Автор книги: Илья Бондаренко
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Глава 13
Кружок любителей русской музыки[796]796
См. примеч. 66 к гл. 12.
[Закрыть]
В качестве учителя рисования А.Ф. Филиппов ввел меня к присяжному поверенному А.М. Керзину – крупному адвокату, пользовавшемуся большой популярностью среди московского купечества и особенно старообрядцев. В блестящей плеяде московской адвокатуры (Ф. Плевако, В. Пржевальский, Н. Шубинский, А.И. Урусов, А.И. Глушицкий, А.С. Поспелов и др.) – Керзин был одним из солидных адвокатов.
Сын Керзина Миша, белобрысый гимназистик, обнаружил склонность к рисованию. Я занялся с ним, разжигал его беседами об искусстве. Ученик действительно оказался талантливым, и я подготовил его в Академию, где он обучался скульптуре у проф[ессора] Залемана. Теперь М.А. Керзин видный скульптор, заслуженный деятель искусств и педагог в Минске.
Тверской бульвар, на углу Бронной, дом Романовых, так называемая «Романовка»[797]797
Романовка – дом на углу Малой Бронной и Тверского бульвара (2/7; 1770-е гг., архитектор М.Ф. Казаков). В 1880-х гг. трехэтажные флигели были соединены между собой и надстроены, образовав вытянувшееся вдоль Тверского бульвара четырехэтажное здание, получившее по имени владельца М.С. Романова название Романовка. Здесь размещались дешевые меблированные комнаты, в которых селились ученики консерватории и Московского училища живописи, ваяния и зодчества.
[Закрыть], где жили главным образом мелкие артисты, а также студенты консерватории и филармонии.
Вознесенский монастырь. Вид с Кремлевской стены. Фото начала XX в.
В одной из немногих квартир, выходивших на Тверской бульвар, во 2-м этаже жил Керзин со своей семьей, а соседнюю квартиру занимал директор Московской филармонии известный музыкальный критик С.Н. Кругликов.
Жена Керзина – Мария Семеновна, <(разошедшаяся со своим первым мужем проф[ессором] Заозерским)>[798]798
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 56.
[Закрыть], училась в Московской консерватории у проф[ессора] В.И. Сафонова и проф[ессора] П.А. Пабста, была хорошая музыкантша, главным образом знавшая отлично Шопена, Шумана и др[угих] романтиков; она впоследствии стала великолепным рупором тех увлечений и исканий, какими был заражен Керзин, пламенный энтузиаст всего русского в литературе и искусстве. Филиппов ввел меня в этот дом как молодого человека, ищущего и работающего в области русского искусства.
В эти годы только что был отстроен Киевский собор с живописью В. Васнецова[799]799
Имеется в виду Свято-Владимирский собор в Киеве, построенный в неовизантийском стиле (1862–1882, архитектор А.В. Беретти и др.). В настоящее время главный храм Украинской православной церкви Киевского патриархата. В 1885 г. автор проекта внутреннего оформления собора А.В. Прахов пригласил В.М. Васнецова и ряд других художников для выполнения живописных работ, которые были закончены в 1896 г.
[Закрыть], совершенно новой по тогдашнему времени, сказавшей большое веское слово. Эта живопись захватывала нас.
Появились в продаже фотографии, и они украшали стены гостиной и кабинета Керзина.
Русская частная опера[800]800
Московская частная русская опера – оперный театр в Москве (1885–1904). Носил многочисленные названия: «Театр Кроткова» (1885–1888), «Частная опера Винтер» (1896–1899), «Товарищество частной оперы», «Московское товарищество артистов частной русской оперы» (1900–1904). Известен как Мамонтовская опера. Все эти коллективы объединяла финансовая и моральная поддержка С.И. Мамонтова. Товарищество было распущено в конце сезона 1903–1904 гг., большая часть труппы влилась в Оперу Зимина, которая продолжала ставить спектакли до 1917 г., в основном в здании театра Солодовникова. Некоторые спектакли Частной русской оперы были возобновлены Зиминым с использованием прежних декораций и костюмов. Сам Зимин рассматривал свой театр как преемника Мамонтовской оперы и начинал отсчет истории с 1885 г.
[Закрыть] широко пропагандировала русскую музыку. Увлеченье русской песней и русским романсом стало переходить из области чисто камерного интимного исполнения в масштабы эстрадной популяризации, и одним из деятелей этого направления была Ю.Н. Вишневецкая, также знакомая с домом Керзина. <Вечерний чай с беловской вареной колбасой, громадным куском сыра и крымским красным вином открывал собой вечер бесед. Я, совершенно одинокий, после дневных архитектурных работ приходил ежедневно в эту семью, где находил себе великолепный культурный отдых и радостно проводил время за этими беседами.
Появлялась массивная фигура с ясным улыбающимся лицом соседа Кругликова>[801]801
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 57.
[Закрыть].
На вечерах у Керзина часто бывал Кругликов, товарищ по университету Керзина, главный врач Софийской больницы[802]802
Софийская детская больница, с 1922 г. Филатовская (Садовая-Кудринская, 15, архитектор А.С. Каминский и др.) была открыта в 1897 г., названа в честь матери московский городского головы князя А.А. Щербатова, подарившего усадьбу городу.
[Закрыть] Л.П. Александров, адвокат Поспелов, такой же любитель русского искусства; часто приходил глубокий знаток в области русской песни также присяжный поверенный[803]803
Присяжный поверенный (звание существовало в 1864–1917 гг.) – адвокат в Российской империи при окружном суде или судебной палате.
[Закрыть] В.А. Федоров, оставивший после себя несколько исследований о русских песнях и несколько романсов[804]804
В 1900 г. в нотопечатне П.И. Юргенсона было издано 5 романсов В.А. Федорова: «Приметы», «Весна» (слова А.С. Пушкина), «Мне снилось, что я на обрыве» (слова В. Юрьева), «В лунном сиянии», «Я тебе ничего не скажу» (слова А.А. Фета). Сохранились ноты романса на стихи В. Юрьева, на которых В.А. Федоров18 ноября 1920 г. сделал дарственную надпись Н.А. Обуховой. (РГАЛИ. Ф. 2379. Оп. 1. Ед. хр. 461.)
[Закрыть]. Интересный собеседник Федоров вносил свежие, новые мысли, но его натура была ленивая, пассивная, и под конец он был совершенно задавлен мелочами жизни.
Тверская. Дом генерал-губернатора. Открытка 1906 г.
Аптека В. Феррейна на Никольской улице. Фото конца XIX в.
Наши беседы касались: передвижных выставок, последних симфонических оркестров – Никиша и других, заезжавших иностранных дирижеров, концертов синодального хора, руководимого С. Смоленским[805]805
Речь идет о хоре Синодального училища, ректором которого в 1889–1901 гг. был профессор Московской консерватории С.В. Смоленский.
[Закрыть], теоретиком русского церковного песнопения; говорили о новых постановках Частной русской оперы. Негодовали по поводу рутины Большого театра и скорбели за русские романсы, пока еще не находившие широкого распространения среди публики.
В одну из таких бесед, когда мы сидели втроем – Керзин, Кругликов и я, – Керзин предложил: «А почему бы не устроить нам небольшой такой концертик русской музыки, посвященный русскому романсу и малоизвестным фортепьянным вещам?!»
Кругликов горячо приветствовал идею и указал, что он может порекомендовать некоторых преподавателей и молодых учеников филармонии. На другой же день появился за нашим столом И.Н. Протопопов, бывший тогда преподавателем по классу композиции в Московской консерватории[806]806
Следует уточнить, что И.Н. Протопопов с 1891 г. был преподавателем музыкально-теоретических предметов Общедоступного музыкального училища В.Ю. Зограф-Плаксиной, которое со временем стало Музыкальным училищем при консерватории (1936).
[Закрыть], и А. Ярошевский – профессор по классу фортепьяно, оба отличные испонители и знатоки той русской музыки, которая возглавлялась славной «Могучей кучкой»[807]807
«Могучая кучка» (Балакиревский кружок, Новая русская музыкальная школа, «Русская пятерка»; конец 1850–1870-е гг.) – творческое содружество русских композиторов, сложившееся в Петербурге. В него вошли: М.А. Балакирев, М.П. Мусоргский, А.П. Бородин, Н.А. Римский-Корсаков и Ц.А. Кюи. Идейным вдохновителем и основным музыкальным консультантом кружка был художественный критик, литератор и архивист В.В. Стасов. Целью объединения было изучение русского фольклора и церковного пения и создание новых музыкальных произведений на этой основе. Группа перестала существовать с прекращением регулярных встреч. В дальнейшем их дело было продолжено другими композиторами.
[Закрыть]: Даргомыжским, Балакиревым, Римским-Корсаковым, Цезарем Кюи, Лядовым, – во главе с их глашатаем В.В. Стасовым.
Появился серьезный музыкант, композитор и впоследствии крупный теоретик Э.К. Розенов. Появились артисты Большого театра, кое-кто из учениц филармонии. Предлагалось отыскать [у] русских композиторов произведения, к которым лежит душа и которые наиболее укладываются в исполнение. <Эти, обычно вечерние, часы иногда заканчивались в кабинете Керзина, где накрывался карточный стол. Керзин, Поспелов, проф[ессор] Пабст и адвокат Глушицкий, последний был оригинальной личностью, племянник Шопенгауэра, очень вдумчивый человек, большой поклонник Бахуса, со взъерошенной головой, остроумный и с примесью бесшабашности. Неизменная бутылка коньяка согревала картежников, но Керзин был образцом стойкой трезвости, а в гостиной М.С. Керзина проигрывала нам, не любившим карточной игры, русские романсы, уже намеченные к исполнению. Я всасывал в себя это исполнение с объяснением каждого пункта, такта и текста>[808]808
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 58–59.
[Закрыть].
Угол Неглинной и Театрального проезда. Фото начала XX в.
Псковский пер. Фото начала XX в.
Знаменка. Открытка начала XX в.
Наконец организовался концерт. Встал вопрос – где же найти помещение? Перечислили всех наших близких слушателей, получилось 50 человек. У Красных Ворот, в доме Борисова на углу Харитоньевского переулка[809]809
Дом И.Д. Борисова (угол Садовой и Б. Харитоньевского пер., в настоящее время Садовая-Черногрязская, 10; II пол. XIX в., архитектор неизвестен).
[Закрыть], в квартире присяжного поверенного, приятеля Керзина – Сергеева был довольно большой зал, в котором и состоялся 4 мая 1896 г. первый концерт нашего кружка, названного нами «Кружок любителей русской музыки». Писанные от руки программки передавали содержание.
Охотный Ряд. Фото конца XIX в.
Страстная площадь. Вид в сторону Кремля. Открытка начала XX в.
Триумфальная площадь. Фото конца XIX в.
Несомненный интерес слушателей дал повод за лето подготовить второй концерт, состоявшийся 16 октября в той же квартире Сергеева. Появились еще исполнители: хорошее лирическое сопрано – Николаева, звучный баритон – Орлов и молодой пианист – М.Н. Курбатов. Публики стало набираться так много, что зал Сергеева не мог уже вместить желающих. Посетителями концертов были исключительно наши знакомые, только интересующиеся серьезной русской музыкой.
Несомненный успех второго концерта побудил нас устраивать концерты ежемесячно. Вскоре как-то Кругликов сказал: «Есть у меня в филармонии молодой недурной тенор – Собинов, давайте-ка попробуем его выпустить». И вот у Керзина появился молодой стройный с особенно приятным сияющим лицом Л.В. Собинов, принесший свой репертуар, что, по его мнению, могло быть выполнено в нашем кружке. На первых же порах обнаружилось совершенно иное отношение к русскому романсу, больше исходящее от итальянизированного преподавания и не всегда правильной русской дикции. Уже на третьем вечере в ноябре 1896 г. Собинов выступает и поет романсы Глинки «Финский залив», Кюи «Вчера меня ласкало счастье», Даргомыжского «Чары», Давыдова «Меня усыпили восторги»[810]810
Перечислены романсы: Глинка М.И. «Финский залив» (1850, слова П.Г. Ободовского), Кюи Ц.А. «Вчера меня ласкало счастье» (1870), Даргомыжский А.С. «Чаруй меня, чаруй!» (1840-е, слова Ю. Жадовской), Давыдов К.Ю. «Меня усыпили восторги любви» (1874, слова Л. Уланда). (См. афишу: РГАЛИ. Ф. 2430. Оп. 1. Ед. хр. 1351. Л. 41.)
[Закрыть].
Церковь Василия Кесарийского на Тверской-Ямской. Фото конца XIX в.
Триумфальные ворота у Тверской заставы. Открытка конца XIX в.
Тверской виадук около Брестского вокзала. Открытка начала XX в.
Третий вечер был устроен в доме архитектора Гунста на Пречистенке, где была большая удобная зала (там были архитектурные курсы, организованные архитектором Гунстом)[811]811
Училище изящных искусств А.О. Гунста (первоначально Классы изящных искусств; 1886–1891) – первое в Москве частное учебное заведение художественного профиля, основанное и возглавляемое архитектором и художником А.О. Гунстом (Пречистенка, 37; главный дом бывшей усадьбы князей Урусовых, палаты последней четверти XVII в., перестройка 1901 г., архитектор А.О. Гунст).
[Закрыть].
Сложилось непоколебимое убеждение в том, что концерты должны быть постоянными и периодическими. С этого вечера Л.В. Собинов стал нашим постоянным исполнителем.
Наступила осень следующего года, мы должны были перенести концерты из зала Гунста в более просторное помещение, слава о «керзинских» концертах, как их тогда называли, распространилась среди музыкальной Москвы, и желающие посещать эти концерты буквально осаждали просьбами, записками, телефонами.
Большой Афанасьевский переулок. Фото конца XIX в.
Добродушный полковник Венюков, один из приятелей Керзина, устроил нам помещение в Кремле, в первом этаже Арсенала[812]812
Следует уточнить, что А.П. Венюков в 1897 г. служил в чине капитана в должности начальника отдела артиллерии Окружного артиллерийского склада в Кремле в здании Арсенала.
[Закрыть]. Это был громадный зал, могущий вместить до 400 человек, с хорошей акустикой и отдельной артистической комнатой.
Появились музыканты из Большого театра: скрипач Семенов, виолончелист Дубинский, появился прекрасный исполнитель на валторне – Кудряшов, для инструмента которого была еще так ограничена русская музыкальная литература.
Я написал А.К. Глазунову письмо с просьбой помочь нам отыскать литературу для этого инструмента. Глазунов, знавший уже из моих писем к нему об образовании в Москве «Кружка любителей русской музыки», ответил, что литературы пока нет, но он прислал написанную им для нашего кружка пьесу для валторны. Глазунов передал Цезарю Кюи о кружке и, кстати, о валторне, тогда и Кюи написал свою пьесу[813]813
На концертах Кружка 25 октября и 26 ноября 1897 г. Н.В. Кудряшов исполнил на валторне пьесы А.К. Глазунова «Rêverie», Op. 24 (1890) и Ц.А. Кюи «Cantabile», Op. 36 (1886). (См. афиши: Там же. Л. 43, 47.)
[Закрыть].
Малый Афанасьевский переулок со стороны Арбатской площади. Фото начала XX в.
На этих вечерах кроме русских романсов исполнялись музыкальные пьесы Курбатовым, Розеновым, Ярошевским, исполняли каприччио Чайковского, его же скерцо[814]814
Чайковский П.И. «Русское скерцо», Op. 1, No. 1 (1867); «Каприччио», Op. 8 (1870).
[Закрыть], исполняли Бородина и молодого Рахманинова, Мусоргского и очаровательную польку Балакирева[815]815
Полька М.А. Балакирева была исполнена Э.К. Розеновым на музыкальном вечере Кружка 19 декабря 1897 г. (См. афишу: Там же. Л. 48).
[Закрыть]. Музыкальный критик Сабанеев, уже впоследствии писавший статью о 10-м концерте «Кружка любителей русской музыки», характеризовал, что деятельность Керзиных «сыграла роль камня, брошенного в мертвое болото чайковщины» (!)[816]816
Термин «чайковщина» неоднократно повторяется в работах музыкального критика и композитора Л.Л. Сабанеева. Так, в воспоминаниях «Рахманинов и Скрябин» он приводит слова А.Н. Скрябина: «Все это одно и то же, – говорил он мне, – все одно и то же нытье, унылая лирика, “чайковщина”. Нет ни порыва, ни мощи, ни света – музыка для самоубийц». (Сабанеев Л.Л. Воспоминания о России. М., 2005. С. 72.)
[Закрыть].
Выражение целиком неверное, так как в музыкальной романсовой культуре романсы Чайковского занимали одно из первых мест в исполнении нашего кружка. За период в 6 лет – было исполнено 15 романсов Глинки, 25 – Даргомыжского, 20 – Балакирева, 30 – Мусоргского, 10 – Бородина, 10 – Давыдова. Чайковского было исполнено – 52 и Римского-Корсакова было исполнено 60 романсов. <Творчество Чайковского не было спаянным с творчеством “Могучей русской кучки”. Он был как бы гениальным сторонним композитором, но>[817]817
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 62.
[Закрыть] в кружке исполнялись также произведения «некучкистов»: Рубинштейна, Аренского, А.Т. Гречанинова, Бларамберга и А.Н. Серова (…). Кружок всегда отыскивал самое ценное в русском романсе, силу его вокальных достоинств, с темами столь разнообразными, что наряду с чарующим реализмом глинковских романсов переходил к глубокой сдержанной лирике Чайковского, вплоть до глубоких драматических романсов Мусоргского. Неподражаемый юмор артиста Большого театра В.С. Тютюнника часто находил материал в остроумии Мусоргского, в знаменитом его «Райке», в «Семинаристе» и «Калистрате»[818]818
Перечислены песни и романсы М.П. Мусоргского: «Раек». Музыкальная шутка (1870, слова М.П. Мусоргского), «Семинарист». Картинка с натуры (1866, слова М.П. Мусоргского), «Калистрат» («Калистратушка»; 1864, слова Н.А. Некрасова).
[Закрыть].
Дом Дворцового ведомства в Б. Левшинском переулке. Фото конца XIX в.
На протяжении 15 лет «Кружок любителей русской музыки» рос, всасывая в себя все больше и больше новых, свежих сил исполнителей и расширяя свой репертуар. Появилась вдумчивая певица Н.И. Забела (жена художника Врубеля), пришли из Большого театра Салина, Синицына, Азерская, Соколова-Мшанская, пришел хороший бас Оленин, Кедров, Власов и др.
Сретенка. Вид в сторону Сухаревой башни. Фото конца XIX в.
Уже в 1900 г. концерты были перенесены из Арсенала в концертный зал «Славянского базара»[819]819
Гостиница с рестораном «Славянский базар» (Никольская, 17, стр. 1, 2; 1780, архитектор В.П. Яковлев; первая пол. XIX в.; 1870, архитектор Р.А. Гёдике; 1871–1875, архитектор А.Е. Вебер, архитекторы А.Л. Гун и П.Е. Кудрявцев оформили в здании зал для концертов «Русская палата», другое название «Беседа»). Ресторан русской кухни торжественно открылся 10 мая 1872 г., он пользовался популярностью у купцов и интеллигенции. После революции гостиница была закрыта, ресторан продолжал свою деятельность. Здание ресторана сгорело в 1993 г. В настоящее время в помещениях бывшей гостиницы размещается Камерный музыкальный театр имени Б.А. Покровского.
[Закрыть], где сцена была украшена великолепной картиной Репина «Русские и славянские музыканты»[820]820
Репин И.Е. «Славянские композиторы» (Московская государственная консерватория, 1872). Картина была написана в 1871–1872 гг. по заказу владельца ресторана «Славянский базар» А.А. Пороховщикова и представлена в концертном зале этого ресторана «Русская палата» в день его открытия.
[Закрыть] (теперь находится в фойе консерватории).
Цезарь Кюи и Римский-Корсаков приехали из Петербурга специально познакомиться с «Кружком любителей русской музыки» и стали частыми нашими гостями. Некоторые романсы были написаны для кружка. Много писал Цезарь Кюи. Особенно расположенный к семье Керзиных, с ними он вел большую переписку. В один из вечеров в квартире Керзина раздался в передней громовой голос: «Ну, где тут хозяин». В столовой все переглянулись. Изумленный Керзин встал, а навстречу ему вошла гигантская мощная фигура: «Я – Стасов, вот к Вам приехал, Вы уж меня извините, Саша Глазунов говорит мне – поезжай, послушай, вот приехал познакомиться, послушать. Молодцы вы!»
Первая Мещанская улица. Фото конца XIX в.
После концерта Стасов писал свои статьи в «Музыкальный ежемесячник» о кружке[821]821
Вероятно, речь идет о «Русской музыкальной газете» (СПб., 1894–1918), имевшей формат журнала и выходившей ежемесячно в 1894–1898 гг. В.В. Стасов публиковал в этой газете свои статьи. Концертам Кружка любителей русской музыки посвящена его статья в другом издании: Стасов В.В. Кто одолеет: Москва или Петербург?// Новости и Биржевая газета. 17 января 1902 г. № 17. В.В. Стасов поддерживал деятельность Кружка, находился в переписке с его руководителем, см. об этом: 17 писем В.В. Стасова к А.М. Керзину // Музыкальный современник. Октябрь 1916. № 2. С. 10–28.
[Закрыть]. Стасов также отметил мои плакаты-афиши к каждому концерту, <написав: “А ваш Бондаренко – молодец!”>[822]822
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 63.
[Закрыть]. Позднее эти афиши были изданы Керзиным фототипическим альбомом[823]823
Речь идет о литографированном издании «Кружок любителей русской музыки и его афиши. Афиши работы И.Е. Бондаренко. 1896–1902». [М., 1902].
[Закрыть].
Был заведен обычай, начиная еще с первого концерта, чтобы все участники концерта и все члены кружка после концерта съезжались в квартиру Керзина на товарищеский ужин, иногда кончавшийся в те часы, когда сыновья Керзина шли уже в гимназию. Такие ужины иногда мы называли – ужины с генералом, – когда появился из Петербурга Ц. Кюи, бывший действительно генералом от артиллерии, читавший фортификацию в Военно-инженерной академии; с утонченными манерами, великолепным французским языком и немножко французской музыкой своих романсов. Кюи производил приятное впечатление. Характерно то, что Кюи, когда-то написавший книгу о русском романсе[824]824
Кюи Ц.А. Русский романс: очерк его развития. СПб., 1896. (Статьи впервые были напечатаны в 1895 г. в «Артисте» и «Неделе».)
[Закрыть], совершенно не понял Чайковского, вплоть до того, что «Евгения Онегина»[825]825
Чайковский П.И. «Евгений Онегин» (опера, 1879). Лирические сцены в 3 актах, 7 картинах, либретто К. Шиловского, по одноименному роману в стихах А.С. Пушкина.
[Закрыть] считал вздорным набором неглубоких разрозненных арий; под влиянием кружка Кюи изменил свое мнение о «Евгении Онегине». Ряд романсов Кюи уступает по глубине и мастерству романсам Чайковского, но преисполнены глубокого лиризма. Необычно серьезно отнесся и Римский-Корсаков к кружку: давал указания об исполнении собственных своих романсов, рекомендовал к исполнению некоторые романсы, которые были написаны специально для кружка. В кружке нашли место и молодые русские композиторы. Здесь впервые исполнялись романсы Рахманинова, особенно его великолепный «Мрачнее ночи темной» или «Весенние воды» на слова Тютчева[826]826
Вероятно, речь идет о романсах С.В. Рахманинова «В молчаньи ночи тайной» (1890, слова А.А. Фета) и «Весенние воды» (1896, слова Ф.И. Тютчева).
[Закрыть]. Здесь дебютировал молодой ученик Римского-Корсакова – А.Т. Гречанинов. Ипполитов-Иванов, Бларамберг, В.С. Калинников, Корещенко, Ребиков и др. смогли демонстрировать уже свои произведения перед многочисленными слушателями. <Основная литература русского романса была как бы пройдена, диапазон вокальных исполнений требовал внедрения инструментальных исполнителей, помимо единичных инструментов, как скрипка, виолончель, валторна>[827]827
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 64.
[Закрыть].
Новодевичий монастырь. Фото 1879 г.
Москва-река. Вид на Николо-Ваганьковскую церковь. Фото конца XIX в.
Зародилась идея устроить симфонический концерт. Состоялось знакомство с дирижером Купером, тогда уже приглашенным в Большой театр, была снята зала Дворянского собрания (теперь Дом союзов – Колонный зал). В первом симфоническом концерте исполнялись симфоническая поэма Балакирева «Исламей», [произведения] Бородина «В Средней Азии», Римского-Корсакова «Шехеразада» и Глинки «Арагонская хота»[828]828
Следует уточнить, что концерты Кружка любителей русской музыки в Большом зале Благородного собрания стали устраиваться с 27 декабря 1902 г., первый симфонический концерт состоялся 16 января 1905 г., оркестром дирижировал С.В. Рахманинов. Э.А. Купер работал дирижером в Частной опере Зимина, в 1910 г. он был приглашен в Большой театр. Э.А. Купер принимал участие в концертах Кружка, так он дирижировал симфоническими концертами 22 октября 1908 г., 2 февраля, 17 марта и 22 октября 1909 г. Перечислены произведения: Балакирев М.А. Восточная фантазия «Исламей» (1869), Бородин А.П. Симфоническая картина «В Средней Азии» (1880), Римский-Корсаков Н.А. Симфоническая сюита «Шехеразада» (1888), Глинка М.И. Увертюра «Арагонская хота» (1845).
[Закрыть].
Все концерты были бесплатные, и все расходы производились из средств только одного Керзина. Мы, участники, пытались разделить эти расходы, но Керзин наотрез отказывался. Зарабатывая достаточно много, Керзин жил сравнительно скромно и весь свой большой заработок отдавал для кружка, даже когда концерты были перенесены в Колонный зал Дворянского собрания и наряду с вокальными номерами стали постоянными также и симфонические, возросшие расходы оплачивались по-прежнему Керзиным. Билеты обычно распределялись вперед на сезон, без какой-либо платы и только по «знакомству».
В числе симфонического исполнения был один концерт памяти Мусоргского по поводу какого-то юбилея. Решено было поставить известную тогда только по рукописи, хранящейся у Стасова, «Женитьбу» Гоголя[829]829
Опера М.П. Мусоргского «Женитьба» (1867; 1-е действие – М.П. Мусоргский, 2–4-е действия – М.М. Ипполитов-Иванов) по пьесе Н.В. Гоголя «Женитьба, или Совершенно невероятное событие в двух действиях» (1833–1835, опубл. 1842). Первое действие оперы было исполнено во втором отделении очередного (неюбилейного) концерта – 84-го музыкального утра Кружка любителей русской музыки в Большом зале Российского Благородного собрания 21 декабря 1908 г. (См. программу: РГАЛИ. Ф. 2430. Оп. 1. Ед. хр. 1351. Л. 13–14.)
[Закрыть]. Сценическое оформление эстрады Колонного зала мною дано было кулисами, мебелью и характерными костюмами той эпохи. Дирижер Купер удачно провел музыкальную часть. Это было большим событием в жизни музыкальной Москвы.
В 1906 г. мы справили и 10-летний юбилей кружка, пышно отпразднованный в залах ресторана «Прага»[830]830
См. примеч. 153 к гл. 4.
[Закрыть]. Танцуя с артисткой Стефанович, я упал, расшиб себе ногу и должен был надолго слечь.
«Кружок любителей русской музыки» мог существовать под руководством только такого энтузиаста, как Керзин, и небольшого круга его друзей, с не меньшим пылом относившихся к русской музыке, к русскому искусству вообще. Ведь ни о какой государственной субсидии не могло быть и речи, никакого покровителя не искали. Все бескорыстно отдавали свои силы любимому делу, как, например, Л.В. Собинов, ставший уже первым артистом Большого театра и «солистом Его Величества».
Звучным могучим аккордом симфонического исполнения прозвучали последние концерты «Кружка любителей русской музыки» в 1910–1911 гг. Здоровье Арк[адия] Мих[айловича] Керзина внезапно пошатнулось от удара, он слег в постель. Пролежав два года не вставая, Керзин умер. Небольшой тесный кружок друзей скромно похоронил его на Ваганьковском кладбище. <Скромно зашли в ближайший ресторан и помянули Аркадия Михайловича блинами, до которых покойник был большой любитель>[831]831
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 66.
[Закрыть].
Дети уже были взрослые. Михаил Керзин давно уже был в Академии художеств, старший сын был горным инженером, дочь училась в гимназии, а Мария Семеновна Керзина, оставшаяся с больным мужем на руках, сама болезненная, не могла вести этого грандиозного дела, и кружок умер естественной своей смертью, но он уже сделал свое большое дело, и в истории музыкальной культуры, конечно, его роль найдет себе подлинное освещение и всестороннюю <“научную”>[832]832
Там же.
[Закрыть] оценку.
Мария Семеновна блюла заветы кружка и стала проходить русские оперные партии с артистами Большого театра. Нужда заставила ее постепенно распродавать обстановку и, незадолго до своей смерти, М.С. Керзина передала свою переписку с музыкальными деятелями, т. е. [со] Стасовым, Кюи, Римским-Корсаковым и др. в рукописный отдел Румянцевского музея (теперь Библиотеку им[ени] Ленина).
Лично я должен быть глубоко признателен кружку за то, что моя любовь к музыке нашла здесь для себя обильный материал, и в моем музыкальном развитии кружок сыграл огромную воспитательную роль. <Знакомство с Керзиным было для меня благотворным еще и в том отношении, что я стал постоянным посетителем симфонических концертов, сопровождая М.С. Керзину, так как А.М. Керзин был чрезмерно занят и почти не бывал в концертах и театрах>[833]833
Там же. Л. 67.
[Закрыть].
Архитектор должен знать музыку не для оправдания известной фразы Шлегеля, что архитектура есть окаменелая музыка[834]834
Определение архитектуры как «застывшей музыки» принадлежит Фридриху фон Шлегелю. С эстетических позиций оно объясняется К. Гроосом: «Известное выражение Шлегеля, что архитектура есть застывшая музыка, основано на том чувстве, что в неподвижных формах архитектуры принцип движения находится в связанном состоянии и выводится из оцепенения путем эстетического созерцания» (Гроос К. Введение в эстетику /Пер. с нем. А. Гуревича. Киев – Харьков, 1899. С. 77–78).
[Закрыть], но для уяснения себе основных принципов гармонии, законов гармонического сочетания, законов пропорций и всех моментов, начиная от чистого звукового восприятия, кончая математическими законами звукопостроения. Многоголосая фуга Баха не должна быть чужда архитектору, в ней он найдет принцип ордерной системы, в ней он найдет красоту построения в единое гармоничное целое разрозненных элементов; чарующая мелодия Моцарта также должна быть близка пониманию архитектора, как тонкий рисунок Боттичелли или красочная симфония Фрагонара.
Как я жалел, что начатое в гимназические годы обучение музыке оборвалось с переездом в Москву <и годами дальнейших занятий>[835]835
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 67.
[Закрыть]. Попытки же заняться музыкой позднее должны были быть оставлены за недостатком времени из-за чрезмерной перегруженности, как практическими работами, так и постоянными теоретическими занятиями, <что являлось необходимостью при изучении русского искусства>[836]836
Там же.
[Закрыть].
Глава 14
С.И. Мамонтов и его круг
Состоя помощником архитектора Ф.О. Шехтеля [на] Нижегородской ярмарке и выставке, я прожил всю зиму и лето 1896 г. в Нижнем Новгороде. Когда открылась выставка, мне приходилось почти ежедневно бывать на ее территории.
Как-то сидя со своим патроном на террасе выставочного ресторана «Эрмитаж», я увидел входившего человека, выделявшегося из всей эрмитажной публики: невысокий, коренастый, одетый в крылатку, с открытым лицом, с гордо закинутой головой и ясными выразительными глазами – этот человек твердыми решительными шагами проходил мимо нас. Шехтель с ним раскланялся и сказал мне: «Это – Мамонтов».
Имя Мамонтова уже было известно на выставке как человека, которому принадлежал интересный павильон Севера. Среди банальной бесцветности официальных выставочных зданий выделялся скромными серыми стенами и высокой крышей павильон Северного края: прекрасные панно К.А. Коровина, изображавшие природу далекого Севера[837]837
В 1896 г. К.А. Коровин принял участие в 14-й Всероссийской художественной и промышленной выставке в Нижнем Новгороде, проектируя и оформляя павильон «Крайний Север» (архитектор Л.Н. Кекушев). В павильоне было представлено 10 панно К.А. Коровина (в создании Северного цикла художнику помогали В.А. Серов, С.В. Малютин, Н.В. Досекин): «Северное сияние», «Первые шаги изыскателей в тундре», «Постройка узкоколейки в тундре», «Тюлений промысел на Белом море», «Охота на моржей», «Разделка туши кита», «Фактория на Мурмане», «Белые медведи», «Базар у пристани в Архангельске», «Ловля рыбы на Мурманском море» (ГТГ, 1896). После выставки панно находились в собственности С.И. Мамонтова и со временем украсили стены главного вестибюля Ярославского вокзала (1902–1904, архитектор Ф.О. Шехтель). До 1961 г. они находились в ведении Управления станцией Москва-Пассажирская Ярославской железной дороги, затем были переданы в Государственную Третьяковскую галерею.
[Закрыть], украшали внутренние стены, небольшой бассейн приделан был снаружи для плавающих моржей, – все это было оригинально, так просто и необычно; интересующиеся искусством чаще всего посещали не официальные здания, а направлялись к этому, расположенному несколько в стороне, небольшому, но интереснейшему павильону.
Еще больше заговорили о Мамонтове, когда произошла история с панно М.А. Врубеля. Эти два замечательных огромных панно, одно – на тему русского эпоса «Микула Селянинович», другое – западноевропейского эпоса «Принцесса Греза»[838]838
Врубель М.А. «Микула Селянинович» (утеряно), «Принцесса Греза» (ГТГ, 1896). Последнее панно было найдено в 1956 г. в сарае во дворе Большого театра и передано в Третьяковскую галерею, где представлено в постоянной экспозиции в зале художника.
[Закрыть], были специально написаны по заказу Мамонтова для центрального павильона Врубелем. Вот, что говорил Врубель об этой работе: «…был в Нижнем, работал и приходил в отчаянье. Кроме того, Академия воздвигла на меня настоящую травлю, так что я все время слышал за спиной шиканье. Академическое жюри признало вещи слишком претенциозными для декоративной задачи и предложило их снять. Министр финансов (Витте), по совету Мамонтова, выхлопотал высочайшее повеленье на новое жюри – академическое, но граф И. Толстой и великий князь Владимир настояли на отмене этого повеления. Мамонтов купил у меня эти вещи за 5 тысяч рублей. Этот инцидент окончился для меня благополучно, и я уехал из Нижнего»[839]839
Точная цитата из письма М.А. Врубеля к А.А. Врубель (сестре), написанного в мае 1896 г.: «…был в Нижнем, откуда вернулся только 22-го. Работал и приходил в отчаяние; кроме того, Академия воздвигла на меня настоящую травлю; так что я все время слышал за спиной шиканье. Академическое жюри признало вещи слишком претенциозными для декоративной задачи и предложило их снять. Министр финансов выхлопотал высочайшее повеление на новое жюри, не академическое, но граф Толстой и великий князь Влад. Алекс. настояли на отмене этого повеления. Так как в материальном отношении (Мамонтов купил у меня эти вещи за 5000 руб.) этот инцидент кончился для меня благополучно, то я и уехал из Нижнего[…]» (М.А. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. Л.; М., 1963. С. 84).
[Закрыть].
Тогда Мамонтов арендовал площадку перед входом на выставку, выстроил простой дощатый большой, хорошо освещенный павильон, где и поместил эти панно. Таким образом, подлинный художественный отдел оказался не на самой территории выставки, а у подъезда к выставке. Это был триумф для Врубеля и пощечина тупому жюри, не сумевшему отличить подлинное искусство[840]840
После выставки панно в свернутом виде долго лежали в сарае «Абрамцевского» гончарного завода Мамонтова за Бутырской заставой. Предложение поместить панно «Принцесса Греза» в театре Зимина над рампой было интересно. Майоликовый фриз на центральном фронтоне Метрополя выполнен «Абрамцевской» мастерской по эскизу М.А. Врубеля и повторяет это панно. О дальнейшей судьбе панно ничего более не известно. Примеч. автора. (РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 28. Л. 116а.)
[Закрыть] <от ординарной пошлости>[841]841
Там же. Л. 116.
[Закрыть].
Имя Мамонтова тогда не сходило с языка выставочной толпы, <и этот протест против академической рутины был оценен даже непричастными к искусству людьми; так, например, один из крупных волжских мучных торговцев – М.Е. Башкиров отозвался на рауте в Городской Думе о Мамонтове (очевидно, после разъяснения ему сущности дела): “А здорово, Савва Иванович Мамонтов этих питерских академиков щелканул”. Или, например, мнение владельца известного пароходного общества А.А. Зевеке: “Я бы всех заправил с выставки выгнал, а поручил бы ее организовать С.И.[842]842
Здесь и далее С.И. – Савва Иванович.
[Закрыть] – вот это была бы выставка. Не нашим аршинникам выставки устраивать”>[843]843
Там же.
[Закрыть].
Церковь Рождества Прсв Богородицы в Бутырках. Фото конца XIX в.
Для широкой публики имя Мамонтова было известно также и по частной русской опере, которую он открыл в то время в Нижнем Новгороде.
Все эти люди собирали искусство, а Мамонтов и Станиславский творили искусство.
Бросались упреки в том, что Мамонтов – дилетант. Да – это высокодаровитый дилетант, понимая это слово в этом его значении, как понималось оно в эпоху Ренессанса.
Это был человек насыщенной жизни, подобно людям эпохи итальянского Ренессанса, когда люди жили всеми фибрами души и творили всесторонне. Таким был и С.И. Мамонтов.
А Мамонтов хорошо чувствовал талантливых людей, всю жизнь прожил среди них, многих, таких как Врубель, В. Васнецов, – и не только этих, – поставил на ноги, да и сам был исключительно, заводно даровит.
В Мамонтове особенно ценно то, что этот всесторонне одаренный от природы человек мог соединить в себе тонкого знатока искусства, хорошего скульптора, певца с красивым голосом, человека, на редкость тонко понимающего театр, его цели и запросы; при всем этом он был человеком делового склада, всегда шедшим впереди своего века в области практической деятельности.
Успехи нашей промышленности и железнодорожного дела во многом обязаны всецело начинаниям Мамонтова.
С.И. Мамонтов родился 3-го октября 1841 года и был третьим сыном в семье (Федор, Анатолий, Савва и Николай). Начиналось обучение домашнее у строгого педантичного немца Шпехт[а]. Убеждением в этом строгом воспитании были, между прочим, и розги (в аккуратных пачках висевшие в спальне и исправно действовавшие), – но этот же Шпехт был любителем певчих птиц и таскал С.И. на Трубную площадь, где был знаменитый птичий торг и ездили с ним за город по селам к любителям птиц, это было начало первой любви к природе.
«Романовка» – зал Романова в доходном доме Полякова на Тверском бульваре.
Открытка конца XIX в.
Учение во второй московской гимназии прерывается поездкой в Петербург, где С.И. пробыл один год в подготовительном училище Горного института. Затем снова Москва, но гимназическое учение шло посредственно, так как С.И. был вольницей и по баллам был одним из последних учеников. Обостренное было отношение с директором гимназии, дерзкие ответы на выпускных экзаменах проф[ессору] Леонтьеву – знаменитому насадителю латинского классицизма, наконец, кое-как гимназия была окончена. Затем идет юридический факультет Московского университета. В университете С.И. занимается с большим интересом, но и с «большим вольнодумством», как он пишет: «Я посещал всевозможные студенческие собрания». Тогда-то со своими товарищами Алек[сандром] Филип[повичем] Федотовым и П.А. Спиро Мамонтов стал увлекаться театром и вскоре [его] сделали членом Артистического кружка[844]844
Артистический кружок (Москва, 1865–1883) – организация деятелей искусства для творческого взаимодействия его членов, помощи начинающим и нуждающимся актерам и другим работникам искусства, был образован по инициативе А.Н. Островского, Н.Г. Рубинштейна, В.Ф. Одоевского. Деятельность кружка включала чтения литературных произведений, исполнение музыки, обсуждения, лекции и выставки. Здесь читали свои работы А.Н. Островский, А.Ф. Писемский, И.Ф. Горбунов, исполнял свои сочинения П.И. Чайковский. Кружок создал первый частный публичный театр в Москве (1867), в котором играли как любители, так и профессиональные актеры П.М. Садовский, С.В. Шумский, Н.А. Никулина, П.А. Стрепетова. С 1879 г. при кружке работали курсы для актеров.
[Закрыть], во главе которого стояли Островский, Писемский, князь Кугушев и др. «Нас очень любили, – рассказывает Мамонтов, – да и было за что, ибо мы из силы рвались и играли очень забавно».
В первых представлениях «Грозы»[845]845
Островский А.Н. «Гроза». Пьеса (1859).
[Закрыть] роль Кудряша играл Мамонтов, а Дикого исполнял сам автор – Островский.
Неожиданно отец С.И. получил письмо из Петербурга (из Министерства народного просвещения), где у него были хорошие связи, письмо гласило: «У Вас есть сын Савва, из университета уберите его, иначе может быть очень плохо».
«Ну, вот ты и допрыгался, завтра едешь в Баку», – сказал отец, участвовавший тогда в шелковых промыслах и в устройстве товарных факторий по всей Персии.
На другой же день Мамонтов выехал на Волгу, до Астрахани и оттуда в Баку, где и был определен в контору к директору Бенману, получившему инструкцию «строго его держать».
Поездки по Персии для осмотра факторий совместно с Бенманом, восточная экзотика производили огромное впечатление.
В Москву С.И. Мамонтов явился уже признанным дельцом и начал заниматься в Нижнем Новгороде закупкой товаров, но вскоре заболел: тяжелые последствия его путешествий сказались в очень острой форме малярии; после лечения знаменитым доктором Иноземцевым отец отправил Мамонтова в Милан, как [в] промышленный центр по торговле шелком.
В Милане С.И. усердно изучал шелковое производство, но еще более стал заниматься развитием своего голоса. «Причем, – рассказывает он, – я жил очень скромно на ул[ице] Корсо в одном из незначительных переулков во 2-м этаже, и в летнее время мои два окна были, конечно, открыты. Два извозчика, которые обыкновенно стояли внизу, когда приходил ко мне маэстро ставить мой голос, уезжали в другой переулок».
В Милане Мамонтов разучивал оперные партии, знакомился с русскими певцами и певицами, и ему пришла фантазия испытать себя на сцене; [он] был приглашен спеть басовые партии в одном из средних театров в операх «Лукреция Борджиа» и «Норма»[846]846
Доницетти Г. «Лукреция Борджиа». Опера (1833); Беллини В. «Норма». Лирическая трагедия (1831).
[Закрыть], но, к сожалению, ему это не удалось, т. к. его срочно вызвали в Москву к умирающей тетке, и в Милан он больше не возвратился.
В это время Мамонтов женился на дочери фабриканта Сапожникова, торговавшего шелком. Отец С.И. подарил ему после свадьбы дом на Садовой-Спасской против Спасских казарм[847]847
От городской усадьбы С.И. Мамонтова сохранился флигель (Садовая-Спасская, 6, стр. 2; 1891–1892, проект М.А. Врубеля). На противоположной стороне находится комплекс Спасских артиллерийских казарм (Садовая-Спасская, 1/2; XVIII–XIX вв.; 1910, архитектор К.К. Гиппиус).
[Закрыть].
В годы пребывания в Милане и затем, живя в Риме, Неаполе и Париже, Мамонтов не мог не видеть в театральных постановках веками привитой шаблонности и, несомненно, в требовательной его натуре уже созревали искания правды и красоты в оформлении оперы.
Страстная площадь. Проезд Тверского бульвара. Открытка конца XIX в.
Приехав в Рим (в 1878 г.), Мамонтов познакомился с М. Антокольским, писавшим Стасову: «Вчера уехал один из новых друзей моих, некто Мамонтов. Он один из самых прелестных людей с артистической натурой. Он прост, добр, с чистою головою.
Приехавши в Рим, он вдруг начал лепить, успех оказался необыкновенный. Недельки две полепил, потом уехал в Москву по делам, где успел сделать три бюста. Как только он освободился, он приехал обратно в Рим к своему семейству. Тут мы стали заниматься серьезно, и лепка оказалась у него широкой и свободной. Вот Вам и новый скульптор!!!
Надо сказать, что если он будет продолжать и займется искусством серьезно хоть годик, то надежды на него очень большие. Притом, это человек с большими средствами, и, надо надеяться, что он сделает очень много для искусства. Его зовут Савва Иванович Мамонтов. Пожалуйста, когда он будет в Петербурге, примите его, как нашего общего друга. Он-то и заказал мне “Христа”, конечно, если он выйдет хорошо»[848]848
Точная цитата из письма М.М. Антокольского В.В. Стасову от 17 апреля 1873 г. такова: «Вчера уехал один из новых друзей моих, некто Мамонтов. Он едет прямо в Москву, и если поедет через Петербург, то непременно будет у вас и у Репина. Позвольте же заранее представить его: он один из самых прелестных людей с артистической натурой (у нас немало людей, которые были рождены с замечательными задатками, но глупое воспитание съедает их хуже, чем ржавчина). Он – прост, добр, с чистою головою; очень любит музыку и очень недурно сам поет. Приехавши в Рим, он вдруг начал лепить, – успех оказался необыкновенный! Недельки две полепил, потом уехал в Москву по делам, где успел сделать три бюста в очень короткое время. С особенным мастерством вышел у него бюст отца. Как только он освободился, он приехал обратно в Рим к своему семейству. Тут-то мы стали заниматься серьезно, и лепка оказалась у него широкой и свободной, несмотря на то что он лепил только два этюда и то не успел кончить. Вот вам и новый скульптор!!!
Надо сказать, что если он будет продолжать и займется искусством серьезно хоть годик, то надежды на него очень большие. Притом, нужно сказать, что это человек с большими средствами, и надо надеяться, что он сделает очень много для искусства. Его зовут Савва Иванович Мамонтов. Пожалуйста, когда он будет в Петербурге, примите его, как нашего общего друга. Он-то и заказал мне “Христа”, конечно, если он выйдет хорошо». (Антокольский М.М. Его жизнь, творения, письма и статьи / Под ред. В.В. Стасова. СПб.; М., 1905. С. 73.)
[Закрыть].
В это время уже была выстроена отцом С.И. Троицкая железная дорога (от Москвы до Сергиева – теперь Загорск). Возникал вопрос о дальнейшей ее достройке до Ярославля.
С.И. был привлечен в правление Московско-Ярославской железной дороги, где председателем был Ф.В. Чижов, сделавший из С.И. настоящего дельца и оставивший по себе в Мамонтове глубокую благодарную память.
Ф.В. Чижов принадлежал к числу тех редких самородков и исключительных русских людей, которые, к сожалению, у нас забыты. Костромич родом, высококультурный человек, профессор Петербургского университета по кафедре начертательной геометрии, впоследствии магистр математических наук, написавший диссертацию [по] общей теории равновесия, переводчик «Истории европейской литературы» Галлама[849]849
«История европейской литературы пятнадцатого и шестнадцатого столетий» / [Сочинение] Генриха Галлама. Перевод с английского [и предисловие] Ф. Чижова. Ч. 1–2. СПб., 1839. Т. 2.
[Закрыть], друг Н.В. Гоголя и поклонник искусства. Чижов оставил университет, т. к. замкнутое поприще математика не могло удовлетворить действительно пылкой одаренной натуры, требовавшей более широкого применения запаса его воли и нравственной энергии.
Чижов уехал за границу, изучал историю искусства, как он говорил: «Одного из самых прямых путей изучения истории человечества».
Чижов жил в Риме вместе с Языковым и Гоголем, встречался с Печериным, уже принявшим католицизм, был другом Хомякова, Киреевского, Аксакова и прочих славянофилов. В Италии заинтересовался разведением шелководства, каковую идею передал и отцу С.И. Мамонтова. Поборник русской промышленности и торговли, стоя во главе просвещенного купечества, Чижов очень близко сошелся с И.Ф. Мамонтовым, отцом С.И. Другая мечта Чижова была – это оживление нашего Северного края.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.