Текст книги "Эксплеты. Последняя сказка"

– Устала твоя девочка.

Согласное «мм» Норта отдалось мягкими вибрациями. Он сжал ее еще крепче, уткнулся носом в волосы.

Принцесса ловила за хвост свои ощущения от всего их путешествия во времени: они с Дарритом как будто нырнули под воду. Там, на поверхности, раздавалось множество звуков, ощущалась сотня запахов, происходили события, все бурлило. Под водой же звуки пропали – осталось только приятное покачивание на волнах, обволакивающее тепло и тишина. Омарейл понимала, что этой уютной жизни в Астраре двадцатисемилетней давности скоро придет конец: они вынырнут, вернутся в свое время в самый разгар праздника в честь свадьбы Севастьяны, и все задвигается, закипит. Будет оглушающе громко и напряженно. А пока…

– …а пока пускай спит, – услышала она слова Даррита, обращенные к кому-то.

Или, может, ей это только приснилось?

Омарейл вздрогнула от громкого восклицания где-то рядом:

– Не знал, что вы тоже тут будете!

Она открыла глаза и выпрямилась. Норт уже не обнимал ее, его руки лежали на подлокотниках кресла. Лодья стоял рядом в сопровождении девушки с выразительными карими глазами и широко улыбался.

– Мирра работает в лавке госпожи Тулони. – Даррит указал на Фраю. – Она нас пригласила.

Лодья же в ответ познакомил их со своей помощницей.

– Очень приятно, Алтея, – отозвался Норт, хитровато улыбаясь и щуря лисьи глаза, – мы о вас наслышаны. Весьма. Лодья едва ли говорит о чем-то еще.

Девушка бросила смущенный взгляд на Лодью, тот с наигранным безразличием посмотрел в сторону.

– Там танцы начались, – заметила Алтея, улыбнувшись, и лицо ее стало настолько привлекательным, что Омарейл невольно залюбовалась.

– Так чего же вы ждете, – отозвалась на это Фрая, – молодежи положено веселиться. Отправляйтесь немедленно.

– Артур, – громко произнесла госпожа Пилари, – отправляйся с ними. Посмотри, сколько прекрасных дам идут на танцплощадку!

Испугавшись, что ее могут заставить вальсировать с братом Совы, Омарейл посмотрела на Даррита, ища поддержки. Вероятно, он прочитал панику в ее глазах, потому что встал – принцесса наконец отчетливо ощутила, как вольготно можно расположиться на кресле, когда ты один, – и протянул руку в приглашающем жесте.

Омарейл видела, что Артур тоже послушно поднялся и побрел к выходу из внутреннего дворика.

Танцевальная площадка была организована прямо на лужайке через дорогу, у дома напротив. Квартет музыкантов играл заводную мелодию, а шумная компания человек в двадцать задорно плясала. Принцесса сперва разволновалась: они с Нортом ни разу не танцевали, и предстоящее казалось чем-то особенно интимным. Но затем она увидела, что хореография здесь была несколько иная, чем знала Омарейл.

Никто не разбивался на пары. Юноши и девушки, мужчины и женщины вставали в ряд по четыре-пять человек, перекрестив руки с соседями, и двигались «стенка на стенку», то навстречу друг другу, то прочь.

– Кажется, здесь есть какой-то принцип, – пробормотала Омарейл, глядя на группу людей, двигающихся одновременно упорядоченно и хаотично.

– Корни этого танца уходят во времена межплеменной борьбы, – заявил Лодья, остановившийся рядом. – В перерывах между военными действиями солдаты Севера выпивали, играли на местном музыкальном инструменте кохене, а также барабане, который всегда брали в поход. Танец же имитировал сражения. Каждая группа людей – будто бы взвод или дивизия, которая наступает на вражескую. Что интересно: глубинная же причина того, что солдаты танцевали по нескольку человек, фактически поддерживая друг друга, заключалась в том, что они были пьяны и порой едва могли стоять. Так, друзья, появилась знаменитая Нортастерская полька.

– Ох, это так увлекательно! – воскликнула Алтея. – Откуда, ради Солнца, вы все знаете, господин Лодья?

– Я много читал, – заметно смущаясь, отозвался он.

Даррит и Омарейл переглянулись и ухмыльнулись.

Если за столом принцессе удавалось отстраняться от эмоций гостей, чувствуя их лишь легким шумом на фоне, то на танцевальной площадке, где царила общая эйфория, не помогла бы никакая сила воли. Омарейл веселилась, но она знала, что веселость эта была чужой. Несмотря на интенсивность и общность, эмоция от танца ощущалась ненастоящей, как если пытаться чувство голода утолить сладостями. Насыщение от конфет или пастилы приходит быстро, но оно не дарит того глубокого удовлетворения, которое приносит печеный картофель со специями, дополненный свежими овощами, или выдержанная на гриле форель с гарниром из рассыпчатого риса с ломтиком сливочного масла.

Быстро разучив основные движения Нортастерской польки, Омарейл прыгала в такт, крутилась, подхватывала под руки других, а они подхватывали ее. Даррит ничуть не отставал. Быть может, он не смеялся так заливисто, как принцесса, но танцевал старательно и с улыбкой. Под конец волосы, которые еще утром он долго причесывал и укладывал, совершенно растрепались, на щеках появился непривычный румянец, а глаза сверкали как-то по-новому.

– Ты, оказывается, умеешь веселиться, Норт, – с улыбкой заметила Омарейл, когда они присели отдохнуть на широкие ступени, что вели в соседский сад.

– Признаюсь, давно не позволял себе так расслабиться, – ответил он, усмехнувшись.

Не ядовито или саркастично, а просто, тепло, от души.

– А я всегда знала, что люблю танцевать, но танцы в одиночестве дарят несравнимо меньше впечатлений, – отозвалась принцесса.

Даррит бросил взгляд из-под растрепавшейся челки, попытался ее убрать, но пряди вернулись на место, падая на глаза и касаясь его скул. Сердце Омарейл забилось в горле. Ничего особенного не было ни в этом движении, ни во взгляде, но ей стало трудно дышать – трудно до тошноты.

– В книжках все не так, – высказала она свои мысли прежде, чем успела их обдумать.

Норт – предсказуемо – вопросительно поднял брови.

– Я тоже много читала, – Омарейл перевела взгляд вперед, в сумерки сада, – и многое из того, что проживаю, в книгах описывалось совсем по-другому.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как Норт пожал плечами.

– Мы все разные.

– Раньше у меня не было ни капли сомнений, что чувствую, – вздохнула Омарейл, – а теперь думаю: если я ошибаюсь? Как определить, что это, например, любовь, а то – дружба? Это – привычка, а то – привязанность? Здесь – влечение, а там настоящее, высокое чувство?

– Вам так необходимо дать всему название и наклеить этикетку, как на коврик в лавке?

Она посмотрела на него и кивнула. Разумеется, ей было нужно понять, что творилось с сердцем. Требовалось разложить все на составляющие, как она когда-то разбирала механизмы: разделить на винтики и пружинки, выяснить, как все устроено, а потом собрать обратно.

– Все слова наполнены лишь тем смыслом, который вы в них вкладываете, – произнес Даррит, рассматривая собственные пальцы. – Ваши действия не должны зависеть от того, какой ярлык вы нацепили на свои чувства.

Принцесса задумалась ненадолго, а затем сказала:

– Но если даешь определение, становится проще: понятно, как реагировать, как действовать, – Она прикусила губу, пытаясь подыскать объяснение своим переживаниям. – Знаешь, я ведь и Сову не ненавижу. Должна бы, но… не ненавижу. Это, наверное, странно и неправильно.

– Это ваше дело, что чувствовать.

Она вздохнула:

– Может, глубокие чувства мне просто недоступны? Могу рассердиться или испытать радость, но вот чтобы как в книгах: желать врагу бесконечных страданий или быть готовой на все ради любви, на это я не способна.

Даррит повернулся к ней, глядя с интересом. Омарейл смотрела перед собой, испытывая неловкость от столь откровенного разговора и в то же время желая его продолжить.

– Например, ты… ты мне дорог. Я хочу проводить с тобой время, разговаривать обо всем на свете, как сейчас, даже готова выслушивать нотации. Ты красивый, – он как будто немного смутился, отвел взгляд, Омарейл заметила это боковым зрением, – и нравишься мне. И я подумала, что влюбилась, но что, если нет? И все это просто потому, что ты помогаешь мне? В книгах… там любовь описывают иначе.

Омарейл взглянула на Норта, и он в этот момент тоже посмотрел на нее. Ей снова стало трудно дышать – и то была не фигура речи: ей и вправду не хватало воздуха.

– Отбросьте логику, – было странно слышать это от Даррита, в котором все, кажется, только логике и подчинялось, – прислушайтесь к себе: только вы способны ответить на эти вопросы. Но решите сперва, действительно ли хотите знать ответы.

Повисла пауза, и вдруг он мягко рассмеялся. Настал черед Омарейл удивленно взглянуть, ожидая пояснений.

– Надеюсь, это не женская хитрость, – сказал он, улыбаясь.

– Хитрость? В чем же она заключается?

– Ваши слова вызвали у меня желание доказать, что вы в меня влюблены, а это совсем не входит в мои планы и противоречит всем данным себе обещаниям. Не нужно смотреть на меня так невинно, я очень хорошо знаком с женским коварством.

Он говорил шутливо, но Омарейл знала, что юмора в этих словах столько же, сколько и правды.

– У нас слишком мало времени, чтобы выдумывать такие сложные схемы, – отозвалась Омарейл негромко.

Тут ее внимание привлек человек в глубине сада. Он стоял у дерева, скрестив ноги. В его руке была сигарета, но если Пилигрим курил так, словно делал сигарете одолжение, то этот мужчина затягивался будто украдкой, как мог бы делать подросток, прячась от учителей и родителей.

Принцесса кивком головы привлекла внимание Даррита к фигуре, а затем встала и уверенно направилась вглубь сада.

– Здравствуйте, Артур, – поздоровалась она, и брат Совы вздрогнул, в его глазах читалось изумление.

Омарейл хотела познакомиться с ним поближе: после рассказа Фраи ей стало жаль этого человека. Поэтому она с доброжелательной улыбкой начала светскую беседу о празднике, еде и музыке. Поделилась, что впервые танцевала польку.

– Самый глупый танец, – отозвался Артур и торопливо выпустил дым. – Вы видели его со стороны? Все дрыгаются как припадочные.

Он затрясся, изображая, как, по его мнению, выглядели танцующие. Получилось действительно непривлекательно.

– Может, и так, но зато это отличный способ немного размяться после такого плотного ужина, – с энтузиазмом продолжила принцесса.

Артур дернул плечом.

– Было бы чем наедаться, – отозвался он. – Дюжина вариантов картошки. Воротит от нее уже. Я дома ее постоянно ем, смотреть противно.

Омарейл вздохнула, набираясь терпения.

– А вы недалеко живете?

– На другом конце города! – охотно ответил Артур и скривил губы. – Пришлось добираться не меньше часа. Извозчик Гвинеи, которого она за мной отправила, еще и города не знает, хотя сказал, что работает в Астраре уже двадцать лет.

– О, госпожа Пилари отправила за вами повозку? Это очень удобно. Мы шли из центра города пешком. Здорово, когда есть возможность иметь собственный экипаж, не правда ли?

– Хорошего в этом мало. Надо постоянно ухаживать за лошадьми, содержать кучера. Дорого, а удобство сомнительное. Гвинее делать нечего.

– Вы, должно быть, предпочитаете прогуливаться пешком? – Принцессе стоило большого труда спросить это ровно, с нотками заинтересованности.

Хотелось, разумеется, вложить в эти слова весь свой сарказм. Но ведь Артур и так всю жизнь страдал от воздействия Совы! Не стоило эмоционально давить на него.

– Шутите? Нет, конечно, кому понравится ходить пешком? Да еще в такую погоду.

Омарейл невольно огляделась. Погода, на ее взгляд, была просто прекрасной для сентября: все еще тепло, даже после захода солнца, но в воздухе уже чувствуется легкая осенняя прохлада.

– Скоро станет совсем холодно, – произнесла она, ощущая, как начинает терять позитивный настрой.

Артур мелко закивал:

– Я, начиная с сентября, постоянно болею из-за дождей. Мне эти дожди всю жизнь испортили. Кому нужен работник, который постоянно болен? С моим здоровьем я просто не могу никуда устроиться.

– Может быть, стоило бы переехать? В Клоустене климат куда лучше. И Остраит хорош.

– Да ты что! Ты знаешь, какие цены на жилье на юге? Там все дерут втридорога, хотя дома отвратительные. Стены тонкие, окна огромные… Хотя была б моя воля, я, может, и переехал. Но где мне взять такие деньги? Да и сестра не пустит.

Омарейл поджала губы. Молодой мужчина, пускай не очень крепкий на вид, чуть обрюзгший, с нездоровыми мешками под глазами, но все же определенно не на последнем издыхании, а рассуждения как у немощного старика.

Артур бросил сигарету. «Прямо на дорожку», – мысленно отметила Омарейл. Он оглядел принцессу с ног до головы и с не идущей ему надменностью спросил:

– Что тебе от меня нужно?

– В каком смысле? – оторопела Омарейл. – Я просто разговариваю…

– Ну конечно, – выплюнул он. – Это из-за Совалии?

Она изумленно открыла рот. Артур постучал себя по виску:

– Я не дурак, дорогуша, хотя, может, и выгляжу простовато. С Гвинеей ты и так разговаривала за столом, если бы чего-то хотела от нее, у нее бы и спросила. А значит, хочешь через меня добраться до Совалии, потому что она жена Советника Короля. Что тебе нужно? Получить какие-нибудь бумажки или разрешения? Обычно всем нужно именно это.

Омарейл покачала головой:

– Нет, мне не нужно ничего подобного. Я просто увидела вас и решила подойти познакомиться и поговорить…

Артур несколько секунд смотрел на нее с подозрением, а затем вдруг расплылся в неприятной улыбке. Его небольшие усики тоже растянулись и теперь казались еще более редкими, чем прежде. Принцесса вопросительно подняла бровь.

– Что ж… – проговорил он многозначительно, – давай познакомимся.

Он шагнул навстречу, и Омарейл невольно сделала шаг назад.

– Артур, я… думаю, я пойду обратно на танцплощадку… – неуверенно сказала она, стараясь не воспринимать его эмоции, так как подозревала: приятного в этом будет мало.

– Так быстро? Ты же хотела «познакомиться». Иначе зачем разгуливаешь по темному саду совершенно одна?

– Она не одна, – раздался тихий спокойный голос, и Омарейл вздрогнула одновременно с Артуром.

Только он после этого дернулся к дереву, испуганно вглядываясь в темноту, а она с облегчением выдохнула и улыбнулась.

– До свидания, – не скрывая радости, произнесла Омарейл и шагнула навстречу Дарриту, который стоял посередине дорожки, спрятав руки в карманы и с неприязнью глядя на Артура.

Последний промолчал.

– Дама сказала «до свидания», – заметил Норт с нажимом.

– До свидания, – с демонстративной небрежностью ответил Артур.

Когда Омарейл и Даррит покинули сад и вернулись на праздник, Норт прокомментировал:

– Инстинкт самосохранения у вас спит крепким сном.

– Пилигрим говорил то же самое, – с улыбкой отозвалась принцесса, с чем-то вроде ностальгии вспоминая свое первое посещение Утесов Минли и знакомство с гвардейцем.

– Это совершенно не повод для радости, – покачал головой Норт.

Но говорил он беззлобно, поэтому она лишь шире улыбнулась:

– Но, несмотря ни на что, я до сих пор жива и здорова. Такое везение – это повод для радости, не правда ли?

На танцплощадке польку сменил медленный фокстрот, и Омарейл заметила среди пар Лодью и Алтею. Во время этого танца мужчина и женщина обычно смотрят в разные стороны, но эти двое не отрывали взгляда друг от друга.

Омарейл и Даррит же решили вернуться к столу. Проходя мимо гостей, принцесса ловила бурлящие эмоции. В отличие от вечеринки Джана Дженны, где ощущалось желание веселиться, блистать, восторгать и восторгаться, здесь царила невероятно уютная атмосфера. Будто собралась одна огромная семья, в которой все знакомы. Не было места напыщенности: гости кричали с одного конца стола на другой, подходили друг к другу, чтобы поболтать, обнимались, раскачивались в такт доносившейся с танцплощадки музыке, даже не вставая со стула. Посуда, скатерти, еда: все было вразнобой, гости тоже были одеты совершенно по-разному – кто-то явился в бальном платье, а кто-то будто бы только что вернулся с фабрики. Домашнее вино из личных погребов Пилари лилось рекой, но были тут и бутыли с напитками, принесенные самими гостями. Омарейл пытались подсунуть рюмку с чем-то мутным и резко пахнущим, но она предпочла отказаться.

И хоть в этом празднике отсутствовал всякий лоск и эстетика, было в нем что-то настолько душевное, что принцессе не хотелось уходить.

Но вечер постепенно сменялся ночью, и пора было собираться домой. Омарейл и Даррит подошли к Фрае, чтобы попрощаться. Та поднялась с места, и принцесса, поблагодарив за приглашение, поделилась, какое удовольствие доставил ей праздник.

– Но что-то не так? – догадалась госпожа Тулони, и Омарейл не представляла, откуда она узнала.

– Мне кажется, любой эксплет однажды начинает понимать чужие эмоции, даже не применяя дар, – отозвалась Фрая на невысказанный вопрос. – Что случилось?

Омарейл неохотно поделилась тем, как прошло знакомство с Артуром. Фрая вздохнула.

– Он всегда был таким… Гвинея, – госпожа Тулони понизила голос до шепота, хотя в царящем гаме вряд ли их могли подслушать, – Гвинея и сама еле его терпит. Но брат все-таки… Я много раз ощущала, как она винит себя за то, что оставила семью. Она же видела, что происходит неладное, но так и не поняла что. Но теперь-то спасать Артура уже поздно.

Небо, темно-синее, как глаза Даррита, было усыпано миллиардами звезд. Глядя из окна Лебединой башни на бесконечную глубину небосвода, Омарейл представляла себе мир за границами Орделиона и особенно остро ощущала уединенность и ограниченность своей жизни. Теперь же, идя по пустым улицам Астрара, слыша звуки собственных шагов по мостовой, принцесса чувствовала себя невероятно свободной, как будто превратилась в птицу, обрела крылья и взвилась к самой луне.

– У меня так сердце бьется, – проговорила Омарейл, пару раз крутанувшись, отчего тяжелая юбка слегка взвилась колокольчиком. – И вообще все бурлит внутри.

Даррит шел рядом, его походка была непривычно расслабленной. Спрятав руки в карманы, он время от времени пинал камешки носками все так же идеально начищенных ботинок. Сюртук был расстегнут, демонстрируя белоснежную сорочку. На губах – легкая улыбка.

– Опьянели от чужих эмоций, – отозвался Норт. – Такое бывает, если слишком долго быть на празднике.

– Мне хочется совершить что-то грандиозное! – Омарейл воздела руки к небу.

– Или наделать глупостей!

– И на то, и на другое у вас еще будет время. А сейчас пора спать. Завтра непростой день.

Принцесса перестала пританцовывать. Она совсем забыла о дне рождения Даррита. Вздохнув, она все же с нескрываемым энтузиазмом сказала:

– Верно. И у меня появилась новая идея для Луми-лавки. Завтра попробуем.

Глава 7
Мама

Войдя на следующий день в лавку, принцесса обомлела. Она огляделась и напряженно спросила:

– Луна и Небо, что тут произошло? Зачем вы… зачем вы сняли коврики?

– Нас ограбили. – Госпожа Тулони потерла затылок и скривилась.

Омарейл от удивления совсем не по-королевски плюхнулась на стул.

– Как это? – только и смогла выдохнуть она.

Говоря откровенно, грабить Луми-лавку стал бы только дурак. Коврики сами по себе представляли мало ценности, Фрае и Омарейл приходилось прилагать много усилий, чтобы их продать. Денег в кассе тоже было немного – по той же самой причине.

– Сегодня утром я пришла очень рано, – вздохнув, начала рассказывать госпожа Тулони. – Посетителей не было, я ушла в подсобку. Вдруг звякнул колокольчик. Я вышла к прилавку, и меня ударили по голове. Когда очнулась, ковриков не было, как и денег.

– О, во имя Неба! Вас ударили? Как вы?

Женщина лишь отмахнулась: похоже, здоровье волновало ее в тот момент меньше всего.

Омарейл потрясенно покачала головой, а затем увидела на прилавке газету, которую госпожа Тулони тут же попыталась незаметно взять и спрятать. Но она сделала только хуже: возможно, принцесса и не обратила бы внимания, если бы не странное поведение Фраи. Не выдержав расспросов, та созналась:

– Когда я очнулась, газета лежала рядом со мной. Открытая на статье про лавку старьевщика…

И тут все встало на свои места.

– Это месть! За статью! – воскликнула Омарейл, вскочив. – Нужно вызвать гвардейцев и все им рассказать!

– Инспектор уже был здесь, – тяжело вздохнув, ответила госпожа Тулони.

– И что он сказал?

– Так как я упала в обморок после удара, нет никаких свидетелей ограбления, а значит, нет и подозреваемых, и в следующий раз лучше бы мне не терять сознание.

– Это возмутительно!

– И мои обвинения в адрес старьевщика – лишь предположения, не подкрепленные фактами, а правосудие не может опираться на предположения.

– Но… но… – Омарейл беспомощно огляделась.

Вор не оставил ни одного коврика. Ей хотелось плакать от обиды.

– Не может быть, что ничего нельзя сделать! – воскликнула она. – Мне кажется, это та самая ситуация, когда использовать дар эксплетов не просто допустимо, но даже необходимо.

Тулони покачала головой:

– Сперва ты используешь внушение, чтобы добиться справедливости, а потом начинаешь мнить себя судьей.

Омарейл не сразу нашлась с ответом.

– Но… как вы можете такое говорить? Совершено преступление! На вас напали. Ограбили.

Обида начала душить принцессу, ее грудь тяжело вздымалась, внутри все клокотало. И злилась она не только на старьевщика, но и на Тулони, которая отказывалась что-либо предпринимать.

– Я сама поговорю с ним! – сказала Омарейл, застегивая серебристые пуговки на жакете.

Но Фрая ее остановила, мягко взяв за руку.

– Если что-то угрожает мне или важным для меня людям, я использую дар. Но сейчас угрозы уже нет. Мы не будем принуждать старьевщика идти к гвардейцам с повинной. Если он так сделает, то только по своей воле.

– Госпожа Тулони! – воскликнула Омарейл едва ли не со слезами на глазах.

Они могли хотя бы добиться, чтобы старьевщик вернул украденное!

– Нет, – твердо ответила хозяйка лавки и начала подбирать с пола раскиданные мотки шерсти. – Это вопрос решенный. Я не принуждаю людей, не сужу их и не наказываю. На это воля Небес, не моя. Я – лишь человек, на чьей совести немало своих ошибок и злодеяний. Уж точно не мне решать, кто чего заслуживает. Ты еще молода и не понимаешь, что есть смирение.

«Славно же с вами Мраморный человек поработал», – язвительно подумала принцесса, но ничего не сказала. В душе ее все вибрировало от злости. Это ведь было так неправильно! Но Омарейл не смела ослушаться: поступить вопреки желанию Фраи было бы неуважительно.

Противясь решению госпожи Тулони всем существом, принцесса все же кивнула и вновь начала снимать утепленный жакет.

Понимая, что времени горевать не было, Омарейл постаралась справиться с эмоциями. В конце концов, нужно было найти решение! До конца путешествия в прошлое оставались считаные дни, а на восстановление хотя бы половины ковриков требовалось недели две-три.

– Знаете, а я ведь как раз подумала, что вам нужно делать коврики на заказ, – задумчиво проговорила она, расхаживая вдоль пустых стеллажей. – Готовое на продажу, конечно, тоже нужно, но почему бы не предложить новую услугу? Вы создаете коврик для конкретного человека. С каким-нибудь глубоким смыслом. Вы как будто… плетете нити судьбы. Вплетаете желтый, чтобы в жизни будущего хозяина был солнечный свет, голубой – как символ чистого, безоблачного неба. А вот эти барашки, которых вы делаете, – это, например, о мягком нраве. Понимаете?

Госпожа Тулони тепло улыбнулась:

– Понимаю, дорогая. Я ведь так и плету: каждая новая нить, каждое новое плетение что-то да значат.

– Но нам нужен известный клиент. Тот, кто сможет рассказать об этом другим! – Омарейл взглянула в окно. – Кто выступает на Театральной площади сегодня?

Пока Фрая отрешенно пила чай за прилавком, Омарейл отправилась на площадь, к сцене. Без какого-либо чувства вины с помощью дара она заманила в лавку актрису, игравшую главную роль в спектакле. Принцесса не только убедила артистку в необходимости приобрести коврик, но и вынудила оставить домашний адрес для доставки.

– Ты чудесный человек, Мирра, – ласково произнесла госпожа Тулони, похоже, не заметив, что Омарейл только что с помощью дара получила заказчика. – У тебя глаза добром светятся. Приходите с Севером ко мне в гости сегодня вечером. Эддарион там будет. Ты ведь хотела с ним познакомиться.

Омарейл удивленно посмотрела на Фраю. Та, разумеется, не поняла, в чем дело, а принцесса весь остаток дня только и думала о том, как же так вышло, что младенца госпоже Тулони подкинули, когда у той были гости. Вероятно, это произошло совсем уж глубокой ночью…

Даррит пришел к вечеру. Чем он занимался весь день, Омарейл могла только догадываться, но он даже не заметил, что все коврики пропали.

– Ох, дорогой, что-то ты совсем неважно выглядишь. – Госпожа Тулони потрепала Даррита по щеке, и тот, замерев, еще с минуту смотрел ей вслед.

А Фрая, не обращая внимания, села за ткацкий станок и продолжила работу над ковриком для актрисы.

– Пойдемте домой, – решительно сказал Даррит Омарейл. – Хочу лечь сегодня пораньше.

Принцесса поняла, что значили эти слова. Он отказывался от идеи узнать, кем были его родители. Но Фрая мягко улыбнулась.

– А я пригласила вас с Миррой в гости. Ко мне сегодня придет мой хороший друг, Эддарион. Его еще Мраморным человеком зовут, может, слыхал? Не знаю, если честно, почему, – продолжала она, будто не видела хмурого выражения лица у Даррита. – То ли за светлую кожу, то ли за то, что у него убеждения тверже камня. Неординарная личность. Тоже эксплет.

Взгляд Норта начал блуждать по комнате.

– И не нужно искать повод отказаться, – рассмеялась Фрая.

Он посмотрел на нее воинственно, будто рассердился, что она его раскусила. А затем улыбнулся.

И только теперь огляделся и спросил:

– А где коврики?

Омарейл закатила глаза, а затем рассказала, что произошло. Она всеми силами старалась не звучать саркастично, когда объясняла, почему они не стали добиваться справедливости и оставили старьевщика безнаказанным. У нее осталось ощущение, что ей это не удалось. Но тут Фрая сообщила, что завершила работу для актрисы.

Взглянув на готовый коврик, принцесса издала невнятный возглас. Сочетание красных нитей с черными вплетениями отражало страстную натуру актрисы, ощущавшуюся в каждом ее слове, движении и взгляде. В одном месте спокойный белый ряд вдруг прерывался изумрудным пятном, и в этом Омарейл увидела умение актрисы перевоплощаться.

– Я не знаю, как вам это удалось… – выдохнула принцесса. – Но я прямо… вижу здесь ее характер. Будто бы тут написана история о ней. Или изображен портрет.

Фрая скромно улыбнулась. Омарейл поймала на улице мальчишку-разносчика и отдала ему красиво упакованный сверток. У нее не было сомнений, что за этим заказом последуют другие.

Госпожа Тулони закрыла лавку. Обычно она добиралась домой пешком, но сейчас Даррит поймал извозчика. Все трое сели в повозку и уже через четверть часа оказались на Северной улице, дом семнадцать. Омарейл мысленно отметила, что жилище за последующие двадцать семь лет почти не изменится. Сейчас оно выглядело едва ли не так же, как когда принцесса заявилась к Норту Дарриту, чтобы узнать всю правду об эксплетах.

Фрая ушла на кухню, отказавшись от помощи с приготовлением ужина. Даррит и Омарейл сели за обеденный стол у окна. Оба молчали, каждый знал, о чем думал другой. Прямо в этот момент где-то на свет готовился появиться младенец. Где-то кто-то намеревался отказаться от него.

Вскоре в дверь постучали. Мраморный человек казался огромным в этой маленькой комнате. Поздоровавшись, он сел за стол и внимательно посмотрел на Даррита и Омарейл. Фрая поставила перед гостями овощной салат и белые металлические миски.

– Огурцы свои, – с гордостью заявила она. – Помидоры у меня в этом году не пошли, но соседка вот дала. Зелень берите. Сейчас хлеба еще принесу…

– Да присядь ты, – мягко сказал Мраморный человек, осторожно ухватив Фраю за локоть.

Она села. Все молча положили себе по нескольку ложек салата, и Омарейл наконец осознала, что ужасно проголодалась.

– Значит, оба эксплеты? – уточнил Эддарион. – Интересно. С Эксплетарием знакомы? – Получив утвердительные ответы, спросил: – Кто обучал?

– Меня Норт, – кивнула Омарейл в сторону Даррита. – Север то есть.

Мраморный человек чуть удивленно поднял белесые брови. Затем перевел взгляд на Даррита.

– А тебя?

– Мать, – коротко ответил тот.

– А мать у тебя кто?

Даррит выдержал пронзительный взгляд и все так же скупо сказал:

– Эксплет.

– Это я понимаю…

Фрая, должно быть, почувствовала, как и Омарейл, растущее в комнате напряжение, потому что с виноватой улыбкой сказала:

– Вы сильно не наедайтесь, я еще пирог капустный поставила…

– Капустный – это хорошо, – улыбнулся вдруг Даррит. – В детстве я его не выносил, но сейчас думаю, что нет ничего лучше капустного пирога. Вы же его украшаете косичкой из теста?

Это немного изменило атмосферу. За чаем и пирогом разговоры пошли живее. Даррит много рассказывал про свое детство и юность, при этом ему удавалось избегать намеков на то, кем были его родители. Правда, не единожды он упомянул, как любил свою маму, как трепетно к ней относился, как ценил и уважал. Как был благодарен за все, что она для него сделала. Не сразу, но Омарейл поняла, что так он хотел сказать Фрае все, чего почему-то не сказал раньше.

За окном начал накрапывать дождь. Принцесса заметила, что Даррит начал то и дело поглядывать на улицу. Заметил это и Эддарион.

– Ждете кого-то? – будто бы в шутку спросил он.

Но снаружи было темно, и даже если бы Даррит надеялся разглядеть человека, ему бы вряд ли это удалось.

Поняв это, он прекратил попытки, тем более что Мраморный человек увлек его разговором о нравственной стороне использования дара эксплета. Когда Омарейл начало казаться, что дело может дойти до драки, раздался громкий звук: кто-то хлопнул дверью.

– Фрая! – крикнули с надрывом.

И Омарейл, и хозяйка дома узнали голос.

– Совалия? – удивленно выдохнула госпожа Тулони, тогда как Омарейл вскочила, схватила Норта за рукав и потащила в смежную комнату.

Через секунду туда, где только что были принцесса и Даррит, вошла Сова. Омарейл не знала точно, почему решила спрятаться от нее, но это показалось правильным.

– Совалия? – напряженно произнес Эддарион. – Что… что происходит?

Судя по голосу, он был совершенно сбит с толку.

– Он – эксплет! – истерично взвизгнула Сова.

– Ш-ш, присядь… или приляг, – раздался мягкий голос Фраи.

– Он – эксплет! – повторила Сова. – Этого не должно было случиться!

– Что с того? – с какой-то опаской в голосе отозвался Мраморный человек. – Не было никакой нужды везти его сюда, чтобы поговорить об этом.

И Омарейл, и Даррит, почти беззвучно шикая друг на друга, пытались разглядеть через щель между занавесками, что происходило в комнате. Но пока им были видны лишь спины.

Повисла небольшая пауза. Видимо, Сова собиралась с силами, чтобы сказать то, что хотела: