Текст книги "Позови меня трижды"

И чтобы больше она не обижалась, телевизор они включали только на старых фильмах про войну, которые Галя глядела еще молодушкой в деревенском клубе. На этих фильмах она молчала, вздыхала и плакала в тему. Ей, видно, объяснили их содержание еще раньше, в деревне. Тогда фильмы все-таки были понятные простому народу, да и чего про войну не понять – горе горькое, можно сразу с надписей плакать начинать, не промахнешься. Поэтому они, в основном, и смотрели «Жди меня», «Девочка ищет отца», посмеиваясь только на «Небесном тихоходе».

И еще был такой фильм про то, как зоопарк в Берлине в войну разбомбили, вот название этого кино сразу не упомнить, хотя простое такое название, что-то про слона. Так в этом зоопарке слон был советский. И как-то это батальон наш советский все же определил. Вроде как это было написано где-то у слона на боку или на ошейнике… Что-то сейчас это уже и не припомнить. Но, короче, решили этого слона из-под бомбежки обратно домой отправить, а в сопровождение к нему дать солдата. И вот как они идут под обстрелами, да по разоренной земле, так сердце переворачивается, деревня родная вспоминается сразу, война… Там, конечно, слезы помимо слона этого льются. И, главное, тоже сразу на ум приходит, как про этого же слона в своей деревне в силосном складе этот фильм глядели. У них тогда почти у каждого двора по две-три похоронки на руках было, забот – не в проворот, и вроде бы совершенно никакого им дела не было до этого слона. Но там был такой момент жутко жалкий, когда слону этому в нищей Белоруссии никто пожрать ничего не дает. А он как давай им представления устраивать, ножку бедное животное давай поднимать, головенкой кивать! Всякому понятно, что животинка жрать хочет. Тут они обычно всей деревней в голос выть начинали, даже и теперь, как вспомнишь, слеза прокатывалась…

И Белоруссию эту тоже было так жалко, так жалко! Самой жрать нечего, от домов – одни трубы торчат, а тут еще слона кормить заставили…

Эх, разучились нынче хорошие фильмы ставить, только на «Зите и Гите» и можно было как следует пореветь.

Танцы-шманцы

Ситуация, конечно, сложилась та еще. Скажи кому, так ведь проблюется от умиления! Нет, приползти из армии, и – ни дома толком, ни нормального уклада, блин! Хоть обратно не вали в казарму. К хохлам.

В квартире ихней теперь жила Танька с крошечным племянником. Как увидела брата родного, заревела, дура, стала просить какого-то Горбунка не убивать. Папаша с аккордеоном, оказывается, всю дорогу аккомпанирует дружному хору тети Гали и тети Вали. У Катьки больше нет отца, а ему она даже ничего не написала. И он тогда еще писать бросил, после ее диковинного письмишка про поцелуи. И чо он тогда в бутылку-то полез? Ни чо ведь, главное, у этой Катьки даже не было ни с кем. Ходит, блин, теперь ни на кого не смотрит. И хорошо, что его тогда все-таки армяне от хохлов отбили, а то бы, блин, братья-славяне точно бы ему кое-что оторвали. Как-то надо бы сдерживаться в другой раз. И, главное, к Катьке теперь никак не подкатишь на буланой. Даже не разговаривает, блин.

Но самое отвратительное, что папаша перебрался жить к тете Гале. Так под ручку с аккордеоном от тети Вали к тете Гале и переползает ежедневно. Как там Катька от них с ума не сдвинется? А тетя Галя еще и Таньке с пацаненком водиться помогает. Это у него хохлы чувство реального все-таки отбили, или они все тут без него шизанулись?

Два раза Терех спал дома, в коридоре. Пока прямо к нему домой не заявился какой-то пьяный Горбунок. Танька повисла на нем, обхватив его ноги, поэтому эту сволочь, которую Терех в первый раз в своей жизни увидал, он бить в тот раз не стал. Просто ушел. Долго сидел на лестничной площадке, потом к нему вышел Валет, угостил сигаретой. Ему тоже ситуация эта самая уже под кадыком стояла. Но чо с ними сделаешь? И, главное, больше всего Катьку было жалко. Она после смерти отца вообще ни с кем не разговаривала. А как эти с аккордеоном ее достали, можно было только догадываться. Танька рассказывала, что Катька занимается, надев на голову перовую подушку. Вот, суки, блин!

Валет сказал, что Тереху теперь надо к ним перебираться на старый топчан близнецов. В принципе, сам Валет был не против. Даже рад, между прочим. Хотя папаше Тереху врезать все же не мешало. Вот, может, они по-братски объединятся, да отметелят его по первое число, а? Момент, вроде, в целом, удачный… Ведь даже бабу теперь не приведешь, пока мать во второй смене!

И сейчас Терех мог только с нервным смешком вспоминать свой дикий вой в стройбатовском сортире. И впрямь, смешно! Знать бы, что ждет в будущем, так можно было бы и не надрываться. Дурак, блин.

* * *

Пару раз на огонек вместе с отцом к компании присоединялся и Терех, пришедший из армии. Но Катя тогда вообще в ванной запиралась, поэтому Терех старался не засиживаться. На втором году своей службы, когда он неожиданно перестал ей писать, она так переживала, что же она могла написать ему такое? А потом она на него обиделась. Поэтому, когда он уже дембельнулся, и целых три дня ей даже ни разу не позвонил, Катя вообще решила больше с ним не разговаривать. А потом к ней в ванну мама стучалась и нетрезвым голосом говорила, что как-то так неудобно, раз человек в дом пришел. Ну, она тогда вышла, попыталась с ним поговорить ради вежливости, что-то из общих тем спросила, вроде как про Валерку, ну, как у него дела с учебой. Они ведь раньше хотели вместе на вечерний или там заочный поступать. Планы-то, вроде, такие у них были. Так у Тереха сразу вообще как-то лицо дернулось. Что-то пробурчал в ответ, а потом стал вообще как-то все нехорошо ухмыляться и напряженно смотреть в сторону, будто ждал свистка со двора. Катя совсем не знала, как себя вести с таким повзрослевшим Терехом, который все больше походил на своего придурка-отца.

Он после этого их разговора опять приходить перестал.

И только из застольных разговоров Катя узнала, что Терех с Валеркой вместе поступили на заочное отделение машиностроительного факультета института, где училась и она. Номер его группы Катя знала, она могла бы его найти и так, но зачем? Да и на Валерия там можно наткнуться…

Ребята, конечно, не потянули бы на дневном, а на заочном у них сложилась крепкая дружная группа, которая брала учебу если не умом, то общим натиском. После машиностроительного факультета у Тереха и Валеры был один путь – электромеханический завод, где производили бы какую-то очень важную оборонную технику. Оклады там были высокие, квартиры давали хорошо. Поэтому мама Валерки со слезами радовалась успехам старшенького, который все-таки выправился в жизни. А Тереху, как он только на работу туда устроился, комнату в общежитии дали. Правда, еще там инженера поселили, молодого специалиста, но живут они вообще хорошо, Терех его еще даже ни разу не бил, потому что этот инженер его по сопромату консультирует. Катина мама воспринимала эти новости, конечно, с одобрением, думая, однако про себя, что некоторых только могилка исправит.

Кате надо было еще очень долго, целых три года учиться, а потом еще как-то жить. Ее сокурсницы усиленно подыскивали себе подходящие партии, не забивая голову себе всякими бреднями о детских увлечениях. Они старались поскорее выскочить замуж. Где же после института парней-то найдешь? Будешь потом ударно вкалывать в плановом отделе среди старых баб и на вечера «Двадцать пять плюс-минус пять» изредка наведываться!

Азартом юных охотниц время от времени невольно проникалась и Катя. Она с интересом слушала завистливый шепот девчонок о новой пассии Володьки Карташова, единственного парня на их девичьем экономическом факультете. Девочки считали его очень красивым, и каждая хотела бы быть его подружкой. А раз так считали все, то, значит, так оно и было. Значит, не надо было его отпихивать, когда он после дня первокурсника полез целоваться. Вот считаешь, что парень просто развязный субъект, готовый увязаться за ближней юбкой, а он, оказывается, самый желанный, престижный вариант. Ничего, оказывается, Катя не понимала в парнях, но ей так хотелось быть не хуже однокурсниц!

Поэтому иногда, пересилив какое-то внутренне чувство неприятия большого скопления людей, она выходила и на танцы в городском Дворце культуры. Были у нее и романтические девичьи мечты о каком-то совершенно новом, незнакомом парне. Слишком много душевных сил было вложено в Валерку, слишком долго она его знала, в сущности, всю жизнь, которую она видела не из-под стола. И, наверно, пришла пора поставить на этом точку.

А Терех… Что Терех? Никакого Тереха никогда, на самом деле, и не было. Да, друг детства. А сам потом бросил ее в юности, из армии не писал. Она даже плакала. И теперь вот нужна она этому Тереху, как кобыле пятая нога… Ни одного раза из тех отчаянных случаев, когда он был так нужен, его не было рядом. И как можно было простить то, что они с ней сделали тогда с Валетом только для того, чтобы этот тюремщик в техникум поступил? Катя не знала, почему же так получалось каждый раз в ее жизни, когда что-то, что было гораздо сильнее ее, тянуло ее за сердце прямо к Тереху, он вдруг бросал ее еще хуже Валерки. И тогда она с горечью думала, что это все потому, что она – неудачница. Но, скорее всего, она просто некрасивая, поэтому так у нее все складывается. Вот и Вовка Карташов, как только она ему отказала тогда, вообще теперь к ней не подходит. Конечно, другие девочки его не толкают…

И на танцах ей почему-то совсем не везло. Тетя Галя и мама наперебой рассказывали, какие у них в молодости были танцы, как все их на вальс и танго приглашали. Как они шли в клуб не только потанцевать, но и поговорить с новым кавалером. Они искренне пытались дать Кате какие-то добрые советы на тот случай, если надо будет пошутить с партнером, или, если ее сразу двое пригласят, например, на румбу или фокстрот, то надо с одним пойти, а другого подружке передать или попросить ее на вальс пригласить.

Катя пыталась найти хотя бы какую-то опору в этих давно устаревших советах, как-то использовать их, но почему-то эти советы были совершенно бесполезны на тех танцевальных вечерах, куда она иногда приходила. Изменились времена, поменялись и танцы.

Теперь Катя с подружками просто стояли у стенки в темном зале, где никто не видел лиц партнеров. Оглушительно ревели колонки, и по толпе прокатывались цветные лучи юпитеров. В моду вошла импровизация, танцам учиться уже не было нужды вовсе. Каждый танцевал, как мог, надо было только чувствовать себя раскованно, не обращая внимания на собравшуюся в зале толпу. Редко у кого при этом получалось красиво, и, похоже, сами танцоры это понимали, поэтому смотрели на окружающих не с интересом, а с вызовом. И Катя окончательно терялась в толпе. Нет, ни с кем тут она так и не смогла познакомиться, потому что у всех на лицах было написано высокомерное отчуждение. Конечно, если бы она пришла сюда в душевной компании или со своим парнем, то есть в том случае, когда посторонние люди либо не нужны вовсе, либо нужны только на определенной дистанции, ей было бы здесь хорошо. Но никакого парня у нее не было, а искать здесь кого-то…

И так каждый раз мама и тетя Галя, совершенно не представлявшие специфики современных танцев, будили в ней дремавшую надежду, забыть, наконец, прошлое и найти опору в будущем. И она шла с этой горькой надеждой, пытаясь не растерять ее до этих танцев, чтобы сохранить в себе какой-то кураж, чтобы стоять у стены хотя бы с равнодушной улыбкой. И каждый танцевальный вечер чужими нечищеными ботинками растаптывал в ней эту слабую, нелепую надежду… Кого здесь можно было найти одной? Ее редко приглашали на танец. Она все искала глазами хотя бы одно знакомое лицо, но на эти вечера приходили все разные, незнакомые люди.

Катя удивилась бы, узнав, что Валера с Терехом тоже бывали на этих танцах. И еще более удивительно, что, когда они замечали ее, то почему-то прятались от нее за колоннами зала, а потом обязательно крепко напивались в буфете. Да, очень изменились танцы. Их деревенским родителям таких танцев и не вообразить головой-то. А туда же, с советами…

Танцы у Кати закончились навсегда в декабре на третьем курсе. Ее тогда вдруг пригласил на медленный танец высокий симпатичный парень со старшего курса. Он был, как и все, немного навеселе, но Кате было очень плохо стоять у стенки одной, поэтому она пошла с ним. Да она уже ничего особенного и не видела в подвыпивших парнях, зная, что и девочки с их курса обязательно перед танцами распивают бутылку водки в туалете. Они приглашали выпить и Катю, удивляясь, как она может ходить на танцы совсем трезвая. Катя внутренне соглашалась, что на их дискотеках надо было бы быть под шефе, но вкус водки ей не нравился. Да и пить ее в туалете было как-то негигиенично.

Она почувствовала недоброе, когда ее партнер слишком крепко обнял ее, с силой прижал к ее ягодицы себе. Он почти не двигался и тяжело со свистом дышал ей прямо в лицо. Катя пыталась вырваться, но он держал ее очень крепко, прижимая к своим брюкам. Музыка закончилась, но он ее не отпускал, стараясь прямо среди зала расстегнуть ее юбку. К ним подошли комсомольцы-дружинники и с трудом разлепили их объятия. Катя в этот момент ничего не видела вокруг себя, ей хотелось только умереть. Она не помнила, как дошла домой. Если бы в тот момент хотя кто-нибудь подошел к ней, утешил и помог добраться до дома, ей было бы не так страшно. Но друзья ее детства, как всегда, прятались за колонной. Нет, конечно, если бы Терех был один, без Валерия, то он бы такого не допустил, Ведь кроме Катьки все сразу поняли, что этому гаду от нее надо. Но рядом стоял Валет и жадно глядел на Катькины муки, презрительно скривив губы. Да и, честно говоря, Терех тоже был несколько зол на Катю, а кроме того, он почему-то считал, что при Валете он не имел права бросаться ей на выручку. Какие-то у него были на этот счет предрассудки.

Потом они увидели Катю уже тогда, когда она сквозь толпу пробиралась к выходу. Она прошла рядом с ними, пытаясь трясущимися руками попасть в рукава пальто. Валерию пришлось даже немного потесниться, давая ей дорогу. Она бы, конечно, заметила их, но ее глаза застилали слезы.

Валерий после этого минуту-другую не мог двинуться с места, у него все оборвалось внутри, когда он так близко, почти вплотную увидел плачущую Катьку. Хотя она только выть в таких случаях и может, а где не надо, так она очень смелая… В принципе, их участия уже не требовалось, парень этот куда-то сбежал, но старший оперотрядовец, посоветовавшись с кем-то по телефону, уже послал двух парней отыскать его для составления протокола о нарушении общественного порядка. Валерий знал, что после протокола паренек навсегда покинет стены вуза.

Вдруг он обнаружил, что Тереха уже рядом с ним нет, а в конце коридора позади него затеялась какая-то возня. Туда же неохотно потянулись и дружинники. Валет успел на место раньше их. Там Терех уже ногами добивал парня, танцевавшего с Катькой, а тот, из последних сил, пытался руками прикрыть голову. Валерка оттащил красного, с бешеными глазами Тереха, и они быстро ретировались на второй этаж Дворца культуры.

Ягодок – полный кузовок!

Сопромат сдал – женись! Очень правильный наказ дали всем студикам-технарям опытные, матерые сдавалы. Поэтому, сдав сопромат, Валерий на домашней студенческой вечеринке, устроенной по этому поводу, совсем по иному уже смотрел на девушек, которые учились с ним в одной группе. Под конец он здорово выпил, и девушки, обнимавшие его перед обязательной в таких случаях фотокамерой, казались ему удивительно красивыми и желанными. Он хотел их всех! Но особенно ему нравилась Наина – с тонкой талией и густыми шелковыми бровями. На ней были облегающие джинсы и черная водолазка с несколькими ниточками бус. Он уже несколько раз приглашал ее на танец. Свет в комнате при медленных парных танцах гасили, и Валера сходил с ума от запаха длинных распущенных волос девушки, в которые он зарывался лицом. Наина и сама прижималась к нему всем телом, и Валера не мог сдержать шедшую изнутри его дрожь.

Он провожал ее до дому тихим зимним вечером по дороге, освещенной Луной и оранжевыми фонарями. Наина была молчалива, она загадочно улыбалась, и сердце Валерия таяло, когда он глядел на девичий профиль Наины и чувствовал этот запах ее волос, ее тела.

Они поженились ранней весной, вместе сдав сессию. Все как-то здорово получалось у них вместе! Близнецы Ваня и Саша к тому времени уже закончили военное училище. Ваня служил в Казахстане, а Саша – в Прибалтике. Саша даже успел уже жениться. Терех практически сразу переехал в общежитие, а мать, за месяц до свадьбы, свалила, наконец, в деревню с новым папочкой, который теперь был у него на пару с Терехом.

* * *

Когда Галина Кондратьева окончательно договорилась со старшим Тереховым переехать к нему в деревню, чтобы не мешать Валеркиному счастью, они, конечно, отметили это событие очередным застольем. Мама грустила, она уже привыкла к ежевечерним посиделкам с аккордеоном. Даже не знала, как же ей теперь обходиться без тех, кого она до Васиной смерти искренне считала подонками общества.

Катя немного переживала за маму, но она так устала за то время, которое старшее поколение посвятило пению хором, что уже с трудом терпела последние дни их пребывания в их квартире. Не девочек к себе пригласить позаниматься, ни день рождения отметить… Кошмар какой-то! Ну, как позвать девочек и ребят с приборостроительного, которые стали приходить к ним в группу, к себе, если знаешь, что при этом папаша этого Тереха будет уговаривать всех спеть под его аккордеон? Так ведь даже в туалет стыдно при них выйти. Почему так дома устраивают, что в туалет надо обязательно проходить сквозь застолье в большой комнате?

В эти последние дни хор ветеранов о чем-то усиленно шептался. Она никак не могла расслышать, о чем же они там говорят. А это тетя Галя после рюмочки со слезой рассказывала всем, что Валера был у нее самым любимым и горьким ребенком! И Наина, которую он выбрал в жены, была так хороша! Ее радовало и то, что Наина была родом из пригородного поселка. Значит, с детства приучена к работе, да и родня новая, которой Галина втайне очень боялась, не слишком будет докучать молодым. Как ни посмотри, а все складывается к лучшему! Вот и у Валерочки, которому и так в жизни досталось, теперь с первого дня будет своя двухкомнатная квартира. У нее прямо сердце радовалось, а Валя все шикала на нее, чтобы радовалась она как-то потише.

* * *

Свидетелем на свадьбе у Валерия был, конечно, Терех. Он почти не пил и гасил в зародыше все обычные пьяные свадебные потасовки. Поэтому свадьба, которая была как у людей в кафе, прошла очень хорошо! Назойливая свидетельница Наины пыталась привлечь Тереха к выполнению ритуального похищения невесты, но он уклонился. Его место было рядом с Валерием. В конце вечера они выпили вместе, и, захмелев, Терех полез с пьяными объятиями к Валерию. Он шептал ему на ухо, что он очень рад, что у него так все хорошо, что Наина – самая красивая невеста, которую только он, Терех, видел в своей жизни. Где он только на невест насмотрелся, никто не знал. Валера, ласково похлопывая Тереха по спине, передал друга Татьяне и ее почти трезвому мужу.

Иногда на Валерия накатывали волны бессонницы. Тогда он долго курил на крошечном балкончике над бывшими Катькиными окнами и думал, что когда-нибудь и для него наступит время, его время.

Они все еще очень пожалеют о том, что его детство было таким убогим, что вся молодость его прошла в тени одной беспамятной ночи, когда ему, конечно же, просто сунули в карман чужой нож… Все должны были в будущем горько пожалеть и о том, что и в институте, и на работе его за глаза называют «тюремщиком».

Этот паршивый город будет лежать у его ног, а женщина, которая спит сейчас рядом, вдруг поймет, что, выйдя за него замуж может быть только из-за городской прописки, она совершила в своей жизни единственно верный поступок.

Он никогда не додумывал эту заветную мысль до конца, иначе вспомнил бы и давнюю детскую обиду и свой обиженный вопль: «Все мамка! Вот я сейчас умру, так ты пожалеешь! Будешь тогда знать, как мокрым полотенцем стегаться! А я нарочно не оживу!»

Пиковый интерес

– Терех, ты только скажи, это правда?

– Да.

– Тетя Галя маме моей хвалилась, а я не верила… Мне, знаешь, надо ему в глаза посмотреть, я тогда все пойму.

– Катя, он очень любит жену. У них все хорошо! Не надо тебе глядеть ему в глаза! Не увидит он тебя этими глазами.

– А почему он меня не увидит? Вот же я! Почему он… Он даже на свадьбу не позвал…

– Кать, ты пореви, ну, всякое бывает, ты поплачь, не сиди ты так!

– Уйди!

– Нет, я не уйду. Давай тихонько домой пойдем, я тебя отведу. Опять у тебя шея голая, когда ты научишься шарфы носить?

– Я домой не пойду.

– А мы сразу домой не пойдем, мы вначале в кафе зайдем.

– Нет, не хочу никого видеть, тогда уж лучше домой. Приду и помирать лягу.

– Вот ты ляг, а там, может, сразу и не помрешь, может еще все очень хорошо будет, еще лучше. Давай, Кать, пойдем потихоньку!

* * *

Валентина Петровна с растущей тревогой ожидала Катькиной реакции на сообщение Галины Кондратьевой о Валеркиной свадьбе. Валила бы сразу в деревню! Молчком! Так ведь нет, взяла же верх деревенская порода! Надо было Катьке прямо в глаза вылепить. Что ей Катька сделала? Ну, не выходила к ним все два с лишним года, что она у нее же в дому Терехова окручивала! Так на что там смотреть?

Нет, сама она виновата, сама. Привадила подонков общества! Господи, хоть бы Вася был жив! Что делать? Но и с Валетом этим надо было тоже как-то приканчивать. Интересно, как эта Катерина могла себе жизнь с тюремщиком представлять, если у нее от голоса предполагаемой свекрови под аккомпанемент предполагаемого свекра зубы ломило? И что, в сущности, такого сказала ей Галя? Правду! А чего она ждала? Разве это же ей раньше родная мать не говорила? Может, скрывала что от нее? Ну, конечно, так бы в лом бить не стала, пожалела бы… Где Гале это понять, у нее ведь пацаны были, она и не понимает, что с девчонкой-то так было нельзя.

Она знала, что Катя обязательно станет искать этого урку, чтобы узнать все от него. Вот пусть и узнает, раз матери не верит! Но что-то у нее долго с этим Терехом срывалось, тому все было некогда, он все оттягивал встречу. Валентине Петровне хотелось, чтобы Катя узнала сама все как можно скорее, с этой дурью и ночными слезами необходимо было расстаться немедленно. Чего этот Терех тянет? Пришел бы и вмазал бы промеж глаз правду-матку, как его новая мамка. Так нет, всю неделю ведь жилы вытягивал!

Но когда Терех привел домой бледную Катю с перекошенным лицом, Валентине Петровне захотелось солгать, закрыть собой дочь от этой непостижимой для нее правды. Она уже, не помня своей тайной радости по поводу Валеркиной женитьбы, подхватывая от Тереха Катю в полуобморочном состоянии, все никак не могла понять, как же Валерий мог сделать такое?

* * *

На «кашу» Валеркиному сыну Терех принес потрясающей роскоши бегунки. Они были складные, с большим столом, перламутровыми счетами, мягкими пластиковыми шарнирами. Такую красоту можно было купить только у барыги или фарцы. Наина и Валерий просто рты раскрыли! Ничего такого они себе представить не могли! Даже у маленькой Катьки когда-то были бегунки просто треногой из тонких дюралевых трубок, окрашенных зеленой масляной краской. Сатиновые подгузники ей Валентина Петровна сшила для них сама, а Катькина мама только языком в парткоме могла хорошо работать, поэтому на эти сатиновые шаровары было страшно смотреть, когда она вытаскивала маленькую Катьку гулять во двор. А вот в подарке Тереха был даже запасной подгузник! Валеркин сын теперь не будет сидеть в них, как Катька, вечно обсиканный!

На «кашу» пришли, как всегда, Бобка с женой и Кузька, отслуживший к тому времени в армии в стройбате. На минутку по-соседски заскакивала и Танька. Но сидеть она там долго не могла, потому что была со вторым ребенком на сносях. Она теперь с семьей так и жила как раз над квартирой Кондратьевых, а Терех теперь ушел из общаги, снимая угол где-то в центре.

После горячего и горячительного Валерий и Терех вышли на площадку покурить. Валерий был очень рад другу, он беспрерывно что-то говорил и громко смеялся своим шуткам. Терех, напротив, был молчалив, даже несколько мрачен. Не докурив сигарету, он стал тушить ее о подоконник, сломал и, чертыхаясь, выкинул в форточку.

– Катька замуж вышла!

– Самый короткий анекдот, что ли? – засмеялся Валерий.

– Я на регистрации только был, на вечер не пошел. Хотя она звала, рада была очень. Но там все были такие, ну, шибко культурные. Сидел бы я с ними, как лошадь поповская, Катерину бы в глазах молодого мужа ронял. Он и так на меня сычом смотрел.

– А где она его подцепила?

– Да в институте, на факультете своем. Нормальный с виду парень, очень симпатичный, экономист! Мы с тобой с ним рядом как коровы будем оседланные. Свадьба у них там такая, комсомольская.

– Ну и хрен с ней!

– Да я тоже ей сказал: «Молодец, Катька! Будь счастлива!» Улыбается, смешная такая! Она не в фате, в шляпе была, сейчас мода такая для невест. Самая красивая там была. Я еще на вечер, поэтому еще не пошел. Глянул на всех, а глаз-то положить не на кого.

Они вернулись в квартиру, сели за стол и выпили по полной рюмке, не закусывая. Больше о Катьке не говорили, они вообще потом уже только пили и ни о чем не разговаривали. Валеркина мать, приехавшая из деревни поводиться с внуком на период студенческой сессии, решила, что они на площадке подрались ненароком…