Текст книги "1185 год"

Сразу после свадьбы состоялся рыцарский турнир, на котором Ричарду удалось всех победить. Это еще более улучшило его настроение. Поражений он не выносил. Одной из причин его ненависти к Танкреду и мессинцам было то, что один из сицилийских рыцарей не дал свалить себя с коня и даже заставил Ричарда признать поражение.

Еще раз удача улыбнулось Ричарду, когда в плен к нему попала любимая дочь Исаака. Император Кипра был сломлен и смиренно приехал к Ричарду просить мира и возвращения дочери.

Два дня тянулись переговоры. Исаак соглашался не только оплатить Ричарду расходы на войну, но и дать ему отряд вспомогательных войск. Но неожиданно Исаак глубокой ночью бежал в Фамагусту. Хронисты глухо говорят, что он опасался покушения. Наверное, у него были основания не доверять Ричарду и Гвидо.

Ричард изобразил страшный гнев, обвинил Исаака в нарушении клятвы и погнался за ним. Гвидо Лузиньян не отставал от нового друга ни на шаг.

Последующие события дают основания утверждать, что к тому времени судьба Исаака была решена: Ричард и Гвидо договорились оставить Кипр за собой. Они разбили отряды Исаака, тот бежал в замок святого Андрея на северо-востоке острова, на длинном и узком, как игла, полуострове.

Но тут Ричард заболел дизентерией. Пока он отлеживался в Никозии, его армию возглавил Гвидо Лузиньян. Он захватил последние крепости Исаака, и 31 мая тот был вынужден сдаться.

Пленного императора привезли в Никозию, где его принял Ричард. Император пожаловался, что ему тяжело таскать железные цепи, в которые его заковал Лузиньян. Ричард, склонный к красивым жестам, приказал тут же выковать серебряные цепи, достойные императора, а затем передал пленника Лузиньяну. Гвидо отвез Исаака в Палестину, и остаток жизни тот провел в одном из рыцарских замков.

Во всех городах и крепостях острова Ричард разместил гарнизоны, раздал часть земель в лен тем из своих рыцарей, которые изъявили желание поселиться на благодатном острове, и 5 июня отплыл в Сирию. Через три дня английский флот подошел к Акке. Ричарда встречал на берегу король Филипп. Он первым поздравил Беренгарию со счастливым браком. Об Алисе не было сказано ни слова[30]30
  Сестрам Филиппа не везло. Старшая, выйдя замуж за английского принца Генриха, рано овдовела, Алиса, не став женой Ричарда, оказалась любовницей его отца, а Агнесса (Анна) была обесчещена в Византии.


[Закрыть].

В перенаселенном лагере под Аккой собрались три короля, австрийский герцог и немалое число князей, графов и баронов, включая таких крупных феодалов, как Генрих Шампанский. Каждый преследовал свои цели, и освобождение Иерусалима постепенно отступало на второй план.

Все руководители похода в той или иной мере участвовали в драке за иерусалимский трон. Как и следовало ожидать, Леопольд Австрийский и Филипп поддерживали Конрада Монферратского, Ричард – Гвидо Лузиньяна.

Первая ссора между Ричардом и Филиппом произошла буквально через несколько дней после прибытия английского короля. Филипп потребовал, чтобы во исполнение договора Ричард отдал ему половину Кипра и половину добычи, там захваченной. Ричард отвечал, что согласен на это, но если уж делить все, то он желал бы получить половину земель только что умершего в лагере графа Фландрского. Разумеется, спор зашел в тупик.

К тому же Ричард восстановил против себя прижимистого Филиппа тем, что, когда французский король решил платить по тридцать золотых тем рыцарям, которые согласились перейти к нему на службу («бесхозных» рыцарей, сюзерены которых умерли или уехали, в лагере скопилось немало), англичанин объявил, что он заплатит им по сорок золотых.

Для рядовых крестоносцев Ричард стал, без сомнения, вождем похода. Он был славным рыцарем, известным всей Европе, он был великолепен, когда появлялся перед строем на белом коне, – золотые кудри развевались под горячим ветром. Он всюду успевал, всех подбадривал, для каждого находил доброе слово, но был беспощаден к трусам и мародерам. Ричард был полон презрения к руководителям похода, которые умудрились просидеть под Аккой два года и ничего не добиться. И среди десятков тысяч солдат и рыцарей распространилась уверенность, что с приездом Ричарда все изменится, что конец мучениям близок и путь на Иерусалим будет наконец открыт.

Когда же через несколько дней после прибытия Ричард вновь свалился от дизентерии, слухи, один тревожнее другого, потекли по лагерю. Словно по мановению руки все приготовления к штурму прекратились. Будто рок довлел над походом. Как только у крестоносцев появлялся настоящий вождь, его тут же уносила смерть. Погиб Фридрих, умер герцог Швабский, и вот теперь умирает Ричард Львиное Сердце.

Искренне надеясь, что судьба скоро избавит их от Ричарда, Филипп и Конрад Монферратский вели себя так, словно он уже в могиле.

И вдруг через две недели из палатки вышел король Ричард, похудевший, осунувшийся, но здоровый. Когда он ехал по лагерю, воздух дрожал от приветственных криков. Из-за пологов шатров выглядывали кислые лица командиров крестоносного войска.

Вскоре, восстановив осадные башни и сделав несколько подкопов, крестоносцы снова пошли на штурм Акки. На этот раз положение изменилось в их пользу. И не только потому, что Ричард умел выигрывать битвы. Армия Салах ад-Дина была ослаблена и по сравнению с крестоносцами, в число которых влилось несколько тысяч новых бойцов, менее многочисленна. Гарнизон крепости был готов к сдаче, и лишь страх перед гибелью в плену удерживал людей.

Штурм продолжался непрерывно несколько дней. Ричард Львиное Сердце с утра до вечера находился в передних рядах. Он был словно заколдован – ни одна стрела не могла его поразить. Салах ад-Дин прилагал отчаянные усилия, чтобы удержать Акку. Почти каждый день его отряды нападали на лагерь крестоносцев, но прорваться к крепости так и не смогли.

Осажденным удалось сжечь все осадные башни, подкопы же оказались эффективными, да и тараны крушили одряхлевшие за два года штурмов стены. В крепости, уже несколько недель отрезанной от моря и армии Салах ад-Дина, начался голод.

Наконец комендант крепости вышел к крестоносцам и предложил сдать Акку на тех же условиях, на которых она сдалась мусульманам четыре года назад: ее защитники получают свободный выход.

Король Филипп, который председательствовал на этих переговорах, от имени крестоносцев заявил, что такие мягкие условия его не устраивают. Он пригрозил беспощадным истреблением гарнизона, если крестоносцам не будет возвращен Иерусалим и все пленные христиане не будут выпущены на свободу.

Переговоры были прерваны, и штурм возобновился. Уже пали основные башни города, и бой шел в проломах стен. Ричард по-прежнему сражался впереди. Это был его город. Он спешил захватить Акку до того, как французский король договорится с комендантом. Тогда он, Ричард, будет решать, что делать с городом.

Но Филипп понял, что, ставя слишком жесткие условия, он отдает город в руки Ричарда. И пока на стенах шел бой, Филипп заключил с комендантом договор, по которому мусульмане возвращают Святой крест и тысячу шестьсот пленных рыцарей и платят двести тысяч золотых контрибуции в обмен на свободный выход гарнизона из крепости.

Этот договор застал врасплох и Ричарда, и Салах ад-Дина. Но Салах ад-Дин согласился с договором, выполнить условия которого ему было нелегко, особенно в отношении контрибуции и креста, уничтоженного, по-видимому, в Тивериадской битве.

Ричард же пришел в ярость. Он был так взбешен, что, увидев на стене знамя Леопольда Австрийского, кинулся туда, сорвал его и сбросил в грязь. Это оскорбление, незаслуженно нанесенное австрийскому знамени на виду у всей армии, ему дорого обойдется.

День 11 июля 1191 года завершился пьяными песнями, грабежом города и ссорами королей, которые никак не могли поделить добычу.

Теперь следовало идти на Иерусалим.

Но сначала предстояло решить спор между Конрадом и королем Гвидо. После отчаянной грызни было достигнуто соглашение: Гвидо до конца жизни останется королем Иерусалима, Конрад ему наследует. А пока Конраду отходят Тир, Бейрут и Сидон, тогда как Яффу получает брат Гвидо. Никому не нужный и никого не удовлетворивший раздел отражал неустойчивый баланс сил среди крестоносцев. Кстати, большинство этих городов находилось в руках Салах ад-Дина.

Ричард был героем войска. Это никак не устраивало французского короля. Он понимал, что Ричард, боготворимый воинами и купающийся в лучах славы, будет все более оттирать его от руководства походом. Дальнейшее пребывание Филиппа в лагере крестоносцев было чревато лишь унижениями. Изменить положение он был бессилен – на поле боя он не мог да и не хотел тягаться с Ричардом. Он был королем, а не солдатом. Значит, отыграться он мог только в Европе. Пока Ричард занят в Палестине.

И через месяц после взятия Акки Филипп занемог.

Он не выходил из шатра, а его приближенные распространяли слухи, что король получает с родины письма, которые зовут его вернуться, но, верный христианскому долгу, Филипп предпочитает умереть в Палестине. Тем временем втайне от Ричарда Филипп вел приготовления к отплытию. Говорят, что Ричард узнал о его отъезде в Европу, когда король уже взошел на корабль. Филипп взял с собой большую и лучшую часть армии, оставив в Палестине лишь десять тысяч человек. Командовавший ими герцог Бургундский саботировал все решения английского короля и сочинял о нем насмешливые стихи. Правда, Ричард, который был не лишен поэтического дара, отвечал тем же.

Отъезд Филиппа встревожил Ричарда, потому что он понимал: соперник нападет на французские владения Англии. Джону Ричард не доверял, мать была стара. Но великая миссия освободителя Иерусалима все еще вела его к новым подвигам. На это король Филипп и рассчитывал.

Правда, Ричард стал торопиться, нервничать. Если в первое время он изображал из себя истинного рыцаря, то в раздраженном состоянии совершил поступок не только отвратительный, но и чреватый бедой для крестоносного дела.

Когда миновал срок выплаты контрибуции и возвращения пленных, а Салах ад-Дин все тянул время, Ричард созвал тайный совет и, сломив сопротивление баронов, провел решение казнить всех пленных, захваченных в Акке. Их было около трех тысяч.

Наутро в долину перед воротами Акки вывели толпу связанных пленников. Их окружили солдаты, и началось побоище. Приказано было обезглавить всех мусульман, но задача оказалась палачам не по плечу – в массе человеческих тел мечи застревали, и пленники валили на землю палачей. Тогда солдаты отошли назад и, опустив копья, бросились на толпу. Полдня продолжалось избиение, прежде чем был убит последний пленник. Громадная гора трупов осталась на пропитанной кровью земле.

Известие об этом злодеянии разнеслось по всем странам Востока.

Салах ад-Дин доказывал другим мусульманским государям, что крестоносцы беспощадные звери, не знающие чести. Избиение пленных тому свидетельство. Оно испугало тех эмиров, которые за два года уверились в том, что крестоносцы не опасны. По призыву багдадского халифа государи мусульманского мира начали присылать Салах ад-Дину подкрепления и деньги.

Вторым следствием избиения стала гибель большинства христианских пленников, захваченных мусульманами. Произошли погромы среди христиан в мусульманских городах и деревнях.

Узнав о казни пленных, Филипп, который уже добрался до Италии, облегченно вздохнул. Его соперник делал все, чтобы проиграть войну. Филипп договорился с сыном Барбароссы – германским императором Генрихом, который покорял свои итальянские владения, о союзе против Ричарда.

Как утверждает хронист, «французский король добился от римского императора[31]31
  Имеется в виду император Священной Римской империи.


[Закрыть] обещания, что он возьмет в плен английского короля, если тот будет возвращаться из Палестины через подвластные императору земли».

Крестовый поход был еще в самом разгаре, но предусмотрительные политики принимали меры к тому, чтобы извлечь выгоду из его неизбежного провала.

Из Италии Филипп поспешил во Францию. Его гонцы мчались в Англию с письмами к принцу Джону. Король французский торопил Джона захватить престол.

В разгар лета 1191 года армия крестоносцев наконец двинулась в поход на Иерусалим. Путь к нему лежал по берегу моря, через горные перевалы. До Яффы, откуда можно было повернуть в глубь страны, к Иерусалиму, было около двухсот километров.

Днем люди страдали от жары и нехватки воды, ночью мерзли. То и дело налетали отряды сарацин, убивая отставших и грабя обозы.

Измученная армия перевалила через холмы и вышла в долину у городка Арсуф. Здесь Салах ад-Дин дал Ричарду битву. Об этой битве много и подробно пишут летописцы. Армия Салах ад-Дина превосходила крестоносную числом, зато у Ричарда было превосходство в тяжелой коннице. Сам он несколько часов не сходил с коня, рубясь в самых горячих точках, и, даже когда французы побежали, сумел удержать фронт. Салах ад-Дину пришлось отступить. Однако победа Ричарда, в сущности, ничего не решала. Салах ад-Дин сохранил армию, крестоносцы же понесли немалый урон. Подкрепления к ним перестали подходить – для Европы крестовый поход завершился, и тратить средства для вящей славы Ричарда никто не хотел.

Салах ад-Дин, понимая, что Яффа, к которой стремились теперь крестоносцы, вряд ли выдержит длительный штурм, перешел к тактике выжженной земли: стены Яффы были снесены, все, чем можно поживиться, было унесено из города. Никакой добычи крестоносцам не досталось. Они начали восстанавливать стены города, чтобы сделать его базой для похода на Иерусалим. На это ушло еще несколько недель.

Наступила зима, связь по морю стала ненадежной. Армия устала, и, когда Ричард все же повернул войско к Иерусалиму, все князья взбунтовались. Они считали, что идти в глубь вражеской территории с усталой армией, которую некому снабжать, безумие.

В решении баронов был смысл. Войско могло погибнуть. Но главной целью местных владетелей было восстановить свою власть на побережье, вернуть порты. Иерусалим можно было взять, но куда труднее сохранить. Не сегодня завтра Ричард и последние европейские крестоносцы уплывут. Останется опустошенная войной земля. Сильно поредевшая армия сможет удерживать прибрежные города, но не земли вдали от моря.

Как ни сопротивлялся Ричард общему решению князей, его заставили идти дальше по берегу, к Аскалону.

Аскалон также был разрушен Салах ад-Дином. Всю весну восстанавливали его стены. Здесь произошла последняя ссора с Леопольдом Австрийским, который отказался участвовать в строительных работах. Некоторые хронисты утверждают, что Ричард ударил герцога. После этого Леопольд со своим отрядом отплыл в Европу, кипя желанием отомстить Ричарду.

Но Ричард не сдался. Когда наступило лето 1192 года, он все же уговорил баронов сделать еще одну попытку овладеть Иерусалимом. На этот раз армия дошла до Вифлеема. Но здесь удар Ричарду нанес герцог Бургундский, который командовал французским отрядом. Он отказался идти дальше и повернул обратно. Даже Ричарду было понятно, что взять Иерусалим с одним английским отрядом он не сумеет. И он в печали повернул назад. Рассказывают, что его догнал один молодой рыцарь и сказал, что, если взобраться на недалекую гору, можно увидеть Иерусалим. Ричард грустно ответил: «Недостойные отвоевать святой город недостойны смотреть на него».

Дело жизни Ричарда рухнуло. В общей сложности он потратил на крестовый поход около трех лет и не извлек никаких политических выгод. Правда, завоевал репутацию самого отважного рыцаря в мире. В этом не сомневались ни крестоносцы, ни мусульмане. Даже Салах ад-Дин, который назвал как-то Ричарда «великим мальчиком», испытывал к нему уважение. После гибели в бою любимого коня Ричарда Салах ад-Дин прислал ему своего скакуна.

Раз уж эпопея подходила к концу, ее участники старались забыть об Иерусалиме и уладить собственные дела. Конрад Монферратский вступил в тайные переговоры с Салах ад-Дином. В обмен на прибрежные города он отказался от притязаний на Иерусалим.

В Яффе произошла кровавая резня между генуэзцами и пизанцами – конкуренты делили сферы влияния.

Сам Ричард начал переговоры с братом Салах ад-Дина, предложив ему в жены свою сестру Иоанну при условии, что Салах ад-Дин передаст им во владение Иерусалим – и тот станет своего рода мусульмано-христианским городом. Но этот план был встречен в штыки как христианскими епископами, так и мусульманами.

Наконец, когда уже все военные средства были исчерпаны, Ричард понял, что, оставаясь в Святой земле, он лишь рискует потерять трон.

Он отправил посольство к Салах ад-Дину, которое подписало перемирие. По договору за крестоносцами сохранялась прибрежная полоса от Тира до Яффы. Иерусалим оставался у мусульман. В течение трех лет, на которые было заключено перемирие, паломники могли посещать Иерусалим.

Во время переговоров сподвижник Ричарда Губерт Уолстер беседовал с Салах ад-Дином о Ричарде. Султан сказал англичанину, что Ричард мог бы стать великим королем, если бы не бросался очертя голову вперед, вместо того чтобы обдумывать свои поступки.

Последним делом Ричарда на Ближнем Востоке был вопрос о иерусалимской короне. Иерусалима не было, но должен был остаться верховный правитель над городами побережья. Старое соглашение о том, что Гвидо сохранит корону до конца жизни, уже никого не удовлетворяло.

При обсуждении этого вопроса Ричард вел себя странно. Когда все члены совета высказались за кандидатуру Конрада Монферратского, он вдруг переменил свою позицию, согласился с баронами и сам отправил посла в Тир к Конраду, чтобы сообщить об избрании его королем.

Вернее всего, Ричард понимал, что с его отъездом Гвидо престол не удержит.

Гвидо уплыл на Кипр, который Ричард еще раньше продал тамплиерам. Но тамплиеры вели себя так неразумно и жестоко, что киприоты восстали. Чтобы как-то примирить врагов, Гвидо по настоянию Ричарда признали королем острова.

Через несколько дней после решения совета баронов, 28 апреля 1192 года, когда новый король Иерусалимский Конрад ехал по улице Тира, два бедно одетых человека бросились к нему с обнаженными кинжалами. Убийцы были исмаилитами.

Очевидно, Конрад был убит за то, что незадолго перед этим захватил принадлежавший исмаилитам корабль и перебил его команду.

Но молва испортила Ричарду последние месяцы жизни в Святой земле. Подозревали, что за убийством короля стоял он сам. В Европе эти слухи распространял Филипп. Он даже окружил себя стеной стражи, потому что, по его словам, Ричард уже послал ассасинов в Париж, чтобы покончить с ним. Это был пропагандистский ход, направленный на то, чтобы дискредитировать английского короля. Желавшие верить в это верили.

В последние месяцы перед отъездом Ричард готовился к новому, так и не состоявшемуся походу на Иерусалим, отвоевывал Яффу, которую снова захватили сарацины, совершил массу рыцарских подвигов, и оставшиеся крестоносцы провожали его со слезами и стенаниями. Многие входили в воду, простирая руки вслед его кораблю. Ричард стоял на корме, подняв руки. Он тоже плакал.

Третий крестовый поход завершился неудачей, и хотя христиане сохранили некоторые позиции в Палестине, их владычество в тех краях клонилось к закату.

Результатом этой неудачи стало и обострение ситуации в Европе – к противоречиям политическим прибавилась еще и личная вражда государей, перегрызшихся за время похода. И особую ненависть вызывал Ричард Львиное Сердце. Все без исключения соратники Ричарда по походу молили Бога о его скорой гибели и вынашивали планы мести. Ричард, разумеется, знал об этом, но, как говорил Салах-ад-Дин, у него был недостаток: он бросался в дело, не обдумав последствий. Так и случилось, когда он последним из королей покинул берега Палестины.

Возвращение через Францию было исключено – там его поджидал Филипп. Ричард решил ехать через Германию, полагая, что сможет обмануть германских властителей или воспользоваться междоусобицами.

В Палестине он расстался с женой, которая в сопровождении Иоанны отправилась в Италию, чтобы оттуда проехать во французские владения Плантагенетов. Ричард считал, что женщинам ничего не грозит.

Сам же он доплыл до берегов Истрии и, переодевшись пилигримом, в сопровождении одного лишь слуги отправился на родину через владения Леопольда Австрийского, который стал его злейшим врагом. План был безрассудным, так как принять громадного золотоволосого рыцаря за пилигрима можно было, лишь ослепнув.

Тем не менее Ричард добрался до Вены, миновал ее пригороды… и исчез.

Прошло несколько месяцев. Никаких слухов о том, где он, не доносилось до Англии. Принц Джон связался с французским королем и предложил ему любые деньги за то, чтобы его брата, если он попал в руки кого-то из немецких магнатов, прикончили. Филипп с радостью помог бы в этом деле, но судьба Ричарда оставалась тайной и для него.

Тем временем Беренгария и Иоанна добрались до Рима. Молодые женщины после долгих месяцев лишений очутились в городе, полном соблазнов. Неудивительно, что они задержались там, делая покупки. С утра к их дому съезжались торговцы тканями и украшениями, портные и ювелиры ждали в прихожей.

Молодые королевы побывали и на базарах Рима. И вот в одной лавке среди платьев, плащей и прочих вещей Беренгария увидела широкую синюю бархатную перевязь для меча, на которой золотом были вышиты инициалы Ричарда. Эту перевязь она тысячу раз видела на своем муже, он никогда с ней не расставался. Торговец ничего не мог рассказать испуганной королеве, и женщины решили, что корабль, на котором плыл Ричард, утонул, а перевязь снята с тела, выброшенного на берег. В горе сестра и жена Ричарда покинули Рим и отправились дальше на запад.

…А Ричард в это время томился в тюремной башне.

Его схватили неподалеку от Вены. Несколько дней король сидел в венской тюрьме, а затем Леопольд Австрийский приказал отправить его в один из дальних замков и содержать так, чтобы никто на свете не знал, где находится Ричард.

Но, несмотря на все предосторожности, слух о том, что герой крестового похода заточен в темницу, распространился по всей Европе.

Императору Генриху, хотя и с опозданием, о пленении Ричарда доложил сам Леопольд. Тот через некоторое время поставил в известность Филиппа. Филипп – Джона. Наконец узнала об этом и Элеонора Аквитанская. Она начала действовать.

Элеонора засыпала всю Европу посланиями, требуя, чтобы сына отпустили. Она посылала письма и папе римскому, подписывая их своеобразно: не «Божьей милостью королева Англии», а «Божьей яростью королева». Буря бушевала в Англии. Ричард был героем, Ричард был предательски схвачен.

Государственный совет заседал круглые сутки, англичане готовы были объявить Священной Римской империи войну. Даже Джон оробел и делал вид, что не менее прочих страдает за брата, в то же время тайно требуя от Филиппа, чтобы Ричарда скорее зарезали.

Но Леопольд не решался убить Ричарда. Коли вина за это падет на него, надо найти формальное оправдание убийству. Он передал Ричарда германскому императору, чтобы тот провел над ним суд. Узнав об этом, но не будучи в отличие от Леопольда уверенным в исходе суда, Филипп предложил императору громадную сумму за пленника, поклявшись, что, если Ричард попадет к нему, он уже никогда не увидит солнца. Император колебался. Он все еще официально не признавал, что Ричард его пленник, и не спешил назначить судей. Интересы германского императора и Филиппа далеко не во всем совпадали.

Филипп предложил Джону немедленно захватить престол, обещая за это свою дружбу и руку несчастной Алисы. Несмотря на то что Джон был уже женат на дочери графа Глостера, государственные мужи решили, что это не препятствие. Так как переписка между заговорщиками шла через тайных агентов, что было не очень удобно, Филипп предложил Джону приехать в Париж, рассчитывая, что там он убедит нерешительного принца. Но как только Джон собрался во Францию, заявив, что хочет осмотреть свои владения, Элеонора, подозревавшая младшего сына в предательстве, собрала государственный совет, который постановил, чтобы Джон оставался дома. К тому же она закатила будущему королю грандиозный скандал, и тот, боявшийся матери больше всех королей земли, во Францию не поехал.

Филипп собрал армию и бросил ее на завоевание Нормандии. Замок за замком, город за городом сдавались ему. Если бы с таким же упорством он сражался в Палестине, он не только бы взял Иерусалим, но дошел бы до Багдада.

Когда весть о том, что Филипп в согласии с Джоном завоевывает Нормандию, донеслась до Ричарда, он сказал своему тюремщику: «Мой братец Джон не создан для того, чтобы покорять королевства».

К тому времени в Англию возвратились ветераны крестового похода, верные сторонники Ричарда. Элеонора тут же послала их в Нормандию. Поэтому после первых успехов французов война в Нормандии приняла затяжной характер. В конце концов сопротивление нормандцев и английских крестоносцев заставило Филиппа отступить. Эта неудача срывала планы Джона, многие тайные союзники которого в Англии серьезно задумались, разумно ли они избрали себе сюзерена.

С течением времени становилось все труднее скрывать пребывание Ричарда в темнице. Существует история о том, как Ричарда будто бы отыскал известный трубадур Блондель де Нель. Он шел по Германии от замка к замку, повсюду распевая романс, который когда-то они по строфе сочинили вместе с Ричардом. Трубадур пел свою строфу и ждал, не откликнется ли Ричард своей. Наконец в горах Богемии он набрел на затерянный в лесу замок, из башни которого в ответ на песню раздался знакомый голос английского короля. Вероятнее всего, это – легенда, но досконально известно, что Ричарду удалось переправить в Англию поэму собственного сочинения, в которой он оплакивал свою судьбу и рефрен которой звучал так: «Уж две зимы в оковах я». Эти строки повторяли все англичане.

Наконец германский император открыто признал, что два года держит Ричарда в заточении, и созвал верховный совет империи, на который был приведен бледный, исхудавший, но не сломленный король. Ему зачитали длинный список его преступлений, составленный лучшими законниками Германии. Ричарда обвиняли в союзе с ассасинами и убийстве Конрада Монферратского, в соглашении с Салах ад-Дином, то есть в измене христианству, в трусости и так далее. Все неудачи крестоносцев были свалены на узника.

Германский император потребовал казни английского короля. Когда дали слово Ричарду, он, к удивлению присутствующих, не стал каяться и просить снисхождения. Он произнес страстную речь, обвинив германских баронов и короля Франции в трусости, неспособности воевать, бегстве с поля боя.

Это был единственно правильный ход. Ричард понимал, что в зале собрались не только сторонники императора, но и его соперники. Электоры империи, крупнейшие ее феодалы, зачастую восставали против императора. Речь Ричарда дала им возможность не только проявить самостоятельность, но и выглядеть благородно перед христианским миром, сочувствие которого, без сомнения, было на стороне несчастного героя, предательски захваченного в плен.

Подавляющее большинство электоров империи проголосовали за оправдание Ричарда. Это был тяжелый удар не только для императора, но и для французского короля. Отныне и речи не могло быть о казни Ричарда.

Генрих, будучи разумным политиком, выразил готовность пойти на компромисс и тут же сообщил в Англию, что отпустит Ричарда за сто пятьдесят тысяч серебряных марок – невиданный выкуп.

Филипп Французский предложил императору удвоить сумму, если тот передаст Ричарда ему. Он-то устроит такой суд, который не посмеет оправдать Ричарда. Генрих не мог себе позволить пойти на это. Он был императором, а не торговцем. Тогда Филипп предложил платить двадцать тысяч марок за каждый лишний месяц заточения Ричарда. Но и на это последовал отказ.

В Англии были введены дополнительные налоги – за возвращение короля заплатил народ. Впервые в истории страны был установлен налог на землю, даже монастырям и соборам пришлось раскошелиться.

Когда деньги были собраны, Элеонора, которая никому не доверяла, сама отправилась с ними на континент. Она передала императору выкуп, но из разговора с ним поняла, что тот находится в сомнении: ему хотелось оставить себе выкуп, но не освобождать Ричарда. Поэтому королева подготовила лошадей, и когда Ричард вышел на свободу, оба они вскочили в седла и поскакали к Антверпену. Кстати, Элеоноре было тогда семьдесят три года. С дороги она послала вперед гонца, чтобы корабль ждал их в порту с поднятыми парусами.

Элеонора снова была права. Как только они уехали, император получил еще более выгодное предложение от Филиппа и приказал догнать и вернуть пленника. Однако, когда погоня достигла Антверпена, всадники увидели лишь парус на горизонте.

В Англии сидел Джон, которому было обещано, что Ричарда поймают в пути и убьют. Он ждал сигнала выступить.

Вместо этого к нему в ворота постучался гонец с короткой запиской от французского короля:

«Осторожно. Дьявол на свободе».

Версию дальнейших событий тех дней каждый из нас помнит с детства. О ней рассказал Вальтер Скотт в романе «Айвенго».

Львиное Сердце еще семь лет правил королевством, но в самой Англии почти не бывал. Всю свою энергию он потратил на бесконечную и безнадежную войну с Филиппом. Он штурмовал замки, сражался, наступал, терпел поражения. Расплачивался за все народ Англии, потому что чиновники Ричарда знали лишь одно: выкачивать как можно больше денег – король воюет. Страна обнищала, и в Лондоне зрело восстание во главе с Уильямом Длиннобородым. Его сторонники были разбиты на боевые группы и вооружены. Но, по несчастливой случайности, агентам канцлера удалось выследить Длиннобородого с его помощником. Когда те укрылись в церкви, королевские слуги сожгли их там живьем. А так как в город были уже стянуты войска и никто не имел права под угрозой смерти выйти на улицу, восстание было подавлено в зародыше. Впрочем, это не решило проблем, а лишь загнало их внутрь.

А Ричард погиб глупо. Он всегда умудрялся совершать необдуманные поступки – прав был мудрый султан Салах ад-Дин.

Ричард мучился от безденежья, доходов на бесконечную войну не хватало. Летом 1199 года он прослышал, что в одном из замков в Лимузене найден огромный клад. Ричард тут же потребовал, чтобы владелец замка передал ему как сюзерену половину клада. Тот ответил чистую правду: слухи о сокровище сильно преувеличены, найдено всего несколько старых монет.

Ричард не поверил и во главе отряда наемников кинулся к замку, чтобы расправиться с его обитателями. Он в страшном гневе поклялся, что повесит всех жителей замка, включая женщин и детей. Разумеется, обитатели замка решили защищаться до последней капли крови. И одному из лучников повезло: стрела, пущенная им, пробила кольчугу и засела в плече Ричарда.

Хирург, который вынимал стрелу, ничего не знал о сепсисе и микробах. Вскоре рана загноилась, и началась гангрена. Беренгария застала короля живым. Перед смертью он простил лучника, ранившего его. Правда, командир отряда наемников, после того как замок пал, приказал сжечь лучника живьем. Так что даже последняя воля короля не была выполнена.