Текст книги "Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1"

Закуски были легкие, приятные – засахаренные фрукты, желе, пудинги, мороженое, пирожные – все с чаем, кофе, ликером.

Из чиновников остались Эври и Трэвис. Первый был высоким энергичным человеком с коротко подстриженными усами, безупречно одетым, элегантным, но несколько угловатым в движениях. Говорят, он был сильным магом и хорошим профессионалом, и всерьез рассчитывал из заместителя канцлера стать канцлером, и новая победа Тревиньона два года назад окончательно сделала их заклятыми недругами.

Что касается Трэвиса, это был человек средних лет, с приятным лицом, обрамленным аккуратными бакенбардами, которое несколько портили маленький нос и близко посаженные бесцветные глаза. Узкие плечи сочетались в нем с объемным животом при, в общем, не сказать, чтобы полном телосложении. Одет от был так же безупречно, как Эври, но более старомодно – если вице-канцлер предпочитал строгий галстук и черный костюм, то Трэвис был одет в светло-коричневый костюм-тройку и носил галстук-бабочку. На вид он был мягче, чем Эври, это ощущалось и в телосложении, и в походке – и, как-то вообще обтекаемее. Внешний вид чиновников соответствовал характеристике, данной им Шапелье – если Эври был достаточно жестким и педантичным руководителем, не прощавшим подчиненным ни своеволия, ни ошибок, то Трэвис был со всеми мягок и учтив, при этом искусно лавировал между группировками, обходил любые неприятности и взбирался все выше и выше – он имел репутацию прагматичного и расчетливого политика.

Король с наслаждением рухнул в кресло, едва только снял доспехи.

– Ну-с, господа защитники, рыцари, дамы, прошу к столу, – сделал он круговое движение ладонью, – вы, господа прохиндеи, тоже угощайтесь, милости прошу! – обратился король к чиновникам и захохотал, разгладив усы, жестом пригласил к столу Грандмейстера и Таро, пододвинул к себе чашку чая и пирожное. Грандмейстер охотно подхватил со стола кусочек апельсинового желе, сделанного в апельсиновой же корке, отпил чаю и похвалил отменный вкус.

– Цейлонский? – учтиво поинтересовался Великий маг. – Доставляют ковром-самолетом со Шри-Ланки, да продлятся дни Раджи, – гордо ответил король и прибавил, – Таро, друг мой, они не отравлены, присоединяйтесь к нам! – Благодарю, Ваше Величество, аппетита нет. – Ну что с вами поделаешь, Таро! Иные думают, человек ли вы?

– Можете быть в этом совершенно уверены, – ровным голосом ответил начальник гвардии.

– Ладно, что с вами поделаешь, упрямый вы человек. Ну а вы, молодые люди, как вам наше убранство? Зал, конечно, малый, но, надеюсь, какой-то уют все же соблюдается. – Спасибо, Ваше Величество, – ответил за всех Алекс, – все просто замечательно. Король задумчиво опустил массивную щеку на локоть. – Эх, все-таки хорошо, что есть еще какие-то традиции. Какая-то связь со стариной. Поверить не могу, что я – потомок древнего рода, который, как говорят, берет начало из Века Героев. Что ж, я, конечно, герой пиров известный, но вот остальное… Думаю, вам, мои рыцари, историю рассказывали не лучше, чем мне?

Антуан, сглотнув, ответил: – Да, Ваше Величество. Образование наше выстроено так, что мы почти ничего не знаем о том, что было до Войны.

Трэвис, как бывший (хоть и недолго) министр просвещения, конечно, понял, что упрек обоих был адресован ему, и ответил спокойным баритоном: – Дело в том, господа, что историческое научное общество старается опираться на достоверные сведения, на задокументированные факты. Что касается Века Героев… Что мы можем знать наверняка? Бывают ли вообще герои, с чьей точки зрения они – герои? Все это относительно, все исходит из чьих-то интересов. Наверняка, те, кто сочинял эти легенды, просто придумали несколько красивых сказок, чтобы оправдать свою власть, сделать ее легитимной в глазах толпы – а за этим, как всегда, на деле стоят денежные интересы, словом, геополитика.

– Умеете же вы, Трэвис, разрушить все очарование, – пробурчал король. – Что поделать, Ваше Величество, я – реалист. А реализм призывает нас исходить из действительного положения вещей, а не верить пропаганде.

– Ну а вы что скажете, Грандмейстер? – спросил король директора.

Тот, задумчиво пососав конфету, удовлетворенно кивнул. – Я бы сказал, Ваше Величество, что жизнь в книгах и жизнь в жизни – несколько разные субстанции. Иногда сказки бывают точнее, если и не в буквальном смысле, то в передаче сути дела. – Ну а сами вы, – упрямо продолжал король, – разве не помните? Не застали вы этих времен? – Неужели вы знаете хоть одного человека, который прожил бы тысячу лет? – Никто из нас понятия не имеет, сколько вам лет, Грандмейстер.

– Должно быть, достаточно много, чтобы и я сам забыл точное их число, – ответил тот с деликатной улыбкой.

– Ладно. Юные герои, я надеюсь, хотя бы вы сможете сравниться с легендарными предшественниками, существовали они или нет, – вновь обратился к ребятам король.

– О нас сложат легенды, – улыбнулся Давид, – мы – команда мечты, и что-то великое мы точно совершим!

Король одобрительно захохотал.

– Да, вот такую дерзость я люблю! – а вы, Эври, словно воды в рот набрали! Ну же, пожелайте чего-нибудь нашим защитникам!

Эври, сухо кашлянув, попытался подбавить в тон сердечности (что вышло не очень успешно): – Что ж. Действительно, у нас никогда не было такого крупного пополнения в Ордене за один год, не каждый год кто-то вообще пополняет ряды. Возможно, это и не случайно, так что помните, что теперь что бы вы ни делали – вы отвечаете не только за себя, но и за Королевство. Я рад, что среди молодежи есть рвение. Трэвис снисходительно улыбнулся, отхлебнув чая. – Я тоже весьма рад вашим успехам, молодые люди. Впрочем, считаю должным предупредить вас от опрометчивости. Я понимаю, что вы руководствуетесь лучшими побуждениями, видите мир, должно быть, полем боя добра и зла. Но я надеюсь, что вы действительно приняли взвешенное решение – романтический флер со временем рассеется, а правда останется правдой, какой бы скучной и циничной она ни казалась. Бросаться в крайности легко, но ошибки молодости исправлять бывает долго и трудно.

– Но ведь темные маги и правда есть, – возразил Антуан, – разве не так? И они совершают преступления. – Важно, мистер… простите?

– Гроссини, месье. – Важно, мистер Гроссини, не делать ошибку и не путать факты и эмоции. Преступление – это, конечно, факт, общественно признаваемый… хотя и он, если вдуматься, субъективен. А вот темные маги – опять же, с чьей стороны они темные? Сами себя они темными считают? – Извините, но какое нам должно быть дело до того, кем эти негодяи себя считают? – возразила Элли, – если они убивают людей, обманывают их, пользуются доверием – они творят зло.

– Да, мадемуазель, все так – зло для тех, кому творят, но для них самих – это разве зло? – Что вы хотите этим сказать? – недоуменно спросила Элли, – неужели вы считаете, что мы должны позволить им делать все, что вздумается, только потому, что они сами считают, что имеют на это право? – Ах нет, я не об этом, – вскинул Трэвис руки (совсем маленькие, почти женские, как успел заметить Чарльз), – я лишь хотел сказать, что нет смысла говорить об этике, о хорошем и плохом. Реальность такова, что у всех есть интересы, и некоторые удовлетворяют свои за счет чужих, только и всего. С вашей стороны будет, несомненно, правильно сделать все, чтобы пресечь их деятельность. – И не забивать себе голову чепухой вроде добра и зла, светлой и темной магии, и всего прочего? – протянула Каролин, посмотрев на Трэвиса вполоборота. – Ну, чепухой – это громко сказано, – но в целом мы должны понимать, что миром правят, как писали в одном хорошем старом романе, страх и личный интерес, – примиряюще улыбнулся Трэвис.

Грандмейстер невесело улыбнулся, но промолчал. Король же громко вздохнул и пожаловался, глядя в камин: – Вот скажите мне, почему, поговорив с вами, каждый раз хочется напиться и обожраться до потери сознания?

Ему никто не ответил, и, когда чай был допит, высокие гости засобирались.

Ушел король в сопровождении Таро, любезно откланялся Трэвис («Всегда буду рад принять вас у себя и помочь с любым вопросом, что в моих силах, дамы и господа»), сухо, но с теплой искоркой попрощался Эври, наконец, ушел и Грандмейстер, обернувшись на прощание у порога: – Что ж, друзья, теперь, кажется, начинается еще один год, и с ним – ваша новая жизнь. Я хочу лишь, чтобы вы знали – хоть вы и закончили Университет, это не значит, что вас некому поддержать в трудный час.

Глава 7. Последние рыцари

Ночью на кладбище всегда чувствуешь себя немного странно. Особенно когда дожидаешься, пока из могилы встанет мертвец.

В прошлые годы гули были настоящим бичом сельской местности. Такое случается, когда магическое поле в определенном участке мира неспокойно. Оно подвержено колебаниям, и при определенном стечении обстоятельств возможны эксцессы. Вообще, гуль – самая распространенная нежить. Если не считать запрещенной к изучению и использованию некромантии, то гули образуются стихийно при стечении ряда факторов. Во-первых, маг, который недавно умер, должен был умирать довольно долго и мучительно; а аура – быть достаточно темной в момент гибели. Сильное нежелание умирать, уход в мир иной в обиде, проклятиях, ненависти, скорби – все это искажает энергию мага. Обычно, после смерти все энергия, которую человек прокачивал через себя, рассеивается, но при стечении обстоятельств – то есть при случайном возмущении магического поля, энергия, покидающая тело, замыкается в петле и не рассеивается нормально. Вместо этого, она застаивается в теле, и если скорость рассеивания энергии оказывается ниже величины обратного инерционного потока…

Короче, если ваш дражайший родственник отдал концы, проклиная все и вся, есть неплохая вероятность, что его труп выкопается из земли и начнет бродить сначала по кладбищу, а потом и по окрестностям. Солнечный свет истощает энергию Смерти, в которую мутирует остаточная энергия Жизни, направленная обратным потоком, и поэтому гули прячутся – в берлогах, в буреломе, в собственных же могилах, а если забредают в город – в помойках, канавах, а особенно любят подвалы и канализацию.

Что характерно, в первые дни эти существа еще сохраняют облик себя прежних, и даже способны к отрывочной речи, воспроизводящей какие-то фразы и воспоминания человека, каким эта нежить когда-то была. Если гуль был достаточно сильным магом, у него даже остаются минимальные способности к магии – как правило, телекинезу и телепатии – они способны направлять сны близким родственникам, с кем оставалась прочная взаимная связь. Впрочем, это относится уже к высшим гулям. Обычные же теряют остатки человеческого облика очень быстро. Они способны питаться лишь мясом, если не убитым, то свежеумершим – так, что в нем еще остается какая-то энергия. Можно сказать, гуль – всецело грубая материя, которая способна лишь на переработку энергии в самом консервативном и грубом ее виде. Это и отличает низшую нежить от высшей, такой как вампиры, личи или стражи.

Гуль, вставший на кладбище, начинает с того, что разрывает свежие могилы и питается содержимым гробов, а также – подстерегает родственников, приходящих на кладбище и задерживающихся там допоздна. По мере того, как он питается, энергия Смерти преобразует его тело – руки и ноги удлиняются, сгибаясь и искривляясь, череп вытягивается, теряя человеческий облик, зубы заостряются и удлиняются, ногти превращаются в длинные, загнутые когти, которыми удобно и копать, и наносить глубокие, рваные раны. Такая тварь передвигается скрючившись, а ее длинные ноги всегда готовы к прыжку из засады. В общем, гуль крайне опасен для не владеющих боевой магией, но с ними вполне может справиться обычный полицейский с хорошей палочкой и парой-тройкой выученных до автоматизма заклинаний.

Если же речь идет о высшем гуле – которыми становятся бывшие волшебники от третьего ранга силы, то они сохраняют условное подобие интеллекта – точнее, развитые инстинкты и способность к примитивной магии. Это и вышеупомянутые сны, умение разговаривать телепатически, заманивать жертву в объятия хищника, умение копировать чужой голос, а также способность при поедании достаточного количества мяса восстанавливать на недолгий период человеческий облик. Они же владеют простым телекинезом и парализующей магией, что делает их еще опаснее. Самые сильные могут даже телепортироваться, но крайне редко и неумело.

Словом, именно такая тварь ждала их, и Кэрол от скуки припоминала все, что ей было известно об этих мерзких, но чем-то все равно интересных существах.

Они разбились парами, по двое, и патрулировали деревню и окрестности на севере Франции, недалеко от Арраса, где в последние три недели не было житья от гуля, державшего в страхе все поселение. Умер старик, раньше неплохой маг, но человеком он был отвратительным – жадным, злым, любил выпить, да и порчу навести на соседский участок не брезговал, урожай погубить. Но вот – умер, а умирал долго, мучительно – посадил весь организм водкой, никакие целители не справлялись. И – встал. Сначала праправнук пропал – играл у озера, вечером не пришел – а через три дня нашли пару косточек. Стали бить тревогу, а дед-покойник, оказывается, пока все бегали по лесам-полям, пробрался в подвал своего дома, и там дожидался. Ночью всю семью вырезал, а потом еще к соседям залез – отца семейства выманил, да хитро – скопировал голос собственного сына, мол, выходи, сосед, нашли мы, нашли! Тот выскочил, а гуль ему в горло-то и вцепился. Потом в дом залез, и началась кровавая баня. Одна девушка спаслась, подняли тревогу, упырь ушел. Вызвали подмогу, приехали двое полицейских, стали прочесывать с мужиками окрестности. И что же – троих нашли убитыми. Одного разрезали пополам, другого утопили, третий… лучше и не представлять себе, такого никто еще не видел. И что самое-то интересное – хитрый мерзавец снова изобразил голос – на сей раз полицейского. Принялся кричать: «Сюда, сюда! На помощь!» – напарник его прибежал, труп товарища увидел, наклонился – а гуль ему сзади хрясь! – позвоночник раздробил и заживо поедать принялся – им так вкуснее всего, энергии больше. После этого совсем ужасно стало. Ночью всей деревней собрались, да еще с окрестных сел пришли. Тот – ходит кругами вокруг деревни, дожидается. Кто его видел и выжил потом – ужас, не описать. Худой, роста – под три метра, руки до земли, и пальцы – не пальцы, а длиннющие когти, все в крови. Само тело – гнилое, серо-бурое какое-то, в струпьях и пятнах, лохмотья кое-где болтаются. Рожа та еще – глаз вообще нет, две черных точки, нос провалился, а пасть – до живота свесилась, и зубы – чисто иглы швейные, тонкие и длиннющие. Дальше самое интересное. Стреляли в него кто чем умел – ничего не помогло. Так он вдруг на колени, говорят, упал, вой издал – из ближайшего к нему человека сиреневая дымка потянулась – из глаз, изо рта, из носа… упал замертво и умер, почернел весь. А упырь потом подпрыгнул и вперед – одному шею сломал, другому зубами впился в горло – так потом только высохшая мумия осталась.

Кто тогда побежал – тех в округе нашли, мертвыми. Остальные в домах заперлись, окна, двери заставили чем могли. Так он до утра ходил, стонал, рычал, бился со страшной силой. К кому-то даже и залез.

В общем, утром, когда уже рассвело, самые отчаянные отвалили двери, собрали что было и рванули насовсем из родных краев. Так и опустела деревня, да не одна. Из соседних сел тоже народ побежал – известно ведь, если проклятому нет пищи в одном месте, он пойдет в соседние.

Конечно, шум поднялся невероятный. Тераном кипел и бурлил. Отрядили целую роту полиции, как могли отваживали энтузиастов, охотников-самоучек. Что толку? Трое таких влезли в дело и назад не вернулись. Нашли, кстати, только одного. Полицейские прочесали все, что могли, но гуль как сквозь землю провалился. Тогда-то и обратились в Орден, и новоиспеченной команде досталось первое серьезное задание без внешнего присмотра.

Первое патрулирование успехом не увенчалось.

Тогда было решено поступить дерзко – вся команда забралась в дом, где собственно и жил дед-гуль. И вот, после нескольких часов напряженного ожидания, ребята, кроме Антуана, замаскировали все следы присутствия и стали поджидать гостя.

Антуан специально вызвался быть наживкой. Он, в отличие от остальных, не смотрел по сторонам, напротив, углубился в свой тераном и что-то долго, лихорадочно искал. Открыл файл с личным делом старика, несколько раз внимательно перечитал. Снова залез в тераном. Наконец, когда на него уже перестали обращать внимание, он вдруг разорвал звенящую тишину, сказав негромко, но с абсолютной уверенностью. – Я понял, почему у них ничего не получалось. Это – не гуль.

***

Сказать, что все опешили – ничего не сказать. – А кто же тогда, позволь узнать? – первым опомнился Давид.

– Умертвие, – коротко ответил Антуан, и после небольшой паузы продолжил: – Это умертвие. Я сравнил некоторые признаки. Во-первых, он слишком умен. Во-вторых, ему были нипочем заклинания и атаки, наносившие прямой, физический ущерб. В-третьих, он сумел атаковать с дистанции. В-пятых, он превращался. И в-шестых, его так и не смогли найти. Какое еще объяснение объединяет все факты?

– Но умертвия сами собой не заводятся, – возразила Элли, впрочем, не очень уверенно. – А почему мы так уверены, что он встал случайно? Односельчане просто ничего не знали. А ведь старик болел долго, знал, что целители больше не в силах помочь. Что это значит? Значит, у него было время обдумать месть, месть всему миру, который он знал. – Но погоди, откуда какой-то деревенщине знать такие ритуалы?

– Ты не забыл, что не так далеко оттуда Черный Лес? А в досье сказано, что он в последний месяц, когда еще мог ходить, куда-то на неделю-две уезжал. Он сказал, что к целителям, и без результата. А что, если нет? – Но это просто догадка, – вздохнула Кэрол. – Да, да! Но давайте попробуем ее рассмотреть как версию! Итак. Предположим, наш старик добирается до Черного Леса, и там, бормоча проклятия, призывает на свою голову то, что там обитает. Оно нашептывает ему способ. Тот заранее копает себе могилу, убивает животных для ритуала, ночами бормочет заклинания – от них ему все хуже, ибо они еще при жизни начинают обращать его Жизнь в Смерть, пожирают изнутри. Теперь вспоминаем. Когда он умирал, стояла ужасная вонь. Его тело было легким, невесомым, а потом – становилось тяжелее и тяжелее. Это мог быть драугр, но не те условия, не то описание!

Так что – это умертвие. Его труп, полный жизни, но бездушный, лежит где-то под землей, в могиле. Он убивал сам, своим телом, только первый раз. Затем он смог испустить свой призрак, и тот набрал достаточно сил для полной материализации. Обратите внимание – он убивал, но пожирал очень редко. Предположу – для отвода глаз. Он сохранил разум – не остаточное подобие, не угасающую копию – а вполне полноценный, искаженный ненавистью и Смертью, разум. И поэтому его не могли найти – тело свое он закопал, когда достаточно окреп, а сам – дематериализовался, отсиживался в темном углу какого-нибудь дома. И, кстати… как он сумел перебить часть экспедиции? Скажу вот что – он сумел скопировать облик одного из охотников. Поэтому его и не заподозрили. – Ну ты голова, – выдохнул с восхищением Алекс, – если бы не ты, мы бы поджидали всего лишь жалкого гуля. И что бы тогда было при встрече с умертвием?

– Жуть была бы, – поежилась Кэрол, живо представив себе, как тонкие зубы-иглы впиваются в шею, как слезятся глаза от удушливого запаха гнили… Ее передернуло, и она даже задрожала от холода – или страха?

Действительно, ночь выдалась совсем не теплой – ранняя весна обманчива. – Но как нам найти зарытый труп, если целая рота полицейских не нашла ни одного вскопанного участка? – удрученно спросила Элли.

И тут Анджела вскочила на ноги, зажав себе рот, едва подавив вскрик. – А что если… а что, если они просто не там искали все это время? Что, если труп закопан… ПРЯМО ЗДЕСЬ? – пролепетала она, дрогнув голосом. – Холод! – приглушенно вскрикнул Антуан, – это не ночь, это присутствие. Он… он здесь! Он слушал, он ждал! Тревога!

Все синхронно вскочили, выхватив оружие, встали полукругом. Вовремя – за дверью раздался свистящий звук, сменившийся жутким рыком, словно кто-то задыхался, то ли смеясь, то ли пытаясь выкрикивать ругательства.

Громкие шаги раздались за дверью, и та затрещала от удара снаружи, такого сильного, что доски едва не раскололись. Давид тут же бросил тройным лезвием, разрубив дверь, но за ней уже никого не было. Шаги удалились, и за окном на мгновение мелькнул силуэт – очень тонкий и настолько огромный, что в окно не было видно даже плеч существа, хоть оно и было сгорбленным.