Текст книги "Эксплеты. Последняя сказка"

– В текущих условиях Белория не только понял, что может получить выгоду по-другому, но и сумел почувствовать себя сильным и благородным. Будь инициатива твоей, он счел бы себя обманутым. А так как решение его, он не проиграл, а изменил тактику.

Омарейл чуть улыбнулась.

– Не переживай. – Даррит коснулся ее подбородка. – Мы теперь его должники. Белория трижды окупит свои потери и выжмет из нас с тобой все что можно.

Омарейл могло недоставать каких-то талантов, но что она точно умела, так это ждать. Терпеливо и целенаправленно. Три месяца она как ни в чем не бывало жила новой жизнью, наслаждаясь свободой от каких-либо обязательств. На самом же деле в ее голове зрел план, но было важно, чтобы все немного успокоилось, поутихло, а новый уклад стал для всех привычным.

Норт осваивал свою роль, в чем его активно поддерживали и Сова, и Бериот, и Королева. Он проявлял интерес к царящим в Орделионе законам, быстро все схватывал, будто был рожден для придворной жизни. Принцессе даже в какой-то момент стало жаль Дана, который, похоже, теперь в глазах матери был самым бестолковым сыном. Но в одном откровенном разговоре Дан признался Омарейл, что доволен тем, как все складывалось: госпожа Дольвейн наконец потеряла интерес к его делам и оставила спокойно управлять школой.

Сама принцесса занималась примерно тем же, что и Даррит, – выстраивала отношения, разбиралась в негласных правилах двора, искала свое место в этом новом мире. Вечерами за чаем они с Нортом обсуждали, с какими трудностями столкнулся каждый. Завоевывать всеобщие любовь и уважение – особенно уважение – было непросто, даже несмотря на то, что оба были эксплетами.

Принцесса так и не смогла ответить себе на вопрос, когда было допустимо использовать дар, когда нет. Взгляды Эддариона и Фраи казались слишком радикальными, но и подход Белории и Совы не выглядел достойным. В своих беседах они с Дарритом порой искали ту самую золотую середину. Мысль о школе для эксплетов посещала их все чаще. Возможно, там им удалось бы отыскать глубокий смысл дара и найти ему наилучшее применение.

Омарейл пока практически не покидала Орделион: Король хотел, чтобы народ Ордора привык к тому, что принцесса не в башне, и поверил, что это не приведет к гражданской войне. Выходить на улицы для нее еще могло быть опасно: шпионы Бериота контролировали настроения в разных уголках королевства, и было известно, что недавние сторонники внезапно исчезнувшего Мира Ленара настроены по отношению к принцессе агрессивно.

Зато Даррит занялся общественной деятельностью с большим энтузиазмом. Во время одного из светских мероприятий в Орделионе он сумел найти сильного покровителя для строительства научно-медицинского центра по изучению неизлечимых болезней. И уже в конце лета, заручившись поддержкой Королевы, Норт торжественно заложил первый камень будущего учреждения. Он рассказал Омарейл, что уже договорился с двумя профессорами из Лебрихана об их переводе в этот центр.

Король сперва скептически смотрел на старания Даррита, но вскоре изменил мнение, когда тому удалось блестяще организовать Первую Королевскую Выставку. На ней были представлены достижения молодых ученых со всего Ордора. В подготовке принимали участие и Омарейл, и Севастьяна, но все же главные усилия были предприняты именно Дарритом.

У принцессы были свои заботы. Утро ее начиналось с проверки почты, среди писем она выбирала несколько, на которые собиралась ответить. Затем проводила встречи, которые обычно выливались во все новые дела и обязанности. Но она не роптала. День «молодежи», как называла Королева младшее поколение, был расписан по часам, и все они чувствовали себя счастливыми, ощущая, что приносят пользу и используют положение и таланты так, как нужно.

Май не сумел поступить в университет, поэтому Омарейл пригласила его на службу во дворец, сделав своим младшим секретарем. Правда, скоро пожалела об этом решении: он больше валял дурака, чем занимался чем-то важным. Его веселость порой помогала принцессе выдохнуть и расслабиться, но чаще все-таки мешала. Май был слишком беспечен, порой забывал о важных делах, был невнимателен там, где следовало проверять каждую запятую, и часто нарушал правила этикета и двора, потому что не удосужился как следует их выучить.

Омарейл ломала голову: увольнять его она не хотела, найти другую подходящую должность – не могла. Даррит советовал отправить его в гвардейский колледж, там, по его мнению, из него «вышибли бы дурь» дисциплиной.

– С протекцией принцессы его возьмут туда без вопросов, – считал Норт.

Но она не хотела использовать положение, чтобы устроить друга. Отбор в колледж был очень жесткий, и в ряды гвардейцев должны были попадать только те, кто действительно это заслужил. На это Даррит говорил, что она просто ведет себя как наседка с яйцом, предпочитая оставить Мая под своим крылом, чем дать возможность стать мужчиной.

– Ты ошибаешься, я даже не будут объяснять почему, – отвечала Омарейл, понимая, что его слова были чистой правдой.

Однако в один сентябрьский день все переменилось. После долгих выходных, связанных с Праздником Урожая, Май пришел в замок совсем другим. Он шутил, как и прежде, но Омарейл так явно ощутила его эмоции, новые, непохожие на прежние, что испуганно усадила в кресло и заставила рассказать, что случилось. Вглядываясь в его лицо, она заметила перемены: он был бледнее обычного – за лето его кожа успела покрыться ровным бронзовым загаром, а теперь словно потеряла его, – светлые волосы стали заметно длиннее, чем всего неделю назад. И главное – глаза перестали быть столь же безрассудными.

– Ты был у Часовщика? – спросила она серьезно.

Он посмотрел на нее и кивнул. Омарейл охнула:

– Зачем?

– Мне стало любопытно, – пожал он плечами. – Я нашел его лавку и попросил отправить в прошлое. Он сказал, что как раз осталось одно место, уж не знаю, что он имел в виду. И…

Май взглянул на принцессу совсем другим взглядом.

– …я рад, что побывал там. Омарейл, – он подался вперед, переходя на шепот, – раньше я был таким безответственным, таким… бестолковым. Переживал из-за глупостей: карьера Шторм, чемпионат по боксу… Это все так неважно! От нас зависят человеческие жизни! Теперь у тебя лучший младший секретарь, которого ты могла представить, – заверил он.

Омарейл хотела узнать больше, но Май не готов был рассказывать.

Первым делом, которое она доверила ему после этого события, была организация тайной встречи с Белорией. Подгадав момент, когда Сова отправилась на недельный отдых в Клоустен, а Белория прибыл в Астрар на встречу Совета Девяти, Май лично явился к тому в Дом Советов и пригласил на прогулку в Парк Девяти. Там, на скамейке в самом отдаленном уголке, его ждала принцесса. В простом платье и плаще с капюшоном, она походила на обычную горничную, поэтому смогла незаметно покинуть Орделион. Пускай постовые и знали, кто вышел из замка, для горожан это осталось секретом.

– Сначала радуетесь расторжению помолвки, потом организовываете тайные свидания, – иронично заметил Ил, едва узнав в девушке принцессу. – Воистину женщины непредсказуемы.

– Я знала, что вы придумаете что-нибудь в меру язвительное в знак приветствия, – отозвалась Омарейл, жестом предлагая присесть рядом.

Май, приведя Белорию, устроился на широком ограждении неподалеку, болтая ногой и глядя на желтеющую листву. Принцесса и сама не могла не любоваться тем, как ранняя осень постепенно отвоевывала парк у лета.

– Чем обязан? – Ил благодарно кивнул, прижав руку к груди, и опустился на скамью.

Встретившись взглядом с холодными глазами Белории, Омарейл разволновалась, что разговор может пойти не так, как следовало. Тем не менее она проникновенно произнесла:

– Ил, я узнала, что Сова вмешалась в наши с вами планы.

Лицо ее собеседника окаменело.

– И что вы отказались от нашего соглашения из-за нее.

Белория поднял подбородок, глядя на Омарейл из-под опущенных ресниц.

– То решение я принял сам, – в его голосе слышался лед, – и ни Совалии, ни кому-либо еще не под силу заставить меня столь кардинально поменять планы.

Принцесса закусила губу.

– Просто из рассказа я поняла, что вас практически вынудили отойти в сторону, пока не стало поздно.

Она видела, как Белория яростно стиснул кулаки, как побелело от злости его лицо, хотя он и старался сохранить бесстрастную маску.

– Повторяю, принцесса…

Омарейл коснулась его плеча.

– В моих глазах это ничего не меняет, я по-прежнему благодарна вам за поступок. – Она улыбнулась. – Вы сделали меня счастливой, неважно, что вами руководило.

Разумеется, это было слабым утешением.

– Сова может говорить что угодно, – продолжила она. – Пускай она считает, что обвела вас вокруг пальца своим блефом, я вижу ситуацию иначе.

Принцесса сделала паузу, набрала воздуха в грудь и сказала:

– Я позвала вас, чтобы заверить, что выполнила бы то, что обещала. Мне показалось, вас заставили думать, что я могла нарушить слово. Но не хочу, чтобы вы считали меня нечестной или беспринципной.

Глаза Ила оставались холодными, но он сумел выдавить улыбку и сказать:

– Это будет последнее, что я подумаю о вас, Ваше Высочество.

– Я рада это слышать. – Омарейл покачала головой. – Сова и так многим доставила неприятности.

– Удивлен, что вы смогли простить ее, – заметил Белория.

Она горько усмехнулась:

– Эта женщина дважды отправляла наемников, чтобы убить меня. Вряд ли когда-либо я смогу простить ее. И… я никогда не прощу ее за Даррита.

Ил вопросительно поднял бровь.

– Вы все еще не верите, что он ее сын? – Принцесса серьезно взглянула ему в глаза. – Понимаю, кажется странным, что кто-то смог обмануть госпожу Дольвейн, сильнейшего эксплета. Сложно поверить, что кто-то смог забрать ребенка без ее ведома, не так ли?

Белория был ошеломлен и даже не попытался скрыть этого.

– Вы хотите, чтобы я поверил, что она сделала это сама?

– Вы же знаете, что такое ребенок-эксплет, Ил. По крайней мере, по мнению Совы, это конец для всех простых людей в окружении. Она сделала это ради Бериота. Мраморный человек рассказал мне, и госпожа Дольвейн подтвердила.

Принцесса печально опустила взгляд.

– И вы намерены просто забыть обо всем? – спросил Белория, рассматривая ее лицо.

– Не то чтобы у меня есть варианты, – отозвалась она. – Я не хочу, чтобы родители узнали всю правду. Это станет для них ударом. Все, через что они прошли, все страдания первых лет моей жизни, все неразделенные объятия, все, чего мы были лишены, – и зря? Они будут чувствовать себя обманутыми и виноватыми. Хотя мы с вами прекрасно знаем, что у них не было ни единого шанса противостоять Сове. В конце концов, даже вам она оказалась не по зубам.

Она на мгновение закусила губу, обдумывая следующие слова.

– К тому же, – продолжила наконец принцесса, – я не могу дискредитировать Норта и Бериота, а если папа узнает, не думаю, что будет сдержан в своем желании наказать Сову.

Ил сумел прочитать между строк.

– Я понял, Ваше Высочество: выбрав Даррита, вы загнали себя в ловушку, так как Король не даст согласия на ваш брак, если всплывет правда о Совалии.

Она отвела взгляд:

– И я не жалею о своем выборе. – Омарейл тяжело вздохнула. – Я хотела бы, чтобы Сова навсегда покинула Орделион, но мои руки связаны. Так что, выходит, нам всем остается только терпеть ее присутствие.

Улыбнувшись, принцесса поднялась.

– Но вы же как-то терпели ее все эти годы, – сказала она. – Мирились с ее влиянием на моих родителей и вообще на все королевство. Думаю, смогу и я.

Ее собеседник нахмурился, обдумывая услышанное.

– Тем более Бериот мне большая подмога, – с напускной небрежностью сказала Омарейл. – Он единственный, кто может как-то повлиять на нее. Она сделала ради него предсказание о моем заточении, отдала ради него младшего сына постороннему человеку. О, ради Бериота она готова на все.

Белория взглянул на Омарейл, только тут заметил, что она стоит, и тоже поднялся.

– Мне пора идти, Ил, – сказала она, оглядываясь на Мая, мечтательно глядящего на стаю пролетающих птиц в небе – в последнее время он стал ценить, по его же словам, «простые вещи».

– Да, разумеется… Как вы полагаете, Ваше Высочество, Бериот знает об эксплетах?

Принцесса несколько мгновений смотрела на Белорию, чуть сощурившись.

– Думаю, нет. Вернувшись в Орделион, я пыталась понять, кому он верен, и по тем эмоциям, которые смогла уловить, сделала вывод, что он честен в своей службе короне. К тому же, – вздохнув, продолжила она, – если бы я узнала, что Бериоту стало все известно, то ожидала бы от него каких-то действий. Как Советник Короля, он должен был бы отреагировать на поведение Совы, даже несмотря на то, что она его мать. Если бы он этого не сделал, это означало бы, что его карьере конец. Я не готова доверять такому Советнику.

Омарейл жестом предложила пройтись по дорожке вокруг огромной клумбы в центре лужайки.

– Но, – продолжила она, – кто ему скажет? Мы с Нортом не можем, потому что, если Сова узнает, нам придется распрощаться со всеми своими надеждами. И вам я не позволю, – убежденно сказала она. – Во-первых, вам тоже ни к чему навлекать на себя гнев госпожи Дольвейн. А во-вторых, Бериот не такой простак. Он не поверит вам, а если и поверит, Сова быстро разубедит его. Скажет, что вы известный плут и не питаете к ней особой любви, и теперь, после истории с нашим браком, решили отомстить.

Белория молчал, явно о чем-то размышляя.

– Вот если бы кто-то другой сказал ему, кто-то, кому он безоговорочно поверит… Но вся правда известна только нам четверым. Ну, и Мраморному человеку.

– Разумеется, – отозвался Ил, и было не вполне понятно, к чему относилась реплика. – А как вы сами нашли его? Не помню, чтобы вы рассказывали, как познакомились с Эддарионом.

– О, нам помог Пилигрим.

– Ах, тот гвардеец?

Омарейл кивнула. Они сделали уже два круга и начали третий.

– Он знаком с Мраморным человеком и сопроводил нас к его хижине. Кстати, с Пилигримом я сегодня встречаюсь в замке.

– В самом деле? – Белория, казалось, заинтересовался словами принцессы. – Могу я тоже с ним переговорить?

– Да, конечно, – с энтузиазмом ответила Омарейл. – Он прекрасный человек, и ему полностью можно доверять. Я увижусь с ним и передам, что вы хотели бы встретиться. Где он сможет вас найти?

Расставаясь, Омарейл с улыбкой посмотрела на Белорию.

– Я рада, что мы все прояснили. Эта недосказанность между нами тяготила. Да еще Сова постоянно напоминает мне об этом – видимо, хочет показать, какой полезной может быть. Или надеется, что я буду чувствовать себя обязанной. Но этого не случится.

Уже вечером она встретилась в своем кабинете с Пилигримом.

Тот выглядел опрятно и будто бы более здоро́во, чем прежде. Гвардеец уверенной походкой вошел в помещение, оглядывая комнату и саму принцессу. Опомнившись, он склонил голову и пробормотал:

– Ваше Высочество.

Все еще не привык, что перед ним была не какая-то девчонка, а наследница престола.

Она встала и протянула руку. Не по этикету, но когда встречаешься с человеком, не единожды спасшим тебе жизнь, хочется отбросить церемонии. Он посмотрел на ее ладонь, а затем ответил рукопожатием.

Омарейл предложила ему присесть в кресло для гостей.

– Как дела, Пилигрим? – поинтересовалась принцесса. – Ты выглядишь… бодро.

– Меня повысили и перевели на службу в Астрар. Я так понимаю, не без вашего участия. Так что теперь могу оставить работу в полях под прикрытием и осесть.

Она кивнула, не сумев сдержать улыбку: кажется, он действительно был доволен новым положением вещей.

– Как Буря?

Пилигрим криво усмехнулся:

– У нас было двустороннее соглашение. Она тоже… осела. Просила, кстати, передать благодарность за новую лодку. Дом на воде, а не лодка, я бы сказал. Буря назвала ее «Принцесса».

Это тронуло Омарейл. Но она не успела выразить свои эмоции, так как Пилигрим поправил форму гвардейца и спросил:

– Но вы вызвали меня не для праздных бесед, Ваше Высочество?

Она кивнула:

– У Ила Белории есть к тебе просьба. Он хочет с тобой встретиться. Прежде чем соглашаться, сообщи мне, что за просьба. Хорошо?

Пилигрим не стал задавать лишних вопросов, и Омарейл дала ему адрес, по которому можно было найти Патера Нортастера.

Чуть позже ей пришла записка, содержание которой в точности соответствовало ожиданиям принцессы. А уже к вечеру Бериот покинул Орделион.

– Не понимаю, куда он так срочно сорвался, – вздыхала за чаем Севастьяна. – У него нечасто возникают такие незапланированные дела. Обычно он расписывает все в своем ежедневнике на три месяца вперед.

Госпожа Дольвейн, которая на той неделе отдыхала в Клоустене, вернулась с курорта раньше, чем планировала, сославшись на плохую погоду. Было трудно представить плохую погоду в Клоустене, где большую часть времени светило солнце. Но кто же станет проверять и тем более спорить?

Омарейл догадывалась, что эта женщина контролировала все, что происходило во дворце, поэтому ничуть не удивилась такому поспешному возвращению. Сова тщетно пыталась выяснить, куда делся ее старший сын. Но вскоре узнала ответ.

Бериот вернулся на третий день и сразу отправился к Омарейл, застав ее в рабочем кабинете. Туда же он пригласил Сову. Войдя, та вопросительно взглянула на принцессу, но, по легкой растерянности на лице Омарейл, поняла, что ответ получит не от нее.

Бериот встал у окна, сложив руки за спиной и задумчиво глядя вдаль. Сова села на место для посетителей, гордо выпрямившись.

– Я познакомился с Эддарионом. Он все мне рассказал, – произнес наконец Бериот.

Омарейл перевела взгляд на лицо госпожи Дольвейн. Та на мгновение сжала челюсти, крылья носа раздулись, глаза метнулись в одну сторону, затем в другую. Так выглядел страх или ярость?

Принцесса молча наблюдала. Она пока не знала, почему Бериот решил поговорить втроем, но была этому рада, так как могла быть в курсе происходящего.

– Говори конкретнее, Бериот, – потребовала Сова, – что ты понимаешь под словом «все».

Советник резко развернулся.

– А что ты под этим понимаешь? – с нетипичной для него язвительностью спросил он. – Я не знаю, может быть, есть что-то еще, чем он решил не делиться. Если так, сейчас будет самое время выложить карты на стол: ты организовала ограбление? Убила кого-то?

– Не смогла, – пробормотала принцесса, скорее для Совы, чем для Бериота.

Но та не обратила внимания, встав и холодно улыбнувшись сыну.

– Бериот, дорогой, переходи к делу.

Он нахмурил брови, несколько секунд глядя на мать, а затем резко отвел взгляд, вероятно, вспомнив, что так она могла читать его эмоции. Советник прошелся по комнате, затем спросил:

– Эддарион продемонстрировал мне свой дар. Это правда, что ты тоже таким обладаешь?

Повисла небольшая пауза.

– Я намеренно затеял этот разговор в присутствии принцессы, чтобы у тебя не было возможности солгать мне и заставить поверить в свою ложь, – пояснил он, видимо, предположив, что Сова пыталась придумать, как выкрутиться.

Она фыркнула:

– Поверь, у меня всегда есть возможность солгать. Только с тобой, сын мой, я ею никогда не пользовалась. Из всех людей с тобой я всегда была честна.

Бериот яростно шагнул к ней, его глаза горели гневом.

– Насчет Норта тоже?

Сова выдержала его взгляд, даже не вздрогнув, когда он приблизился. А вот Омарейл стало не по себе. Принцесса не ожидала такой эмоциональной реакции от вечно холодного Советника.

– Насчет Норта тоже, Бериот. Ты, вероятно, не помнишь, но я никогда ничего не говорила тебе про него. Твой отец и тетя сообщили новости. Я же ни разу не обмолвилась о том, что случилось.

Он тяжело задышал, его пальцы конвульсивно сжали воздух.

– Какая находчивость! – процедил он сквозь зубы.

Советник снова прошел к окну, силясь усмирить гнев.

– Ваше Высочество, когда вы узнали от Эддариона, почему моя мать сделала предсказание, и осознали, что напрасно жили в башне все это время, что вы испытали?

Сова устало вздохнула. Омарейл же, чуть подумав, ответила:

– Сперва опустошение и обиду, наверное. А потом, наоборот, – надежду, что я могу что-то изменить. Раз дело было не в предсказании, значит, и гражданская война нам не угрожала.

Госпожа Дольвейн недовольно убрала с лица мешающую прядь:

– Что ты хочешь доказать, дорогой, что я – воплощение зла? Это не так. Я спасла страну от неуправляемого монстра в короне.

– Да-да, Эддарион рассказал о твоих «благих» намерениях, – взмахнул рукой Бериот. – Что вы испытываете сейчас, Ваше Высочество?

Принцесса прислушалась к себе.

– Мне жаль, что так вышло. Жаль, что госпожа Дольвейн оказалась перед выбором: жизнь одного сына или благополучие другого, – уверена, ей было непросто. Жаль, что она приняла такие решения. Жаль, что я родилась эксплетом, и жаль, что сейчас, Бериот, вы испытываете боль.

– Почему вы не рассказали правду? Родителям, мне?

Принцесса вздохнула:

– Из-за вас – вы теперь часть семьи. И из-за Норта. Вы же знаете, папа часто рубит сплеча, и обычно именно вы помогаете ему одуматься, все исправить. Если же он будет сердит на вас…

Бериот понимающе кивнул.

Сова продолжала стоять, сердито стуча пальцем по спинке стула. Омарейл видела, что та нервничала.

– Я не знаю, как могу оставаться Советником Короля, зная, какое зло ты причинила королевской семье, – обратился Бериот к матери после долгой паузы.

Сердце Омарейл взволнованно застучало, она подалась вперед, нервно сжимая столешницу.

– Что ты говоришь, Бериот! – воскликнула Сова, подлетая к нему. – Это все, чего я хотела для тебя! Все, ради чего я…

Она развела руками, впервые на памяти принцессы не находя слов.

Он судорожно сглотнул.

– В Орделионе может остаться только один из нас, – сказал он, каждое слово сотрясало комнату.

Сова судорожно обняла сына, он был на голову выше ее.

– Бериот…

– Кто это будет? – твердо спросил он.

Она горько усмехнулась, пытаясь погладить его щеку, но он отстранился.

– Ты знаешь, что ты. Всегда только ты, – проговорила она.

Омарейл уже не понимала, когда Сова играла, а когда была искренней – слишком хороша та была в драматичных сценах. Но отчего-то все-таки верила, что сейчас эта женщина не притворялась.

Бериот кивнул:

– В таком случае ты должна отправиться в Успад.

На этих словах обомлела и Омарейл, и госпожа Дольвейн. В тюрьму?

– Мы снимем тебе там коттедж, – пояснил он. – Тихое уединенное место, вдали от шума дворца.

Принцесса выдохнула. Сова отпустила Бериота, сделала два шага назад. Прикрыв глаза на несколько секунд, она взволнованно сжала брошь в виде жука-скарабея, которую носила на груди.

– Я… понимаю… – выдавила она. – Если ты считаешь, что так нужно.

Их взгляды встретились на мгновение, но Бериот тут же отвернулся.

– Ты проведешь там двадцать два года, – добавил он. – Затем сможешь вернуться.

Она издала смешок. В ее возрасте «двадцать два года» могло с тем же успехом означать «до конца жизни». Но Сова не стала возражать. Она просто снова шагнула к сыну, сжала его руку и сказала:

– Я сделаю все, что ты скажешь. Потому что все, что я делала, – было ради тебя.

Он поднял голову, не глядя на мать. Только кадык на шее прошелся вверх-вниз, выдавая едва сдерживаемые эмоции.

Сова обернулась к Омарейл. Их взгляды встретились.

– Живите и здравствуйте, Ваше Высочество, – произнесла она глухо.

Омарейл как-то слышала фразу «Месть – блюдо, которое подается холодным». Что ж, холодное оно было тошнотворным.

Новость о том, что Совалия Дольвейн устала от суеты придворной жизни, шокировала всех. Многие стали отговаривать Сову, но, к счастью, той хватило актерских способностей, чтобы изобразить горячее желание уехать в Успад.

Омарейл избегала разговоров на эту тему, обсудив ее только с Севастьяной и Нортом. Сестра нуждалась в поддержке, так как ее муж, как она сказала, замкнулся в себе.

– Что резко отличается от привычного нам Бериота, – иронично отозвалась на это Омарейл, понимая, что Севастьяне было не до шуток.

Но ситуация была слишком противоречивой и сложной, чтобы оставаться бесстрастной, а потому принцессе приходилось искать успокоение в глупом юморе. С ним казалось, будто все было не так плохо.

Больше всего Омарейл обеспокоила реакция Норта: он сделался угрюмым и будто бы встревоженным. Принцесса испугалась, что он проникся теплыми чувствами к матери и теперь переживал из-за ее отъезда.

Поговорить один на один им удалось не сразу. Но вскоре выдалась возможность попить вдвоем кофе во внутреннем садике Орделиона.

– Не думаешь, что, когда Совалия узнает, кто отправил Бериота к Мраморному человеку, у тебя могут быть проблемы? – спросил он, и Омарейл наконец поняла, что волновало Норта.

– А кто его туда отправил? – с наигранным удивлением уточнила она.

Даррит растерялся:

– Я был уверен, что ты.

Она улыбнулась:

– А тем временем это был Ил.

Норт несколько секунд хмуро смотрел на нее, а затем его лицо разгладилось.

– Ты убедила Белорию подставить себя?

Принцесса поднесла тонкую фарфоровую чашечку к губам. Это был ее любимый сервиз с синим рисунком, который Норт привез с Северной улицы. Сделав глоток горьковатого напитка, Омарейл отправила в рот сахарную меренгу.

– Вдохновившись твоим примером, я сделала так, чтобы Ил избавился от Совалии, вложила отличный план в его голову. Он все сделал сам. Сначала он, а потом Бериот. Оба отыграли свои роли точно в соответствии со сценарием.

Норт откинулся на спинку стула, со смесью изумления и восхищения глядя на принцессу.

– Как тебе это удалось?

Она дернула плечом:

– Вызвала у Белории ненависть к Сове, дала повод мечтать о мести. Сыграла на его гордости и мужском самолюбии. Затем подсказала, как именно он мог отправить ее прочь из Орделиона.

Говорила она это скучающе, без гордости, потому что, как ни странно, чувствовала себя виноватой. Ни триумфа, ни упоения от осознания победы. Только стыд, вина и сострадание ко всем, кто стал жертвой в этой истории – начиная с самой Совы.

– На этом я хотела бы завершить карьеру интриганки, – вздохнула Омарейл.

– Боюсь, она только начинается, – ответил Даррит, а затем, оглянувшись и убедившись, что они были одни, взял ее ладонь и поцеловал кончики пальцев. – Ученик превзошел учителя, такой трогательный и упоительный момент. Расскажи все в деталях.

Омарейл улыбнулась и закатила глаза.

– Ты просто хочешь услышать историю, как Ила Белорию обвели вокруг пальца, мои достижения тут ни при чем.

– Проницательны, как всегда, Ваше Высочество, – ухмыльнулся Норт, и Омарейл почувствовала, как сердце наполняется нежностью и поет от счастья.

Днем позже, идя по коридору через Лебединую башню, она услышала, как кто-то разговаривал на открытой галерее.

Омарейл могла бы просто пройти дальше, если бы не узнала голос – говорила Сова.

– …я не хочу в Успад! – услышала принцесса и застыла.

– Мы это уже обсудили, – ответил ей Бериот.

– Хорошо, пускай не Клоустен, но хотя бы Фортосдор?

– Мама! – сердито отозвался Советник. – Я уже объяснил, что это должно выглядеть как наказание, а не как безвременный отпуск. Что скажет принцесса, если я, узнав о всех твоих интригах и закулисных играх, просто переселю тебя в соседний город?

– Что ты любящий сын. В конце концов, она не собиралась ничего делать с этим и не требовала от тебя никаких действий. Ты сам решил устроить правосудие.

– Я делаю то, что считаю правильным, – недовольно отозвался Бериот. – Белория не остановился бы на этом. Он отправил меня к Эддариону, чтобы я узнал правду, понимая, что буду вынужден что-то предпринять. Если бы я ничего не сделал, под угрозой могла оказаться не только твоя жизнь, но и моя карьера, и моя семья, – рассудительно продолжил он.

Они замолчали. Омарейл решила было пройти вперед – все-таки подслушивать было не очень вежливо, но Бериот заставил ее остановиться, интригующе сказав:

– Мама, у меня есть один вопрос.

Принцессе было слишком интересно, что он хотел узнать, и она продолжила стоять посреди пустого коридора.

– Как часто ты внушала что-либо мне? Скажи правду, это уже ничего не изменит.

– Бериот, дорогой, я почти никогда этого не делала.

Омарейл не сомневалась, что Сова говорила правду.

– Даже когда мы обсуждали мой брак с Севастьяной?

– Ах, вот в чем дело, – в ее голосе слышалась улыбка. – Даже когда мы обсуждали Севастьяну. Ты всегда был таким, каким я хотела тебя видеть. Настолько идеальным, что даже влюбился в правильную девушку.

После небольшой паузы она продолжила:

– Я ничего тебе не внушала, но не могла не ощущать, что ты испытываешь чувства к ней. Поэтому лишь подталкивала в правильном направлении. Не с помощью дара, Бериот.

Тогда он задал еще один вопрос, который, кажется, волновал его даже больше:

– А что насчет нее?

– Навязать любовь непросто, – томно вздохнула Сова. – Это долгая работа. Для тебя я бы сделала и ее, но, к счастью, не пришлось. Достаточно было заставить Севастьяну заметить тебя, один раз взглянуть иначе, и дальше пожар разгорелся сам.

Омарейл несмело сделала шаг, решив все же продолжить свой путь, как до нее донеслись слова Совы:

– Я все сделала правильно, дорогой. И сейчас ты можешь отсылать меня в Успад, я ни секунды не жалею.

Наконец принцесса сжала кулаки и решительно пошла вперед. Сын и мать не заметили ее, продолжив разговор. Омарейл же наконец избавилась от преследовавшего в последнее время чувства вины. Ей вновь показалось, что Сова сумела выйти сухой из воды и наказание ее было слишком легким. Однако принцесса надеялась, что, оказавшись в одиночестве, госпожа Дольвейн все же пересмотрит свои взгляды. Возможно, оторванная от семьи, она хотя бы приблизительно поймет, как жилось принцессе все эти годы.

* * *

Тяжелые серые тучи нависли над Успадом, будто кто-то размазал по белому листу черную акварель. Но привыкший к капризам погоды Вереск, несмотря на мрачное небо, ощущал легкость. Он улыбался, глядя на новую фотографию принцессы Омарейл в свежей газете. Та впервые выехала в город, ее запечатлели в момент, когда она приветливо махала работникам швейной фабрики. Без яркого макияжа, в сдержанном наряде и с простой прической, принцесса выглядела совсем не как на торжественном снимке с Явления.

В правой руке молодой человек сжимал подарок, который недавно привез ему дядя из столицы, – небольшой букет из засушенного вереска был перевязан шелковой лентой с вышивкой в виде солнца – символа королевской семьи – и двух букв, «О» и «Д». Именная лента принцессы Омарейл.

Юноша неверяще покачал головой, продолжая вглядываться в столь знакомое лицо на снимке. На душе его было хорошо.

А чуть севернее, на Замковой улице, в тени пожелтевших деревьев утопал Рябиновый коттедж. В последние дни в нем стало холодно и влажно, и слуги начали топить огромную печь, согревающую сразу четыре комнаты.

Совалия Дольвейн сидела у окна и скучающе примеряла новый браслет, когда испытала знакомое ощущение: будто кто-то коснулся ее души. Внутри нее все задрожало от гнева и обиды.