Текст книги "Позови меня трижды"

Часть 3. Чем сердце успокоится

Как прост и непонятен разговор.

Полунамеки, шепот полутайный

Двух голосов, сплетенных жизнью в хор,

Безудержный, беспечный и печальный.

Как прост и непонятен разговор.

Им дела нет до нашей суеты,

До наших взглядов и до осужденья.

Нет слов древнее: «Только я и ты»,

Все звуки исчезают на мгновенье,

И разум слепнет, и слова пусты

Пред этой безыскусной простотою.

Им дела нет до нашей суеты.

Нет слов древнее: «Я живу тобою…»

Печаль и радость

Тоже старый пасьянс… Но, пожалуй, единственный, из салонных пасьянсов, очень похожий на цыганское гадание. Также две полные колоды берут, выкладывают на стол ряд из десяти карт. Ну, так считают, что полный ряд до десяти – это все возможные расклады и повороты самой судьбы. И тузы, конечно, образуют базовый ряд. На них, в восходящем порядке, собирают все остальные карты. У них, у цыган, вообще очень важна стоимость карты. Вот и туз – это высшая степень счастья или несчастья, радости, горя, неожиданности… Гипертрофированный народ. Чего? Ну, к фатальности склонный. Да не ругаюсь я! Конечно, таких слов от Терехов ты не узнаешь… Он тебе бы проще сказал, что они – сдвинутые по фазе придурки. Хотя во всем ведь есть какая-то доля… Ага. И окончательное значение по цвету определяли. Это и самой догадаться не сложно. Народ они удивительно простой, а простой народ все, знаешь ли, к красненькому склоняется. Вот и цыгане считали, что черное – это печаль, а красное – так это непременно радость. Откуда я про них знаю? А чо мне цыган-то не знать? Тут их столько было всяких… Ага. Вот красненькие пошли, видишь? И если примитивно, по-цыгански рассуждать, так это, девка, тебе счастье само привалило. Но жизнь, она не цыганский расклад, тут обязательно сопоставление должно быть с предыдущими картами.

Рассуждаешь ты сейчас, как самая дикая цыганка. Вот было, вот ушло! А куда оно уйдет, ежели оно уже было? Нет, касатка, что было, все при тебе так останется! Ага. С собою носи, милая! Дальше тяни по жизни.

Знаешь, если честно, я совсем жить не хочу. Нет, не из-за Ленки. Да все нормально, пускай живет, как знает, а я не могу. Понимаешь, скучно жить без людей, с которыми с самого начала предполагала прожить всю жизнь. Это Настя куда-то все с юности рвалась, а я ведь нет… Просто, я очень хорошо знаю, что люди, с которыми я могла бы прожить свою жизнь так, как мне всегда хотелось ее прожить, давным-давно ушли, что больше их никогда не будет. Тяжело без своих-то. Теперешние? Да почему не люди-то? Люди… Только вот для меня они как картинки нарисованные – карточные фигуры. Нет, их жизнь я ни понять, ни принять не могу…

Где я научилась гадать? Не-е, не в тюрьме! Когда там гадать-то было? Сидишь, трясешься, не знаешь, что с тобою еще сделать удумают. Какие карты в той тюрьме! Да и не сидели в той тюрьме так подолгу, как потом-то…

В наше-то время карты не считались чем-то зазорным. Это сейчас в кинах мазурика какого или пахана с наколками покажут, так непременно с картами в руках. У нас в доме раньше взрослые вообще играли вечерами с детьми в Акулину, Пексесо, Мушку… Фокусы на именинах показывали. Даже учителя из гимназии, когда в концертах любительских индийских магов изображали, так обязательно с карточными фокусами. А как же без этого? Развлечение было. Ведь раньше людей в доме принимали, особенно, если там девушки на выданье были. И сами в гости ездили. За картами и беседу завязать проще. Столики специальные выставляли ломберные. Вот иногда приедешь, а чувствуешь, что не твой день сегодня, танцевать тоже ведь каждый день не станешь. Сядешь к какой-нибудь даме в партнерши, а она о многих присутствующих тебе за картами расскажет, совет хороший даст, пасьянс какой-нибудь покажет. Странно сейчас вспоминать, но я еще застала время, когда из-за границы не только наряды и ноты ждали, но и раскладку новых пасьянсов. Уже выезжала тогда… Как быстро пролетела жизнь… А какая нескладная вышла… Да, вот так ярусами собираешь. Русские пасьянсы тоже были, конечно. «Переход через реку Березину», например. Патриотическая вещь.

К гаданию, правда, с опаской относились, но все равно гадали. Время для этого даже было в церковном календаре – перед самым Рождеством Христовым. Мы-то, в основном, тогда на суженого гадали. «Суженый, ряженый, приди-покажись!» Сейчас смешно вспоминать-то даже.

Но потом я так была благодарна этому умению! В войну с Настей только этим и кормились. Да, где гадали? К теплушкам на вокзал выходили. А как не верили-то? Все верили. А кому еще оставалось верить-то? Куда головушку-то девать? Вот за веру нам и платили. Там и Ларочку Миловидову с Ленкой встретили. Ее как раз из лагеря в войну отпустили…

С нами цыганки ходили. Но у них, как я тебе уже рассказывала, немного другая система чтения была, несхожая с нашей салонной. У цыганок, главное дело, цвет масти, и очень было важно, какой в конце расклада цвет верх возьмет. А клиент-то каждую их заминку ловит, клиент-то в войну был такой, с обостренными нервами. И даже не знающему карт человеку быстро становилось все понятно, как только цыганка раскидывала свои замызганные картишки. Били их часто, сердешных. У них рука тогда почему-то была очень тяжелая. Да не у клиентов, а у цыганок. У клиентов, впрочем, тоже… Особенно зимой с 42 года на 43 год такие у всех тяжелые руки были! Я даже одну такую битую на вокзале утешала. Меня-то? Да тоже доставалось иной раз… А тут вижу – сидит в углу, возле урны с песком с ребятенком за пазухой, личность вся малиновая, как сыроежка, раскидывает себе карты и ревет. Вот мне под глаз дай – синяк будет, а у них морда так необычно устроена, что все побои малиновыми кажутся. Разный ведь народ бывает. Ага. Вслух, значит, воет. Понятное дело. У нас тут, знаешь, сколько эвакуированных было! Все какие-то карточки получали, хоть иждивенческие, да получали. А этим чо-то совсем ничего не давали… Ага. Да и кто ихнего гулящего брата за так эвакуировать-то станет? Вот и оставались многие из них под немцем. Ненадолго. Ну, это тебе еще рано знать, конечно.

Хотя в армию ихних мужиков подгребали хорошо… Мужики-то у них выносливые, сметливые. Так правильно, другие в цыганах долго и не проживут.

Все ФЗО цыганятами были под завязку набиты. Такие школы были, вроде колоний при заводах военных – ФЗО. А что? Да цыганята эти, между прочим, по металлу, да по литейному делу еще бы пару очков самому Терехову папаше дали бы! Работали они хорошо. Они ведь металл вообще по запаху чуют. Одного парнишку-цыганенка, правда, у нас весной 43 года в проволоку горячую насмерть замотало. Ну, проволоку-то в заводе раньше цыганятами тянули. Пустят такого пострельца бегом, он и бежит с проволокой, тянет. А тут мастер замешкался чо-то, и цыганенок, как на грех, с недосыпу споткнулся. Тут его и замотало. Хоронить нечего было. Все цыганки с рынка, с вокзала, с пересылки тогда собрались… Ревут, кричат! Милицией их разгоняли. Ага. После милиции рожи у всех, конечно, малиновые сделались… Что ты говоришь? Да ни чо мастеру не сделали, кто ему за безродного цыганенка чо сделает? У них и паспорта-то толком не было. А паспорта нет, значит, и человека нетути.

Пересылка? Да тюрьма пересыльная. Ну, где сейчас главпочтамт, почту где сортируют! Вот. Там раньше врагов народа сортировали и дальше отсылали. Тоже вроде главпочтамта было. А о некоторых арестантах – ни слуха, ни духа! Никто из начальства ничего не сообщает, только угрожают посадить, если от окошка не отойдешь. Вот тут-то цыганкам клиентура была самая богатая, на все готовая. Не-е, я туда не ходила. Не-е… Я там надежды никакой не чуяла. Все-таки карты ради надежды достаешь…

А, та-то? Цыганка-то, которая? Да откуда я помню, как ее зовут? Подошла я к ней тогда, объяснила, что раз такая карта ей полезла, то и брать ей в руки колоду нечего. Только на личность цвет малиновый собирать. Она за голову хватается, не знает, как кормить своих попрошаек. У нее еще трое на рынке воровством и нищенством до ФЗО перебивались. Ну, я ей и посоветовала по руке гадать, там ведь что хочешь можно наплести. А ее тогда ноги не несли чо-то. Ну, я ее под руку брала, и мы тихонько шли вдоль составов.

Охрана, как нас увидит, сразу всем своим кричит: «Гадалки идут! Мужики, вылазь! Гадалки тащатся!» И все эти мужики двери сразу начинают двигать. Ага. И стали мы так вдвоем теплушки обходить, а девчонка ее с дитем малым возле вокзального титана сидела. С собою уж не брали. Мороз ведь, да и подруга моя чо-то тогда совсем на ногах не стояла. Ага. И пока я карты кидаю, напарница моя соколикам брильянтовым из очереди по руке всякое рассказывает. Хорошо получалось. Нас даже милиция не трогала. Сами только без очереди лезли, рожи ментовские. Ну, и что, что партийные? А чо им партия-то хорошего скажет? А мы все-таки старалися, зря в душу человеку не харкали… Не-е, она, как Украину освобождать начали, так со своими засобиралась из наших краев. Простились мы с ней очень тепло. Она все надеялась, что, может, кого в живых там из своих встретит. Да где уж там! Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие… Раз такая карта пошла…

Бизнес с человеческим лицом

Нет, они, видите ли, будут без дела сидеть, электричество страны жечь, зарплату ждать! Им детей кормить нечем, но они сидеть будут, суки! А пятьдесят тысяч кровных, от сердца оторванных в день, им, сукам, мало, оказывается!

Терех очень жалел, что не взял с собой автомат. Ведь, главное, был у него автомат! А тут поехал, блин, на металлобазу своего родного завода, давшему ему в рыло путевку, блин, в жизнь, и почему-то не взял! Оно, конечно, сдерживаться как-то надо, но этим чудакам в прохудившихся ватных брюках, забивавших козла и сидевших четвертый месяц без работы, очень была бы кстати автоматная очередь поверх маковок. Сидит, главное, такая жопа и рассуждает, чего для него Ельцин еще не доделал! Где же упустили народ? Или он сразу, у мамкиной титьки был недоделанным?

В подсобке встревоженная Райка ждала его уже с горячим чайником наперевес, но Терех только досадливо махнул ей рукой. Переживала за него, значит. Действительно, нервы стали просто ни к черту. Особенно после поджогов. Достал было водки, но Райка отбирать кинулась.

Выложил ей, конечно, как есть. Райке хрен чего не выложишь. Такая ведь замечательная задумка была! Хотя и ноги не несли на родное предприятие. Вот чо-то заранее душа не лежала. И еще так подумалось: «А может, все-таки взять автомат?» Есть еще чутье-то, видать. Но ведь, думал как человек, завести туда весь лист, уголок и рифленку для ларьков, и чтобы эти мученики киоски прямо тут же, на своей базе в рабочее время и сварили! Делать-то им совсем нечего! С начальством бы он, конечно, договорился. Так ведь даже башки от домино не повернули! Двух пальцев для «здрасте» не подали! Сидят, зарплаты ждут, суки! Кто будет им зарплату-то перед акционированием завода раздавать? Кто им заказы перед этим делом возьмет? Каким местом люди вообще-то думают? Прям, щас, разбегутся и дружно станут их зазывать стать акционерами! Ну, станут, может, ненадолго… Нет, какие же суки, а?

Рая, слушая его дикую ругань, думала, что он еще больше расстроится, если узнает, что Кузька тихонько работает в коллективе против них с Терехом. Приедет, как красно солнышко, побеседует с народом, порастыкает у Тереха за спиной, сигаретками все угостит, и нет его. А им с персоналом работать! Нехорошо Кузьма себя ведет, не по-товарищески. Скоро в этой подсобке из-за такой политики им на голову гадить начнут. Конечно, Рая понимала, что Кузьма так просто никакую политику не начнет, не получив руководящего указания.

Всю ночь Раиса думала сама с собой, потому что Бобка после конфликта с техникой вообще думать боялся, во всем полагаясь на жену. И решила Рая, что вот такая близость к народу, которая наблюдается у них с Терехом в подсобке, до добра их не доведет. Нельзя с народом до таких случайных связей доходить. Только сели чай пить, колбасу на стол выложили, а тут дальнобойщики вваливаются. Они, видите ли, только из рейса! И масляными руками хвать по три куска! Да она сама этой колбасы не пробовала, детям не дала, решила Тереха за все добро колбасой угостить, а тут такая лапа волосатая, шесть дней немытая… На салфетку даже масло машинное капнуло.

Тереху это все сообщать Рая считала бесполезным. Он поймет, что это шутки друга Валерия, и замкнется в себе. Плечи только до ушей поднимет, и станет благородство изображать. Достал ведь уж, блин, с этим благородством! Засунул его себе куда подальше. Ей вот не до благородства, когда на ее распоряжения народ стал матом огрызаться.

Рая крепко приглядывалась, как у них в городе другие фирмы бизнесом занимаются. Думала даже. Она поняла, что спасти их с Терехом от народа может только офис, или контора по-старому. Выдали путевки, поставили диспетчера, а главное, проверили исполнение – и все! Никакого народа! Только сунулся кто в офис в грязных штанах, так его вневедомственная охрана только хвать за ремешок! Еще, главное выступали в печати пару лет назад против посреднических фирм. Нет, господа-товарищи! С нашим народом без посредника нельзя!

Рае так понравилась ее собственная мысль с офисом, что она в выходные весь центр города обошла. Кое-что приглядела, конечно. И, подкладывая Тереху несъеденную дальнобойщиками колбасу, выискивала момент вставить словечко про офис.

Ну, в начале он как-то ее мысль не оценил. Но когда они проехались на его восьмерке по намеченным Раей адресам, вроде даже сам загорелся. Хотя и он, и Рая предполагали здесь некоторые сложности.

Даже Рая прекрасно знала, что офис для любого бизнеса всегда был коренным, переломным этапом его становления. Мало было перевести в контору бумаги из заваленной товаром и счетами за телефон квартиры или деревянной подсобки. Надо было пережить сам этап возникновения и становления этого значительного явления обновленной действительности – офиса! Пугало оформление квартир через чиновничьи заграждения и засады, которое могло вымотать любого самого крепкого паренька. Даже Тереху было довольно страшно выходить на такой резкий виток в торговле из прокуренной подсобки на музыкальной фабрике. Это означало, что теперь все будет иначе! Никакой паленой водки, минимум левого товара, максимум правды в текущей отчетности. На их шею государство придумало новую напасть – налоговую инспекцию. Все письма, которые им слали оттуда с просьбой встать на учет, Терех просто выкидывал. Но в офис эти тети могут и ножками притопать! И у Раи, и у Тереха возникали опасения, вызванные печальным опытом некоторых фирм, которые просто не смогли выжить после переезда в новенький офис. Разные там возникали обстоятельства. Сразу и не рассказать какие именно.

Неделю они с Раисой судили, рядили и, наконец, решились. «Пока еще можно брать по дешевке, надо брать!» – такой тезис выдвинул Терех относительно офиса на общем собрании с Валерием и Кузьмой. В сущности, собрание было у них втроем, даже Раю попросили в коридор выйти. Но там она села на табурет у вентиляционной решетки и все слышала. Тереху даже материться не пришлось. В его тезисе слова «пока еще», «можно брать», «по дешевке» сломили решимость его оппонентов.

Решено было приобрести пару квартир на первом этаже в центре города. Подъезд и дом выбрали, конечно, из Раиного списка. Валерию, блин, Сергеевичу понравилось местоположение дома и сама стоимость приобретаемых квартир. Оказывается, они давно с шакалом Кузькой об офисе думали! И Терех только головой крутил, когда этот любимец техники тут же запел песни Валету, что в бизнесе надо ставить высокие цели, например, депутатство в городской Думе! Но с Терехом, вроде, Валерий держался по-прежнему, и служебный взлет в их шаражке на давнюю дружбу не повлиял.

При устройстве в жилом доме магазина или конторы на первом этаже, требовались подписи всех жильцов верхних этажей. В основном, у них в городе жильцы ставили подписи за бутылку, изредка просили затянуть решеткой окна или балконы второго этажа от бандитствующих соотечественников. Такой установленный рэкет и назывался учетом общественного мнения граждан и их объединений. Понятно, что сводился этот учет к быстрому спаиванию всех жильцов по одиночке, до того, как им придет в голову против тебя объединиться.

Раиса одна провела предварительную работу по сбору общественного мнения у старух возле дома. В этом подъезде бабки объединились сразу, они слезно попросили Раю ихних мужиков зазря не поить, а решить техническую проблему с горячим водоснабжением дома. Нет, горячая вода в доме была, но что-то там было сделано так, что из подвала парило неимоверно. Куда только жильцы не писали и не жаловались, все равно в подъезде стоял смрадный влажный воздух. Зараженная грибком масляная краска стен вздувалась причудливыми пузырями, и только на ощупь можно было найти дорогу на лестницу, потому что в клубящемся пару лампочки работали не более трех часов. Пробираться через парилку к будущему офису и без общественного мнения было затруднительно. Поэтому на замену нескольких труб они наняли двух шабашников с материалом, но те, умудренные производственным опытом, сами наотрез отказались изолировать их минеральной ватой в темноте. Как самый геройский член экипажа, на амбразуру пошел, конечно, Терех. С собой он прихватил Бобку, поклявшись, что ни с какой техникой, кроме минеральной ваты и плоскогубцев, в подвале тот не столкнется.

Неделю они в темноте ползали по подвалу, переодеваться в относительно сухое белье их пускала старуха со второго этажа, в пустых купленных квартирах к вечеру от влаги коробило даже сапоги. Валерий с Кузькой бегали по всему городу, выполняя заказы Тереха. Рубероид купили почти сразу, а алюминиевую фольгу и минеральную вату пришлось красть ночью с механического завода, заплатив перед этим и мастеру, и работягам.

После работы с минеральной ватой Терех и Бобка чувствовали себя ежиками, вывернутыми наизнанку, во внутрь иголками. Проходя с изоляцией трубы, в полумраке подвала Бобка нашел спрятанный возле запорной арматуры «Вальтер». Терех ничего не нашел, зато его два раза укусили крысы.

После героического штурма подвала все бумаги на переоборудование жилого помещения в нежилое были подписаны Валерием и Кузьмой за три недели. И за эти три недели Терех с Бобкой, Райкой и тремя продавщицами ударно крушили стены и делали из запущенных квартир самый настоящий офис. Отечественное слово «контора» не могло до конца раскрыть их мечты о красивой жизни.

Терех выбрал в офисе небольшую комнатенку без окон и оклеил ее сам, на свой собственный вкус. Вроде и ничего там особенного не было кроме стола, крашенного сейфа и старого кресла-вертушки, но вновь, к огромному неудовольствию Раисы, ревностно следившей за благополучием Тереха, почти весь состав фирмы дружно набивался в его неказистую комнатенку пить чай с дармовыми шоколадками.

* * *

За подбор персонала всегда отвечал Терех, и претензий к нему не было. Поэтому именно ему строго, без скабрезностей было дано руководящее указание срочно принять на работу секретаря, мать ее, референта. А то, видите ли, Райка как-то по-базарному на звонки отвечает: «А-а?» да «Чо?». И вообще у нее имеется свой, ответственный участок работы. Бегать самому по городу девок снимать господину Кондратьеву, по отчеству Сергеевичу, было решительно несолидно.

Но и доверил Валерий Сергеевич это дело Тереху зря. Во-первых, Терех почему-то тут же подмигнул любопытной Райке, торчавшей тут же, а та захихикала. Во-вторых, потому, что однажды утром у дверей своего кабинета Валет Серёгович, как тайком звали его подчиненные, обнаружил улыбающуюся Таньку, с трудом взгромоздившуюся на хрупкий секретарский стульчик. Вначале он решил, что это – просто шутка какая-то или редкостная подлянка. Одно из двух. Но Татьяна вдруг подпрыгнула на тонко взвизгнувшем стульчике и со всем уважением отрапортовала: «Здрасте, Валерий Сергеевич! Меня два месяца назад в техникуме сократили, так Терех к Вам на работу взял!»

– Здравствуй, Татьяна! Ты мне по телефончику лицензионный отдел исполкома набери, Зотова там спросишь, – осторожно сказал Валерий.

– Сейчас-сейчас, мне Терех дал все телефоны и проинструктировал, Вы к себе в кабинет идите, там чай на столе горячий с ватрушками, я с утра пекла.

Уплетая пышные свежие ватрушки, Валерий не без удовольствия, медленно, со смаком расставался с погубленной мечтой о востроносенькой длинноногой секретарше, смиряясь с неизбежной реальностью.

* * *

Не сказать, чтобы Танька, принятая Терехом на работу секретаршей, очень обрадовала Кузьму и даже Бобку. Даже у Райки иногда отвисала челюсть при виде ее наглой безмятежной физиономии. Над ребятами она с детства хихикала с этой Зелькой своей, она всегда была взрослой, она такой родилась! И потом в ней очень рано появилось что-то такое, отчего все большие ребята относились к их компании уважительно, а некоторые даже заискивали. Круглое, смешливое Танькино лицо и толстая пшеничная коса вызывали тогда у ровесников неизменный интерес. Но времена те ушли безвозвратно, и не виновата была Танька в том, что нынче было принято сажать перед собственным кабинетом тоненькое длинноногое крашенное существо с хищной заносчивой мордашкой. А Танька, как была красавицей конца шестидесятых, так дальше и не продвинулась с пьянчугой-мужем, двумя огольцами – Тереховскими племяшами и шестью сотками огорода. Но работу она знала, печатала без ошибок. А когда, после двух получек, Танька приоделась на стихийно возникшем вещевом рынке, ее стало не стыдно посылать в любую инстанцию, да и вообще хоть куда. Чиновные мужики в возрасте просто оживали при виде пышнотелой улыбчивой блондинки, с трудом удерживающей равновесие на французской шпильке. Все вокруг Таньки расцветало и одомашнивалось. Китайские пластиковые цветочки, которыми Рая пыталась наладить уют, она выставила в туалет, а в конторе зацвели розы, калы и лилии нескольких сортов. Фирма стала регулярно пить чай с сухариками и Танькиным печеньем. Курить Татьяна разрешала не ранее двенадцати часов дня и только в самом конце коридора. Постепенно все привычно подчинились Танькиному диктату, как когда-то привычно по ее приказу мыли руки и шли домой сушиться, если все-таки падали в огромную лужу с покрытым коркой льда дном, в которой они любили бездумно бродить друг за другом по кругу ранней весной…