Текст книги "Эксплеты. Последняя сказка"

Но Фрая, видимо, решила не останавливаться ни перед чем: несколько мгновений – и воинственная поза мужчины изменилась, плечи поникли, он судорожно сглотнул. Затем он вернулся в дом, не закрывая при этом двери.

Наконец, укутанная в черный платок, едва ступая, к незваной гостье вышла Совалия Дольвейн. Было ли то искусным притворством, достигнутым при помощи косметики, но выглядела молодая женщина больной: синяки под глазами, бледные щеки, белее их только губы, руки дрожат, нервно стискивая ткань платка.

Сова оглядела Фраю с ног до головы и, кивнув, предложила чуть отойти от двери. Женщины оказались совсем близко к экипажу, и теперь Омарейл, притаившись за перегородкой повозки, могла слышать их разговор.

– Еще не поздно образумиться, – мягко произнесла госпожа Тулони.

– Что тебе нужно, денег? – резко, невпопад отозвалась Сова.

– Мы можем что-нибудь придумать. Скажем, что ребенок чудом выжил, – горячо зашептала Фрая. – Что его похитили, подменили в колыбели. Ты это не сразу поняла. Скажем, что за него требуют выкуп.

– Зачем ты мучишь меня? Я все решила.

Всю жизнь вынужденная только слышать других, не имея возможности наблюдать за мимикой, видеть жесты, Омарейл отлично умела улавливать эмоции по голосу. Совалия Дольвейн не врала: она сделала свой выбор и не собиралась отступать.

– В день, когда Норт родился, ты была не в себе. Но сейчас у тебя было время подумать. Скажи мне, что ты образумилась. Скажи, что поняла, что наделала, и я помогу все исправить. Мы эксплеты, Совалия, мы заставим всех поверить нам.

– У меня такое ощущение, что я разговариваю с глухой, – жестко ответила Сова.

И в ее голосе не было ни сожаления, ни боли, только злость.

– Я же тебе сказала мгновение назад, что все решила, и мнения своего не переменю. Мы забудем это, как страшный сон, и станем жить так, как я спланировала. А ты – наслаждайся материнством, которое, будем откровенны, тебе уже не светило.

Омарейл испытала новую волну неприязни к этой женщине. Однако в сердце Фраи, очевидно, было больше теплых чувств к госпоже Дольвейн, потому что она продолжила:

– Мне счастья чужим несчастьем не нужно. Ты можешь вести себя бессердечно, но я-то знаю, что сердце у тебя есть. И оно болит. Эддарион это теперь тоже знает.

Повисла небольшая пауза.

– Ты изменила его дар. Теперь он чувствует не только обычных людей, но и эксплетов.

– Так вот что это за дрянь! – воскликнула Сова. – А я думаю, что это за ощущение, будто кто-то во мне копается, как в коробке с письмами! Мерзавец!

Последние слова она выкрикнула с горечью. Омарейл недоуменно посмотрела на стенку повозки, за которой разговаривали женщины. Что так задело Сову?

– Я не знаю, пройдет ли это, – спокойно, тихо произнесла Фрая, – или он будет таким навсегда. Но сейчас он знает, что ты чувствуешь. Он сказал мне. И ему жаль.

– Жаль? Свинья! – После этого восклицания Сова, видимо, осознала, что ведет себя излишне эмоционально, ее могли увидеть в окно родственники, поэтому она зашептала, явственно сдерживая ярость: – Его больше нет в моей жизни и никогда не будет. Это моя семья, и его не касается, что я делаю и как.

– Он вынужден уйти: близкое присутствие людей для него невыносимо, дар усилился настолько, что он читает всех без разбору, – почти так же тихо ответила Фрая.

Сова молчала.

– Ты сделала это с ним. Возможно, он навсегда покинет людей, – продолжила госпожа Тулони.

В ответ снова тишина.

– И тем не менее он сочувствует тебе. И готов помочь, чем сможет, как и я. Несмотря на все то зло, что ты успела причинить, мы желаем вместе с тобой исправить, что еще можно исправить.

– Он делает это сейчас? – задыхаясь, произнесла Сова. – Убирайся! – воскликнула вдруг она. – Ты не имеешь права ковыряться у меня в душе!

– Если ты не одумаешься, он останется с тобой навсегда, – неожиданно холодно произнесла Фрая. – Будет глядеть на твое сердце день и ночь, и ты будешь жить, зная, что он способен заглянуть в твою голову в любой момент. Ты будешь чувствовать, как он приходит к тебе, несмотря на твое желание.

Вновь повисла пауза.

– Он может внушать эксплетам чувства? – спросила Сова.

Вероятно, Фрая покачала головой, так как следом раздалось ядовитое шипение:

– Тогда мне плевать, что он собирается делать, покуда живет на другом краю земли. И тебя я видеть больше не желаю. Так и знай, Фрая, если еще раз сунешься, я сделаю с тобой то же, что сделала с ним, поняла? Я оставила достаточно золота, чтобы вам с ребенком было чем питаться. Кормилица будет с вами, сколько нужно. И я пришлю в качестве благотворительности все, что было куплено для моего сына. Но если я еще хоть раз увижу тебя, ты пожалеешь.

Омарейл услышала удаляющиеся шаги: вероятно, Сова развернулась и пошла в дом. Через несколько секунд Фрая медленно забралась в повозку и села на скамью напротив Омарейл. Она не смотрела на принцессу, та же во все глаза разглядывала госпожу Тулони.

– Вы же знали, что это не сработает, – произнесла она после того, как Фрая попросила извозчика трогаться, – зачем стали уговаривать?

Фрая наконец взглянула на Омарейл.

– Я бы себе не простила, если бы не попыталась. Я просто не могла не сделать этого.

– Но какой смысл? Если будущее уже известно.

– Ты знала, что твой побег из башни повлечет за собой гражданскую войну, и все равно вышла, – отозвалась Фрая без всякого осуждения в голосе, – не могла иначе. Неужто думаешь, что меня ваши слова о грядущем остановили бы от того, чтобы дать Совалии и Норту еще один шанс?

Принцесса уставилась в окно. Лодья говорил об этом: что бы ни было, кто бы о чем ни узнал, каждый будет поступать так, как считает должным, и выстроит своими действиями то будущее, которое известно Омарейл и Дарриту. Вот и Фрая сейчас – а вернее сказать, Сова – отрезала все пути для воссоединения Норта с его настоящими родителями. Уж теперь он точно останется с госпожой Тулони, а Мраморный человек уедет далеко от людей и будет пытаться оттуда вершить правосудие.

Повозка свернула на улицу Семи Сестер и оказалась у знакомой Омарейл кофейной. Принцесса постучала по стенке повозки, и извозчик остановил лошадь.

– Одну минутку, я хочу взять себе кофе, – сказала она одновременно Фрае и извозчику.

Проверив, что в кармане платья звенят монеты, Омарейл подошла к заведению с вывеской «Кофейня Тамити». Через двадцать семь лет оно будет называться «Кофейная мастерская Лефу» – Омарейл подумала, что второе название нравилось ей больше. Было в нем что-то, обещающее особенно вкусный кофе.

Окошка, в котором можно было купить глиняный стаканчик и взять кофе с собой, как сделала Омарейл в свою самую первую прогулку по Астрару, не оказалось, и Омарейл зашла внутрь.

– Здравствуйте, – бодро поздоровалась она с мужчиной за стойкой, но тот ответил ей мрачным, уставшим взглядом, – я хотела бы взять кофе с собой.

Выражение лица мужчины изменилось: теперь он глядел откровенно враждебно.

– Что еще придумаете? – проворчал он. – Куда я его вам налью, в карман?

Омарейл уже поняла, что останется без горячего напитка, но все же ответила:

– Можно было бы в специальный стаканчик, который не пришлось бы возвращать.

Мужчина издал едкий смешок:

– Может, еще бесплатно кофе наливать?

– Если только каждую десятую порцию, – пошутила принцесса. – В качестве благодарности за любовь к вашему заведению.

Мужчина покачал головой и принялся протирать столешницу, не глядя больше на посетительницу, и ей ничего не оставалось, как развернуться и пойти прочь. В этот момент она заметила парнишку с метлой, он наводил чистоту в пустом зале заведения. Во взгляде его Омарейл увидела воодушевление.

– Лефу, что застыл? – рявкнул на него мужчина за прилавком, и тот начал подметать с двойным усердием. – Слишком большое жалованье? Думаешь, как его уменьшить? Бездельник.

Омарейл невольно улыбнулась. Похоже, господина Лефу ждала интересная карьера.

Следующей остановкой Омарейл и Фраи стала багетная мастерская. Там они быстро выбрали семь простых деревянных рам, в которые под руководством Фраи столяр вбил гвозди.

Всю дорогу до лавки принцесса нервно теребила рукава платья. Времени до начала занятия оставалось мало: они с Фраей должны были приехать в Луми-лавку к самому уроку, а значит, вряд ли успели бы толком подготовиться. Не было известно, сколько человек собирались прийти, и Омарейл боялась, что не хватит станков или ниток. Да много что могло пойти не так!

Ко всему этому добавлялось тяжелое чувство после встречи Фраи с Совой. А может быть, оно было главным, из-за чего все остальное казалось ненужным, пустым и неправильным. Тревожили и мысли о том, как Даррит справлялся с младенцем. Конечно, живой и здоровый взрослый Норт явственно указывал на то, что малышу ничего не угрожало. Но после бессонной ночи Омарейл знала, как способен вымотать один маленький человечек ростом в пол-локтя. Беспокоило ее состояние не ребенка, а няньки.

– Госпожа Тулони, – нервно постукивая пальцем по оконной раме экипажа, произнесла принцесса, – если желающих пройти урок окажется слишком много, скажите, сколько времени нужно, чтобы сплести один самый простой маленький коврик?

– Часа три, я так думаю.

– Хм, второй урок проводить в десять вечера будет слишком поздно… тогда перенесем на завтра. Объявим, что сегодня возьмем только семь человек, остальных будем ждать завтра. И на этот раз запишем их!

Фрая кивнула. Чуть помолчав, Омарейл сказала:

– Сначала вам нужно объяснить технику, но не углубляйтесь в детали, в то, как подбираете цвета и вплетаете эмоции. Просто объясните принцип. А потом уже, когда все поймут, что делать, можете рассказать чуть больше.

Ответом был еще один кивок. А через пару минут у принцессы появился новый повод для беспокойства:

– А насколько это вообще сложно?

Пожав плечами, Фрая неопределенно ответила: «Кому как».

– Я вот подумала… мы сейчас всех научим, а они потом начнут продавать свои коврики, и наши никто покупать не станет… – Эта мысль так ошарашила Омарейл, что она начала подумывать о том, чтобы отменить уроки.

– Делись – и получишь втрое больше, – философски подытожила госпожа Тулони.

Наконец они приехали в Луми-лавку. До начала оставалось пять минут, и Омарейл ожидала увидеть у двери толпу жаждущих научиться плести коврики. Однако помимо спешащих прохожих, не обращающих внимания на Луми-лавку, никого не было.

– Что нам нужно? Столы? Стулья? – спросила принцесса, которую душили новые тревожные чувства.

Они вместе с Фраей переместили из подсобки небольшой обеденный стол и поставили его в центре лавки. Вокруг собрали несколько табуретов и стульев.

– Если будет необходимо, попросим у кого-нибудь из соседей еще, – произнесла Омарейл, ощущая пустоту внутри.

Кажется, ее затея провалилась. Она боялась, что придет слишком много людей. Что кто-нибудь украдет идею и станет конкурировать с госпожой Тулони. Но вот того, что может не прийти никто, не предусмотрела. Как же глупо она себя чувствовала! Фрая, конечно, тоже уже все поняла, стала протирать полки от несуществующей пыли.

В десять минут восьмого принцесса перестала передвигать стулья, ища наиболее удобное расположение, и поправлять станки, чтобы они стояли в линию. Она обреченно плюхнулась на табурет.

– Я начинаю уставать от того, что все мои планы рушатся, – пробормотала она.

– Зато никто не откроет такую же лавку, – с улыбкой отозвалась Фрая.

Эта попытка подбодрить не сработала, Омарейл спрятала лицо в руках.

– Я пришла к вам с дерзким заявлением, что удвою вашу прибыль. А в итоге добилась того, что у вас больше нет ни ковриков, ни покупателей – ничего! Только семь рамок с гвоздями!

Фрая посмотрела на самодельные станки, затем на принцессу.

– Так давай воспользуемся твоей идеей и выйдем на улицу.

Омарейл с надеждой подняла взгляд. Сердце снова радостно забилось.

– Отличная идея, госпожа Тулони!

Вдвоем они вытащили стол на улицу, расставили стулья, станки, разложили цветную пряжу в центре. Сели напротив друг друга, и Фрая начала объяснять принцессе, как натянуть основную нить, цепляя ее за гвозди сверху и снизу рамы.

Через четверть часа к ним присоединились еще две женщины, заинтересовавшиеся необычным занятием. Госпожа Тулони оставила свой станок и стала ходить от одной ученицы к другой.

– Заплатите за урок, если понравится результат и вы захотите забрать изделия с собой, – предложила принцесса.

Плетение ковриков оказалось успокаивающим делом. Проводя пряжу между нитями основы, Омарейл внимательно следила, чтобы не сбивался ритм – сверху-снизу, сверху-снизу, – мыслями же уплывала куда-то далеко. Принцесса размышляла о том, как изменилась ее жизнь за последний год, как изменилась она сама. Когда в ее будущем коврике появилось несколько рядов разных оттенков серого, она задумалась, какой цвет взять следом.

Руки сами потянулись к синему.

Даррит неожиданно начал занимать очень важное место в ее сердце. Еще полгода назад она и подумать не могла, что влюбится в него. Смешно было вспоминать, как однажды они с Маем залетели к нему в класс, прячась от Совы, решившей навестить Дана. Омарейл тогда пыталась придумать объяснение их визиту, а Норт смотрел на них с Маем, как на двух сумасшедших.

Да, она хотела влюбиться, узнать, что это такое. Читая книги, Омарейл понимала: любовь – важная составляющая жизни. Та самая, которой она была навечно лишена. Кто бы мог предположить, каким образом воплотится это желание!

Полосы серого и синего стали сменять друг друга, переплетаясь в узор.

Теперь, когда оказалось, что Даррит был сыном Совы, он становился ровней ей, принцессе. Они имели право пожениться – если бы госпожа Дольвейн, конечно, признала его. А Даррит бы на это согласился.

Омарейл тяжело вздохнула. Подняв голову от своей работы, она увидела, что за столом появились еще три новые девушки. Фрая ходила от одной к другой, объясняя технику, отвечая на вопросы. Сердце принцессы возликовало.

Когда же закончился урок, все ученицы захотели забрать свои работы домой. Выручка за занятие оказалась больше, чем в иной день им удавалось получить, продавая готовые коврики.

– У Ауры получилось очень хорошо, – прошептала Фрая Омарейл, пока все обсуждали прошедший урок, не спеша домой.

Принцесса кивнула. Она отвела девушку в сторонку и предложила работу. Аура поделилась, что училась на швею, но была готова подработать. Тем более, плести коврики для лавки она могла дома. Все складывалось просто прекрасно.

Домой они вернулись затемно. Воздух уже остыл, и Омарейл зябко куталась в шаль, которую ей дала Фрая еще в лавке. Они вошли в дом на Северной, семнадцать, и застыли. В коридоре их встретила дорожка из тряпок. На кухне была расставлена грязная посуда. На уши давила пугающая тишина.

Хозяйка дома и ее гостья тихо открыли дверь в комнату и заглянули внутрь. В центре было разложено одеяло, на нем, раскинув руки в стороны, спал младенец. Рядом дремал Даррит, его черные волосы разметались по дощатому полу.

– Он справился. И мы справились, – улыбнувшись, прошептала Омарейл, а затем посмотрела на Фраю, – и вы справитесь. Норт всегда очень тепло о вас отзывается. Вы сумели воспитать его достойным человеком. Он знает, что такое забота, честь, уважение к другим. Уверена, вы его этому научили.

Глава 10
Под Солнцем процветаю

Омарейл бездумно глядела в окно. День обещал быть пасмурным, Северная улица казалась серой и неприветливой, но сидеть на стуле, укутавшись в плед, и разглядывать запотевшее по углам стекло было уютно. Резко и в то же время приятно пахло комнатными растениями в горшках. Горячий чай медленно остывал в чуть треснувшей чашке. На кушетке в коконе из одеял мирно спал младенец, рядом с ним, с краю, устроился Даррит.

Предыдущий день был бесконечно длинным. Когда они вернулись домой, Фрая уверила принцессу, что дождется, когда проснется Даррит, и уложит его спать как следует. И пообещала, что позаботится о ребенке, поэтому принцесса со спокойным сердцем легла в кровать. Блаженно выдохнув и зажмурившись, она с невероятным удовольствием ощутила на коже приятную прохладу тяжелого одеяла. Сон навалился мгновенно, не позволив даже самой короткой мысли мелькнуть в голове Омарейл.

Что происходило ночью, она не знала, но надеялась, что малыш позволил выспаться и Норту, и Фрае. Сама же принцесса проснулась довольно рано и, не зная, что ждало впереди, решила насладиться утренним чаем в тишине.

Ее мысли быстро переместились с Северной улицы на площадь Храма Света. Омарейл представила, как сейчас там было серо и тихо. Огромные мраморные плиты, только выложенные, наверное, блестели от влаги, наполняющей воздух. Под одной из плит лежало послание, разоблачающее Сову. Мать Даррита. Омарейл повернулась к спящим.

Не совершали ли они с Нортом ошибку? Уже ночью им предстояло вернуться в свое время, а значит, остался лишь один день, чтобы что-то изменить.

Снова взглянув в окно, принцесса, к своему удивлению, заметила идущую по улице Фраю. Она-то была уверена, что хозяйка спала дома, там, за занавеской, в своей комнате!

Госпожа Тулони тихо вошла, поставила пару мешков в коридоре у кухни, стянула с себя мокрый плащ. Заметив вышедшую к ней Омарейл, улыбнулась, от уличной прохлады ее щеки раскраснелись, карие глаза светились теплом.

– Сходила на базар, – пояснила женщина, вызывая у Омарейл одновременно восхищение энергичностью и желание пожурить: Фрае тоже стоило бы отдохнуть!

Скоро некому будет помогать ей с малышом и Луми-лавкой.

Принцесса принялась разбирать покупки. Вместе с Фраей они разложили крупы, убрали в холодную кладовку сыр и масло. Картофель спустили в подпол.

– А тут кое-что для тебя. – Фрая с благоговением достала из мешка красивую коробку.

Омарейл вежливо поблагодарила, как учили родители, а затем с огромным нетерпением схватила подарок.

– Осторожнее, – рассмеялась Фрая.

Сюрприз оказался весьма тяжелым. Открыв коробку, принцесса почувствовала, как защипало глаза. Укутанные в плотную бумагу, там лежали изящные белые чашечки с синим цветочным орнаментом.

– Неправильно говорить, что это тебе подарок, потому что ты не сможешь их забрать. Но я купила их для тебя. Негоже принцессе пить из щербатых кружек…

Как странно было испытывать тоску по человеку, который стоял в полуметре и улыбался. Печалиться о его смерти не когда он был мертв, а когда еще жив. Ощущать опустошение не от того, что происходило сейчас, а от того, что было раньше, хотя ты и не знал значения событий. Ведь Омарейл уже пила из этих самых чашек в ту ночь, когда рассказала Дарриту, что была наследницей престола. Когда узнала, что была эксплетом. Когда Норт сказал, что Фрая купила эту посуду на случай, если к ним в гости зайдет принцесса.

Те воспоминания вызвали одновременно и улыбку и слезы. Омарейл прижала одну чашечку к груди.

– Спасибо, это очень… мило, – сказала она, шмыгнув носом.

– Не думала, что тебя так тронет обычный фарфор. У тебя в Орделионе, должно быть, все сделано из золота, – мягко заметила Фрая, расставляя на столе посуду, чтобы сделать чай.

– Это дороже золота.

Глядя на синий пигмент, будто впитавшийся в белоснежную поверхность чашечки, Омарейл представила себе бело-синий коврик, который могла бы сплести, и тут же вздрогнула: ведь она забыла сказать про заказ актрисы! Заставив госпожу Тулони оставить приготовление чая, она пересказала все, что было важно знать о будущей хозяйке коврика, и Фрая ушла в свою комнату подбирать пряжу.

Вскоре пришла кормилица. Проснулись оба Норта – и маленький и большой, и оба сосредоточились на завтраке. Как всегда, без умолку болтая, кормилица рассказала, что ей, в качестве благотворительности, какая-то богатая дама прислала уйму детских вещей. Кое-что она оставила себе, но вот некоторые предметы были ее сыну не нужны.

– Коляска там хорошая, Бою маловата, но все равно пойдет. Спать укладывать в ней самое оно. А вам могу нашу старую отдать, – сообщила она. – Колыбель плетеная, ну до того славная, я такую только в магазинах видала. Нам уже точно не нужна, а вам вот в самый раз. Месяца на три еще хватит. Соска какая-то чудна́я, то ли коралл, то ли рубин, я таких отродясь не видала. Ее отдадим тоже, Бой и в рот ее брать не стал, ему нравится кожаный мешочек жевать, не отберешь. А это… баловство одно. Для богачей. И я принесла шерстяные трусики. Тут вот дополнительно вкладывается ткань, она впитывает хорошо, будет не мокро ребеночку. А еще на базаре увидела клеенки, ну это вообще красота… не знаю, чем они их там промазывают, но они воду не пропускают, сколько сил и времени себе сбережете! Ее протер, и все.

Когда кормилица наконец ушла, Омарейл подошла к кушетке. Младенец умиротворенно спал. На нем была новая ночная рубашка, которую принесла его молочная мама, и выглядел он премило. Прошло не так много времени с их первой встречи, но ребенок как будто изменился: голова стала не такая вытянутая, лицо теперь казалось очаровательным. В те редкие моменты, когда он не спал, а серьезно смотрел на мир, в сердце Омарейл что-то менялось. Там появлялись совершенно новые, не поддающиеся описанию чувства.

– Его пальцы как настоящие, – вот и все, вот единственная мысль, которую она смогла высказать.

Пока Фрая плела, а ребенок спал, Омарейл и Даррит пили чай и обсуждали свою миссию.

– Я не уверена, что стоит оставлять прежнее послание, – осторожно сказала принцесса.

Даррит несколько секунд молча смотрел на нее, лицо не выражало эмоций.

– То, что мы сделали, не оставляет никакой… возможности для иной трактовки. – Омарейл прочистила горло, чувствуя себя неловко под взглядом Норта. – То есть… ну представь, если мы захотим что-то поменять.

– Вы предлагаете потратить единственный шанс по-настоящему развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов на невнятную попытку угодить всем?

Она сложила руки на груди и ответила:

– Да.

Он тоже скрестил руки и откинулся на спинку стула.

– Что ж, ваше право.

– Ты считаешь это ошибкой?

– Если бы решение принимал я, то оставил бы послание как есть. Но не всегда стоит потакать мужскому стремлению разрушать. Иногда полезно прислушиваться к женскому желанию созидать. Я обещал помочь вам выбраться из башни, а не уничтожить всех врагов государства.

Принцесса перевела взгляд в окно.

– Что, если нам удастся получить все?

Она надеялась, что он поймет ее и не заставит объяснять. Потому что в самом деле верить в счастливый исход и на политическом, и на личном фронтах казалось верхом наглости.

Даррит понял. По крайней мере, одарил ее пронзительным взглядом, а затем мрачно ответил:

– Тогда я скажу, что наша жизнь – действительно сказка.

Теперь Омарейл охватило волнение: они провели почти две недели в прошлом, спрятали два предсказания, а теперь, в последний день, за несколько часов до конца путешествия решили поменять план, спрятать новое послание и совершенно изменить свое вероятное будущее. Успеют ли они? Будет ли это правильное решение? Полностью ли они воспользовались выпавшим шансом? Страх упущенной возможности вместе с ощущением, что они все делали в последний момент, вызывали учащенное сердцебиение.

И вместе с тем принцессе так не хотелось покидать дом на Северной улице! Обыденность, неторопливость происходящего тут окутывали ее, создавая иллюзию, что так было, есть и будет. Трудно поверить, что через несколько часов они окажутся там, где эти комнаты пусты.

Фрая закончила плести коврик к обеду и взялась за следующий – уже для лавки. Омарейл в это время приготовила рагу. Инструкции ей давала сама госпожа Тулони, поэтому оно получилось не просто сносным, но даже вкусным.

Затем они с Дарритом оставили Фраю с малышом и отправились к дому актрисы, чтобы отвезти заказ. Пока экипаж, покачиваясь, вез их через Астрар, Омарейл думала о новом тексте предсказания.

– А что, если так: «На заре пятого месяца, в день, когда сочтутся браком Принцесса и Советник, будет открыто это предсказание, что будет знаменовать конец заточения наследницы в Лебединой башне. Она выйдет из замка, чтобы дарить народу Ордора свет, который накопился в ее душе за эти годы».

Даррит поднял брови, неопределенно покачал головой, пожевал губы, будто примеряя услышанное, ища слабые места.

– Пафоса маловато, зато весьма однозначно, – вынес он вердикт.

Скоро они приехали к дому актрисы. Увидев Омарейл, та обрадовалась.

– Я уж думала идти искать другой подарок! – эмоционально воскликнула она, втягивая принцессу в дом.

Жила девушка не в роскоши, но прихожая выглядела весьма уютно, позволяя предположить, что дом в целом был обставлен со вкусом.

Взяв круглую упаковку, перевязанную широкой шелковой лентой, актриса воскликнула:

– Похоже на шляпную коробку! Выглядит красиво.

Омарейл вежливо улыбнулась. Разумеется, это было похоже на шляпную коробку, ведь они приобрели ее, как и ленту, в магазине шляпок только что, по пути. Но с шикарным бантом и открыткой подарок выглядел вполне презентабельно.

– Ох, ну надо же! – взвизгнула девушка, достав коврик. – Потрясающе! Он просто… он так точно попадает в характер, я даже не знаю, как описать! Как у вашей мастерицы получается так передать чувства через цвета?

Принцесса скромно пожала плечами. Она и правда не знала. Пока актриса ходила за со́лями, чтобы расплатиться за заказ, Омарейл с любопытством осматривала помещение.

– Красивая картина, – заметила она, когда хозяйка дома вернулась.

Прямо над небольшим резным столиком в скромной раме висел морской пейзаж: огромные волны, то темно-синие, то нежно-бирюзовые, будто прозрачные и светящиеся, пенились, качая лодку с моряками, тяжелые тучи нависли над кораблем, с которого они спешно спасались.

– «Шторм», – улыбнувшись, ответила девушка. – Мне подарил ее поклонник. Невероятная, правда? Очень люблю море и все, что с ним связано. – Она легонько тронула коричневый футляр, что висел на кожаном ремешке, прицепленный к раме.

Глаза Омарейл загорелись.

– А это что? – спросила она, уже не просто из любопытства.

– О, в таких футлярах отправляют послания по морю. У моряков такая традиция: писать записки и пускать их по волнам в надежде, что кто-то найдет. Есть поверье, что так можно найти свою любовь. Он сделан из кости и кожи и обычно запечатывается воском, чтобы вода не разрушила бумагу. Художник, который написал картину, приложил к ней послание, запечатанное в этот футляр. Мне кажется, это так романтично!

– Безусловно… – пробормотала принцесса, не сводя глаз с тубуса. – А вы могли бы продать мне его?

Разумеется, девушка отказалась: она ведь только что рассказала, как восхищалась идеей морских посланий и задумкой художника. Но Омарейл стала уговаривать. В тот момент, когда она почувствовала, что актриса начала раздражаться, в разговор вступил Даррит. Не тратя времени понапрасну, он посмотрел хозяйке дома в глаза и просто вежливо попросил:

– Пожалуйста.

Его черные зрачки заполнили радужку. Девушка молча подцепила предмет за цепочку и протянула Омарейл.

– Мне теперь неловко, – уже в повозке сказала принцесса. – Может быть, мы могли купить что-то подобное на базаре…

Даррит скептически взглянул на изящную вещицу в руках девушки, а затем равнодушно ответил:

– Думаю, вы справитесь со своей неловкостью.

Следом они заехали в Луми-лавку. Омарейл записала текст нового предсказания и спрятала его в футляр. Теперь у нее была возможность разглядеть тубус. Тот был темно-коричневым там, где твердую основу обтягивала кожа, резные молочно-белые вставки из кости изображали летящего лебедя.

Даррит зажег свечу, и, вместе наблюдая за тающим сургучом, они каплями запечатали футляр. Принцесса смотрела на то, как дрожащий огонек заставлял тени на сосредоточенном лице Даррита трепетать, и действо показалось ей похожим на магический ритуал.

Когда Омарейл и Норт добрались до кафе, с которого просматривалась стройка на площади Храма Света, был уже вечер. Тяжелые тучи приблизили сумерки, но фонари еще не включили.

– Они ставят стелу, – прошептала принцесса, глядя на идеально гладкую поверхность площади и возвышающуюся в центре стеклянную конструкцию. Ее основание было размещено в яме, уже залитой раствором, саму стелу поддерживали строительные леса.

Рабочие заканчивали деревянную опалубку внизу стелы, чтобы залить ее бетоном и создать «королевскую» часть памятника – ту, на которой будет высечен девиз Ордора «Под Солнцем процветаю».

– Это же идеальное место для того, чтобы спрятать послание, – прошептала Омарейл. – Как думаешь, они зальют бетон сегодня?

Ей принесли заказ. Принцесса с наслаждением вдохнула аромат свежесваренного кофе.

– Вероятность есть, – отозвался Норт.

И они стали молча наблюдать, как, ругаясь, строители создавали деревянную конструкцию. Как один из них начал ходить по площадке и зажигать переносные керосиновые светильники. Как они устроили перерыв, и тут же на площади появился паренек с баком горячей воды. Он сделал для всех рабочих чай, раздал сухари.

– Так они и завтра не закончат, – простонала Омарейл, наблюдая, как неторопливо ели мужчины. – Можно же после работы поесть!

– Сразу чувствуется, что вы не имели дела с профсоюзами… – отозвался Норт.

Сама принцесса успела расправиться с рыбным тостом, картофельным салатом и готова была заказать вяленые фрукты, когда наконец раздался свисток, оповещающий о конце рабочей смены. Залить опалубку бетоном строители успели.

Правда, официант объявил, что их заведение тоже закрывается, поэтому Омарейл и Дарриту пришлось покинуть их наблюдательный пункт. Они отправились на прогулку по близлежащим улочкам, чтобы дождаться, когда кафе совсем опустеет.

– Как ты предлагаешь проникнуть на площадь? – спросила принцесса, зябко кутаясь в шаль Фраи.

– Так же, как и в тот раз.

– Если помнишь, в тот раз не все прошло гладко.

– Разумеется, я помню, вы уронили огромную мраморную плиту, перебудив весь Астрар, – беззлобно ответил Норт. – А потом не сумели влезть на стену.

– Да, и с тех пор я не тренировалась лазить по канату.

– Но и бросаться плитами мы больше не планируем.

Омарейл закатила глаза.

– А почему бы нам не попробовать более простой способ? Почему бы не войти через дверь?

Он вопросительно поднял бровь.

– Помнишь, как нас выпроводил охранник, через такую деревянную калитку? Давай зайдем там же.

Даррит покосился на принцессу:

– Вы, конечно же, помните, что пост охранника находится ровно там, где открывается калитка?

– Мы его отвлечем, – пожала плечами Омарейл.

Это казалось таким пустяковым делом после всего, что им пришлось сделать.

– Хорошо, я готов довериться вам, – совершенно серьезно, несмотря на шутливый тон принцессы, ответил Норт. – Я доверяю вам так, как не доверяю себе.

Она удивленно посмотрела на него:

– Зачем ты мне это говоришь? Это звучит очень многозначительно. Я чувствую скрытый подтекст.