Текст книги "Ладонью солнце не закрыть. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), архимандрит Авель (Македонов), митрополит Симон (Новиков)"

Тюшевские чудеса

Однажды довелось отцу Авелю на Пасхальной неделе в Тюшево по домам ходить, молебны служить. Сопровождала его монахиня Агния. Подошли они к одному из домов, Агния и говорит:

– Вот здесь жил плотник Флор, тот самый, который икону хотел остругать.

– А сейчас кто живет?

– Жена его живет.

– Ну, тогда я зайду.

Постучался. Хозяйка впустила. Стал молитвы читать и кропить избу святой водой. А сам все посматривал – где же находится чудотворная икона? Горницу окропил, спальню, кухоньку. Нигде иконы не видно. Тогда прямо спросил у хозяйки:

– А где у вас икона из Казанской церкви?

– Ее у нас нет, – ответила она.

– Если ты меня хочешь обмануть, то, конечно, можешь. Только Бога-то ведь не обманешь. Смотри, как бы тебя наказание не постигло. Вспомни, что случилось с твоим мужем и дочерью.

Хозяйка перепугалась, заплакала и сказала, что икона находится в чулане. Зашел отец Авель в чулан, увидел чудотворный образ Боголюбской Божией Матери, весь запыленный, и упал перед ним на колени. Слезно помолился, а потом встал и говорит:

– Разве ж можно такую икону в чулане держать? Ее место в церкви.

Хозяйка прекословить отцу Авелю не стала. Однако батюшка не стал сразу брать икону. Решил ее перенести в Георгиевский храм торжественно, крестным ходом из Тюшево в Городищи. Встречу иконы назначили после литургии у места, которое в народе называлось Выемка.

В этот день из деревни Полтево пришла в Георгиевский храм на службу блаженная старица Паша. С виду глуповатая, а на самом деле по-детски простая. За эту простоту Господь ей многое открывал.

Пришла она на службу и спрашивает старосту церкви:

– Анюта, у вас здесь все хорошо?

– Да, слава Богу, Паша, все хорошо. А что такое? Почему ты спрашиваешь?

– Сегодня во сне мне было видение, – ответила Паша. – Из Тюшево в Городищи прямо к церкви облако шло. Из этого облака пение ангельское слышалось. Потом оно до Выемки дошло и остановилось. А из него Матерь Божия появилась.

– Пашенька, – сказала староста, да ведь это тебе Сам Господь открыл, что сегодня к нам из Тюшево принесут чудотворную Боголюбскую икону Божией Матери!

В тот же день к четырем часам дня к Городищам подошел крестный ход из Тюше-во. На икону повесили красивый медный крест на ленточке. Женщины нарвали полевых цветов – ромашек, колокольчиков, сплели венок и украсили им святой образ.

А навстречу вышел крестный ход из Георгиевской церкви. Торжественно шли, с хоругвями и песнопениями в честь Пресвятой Богородицы. Встретились у Выемки, и вдруг, прямо как в видении блаженной Паши, в чистом небе облако появилось, а из него необычный свет исходил…

Прошло несколько месяцев, и решил отец Авель подреставрировать Боголюбскую икону. Нашел художника, попросил, чтобы он подкрасил места, где были дверные скобы, след от рубанка, и подновил фон. При этом указал, что в целом икона должна остаться такой же, как и была.

«Пришел я принимать работу, – вспоминал отец Авель, – смотрю: икона вся перекрашена! А поскольку больших способностей у художника не было, то и получилось невесть что… Я даже забеспокоился, как бы народ не зароптал. Закрыл икону тканью. А на следующий день пришли люди из соседнего села с просьбой отслужить молебен о ниспослании дождя. Почему-то на поля именно этого села не выпадали дожди. Я положил на аналой небольшой список Боголюбской иконы Божией Матери и хотел служить, но меня попросили отслужить молебен перед настоящей иконой из Тюшево.

– Так ведь она на реставрации, – говорю. – Вон тканью закрыта.

– Ну и пусть будет закрыта, – сказали мне. – Нам и не обязательно ее видеть, мы ведь знаем, что это икона из Тюшево! И пусть перед ней будет служиться молебен.

Я согласился и стал служить. Как мне потом рассказали, именно в это время в том селе пошел дождь».

После этого икону перенесли в алтарь, но открывать пока не стали. Отец Авель надеялся, что найдется хороший художник и исправит неудачную реставрацию.

А вскоре произошел удивительный случай. Пришел в храм один старичок и после причастия попросил отца Авеля отслужить перед этой иконой молебен. Да так настойчиво попросил, что отец Авель согласился, но прежде решил освятить ее. «Может, художник, который ее замазал, блудником был», – подумал он. Вынесли икону для освящения, отец Авель приготовил требник, подошел к иконе. Взглянул на нее и поразился – Боголюбская икона Божией Матери из села Тюшево приняла прежний вид.

Через несколько дней после этого случая приехал в Георгиевскую церковь Рязанский владыка Филарет (Лебедев). Зашел в алтарь, приложился ко кресту, потом подошел к иконе и долго-долго перед ней молился. Потом повернулся и сказал:

– Какая благодатная икона, какая благодатная… Благословляю каждую пятницу служить перед ней молебен с акафистом.

«Сколько чудес свершалось на этих молебнах! – вспоминал архимандрит Авель. – Помню, привезли бесноватую женщину. Пытались приложить к иконе – не получается! Четверо здоровых мужчин не смогли подвести ее к чудотворному образу! Тогда я подумал: “Может, повесить на эту женщину крестик на ленточке, который был на этой иконе?” Я его хранил в коробочке в алтаре. Но только пошел за ним, как женщина взревела:

– Не держите меня, дайте мне уйти! Он за арканом пошел, он на меня сейчас аркан повесит! Я не вынесу этого!

Подумать только, ведь я никому ничего не сказал, лишь помыслил, а бес тут же узнал, что я за крестиком пошел, и завопил через эту женщину!

Принес я крестик. Его с трудом, но все-таки надели на женщину. И только после этого сумели к иконе подвести. Она, как только прикоснулась к чудотворному образу, сразу обмякла и исцелилась. Все у нее прошло.

Помню и другой случай. Однажды после праздника Крещения я ходил по домам села Недостоево. Кропил избы святой водой. Зашел в какой-то дом, а там одни дети, взрослых нет никого. Спрашиваю:

– Вы что же, одни дома-то?

– Да нет, мама с нами, – отвечают мне.

– А где ж она?

– Лежит в спальне.

Прохожу в спальню. Лежит женщина. Марией ее звали. Спрашиваю:

– Мария, что с тобой?

– Парализовало меня, батюшка, во время войны, после того как я получила извещение о гибели мужа. С тех пор не могу встать.

И так мне стало жалко эту женщину и ее детей! Ведь я сам сирота, и у меня два брата и две сестры на воспитании.

– Что ж, Мария, – говорю, – у нас сегодня будет молебен перед чудотворной иконой. Будем молиться о твоем исцелении. А вы, детки, молитесь здесь, дома. Просите Божию Матерь о выздоровлении вашей мамочки.

А потом обратился к ее дочке и сказал, чтобы она пришла в храм за святым маслицем из лампады перед Боголюбской иконой и помазала им своей маме ручки и ножки.

Когда пришел в Георгиевскую церковь, то со слезами рассказал обо всем настоятелю, отцу Василию. А он добрый, отзывчивый был человек. Перед началом молебна обратился к прихожанам и говорит:

– Братия и сестры! В соседнем селе находится женщина, Мария. У нее муж погиб. Ее парализовало. При ней остались дети. Давайте перед чудотворной Боголюбской иконой Божией Матери соборно помолимся о выздоровлении рабы Божией Марии!

Прихожане молились усердно, прочувствованно. После молебна я дал девочке маслица.

Прошла неделя. Опять служили молебен перед чудотворной иконой. Подошла ко мне эта девочка и спрашивает маслица. Это было зимой. Вечер, полумрак. Я ее сразу не узнал, говорю:

– Детка, масло для лампад продается за ящиком.

– Да мне не такого масла надо, – говорит она.

– А сливочного у нас нет, – пошутил я.

– Вы мне дайте маслица того, что на прошлой неделе давали.

– Так ты дочка Марии? Как чувствует себя твоя мама?

– Да ничего. Ходит, печку топит.

Я был крайне удивлен. Сколько лет женщина лежала парализованная… Значит, случилось чудо, и она выздоровела.

Вот какая исцеляющая благодать исходила от обретенной нами в Тюшево Боголюбской иконы Божией Матери! Дивны, дивны дела Твои, Господи!»

Почему мы иконы почитаем

Во время своего служения в Георгиевской церкви отец Авель духовно окормлял верующих всего Рыбновского района. Ходил по дальним селам, совершал требы, исповедовал, причащал. Однажды жительница Пощупово попросила его прийти отслужить молебен на святом источнике Иоанно-Богословского монастыря. Сам монастырь был в то время закрыт, в нем находилась МТС (машинно-тракторная станция). Успенский собор переоборудовали под гараж.

Верующие скорбели из-за такого варварства и молили Бога о сохранении оставшихся зданий. По праздникам собирались на общие молитвы у святого источника близ обители Иоанна Богослова. Тогда там еще стояла большая старая часовня. И вот у этого источника впервые после революции священник служил водосвятный молебен.

Народу собралось очень много. Пришли целыми семьями, с детьми. Прислуживал отцу Авелю молодой семинарист. Вдруг он заметил, что края батюшкиной ризы попада ли в воду. Тогда он стал их поддерживать. И вдруг стоявшая недалеко маленькая девочка, увидев это, воскликнула:

– Смотрите, смотрите! Батюшка на небо хочет улететь, а его кто-то держит, не пускает!

Сколько добрых улыбок, сколько светлой радости вызвали у молящихся эти слова малого ребенка…

Однажды отец Авель поехал в село Константиново отпевать усопшую старушку. Его попросили взять с собой преждеосвященные Дары, чтобы после совершения требы причастить тех, кто не может ходить в церковь. И вот одна местная жительница, старушка, привела батюшку в дом, где жила раба Божия Татьяна. Была зима. Холодно. Зашли они в дом. Старушка спрашивает:

– Таня, ты где? На печи, что ль?

– На печи, где ж еще?

– Слазь, я к тебе батюшку привела, ты ж причаститься хотела.

Исповедал батюшка Авель Татьяну, причастил. Вышел со своей провожатой на улицу и спрашивает:

– Татьяна-то, наверное, при господах жила?

– Да нет, ни при каких господах она не жила.

– А почему у нее на стене портрет барина висит?

– Какого барина?

– Молодого. С галстуком, в костюме господском.

Засмеялась старушка и говорит:

– Да какой же это барин? Это Сережка Есенин, сын ее непутный!

– Какой Есенин? Стихотворец?

– Да, этот непутный Сережка писал стихи.

Так отец Авель узнал, что причащал мать великого русского поэта Сергея Есенина Татьяну Федоровну.

Впоследствии он вспоминал: «Очень жалко мне было, что я заранее не знал, что причащаю мать Сергея Есенина, стихи которого очень любил и читал их тайно, поскольку в то время его книжки были запрещенными. Если б знал, то поговорил бы с ней о сыне. Сергей Есенин для меня – великий поэт. И никакой он не пропойца, потому что у пьющих людей души окаменевают. Не могут они чувствовать красоты Божия мира. А Сергей Есенин прочувствованно о ней писал, о красоте-то Божией, которая в природе есть. Пропойца так никогда не напишет. И я так думаю, что он и не самоубийца. Убили его. Убили».

Приехал отец Авель из Константиново и продолжал служить в Георгиевской церкви. Вспоминая Есенина, думал о том, что пьянство и блуд иной раз приписывают тем, кому завидуют.

Шел он как-то по селу Городищи в дом, куда его позвали отслужить литию за упокой. Встретилась ему прихожанка Анна Афанасьевна Фролова. Поздоровался с ней батюшка и спрашивает:

– Куда идете, Анна Афанасьевна?

– К вам иду! Сообщить, что в Рязань Полюшка Захаровская приехала. И когда у нее народ собрался, она сказала: «Вот, все ко мне пришли: и блудники, и блудницы, и убийцы-абортницы. Только отец Авель не пришел. Сходи, Нюша, попроси его прийти».

«Когда Анна Афанасьевна мне это сказала, – рассказывал архимандрит Авель, – у меня прямо ноги подкосились. Никаких из этих греховных пороков у меня не было, поэтому я подумал: “Неужели блаженной открылось, что скоро в каких-то пороках буду повинен? Так уж лучше мне не дожить до этого и раньше умереть!”

Тогда я уже знал о прозорливости Полюшки. Только видеть эту блаженную старицу еще не доводилось.

– Так вы придете? – спросила Анна Афанасьевна.

– Скажи, что приду.

Поехал в Рязань, нашел дом, в котором она остановилась. Зашел. Полюшка принимала в полуподвальном помещении. Она была слепая, но, когда я зашел, обратила ко мне лицо и сказала:

– Ну, вот и отец Авель пришел. Благослови меня, батюшка.

А я тогда подумал: “Как же Полюшка меня узнала? Она ведь слепая! Мне бы надо благословляться у этой праведницы, а не ей у меня”.

Полюшка словно прочитала мои мысли.

– Да священник-то ты, а не я. Подойди, благослови.

Я подошел, благословил.

– Садись, – сказала она и указала на лавку.

Я сел.

– Скажи батюшка, у вас там, в алтаре, акафист святителю Николаю есть?

– Есть.

– А преподобному Серафиму Саровскому?

– Есть, – отвечаю.

А сам мысленно представляю шкаф, в котором лежали эти книжки. И она словно стояла у этого шкафа, все видела и в своих вопросах перечисляла их. Наивно спрашивала:

– А такая-то книжка есть? А такая-то есть?

Все книжки она называла в такой последовательности, в какой они стояли в шкафу. Все книжки перечислила. И не назвала таких, каких там не было.

В тот вечер она подтвердила, что учиться, поступать в духовную семинарию, мне благословения нет. А в конце разговора сказала, обращаясь к такой же, как и она, слепой Дунюшке:

– Жалко мне отца Авеля, сердечко-то у него плохонькое. Но поживет он еще на белом свете. А умрет в то же число, что и я…

Никаких болезней я тогда за собой не знал, тем более болезни сердца. Но вскоре выяснилось, что сердце у меня действительно больное. Я его потом все время поддерживал лечением и, вспоминая Полюшкину прозорливость, не падал духом и молитвенно боролся с недугом».

Как-то у батюшки Авеля сердце настолько сильно разболелось, что он стал готовиться к смерти. Рассказал о своем недуге владыке Димитрию, и тот, видя, что положение действительно опасное, тайно постриг его в схиму с именем Серафим. Случилось это, когда отцу Авелю было всего девятнадцать лет.

По Божией милости отец Авель выжил. Однако никому даже из самых близких людей он о своем пострижении в схиму долгое время не говорил. А общеизвестным это стало только после его кончины.

После пострижения отца Авеля в схиму приехал к владыке Димитрию знакомый профессор из Москвы, врач еще дореволюционной выучки. Владыка попросил его осмотреть отца Авеля. После осмотра профессор сказал:

– Владыка, если бы вы его чем-нибудь накрыли, чтоб я не видел, кого обследую, то я бы подумал, что под покрывалом находится старый человек. Сердце совсем изношено. Потому трудиться ему можно не больше двух часов в сутки и ходить не больше километра.

Отец Авель только улыбнулся да подумал про себя:

«Какие уж там два часа? Я к семи часам прихожу в церковь и только в двенадцать освобождаюсь. А там – то крестить, то молебен служить, то панихиду. Потом в какую-нибудь деревню надо идти причащать, а транспорта нет, лошадей не дают, говорят:

– Пусть Бог Сам таскает попов.

Чего уж тут? Как ходил, так и буду ходить по пять-шесть километров в день».

В терпении собственных болезней отцу Авелю помогали примеры других тяжело болящих людей.

«Однажды в соседнем с Городищами селе довелось мне причащать женщину, – вспоминал батюшка. – Была она еще не старая, но по болезни скрюченная настолько, что коленки почти касались подбородка. Ходить она совсем не могла. Так и лежала вся скрюченная. Казалось бы, ну что это за жизнь такая? От уныния помереть можно. Однако лицо у нее было просветленное, голосок бодрый, жизнерадостный.

После причастия она поблагодарила Господа и говорит:

– Как же хорошо, батюшка, на свете жить!

Вот ведь что бывает, когда человек со Христом живет! А другие люди и здоровье имеют, и стены златом-серебром у них обложены, а все несчастными себя чувствуют. То у них не так, это у них не этак…»

Сам же отец Авель имел настолько живую веру, что Господь даровал ему особую благодать, которая явственно чувствовалась при общении с ним.

Поэтому прихожане Георгиевской церкви во множестве притекали за духовными советами именно к батюшке Авелю. Казалось бы, какое им было дело до молодого, не шибко грамотного священника? Однако его искреннее, простое сердце познало Христа лучше, чем некоторые просвещенные в вере, умудренные догматическим богословием умы выпускников духовной академии. И это помогало ему говорить на богословские темы весьма убедительно.

Так, однажды он очень доходчиво разъяснил неправоту баптизма. Произошло это так. В пригороде Рязани, в Дягилево, жила одна женщина. Сама была православной, а дети обратились в баптизм. Убрали из дома икону Божией Матери – дескать, это изображение, эта деревяшка является кумиром, а в Библии сказано: «Не сотвори себе кумира». Мать не смогла переспорить их и просила только одного – чтобы ее после смерти похоронили по православному обряду.

Сыновья исполнили завещание матери. Пригласили отпевать из Георгиевской церкви священника – батюшку Авеля. Он пришел, совершил чин отпевания. А когда стали поминать усопшую за столом, то один из сыновей задал такой вопрос:

– Батюшка, скажите, почему вы почитаете иконы, поклоняетесь им? Ведь в Библии сказано, что нельзя делать себе кумиров и поклоняться им.

– Ну что я могу сказать на это? – отвечал отец Авель. – Вот у вас мама умерла, а ее портрет на стене висит. Вы же не станете его выбрасывать?

– Не стану.

– Правильно, потому что вы чтите свою мать. А иногда даже подходите к маминой фотографии и целуете ее. Бывает так?

– Да, бывает.

– Ну, а почему тогда икону Божией Матери выбросили? Разве вы Богородицу не чтите? Разве нельзя Ее изображение на стену повесить, а иногда подойти и поцеловать Ее? Вот вы когда к фотографии прикладываетесь, разве о бумажке или деревяшке думаете? Нет, вы маму свою вспоминаете. Так и мы, почитая иконы Божией Матери, Христа и святых Божиих угодников, думаем о них, поклоняемся им, а не деревяшке с бумажкой. А что украшаем иконы богатыми украшениями – в том какой грех? Вы тоже фотографию мамы вон в какую красивую рамку поместили. Будете пред ней останавливаться и как бы беседовать с мамой. Так и мы молимся, то есть беседуем пред иконами с теми, кто на них изображен. Вот вы говорите, что живете строго по Евангелию. А согласно ему, что Богородица говорила? «Отныне ублажат Меня все роды». То есть все истинные христиане во все века будут ублажать – почитать Ее. А вы Божию Матерь не почитаете, значит, живете не по Евангелию.

Но отец Авель был не только и не столько обличителем. Основной чертой его характера была отзывчивость. Он старался помочь всем, кто обращался к нему даже с мелкими житейскими нуждами. Так, однажды пришла к нему женщина из Городищ и говорит:

– Батюшка, у меня сын голубей держит, а его призывают в армию. Я ума не приложу, кому отдать этих голубей?

– Что ж, отдайте их мне, я о них буду заботиться, – в простоте сердца ответил обремененный содержанием своих братьев и сестер двадцатилетний батюшка.

«Идет, бывало, после службы отец Авель по селу Городищи, – рассказывала староста Георгиевской церкви матушка Анна, – а около него стайка детишек так и вьется, так и вьется. Знали, сорванцы, что у него для каждого из них лакомство припасено – кому конфетка, кому пряничек. Угощал их батюшка да наказывал в церковь ходить, Богу молиться».

Видя доброту, мудрость и в то же время житейскую простоту батюшки Авеля, потянулась к нему в Георгиевский храм на богослужения и молодежь. Атеистическая власть забеспокоилась. Сначала вызывали отца Авеля «на ковер», пытались уговорить не проявлять активность в своем служении. Не получилось. И тогда попытались запугать ревностного священника. Однажды комсомольские активисты ворвались в дом, где он проживал, схватили его и заперли в подполе…

Особых причин устранить отца Авеля с прихода не было, и дело доходило до смешных придирок. Вот тогда-то ему припомнили взятых на содержание голубей!

«Уполномоченный меня обвинял, – вспоминал архимандрит Авель, – что я привлекаю людей в церковь и они вместо того, чтобы в колхоз идти работать, ходят на богослужения. Да еще специально развожу голубей, чтобы привлекать в церковь молодежь. Говорили, что сбиваю ее с “истинного” пути – с атеизма».

В конце концов в феврале 1950 года по настоянию рязанского уполномоченного по делам религий власти предписали отцу Авелю в течение суток покинуть Рязанскую область. Но он успел совершить последнюю литургию в Георгиевском храме. Причем отслужил он ее, как и свою первую литургию в этом храме, на праздник иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Так Сама Богородица укрепляла отца Авеля в его печалях, в его испытаниях.

На следующий день батюшка уехал в Ярославль, где к тому времени управляющим епархией был архиепископ Димитрий (Градусов), а секретарем епархиального управления его друг детства Борис Ротов, постриженный владыкой Димитрием в монахи с именем Никодим.