Текст книги "Эксплеты. Последняя сказка"

Она улыбнулась, вновь переживая те ощущения.

– Я никому не могла рассказать об этом, и даже мама не знала, что я видела. Мне казалось, нельзя поднимать эту тему. Перчатки потом убрали, потому что они начали меня нервировать. Зеркальное стекло тоже почти везде сняли, чтобы я могла чувствовать себя хозяйкой своего пространства. В более сознательном возрасте у меня всегда все было по расписанию, которое родители составляли вместе со мной, и я могла его корректировать, если хотела. Никто не имел права прийти ко мне в неположенное время, если только не было чего-то очень важного. Так, по мнению ученых, у меня должно было создаваться ощущение контроля над собственной жизнью. Должен был уменьшаться стресс.

– Я никогда не задумывался о том, через что пришлось пройти вашим родителям. И как сложно было вырастить вас такой… нормальной.

– Ох, Норт, ну такими комплиментами ты меня просто смущаешь, – с иронией отозвалась Омарейл, хотя полностью осознавала справедливость его слов.

Он слегка улыбнулся.

– В общем, – продолжила она, – однажды, когда мне уже было лет двадцать и я вовсю готовила побег, в каком-то споре с мамой сказала, что знаю. Ты пойми, то, что она сделала… если бы кто-то узнал, это могло иметь серьезные последствия. По большому счету она нарушала прямой указ Короля, подтвержденный Советом Девяти, и ставила под угрозу мир в Ордоре. По сути, это является государственной изменой.

Даррит кивнул. Конечно, он это понимал, ведь уже несколько месяцев наблюдал за тем, как Ордор уверенными шагами идет к гражданской войне из-за побега принцессы, которому даже нет доказательств.

– Я сказала маме, и она призналась, что делала это не один раз. Когда я была совсем крохой, она проделала эту дырку в том месте, где крепились перчатки, и несколько раз позволяла себе прикоснуться ко мне, погладить волосы. Потом, годам к пяти, решили, что кроватке необязательно стоять у перчаток, туда поставили стол, за которым я ела и занималась. И делать это незаметно для меня мама уже не могла. В тот раз, о котором я помнила, я заснула за столом, и мама рискнула снова.

– Это очень печальная история, – отозвался Норт задумчиво. – Ваше детство должно было быть ужасным. У меня была Фрая, этот дом, лавка. Мы часто ездили в лес, где я мог гулять часами, устраивали пикники, купались в озере. А со временем, когда я научился получше контролировать дар, появились друзья.

Омарейл задумалась:

– Нет, я не чувствовала себя несчастной, когда была ребенком. Это взрослые знали, чего я лишена, а для меня все, что происходило, было нормально. Я знала только такой уклад. Это с возрастом я начала понимать, что как я, жили не все.

Даррит понимающе кивнул.

Хлопнула входная дверь. Оба настороженно прислушались, но уже через несколько мгновений в комнату вошла Фрая, и они выдохнули. Волосы и платье госпожи Тулони были мокрыми, подол юбки – в грязи.

– С Эддарионом что-то неладное, – выдохнула она, опускаясь на стул.

– Чувствительность его дара возросла, – спокойно отозвался на это Даррит. – Он ярче ощущает эмоции людей, ему больше не требуется зрительный контакт. И теперь он читает эксплетов.

– Откуда ты… – начала Фрая, а затем печально усмехнулась. – Ну разумеется, вы же из будущего.

Она обреченно взглянула на своих гостей:

– Это не пройдет?

Оба покачали головой.

– Он будет вынужден уехать и жить подальше от людей, – отозвалась Омарейл. – Где он сейчас?

– Пошел домой. Пешком. В такую погоду. Я нашла его на обочине, он просто сидел на земле. Велела ему идти домой. Так ведь и заболеть недолго. Сентябрьские дожди неласковы, да и земля начала остывать.

– Вам бы тоже переодеться, – обеспокоенно сказала принцесса, и Фрая последовала ее совету.

Началась, возможно, самая безумная ночь в жизни Омарейл. Они с Нортом еще не решили, что делать дальше, когда младенец проснулся и начал кричать. Они сунули ему бутылочку, которую оставила кормилица, но сосал ребенок как-то неловко и как будто нехотя. Спустя четверть часа он вообще перестал принимать соску, безостановочно плача. О том, чтобы уйти, не могло быть и речи.

По очереди они укачивали маленького Норта на руках, ходили с ним по комнате, шушукали, пели, хлопали в ладоши, трясли. Все это помогало лишь на время, а затем крик повторялся.

– Я больше не могу! – простонала Омарейл, когда дело уже шло к рассвету. – Я сойду с ума! Почему он кричит?

Даррит – была его очередь успокаивать ребенка, – прижав к себе младенца, держал его вертикально, «столбиком», аккуратно поддерживая головку. Он громко сказал:

– Мирра, ложитесь спать, хоть кто-то из нас должен отдохнуть. Фрая, ты тоже иди ложись.

Обе покачали головами: как они могли бросить Норта один на один с этим орудием пыток?

– Хорошо, – кивнул он. – Мирра, вы спите полчаса, потом я отдаю вам ребенка и ложусь спать сам, потом беру его, и ложится спать Фрая. Будем дежурить парами и сменять друг друга.

На это она согласилась, хотя и думала, что не сможет уснуть, пока каждые пять минут раздается безудержный плач. Однако стоило ее голове коснуться подушки, сон накрыл будто пуховое одеяло.

Когда Омарейл проснулась, было уже светло. Она вскочила на ноги и прошла в соседнюю комнату. На кушетке, окруженный одеялами, тихонько сопел младенец. Тут же, сидя на полу, но опустив голову рядом с ребенком, спал взрослый Норт. Его руки будто бы создавали защитный кокон вокруг малыша. Пройдя дальше и заглянув в третью комнату – занавески, что вели туда, были открыты, – принцесса увидела, что спала и Фрая. Прямо в платье, не укрывшись, готовая в любой момент вскочить и заступить на свое дежурство.

В дверь постучали. Ощущая себя странно, будто в голову налили несколько литров воды, Омарейл тихонько прошла в прихожую. Это была кормилица. Заплетающимся языком принцесса рассказала, как прошла их ночь и что будить младенца, чтобы покормить, она не станет ни за какие сокровища мира.

– Так что ж вы меня не позвали?! – всплеснула руками кормилица.

– Мы же его кормили из бутылочки.

– Это не одно и то же! Я бы прижала Норта к груди, он бы сразу и успокоился, – покачала головой она.

Омарейл вздрогнула, когда за ее спиной раздался ответ:

– Да, это могло сработать. – Голос Даррита прозвучал иронично и многозначительно.

Кормилица пообещала вновь прийти через час и наказала звать ее, если младенец проснется раньше.

– Почему ты не разбудил меня? – пожурила Омарейл Норта, когда они вернулись в комнату.

– Он уснул почти сразу, как вы ушли. Спит уже три часа.

– Это была ужасная ночь, – прошептала принцесса, обессиленно опускаясь на стул.

Даррит устало потер лицо:

– Да, я действительно был бы не прочь прижаться сейчас к чьей-нибудь груди.

– Ты неприлично шутишь, тебе точно нужно отдохнуть, – отозвалась Омарейл. – Иди ложись, моя очередь сторожить сон этого чудовища.

Он даже не стал спорить.

Вскоре к принцессе присоединилась Фрая.

– Нужно идти в Луми-лавку. Правда, у нас же там пустые полки, – рассуждала госпожа Тулони, пока они пили утренний чай. – Ума не приложу, что с этим делать. А теперь коврики стали особенно важны: деньги, которые оставила Совалия, кончатся, а ребенок много в чем нуждается. Это я одна могла обойтись без излишеств, а у мальчика должно быть все, что необходимо.

Омарейл понимающе кивнула:

– Но не вести же мне туда Норта… И нужно ведь… как-то зарегистрировать ребенка.

– Фамилия Норта – Даррит, – ответила на это принцесса. – Судя по всему, с документами поможет ваш родственник.

Фрая удивленно подняла брови, а затем часто закивала, видимо, сочтя идею перспективной.

– А с лавкой поможем мы, – продолжила Омарейл. – Сейчас Норт немного поспит, и мы поедем в город. Вечером вернемся к вам. Вы же по мере возможности плетите новые коврики, нам нужно наполнять полки. – Принцесса вздохнула. – Жаль, что помощь наша будет недолгой. Через два дня мы исчезнем, и вы останетесь одна.

Фрая улыбнулась грустной, но все же теплой улыбкой.

– Я больше не одна. – Она взглянула туда, где спал младенец.

По пути в Луми-лавку Даррит и Омарейл зашли к Лодье. Тот тоже выглядел помято. Увидев на пороге своих соседей, он удивленно воскликнул:

– Тьма вас раздери, а вы что, не дома?!

Они переглянулись, затем Норт сардонически ответил:

– Нет, Лодья, мы в коридоре. Ты – дома.

Лодья рассмеялся, а затем крикнул вглубь квартиры:

– Алтея, представь, мы всю ночь старались разговаривать тише, а оказывается, были тут одни!

Даррит одарил Лодью мрачным взглядом и молча прошел в свою комнату. Омарейл была настроена более дружелюбно, поэтому проследовала на кухню, где, улыбаясь, поздоровалась с помощницей Лодьи.

– Уже утро? – смущенно уточнила та. – Как время незаметно пролетело.

Хозяин квартиры сел напротив, широко улыбаясь.

– Как в той песне, – отозвался он и фальшиво затянул: – Как часы идут минуты, если собеседник плох. А с хорошим будто час пронесется год.

И оба замолчали, растворяясь во взгляде друг друга.

– Что там Турбийон говорит? – без прелюдий спросил Даррит, входя в кухню.

Лицо Лодьи изменилось, с него исчезла мечтательность.

– Послезавтра рано утром – домой.

От внимания Омарейл не ускользнуло то, как он ответил. Не «мы отправимся домой», а просто «домой». Что-то подсказывало ей, что в этот раз в свое время Проводник не собирался.

– Возможно, мы не придем и сегодня ночью, – сообщила она. – Дело обрело неожиданный поворот, так что не переживайте за нас и особо не ждите. Встретимся завтра вечером.

Лодья кивнул и вновь сосредоточил все внимание на Алтее.

Глава 9
Вы справитесь

– Проклятие, я забыл об ограблении! – Даррит раздраженно ударил кулаком о прилавок опустевшей Луми-лавки.

До Театральной площади они шли молча, каждый думая о своем. Мысли в голове Омарейл крутились, будто чаинки в чашке: вот вроде бы и улеглись на дно, но стоит чуть помешать, все разом взлетают и кружатся, кружатся в сумасшедшем танце – не остановить.

Принцесса переживала о том, как Даррит на самом деле воспринял новость о Совалии Дольвейн: по его поведению было ясно, что он глубоко переживал, но что именно терзало его? Обида? Злость? Разочарование?

Думала она и о том, как удивился бы Дан, если бы узнал, что все это время у него в подчинении работал родной брат. Тут же фантазии уходили в другое русло: Омарейл пыталась представить, каким бы был Норт, если бы Сова не отдала его Фрае. Какими были бы старшие Дольвейны?

А искала ли Сова встречи с Нортом? Хотя бы раз за все эти годы?

Как отреагируют на новость Король и Королева, если узнают?

Хотел ли Даррит встретиться с матерью?

И, наконец, Омарейл едва не споткнулась, осознав: она влюбилась в сына Совы!

Однако чем ближе к лавке, тем приземленнее становились мысли принцессы: она начала размышлять о том, что им предстояло прийти в магазин с пустыми прилавками.

На восклицание Даррита об ограблении принцесса обессиленно вздохнула.

– Я думала, что смогу помочь госпоже Тулони, – убито сказала она. – Было столько идей, что можно сделать, чтобы коврики стали пользоваться спросом. Казалось, немного подтолкни покупателей – и от них отбоя не будет. Коврики ведь такие красивые и необычные! И подойдут практически в любой интерьер. Но… мои идеи не работают. – Принцесса спрятала лицо в руках. – Прорыв не происходит. Все стало только хуже. Я чувствую себя бесполезной и беспомощной.

Кажется, Даррит не ждал такой реакции. Он тут же распрямил плечи, подошел к Омарейл и уверенно заявил:

– Вы все делали правильно.

– Именно так это и выглядит! – язвительно воскликнула Омарейл, обводя рукой комнату. – Посмотри, все коврики смели, ни одного не оставили!

– Иногда кажется, что все идет не по плану, но это не значит, что все идет плохо.

Она взглянула на Норта. Он серьезно разглядывал ее лицо, будто пытаясь понять, удалось ли ему приободрить ее. Омарейл издала мягкий смешок:

– Ты сам в это веришь? Дела идут ужасно! Мы провалились. Я бы бросила все это, но у меня есть обязательства.

Принцесса понимала, что говорит уже не только про коврики, а вообще про всю ситуацию в целом. Сова – сама того не ведая – оказалась в очень выгодном положении. Омарейл не была уверена, что готова по заслугам наказать мать Даррита и бабушку будущих детей Севастьяны. А не наказать – значило уничтожить любую веру в справедливое устройство этого мира.

Проще было бы отказаться от престола и жить своей жизнью. В конце концов, Бериот мог стать прекрасным Королем, а Севастьяна – всеми любимой милой и заботливой Королевой-матерью.

Но корона – не красивое украшение. Это ответственность, обязательства, долг. Нарушив предсказание, Омарейл уже предала своих подданных. Отрекшись, она предала бы себя.

Даррит помолчал, подбирая слова, а затем тихо сказал:

– Иногда до заветной цели остается совсем немного. – Он почти коснулся ее плеча, но опустил руку. – Именно в этот момент бывает труднее всего продолжить путь.

– Замечаю у вас с Бериотом все больше общего, – пробормотала Омарейл, – он тоже любит разговаривать мудрыми высказываниями, отлично подходящими для сборников афоризмов.

Норт сложил руки на груди и многозначительно поднял бровь:

– Вам не кажется, что жестоко шутить на эту тему? Я еще не оправился.

Омарейл чувствовала, что на самом деле ее слова не задели его, поэтому отозвалась:

– Но ты улыбнулся, а значит, тебе стало лучше.

– Я не улыбался.

– А, прости, я забыла, это у тебя просто такой шрам. – Она поводила пальцем у уголка рта.

Брови Даррита удивленно поднялись, а затем он на самом деле рассмеялся. Этого принцесса и ждала. Она улыбнулась вместе с ним.

– Не знаю, как вам это удалось, но мне действительно легче, – сказал он.

И когда их взгляд глаза в глаза стал слишком долгим и неловким для обоих, он крутанулся и развел руки, будто обнимая всю лавку:

– Итак, у вас уже есть план, что делать со всем этим?

– Давай рассуждать логически: нам нужно придумать, как сплести хотя бы пару десятков ковриков за очень маленький срок. О, я знаю! О-о-о, – протянула Омарейл, почувствовав внезапный прилив вдохновения. – Это даже лучше, чем все, что было раньше! Нужно только придумать, как осуществить…

Даррит несколько мгновений наблюдал за взволнованной принцессой, а затем с наигранным раздражением спросил:

– Поделитесь?

– Уроки, – выдохнула Омарейл, расхаживая по деревянному полу, который тихонько скрипел под ее ногами. – Объявим, что госпожа Тулони проводит уроки по плетению ковриков. Научит всех желающих. И, во-первых, мы сделаем их платными. Это будет дополнительный источник дохода. Во-вторых, предложим ученикам выставить свои коврики в лавке и будем продавать за процент.

– Знаете, – Даррит задумчиво потер подбородок, – сейчас я вспоминаю, было три или четыре женщины, которые тоже плели коврики для лавки. Фрая как-то упоминала, что раньше они были ее ученицами.

Омарейл испытала невероятный восторг и приток сил. Эта идея точно сработает!

– Нужно только придумать, как быстро собрать класс. Завтра – наш последний день в этом времени, поэтому откладывать некуда. И… и, видимо, нам с тобой придется посидеть с ребенком, пока Фрая преподает.

Норт тяжело вздохнул.

– Эй-эй, – задорно отозвалась принцесса, – разве дети – это не звездочки на небе нашей жизни?

– Только не этот, он невыносим, – мрачно ответил Даррит.

Омарейл улыбнулась и легко похлопала его по плечу.

– Да, ты почти не изменился.

Норт хмыкнул, но сразу стало понятно, что он вновь погрузился в мысли о Сове и своей судьбе. Веселость ушла из взгляда, глаза стали пустыми.

Принцесса взяла из подсобного помещения тряпку и начала протирать пыльные полки, думая о своем новом плане. Даррит стоял посреди комнаты, опираясь одной рукой о прилавок, и смотрел в никуда. Уголок его рта опустился, сжатые губы превратились в узкую полоску.

Звякнул колокольчик – кто-то вошел в лавку. Омарейл обеспокоенно повернулась к посетителю: если это был вероятный покупатель, то им нечего было ему предложить. Но, к ее удивлению, к ним заглянул старьевщик.

– О! – воскликнул тот, озираясь. – О-хо-хо…

Принцесса сложила руки на груди, с растущим негодованием глядя на мужчину. Удивление его выглядело крайне неестественно, тут и без дара эксплета было ясно, что он притворялся.

Старьевщик взглянул на Омарейл и, качая головой, спросил:

– Что же это такое? Куда делись все коврики?

– Вы прекрасно знаете, – процедила она, – ведь это ваших рук дело.

Краем глаза она заметила, как Даррит замер, а затем медленно, пугающе медленно повернулся к мужчине.

– Что вы такое говорите, милая девушка? Я не заходил в вашу лавку с того момента, как ругался из-за статьи.

– Да, но ограбление заказали вы! И это низко и подло. Человек не просто украл коврики, но напал на госпожу Тулони. Удар по голове мог серьезно навредить ей.

– Я не знаю, о чем ты болтаешь, – уперев руки в бока, ответил старьевщик, – но, если хочешь знать, в моей лавке не было покупателей с самой статьи! Посетители – те были. Заходили будто б на экскурсию. Посмотреть на диковинку, старьевщика-шарлатана. Просили показать им то да се, а потом хихикали и убегали. Вот что серьезно навредило, так это твоя трепотня с репортером!

Омарейл негодующе выдохнула:

– Вы считаете, это одно и то же?! Что пара фраз в статье и нападение на человека – равнозначны?

– Пером можно уничтожить или вознести получше, чем мечом. Тот, кто может управлять толпой, может что угодно.

– То есть вы считаете, что добились справедливости? – вступил вдруг в разговор Даррит.

Он продолжал стоять у прилавка, постукивая по столешнице прежде лежавшим там карандашом. Его злость была почти осязаема.

Старьевщик прокряхтел что-то неразборчивое, и Даррит отбросил карандаш, вслед за чем сделал два неторопливых шага в сторону незваного гостя. Тот отступил к выходу.

– Считаете, что, совершив незаконные действия, нанеся физические повреждения женщине и лишив эту девушку возможного заработка, сделали мир чуть более честным и справедливым местом?

Мужчины смотрели друг другу в глаза, и Омарейл отчетливо увидела, как увеличились зрачки Даррита, полностью скрыв синеву за черной бездной.

– Я… я… – заблеял старьевщик.

– Если в вас так сильно желание сделать Ордор лучше, – с нажимом прорычал Норт, а после паузы зловеще закончил: – Избавьте его от себя.

Старьевщик упал на колени, заставив Омарейл вздрогнуть.

– Я не хотел… не хотел причинить зла…

– Лжешь! – прошипел Даррит, обнажая зубы в отвращении.

Омарейл никогда не видела его таким. Ярость сочилась из Норта, будто в сжавшемся на полу мужчине сосредоточилось все, что было ему ненавистно.

Он подошел к старьевщику совсем близко, не разрывая зрительного контакта.

– Я поступил плохо… Мне не следовало… – лепетал тот.

– Что ты будешь с этим делать? – спросил Даррит, чуть склонив голову набок, будто лишь любопытствовал о планах на вечер.

Но голос его по-прежнему был злым.

– Я… – по щекам старьевщика покатились слезы, лицо его некрасиво покраснело, – я накажу себя…

Даррит кивнул, и в этот момент принцесса решилась остановить эту эмоциональную казнь. Она подошла к Норту и схватила его за предплечье.

– Прекрати! Посмотри, что ты делаешь…

Но он лишь раздраженно дернул плечом, будто пытаясь избавиться от назойливой мухи.

Старьевщик сжал руки в молитвенном жесте.

– Прошу, простите меня…

– Как ты себя накажешь? – продолжил Даррит, не обращая внимания ни на его слова, ни на сжавшую его руку Омарейл.

– Как?.. Как я могу наказать себя, чтобы искупить вину? – раздался вопрос.

Чувствуя, что ситуация совершенно вышла из-под контроля, Омарейл встала между Дарритом и мужчиной, коснулась подбородока Норта и заставила его посмотреть на нее.

Он сперва сердито перевел взгляд на принцессу, но уже в следующую секунду свирепость ушла с лица. Он сжал веки, наконец осознавая собственные действия. Аккуратно отстранив Омарейл, Даррит вновь посмотрел на старьевщика:

– Ты будешь рассказывать всем, кого встретишь, о том, что сегодня в семь вечера здесь, в Луми-лавке, будет урок по плетению ковриков. Постарайся найти как можно больше желающих.

Тот часто закивал, затем почувствовал в себе силы подняться на ноги.

Пару минут после того, как старьевщик ушел, Омарейл молча наблюдала за Дарритом. Он хмуро прошелся по лавке, застыл у стеллажей. Затем спрятал руки в карманы брюк и медленно прошел к витрине. Уставился в окно. Принцесса терпеливо ждала.

– Вот поэтому мы, эксплеты, должны иметь нечеловеческое самообладание, – заявил наконец он.

Омарейл согласно промычала в ответ.

– Это, – Норт неопределенно взмахнул рукой, – было недопустимо.

– Угу.

Он рассеянно потер лоб.

– Возможно, госпожа Дольвейн была права… – начал Даррит, и Омарейл заметила, что он говорил почти теми же словами, которыми недавно говорила она сама.

– Что было, то было. – Она подошла и обняла Норта сзади, обхватив его талию и прижавшись щекой к лопаткам. – Сова сделала свой выбор, и никто не знает, как бы все сложилось, если бы она не вмешалась в наши жизни. Но я хочу, чтобы ты знал одно: ты любим. Фрая любила тебя, и я люблю. Понимаю, этого недостаточно…

– Достаточно, – негромко отозвался он, аккуратно накрывая ее ладонь своей.

Снова звякнул колокольчик.

– Ну наконец! – раздался звонкий голос.

Отпустив Норта, Омарейл обратила взор к посетительнице и не сразу, но узнала в ней актрису, что недавно играла на сцене. Без грима и костюма та выглядела немного иначе: каштановые волосы были убраны в простую, но красивую прическу, зеленые миндалевидные глаза не были подведены углем, и лицо казалось более открытым и юным. Платье глубокого винного цвета выглядело благородно и сдержанно.

– Я заходила раньше, но никого не было, – сообщила она. – Коврик – просто чудо! Я повесила его в спальне.

Женщина прошла вглубь лавки, удивленно озираясь.

– Смотрю на него и такую энергию чувствую! Изумительно. А где всё?

Омарейл сперва оторопела, не зная, что лучше ответить, а затем широко улыбнулась и, ненавязчиво посылая волны любви, в которой только что так открыто призналась Норту, сказала:

– Мы временно меняем направление деятельности. Будем обучать плетению ковриков и сосредоточимся на выполнении их на заказ.

– Это прекрасно! – отозвалась актриса. – Потому что я как раз хотела заказать у вас индивидуальный коврик для подруги. У нее послезавтра день рождения, и, мне кажется, это будет прекрасным подарком.

Омарейл выпрямилась и деловито сказала:

– Вы совершенно правы. Это чудесный подарок, тем более мы можем красиво его упаковать. Коробка, лента, все как положено. Одну минуту, я принесу книгу для записи заказов.

Она удалилась в подсобное помещение, где не без труда отыскала блокнот Фраи, в который та записывала доходы и расходы. Открыв его на чистой странице, принцесса вышла к прилавку.

– Наши коврики создаются специально для человека, которому вручаются. Поэтому вам необходимо ответить на несколько вопросов. Наша мастерица ознакомится с ответами и вплетет в коврик нужные нити. Итак, для начала назовите имя и возраст подруги…

Разузнав и записав все, что только можно, о подруге заказчицы, Омарейл улыбнулась:

– Теперь, видя фронт работ, я могу назвать стоимость. Минуту, я еще раз ознакомлюсь с записями.

Делая вид, что ведет подсчеты, принцесса пыталась сообразить, какая сумма была бы подходящей. У коврика, созданного на заказ, не могло быть той же стоимости, что у готового, но и слишком уж загибать цену было страшно. Изображая уверенность, которой не было, Омарейл назвала цифру в пять раз выше суммы, которую брали за готовые работы. Все ее нутро напряженно ждало реакции. Актриса улыбнулась и кивнула:

– Хорошо, мне нужно внести аванс?

Принцесса запросила половину, сказав, что вторую можно будет оплатить при получении.

Когда дверь за актрисой закрылась, Омарейл счастливо посмотрела на Даррита. Он криво улыбнулся.

Следующие два часа Омарейл рисовала плакат, приглашающий на урок по плетению ковриков, а Даррит рассказывал о нем всем, кто заходил в лавку. К обеду оба сообразили, что понятия не имеют, сколько человек придет и придет ли хоть кто-то. Лавку они решили закрыть пораньше, чтобы дать Фрае время подготовиться к урокам.

– Как вы себе это представляете? – было первое, что она спросила, когда Омарейл поделилась своей блестящей идеей.

Они с Нортом пришли на Северную, семнадцать, как раз когда ушла кормилица. Ребенок спал на кушетке, как и прежде, в окружении одеял и подушек, а Фрая готовила ужин.

Принцесса с энтузиазмом рассказала о том, как уроки должны были помочь быстро восстановить лавку, дать возможность подзаработать денег и привлечь новых покупателей.

– Но для плетения каждому нужен ручной ткацкий станок, – покачала головой Фрая, нарезая свежие огурцы.

Омарейл почувствовала, как от волнения сжался желудок. Они пригласили людей на занятия, которые не могли провести, так как у них не было ткацких станков! И даже не знали, сколько их требовалось. Она встревоженно взглянула на Норта, тот нахмурился, задумавшись, а затем сказал:

– Станок похож на обычную раму. Недалеко от лавки есть багетная мастерская, уверен, они смогут помочь.

Принцесса с облегчением выдохнула, но снова занервничала:

– Кто-то должен пойти в лавку с госпожой Тулони.

Норт взглянул на дверь в комнату, и Омарейл догадалась: он раздумывал, что хотел делать меньше – организовывать урок или сидеть с младенцем.

Он отчасти подтвердил ее догадки, спросив, в чем ей больше нужна была помощь. Поскольку идея с уроками принадлежала принцессе, она чувствовала необходимость проконтролировать все – от начала и до конца. Поэтому, пообедав, Омарейл и Фрая на повозке отправились в город.

– Сначала заедем в одно место, – сообщила госпожа Тулони и назвала извозчику незнакомый принцессе адрес.

Пока они ехали, желая отвлечься от мыслей о предстоящем вечернем событии, Омарейл спросила:

– Что-то слышали о Мраморном человеке? Как он?

Фрая кивнула, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо здания. Не сразу, но Омарейл поняла, что они ехали в сторону Орделиона.

– Он заходил ненадолго, мы поговорили лишь несколько минут, больше он не смог.

Госпожа Тулони тяжело вздохнула.

– Эддарион действительно стал невероятно восприимчив, – продолжила она. – Дар теперь работает, даже если нет зрительного контакта. Даже если человек находится на большом расстоянии. Вообрази, каково это – просто идти по улице, когда испытываешь эмоции десятков людей вокруг. После визита ко мне он уехал к знакомому, который живет в предместьях Астрара. Там ферма и никого вокруг на пару километров.

Омарейл сочувственно кивнула. Ей пока не всегда удавалось контролировать свой дар, что уж говорить о том, что теперь творилось с Эддарионом.

– Именно так. По его словам, он чувствует нас на расстоянии и способен отличить одного от другого.

– Неужели это происходит с каждым эксплетом, на которого влияет другой эксплет? – Принцесса слегка нахмурилась. – Или Сова так сильна?

Фрая вздохнула:

– Я тоже об этом думала. Эддарион говорит, что причина в сильном воздействии. Если я просто попытаюсь прочесть тебя, мы вряд ли обретем особые способности. Но Совалия не абы кто, она талантливо использует дар, да к тому же в тот момент сама была в очень мощном эмоциональном состоянии. Все это излилось на Эддариона. Понимаешь, она хотела навредить ему. Отдать всю злость, горечь, ощущение несправедливости, что у нее были.

– Еще один человек, которому она сломала жизнь, – негромко проговорила Омарейл.

– Тут уж, знаешь… – Фрая с сомнением посмотрела на принцессу, – правда в том, что и он был с ней хорош. С самого их знакомства – она еще была совсем молоденькой – только и знал, что ограничивал во всем, пытался воспитать, поучал. Ему не нравилось, как Совалия пользовалась даром, и он надеялся ее изменить.

– Что ж здесь плохого? – спросила Омарейл, с двоякими чувствами вспоминая манеру Даррита читать ей нотации.

– Если человек готов меняться, как я когда-то, то что-то может получиться. А когда он противится всей душой, хоть ты что делай. Но самое-то печальное, что она готова была отдать Эддариону свое сердце, но он сомневался, тянул. Совалия была ему дорога, но он хотел сперва сделать из нее другого человека. Она ж не та женщина, которая будет ждать. Нет, она решила устраивать свою судьбу сама.

Фрая вздохнула:

– Как она его ждала в день свадьбы… думала, явится, отговорит. Но он… не зря его все же Мраморным зовут. Эддарион мне добрый друг, но иногда кажется, что сердце у него из камня.

Омарейл мрачно взглянула в окно. Не хватало еще Сову жалеть!

– Наверное, он знал, что она собой представляет, вот и не спешил, – отозвалась принцесса, борясь с неприятным чувством неопределенности: мир переворачивался, переворачивался, каждый раз встряхивая фигурки, делая черное белым, белое – черным, а в конечном итоге окрашивая все в серые тона.

– Он думает, что знает все лучше других, – с горечью продолжила Фрая. – Что касается эксплетов, может, так и есть. И людские страсти ему понятны, ведь он читает их как книги. Но Совалия – единственная, кого ему так и не удалось разгадать, хотя мне все очевидно и без дара. Если что-то когда-то и могло спасти ее от нее самой, так это Эддарион. Но он не пожелал.

Фрая вдруг печально усмехнулась, и Омарейл вопросительно подняла бровь.

– Я чувствую его у себя в голове. – Женщина прикоснулась к корням огненно-рыжих волос на виске. – Теперь от него не будет никаких секретов. Теперь он будет знать все и про нас. И, может, наконец поймет…

И тут принцесса тоже почувствовала это: будто невесомое облако проникло в ее существо. Ощущение не было новым: она много раз испытывала его раньше, но никогда не обращала внимания. Оно сопровождало Омарейл всю жизнь, и сейчас она заметила его лишь потому, что Фрая обратила внимание.

– Это Мраморный человек так читает наши эмоции? – Омарейл прижала руку к груди, потому что чувствовала чужое присутствие не столько в голове, сколько в сердце, хотя оно едва ощутимо распространялось на все тело.

– Я поняла, что так.

Экипаж остановился. Фрая попросила извозчика дождаться ее возвращения. Омарейл осталась в повозке, через окно она наблюдала, как госпожа Тулони, скользя подолом темно-красного платья по новеньким плитам тротуара, прошла к аккуратному коричневому особняку с двумя белыми эркерами. Темная дверь его выходила прямо на улицу: лишь небольшое крыльцо, обрамленное двумя массивными колоннами, разделяло его и пешеходную дорожку. Тень над входом создавал козырек с чугунным фонарем, впрочем, сентябрьское солнце уже не было таким безжалостным и хотелось скорее греться в его лучах, чем прятаться от них.

Фрая постучала, вскоре в дверях появился мужчина, и Омарейл невольно ахнула. Его волнистые иссиня-черные волосы были уложены в аккуратную прическу, на остром носу волшебным образом держались небольшие очки в тонкой оправе, за ними темные брови вразлет почти сошлись на переносице. Мужчина был недоволен. Не было сомнений, он пытался прогнать Фраю, и принцесса понимала почему. Судя по удивительному сходству одновременно с Дарритом и Даном, это был господин Дольвейн, муж Совы. И сейчас он пытался защитить свою жену, по его мнению, недавно потерявшую ребенка.