Текст книги "Римская сага. Далёкие степи хунну"

Глава 38

После отъезда Бао Ши и его жены прошло три недели, а губернатор Сяо и не думал никуда уезжать. Только приехал какой-то старый хунну, который сказал, что его зовут Годзю и он будет жить на окраине города. Чэнь Тан нервничал и всё чаще выезжал в гарнизоны у стены, чтобы не оставаться наедине с томительным ожиданием. Однажды он случайно сказал солдатам, что было бы неплохо наказать Чжи Чжи за убийство посла, и те сразу же поддержали его, предложив пойти в поход. Он ничего не ответил, думая, что воины успокоятся, а они, наоборот, восприняли его молчание как его согласие. Через три дня первые три тысячи прибыли из ближнего гарнизона и остановились под стенами города. Губернатор Сяо ничего не понимал. Через неделю, когда количество солдат перевалило за двадцать пять тысяч, его помощник Чэнь Тан вдруг объявил сбор всех командиров. Те прибыли в дом губернатора, где тот потребовал от молодого командира объяснений.

– В провинции сорок тысяч воинов. Здесь уже стоят двадцать пять, – сурово произнёс Чэнь Тан не предвещающим ничего хорошего тоном. – Они готовы отомстить Чжи Чжи, который убил посла императора.

Все офицеры одобрительно загудели, выкрикивая слова поддержки. Губернатор Сяо испуганно вжался в деревянное кресло. Однако у него ещё хватило сил и смелости потребовать от молодого командира отказаться от этой затеи.

– Ты должен это прекратить, – сказал он. – Я запрещаю тебе говорить от имени губернатора!

– Тогда губернатор должен сам выбрать, с кем он! – громко выкрикнул Чэнь Тан и выхватил меч. Сяо побледнел и не сказал больше ни слова. – Ты последуешь с нами и будешь подчиняться моим приказам, – грозно предупредил его Чэнь. – Либо следуй за нами, либо считай, что ты арестован, – резко закончил он, и губернатору не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться новой силе. Воины сразу же выбрали Чэнь Тана генералом, и тот объявил начало похода через сутки. Губернатор Сяо остался жив и даже сохранил своё звание, но власти и влияния у него уже не было.

По дороге к ним присоединились ещё пятнадцать тысяч солдат, и теперь у Тана было сорок тысяч человек. Они быстро забрали со складов вооружение и погрузили его на обозы. Через три дня эта армия уже стояла у ворот Великой Стены. Тан забыл сказать командирам о поддержке Хуханье, а когда вспомнил, решил благоразумно подождать, чтобы не ошибиться. Его осторожность оказалась не лишней. Гонцы три раза ездили к Хуханье, но тот ни разу так и не ответил на призыв Тана присоединиться. С одной стороны, это было неприятно, но с другой он точно знал, на что ему рассчитывать в случае столкновения с Чжи Чжи. Единственным недостатком было отсутствие всадников. Почти все сорок тысяч были пехотинцами и арбалетчиками. Но Тан был полон решимости добиться успеха даже без конницы.

В пути ему серьёзно помогал старый проводник Годзю. На вопрос Тана, почему он это делает, тот рассказал, что когда-то у него был сын. Чжи Чжи убил его, и теперь он хочет ему отомстить. О втором сыне Годзю ничего не сказал, а Тан предусмотрительно промолчал. Однако в его надёжности они смогли убедиться, когда старый хунну несколько раз провёл их мимо мест, в которых из-за жары в этом году началась «чёрная смерть» – люди и животные умирали от страшной болезни и спастись от неё не мог никто. Если человек приближался к больному или умершему ближе, чем на десять шагов, он тоже заболевал. Один раз им даже пришлось задержаться на целые сутки, чтобы поджечь перед собой степь и холмы, через которые надо было добраться до удобной дороги в горах. Все воины держались бодро, никто не боялся и не болел. Только обоз двигался медленнее, чем хотелось, и Тан всё время подгонял его, стараясь подбадривать и даже выделять пехотинцев из разных отрядов для помощи. Так они дошли до самого большого хребта, за которым начиналась прямая дорога к реке и на которой стоял новый город шаньюя Чжи Чжи. От этого места до него было пять дней пути. Когда воины остановились на ночь у подножия, то высланные вперёд дозорные донесли, что видели вдалеке всадников. Те передвигались по склону небольшого предгорья и, судя по всему, наблюдали за их передвижением. Пока солнце не село, Тан вместе с проводником Годзю поспешил вперёд, чтобы увидеть этих людей. Сам Тан видел только очертания лошадей. Но Годзю сразу распознал их. Он сказал, что это всадники Кангюя. Они приехали к Чжи Чжи, чтобы сопровождать его в походе против империи Хань. Чэнь Тан расстроился – неожиданного нападения не получилось. Теперь о них узнают раньше, чем они пересекут этот хребет. Но всё произошло совсем не так.

Глава 39

С утра в небе висели рваные белые облака, напоминавшие седую бороду Павла Домициана. С холмов дул тёплый ласковый ветер. Погода скоро должна была измениться. Слепой певец сидел в тени городской стены вместе с несколькими юношами. Они отдыхали после работы и тихо напевали незнакомые мелодии. В этот момент за рекой показались всадники. Лаций стоял у второго рва, где они только что закончили установку заграждений. Несколько рядов частокола выглядели внушительно и радовали глаз. Всё было сделано правильно. Узкоглазые крестьяне загалдели, тыча руками в сторону переправы, и все сразу повернулись в сторону реки.

– Что там? – громко спросил Павел.

– Отряд Угэдэ Суаня, – ответил один из сыновей Атиллы и приложил руку ко лбу. – Точно они! Спешат сюда, – добавил он.

Лаций уже давно внимательно наблюдал за приближающимися всадниками. Ему бросилось в глаза, что они скакали, прижавшись к гривам лошадей. Значит, юный Зенон был прав – спешат. По привычке, он стал считать их по лошадям.

– Эй, Марк, Зенон! – позвал он братьев. – Сколько их? Мне кажется, не больше сотни… – в его голосе прозвучала еле заметная тревога.

– Меньше, – раздался голос Зенона. – Восемьдесят пять.

– Вот ты врёшь! – кряхтя, возмутился Павел Домициан. – Как же ты так быстро посчитал?

Но ему никто не ответил. Все знали, что отряд сына шаньюя насчитывал сто двадцать всадников. С ними поскакали ещё триста человек из Кангюя. Они должны были проверить состояние южной дороги вдоль хребта. По ней шаньюй собирался в следующем году выступить в поход против империи Хань.

– Всем за стену! – приказал Лаций, и стоявший неподалёку мальчик с горном сразу протрубил команду. Где-то вдалеке, с другой стороны стены, команду передал другой рожок. За последние два года благодаря благосклонности шаньюя Лацию удалось создать несколько отрядов пехотинцев, сделать для них щиты, получить у лули-князя мечи и копья и ещё научить новых людей сражаться всем этим оружием. Утром они работали вместе с остальными рабами на постройке зданий, стен и городских рвов, а после полудня учились передвигаться в четырёх центуриях и драться на мечах. Это уже была настоящая боеспособная манипула, и он этим очень гордился. Остальная пара сотен человек оказались необучаемыми, и их пришлось отправить пасти стада.

Но сейчас всё его внимание было приковано к возвращающимся всадникам. Они, не останавливаясь, проскакали мимо стражников у городских ворот и, когда Лаций добрался до стены, пыль там ещё не осела. Караульные чихали и отплёвывались, отойдя в сторону и прикрывая лица руками. Он поспешил к дому шаньюя, в котором тот жил с прошлой осени и был этим очень доволен.

Лошади стояли, понуро опустив головы. Было видно, что они скакали очень долго. Вокруг суетились слуги, спеша принести воды и зерна, а сами всадники молча стояли рядом. Лация не впустили в дом Чжи Чжи. Однако он смог узнать у покрытых пылью воинов, что они видели ханьскую армию по ту сторону хребта. Он не успел подробно расспросить их об этом, потому что за ним прибежали два стражника. В дверях дома стоял молодой Модэ Син. Лицо застыло в напряжённой гримасе, но он пытался улыбаться, чтобы казаться храбрым. Всё это сразу бросилось Лацию в глаза, и он понял, что произошло что-то серьёзное.

В большом доме шаньюя находилось около десяти человек: Тай Син, его сын, несколько князей со своими кутлугами, Чжи Чжи и его сын Угэдэ Суань, который выделялся из всех пыльной одеждой и грязным лицом. Шаньюй повернул голову в сторону Лация и спросил:

– Что со рвами?

– Сегодня всё закончили. Заграждения стоят. Вечером пустим воду.

– Вовремя… – хмуро бросил шаньюй, и было непонятно, доволен он или нет. Вскоре Тай Син прервал молчание и предложил послать гонцов за помощью. Из последовавшего дальше разговора Лаций узнал, что, заметив армию по ту сторону хребта, Угэдэ Суань решил проследить за их движением. Хунну преследовали ханьскую армию три дня и поняли, что их ведёт опытный проводник. Враг шёл самой короткой дорогой. Всадники Кангюя предложили сыну Чжи Чжи напасть на заднюю часть с повозками, которая постоянно отставала от войска. Угэдэ Суань согласился. Они напали на обоз и отбили его, но к вечеру их догнали несколько отрядов с арбалетами и отогнали в лес. Половина кангюйцев погибла. У хунну в первой же атаке погибли тридцать человек. Ещё десять были тяжело ранены. Лаций понимал, что ошибка молодого хунну была в том, что он не отправил гонца к отцу сразу, когда увидел врага, и потратил много времени на обоз ханьцев. На вопрос Чжи Чжи, сколько он насчитал ханьцев, Угэдэ Суань мрачно ответил:

– Восемь отрядов по пять тысяч в каждом. И ещё – повозки. Там тоже три тысячи человек.

– Сорок тысяч и три?

– Да, отец.

– Где сейчас всадники Кангюя?

– Ускакали.

– Куда?

– Не знаю. Я думал, сюда, – Угэдэ Суань отвечал, не поднимая головы.

– Где сейчас ханьцы?

– Должны быть на этой стороне хребта.

Все замолчали. От хребта до города было не больше трёх дней пути. Чжи Чжи обвёл всех внимательным взглядом, и Лаций заметил, что его глаза превратились в две маленькие чёрные точки – верный признак закипающей злости. Но вместо крика, он спокойно приказал Тай Сину разослать гонцов всем военачальникам и князьям, чтобы те срочно собирали своих воинов, а Лацию – поставить на стенах своих пехотинцев и выслать на вышку у реки пять всадников. После этого Модэ Син должен был взять сто всадников и выдвинуться в сторону хребта. Туда вела одна единственная дорога, и, если ханьцев вёл опытный проводник, они должны были идти только по ней.

Покинув дворец шаньюя, Лаций почувствовал давно забытое ощущение надвигающегося боя: люди двигались молча и быстро, команды звучали резко и отрывисто, никто не разговаривал, воины были собраны и на лицах читалось одинаковое выражение сосредоточенности и тревоги. К вечеру все приготовления были закончены. Но он никак не мог успокоиться, потому что защищать город от сорока тысяч пехотинцев сейчас было очень сложно и правильнее было бы уйти на север.

Утром все военачальники снова собрались у шаньюя. Несмотря на то, что ночью прибыли ещё двести кангюйцев, больше подкрепления ждать было неоткуда. Лули-князь Тай Син доложил Чжи Чжи, что через день в город прибудут три тысячи воинов и ещё тысяча женщин с детьми. Плюс у них были четыреста пехотинцев Лация. Это всё. Один из князей предложил отступить, пока не поздно.

– Куда? Куда отступать, скажи?! – неожиданно взорвался Чжи Чжи. – Где все твои стада?

– Стоят в низовьях реки. Полдня пути отсюда, – пробормотал князь.

– У остальных тоже там. А ты хочешь идти на север. Куда ты их погонишь? Даже если сегодня выйти, за три дня стада не отогнать. Да и куда гнать? Остатки усуней и даваней только и ждут нас в лесах! Они перебьют нас по ночам. Будут нападать из кустов. А их города мы все сожгли. Травы там сейчас нет. Конец лета. Скоро начнутся дожди. Без травы и запасов там смерть. До самого Кангюя нет ни одного места, где остановиться. Мы там всё выжгли.

– Ну, можно пойти в Кангюй, – пробормотал расстроенный князь.

– Догонят быстрей, – коротко ответил вместо шаньюя хмурый Тай Син. – С повозками и стадами будем плестись, как овцы. А без них – не дойдёшь.

– Значит… остаёмся?.. – дрогнувшим от страха голосом спросил другой военачальник. Все нахмурились и замолчали. В воздухе повисло гнетущее молчание.

– Да, остаёмся. Попробуем предложить им золото. Отдадим всё, что есть. Лишь бы ушли. Или… – он не договорил, но все и так поняли, что в противном случае останется только сражаться до конца.

Глава 40

Чоу Ли сидела вместе с Саэт и её детьми у огня, готовя еду с какими-то пахучими травами. Лаций уже знал, что будет представлять собой эта жидкая каша из риса и кусочков жира, и поморщился. Но выбора не было. Надо было есть. Павел Домициан, как всегда, что-то рассказывал детям, а Чоу впервые за долгое время сидела, обняв колени, и ничего не делала.

– Жиан ши джэн5353
  Будет война (кит.).


[Закрыть]? – спросила она, бросив короткий взгляд на Павла Домициана, который один из всех вокруг мог её услышать.

– Во бу джидао5454
  Не знаю (кит.).


[Закрыть], – машинально ответил Лаций, но потом понял, что она спросила это неспроста. – Ни джидао ма5555
  Ты что-то знаешь (кит.).


[Закрыть]? – насторожился он.

– Ксюдоу джаньши. Йинггай тчи5656
  Много солдат. Надо уходить (кит.).


[Закрыть], – таким же безразличным тоном произнесла Чоу, как будто рассказывала ему, что варится в котле. Лаций замер. Усталость как рукой сняло. Надо было что-то срочно ответить, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Вомэн лай танхуа ба5757
  Давай поговорим (кит.).


[Закрыть], – тщательно произнося слова, сказал он. – Дан ксиан тшитан5858
  Но сначала поедим (кит.).


[Закрыть].

– Хао5959
  Хорошо (кит.).


[Закрыть], – кивнула она и отвернулась, бормоча что-то себе под нос, как будто была недовольна приготовленной похлёбкой.

Когда все наелись и разлеглись по местам, они вышли из дома и отошли к краю дома. Ночь была тёмная, луна спряталась за облаками и вокруг ничего не было видно.

– Ты что-то знаешь? – в голосе Лация прозвучала тревога, но он и не пытался её скрывать.

– Их много. Очень много. Здесь оставаться нельзя. Всех убьют. У них железные стрелы и нугонги6060
  Нугонг – арбалет (кит.).


[Закрыть].

– Да?.. – в памяти сразу всплыли старые воспоминания. Год назад после набега на одно южное племя сын Чжи Чжи привёз в кочевье арбалеты. Тогда хунну посмеялись над ними, потому что стрелять из них, сидя на лошади, было невозможно. Стрелы казались тяжёлыми и делать их было негде. Тем более, что натянуть тетиву можно было только двумя руками, сидя на земле. Лаций выпросил у Угэдэ тогда один арбалет и пробовал стрелять на мельнице. Его поразила пробивная сила железных стрел, но со временем стрелы растерялись, спуск сломался, а арбалет потерялся за ненадобностью. – Но откуда ты это знаешь? – спросил он.

– Птичка принесла мне слова сестры, – улыбнулась она. Этот ответ удивил его, потому что до этого Чоу никогда не говорила, что у неё есть сестра.

– Сестра? Но ты же…

– Плохо будет. Поверь мне. Ты не сделал мне зла. Я помогу тебе, – она сложила руки на груди и поёжилась от ночной прохлады. Лаций прикинул в голове, что от дальнего холма за рекой до крепости полдня пути.

– Ты хочешь мне помочь?

– Да. Завтра они придут к тому холму.

– У Чжи Чжи есть конница, есть крепость, защита. Кангюйцы будут отгонять их, – сам не веря в свои слова, зачем-то произнёс Лаций.

– Кангюй – нет. Кангюй уйдёт. Они не помогут Чжи Чжи.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Надо уходить. Поверь мне! Сегодня ночью. Завтра будет поздно, – в её голосе была такая уверенность, что Лаций сразу понял, что это правда. За те годы, которые они прожили рядом, между ними существовало негласное соглашение, что Лаций не пытается вести себя с ней как с рабыней и не будет принуждать к рождению детей, а она будет помогать ему в общении с ханьцами и хунну, которых знала намного лучше, чем он. При этом её поведение всегда было предупредительно вежливым и даже преднамеренно покорным. Поэтому все искренне считали, что Лаций действительно использует её как рабыню. Но сейчас перед ним стояла решительная и стойкая женщина, не уступающая по силе духа ему самому. Лаций был немного обескуражен, но опыт помог ему взять себя в руки.

– Я не пойду, – покачал он головой, и Чоу поняла, что второй раз спрашивать не надо. Лаций вдруг почувствовал, что это будет его последнее сражение и он умрёт именно здесь, на краю земли, вдалеке от родного Рима. Эта мысль промелькнула в голове, не вызвав ни сожаления, ни радости. В душе царило странное безразличие. – Мне уже много лет. Я мечтал вернуться в Рим. Но, видимо, боги против моего возвращения…

– Идём со мной. Я помогу тебе спастись. На юге есть море. Ты сможешь добраться до Индии.

– Нет, не могу, – что-то в душе мешало ему даже представить себе такое спасение. – Если можешь, возьми с собой Саэт и детей. Может, они выживут.

– Хорошо. Пусть со мной идёт слепой. Он говорит на нашем языке. Это им поможет.

– Я поговорю с ним, – пообещал Лаций и замолчал. Мысли крутились вокруг приближающейся армии и защиты города. Он чувствовал, что известие об их приближении в одно мгновение изменило его, заставив превратиться в прежнего расчетливого и хладнокровного воина, думающего о сражении и враге, а не о жизни и смерти. – Кто это? Император? – спросил он уже совсем другим голосом.

– Нет. Это его генерал. У императора много генералов.

– Как его зовут?

– Зачем тебе? – усмехнулась она. – Ты не знаешь его.

– И всё же…

– Его зовут Чэнь Тан. Он храбрый человек.

– Не сомневаюсь… Чэнь Тан, Чэнь Тан, – повторил он несколько раз, стараясь запомнить это имя. – Сколько с ним воинов?

– Сорок тысяч. Или сорок пять. Ещё не знаю.

– А сколько у каждого генерала воинов?

– Много. Обычно сто тысяч у каждого. Или сто пятьдесят.

– Сколько? – опешив, переспросил он. – Сто пятьдесят тысяч? У каждого генерала? А сколько генералов?

– У императора – тридцать или больше. По-разному.

– Генералов… тридцать пять? Откуда их столько?

– Империя Хань большая. Император всесилен. Когда все генералы ему подчиняются, он непобедим, – из этих слов было понятно, что внутри огромной империи, о размерах которой Лаций даже не подозревал, тоже идут междоусобные войны, но такое количество войск он не мог себе даже представить…

– Это же… тридцать или сорок раз по сто тысяч6161
  Миллион у древних римлян произносился как «десять сотен тысяч» – deies centena milia (лат.).


[Закрыть]…

– Их больше, чем птиц в небе, – не без тщеславия заметила Чоу.

– Тогда почему сейчас всего сорок тысяч? – ему показалось, что она специально преувеличивает.

– Это молодой генерал. Он сам решил пойти против хунну, чтобы отомстить за смерть посла.

– Значит, это не император идёт?

– Нет, я же сказала. Но ему нужна победа, чтобы заслужить прощение императора.

– Вот оно что… Значит, золото не поможет, – пробормотал Лаций.

– Ты хотел его подкупить? – усмехнулась она. – Ему нужна голова Чжи Чжи. Только это спасёт его от смерти, – решительно добавила Чоу.

– У них нет таранов, лошадей. Но есть короткие луки.

– Они очень сильные, – бесхитростно ответила она. – Они стреляют дальше, чем стрелы хунну. И они убьют всех. Потому что их много, – она снова говорила гордо и даже с горячностью, и сердце Лация сжалось от воспоминаний о чёрном небе под Каррами.

– Стрелы длинные?

– Нет, короткие. Но они железные. Они пробивают трёх человек. Может пробить лошадь. Стену не пробьёт.

– Да, я хорошо знаю… – Лаций вспомнил свой опыт с арбалетом и поспешил задать Чоу новые вопросы. Ему было понятно, что она говорит так открыто только потому, что уже не считает его живым. И этим надо было воспользоваться. Чоу охотно рассказывала, что знала, и вскоре ему была ясна вся картина. Они вернулись домой, Лаций разбудил Павла Домициана и Саэт, вывел их в предрассветный туман и отвёл от дома, чтобы никто не слышал их разговор. К его удивлению, они выслушали его спокойно и не стали возражать. Проводив их к рисовым заводям ханьских рабов вместе с детьми и Чоу, он вернулся в город.

К утру, когда Чжи Чжи снова собрал всех военачальников, Лаций уже знал больше, чем все они вместе взятые, но решил не рассказывать об этом. В его душе снова жил воин, и, несмотря на численное превосходство врага, он хотел попробовать остановить его. И даже победить, если помогут боги. Свой тайный план он собирался рассказать Чжи Чжи, искренне надеясь, что слова Угэдэ Суаня и Чоу Ли о сорока тысячах воинов всё-таки были преувеличением.

Глава 41

Солнце ещё только появилось над горизонтом, а в деревянном дворце шаньюя уже собрались все военачальники.

– От Модэ Сина нет никаких вестей, – осторожно произнёс один из князей. – Оттуда идти четыре-пять дней. Значит…

– Значит, он погиб, защищая нас! – глаза шаньюя вспыхнули, но вместе с яростью в них была заметна и боль.

– Нет, он не мог погибнуть, – решительно возразил Лаций, и все с удивлением повернули головы в его сторону. – Если бы он принял бой, то послал бы к тебе гонца. Сразу. У него было много всадников, а у врага – нет. Ты бы уже всё знал.

– Тогда что?

– Тогда его могло задержать только что-то очень странное. И он пытается понять, что там происходит.

– Да?.. И что же странного там может быть?

– Не знаю. Боги молчат и не дают нам знаков, – с печалью в голосе произнёс Лаций. – Но если ты хочешь послать посла для переговоров, мы могли бы поехать с твоими людьми и помочь. Может быть, Модэ Син где-то близко и ему понадобится помощь. Если у нас будут лошади, то мы сможем ему помочь, – после этого Лаций рассказал о своём плане.

– Сколько тебе надо лошадей? – сверля его взглядом, спросил шаньюй.

– Два десятка, – быстро ответил он, жалея, что среди римлян осталось слишком мало тех, кто хорошо мог держаться на лошади.

– Тай Син, дай ему хороших лошадей! Таких, как его Лионг, – всё так же хмуро приказал Чжи Чжи, и Лаций поспешил покинуть помещение, чтобы успеть обсудить свой план с товарищами. Пока отобранные двадцать воинов осматривали лошадей и проверяли оружие, он подозвал Лукро и приказал ему вывести десять повозок за первые ворота, которые выходили к реке. С самого утра все были заняты креплением дополнительных накладок на щиты. Римляне хорошо помнили парфянские стрелы, поэтому поняли слова Лация сразу. Больше уже ничего нельзя было успеть и оставалось только правильно расположить копья и подготовиться к осаде, если ханьцы откажутся вести переговоры о выкупе. Также с Лацием должен был поехать Менел. Он был опытным горнистом. У него был самый громкий рожок, который хунну когда-то привезли из Парфии, а Лаций выменял его у них на три воловьих шкуры.

Римляне провели у ворот уже довольно много времени, и Лаций даже собирался ехать к дому шаньюя, чтобы осторожно узнать, не изменились ли у того планы, когда из-за поворота, наконец, показались десять всадников хунну во главе с кутлугом в ярко-зелёном халате. Теперь можно было ехать. Вместе они покинули стены города и, переехав узкий деревянный мост у брода, разделились на две части: посол с сопровождением поехал вперёд, а римляне отстали на пятьсот шагов. Какое-то время они ехали по одной единственной дороге, которая вела к видневшимся вдалеке горам, но Лацию всё время было неспокойно. Он чувствовал опасность и старался сделать всё, чтобы избежать внезапного нападения. Для этого по обе стороны дороги были отправлены ещё четыре всадника. Они следили за окрестностями с вершин холмов. Четверо отстали от них на двести шагов и ехали попарно, чтобы не допустить нападения сзади. Но это было уже излишне, и Менел даже несколько раз пошутил, упрекнув Лация в чрезмерной бдительности.

– Ты так окружил себя охраной, как будто мы везём золотую статую Аполлона!

– Ничего, так лучше, – не обращая внимания на насмешливый тон горниста, ответил он. – Мне эта тишина не очень нравится, – при этом Лаций снова поднялся на холм и внимательно всмотрелся вдаль, стараясь разглядеть там хоть какой-то намёк на опасность. Его ужасно раздражала невероятно медленная езда хунну. Но он ничего не мог с этим поделать. Они наверняка слушались своего кутлуга, который не хотел ехать быстро – иначе ханьцы увидели бы загнанных лошадей и подумали, что они очень спешили. Это унизило бы хунну в их глазах. Более того, они приказали Лацию следовать на значительном расстоянии сзади, чтобы не создавалось впечатление, что они чего-то боятся.

Неожиданно ехавшая впереди двойка остановилась, и один из всадников поскакал назад. Подъехав к Лацию, он сказал, что хунну встретились с какими-то всадниками, похожими на отряд сына Чжи Чжи. Лаций приказал остановиться, а сам с Менелом поднялся на холм, чтобы посмотреть, что там происходит. Он видел, что кутлуг в зелёном халате разговаривает с каким-то воином, который, судя по жестам, был очень раздражён. Тот очень напоминал Модэ Сина. В этот момент его внимание привлекло какое-то движение сбоку. Лаций отвёл взгляд в сторону. Солнце хорошо освещало холмы и ровную часть дороги, где в тысяче шагов от места встречи кочевников появились люди в красно-бурых нагрудниках. С вершины их было хорошо видно, и вскоре они должны были приблизиться к тому месту, где ожесточённо спорили Модэ Син и кутлуг Чжи Чжи. Лаций видел, как отряд Модэ Сина разделился на две части и рассредоточился на вершинах холмов по обе стороны дороги. Всадники хунну старались передвигаться между кустарников и деревьев таким образом, чтобы их не было заметно снизу. Римляне пока стояли на месте, в двухстах шагах позади них. Лаций решил пока остаться на вершине холма, чтобы видеть, как поступят воины Модэ Сина и посланник шаньюя.

Время тянулось ужасно медленно. Казалось, что прошли целые сутки, хотя солнце в небе почти не сдвинулось с места. Жара стояла такая же страшная, как и шестнадцать лет назад в пустыне под Каррами… Это сравнение показалось Лацию зловещим. Однако сердце стучало ровно, и в душе волнения не было. За холмом шли переговоры – посол пытался купить свободу за золото. Как всё это происходило в подробностях, он узнал гораздо позже, но когда хунну на холмах вдруг сорвались с места и рванулись по дороге назад, увлекая за собой кучи пыли и сухих кустарников, Лаций понял, что что-то пошло не так. Он бросил взгляд вдаль, туда, где впервые заметил движение вражеских войск. Они по-прежнему двигались вдоль холмов! Неужели их было так много? Однако теперь часть из них повернула и стала уходить в сторону, на старую дорогу по руслу давно высохшей маленькой реки. Так они могли выйти к реке Талас, ниже брода, прямо к рисовым полям, где можно было воспользоваться небольшим мостом и брёвнами. Если им это удастся, то к вечеру они смогут подойти к городу, но уже с другой стороны, откуда хунну их совсем не ждали. Было видно, что эту часть войска противника вёл очень опытный проводник.

Хунну промчались по дороге мимо римлян, и Менел, заметив движение Лация, поднёс рожок к губам. Кочевники неслись обратно к реке, пригнувшись к гривам своих лохматых лошадей. С такой скоростью они могли добраться туда задолго до заката. Почти вся сотня проскакала в клубах пыли и скрылась вдали, а через какое-то время из-за поворота стали медленно появляться первые ряды ханьских воинов.

– Разделиться! – прозвучал первый приказ Лация. – Подняться на склоны! – звонкие короткие переливы разрезали жаркую, тяжёлую тишину и, наверняка, были слышны даже за холмом, но, как оказалось, там на них не обратили никакого внимания. Рассматривать противника уже не было времени. Раз посланник в зелёном халате не вернулся, значит, план Чжи Чжи не удался, как и говорила Чоу Ли. – Труби отступление! – громко приказал Лаций и развернул коня. – Будем двигаться поверху! – он тронул Лионга и развернулся. С ним было всего восемь человек. Ещё двенадцать двигались по другому склону, и враг пока ничего о них не знал. Они могли легко ускакать от пешего противника благодаря лошадям. Но тут произошло непредвиденное.

Проехав около двухсот шагов, Лаций заметил впереди красно-бурые фигуры. Перед этим он всё время оборачивался и следил за теми пехотинцами, которые шли по дороге, и не ожидал увидеть кого-то из них здесь. Ведь они только что были сзади! Неужели это были другие отряды? Так быстро? Получалось, что противник обогнул холмы с двух сторон и теперь римляне оказались на холме в окружении, между их отрядами. Дальше двигаться было опасно и неудобно – мешали кусты. Лаций решил вернуться на дорогу. Там внизу виднелся передовой отряд вражеских воинов с копьями, и на этих копьях были насажены чьи-то головы. Значит, посол шаньюя был мёртв. Римлянам оставалось проехать сотню шагов и они бы оказались на дороге, как внезапно из-за высокого кустарника появились несколько всадников. Они сидели на стройных лошадях с крепкими, широким ногами, которые у самых копыт были покрашены белым цветом. Гривы у лошадей были заплетены в косички и заканчивались вверху собранной в пучок чёлкой. Тёмно-коричневые нагрудники были видны теперь намного лучше. На них были прикреплены квадратные пластинки, и издалека они напоминали черепаху. У одного из всадников на груди был цветной рисунок, а на плечах – жёлтые накладки. Край халата у него был оторочен красной лентой, из-под него виднелись штаны ярко-голубого цвета, а не чёрного, как у остальных воинов. Лаций сразу понял, что это были разведчики или даже какие-то военачальники. Как только их лошади появились из-за кустов, он уже принял решение.

– Держись рядом! – коротко бросил он Менелу, не сдерживая своего коня и продолжая двигаться на внезапно остановившихся ханьцев. Те замерли, и на их лицах отразилось искреннее удивление. Расстояние медленно сокращалось. До них оставалось не более десяти шагов. Надо было воспользоваться этой неожиданностью. – Ни хао! Же тьяо лу тонг дао хе бьян6262
  Здравствуй! Эта дорога ведёт к реке (кит.).


[Закрыть], – произнёс Лаций, обращаясь к главному всаднику. Тот не ответил. Он повторил последнюю фразу, не меняя интонации.

– Ты кто?! – раздалось в ответ.

Лаций в душе поблагодарил богов за такой короткий вопрос. Больше всего он боялся, что его не поймут, но теперь видел, что Чоу Ли и старый мельник не зря хвалили его в последнее время.

– Меня зовут Лаций. А тебя?

– Цзи Юи.

– Куда вы идёте, Цзи Юи?

– К реке, – коротко ответил тот.

– Цзи Юи, дорога идёт к реке. Там город, – Лаций кивнул головой в сторону поворота. Его слова повторяли только то, что говорил этот китаец, и смысла в них было никакого. Но они были понятны этому человеку, а это было самое главное. Чоу Ли говорила, что хороший собеседник всегда повторяет слова того, с кем разговаривает, если не хочет испортить беседу и не хочет показаться невежливым. – Река очень близко. Идите туда! – ещё раз повторил он и указал вниз, на дорогу, где их возвращения ждали пехотинцы.

Цзи Юи сделал знак рукой, и его всадники последовали за ним. Через несколько шагов он замотал головой, как будто старался отогнать от себя назойливых мух, и резко повернул голову назад. Два странных всадника по-прежнему стояли на вершине холма и смотрели ему вслед. Тот, что говорил с ним, поднял руку и повторил:

– Идите туда!

Они медленно спустились по склону вниз. По дороге все воины постоянно оглядывались назад. Но белокожий большой всадник на красивом коне оставался на месте. Он держал руку вытянутой вперёд и не шевелился.

Неясные сомнения ещё терзали Цзи Юи, но два белолицых всадника действительно существовали и тот, у которого был красный плащ, на самом деле говорил с ним. Откуда он был? Из какой провинции? Как его звали?.. Цзи Юи напрягся, стараясь припомнить его имя. Лао Цзи, Ла Ци, Ла Дзы… Память отказывалась точно воспроизвести это слово. Он медленно приблизился к ожидавшим его воинам и отдал команду: