно.

– Он что-нибудь рассказывал вам о той ночи, когда был убит ваш муж?

– Нет, ничего. Знаете, мне неприятно…

– Зато мы побеседовали с его женой, Иселин Варос, – перебил ее Гунарстранна. – Она говорит, что Хиркенер покинул отель «Континентал» между часом и половиной второго ночи. В номер он вернулся не позже трех ночи; он принес военную форму, упакованную в коробку. Значит, он ходил в магазин, чтобы забрать ее.

Гунарстранна помолчал, давая своей собеседнице усвоить сказанное.

– Разве это недостаточное доказательство? – спросила Ингрид спустя какое-то время.

– Кое-что у нас по-прежнему не сходится, – продолжал Гунарстранна. Похлопав Фрёлика по спине, он попросил: – Пожалуйста, заведи мотор и включи обогрев.

Фрёлик поспешил выполнить его просьбу. Когда взревел мотор, кудрявая голова Стрёмстеда испуганно дернулась.

– Что именно? – неуверенно спросила Ингрид.

– Да то, что Хиркенер возвращается к себе в отель с формой, упакованной в коробку.

– Ну и что тут странного?

– Мы, видите ли, раньше думали, что вашего мужа убил Хиркенер. Убийца не мог не испачкать одежду в крови… Так как выйти на улицу в окровавленной одежде он не мог, мы решили, что он переоделся в форму, которую очень кстати заранее прислал в магазин, а в коробку, в которой лежала форма, сложил свои грязные вещи. Но оказывается, Хиркенер вернулся домой в чистой одежде и с чистой формой в коробке.

– Почему вы верите всему, что плетет та женщина? Естественно, она защищает своего мужа!

– Естественно. Правда, ей ничего не известно о том, что Хиркенера и вашего покойного мужа объединяли узы кровного родства. Скажите нам спасибо. Мы нашли и коробку, и форму, и одежду. И я был бы очень доволен, если бы на одежде Хиркенера мы обнаружили следы крови… И еще одна мелочь – значок.

– Какой еще значок?

– Тот, за которым Хиркенер во второй раз приходил к вам в квартиру.

– Так он искал значок?!

– Да.

– А я все не могла взять в толк, о чем он говорит… Так или иначе, у меня в квартире никакого значка он бы все равно не нашел.

– Совершенно верно. Потому что значок у меня. – Гунарстранна достал из нагрудного кармана пластмассовую коробочку, в которой лежал потемневший от времени нагрудный значок. – С ним играл сынишка Карстена, Беньямин, в то самое утро, когда вашего мужа нашли мертвым.

– Откуда вы знаете?

– Оттуда, что мы – Карстен, Фрёлик и я – видели, как ребенок играл со значком. Он даже показал его нам.

Ингрид молчала.

– Фрёлик, – сказал Гунарстранна.

Фрёлик не без труда повернулся к ним.

– Ты не мог бы пересесть в другую машину и побеседовать с нашим приятелем?

– Конечно. – Фрёлик вышел и захлопнул за собой дверцу.

Гунарстранна и Ингрид задумчиво наблюдали, как Фрёлик стоит, пережидая, пока по улице проедут машины. Затем он перешел на ту сторону. Распахнув переднюю дверцу, он жестом приказал Стрёмстеду выйти. Не заглушив мотора, Стрёмстед пересел на заднее сиденье. Фрёлик сел рядом.

– Так-так… – протянула Ингрид Есперсен.

– Интересно будет прочесть, что он скажет, – заметил Гунарстранна.

– Здесь душно, – с мрачным видом сказал Эйольф Стрёмстед.

Наклонившись вперед, он посмотрел на другую сторону улицы. За стеклом полицейской машины виднелся профиль Ингрид Есперсен. Обогреватель работал на полную мощность. На лобовом стекле уже очистилось овальное пятно.

– Что вы еще придумали?

– Сейчас я заново вас допрошу, – лаконично ответил Фрёлик.

– Почему это?

– Ваше полное имя?

– Эйольф Стрёмстед.

– Когда вы родились?

– Четвертого апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого.

– Семейное положение?

– Из чего можно выбирать?

– Женат, холост, сожительствую.

– Сожительствую.

– Адрес?

– Улица Якоба Олля, одиннадцать «Б».

– Правда ли, что вы живете со Сьюром Флатебю, родившимся одиннадцатого сентября тысяча девятьсот сорок восьмого года?

– Правда.

Стрёмстед покосился на полицейскую машину на той стороне. Ингрид Есперсен не сводила с них глаз.

– Сьюр Флатебю отказался от своих прежних показаний.

– Что-о?!

Фрёлик порылся во внутреннем кармане и извлек несколько сложенных вчетверо листков формата А4, которые и протянул своему собеседнику.

– Вот новые показания вашего сожителя. Прочтите, пожалуйста!

Стрёмстед взял бумаги. Вид у него сделался ошеломленный.

– Вторая страница, в самом низу, – подсказал Фрёлик, тыча пальцем в нужное место. – Вот главное отличие от его прежних показаний. Сьюр Флатебю утверждает, что вечером в пятницу, тринадцатого января, вы куда-то уходили на всю ночь и вернулись только в пять утра. – Фрёлик наградил кудрявого красавца долгим, тяжелым взглядом. – А раньше, – продолжал он, кашлянув, – а раньше вы оба уверяли, что до часу ночи вы смотрели телевизор, а потом отправились в постель, где предавались любовным утехам до половины шестого. Итак, алиби у вас больше нет. Что вы теперь скажете?

– Возвращаемся к значку, который искал Хиркенер, – сказал Гунарстранна.

– А что такое?

– Посмотрите на него. Это золотой почетный знак НСДАП.

Гунарстранна протянул значок Ингрид Есперсен.

– Нацистская реликвия, – сказала она, вертя значок в руках.

– Угадайте, где мальчик нашел ее, – предложил детектив.

Ингрид покачала головой.

Гунарстранна показал на витрину антикварного магазина.

– Он нашел ее в магазине в пятницу, тринадцатого. Беньямин нашел ее, пока его отец беседовал с вами. Может быть, вы помните. В своих показаниях вы утверждали, что вы с Карстеном в то утро с десяти до начала двенадцатого пили кофе в кабинете, а мальчик играл и рисовал. Вчера вечером он сказал мне, что рылся в коробке, в которой лежала форма. Значок он отколол с кителя.

Несколько секунд Гунарстранна и Ингрид молча смотрели друг на друга.

– Ну и что? – спросила наконец Ингрид.

– В одежде Рейдара не оказалось ключей, – сказал Гунарстранна.

– В самом деле? Странно!

– Нам отсутствие ключей тоже показалось странным. Ведь в ту ночь он должен был как-то войти в дом.

– Да, конечно, – кивнула она.

– Нам известно, что Хиркенер приехал в магазин тринадцатого поздно вечером, чтобы встретиться с Рейдаром. По нашей версии, ваш муж сам впустил его. Потом Хиркенер его убил. Мы думали, что он надел форму, чтобы его окровавленная одежда не бросалась в глаза. Мы думали, что он, убив Рейдара, забрал у него ключи.

– А разве не так?

– Да нет, ключи он действительно забрал.

– Так в чем же проблема?

– Проблема в том, что ему незачем было красть ключи.

Ингрид посмотрела на инспектора в упор.

– Хотите сказать, что… – сухо начала она, но осеклась и продолжала после паузы: – Хотите сказать, что человек, который влез ко мне в квартиру среди ночи и резанул меня по руке, был здоров и действовал логично? – Она подняла забинтованную руку.

– Мы решили, – невозмутимо продолжал Гунарстранна, – что Хиркенер взял ключи у Рейдара до того, как убил его, пошел к вам в квартиру, возможно, нанес снег на подошвах и обронил значок с формы. Однако внук Рейдара нашел значок еще до того, как Рейдара убили. Следовательно, Хиркенер не мог обронить значок в квартире. Вы со мной согласны?

Ингрид бросила на него суровый взгляд.

– Отсюда вытекают два вопроса, на которые я хочу получить ответ, – продолжил инспектор. – Если Хиркенер ничего не ронял в квартире, почему позже он вернулся и что-то искал? И почему он взял у Рейдара ключи, если они не были ему нужны? На первый вопрос логический ответ может быть только один. Хиркенер забрал с собой форму, чтобы устранить все улики, способные навести нас на его след. Он не сразу заметил пропажу значка. Но когда заметил, то понял, что значок вполне может натолкнуть нас на мысли о войне… В общем, ключи, похищенные у вашего мужа, оказались очень кстати. С их помощью он еще раз проник в магазин и попытался найти там значок. Но вот второй вопрос до сих пор не дает мне покоя. Зачем Хиркенеру красть ключи? Ведь не мог же он знать заранее, что они ему понадобятся? Возможно, вы помните, что кто-то взломал печать на двери, ведущей в магазин из подъезда? – спросил Гунарстранна и, не услышав ответа, продолжил: – Печать исчезла, но следов взлома нет. В кабинете я обнаружил осколки разбитого бокала. А ведь сразу после убийства в опись были внесены два бокала… Второй бокал не был разбит. Значит, кто-то снял печать уже после убийства и случайно разбил бокал. Скорее всего, это сделал Хиркенер. У него были ключи вашего мужа; он решил разделить поиски значка на два этапа. Вначале он проник в магазин и обыскал его, но безуспешно. Во время поисков он нечаянно смахнул со стола бокал. На следующую ночь он вернулся и поднялся к вам в квартиру. Но зачем ему это понадобилось? Он ведь не знал наверняка, что значок именно там. Он мог оказаться где угодно – даже на дне залива Бьёрвика.

Гунарстранна замолчал. Вдова отвернулась. Они молчали довольно долго. На той стороне улицы Фрёлик и Стрёмстед беседовали на повышенных тонах. Стрёмстед активно жестикулировал.

– Значит, вы не считаете, что он искал значок?

– Считаю. И все-таки в вашей квартире он охотился за чем-то еще, за чем-то более важным, чем значок. По-моему, у него была особая причина на то, чтобы украсть у вашего мужа ключи. Значок оказался делом второстепенным.

Ингрид кашлянула.

– Он был не в себе, – сказала она. – Хотел убить меня!

– Правильно, – весело подтвердил Гунарстранна.

– Правильно? Что вы имеете в виду?

Инспектор улыбнулся:

– А разве вы еще не догадались? Есть одно-единственное логическое объяснение тому, для чего Хиркенер украл ключи из одежды Рейдара, – он хотел отомстить. Он хотел причинить боль самому близкому для Рейдара человеку, то есть вам… Причинить вам боль или убить вас. Вот зачем ему нужно было попасть к вам в квартиру. Вот зачем он украл ключи.

– Хорошо, что мы с вами хоть в чем-то согласны, – испуганно сказала Ингрид, косясь на «опель». – Он ненормальный!

– Да нет, он вполне нормален, – с улыбкой ответил Гунарстранна.

– Вот как?

– Он хотел убить вас не потому, что он сумасшедший, а потому, что его лишили возможности убить Рейдара Фольке-Есперсена. Он много месяцев готовился к убийству вашего мужа…

Гунарстранну перебил звонок его мобильного телефона.

– Слушаю, – сказал он.

– Стрёмстед отказывается давать показания, пока не поговорит со своим адвокатом. – Это был Фрёлик. – Что мне делать?

– Арестуй его, – ответил Гунарстранна. – Я сейчас распоряжусь, чтобы за ним прислали машину. – Нажав отбой, он наклонился вперед и взял рацию, лежавшую между двумя передними сиденьями. – Ваш любовник только что признался, что навещал вас в ту ночь, когда умер ваш муж, – сказал он, поворачиваясь к Ингрид. – Так что, похоже, вы сейчас снова измените свои показания и все-таки поведаете, что тогда случилось.

Ингрид схватила его за руку.

– Пожалуйста, не забирайте у меня все! – прошептала она дрожащими губами.

Гунарстранна распрямился и посмотрел ей в глаза.

– Почему вы боитесь сказать правду? – мягко спросил он. – Мы знаем, что Хиркенер приезжал к вам в пятницу ночью. Мы знаем, что он нашел парадную дверь распахнутой и незапертой. Мы знаем, что он вошел с лестницы и увидел, что дверь в магазин открыта. Мы знаем, что Хиркенер приехал с единственной целью: он собирался убить вашего мужа. Но у него ничего не вышло, потому что его опередили.

– Почему вы так уверены?

– Потому что к тому времени, как Хиркенер пришел, ваш муж уже был мертв! Херманн Хиркенер нашел вашего мужа мертвым на полу. Поэтому он только усадил его труп на всеобщее обозрение. Хиркенер раздел покойника и выволок его в витрину. Кроме того, нам известно, что его видели за этим занятием. У нас есть свидетель.

– Свидетель?

– Да.

Ингрид Есперсен хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Гунарстранна лукаво улыбнулся и стал похож на лиса, который чует мясо.

– Раз форменные китель и брюки взяли не для того, чтобы переодеться из окровавленной одежды… каким образом убийца убрал следы крови со своей одежды и с тела? – Инспектор посмотрел ей прямо в глаза. – Я знаю ответ, – сказал он. – И вы его знаете.

В машине долго царило молчание. Наконец Гунарстранна откашлялся:

– Я только что велел Франку Фрёлику арестовать Эйольфа Стрёмстеда по обвинению в убийстве. Неужели вы хотите, чтобы вас признали соучастницей?

– Было почти три часа ночи, – тихо и монотонно заговорила Ингрид. – Я позвонила Сюзанне и Карстену в полном ужасе. Потом я услышала шаги на лестнице. Кто-то позвонил в дверь. Это был Эйольф… – Она замолчала. Гунарстранна кашлянул и посмотрел на фасад дома, к которому он начинал испытывать сильное отвращение. – Он выглядел ужасно!

– Весь в крови?

– Да.

– Продолжайте!

– В крови Рейдара…

– Дальше!

– Он разделся и пошел в душ. А я положила его вещи в стиральную машину. – Она глубоко вздохнула. – Отстирать удалось не все, поэтому Эйольфу пришлось позаимствовать кое-какие вещи Рейдара.

– Что вы сделали с одеждой, которая не отстиралась?

– Сожгла в камине.

Гунарстранна пристально посмотрел на машину, в которой с Фрёликом сидел Эйольф Стрёмстед. В глазах Стрёмстеда застыло затравленное, испуганное выражение.

– По-моему, он догадывается, что вы раскололись, – заметил Гунарстранна, обращаясь к своей собеседнице.

– Я не хочу ничего видеть, – сказала она.

– Почему он убил вашего мужа?

– Он уверял меня, что все вышло случайно… Он не собирался убивать Рейдара!

– Чем вы занимались, пока его одежда стиралась в машине?

– Ничем.

– Когда Стрёмстед от вас ушел?

– Около пяти.

– И вы целых два часа ничем не занимались?

– Мы разговаривали.

– Что вы собирались рассказать полиции?

– Я собиралась дождаться рассвета и спуститься вниз, взглянуть, что случилось. В остальном я придерживалась правды. Но даже это мне сделать не удалось. Полицейские примчались затемно…

– Труп заметила девушка, разносившая газеты, потому что Хиркенер посадил его в витрину, – сказал Гунарстранна. – Что вы подумали, когда оказалось, что труп вашего мужа сидит на витрине, а не лежит на полу, как сказал вам Стрёмстед?

– Я подумала, что Эйольф меня обманул. Подумала, что в витрину тело вытащил он. Ну а Эйольф решил, что это сделала я. Он испугался, что я хочу его подставить. Вот почему он сказал вашему заместителю, что Рейдар звонил нам в ту пятницу. Он хотел наказать меня – так же, как я хотела наказать его. Но оказывается, мы оба ошиблись. Конечно, вместо Рейдара нам звонил тот ненормальный… Но мы не могли этого знать.