Текст книги "Охотники за наследством"
Автор книги: Ирина Иванова
Жанр: Современные детективы, Детективы
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Алиса не отрывалась от него и трещала то по-русски, то по-итальянски все время, пока мы собирали вещи и даже когда она сама распарывала и снова закрепляла степлером гобеленовый диван. Только спрятав шкатулку в сумку, я набрала номер Кристиана и сообщила о том, что мы уезжаем. Он появился мгновенно и, вероятно, был немало удивлен, хотя по его профессионально спокойному с застывшей маской доброжелательности лицу невозможно было разобрать никаких эмоций. Похоже, он впервые видел таких безумных гостей. С другой стороны, зная, каким образом вылетела из отеля Маргарет Вандельхох, может, это было в порядке вещей. В любом случае, пока мы курили около нашего бассейна, он уже давал распоряжения носильщикам.
– Слушай. – Я посмотрела на Алису. – Если бал, значит, нам еще надо успеть платья купить, себя в порядок привести, ты посмотри на нас.
Алиса взглянула на меня зло, но потом довольно ухмыльнулась:
– Нам сейчас только на бал. Да, в таком виде точно примут за водопроводчиков. Ну, на Виа Кондотти все купим завтра. Только они же едят с часу до четырех, – напомнила она и затянулась сигаретой.
– Ну, так и мы поедим.
– Ага, только нам еще надо причесаться.
– В отеле причешемся.
– Смеешься? Отель выкуплен, там уже под завязку причесывающихся. Придется в городе.
– Хорошо, тогда в городе.
Кристиан распрощался с нами в номере и получил свои чаевые. Поэтому к ресепшен, преодолев мостик над каналом, мы шли вдвоем. Машина с уложенными в багажник чемоданами, которые нам со всей серьезностью продемонстрировал шофер, стояла у входа, а процедура чек-аута заняла ровно две минуты.
– Интересно, если он археолог, над чем они тут могут работать? – пробормотала Алиса, когда мы отъехали.
– Раскапывают останки додо.
– А серьезно?
– Откуда я знаю. Мне приходят в голову только пиратские сокровища.
– Фу, попса какая.
– А что еще тут искать? Тамплиеров?
– Почему тамплиеров?
– Не знаю. По-моему, археологи всегда ищут тамплиеров. Даже когда говорят, что не ищут тамплиеров, они все равно их ищут.
– Может быть, алмазную гору?
– Чего?
– Я тут прочла в новостях: рядом со Шри-Ланкой все ищут алмазную гору шириной в триста метров.
– А почему наши ее ищут на Маврикии? Это как-то далековато.
– Я просто предположила. Может быть, у них больше информации.
– Слушай, я вообще обожаю эту тему: алмазная гора шириной в триста метров, про которую никто не знает, или, например, тайное общество, которое полторы тысячи лет существует, но про него никто никогда не слышал.
– Черт, мы забыли про Саверио, – перебила меня Алиса. – Я же когда с ним столкнулась, обещала перезвонить. Погоди, он же сам обещал к нам подойти в ресторан.
– Ну, что теперь поделаешь, не подошел. Не возвращаться же, да и времени нет. – Я посмотрела на нее. – Тут, главное, решить, что важнее – случайно встреченный мужик, поместье или Орула.
Ответ был очевиден. На полном ходу мы летели в аэропорт, чтобы там сесть на рейс до Милана.
Ни о каком бизнес-классе мечтать не приходилось, место у окна – и то хорошо. Первые минут пять после взлета мы молча рассматривали трофеи: в аэропорту Алиса купила большую деревянную птицу додо на подставке, я – золотую цепочку с кулоном в виде цветка, больше напоминавшим стилизованный крест. Отказавшись от ужина, несмотря на всеобщее оживление в салоне, мы легли спать. Алиса даже пыталась натянуть на глаза синюю маску для сна, приобретенную у стюардесс. Но уже через минуту зло сорвала ее и, грозно цыкнув на веселящихся за нами итальянцев, заснула так.
Глава 4
– Выходим.
– Как выходим? Мы разве не на Рим пересаживаемся?
– Пересаживаемся, но перед этим выходим. – Алиса встала на горизонтальный эскалатор, ведущий к паспортному контролю.
Внутри прозрачного коридора все сияло голубым светом, но понять, каким на самом деле был мир за окном – светит ли там солнце или, наоборот, собираются тучи, – оказалось невозможно из-за плотного цветного стекла. Да и надо ли знать погоду в Милане, когда через несколько часов собираешься приземлиться в Риме. Алиса посмотрела на часы и оглянулась:
– Скоро будет неделя, как мы с тобой все это затеяли.
– Неделя?
– Ага, неделя, – усмехнулась она, – не верится, да? После такой прогулки еще бы месяц отлежаться.
– Слушай, зачем нам вообще понадобилось выходить? – еще раз спросила я, когда мы уже пересекли таможню. – Сразу нельзя было перейти?
– Можно. Но итальянцы постоянно теряют багаж на стыковочных рейсах, дешевле пересесть, по-моему.
– А, тогда да.
Полет до Рима ознаменовался тем, что я переругалась и чуть не подралась с патлатой итальянской девицей, которая пыталась откинуть впереди стоящее кресло прямо мне на ноги, мотивируя это тем, что у нее, видите ли, болит спина. Ее подружка сразу устранилась от скандала, впрочем, как и итальянский стюард, которого мы вызвали почти одновременно с целью разрешить конфликт, каждая в свою пользу.
– У меня тоже ноги болят от всех этих перелетов, что же мне теперь, ее час на коленях держать? – заявила я Алисе после моей сокрушительной победы.
– Угу. Только она не поняла, что ты все это время кричала. Я тебе потом напишу список итальянских ругательств, если хочешь.
– Все она поняла. – Я посмотрела на спинку впереди стоящего кресла. – Это непереводимые, но всем понятные выражения. И вообще, материться на чужом языке – глупо. Все равно же акцент сохраняется. Слышала когда-нибудь ругающихся иностранцев? Все эти «пилять», «тваю мат», «ити в шопу» – со смеху же помрешь. Ругаться всегда лучше на своем. Интонация понятна, мозг сам переводит.
– Возможно, – согласилась Алиса и сменила тему: – Плохо, что времени в обрез, могли бы поездом до Рима добраться.
– У нас не в обрез, у нас его вообще нет. Куда нам принесут приглашения?
– В отель.
После перелетов через Атлантику рейс от Милана до Рима показался нереально коротким. Только пристегнулись, взлетели – и уже пора выходить. Непонятно в который раз за эту неделю мы снова уставились в ленту-транспортер, благодаря предусмотрительности Алисы успешно получили багаж и, наконец, вышли на улицу. Но не успели сделать и два шага, как нас нагнал высокий долговязый брюнет в очках.
– Привет, какими тут? – радостно спросил он, постоянно оглядываясь по сторонам.
– Привет, – быстро ответила Алиса. – Хорошо, что столкнулись. На вот, возьми, – она с размаху сунула ему в руки деревянную додо, – и еще вот, – вторым последовал ящичек из доминиканского мебельного, который она вытянула из сумки.
– А? – только и успел проговорить долговязый.
– Погоди, степлер выну. – Она вытащила драгоценный степлер и опять толкнула долговязого копией бюро. – Отдай любому из наших в Домодедове, пусть в офисе уберут в мой шкаф.
– Кому? – переспросил он.
– Любому, Саш, любому. Все, мне пора, пока. – Схватив меня за рукав, она понеслась в сторону шофера с табличкой, которого, оказывается, уже успела заметить.
Я оглянулась на долговязого, но тот уже вовсю объяснялся с итальянцами, небрежно прижимая к себе птицу додо, будто это была обычная папка с документами.
В Риме оказалось почти так же жарко, как на Маврикии, и в машине шофер врубил кондиционер на полную. Он и без того ехал на приличной скорости, но когда Алиса сказала что-то, что в вольном переводе означает «ямщик, гони лошадей со всей силы», машина просто взлетела в воздух и понеслась по кольцу. Так быстро, что я даже не успела заметить виллу Боргезе, хотя, возможно, мы ее миновали, объезжая пробки. При виде отелей на Венето появилось чувство легкого превосходства, которое, впрочем, тут же сменилось паникой с появлением магазинов. До вечера оставалось меньше девяти часов, и три из них «мертвые». За это время надо было купить два вечерних платья, туфли, сумочки, причесаться, привести в порядок ногти и мой обгоревший нос. Вообще сделать все, на что при обычном раскладе уходит дня два. Хорошо еще, кучер с тыквой нам не требовался, и все же это мало облегчало ситуацию. Видимо, мое настроение передалось Алисе, потому как она уже звонила Анамарии – самой высокооплачиваемой крестной фее в этом городе.
До этого Анамарию я видела всего пару раз, последний – два года тому назад, когда мне понадобилось за час купить себе лиловое платье определенной длины. Тогда, насколько я помню, просмотрев десяток вариантов, мы уложились за сорок минут.
Анамария была высокой и худой, как жердь. На ее лице не было ни единой морщины, зато навсегда застыло странное выражение, как будто ее вот-вот стошнит. Иногда при виде какой-то вещи оно сменялось на гримасу агонизирующей злобы так, что казалось, она сейчас разорвет предмет в клочья. Короче, у нее были все данные для того, чтобы работать главным редактором в «глянце» и еще бо́льшие, чтобы сыграть такого редактора в кино. Наверное, поэтому ее и называли особенно: вместо Анна-Мария всегда получалось Анамария, с ударением на третий слог. Что-то среднее между аварией и аномалией.
Голос Алисы выдернул меня из размышлений.
– Она занята сейчас с клиентом, весь день забит.
– Скажи, пусть гонит его в шею. Опиши ситуацию, тем более у нее есть еще полчаса, чтобы с клиентом разойтись.
На этих словах машина затормозила возле отеля. Вероятно, ощущение цейтнота распространялось вокруг нас воздушно-капельным путем – до того чинно стоявшие носильщики выхватили из багажника чемоданы и с быстрым топотом понеслись за нами, словно все мы были группой спецназа и сейчас обезвреживали ресепшен. Именно в таком составе мы подлетели к стойке, где я, чтобы не мешать Алисе, сунула ей паспорт, уселась за колоннами на красный в золотую пупочку стул и приготовилась ждать. Но она тут же вернулась с ключом в руках.
– Быстро.
– А ты думала!
– Чего смеешься?
– Да, вспомнила, как мы в Доминикане минут десять пытались на себя внимание обратить, а потом нам еще пятнадцать минут рассказывали, чем там заняться.
– Что ж ты хочешь, менталитет.
– И еще: Маргарет Вандельхох пока не зарегистрирована в отеле.
– Кто бы сомневался. Знаешь, кара, мне уже начинает казаться, что у нее хобби такое – не регистрироваться в отелях. Или она сидит себе на фазенде в Акапулько и ей просто снится, что она куда-то едет и где-то регистрируется. Она звонит нам и… погоди, – перебила я себя, – у нас что, один номер на двоих?
– Ну да, а на Маврикии разве не так было?
– И что, здесь тоже две спальни?
– Здесь хорошо, если две кровати. Сколько раз повторять: отель выкуплен, еле этот достали. Сегодня сходим на бал, переночуем, а потом разберемся. – Она распахнула дверь в номер.
Несмотря на то что стены и занавески в комнате были выкрашены в мягкий кремовый цвет, от лепнины поначалу зарябило в глазах. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ее не так уж много, а если выставить в коридор хотя бы часть каменных амфор и золоченых древнеримских бюстов, – совсем хорошо. Едва взглянув, я насчитала четыре вазы с бледно-желтыми розами.
Кроватей внутри было две. Стояли они в опасной близости друг от друга, зато обошлись без балдахина. Вместо этого на стене красовалась фреска с розовым замком и плывущим над ним белым облаком. В углу картины спряталась тень в виде темно-синего города, – то ли для придания всему полотну убедительного объема, то ли для острастки, мол, не очень-то веселитесь тут. На противоположной стене разлегся нарисованный мужик в лавровом венке и с винным кубком, вероятнее всего, Бахус или кто-то из героев. Он внимательно разглядывал жидкость в бокале и в то же время опасливо косился на зрителя.
Я заглянула за одну из кремовых штор – вместо площади Республики и обещанной Испанской лестницы в окно недружелюбно смотрели окна соседнего офиса, а может, отеля.
– На что ты там любуешься? – крикнула Алиса. – Иди в душ, Анамария будет через пятнадцать минут.
– Как? Сама приедет? Мы разве не на Кондотти с ней встречаемся? – Мысль о перерасходах неприятно ущипнула меня за нос.
– Сама. У нас времени нет, надо хотя бы в один магазин до часу заскочить.
Когда я вышла из душа, Алиса вовсю щелкала любимым степлером и непонятно откуда добытыми ножницами. Я оглядела портьеры, диван, кровати и несколько кремовых пуфиков – о местонахождении шкатулки лучше было даже не спрашивать.
Анамария действительно ждала нас у входа в отель. За пару лет, что мы не виделись, она успела превратиться из платиновой блондинки в роскошную шатенку. Черты лица стали мягче, но брезгливое выражение не только сохранилось, но и усилилось. Коротко поприветствовав друг друга, мы втиснулись в крошечный автомобиль. Престиж в данном случае уступил место даже не комфорту, его здесь не было, а маневренности. Не успела я разыскать в записной книжке телефоны местных ювелиров, как машина затормозила на Виа-Кондотти у здания, похожего на аквариум, где вместо рыб и водорослей на полу лежали сумочки, а сверху парили манекены. В отличие от других платных стилистов, показывающих клиентам «тайные» бутики и черные входы-выходы, Анамария никогда не пользовалась таким дешевым приемом. Хотя многим, возможно, именно это и было нужно.
Прямо у дверей нас чуть не сшибла выбегающая группа японских шопингистов – вот уж кому помощники и впрямь не требуются. Ребята просто влетают и выносят весь ассортимент, не особо всматриваясь в покупки.
– Скажи ей, что нам нужно затеряться в толпе.
– Уже сообщила. По-моему, она не в восторге от этой идеи.
По лицу Анамарии сложно определить, в восторге она или нет. Как хищник, почувствовавший добычу, она бросилась куда-то вглубь к шеренгам с вечерними платьями. Мы остались стоять в стороне, Алиса мяла в руках бурую крокодиловую туфлю.
– Как думаешь, украшения нам нужны на вечер? – тихо спросила я.
– Времени нет.
– Так я попрошу в отель принести.
– Ты же сама сказала – незаметно. Хочешь поразить всех колье или бриллиантовой диадемой?
– Почему обязательно диадемой? Нельзя же вообще без украшений.
– На тебе и так достаточно навешано, – с сомнением отозвалась Алиса. – Брошь из шкатулки вытащи, можешь ею блеснуть. Все заметят только ее, а нам удастся проскочить лесом.
В эту секунду Анамария протянула нам два цветных пятна, при виде которых я тут же запротестовала.
– Нет, нет, нам не подходит, нам нужно незаметные. Алис, объясни.
Но та уже убежала в примерочную и после недолгого шебуршания появилась в ярко-синем шелковистом платье с бретелькой на одно плечо.
– Кара, не трать время, нам не подходит синее.
– Это почему еще? Мне нра.
– Мне тоже нра, но нам нельзя такое яркое – слишком вызывающе.
– Ты говоришь, как советский управдом.
– Я не управдом, Алис, ты хотя бы об Оруле подумай чуть-чуть.
– Орула, и что? Кто виноват, что темные чехлы для мебели сейчас не в моде? Очень даже скромное платье, одноцветное, без рисунка. Мне нра. Беру.
Спорить было бесполезно. Я с осуждением посмотрела на Анамарию. Та пожала плечами, показала на часы и вытянула шею, как лебедь в жесте «я молодец!».
Как оказалось спустя еще три магазина, Алиса была права – черных хламид не было нигде, притом что перед Анамарией распахивались двери, даже намертво закрытые на сиесту. Перемерив с десяток золотых и серебряных платьев в чешую, бахрому и крапинку, решительно отвергнув изумруд и бирюзу, мы остановились на темной с золотом парче. За это время Анамарии удалось превратить бутик в восточную лавку: все что-то кричали, доставали из запасников сумочки, трясли палантинами и зачем-то бегали в соседние магазины, хотя найденное и не показывали, а сама она торговалась, как стая ушлых бедуинов.
Только после того, как мы разыскали второе платье, она выудила из лакированного баула две неопознаваемые сумочки-конверта, которые подходили буквально ко всему. После этого подобрать обувь было делом техники. Алисе нашли замысловатые блестящие туфли с перекрученными ремнями, мне – платформу на огромном каблуке, которая поначалу вызвала определенные сомнения. Но когда Анамария авторитетно заявила, что это главный тренд сезона и все дамы на балу до восьмидесяти и старше будут ровно на такой же высоте, я устало согласилась. Тем более что было уже два часа дня, и продавцы смотрели на нас укоризненно-голодными глазами.
Договорившись, что все покупки прибудут к нам в пять, а стилисты – в шесть, мы пригласили Анамарию на обед, но у нее уже была запланирована встреча с сестрой. Быстро отмахавшись от совместного семейного обеда в Тестаччио, мы пошли по излюбленному маршруту и, обойдя пробки по переулкам, уже через пять минут устроились на веранде в Де Ла Вилле.
К Примитиво мгновенно принесли брускетта и соусы, которые мы по обыкновению поделили: томатный со специями – Алисе, майонезный – мне. Но все равно потребовали еще соус песто, затем сыр и карпаччо с руколой и, только заказав молочную телятину на косточке и меч-рыбу с сыром Проволоне и орегано, перевели дух. В конце концов, последний раз мы ели еще на Маврикии.
– А помнишь, как мы в Таормине на набережной пытались отогнать нахала от нашего столика и только потом заметили у него микрофон? Он еще шарахался от нас весь вечер.
– Это там, где официанты потом должны были на столах танцевать?
– Ага. А мы, как придурки, поужинать зашли в тихое место.
– Надо было, кстати, на следующий день вернуться и опять сесть за центральный стол с такими же постными лицами, – расхохоталась Алиса.
– Ну что, как рыбка? – спросила я, указав на почти опустошенную тарелку.
– Отличная. Получше, кстати, чем на Маврикии.
– Но похуже, чем доминиканские лобстеры.
– И не говори, даже не покупались, как следует. А все бабка.
– Ничего-ничего, отомстим ей сегодня за все. Если, конечно, она в своем уме.
– И если она появится, – мрачно добавила Алиса.
Но времени рассиживаться не было. Расплатившись, мы вышли на улицу.
– Ну, что же, пройдемся чуток? – предложила Алиса. Хотя сейчас, когда платья и туфли были куплены, желудок полон, а до визита стилистов оставалось несколько часов, было ясно, что пройдемся мы в любом случае.
– Угу. Пантеон или Вилла Боргезе?
– Думаю, Пантеон.
– Хорошо, веди.
Спустившись по Виа дель Корсо, мы неспешно обогнули плоский фонтан с дельфинами и колонну Марка Аврелия. Затем свернули в сторону дворца Монтеситорио и спрятались от звука мотороллеров в переулках. Время на этом отрезке всегда останавливалось, и, несмотря на то что мы проходили этим маршрутом сотни раз, мне вечно хотелось привязать к какой-нибудь колонне леску, чтобы не заблудиться. И только когда впереди мелькнул серый торец церкви Сан-Луиджи-деи-Франчези, славящейся своим Караваджо, я начала узнавать дорогу. Как и многие туристы, я всегда опознавала эту церковь по изучающей вход толстолапой саламандре, выбитой на левой стороне фасада. Еще через минуту послышался смех и шум сотни голосов – мы вышли на залитую солнцем площадь Навона, где я уже издали прицелилась в святую Агнессу телефоном.
– У тебя не получится, – с безнадежностью в голосе произнесла Алиса, старавшаяся увернуться от набежавших откуда-то детей, – тут телевик нужен.
– У меня теперь больше пикселей.
– Все равно не получится, и не пытайся.
Заснять выражение лица статуи Святой Агнессы стало чем-то вроде мании, с тех пор как я впервые услышала эту историю. Четыре века тому назад она была главным римским анекдотом. Вечные враги Борромини и Бернини спорили насмерть, но не как нормальные люди, а как великие архитекторы. Вместо того чтобы просто дать друг другу в нос, один построил на площади Навона церковь Сант-Аньезе с тяжеловесным фасадом, другой заставил атлантов на своем фонтане «Четырех рек» в ужасе отворачиваться от нее и закрываться руками, будто вся конструкция, того гляди, рухнет на них. Завидев это издевательство, Борромини установил на карнизе статую святой Агнессы. Никто из туристов, возможно, и не обратил бы на ее лицо внимания, если бы не настойчивость гидов. Издали статуя как будто молится, прижав одну руку к груди, вблизи – глумливо щурится, глядя на лежащего внизу испуганного Нила, словно говоря: «Ну, я тя умоляю, никуда мы не упадем, как стояли, так стоять и будем».
Я прицелилась еще раз, но Алиса была права: при таком увеличении святая Агнесса просто молилась. Удовлетворившись фотографиями двух развлекающих туристов мимов, наряженных Цезарями, и толстой каменной рыбы в фонтане, мы пошли дальше. Тем более Алиса уже минуты три нервно щелкала пальцами, пока я искала, что бы еще заснять.
– Слушай, так Пантеон же закрыли, – внезапно вспомнила я. – И зачем нам закрытый Пантеон? В глазок, мне говорили, ничего не видно.
– Все видно. Его уже сто лет, как открыли. Пойдем.
Прибавив шагу, мы вновь свернули в переулок. По пути я несколько раз оглянулась, но за нами не было никого, кроме группы туристов, на ходу разыскивающих что-то на карте. Так мы прошли мимо фонтана Свободы и подошли к Пантеону сзади, откуда всегда открывался самый впечатляющий вид на его шрамированные, изъеденные временем стены. Только с этого ракурса мгновенно чувствуется, что Пантеону на самом деле две тысячи лет. Спереди такого впечатления не возникает, только давит объем и ощущение, что смотришь на ожившую открытку, которая вот-вот захлопнется. Если бы здесь не толпилось столько туристов, к нему вообще было бы страшно подступиться. Но к храму всех богов не зарастает народная тропа в любое время дня и ночи.
Как следует помесив толпу локтями, мы прорвались внутрь. В Пантеоне было, как всегда, пустынно, сыро и тихо. Конечно, народу собралась тьма, десятки фотоаппаратов одновременно щелкали у могилы Рафаэля, рядом сипло надрывались голоса нескольких гидов, а еще человек двадцать, глупо открыв рты, уставились в дыру под куполом. И тем не менее в Пантеоне было пустынно и тихо. Объяснить этот факт невозможно, как и то, что мы, словно завороженные, тоже уставились в потолок. Конечно, лучше всего так смотреть вверх во время грозы, когда сверкают молнии, или встречать рассвет, когда свет становится ярче. Говорят, многим даже удавалось сфотографировать падающие сверху снежинки зимой. Но и сейчас, при бьющих внутрь почти синих лучах, вид был неплох. Так мы простояли, по ощущениям, все полчаса, но на самом деле минут пять. Внезапно на улице что-то оглушительно хлюпнуло.
– Что опять? – Алиса строго посмотрела на меня и бросилась к выходу.
Но тревога оказалась ложной: слева на площади группа подростков с довольным видом разглядывала жалкий фитилек на земле и абсолютно не замечала приближавшихся к ним карабинеров.
– Ну, теперь-то все точно получится, – заявила Алиса, оглянувшись на Пантеон.
– Если бы каждый, кто заходил внутрь, после этого получал полмиллиона и конюшню, он бы две тысячи лет не простоял – разнесли бы к черту за пару часов.
– Ты не забывай, у всех разные цели. Кому-то, может, духи нужны, платье новое или пятерка в четверти, и снисходит удача.
– А ты еще звонить там вздумала, – тихо отругала я ее.
– Так машину же надо было вызвать! – возмутилась она в ответ.
– Ну, и где твоя машина?
– На пьяцце Венеция. Здесь же мы ее в жизни не найдем.
– Почему так далеко?
– Идти пять минут, не вредничай.
Ротонда действительно была полна, все места в кафе на площади заняты, остальной народ в броуновском вихре кружился вокруг стоявшей посреди колонны и глазел на Пантеон и балкон квартиры Софи Лорен сквозь объективы. И после этого говорят, что в Италии часто грабят туристов. Никому почему-то не приходит в голову, какое огромное искушение представляет собою бесформенная толпа, уставившаяся в экран фотоаппарата и не обращающая внимания на собственные сумочки. Хотя особо сознательным все же удается придерживать имущество подбородком или локтем.
– Слушай, у тебя нет ощущения, что за нами наблюдают? – спросила я, пока мы шли к площади Венеции.
– Нет. – Алиса приостановилась. – Это же Италия! Тут все за всеми наблюдают. Мы просто одичали под пальмами. После морских огурцов у кого хочешь нервишки начнут шалить.
– Ну, ты расскажи хоть что-нибудь.
– Чего?
– О Риме.
– Почему Рим называется Римом, капитолийская волчица, святая Агнесса? – монотонно перечислила она.
– Это я и без тебя знаю.
– Тогда что?
– Что-нибудь.
– Чтобы установить «Пишущую машинку», здесь в девятнадцатом веке снесли весь квартал с дворцами и домом, где жил Микеланджело.
– Тоже знаю.
– В отеле «Миневра», который мы только что прошли, снимал комнаты Стендаль.
– Правда? – Я оглянулась, но никакого отеля за нами не увидела.
– Ага, еще на площади Венеции сейчас покажу то, что осталось от бюста древней мадам Летиции или Лукреции – одной из «говорящих статуй».
– Листовки клеили?
– Точно, а с утра все зачитывались. Кошку узнаешь? – Алиса указала на затертый памятник круглоухой бесхвостой кошки на карнизе одного из домов.
– Конечно.
Кошку обязательно показывают в Риме каждому туристу, будь то кошатник или нет, в каком-то смысле она символ почище чижика-пыжика. Но откуда взялась и что значит, вспомнить навскидку никто никогда не может. На всякий случай я сделала снимок. Как бы оправдывая название улицы, в ту же секунду из ближайшей подворотни выскочил черно-белый кот и, внимательно оглядев нас, юркнул в соседний сад через круглое окошко в ограде.
Еще через два поворота мы вышли на площадь Венеции – гигантский Алтарь Отечества неловко выглянул из-за угла. «Пишущая машинка», или «Чернильница», как часто называют эту конструкцию с белыми клавишами-колоннами, могла бы иметь совсем другую судьбу, уродись она в ином месте. Но в Риме Алтарь действительно выглядит чужаком, упавшим с неба на средневековый квартал, и казалось, ужасно стесняется своей громоздкости. Его всегда становилось немного жалко, даже при том, что туристы фотографируют «Чернильницу» не меньше, чем Колизей или Форум.
– Все. Поехали, – скомандовала Алиса, опознав машину отеля.
– А как же говорящая статуя? – Я огляделась в поисках обещанного монумента.
– Да и черт с ней, я тебе другую покажу. Венецианские львы, четвертая справа плита – роспись Пьетро да Кортоны, – пробормотала она, кивнув в окно.
– Что, прости?
– Я говорю, – она повысила голос, – еще одна «говорящая статуя», Марфорий, стоит в палаццо Нуово на Капитолии. Бабуин еще вроде жив на дель Бабуино, там вокруг антикварные магазины.
– А почему бабуин? – заинтересовалась я.
– Потому что страшный и смеется.
– А где эта дель Бабуина?
– Между Испанской лестницей и Народной площадью.
Прямо перед нашим автомобилем пронесся сумасшедший конный экипаж, набитый туристами. Ощущение, что за нами наблюдают, прошло, как только мы забрались в такси. Пока Алиса рассказывала что-то о жадной Олимпии, роще Парразио и перешедшей в католичество королеве Кристине, я смотрела на мелькающие за окном платаны и народ, спешащий по своим делам. Откуда-то пришла странная мысль, что только в Италии можно круглые сутки ходить в темных очках и не чувствовать себя при этом идиотом. Возможно, пляжи и морские огурцы действительно нас утомили, потому что Рим впервые казался огромной живой шахматной доской. В центре каждой «клетки» возвышался какой-нибудь древний монумент, вокруг него по спирали крутились маленькие фигурки людей и летали крохотные голуби. Границы между «клетками» были обозначены двумя линиями: на белых – серыми рядами зданий, на черных – белыми, вторая линия везде оставалось зеленой – из посаженных непрерывным рядком деревьев. Сейчас мы как раз перепрыгивали с белой «клетки» на черную.
– Поэтому в день святой Франчески к церкви съезжаются все мотороллеры и такси, они выбрали ее своим покровителем, – сказала Алиса, когда мы подъехали к отелю. Экскурсия закончилась. Портье распахнул перед нами двери с таким довольным видом, будто мы жили здесь последние лет пятьдесят и за каждую улыбку давали по рублю.
Удивительно вовремя, ровно в шесть, прибыли стилисты – два молодых человека, словно сошедшие к нам на порог из фильма о тихих наемных убийцах. У обоих были непроницаемые лица, аккуратные прически и по неприметному чемоданчику в руках. Внутри лежало самое необходимое: фены, укладочные средства, кисти разного калибра, тональные кремы, несколько десятков теней и помад. Алиса вытащила с вешалок платья, которые мастера окинули быстрыми взглядами. После недолгого объяснения было постановлено, что макияж нужен а-ля натурель, который, как это обычно бывает, занимал в два раза больше времени, чем обычный. Работать начали молча, изредка поглядывая друг на друга.
Но не прошло и двадцати минут, как в номер ворвалась маникюрша – шумная тетка лет пятидесяти, тащившая на себе ворох сумок, отчего в комнате сразу стало как-то тесно. Мгновенно разложив на ковре свои запасы, тетка представилась Розиной, сбегала в ванную, судя по звуку, что-то там уронила, но вернулась довольная. Занимаясь моими руками, она пыталась заговорить, но я только покачала головой. Тогда Розина указала пальцем на маленький золоченый бюст Нерона на полке, погладила его по голове и послала воздушный поцелуй. Видимо, Нерон должен был влюбиться в меня, как только увидит мои ногти. Уже закончивший работать с тоном стилист снисходительно улыбнулся уголками губ: он-то наверняка был уверен, что Нерону глубоко плевать на маникюр, и в первую очередь древнеримского императора интересует в женщинах правильно подобранная тушь для ресниц. Переключившись на Алису, Розина начала ей что-то тихо рассказывать. Я расслабилась и не обращала на них внимания, пока в какую-то секунду Алиса не рассмеялась, а кисточка в руках стилиста не дрогнула.
– Что она говорит?
– У нее двоюродная сестра тоже делает макияж, и недавно племянник нашел кисти и нарисовал что-то масляными красками на стенах.
– Какой сообразительный мальчик.
Стилисты прервали молчание и наконец-то обменялись возмущенными репликами. Спустя час мы с Алисой превратились в достаточно натуральных, по их мнению, принцесс, и вся группа отчалила восвояси.
До бала оставалось десять минут, и мы заказали кофе в номер, чтобы как-то себя занять. Я открыла жалюзи – снаружи послышался шум машин. Белый город не хотел спать, но ко сну готовился.
– Даже не верится: Атлантику промахнули, чтобы эту ведьму найти, и вот в Риме, – задумчиво произнесла Алиса, разглядывая себя в зеркало.
– Не сглазь, постучи по дереву. У меня нехорошее предчувствие.
– А когда оно у тебя хорошее-то? – огрызнулась Алиса, но все же несколько раз стукнула по деревянной спинке стула.
На фоне хрустальной люстры и массивного зеркала в тяжелой бронзовой раме синее платье перестало смотреться набором с подиума и оказалось очень к месту. После того как жесткие волосы Алисы скрутили в локоны, она вообще превратилась в форменную Афину Палладу или Юнону, дочь Сатурна. Я слегка отпихнула богиню от зеркала, чтобы посмотреть на себя, – даже с учетом того, что золото на парче начало сливаться с деталями интерьера, в целом все выглядело более чем достойно, а возможность затеряться на фоне стены или шторы в нашем случае давала лишние преимущества. Чтобы набить морду Парису, в зазеркалье не хватало только третьей фурии.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.