Текст книги "Эксплеты. Последняя сказка"

– Ты победил, Эддарион, – зло выплюнула она, зная, что мужчина не мог слышать ее, но мог почувствовать эмоции. – Доволен?

Желудок Совалии нервно сжался: она давно знала, что придется признать свое поражение, но делать этого все равно не хотела. Не хотела и чтобы Эддарион ощутил ее истинные чувства: горечь и страх одиночества. Она могла демонстрировать силу и независимость перед другими, но скрывать эмоции от Мраморного человека не умела, отчего казалась себе слишком уязвимой.

Она представляла его полное злорадного превосходства лицо, когда вдруг он позволил себе – впервые за все эти годы – передать ей свои чувства. Забота и сострадание полоснули душу Совы. Она не сдержалась и с надрывом простонала, надеясь, что слуги не услышали или не поняли.

Это было похоже на мысленные объятия, и лед треснул. Совалии показалось, что сердце ее закровоточило и она вскоре умрет. Отстегнув от груди брошь в виде жука-скарабея, она нажала на одну из лапок. Крылья с щелчком распахнулись, внутри обнаружились три маленьких черных локона. Она с любовью отложила в сторону первый, перевязанный коричневой лентой, второй, с изумрудной, и взяла в руки третий, перехваченный синим атласом. Мягкие младенческие волосы приятно щекотали чуть дрожащие пальцы.

В этот момент Совалия Дольвейн впервые за многие годы расплакалась.

Эпилог

Осенью Астрар пах по-особому. Опавшими листьями рядом с Парком Девяти, сырым известняком в старом центре, мокрым камнем и лошадьми на мощеных улочках, смесью специй и тыквы, кофе и горячей кукурузы там, где еще не убрали открытые террасы.

Это было пятое появление Омарейл в городе. Они с Нортом посетили детский сад – третий, построенный в столице, – и теперь ехали в закрытом экипаже обратно в Орделион. Их мирную беседу о том, как лучше было организовать распорядок дня для детей и как можно было оформить игровую площадку, прервало внезапное ржание лошадей. Экипаж дернулся, накренился, затем, встряхнув пассажиров, замер. Раздались хлопки. Норт стремительно рванул к Омарейл, чтобы заслонить ее собой, когда дверь повозки открылась. Принцесса не видела, кто напал на них, не видела оружия, которое направили на Норта, но всем существом ощутила холодный, липкий страх. Он уже был ей знаком – это был страх смерти.

– Опусти оружие, – услышала она стальной голос Даррита.

Мгновения тишины, затем началась возня, крики, еще один хлопок – теперь Омарейл поняла, что это был выстрел. Как она узнала позже – это преступник пальнул в небо во время борьбы с гвардейцами, пытавшимися скрутить его.

Даррит обернулся, удостоверился, что с принцессой все было в порядке, затем выпрыгнул из повозки, чтобы разобраться с тем, кто напал на них. Омарейл тоже выбралась на улицу, чувствуя себя неуютно.

Они находились на небольшой безлюдной улочке недалеко от площади Храма Света. Одна лошадь была ранена, над ней склонился кучер. У колеса сидел гвардеец с кровоточащей ногой. Принцесса подлетела к нему, но ее быстро отстранили, кто-то из прохожих заявил, что был врачом и готов оказать помощь.

– Ваше Высочество, вернитесь в повозку! – крикнул Даррит, обернувшись к ней, и снова сосредоточил внимание на нападавшем, которого держали двое мужчин: один – гвардеец, что ехал с ними, другой – вероятно, прохожий.

Омарейл огляделась. В окнах домов маячили лица, любопытствующие жители хотели выяснить, что произошло. Вдруг она узнала улицу. Они оказались совсем недалеко от того места, где она когда-то убегала от гвардейцев. Это было после самой первой встречи с Совой.

А еще прямо за углом находилась лавка Часовщика. Принцесса вспомнила, как совсем недавно, после разговора с Маем, решила наведаться к старику, но затем необходимость разобраться с Совой и прочие дела отвлекли ее.

Тот мужчина, назвавший себя доктором, попросил принести воды. Зевак было немного, никто не отозвался на просьбу, и принцесса решила, что можно было найти немного чистой воды в лавке Часовщика – тем более та была всего в нескольких метрах. Омарейл торопливо обогнула повозку и отправилась туда. Строгое, сдержанное платье выдавало в ней знатную даму, но никак не указывало на принадлежность к королевской семье, поэтому она спокойно прошла в переулок и сразу оказалась на более оживленной улице. По тротуарам ходили люди, на мостовой было немало экипажей и несколько автомобилей. Омарейл поправила шляпку и опустила на лицо тонкую вуаль.

Два шага – и она оказалась у двери, что вела в лавку. Когда принцесса вошла, звякнул колокольчик. Посетителей не было, за прилавком тоже было пусто. Знакомый запах ударил в нос.

Она тихо проскользнула в подсобное помещение. Старый Часовщик сидел за столом, разбирая какой-то механизм. Лампа светила прямо на маленькие часики, которые он разглядывал через свой окуляр. Когда принцесса вошла, он замер, распрямился и медленно обернулся. Увидев ее, усмехнулся.

– Непослушное создание, – проговорил он. – Вам же велели оставаться в экипаже.

Омарейл изумленно выдохнула. Забыв, зачем пришла, она приблизилась к нему. Часовщик повернулся к ней всем телом, с интересом ожидая, что будет дальше. Принцесса же глядела на окуляр, который крепился кожаными ремешками, сжимая голову, точно осьминог. Она сделала еще шаг и осторожно коснулась ремешка, идущего через всю щеку. Старик не двигался, позволив ей немного отодвинуть полоску коричневой кожи, чтобы увидеть глубокий шрам на морщинистой щеке.

Она ахнула и отступила.

– Норт? – прошептала она.

Часовщик улыбнулся. Встав, он пододвинул стул и жестом предложил ей сесть. Сам же начал убирать инструменты на полку.

– Что ты здесь делаешь? Почему?..

Она толком не знала, как сформулировать свой вопрос. Часовщик хмыкнул, сел напротив. Он снял окуляр и стал внимательно разглядывать ее, будто хотел запечатлеть в памяти эту картину. Было так странно узнавать в лице пожилого мужчины знакомые черты. Синие глаза потускнели, некогда черные брови теперь были совершенно белыми. Щеки впали, сделав скулы еще острее.

– В зрелом возрасте Наука стала моим хобби. Я посвящал ей много времени, всерьез увлекся изобретательством, стал покровителем Академии Наук, благодаря чему всегда имел доступ ко всем новинкам и достижениям. Спустя время начал работать над Турбийоном. Тогда-то и понял, кто был Часовщиком! Только тогда ты созналась, что все это время знала. Создание машины заняло много лет, но мне удалось сделать ее. И вот я здесь.

– Но зачем?

Он рассмеялся сухим, кашляющим смехом.

– Как зачем, Омарейл? Чтобы создать ту жизнь, которую прожил. Если бы я этого не сделал, никто бы не сделал.

– Но ведь ничего нельзя изменить, – возразила она.

– Именно. Потому что каждый делает тот выбор, который не может не сделать. Я не мог не создать это, – он обвел лавку взглядом, – потому что не мог позволить жизни сложиться иначе.

Принцесса кивнула.

– Так же, как не мог не спасти тебя тогда от гвардейцев, помнишь? Не мог не отправить Лодью в Клоустен, чтобы он помог мне. Не мог не подсказать Пилигриму обратиться к Королю, когда он растерянный вернулся из Фортосдора, где потерял нас. И не мог не помочь ему найти нас в Лебрихане. Я знал, что так будет, и не собирался делать другой выбор.

Омарейл немного помолчала.

– А что еще ты хотел изменить? Зачем отправлял Лодью и других путешественников в прошлое?

– Я всего лишь тренировался, – махнул он рукой. – Мне нужно было приноровиться с настройкой Турбийона, понять принципы работы.

Часовщик откинулся на спинку стула, ожидая, когда Омарейл задаст следующий вопрос.

– Давно ты здесь? В этом времени?

– Пять лет. Это была моя первая попытка: я, разумеется, провел опыт с собственным путешествием, а потом уж стал экспериментировать с другими. Не все прошло идеально, но в общем я доволен.

– Пять лет! – воскликнула принцесса. – Ты потерял столько времени! И вернешься ко мне на пять лет старше?

Она деликатно не стала упоминать, что в таком преклонном возрасте пять лет не были чепухой.

Что-то мелькнуло на его лице, что заставило ее выдохнуть, будто кто-то ударил в солнечное сплетение.

– Мы ведь все еще вместе? – спросила она.

– Мы навсегда вместе, – ответил он, но от нее не ускользнуло, как дрогнул его голос.

И тут она поняла.

– О, – только и смогла произнести Омарейл, чувствуя себя странно. – История повторяется, – горько усмехнулась она.

Он кивнул:

– Я никогда не расставался с тобой. Эти пять лет ты просто томилась в башне. И сейчас я разговариваю с тобой. Моя жизнь полна чудесных, волшебных мгновений, и это одно из них.

– Ты вернешься обратно? – спросила тогда она, не желая задумываться о том, что значили все эти слова.

– О да, не могу умереть здесь, – с беспечностью, с какой говорят о смерти только старики, отозвался Часовщик, – в нашем времени есть люди, которые имеют право проститься со мной. Вся наша большая семья, Омарейл. – Он улыбнулся теплой, искренней улыбкой. – Ну-ну, не надо киснуть, – высохшим узловатым пальцем он стер слезу с ее щеки, – я изобрел машину времени, чтобы наша судьба сложилась именно так. Ты можешь представить, насколько я люблю нашу жизнь? Ну а теперь ступай. Иди, тебя ждут наши лучшие годы.

Она не могла заставить себя встать.

– Ступай, – строго сказал он. – Я только что вернулся к экипажу и понял, что тебя там нет. Видишь это? – Он взъерошил седую прядь. – Некоторые из них поседели сегодня, когда после нападения я обнаружил пустой экипаж.

Омарейл рассмеялась и встала. Порывисто обняв Часовщика, она отпрянула, чтобы увидеть, как он утирает слезы. Надев окуляр, он отвернулся к механизму, над которым работал.

– Иди уже, – проворчал он, и Омарейл заставила себя выйти из лавки.

Несколько шагов – и она вновь оказалась в переулке. Успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как Норт, вцепившись в черные волосы, соскочил с подножки экипажа.

– Принцесса пропала! – воскликнул он, и в душе Омарейл все похолодело от страха, хотя она и знала, что была в полном порядке.

– Норт, – произнесла она, и облегчение, которое она прочитала на лице Даррита, заставило ее улыбнуться.

Он подбежал к ней и сжал в объятиях, не думая о том, что на них смотрят гвардейцы и целая толпа зевак.

– Ты решила свести меня в могилу?! – воскликнул он. – С тобой я скончаюсь раньше времени. Мое сердце просто не способно выдержать всех тех испытаний, которые ты ему постоянно устраиваешь.

Омарейл рассмеялась, прижимаясь к нему, утыкаясь носом в сюртук, вдыхая родной запах. Нежно и чуть насмешливо взглянув ему в глаза, она сказала:

– Тебе кажется.