Текст книги "Римская сага. Далёкие степи хунну"

– Мама, разве я не умер? – все заулыбались и стали его тормошить, хваля за смелость, но он ещё долго не мог поверить, думая, что мама, папа и друзья тоже перенеслись в мир мёртвых, чтобы поддержать его. Бедный малыш был уверен, что ему придётся расстаться с жизнью, чтобы спасти Ма Ли, и никто не объяснил ему, что этого не будет. К счастью, внук мельника выжил, и это только укрепило их дружбу.

Лаций радостно потрепал детей Саэт по голове и подтолкнул к двери. Пора было идти кушать. Вскоре к ним присоединились три служанки Лация, которых он назвал Прима, Секунда и Терция3535
  Первая, вторая и третья.


[Закрыть], причём по росту, чтобы не путаться. Ели все вместе. Не было только Чоу. Она, как всегда, была у кого-то из новых друзей в лагере ханьских крестьян. Лаций был не против, потому что эти люди часто ему помогали. После еды он вышел из дома на холодный воздух. За ним вышла Прима. Они сели рядом с домом.

– Ты устал? – осторожно спросила она.

– Нет, ты с чего это взяла? – удивился Лаций. Потом посмотрел на неё: широкое лицо, растянутое в стороны возле скул, глаза большие и даже немного красивые. Нос, как ни странно, прямой, как и у двух других её соплеменниц, Секунды и Терции. – Надень шапку, простудишься! – добавил он со вздохом, потому что почувствовал, что разговор будет снова об их совместной жизни.

– Если не устал, то почему не зовёшь нас по ночам? – со слезами в голосе спросила Прима. – Мы плохие? Разве мы не работаем, как говорит нам Саэт? Ты сказал, и мы слушаемся. Но Саэт не твоя жена. А твоя жена спит с другими мужчинами.

– Ты что, опять за своё? – недовольно пробубнил Лаций.

– Чоу тебя не любит. Ты ей не нужен. Она из знатного рода. Её там все уважают, – она кивнула в сторону ханьских домов. – У неё там много мужчин. А у нас никого. Мы сильные и сможем родить тебе много детей. Дай нам счастье. Мы хотим родить тебе детей. Как нам жить без них? У нас не будет своих семей. Нас убьют и выбросят в реку. Дай нам родить тебе детей! – умоляющим голосом закончила она.

– Я тебе уже говорил, что чуть позже попробуем… – начал было он, но Прима его перебила.

– Ты всегда так говоришь, а когда в гэре Чжи Чжи бываешь, то всегда с несколькими женщинами остаёшься. Это все знают. Все рабыни хунну хвалятся, что знают твои сильные руки. Даже с этой ханькой Чоу ты проводишь больше времени, чем с нами. Она знает, какие у тебя сильные руки?

– Перестань, Прима!

– Она говорила, что ты тяжёлый. И сильный. Она, правда, знает, какой ты тяжёлый? Ты долго лежал на ней?

– Прима, это другое! Она тащила меня по снегу! Это было тяжело! Ты же не тащила меня!

– Я бы попробовала… – мечтательно протянула девушка, и её глаза подёрнулись дымкой тайного желания.

– О, боги! – взмолился он. – Снова ты об одном и том же! Сколько можно! – он обхватил голову руками и тяжело вздохнул. Подаренные Тай Сином рабыни не нравились ему и не вызывали никакого желания, даже когда мылись в реке или у дома, стирали одежду и приходили обнажённые ночью. Не зная, что говорить дальше, Лаций замолчал. Девушка, увидев это, вскочила и убежала в дом. Пожав плечами, он с тяжёлым чувством пошёл следом. В дверях стоял удивлённый Атилла, которого она чуть не сбила с ног. Он поднял упавшую шапку и со смехом покачал головой:

– Ну и быстрая! Что ты ей тут пообещал?

– Да ничего. Всё женского счастья просит. А мне они поперёк горла стоят. Не могу их видеть. Как сравню…

– Это ты зря. Если не нравятся, продай ханьцам. Им все нравятся. Как солнце сядет, так и кряхтят до утра.

– Им в темноте не видно…

– Ну, так и ты не смотри. Кто ж тебя заставляет? А так они хорошие, крепкие девчонки. Только вот грудь не видать. Но ничего. Ноги сильные, крепкие. Только тут широкие, – он показал на талию и бёдра. – У шаньюя тебе все подходят, а тут носом воротишь.

– И ты о том же! У шаньюя рабыни из Кангюя. Посмотри, там ни одной местной нет. И ханек нет, – возмутился Лаций. – Это ты им рассказываешь о наложницах? Да?

– Ты что! Пусть меня разорвут Фурии! Об этом всё становище говорит. До меня тоже потом только одни слухи доходят. А что, скоро там ещё у них праздник будет? Может, получше кого-нибудь найдём? – хитро прищурился Атилла, которому, в отличие от Лация, нравились молодые девушки хунну и рабыни, с которыми он заканчивал каждый праздник в шатре шаньюя или великого князя. Однако Лаций предпочёл перевести разговор на другую тему, потому что его больше волновал предстоящий поход в империю Хань.

Вечером вернулась Чоу Ли и рассказала про одного старика, который знает, как построить на реке большую мельницу. Но ему нужна будет помощь. Лаций воодушевился, потому что знал о мечте Чжи Чжи сделать новый город похожим на другие больше города, а для этого обязательно нужна была большая мельница. Они стали обсуждать с Чоу, как её можно построить и где брать зерно, не замечая завистливых взглядов трёх рабынь, которые уже давно ждали своего господина в комнате. Когда Лаций, наконец, закончил разговор с Чоу и повернулся, чтобы встать, перед ним уже стояла Прима с небольшой чашкой в руках. Позади неё была видна Секунда с кожаным мешком, в котором хунну обычно хранили хмельной напиток из конского молока, заменявший им вино.

– Это что? – глупо спросил он.

– Хе-хе, – раздалось сзади весёлое кряхтенье Чоу. – Кажется, они приготовили для тебя напиток любви. Крепкой любви, – с издёвкой в голосе проговорила она. – Прости, я не хотела. Они хорошие. Любят тебя.

– Ты что? Какой напиток любви? – ошарашено произнёс Лаций. До него, наконец, стало доходить, что происходит. – Зачем это?

– Выпей, – искренне улыбаясь, попросила Прима. – Это поможет тебе, господин.

Лаций резко повернулся к улыбавшейся Чоу.

– Это ты им посоветовала? – раздражённо спросил он.

– Я? Зачем? – удивилась она. – Меня здесь не было. Может, Саэт? Или другие женщины. Они сами это сделали. Меня здесь целый день не было. У наших только настойка из риса.

– Настойка из риса? – со злостью прошипел он. – А почему улыбаешься? Ты тоже рабыня и тоже должна любить своего господина! – с раздражением произнёс он.

– Ты прав, – уже совсем другим тоном ответила Чоу. – Но мне не надо пить настой, чтобы лечь в постель с мужчиной, – напряжённо ответила Чоу. – Ведь я тебе не нужна. Ты сам это говорил своему другу…

– А ты подслушивала?

– Нет, случайно услышала, – она помолчала и добавила: – Они много заплатили за эту флягу. Поверь мне. А если ты заставишь меня сейчас лечь с тобой, для них это будет самое большое оскорбление. Они меня потом убьют. Лучше не делай этого, – совсем тихо произнесла Чоу. Из-за перегородки, которая отделяла их от других, показалась заспанная Саэт. Она только что уложила детей и подошла к столу. Видимо, она всё слышала. Сев напротив Лация, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Ну, что, и ты будешь тоже меня уговаривать? – хмуро бросил Лаций.

– Не надо спешить, – тихо произнесла она, и ему показалось, что ей больно было говорить эти слова. – Лучше продай их. Не мучай. Девчонки уже полгода здесь, а всё без мужчины. Отдай их хоть слепому Павлу, лишь бы не мучить. Изводятся ведь, – Саэт опустила голову, и Лаций скривил лицо.

– Ладно, завтра отдам кому-нибудь.

– Нет, лучше продай. Иначе их ценить не будут.

– Хорошо, продам, – он недовольно махнул рукой. Всё это время девушки терпеливо ждали его у входа в комнату.

– А сегодня придётся сделать так, как они просят, – с грустным выражением добавила Саэт. – Не спорь с ними. Чоу права – они могут сделать всё, что угодно. В их племени такие обычаи. А нам тут жить ещё долго.

Лаций опешил от того, что у него впервые в жизни не осталось выбора. Из темноты послышался приглушенный голос Атиллы – он звал к себе Саэт. Она встала и, покачав головой, ушла. Лаций посмотрел на Чоу. Та покорно сидела напротив, опустив взгляд в пол.

– Ничего, тебе мы тоже найдём мужчину! – погрозил он ей, понимая, что сейчас его угрозы для неё не страшны и от этого злясь ещё больше.

– Ты мой хозяин, я твоя рабыня, – покорно произнесла Чоу. – Если я буду проводить время с другим мужчиной, то не смогу ходить к мельнику и приносить еду от моих людей. А на одной траве и рыбе дети Саэт долго не проживут. Зубы начнут выпадать. Но если ты хочешь, чтобы я обнимала ночью другого мужчину и следила за его телом, я сделаю, как ты скажешь…

– Замолчи! – перебил её Лаций, видя, что Чоу говорит это, зная, что он так не сделает. – Я ещё доберусь до тебя! Обязательно! – пообещал он и направился в комнату.

– Конечно, – прошептала она ему в спину. – Но сначала мы построим мельницу.

– Не думай, что я ничего не слышал! – раздался громкий голос из комнаты. – Ты у меня эту мельницу надолго запомнишь! – крикнул он, и Чоу, зажав рот рукой, еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она хотела добавить, что сначала надо построить мельницу, а потом уже грозиться, но решила не рисковать. Тем не менее, Чоу всю ночь не могла уснуть, слушая, как несчастный Лаций за стенкой исполняет свои обязанности. С другой стороны, в комнате Атиллы, тоже не спали. И хотя Кроний, полуобняв жену, довольно храпел, Саэт не могла сомкнуть глаз, представляя по тихим голосам и шорохам, что происходит за перегородкой.

Глава 27

Ранняя весна и пришедшее с ней тепло принесли в становище кочевников не только радость от большого количества трав, но и немало волнений. Среди племён уже давно не было согласия. Поэтому хунну хотели решить, когда пойдут в большой поход и как им делить пастбища. Собрание проходило в низовьях реки, вдалеке от будущего города, уже окружённого каменной стеной с верхней деревянной частью, башнями и проходами для часовых. И хотя несколько вождей и князей приезжали посмотреть на строящиеся склады, дома и даже небольшой бассейн посреди будущего дворца Чжи Чжи, всех их больше волновало другое – насколько шаньюй силён и пойдут ли за ним другие племена с запада. Первым разочарованием был отказ Кангюя предоставить для похода своих воинов. Их пехотинцы были слабыми, но всадники могли бы оказать серьёзную поддержку хунну. Это расстроило Чжи Чжи.

После этого оказалось, что из почти двадцати родов, которые жили у Большой Стены с его братом Хуханье и обещали присоединиться по первому зову, теперь только три изъявили желание воевать, да и то это были не самые многочисленные племена. Чжи Чжи понимал, что остальных подкупили, но сейчас, на общем собрании, он ничего не мог с этим поделать. Об этом надо было думать раньше. Поэтому он сильно нервничал, злился и часто кричал не только на своих слуг, но и на других вождей, обижая их и обвиняя в предательстве. Этого ему простить не могли. В итоге, собрание разошлось, оставив его шаньюем и не приняв других решений. Однако с тридцатью тысячами всадников думать о нападении на империю Хань было бессмысленно. Оставалось найти врага менее сильного, но тоже опасного, чтобы доказать остальным племенам, что он может побеждать и хунну по-прежнему являются властелинами мира, как и в былые времена.

Все эти перемены коснулись и римлян. Несмотря на то, что они продолжали работать на строительстве города, им ещё приходилось отрабатывать воинские упражнения. Зимой это было делать особенно сложно, но Чжи Чжи ещё осенью приказал подготовить всех здоровых римлян. Теперь эти воины были ему очень нужны, потому что он собирался вернуться к предгорьям и уничтожить там все города тех племён, которые платили дань империи Хань. Лацию он приказал остаться на стоянке. Вместе с ним должны были остаться Атилла и самые лучшие строители. К такому решению шаньюй пришёл после его рассказа о мельнице и складах, которые они могли бы построить при помощи живущих с ними ханьцев. К тому же Атилла признался, что без Лация он не сможет построить дворец вождя, и это окончательно решило судьбу Лация на ближайшие несколько лет. Чжи Чжи приказал тому взять на строительство всех ханьцев. Из похода он пообещал привести ещё больше рабов, а пока двум сотням римлян надо было как-то найти общий язык с крошечными и слабыми крестьянами, с ужасом ожидавшими своей смерти к концу года, потому что теперь их поля оставались без присмотра.

Никто из товарищей Лация не понимал, что после смерти ханьцев работать будет некому. К тому же, благодаря этим маленьким трудолюбивым людям, у хунну появились рис и бобы, сухие стебли каких-то растений, которые ели зимой. Атилла пожимал плечами, предлагая строить дома из дерева, а не камней, но как выращивать рис без ханьцев, он не знал. Павел Домициан только жевал свои губы и что-то невнятно говорил о помощи богов и необходимости принести жертву Марсу и Минерве. Даже Чоу Ли, которая хорошо знала и хунну, и своих сородичей, тяжело вздыхала и отводила взгляд в сторону, когда Лаций начинал разговор о предстоящих работах в городе.

– Хоть садись на лошадь и скачи, куда глаза глядят, – в отчаянии произнёс он в конце одного из таких неприятных разговоров.

– Далеко не ускачешь. Еды нет. Лошадей нет. Умрёшь. Даже до Великой Стены не доедешь один. Из Кангюя ещё можно было, а отсюда – нет, – глядя в пол, хмуро произнесла Чоу. – Поговори с Тай Сином, – неожиданно предложила она.

– О чём? Как отсюда уехать? – хмыкнул Лаций.

– Нет. За это убьёт сразу. Спроси, как нам быть. Умрут все. До конца года умрут. Даже женщины и дети. Не выдержат. Зимой и так много умерло.

– Хорошо, – немного подумав, согласился он. Выхода не было. Старый лули-князь действительно мог что-нибудь подсказать.

Лаций пришёл к нему уже ближе к вечеру, перед самым закатом. К счастью, Тай Син оказался не занят. Он приказал слугам пустить белого раба и выслушал его, задумчиво гладя бороду. Рядом сидел Модэ Син, который обычно в это время уже развлекался у себя в гэре со своими жёнами. Это говорило о том, что отец приказал ему остаться и послушать их разговор. Лаций видел, что старик пытается учить сына мудрости и вниманию, но тот пока больше думал о походах, войне и славе.

– Если ханьцы будут строить дворец, то умрут к зиме. Правильно? – в конце концов, спросил лули-князь.

– Да, – кивнул Лаций.

– И дворец не построят?

– Не построят.

– Значит, шаньюй тебя не отпустит отсюда.

– Не отпустит, – Лаций опустил взгляд и нахмурился.

– А если ханьцы будут выращивать рис, бобы и заготавливать еду, то выживут к зиме. Так?

– Так, выживут, – снова согласился он.

– Но дворец не построят? – прищурился Тай Син.

– Не построят… – осторожно кивнул он.

– Зачем нам эти ханьцы?! Их, что, жалко? – раздражённо спросил Модэ Син, не понимая, почему отец так долго разговаривает с одним рабом о других рабах, которых можно было пригнать сюда в десять раз больше из других племён. Старик вздохнул и сокрушённо покачал головой. Однако отвечать сыну не стал.

– Иди, – кивнул он Лацию. – Я поговорю с шаньюем. Я тебя понял, – на этом разговор закончился. Но на следующий день к римлянам прискакали кутлуги Чжи Чжи и забрали Лация в главный гэр. Там уже был Тай Син, по лицу которого, как всегда, трудно было догадаться, что следует ожидать. Но зато лицо Чжи Чжи ничего не скрывало. Его глаза радостно блестели, а улыбка говорила о том, что он был в прекрасном расположении духа. Остальная знать почтительно стояла чуть позади, перешёптываясь и рассматривая Лация, как будто никогда раньше не видела.

– Ты честный и сильный воин. Почему пошёл к нему, а не ко мне? – сразу спросил Чжи Чжи, показывая на Тай Сина.

– Э-э… – замялся Лаций, не зная, как правильно ответить. Тем не менее, говорить что-то надо было, потому что все смотрели только на него. – Поход важнее стен дворца. Не хотел отрывать тебя от мыслей о славе, – выдавил он из себя.

– Хитрый! Очень хитрый! Ладно, я решил: будешь с ханьцами рис выращивать. Сделай запасов побольше. А все рабы, которых мы пригоним, потом будут таскать тебе камни. К концу года много рабов будет! – радостно заключил он и посмотрел на Лация, ожидая благодарности.

– Но чем же их кормить? Если ты пригонишь рабов к концу года, куда нам их деть? И где взять еду? – искренне удивился он, надеясь, что, подумав о решении одной проблемы, Чжи Чжи предусмотрел и эту. Но он ошибся. Шаньюй любил решать проблемы быстро и сразу, а мысли о новых трудностях вызывали у него только раздражение.

– Вот ты об этом и подумай! – сузив глаза, приказал он жёстким тоном. – Построй для них свои деревянные гэры, прикажи ханьцам вырастить риса в три раза больше, налови рыбы, построй свою мельницу, чтобы хлеб был. Ты же сам мне об этом говорил! Будешь отвечать за всех ханьцев и своих людей! – уже явно выражая недовольство, закончил он.

– Но я не знаю их языка… – попытался воззвать к разуму Лаций.

– Вот и выучи! У тебя же есть рабыня, – вспомнил он о Чоу Ли. – Заставь её учить тебя. И ещё здесь остаются триста твоих самых сильных людей. Пусть помогают тебе. Тебе той осенью передали больше трёхсот буйволов и двести лошадей. Сейчас отдадут ещё пятьсот. Разве этого мало? – Чжи Чжи был рад, что смог найти ответ и теперь спорить с ним было бесполезно. Лаций хотел возразить, что триста римлян – это слишком мало, а от лошадей и буйволов толку нет, потому что они не выращивают рис в воде.

– Нам нужен будет рис для посадки, – склонив голову, тихо попросил он.

– О-о! Это легко. Тай Син, пошли своего сына к олинам. Они обещали платить нам дань. Раз живут рядом с ханьцами, пусть заплатят рисом. Понятно?

– Да, – кивнул лули-князь, не меняя выражения лица.

Так закончился разговор Лация с Чжи Чжи. А вечером его позвал к себе Тай Син и сказал, что шутить с шаньюем не стоит. Его сын уже ускакал с тысячей всадников на юг, к олинам. Поэтому Лацию надо будет поторопиться с ханьцами. Старый лули-князь сказал, что им придётся подготовить запасов не в два раза больше, а в пять. Лаций сразу прикинул в уме, что им пригонят не меньше шести-семи тысяч рабов. Потом лули-князь напомнил про мельницу, потому что Чжи Чжи очень часто спрашивал про неё других князей и даже в Кангюе интересовался местными мельницами, которые мололи хлеб на жерновах при помощи ослов и мулов. Советов он дал много, но как их выполнить, не сказал. Под конец Тай Син только спросил, надо ли Лацию что-нибудь ещё. Подумав, тот попросил его привезти железо, если они будут в таких больших городах, как Битяль. Можно даже простые мечи и ножи. Лишь бы побольше. В душе Лаций мечтал сделать кузницу, чтобы ковать мечи и шлемы самим. Но для этого у них пока не было железа.

Вернувшись к себе, он взял лошадь и поехал искать Чоу. Та, как всегда, была за стойбищем, в лагере ханьцев. Найти её было нетрудно. Она помогала что-то делать пожилому крестьянину. Рядом бегал маленький мальчик лет пяти-шести.

– Да луома3636
  Да луома – большой римлянин (кит.).


[Закрыть]! Да луома! – закричал он, тыча пальцем в сторону Лация. Старик прикрикнул на него, и ребёнок отбежал за хижину. Оттуда он продолжал наблюдать за Лацием и Чоу, которая сразу же поняла, что он искал именно её.

– Что-то случилось? – напряжённо спросила она, оглянувшись на женщин у соседнего гэра, которые с любопытством уставились на приехавшего большого белого человека. Было видно, что ей не очень хотелось общаться с ним в их присутствии.

– Это твои близкие? – как можно мягче спросил Лаций. – Шустрый малыш.

– Да, – кивнула Чоу, нахмурившись и не поднимая взгляда. – Его родители умерли этой зимой. Это его дед. Вместе живут. Кстати, это он знает, как построить мельницу на реке. Надо куда-то ехать? – осторожно добавила она.

– Нет, нет, не надо. Просто… надо кое о чём поговорить.

– Здесь? – тихо произнесла Чоу, надеясь, что он откажется. Но Лаций уже спешился и стоял рядом с ней.

– Хм, – он поджал губы, задумавшись. Почему Чоу так напряглась? Чего она боится? Он привязал повод Лионга к шесту и повернулся к ней. – Здесь, конечно, здесь. Какая разница, где? – Лаций оглянулся и, заметив лежащее неподалёку бревно, направился к нему.

– Ты не против, мой господин, если я сяду рядом с тобой? – спросила она, услужливо согнувшись в поклоне.

– Ладно, хватит притворяться послушной рабыней, – проворчал он. – Ты бы лучше такой нежной была тогда вечером, когда против меня этих трёх Фурий натравила.

– Ну, зато им очень понравилось, – еле слышно съязвила Чоу.

– В следующий раз я тебя…

– Не спорю, не спорю, – еле сдерживая смех, ответила она и перевела разговор на другую тему: – Ты, кажется, хотел рассказать что-то важное?

Лаций скривил лицо и спросил:

– Долго учить твой язык? – по выражению лица Чоу ему стало понятно, что та ожидала чего угодно, только не этого. Она открыла рот, чтобы что-то спросить, потом закрыла, моргнула несколько раз, приложила руку к груди и снова заморгала, видимо, не зная, какой вопрос задать первым. – Ну? – вопросительно протянул Лаций.

– Всё так плохо? – прошептала она. – Ты продашь меня другому хозяину? – в её глазах впервые заблестели слёзы.

– О, Марс всемогущий! – воскликнул он, не в силах сдержать улыбку. – Ты не так меня поняла. Слушай… – и Лаций рассказал ей всё, что приказал ему сделать Чжи Чжи. После этого они какое-то время сидели молча. Чоу смотрела куда-то вдаль, и в её глазах застыло светлое небо этого дикого края. Лаций бросил на неё взгляд и решил подождать. Ему на глаза попалась застрявшая в невысокой траве стрекоза. Она была уже мёртвой. Какой-то жук тщетно пытался утащить её в сторону, упираясь лапами в землю, но у него ничего не получалось. Он оборвал у стрекозы все крылья, повернул её набок, но никак не мог протащить между травинок.

– Надо много риса, – наконец, произнесла Чоу со вздохом. Её взгляд обрёл осмысленное выражение, и она повернулась к Лацию. Они долго обсуждали, что надо сделать, чтобы вырастить такое количество риса и заготовить другой еды, и всё время упирались в нехватку людей и воды. В конце концов, они решили, что надо обсудить это с другими римлянами и некоторыми ханьцами. Когда Лаций встал, чтобы сесть на коня и уехать, Чоу улыбнулась и произнесла весёлым голосом: – Когда будешь учиться говорить?

– Ах, да! – Лаций стукнул себя по лбу. – Павел Домициан говорил, что он уже немного понимает их, – он кивнул в сторону низкорослых женщин, которые всё ещё продолжали бросать в их сторону любопытные взгляды. – Значит, это не так уж сложно.

– Слепой певец очень способный. Он хороший ученик. Но ты тоже за год сможешь научиться. Немного научиться. Будешь здороваться.

– За год?! – у него полезли глаза на лоб от этих слов. – Как за год? – Чоу заливисто рассмеялась, увидев выражение его лица, а он почувствовал, что начинает краснеть. – Ты шутишь?

– Нет, нет. Просто это очень трудно. Но ты настойчивый. Ты сможешь.

– Ты смеёшься надо мной! У меня нет года, чтобы здороваться! Поговори со стариком и приходи. Я найду Атиллу и поговорю с Павлом. Потом сразу начнём учить твой странный язык! – Лаций сказал всё это серьёзным тоном, но весёлые искорки в глазах Чоу не исчезли, и он остался недоволен её шуткой.

Однако следующие несколько месяцев подтвердили правильность слов Чоу. Учить язык ханьцев оказалось невероятно трудно и делать это приходилось только по вечерам, когда она была свободна.

Скоро Модэ Син неожиданно привёз рис, и оказалось, что его гораздо больше, чем полей у крестьян.

– Я устал, – произнёс Атилла, садясь рядом с Лацием у небольшого помоста, куда приносили стволы для будущей мельницы. Пот капал у него с бровей на щёки, с кончика носа капельки то и дело шлёпались на голый волосатый живот, но он не обращал внимания на это и только тяжело дышал, опёршись затылком о камень.

– Я тоже. Смотри, с тебя пот капает, как дождь с дерева.

– Ничего страшного, река рядом, сейчас окунусь. Устал. Вон, смотри, малыши что придумали, – он кивнул в сторону брода, где у берега играли дети. Лаций увидел, что те вырыли в земле несколько ям и запускали туда воду, чтобы потом плескаться в них. – Там вода тёплая. Прогревается. Я тоже думал яму вырыть для себя. Пока работаешь, вода тёплая будет, – он посмотрел на Лация, который уже не слушал его. Вскочив, тот бросился к Лионгу и стал отвязывать его от бревна.

– Сейчас приеду. Хвала Гермесу и Минерве, – прошептал он.

– Что случилось? Лаций! Тебя что, муха какая-то укусила? – Атилла с недоумением смотрел на друга, который явно выглядел взволнованным.

– Нет, не муха. Просто придумал, как воду на поля залить! – радостно крикнул он и ускакал. Так появились несколько больших прудов с другой стороны реки, где широкие поля располагались чуть ниже уровня реки. Для того, чтобы залить их водой из протекавшей рядом реки, надо было прокопать ров и наполнить водой первое верхнее поле. А с него она уже сама стекала на другие, как по ступенькам. Чоу Ли, услышав об этом, впервые обрадовалась и даже обняла его. Но потом сразу спохватилась и отошла назад, опустив взгляд. Маленькие крестьяне тоже по-доброму закивали головами, когда она рассказала им, что придумал этот большой белый человек, и уже через месяц на пяти полях был посажен рис.

Когда стали строить склады, оказалось, что не хватает деревьев. Атилла подсказал, что легче будет на время сделать стены складов из шкур, натянув их на стволы. Работа вроде бы двигалась, но вот с изучением языка ханьцев у Лация дела обстояли плохо. Особенно его раздражало, что, выучив несколько фраз, которые ему говорила Чоу, он сталкивался с тем, что крестьяне его не понимали и растерянно пожимали плечами, как-то странно кивая головами. Девушка объясняла ему, что в тех местах, где жили эти люди, некоторые слова произносятся по-другому. Однако это ещё больше сбивало его с толку. Особенно сильно Лаций расстроился, когда узнал, что он, она и оно звучат у них одинаково – «та». Чоу попыталась объяснить ему, что в их языке есть такие слова, которые означают несколько предметов. Например, слово «ма» – это мама, трава, лошадь и ругать. А слово «гуай» – послушный, поворачивать и странный. Разум Лация отказывался понимать это так, как она объясняла. Павел Домициан, слушая его рассказы о неудачных попытках повторять слова и фразы, предложил попробовать учить язык с закрытыми глазами, потому что сам учил все языки именно так. Однако для Лация это оказалось невозможно, потому что он каждый день проводил много времени на рисовых полях и постройке складов. Приходилось всё время отрывать Чоу, которая тоже много помогала. Прошло три месяца, а он по-прежнему повторял только те выражения, которые удалось выучить вместе с крестьянами на поле или вечером с ней. Днём она тоже была занята в полях или на постройке двух мельниц, помогая старику и другим людям. Всё это время с ним рядом проводил тот самый мальчик, у которого зимой умерли родители. Его звали Ма Ли, и это имя Лаций выучил легко.

В один из жарких летних дней к ним на реку прибежали мальчишки. Среди них были Марк и Зенон. Ма Ли стал с ними болтать, и Лаций спросил ребят, как они его понимают. Те пожали плечами и ответили, что всегда понимали ханьцев и никогда не учились, как он. Тогда Ма Ли подошёл к нему и сказал:

– Ши йоуйонг3737
  Пошли купаться (кит).


[Закрыть]!

– Что? – не понял Лаций. Мальчик повторил, махнув рукой в сторону реки. – Ши йо йо? – переспросил он, чем вызвал у ребёнка приступ смеха. Потом тот сделал несколько движений и показал Лацию, как будет плавать в воде, повторив:

– Ши йоуйонг!

– Ага! Кажется, понял. Надо идти плавать. Ну-ка, повтори ещё раз! – попросил он. – Как там, по твоему? Цайсы3838
  Ещё раз (кит).


[Закрыть]! Понимаешь? Цайсы!

Ма Ли рассмеялся и повторил выражение. Лаций сделал несколько шагов и показал руками, что гребёт в воде. Мальчик довольно закивал головой и рассмеялся. На спуске Лаций ещё несколько раз повторил эту фразу, кривляясь как ребёнок. Но теперь Ма Ли уже не смеялся. Он каждый раз удивлённо останавливался и смотрел на него, как будто видел в первый раз.

– Тинг хао3939
  Очень хорошо (кит).


[Закрыть], – повторял он и радостно кивал головой.

– Ну, это я уже знаю, – довольно бурчал Лаций, пока до него вдруг не дошло – когда говоришь, надо кривляться как можно сильней. И тогда будет получаться. – Ну-ка, скажи ещё что-нибудь! Шуо, шуо4040
  Скажи (кит).


[Закрыть]!

Ма Ли сказал новую фразу и подпрыгнул. Лаций тоже подпрыгнул и повторил, стараясь говорить так, как он. Ему показалось, что со стороны это должно было напоминать пение кастрированного евнуха, но, к его удивлению, Ма Ли даже не улыбнулся. Только довольно кивнул и что-то добавил. Затем он говорил ещё и ещё, а Лаций повторял за ним, чувствуя, что у него начинает першить в горле и даже несколько раз закашлялся. Но очередное «тинг хао» заставляло его повторять новые выражения, пока Марк с Зеноном и остальными друзьями не выбрались на берег и не подошли к ним. Им понравилось, как Лаций повторял слова Ма Ли, и они тоже подключились к этой игре, хотя для самого Лация это было похоже на пытку. Однако с этого дня он не расставался с мальчиком и стал заставлять его называть всё, что их окружало, тыча в предметы палкой или рукой. Дома он показывал, как ест и вопросительно поднимал брови. Ма Ли сразу же говорил: «во чшы», после чего эту фразу несколько раз повторял Лаций, делая движения рукой и жуя несуществующую пищу. Так постепенно он смог выучить намного больше, чем с Чоу, чем поразил её, когда смог поговорить с мельником и его внуком. С Чоу ему было теперь легче общаться, потому что по вечерам он переспрашивал её по несколько раз то, что не понял днём из слов маленького Ма Ли.

К концу августа неожиданно для всех вернулся молодой хунну Модэ Син с двумя сотнями всадников. Они привели около пятисот рабов. Сын лули-князя был раздражён, потому что отец заставил его вернуться в становище и передать пленных кочевников римлянам. Из-за этого тщеславный юноша не мог участвовать в нападении на другое племя. Переночевав, Модэ Син сразу же отправился обратно, оставив римлян самих решать, как им кормить и устраивать новых людей. Поговорив с прибывшими при помощи некоторых стариков хунну, знавших их язык, Лаций понял, что это было оседлые люди с большого озера. Ему пришло в голову, что они могли знать, как ловить рыбу. Оказалось, что они знают не только это. В их племени умели хранить рыбу не только зимой, но и летом. Для этого нужна была соль. Хунну знали, где есть соль, которую очень любили олени, и уже через месяц в стойбище стали солить пойманную в реке рыбу. Только для хранения пришлось вырывать глубокие ямы. Там её подвешивали на палках высоко над дном, чтобы не достали звери. Ещё эти люди умели высушивать растущие по берегам рек и озёр толстые стебли разных трав, которые можно было есть зимой. Но самым приятным открытием стало то, что среди них были сборщики мёда. Когда Лацию впервые принесли небольшой мешок со странными блестящими подтёками по бокам, он с недоверием посмотрел внутрь и недовольно отмахнулся от нескольких назойливых мух, стремившихся сесть ему на руки. Но увидев желтоватую массу с сотами, ему сразу вспомнился Рим и пиры сенаторов, на которых под конец долгих обедов часто вместе с фруктами подавали это лакомство.