Текст книги "Монастырь"

Глава 28
Путь

Эдвин стоял посреди двора замка Глоу, озираясь с внутренней дрожью.

Тишина. Ни собак, ни даже ворон.

Ворота были распахнуты, но вовсе не оттого, что их сломали. Не похоже, чтобы крепость вообще штурмовали, если не считать десятка треснувших камней, выпущенных из баллист. Ворота открыли затем, чтобы убежать. Но – не получилось. Весь длинный тоннель под стеной Глоу был завален телами.

Это произошло совсем недавно, два, может быть, три дня назад. Трупы, кругом трупы. С оскаленными ртами, безглазыми лицами, застывшими в предсмертных муках. Многие – растерзанные страшными челюстями. Тошнотворный смрад разлагающейся плоти. Смерть пришла сюда со всех сторон.

Тут были не только мертвецы. Эдвина вырвало, когда он увидел это. Человеческая одежда, разбросанная там и сям, в кровавых пятнах, с лоскутами посеревшей кожи, валявшимися подобно скомканным тряпкам. Похоже, что людей просто выпили, высосав самое вкусное.

И среди всего этого Эдвин заметил нечто. Он поначалу даже не поверил своим глазам. Поднял копье и, внутренне собравшись, потыкал странные тела мертвых тощих существ с лаково-черной кожей, длинными паукообразными конечностями и когтями длиной в человеческий палец. Сильно скошенные назад крупные островерхие черепа, огромные как блюдца мутные глаза, и пасти, заполненные сотней мелких зубов. Гули, как-то отрешенно подумал Эдвин, это – гули. Примерно так они и выглядели в страшных сказках его матушки, но он и не предполагал, что настолько жутко. Вот они, дети Вила, Темного бога.

Старик Хэвейд оказался прав: это не выдумки, совсем не выдумки, хотя Эдвин до последнего надеялся, что речь идет всего лишь о древней легенде. Беорн прочитал Черную книгу и выпустил на свет божий подземных чудовищ. Этих и иных, высасывающих человеческую плоть подобно паукам. Гули были мертвы: порублены секирами, утыканы стрелами – значит, они смертны, их возможно убить. Но кроме них, он не заметил никаких поверженных чудовищ. Эдвин вспомнил про Мортоха, преследовавшего их в горах, и содрогнулся. Колоть копьями туман – бессмысленно.

Гвендилена стояла неподалеку, прислонившись к стене. Ее лицо стало серым от ужаса. Поймав взгляд Эдвина, она судорожно вздохнула, проглотив комок.

– Что… что теперь делать?

Эдвин растерянно покачал головой. Он не знал. Тела Эллы среди мертвых он не нашел, но если барон был здесь, то наверняка тоже погиб. Стоит, наверное, еще обыскать северную башню, где располагались его покои.

Приняв это решение, он поднял с земли первый попавшийся меч и махнул Гвендилене рукой. Вся дрожа, она подошла, стараясь не глядеть по сторонам, но все же охнула, заметив мертвых тварей, и вцепилась Эдвину в руку.

– Посмотрим внутри, – сказал он.

Не успели они сделать и нескольких шагов, как Эдвин замер, выставив перед собой клинок. В башне что-то было.

– Тс-с, – прошипел юноша, – спрячься.

А сам, ухватив меч поудобнее, осторожно двинулся вперед.

Гвендилена стояла, вжавшись в стену и едва дыша. Слух обострился настолько, что она слышала мягкие постепенно затихающие шаги Эдвина. Минута, другая. Шум, как будто что-то упало, и крик. Голоса. Не выдержав, она бросилась внутрь.

Посреди холла она увидела Эдвина, все еще с мечом в руке, а перед ним – монаха в черной рясе. Монах держал высоко поднятый факел. Оба они тут же обернулись в ее сторону. Эдвин, тяжело дыша – наверное, от волнения – кивнул, подзывая Гвендилену ближе.

– Госпожа Этирне, – произнес он, – единственная дочь и наследница графа Тэлфрина. А это – мастер Хедин, э-э…

Монах низко поклонился.

– Наставник и советник его милости Эллы.

– Он здесь? – быстро спросил Эдвин.

Монах удрученно почал головой.

– Увы. Я прибыл поутру и с тех пор без устали обыскиваю замок. Его покои пусты. Я направлялся вниз, когда услышал твои шаги. Но каким образом высокородная принцесса Этирне оказалась в Глоу?

– Это долгая история.

Хедин кивнул.

– Да. Это подождет. Я хочу осмотреть подземелье. Надежды, что принц жив, у меня не осталось. – Монах помолчал. – Я нашел его меч на стене. Но я должен убедиться.

– Я с вами, – немедленно откликнулся Эдвин.

– И я… – начала Гвендилена, но запнулась, увидев отрицательный жест монаха.

– Нет, – решительно отрезал он. – При всем уважении к Первородной дочери – нет. Здесь, наверху, как видите, пусто и спокойно. Пока день, а дети Вила любят темноту. Но если в подвалах осталась хотя бы одна тварь, Эдвин сможет мне помочь. А иначе нам придется думать в первую очередь о вашей безопасности, забыв о своей.

Покусав с рассерженным видом губу, Гвендилена уселась на скамейку.

– Хорошо. Но если вас долго не будет, я пойду за вами.

– Но… – нахмурился Хедин.

Эдвин положил руку ему на плечо.

– Она все равно пойдет, мастер, поверьте. Так что мы должны поторопиться. – Он запнулся. – Если господин Элла действительно мертв, упокой боги его душу, мне нужно спешить в Сидмон.

– Зачем? – изумился монах.

– Вы ведь наверняка слышали о Черной книге?

– Вот как? Ты что-то знаешь о ней?

Эдвин кивнул.

– О-о, – задумчиво протянул Хедин. – Это важно, юноша. И я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом до того, как мы спустимся вниз.

Эдвин собрался с мыслями.

Немного путаясь, то и дело возвращаясь к прошлому, он рассказал о том, что узнал от умирающего Хэвейда, о брате Мадауге, потом об обстоятельствах своего с ним знакомства, и, в самом конце, – о манускриптах в подземелье Сидмона.

Хедин слушал внимательно, не прерывая, и только к завершению рассказа стало видно, что он немного озадачен.

– Так это от тебя господин Элла узнал о Красной и Синей книгах?

Эдвин пожал плечами. Он помнил, как после похода на горцев, во время праздника в Глоу он рассказывал Элле о своем прошлом.

– Не знаю, от меня ли. Но он спрашивал об этом.

Монах встал и принялся нервно расхаживать взад и вперед, что-то бормоча под нос. Наконец остановился, пристально глядя на Эдвина.

– Могу ли я спросить, как вы выбрались из Сидмонского подземелья?

Эдвин рассказал, и брови Хедина удивленно поднялись вверх.

– Вот как… Элла еще говорил мне, что ты грамотен. Кто ты, юноша? Кто твои родители?

– Твоего отца зовут Гуайре? – спросил Хедин, получив ответ. – Это очень древнее имя. И довольно редкое.

– Да.

– Тебе знаком этот знак?

Хедин поднял факел повыше и, мельком осмотрев стены, стер рукавом пыль с одного из камней. Камень был старый, в щербинках, но, вглядевшись, Эдвин заметил полустершуюся букву «f».

Он кивнул, проглотив комок, застрявший в горле.

– Да. Такой был на мече отца.

– Удивительно, – пробормотал монах. – Это – воля богов. Сам Эогабал направил тебя ко мне. Слушайте, дети мои.

Хедин уселся на скамью рядом с Гвендиленой.

– Кто я – неважно, слишком долго рассказывать. Но я знаю твоего отца, Эдвин…

Юноша взволнованно схватил его за рукав.

– Знаете? Вы сказали – знаете? Он жив?

– О, я так понимаю, ты не видел его с того времени, как попал в Сидмон? Не беспокойся. Жив и здоров, правда, сильно хромает. Сам я давненько с ним не встречался, но верные люди рассказывали. Сейчас он живет в Криде, и говорят, с ним маленькая девочка.

– Это моя сестра. – Руки у Эдвина дрожали от волнения.

– Наверное. – Монах улыбнулся. Было странно видеть улыбку на его словно выточенном из камня лице. – Я рад: последнее время мне редко удается приносить хорошие вести. Но слушайте дальше. Гуайре был одним из Хранителей-меченосцев Красной книги – до той поры, пока злые времена не заставили всех ревнителей старой веры скрываться от преследований. Только маленькая группа верховных жрецов знала, где хранятся откровения древних богов, а всех прочих служителей, дабы не подвергать их опасности, распустили по домам. Жрецы желали видеть королем принца Эллу, ибо только для него одного из всех детей Идриса Леолина благосостояние королевства стояло превыше религиозных распрей, но, увы, Черная книга пропала, и равновесие оказалось нарушено. Малый круг приказал мне вернуться в Глоу, чтобы любой ценой спасти жизнь Элле, но я опоздал.

Монах взглянул на Гвендилену.

– Мы, кстати, прочили его тебе в мужья…

– О, матерь Боанн… – пробормотала Гвендилена. – За последний месяц, знаете ли…

– Я знаю. Но Элла не пошел бы на этот союз без согласия твоего отца. Увы, теперь об этом можно забыть.

Хедин тяжко вздохнул.

– Теперь книга у Беорна, и он познал ее силу. Он идет к Сидмону, чтобы завладеть оставшимися Откровениями. Но и это не самое страшное. Человек, хотя бы раз прочитавший Черную книгу, превращается в ее раба. Душа его истончается, а сам он все более и более становится исполнителем воли Темного бога.

Хедин поднялся со скамьи.

– И еще одно. – Он посмотрел на Гвендилену. – Это касается тебя, девочка. Великий эорлин Нордмонта граф Нитгард Тэлфрин идет войной на короля Беорна, чтобы наказать его за насилие над дочерью…

– Это Арн, – шепнул Эдвин, – Арн добрался до Килгеррана.

– …и он уже прошел герцогство Анг – полагаю, это название тебе знакомо. Замка Анг больше нет, как нет в живых и его высочества Хильдеберта. Тэлфрин не оставил там камня на камне и сейчас его войска находятся всего в двух днях пути от монастыря. И не только его: Эдан Заячья Лапа, герцог Беркли, собирает солдат – он согласился впустить Тэлфрина в свои земли и готов помочь собрату. Скорее всего, Властитель Запада Бедвир тоже примкнет к восставшим. Нет сомнения, что перед такой силой Беорн не устоял бы в обычной схватке…

– Но у него Черная книга, – сказал Эдвин.

– Да. Он выпустит смерть на волю, и Темный бог станет хозяином Корнваллиса. И уже сейчас, возможно, Беорн видит перед собой гору Сидмон.

– Он погубит отца, – прошептала Гвендилена.

В зале повисло молчание, нарушаемое только треском факела. Хедин торжественно встал.

– Дети мои, вы можете помочь.

– Как!?

– Отец Селиф, настоятель монастыря, на самом деле – Верховный жрец. Он должен узнать о гибели Эллы, о том, что Черная книга уже единожды использована, и дети Вила вырвались из подземных пещер. Он примет верное решение. Вы можете помочь не только Хранителям, но своим отцам, всему королевству…

– Как? – снова просил Эдвин. – Нам не успеть до Сидмона…

Монах удовлетворенно кивнул.

– Есть способ. Замок Глоу – это первоначальное хранилище Трех книг. И здесь имеется такой же – как ты сказал? – колодец, как в Сидмоне. Но это не просто колодец. Это – Путь.

– Что значит – Путь?

– Дорога между хранилищами. И если открыты хотя бы две двери, можно попасть из одного места в другое.

– Но почему же мы тогда, в монастыре…

– Потому что все прочие двери запечатаны, как и здесь, с того времени, как Глоу стал королевской собственностью. Поэтому вас просто выбросило наружу. И это главное, чему я поначалу удивился, выслушав твой рассказ.

– Почему?

– Потому что простым смертным не дано выйти из Пути живыми.

Эдвин слегка растерялся.

– Но я…

– Ты, – внушительно произнес монах, – сын Хранителя, носитель его крови, потомок одного из немногих, удостоенных такой чести самим Эогабалом, Создателем мира.

– А как же я? – неуверенно спросила Гвендилена.

– Думаю, ты и сама знаешь ответ, дитя мое. Ты – Первородная, дочь дочерей праматери Боанн.

Эдвин плюхнулся на скамью.

– Уф-ф. А почему вы сами не можете воспользоваться этим проходом? Жрецы скорее поверят вам, чем неизвестным им людям.

– Путь запечатан усилиями многих магов, и чтобы снять заклятие навсегда, нужны самое малое три человека, обладающие знаниями. Я смогу лишь приоткрыть дверь, и некоторое время ее удерживать. Но для этого я должен остаться здесь.

В зале вновь стало тихо.

Эдвин и Гвендилена сидели, глядя прямо перед собой.

– Еще один вопрос, мастер, – сказал Эдвин. – Вы говорите, что королевские войска уже в паре дней от Сидмона, а возможно, и ближе…

– Это так.

– Чем может помочь Хранителям весть, что книга у Беорна?

Хедин задумался.

– Ты сможешь помочь Великому Жрецу принять своевременное решение: либо попытаться спасти оставшиеся две книги, либо использовать их силу, чтобы остановить наступление темных времен. Если же Беорн подступит к монастырю, выход останется только один.

– Понятно… – с некоторой неуверенностью пробормотал Эдвин.

– И ты должен знать: там может быть опасно. Так же смертельно опасно, как здесь пару дней назад. Никто не осудит тебя за желание остаться в стороне. Каждый человек сам выбирает свой Путь. И если в тебе течет кровь Меченосца, это может означать лишь то, что Создатель мира приготовил для тебя некую задачу. Какую – не дано знать ни мне, ни кому-либо из смертных. Возможно, совсем не ту, которую я предлагаю тебе решить.

Эдвин встал.

– Ведите, мастер. Я пойду один.

Гвендилена подпрыгнула со скамьи, будто подброшенная пружиной.

– Еще чего! Я – с тобой.

– Гвен… – укоризненно пробормотал Эдвин.

– И даже ничего не говори. Я уже неделю не купалась.

Монах улыбнулся.

– Боги на вашей стороне. Вот, возьми это. – Он снял с шеи медальон и протянул Эдвину. – По нему отец Селиф поймет, что вы мои посланники.

Медальон – треугольник, заключенный в круг, – был сделан из неизвестного Эдвину черного металла.

– Пойдемте. Однако пока, – Хедин глянул на девушку, – я все же попрошу госпожу Этирне держаться чуть позади.

* * *

Столбы огня с диким ревом вырывались из колодца, выхватывая из темноты покрытое бисеринками пота лицо Хедина. Монах стоял почти у самого края отверстия, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны. Подол его сутаны развевался, как от порывов ветра.

Стены шевелились, словно живые: монстры на древних фресках раскрывали пасти и скрипели зубами в бессильной злобе, горгульи сверкали глазами и хлопали перепончатыми крыльями, а с рук монахов в красных одеждах одна за другой срывались многочисленные молнии, испепеляя чудовищ.

Вдруг на мгновение стало тихо.

– Путь слишком узок, – сказал Хедин. Его лицо было серым, а голос дрожал от усталости. – Узок и нестабилен. Моих сил не хватает на большее. Вам придется идти по очереди.

Эдвин кивнул.

Монах вздохнул полной грудью и высоко поднял руки. В то же мгновение из невидимых в темноте отверстий в колодец хлынула вода. Горгульи вновь зашевелились, издавая дикий визг. Шум стал невыносимым.

– После следующего огня! – крикнул Хедин. – Сначала Эдвин…

Эдвин крепко обнял Гвендилену.

Что-то привлекло его внимание. Эдвин посмотрел наверх и замер. Там, под самой крышей, едва различимые во всполохах пламени, прилепившись к стене подобно уродливым насекомым, сидели два гуля.

– Готовьтесь! – крикнул монах.

– Мастер! Мастер! – Эдвин отчаянно указывал наверх.

Хедин быстро посмотрел и на мгновение прикрыл глаза.

«Не волнуйся за меня», – Эдвин скорее не услышал, а прочитал эти слова по его губам.

Новый столб огня опалил лицо монаха.

– Сейчас! – прохрипел он.

Эдвин прыгнул.

* * *

Эдвин очнулся в странном месте. Мускулы ныли от напряжения.

Темнота. Хотя нет – крошечное пятнышко блеклого света, источник которого был непонятен, лежало на круглой каменной площадке, висевшей в пустоте. Площадка имела не более пяти шагов в диаметре.

Эдвин подполз к краю, до боли в глазах всматриваясь в пространство.

– Эй, – крикнул он. Пустота ответила ничем, словно его голос утонул в вязкой черноте.

Эдвин насколько возможно свесился вниз, ощупывая рукой плиту. Камень, холодный ровно обтесанный камень, как будто Эдвин лежал на верхушке высокого столба, основание которого терялось в невероятной глубине. Неужели у Хедина не получилось? Неужели Путь закрылся раньше, чем он смог добраться до места назначения?

О, боги.

Покопавшись в карманах, Эдвин вытащил медную монету – единственную, что осталась у него после Ардланна. Размахнулся – и сильно бросил, вслушиваясь. Тишина. Монета пропала.

Эдвин пополз по кругу. Выдохнул с облегчением: вот он, выход. От противоположной стороны площадки в темноту вел мост. Каменный, в локоть шириной.

Эдвин поднялся, подрыгал руками и ногами, чтобы разогнать кровь. Вроде бы все в порядке, если не считать того, что тело болело, как после изрядных колотушек. Очень осторожно, старательно удерживая равновесие, он ступил на мост. Это ерунда, думал он, проще простого. Еще в детстве в Талейне они с мальчишками забавлялись, бегая на другой берег речки по стволу упавшей осины. Дерево было вечно мокрым, а требовалось как можно быстрее, ни разу не упав, добраться до конца. У Эдвина это получалось очень хорошо.

Он вздрогнул, едва не оступившись. А как же Гвендилена? Пройдет ли здесь она? И где она вообще? Ведь она должна была прыгнуть в колодец сразу после него. Эдвин обернулся. Пятнышко света по-прежнему висело шагах в тридцати позади, освещая пустую площадку.

Юноша постоял, раздумывая. Если Гвендилена окажется здесь, он сможет крикнуть, предупредить, чтобы она подождала. А пока нужно разведать, что находится на той стороне.

Сделав несколько шагов, он вновь остановился. Снова круглая площадка, меньше предыдущей, от которой отходили четыре других совершенно одинаковых с виду моста.

«Без разницы», – решил Эдвин. Еще раз обернувшись, он ступил на левый.

Раз, два, три, четыре, пять, шаг за шагом, осторожно. Прошла, казалось, целая вечность, когда он уперся рукой во что-то твердое и холодное. Стена. А чуть ниже – дверца. Вздохнув с облегчением, он толкнул створку, и остановился, ослепленный. За дверью было лето.

По небу бежали кудрявые облачка, лес шумел изумрудно-зеленой листвой, а с высокой скалы тоненькими струйками падал водопад, разлетаясь брызгами, сверкавшими в солнечных лучах всеми цветами радуги. Заросли жимолости, караганы и шиповника покрывали склоны, а на берегу озера к живительной влаге клонили свои раскидистые ветви ивы-великаны. Воздух наполняли ароматы ягод и осиное гуденье.

Эдвин даже не сразу узнал это место, а узнав, вздрогнул. Водопад на вершине горы Сидмон.

Возле озера на камнях сидели двое.

* * *

– Ну, как? Возьмешь меня с собой? – спросила девушка.

Юноша, казалось, сомневался.

– Я… я подумаю, – сказал он.

Весело расхохотавшись и подобрав юбку, она умчалась, помахав ему рукой на прощанье.

Облака вдруг куда-то заторопились, солнце стремительно зашло за горные пики, потом вышло опять. Смена дней и ночей замелькала перед глазами Эдвина безумным калейдоскопом.

Затем снова показался он. Он не взял ее. Конечно, ведь надо было разыскивать свою семью. Он идет по лесной дороге, весело насвистывая под нос, и чуть вдалеке, в утренней дымке, уже видны распахнутые ворота замка Крид. Ему навстречу, заливаясь смехом, бежит маленькая сестричка Айб, а на мосту, опираясь на палку и улыбаясь, стоит отец.

Снова облака, и снова смена дней и ночей. Он стал солдатом на службе у его высочества Эдана Беркли. Запах лошадей, сверкающее оружие, грубоватые шутки товарищей, и среди всего этого – чьи-то шаловливые голубые глаза. Сплетенные в объятьях тела, небольшой домик, прилепившийся к крепостной стене. Рядом – крохотный огород с капустой и петрушкой. Та же девушка с голубыми глазами встречает его в дверях, поддерживая большой живот. На столе хлеб, щедрый кусок оленины и глиняная крынка с молоком.

А потом – праздник. Двор Крида моют, чистят, все стены увешаны шпалерами, тысяча факелов горит в холле замка, столы ломятся от угощений, а щеки дударей красны от усталости. Ее светлость Этирне, дочь северного графа, выходит замуж за младшего из сыновей герцога Эдана. Ее глаза, соперничая со сверкающими в золотой диадеме камнями, смотрят холодно.

Вроде бы он уже где-то видел новую госпожу с изумрудно-зелеными глазами и волосами цвета темной меди, но, рассуждая здраво, это вряд ли.

Он возвращается к своим друзьям – все пьяны и веселы. Еще бы: его высочество Эдан Беркли, да продлят боги его дни, распорядился выдать каждому солдату по целому золотому керну.

Только отчего-то накатила нетрезвая грусть. Он не хочет больше пить, он лучше пойдет домой, тем более праздник уже подходит к концу. Дома его ждет жена. Повитухи уверяют, что будет мальчик. Он назовет его в честь отца – Гуайре.

Одна досада: наверное, он не сможет присутствовать на дне рождения сына. Говорят, между наследниками покойного короля вспыхнула война, а это значит, что не сегодня-завтра надо будет собираться в поход.

* * *

В голове у Эдвина шумело. Это – выход к Сидмону? Это неправильно. Этого не может быть.

Он ринулся назад к тому каменному кругу. Второй мост – и вторая дверь.

За ней была ночь. Точнее, не ночь, а сумерки, но между высокими стенами домов уже темно. На небе зажглись первые звезды. Он стоял, держа в руках метлу, и задумчиво разглядывал полуоткрытую дверь скриптория.

Нет, он туда не пойдет, решил он – жаль расстраивать брата Эльфина. Наверное, просто кто-то из переписчиков неаккуратно опустил засов.

Он прислонил метлу к стене и быстрым шагом направился в нижний двор. Надо сообщить об этом келарю Мадаугу.

Снова день – время течет необъяснимо быстро. Он стоит в толпе, собралавшейся во дворе Сидмона. Ужасные слухи тревожат народ: говорят, в монастыре объявился убийца. Прошлой ночью погиб монах по имени Гвилим, а из библиотеки украли ценную книгу. Еще бы, рассуждает кто-то, эти книги необычайно дороги, говорят, за одну дают до сорока коров.

Слава богам, думает он, что я не пошел в скрипторий, а то меня обвинили бы в краже.

Но вскорости все успокаиваются. Брат Мадауг, хмуро покрикивая на собравшихся, разгоняет их по рабочим местам. Ризничий Эльфин серьезен, как никогда: ни с кем не здороваясь, что на него совсем не похоже, он спешит куда-то наверх.

За вечерней трапезой разговоры начинаются снова, но уже с ленцой. Люди слишком устали после дневных забот, тем более что, по словам келаря, Гвилима вовсе не убили, а тяжело ранили, и через месяц-другой он встанет на ноги.

Неделя за неделей бегут, похожие одна на другую.

А у него маленькая радость: брат Эльфин, наконец, разрешил почитать «Удивительные странствия Тэлисина Скорохода», но не в библиотеке, а в келье, и книгу строго-настрого запрещено выносить наружу. Он читает, а по вечерам развлекает друзей, рассказывая об удивительных странах, в которых только горы и непроходимые болота, а их обитатели сродни ограм: огромные, в полтора человеческих роста. Они носят шкуры и передвигаются верхом на гигантских волосатых животных, у которых рога растут прямо изо рта. А еще где-то к северу от этих мест стоит страшная гора под названием Гленкиддирах, а в подземных пещерах под ней ждут своего часа ужасные порождения Темного бога.

– Выдумки все это, – говорит кто-то, и между слушателями вспыхивает ожесточенный спор.

Война заканчивается, и Мадауг сообщает радостную весть: селяне могут вернуться по домам.

Он идет по лесной дороге, весело насвистывая под нос, и чуть вдалеке, в утренней дымке, видит распахнутые ворота замка Крид. Ему навстречу, заливаясь смехом, бежит маленькая сестричка Айб, а на мосту, опираясь на палку и улыбаясь, стоит отец.

* * *

Эдвин тяжело дышал, держась за полуоткрытую дверцу.

Это – не выходы. Ни тот, ни этот. Эти проклятые Пути хотят отправить его туда, где нет Гвендилены? Туда, где нет ничего, кроме жизни, текущей день за днем? Отправить туда либо оставить здесь, в черной пустоте с каменными столбами? И что потом? Он встретится с отцом, и каждый раз будет стыдливо отводить глаза в сторону при виде меча с крохотной полустершейся буквой «f»? Ни за что. Уж лучше не встречаться вовсе.

Эдвин со злостью захлопнул дверь, еле удержав равновесие на узеньком мостке.

Осталось только два прохода. Хорошо, посмотрим, что там.

Он бежал, как по тому бревну в детстве, не обращая внимания на то, что камень крошился от старости, из под ног летели камешки, а мост становился все уже и уже.

Третья дверь.

Дворец. Или храм – таких он не видел никогда. Высокий, увенчанный куполом, кажется, покрытым золотом: солнце отражается так ярко, что слепит глаза. Десятки башен и башенок с островерхими, полукруглыми и прочими причудливых форм крышами всех цветов радуги; драгоценные камни пускают зайчиков. Каменные стены храма сплошь резные: барельефы и скульптуры, сплетаясь в нескончаемое полотно, изображают богов и царей некогда великого государства. Но это в прошлом: дворец стоит посреди леса, искусная резьба обветшала, лианы и ползучие растения густо оплетают ровные ряды колонн.

Такого леса Эдвин тоже не встречал: странные деревья с гроздьями крупных желтых плодов, гигантские папоротники, яркие цветы с настолько большими бутонами, что туда можно засунуть кулак, и во всем этом – сонмища птиц и прыгающих с ветки на ветку диковинных животных с длинными гибкими хвостами. Все эти создания чирикают, бормочут, щебечут и кричат, пораженные открывшимся зрелищем.

Тысячи людей толпятся по обеим сторонам дороги, что ведет к воротам храма. Они все разные: женщины и мужчины, смуглые и белокожие, с черными курчавыми или волнистыми светлыми волосами, в богатых одеждах до пят и чалмах, в бедняцких обносках, набедренных повязках, или полностью обнаженные, а некоторые – в цепях и с железными ошейниками.

Длинным рядам стражников в серебряных доспехах и яйцевидных шлемах едва удается сдержать напор толпы.

– Прасидхи, прасидхи радж эйхин! – кричат все в воодушевлении, и Эдвин, к своему изумлению, понимает этот язык. «Слава, слава царице эйхинов!» Всеобщий восторг приводит толпу в состояние экстаза.

У ворот стоят двенадцать женщин: самая древняя из них стара, как мир, а самой юной, кажется, не исполнилось еще и десяти лет, и каждая величественна и неприступна, как статуя. Но вот и они, словно повинуясь незаметному знаку, склоняются в поклонах перед гостьей.

– Народ Айхейе приветствует свою госпожу, дочь дочерей эйхе и мать эйхеди!

По дороге к храму идет Теа. Она полностью обнажена, если не считать множества сверкающих ожерелий, оплетающих ее тело. Ее кожа светится, как алебастр, а на руках она несет младенца.

– Слава, слава царице эйхинов!

Бьют невидимые барабаны, и крошечная девочка, напуганная шумом, пищит. Люди, услышав голос Дара небес, падают ниц и плачут от счастья.

А следом за Теа он видит себя. В пурпурных одеждах и с золотым обручем на голове, он сидит в паланкине с витыми столбами, и восемь рабов несут его.

– Слава Пта-эйхеди! – И подданные Айхейе склоняются перед ним.

* * *

Эдвин на мгновение прикрыл глаза.

Ночи с Теа не прошли бесследно.

Там – его маленькая дочь. Царица далекой страны.

Рука его дрогнула, когда он мягко затворил дверь, и ему показалось, что в этот самый момент Теа обернулась, пристально посмотрев ему в глаза.

Он пошел к последнему мосту, пошел медленно, поскальзываясь на мокрых камнях.

Четвертая дверь.

Эдвин открыл ее – и отшатнулся, опаленный огнем.

Подземный храм под замком Глоу. Гигантский столб пламени почти достает до потолка, и горит, не переставая, распространяя вокруг непереносимый жар. Воды нет, и уже не будет.

На полу возле колодца, распластавшись, лежит Хедин, а мерзкий гуль, урча, отрывает от его тела куски мяса. Алые брызги летят во все стороны, когда тварь, мотая головой, пытается разорвать особо прочные жилы.

А у стены – еще живая Гвендилена. Глаза ее открыты и смотрят куда-то вдаль, ноги слабо дергаются, а из растерзанной груди уже натекла огромная лужа крови. Три гуля, сверкая мертвенно-синими зрачками, сопят и чавкают от удовольствия. Они любят человеческие сердца. Почему-то именно сердца.

Она не успела прыгнуть, не успела.

Эдвин закричал. Проклятые двери. Он опоздал.

Он выхватил меч и, безумно вопя, ринулся внутрь.

* * *

– Эдвин… Эдвин, очнись…

Вздрогнув, он открыл глаза. Над ним склонилось лицо Гвендилены. Девушка облегченно выдохнула.

– Ну, слава богам.

Эдвин сел, пытаясь привести мысли в порядок. Это был сон, видение. Но отчего же тогда его меч, который он продолжал крепко сжимать в руке, весь в крови?

Он огляделся: знакомое место. Подземелье под Сидмоном. Те же фрески, и сотни тонких витых колонн – прямых, изогнутых, раздваивающихся, подобно каменному кружеву оплетающих лестницы. Колодец был мертв, и лишь тоненькие струйки воды продолжали течь из отверстий в стене.

Он посмотрел на Гвендилену.

– Ты видела двери?

– Да. – Она поежилась. – Шесть штук.

– А что за ними?

Она глянула на него искоса.

– Не скажу. Много чего. Мне подошла только одна.

Эдвин слабо улыбнулся.

– Так же, как и мне.

Они горячо обнялись и долго сидели на каменном полу.

– Пойдем наверх, – наконец произнес Эдвин, поцеловав ее в лоб. – Нам нужно разыскать отца Селифа.