Текст книги "Жду, надеюсь, люблю..."

Глава 11

Ванька брата упорно не понимал. А Слава – его. Почему Иван отвергал всякую выпивку?

Мысль эта крутилась, крутилась… Нет, надо дознаться, не оставлять ее вертеться. Спросить у Ваньки. Точки над «i» нужно ставить, господа, и быстрее, в подсознание ничего не переводить.

– Вантос, – начал он вкрадчиво, – а как понимать, что ты не пьешь? Вообще, что ли?

– Вообще, – твердо кивнул брат. Очки-«хамелеоны», улыбка резиновая…

– То есть ни грамма даже на Новый год и на свой день рождения?

– Именно.

– Ну, это как-то странно… Всю жизнь все равно так не получится, лучше перезагрузись.

– Почему ты так думаешь? – резко поинтересовался Иван.

– Да просто жизнь такая… Выпивка – тоже часть жизни. Сугубо. Хотя, с другой стороны, я сам одно время совсем не пил. Но, – Слава попытался обернуть дело в веселую шутку, – через пару лет понял, что с такими позорными взглядами буду всю жизнь несчастен и одинок.

– Кто это тебе сказал?! – спросил Ванька.

И как спросил! Без всякой иронии. В голосе – глубокое возмущение и презрение. К той ахинее, которую только что выпалил старший брат.

Ох, как Славе все это начинало не нравиться! Мысли бежали быстро. Вообще-то действительно – беспрецедентный случай. За всю свою жизнь Слава не встречал абсолютных трезвенников. Да, он им сам попытался быть, но долго так не продержался. И никто не сможет.

Или не стоило воспринимать брата всерьез? Любой трезвенник, если его уломать, выпьет рюмочку. Не идиоты же люди, в самом деле! Незачем упираться рогом. И Иван еще выпьет. Он совсем молодой парень, вот у него и поза! И у Славы такая же была, нарочитая и дурацкая, и у кого ее не бывает… Все мы по жизни – позеры. Смешные и гонористые.

– Да все сказали, – вновь попытался отшутиться Слава. – Все нормальные люди пьют.

– Но, например, все нормальные люди женятся, а почему ты сам до сих пор не женился? – ехидно ответил брат.

– Ну-у! – искренне удивился Слава такому заявлению. – Холостяков полно!

– Так и непьющих тоже.

– Совершенно непьющих я что-то не встречал ни одного.

– Это ты не встречал! А я встречал. Наивный, ему могли таких понтов навешать!

В нем чувствовалось нарастающее раздражение. У Славы оно тоже нарастало.

– Значит, – продолжал он разговор, стараясь весело улыбаться, – ты планируешь жениться?

– Да, – твердо ответил Ваня. Интересно…

Слава ожидал услышать ответ типа «Не знаю. Женюсь – хорошо, нет – так нет» или что-то в таком роде. На этот раз в мишень он не попал. И стал допытываться дальше.

– А я убежденный холостяк. Что в этом необычного?

– Как-то странно… Вроде надо жениться…

– Кому «надо»? Гончаров женат никогда не был.

– Ну, ты не переживай за него, – посоветовал Ванька саркастично и вкрадчиво.

Тэк-с… Опять шпильку вставил!

– Я не переживаю. Гончаров хорошую жизнь прожил, да и у меня нормальная. И я убежденный холостяк, как ты – трезвенник. А как долго ты планируешь не пить?

– Всегда! – Иван был мрачен и исполнен презрения к теме допроса.

– До конца жизни, что ли? – поразился Слава.

– А почему нет?! – Ванька отозвался угрюмо, сурово и еще больше раздражаясь.

– Да потому что это несерьезно! Это мое искреннее, проверенное жизненным опытом мнение. Мы же, в конце концов, не в мусульманском мире живем!

– Да при чем тут мусульманство! – почти закричал брат.

Завелся… Тэк-с… Ладно, господа, не будем пока об этом, хватит, а то Славу тоже занесло. Лаской надо, сугубо, сказал он себе, усмехнувшись.

Иван тоже чуточку остыл и заулыбался. Но все-таки он очень необычный. Неприятный какой-то. Бедная мама… Шепелявит, улыбка тянется жвачкой, голова набок валится. Одежда не слишком опрятная. Хотя у Славы тоже. Очень опрятными только педики нынче ходят.

– Ладно, расскажи про поход. Что там планируется? – сменил тему Слава.

Ванька сразу оживился.

– Я предлагал бывшие каменоломни под Москвой. Я их знаю наизусть. Туда можно спуститься и полазить. Спускаться, правда, туда надо по веревке, но это несложно. Зато нужно брать факелы и теплую одежду. Там весь год одна и та же температура: плюс семь градусов. Ничего очень опасного нет, если правильно себя вести. Что там могло обвалиться – то уже обвалилось давным-давно. – Он фыркнул. – Даже скелет там сидит у стенки.

Откуда он – разные толки. Но его местные знают, на него шапку надели и сигарету в зубы дали. И имя и фамилию ему придумали – Лёлик Лялькин. В общем, ходить там приходится сгорбившись, но как вылезешь – привыкаешь к свету и к прямохождению. Будто из первобытного мира опять в наш вернулся. Вот такой экстрим. Но наши ребята пещерой не очень загорелись…

– Я их отлично понимаю и присоединяюсь к их мнению, – усмехнулся Слава. – А откуда ты, Вантос, так хорошо те пещеры знаешь?

Брат насупился и вновь стал далеким-далеким.

– Какая разница? Знаю, и все… Бродил там, гулял от нечего делать… А нашим главное, чтобы было где искупаться. В конце концов решили идти на один день на Истру. Для двух дней народ в этом году еще не созрел, еще начало походного сезона. А вот ты мне рассказывал, что читал недавно книжку про паломников. И меня очень заинтересовало, как паломники ходили. Может, нам устроить что-то по этому типу?

Слава чуток удивился. Современный парень явно о паломниках услышал лишь от брата. Видно, раньше вообще краем уха ловил это слово. Или не интересовался? Хотя паломничество нынче – дело обычное. Паломники на автобусах ездят. На шикарных мерсах.

– Ну, это тебе не со мной, а с твоими корешами решать надо.

– Да… – как-то странно замялся Ваня. – Только вот что, Слава… Там никакой выпивки не будет… Даже пива. У нас никто не пьет.

– Ну, не пьет и не пьет, – решил вновь отшутиться Слава. Поневоле приходилось выбирать подобный тон. – И я не буду. Обещаю тебе! Не грузись!

А все-таки странно… Какая-то нехорошая неясность… Но разве плохо, что молодые люди не пьют? Этому же радоваться надо…

– Вот насчет пьянства… – Зудела у Ваньки эта тема. – Я читал Венедикта Ерофеева. И все понимаю. Просто пьянство надо показывать исключительно как беду и трагедию, а не как некий опыт или образ жизни. А у нас ведь такое встречается.

– Ты прав, ясен пень, – согласился Слава. – Но все равно никуда от этого не денешься, жизнь есть жизнь. Пусть не слишком положительная. Так или иначе, люди пьют, и это – часть нашей реальности. Вот объясни мне… Почему вы – вроде нормальные ребята с нормальными интересами – никогда принципиально не берете с собой никуда спиртного, куда бы ни ездили? Ты меня правильно пойми – я не алкоголик и ничего такого…

Снова та же манера. Ванька торопливо отвел глаза и пошел лебезить и тараторить, стараясь сохранить предельную вежливость. Но стало очевидно: он неспокоен от вопроса. Очень неспокоен…

– Мы пробовали брать. Но у нас это не пошло. Как-то ну не вписывается в наше общение спиртное. Поэтому нам лучше, когда его нет, оно лишнее.

Тэк-с, снова-здорово… И никто не потерял лица. Зато все еще раз поиграли в шланги. И Славка – тоже шланг, хотя отлично видел поросячий вызов. Но держался, как себя воспитал.

– Вы все трезвенники, что ли? Откровенные?

Иван кивнул.

– А я таких людей побаиваюсь. – Славу словно нарочно несло.

– Ну, не любим мы пить, – протянул Ванька, снова отводя глаза. Весь уже извертелся. – Нам бы тортик, чаек…

– Да вы, господа, простите, полные тормоза!

– Да почему?! Мы мясо тоже едим! Даже любим…

Весьма оптимистическая нота…

Слава видел: тут есть совершенно четкая причина, о которой брат упорно не хотел говорить. Темнил… В чем тут дело? Почему они не пьют, и явно – сговорившись?

Но Иван мгновенно перевел разговор в другое русло:

– Я не пью потому, что из-за водки в раннем возрасте чуть не погиб. В прямом смысле.

Слава потрясенно застыл. Неужели и у брата тоже был когда-то передоз на грани смертельного?! Почему мать никогда ничего об этом не рассказывала? Как все-таки они далеки друг от друга… Родные братья…

– Я сам из-за водки чуть не погиб, тоже на заре туманной юности, – растерянно пробормотал Слава. – Да-да… Но в отличие от тебя, Вантос, пью – и ничего. Видно, смелее тебя оказался! Хоть и реанимацию перенес, но решил: трус пить больше вообще не станет, а я – буду, только уже с головой на плечах! Что и делаю.

– Нет! – судорожно дернулся Иван. – Я все понимаю и совсем не боюсь. Дело в другом. Я решил иначе. Просто принципиально. Я не вижу смысла употреблять то, от чего становлюсь тупее.

О как! Прямо будто гвоздь забил. Словно по книге прочитал – так же вычурно, напыщенно, отрепетированно и довольно декларативно, как любое общее место. Слава хотел поспорить дальше, поговорить о таком явлении, как алкогольная психоделика, о том, что даже у программиста под влиянием алкоголя иногда рождаются неплохие идеи, не говоря о писателях. Но промолчал. Ладно. Незачем раздражать брата и в дебри лезть. Относится ли алкоголь к психоделическим веществам? Как дословно переводится «психоделика»? «Психо» – «душа», «делос» – «расширять». То есть «психоделический» в дословном переводе – «расширяющий душу». Когда мы пьем что-то крепкое, душа расширяется? Конечно, ведь даже флегматик может рвануться после выпивки плясать под гармошку, раскуется, помирится с теми, с кем поссорился, будет целоваться и толкать шумные речи… Так что по определению душа от вина широка. Можно штудировать книги по теории и практике психоделики, а можно выпить сто граммов – и эффект будет тот же.

По поведению Иван какой-то блаженненький, чуть не юродивый. Наивный вроде, как чистый ребенок. Во всех видит хорошее, замечательное, все такие, мол, славные, добрые!.. А в то же время…

В то же время нет-нет да и мелькнет в нем нечто, что вдруг заставляло Славу сжаться. Какая-то волна секундной агрессии, страха, сигнализирующего об опасности. Откуда опасность? Он не мог понять… Нюхал по всем навыкам своей личной школы ФСБ, но пока без толку. И все-таки никак не мог поверить – неужели Иван так хорошо носит маску, как носил он сам когда-то? И за личиной невинного милого мальчика кроется что-то иное?

Еще Слава списывал многое на свои грехи, на свою достаточно испорченную душу с циничной шкуркой. Нет, говорил он себе, это я такой дрянной, а Ванька и впрямь добрый и хороший. Надо мне каяться и учиться смирению и терпению, как учил Серафим Саровский.

Вообще-то Славка стал неплохим психологом. Когда два года подрабатывал охранником. Идут мимо люди – невольно к ним присматриваешься. Смотришь – где кто работает, какие ключи берет, как с тобой здоровается… И начинаешь понимать, кто какой по натуре. И жизнь твое мнение подтверждает.

Тогда он окончательно разругался с отчимом, заявившим, что такому здоровому парню стыдно сидеть раздолбаем на шее родителей и дядьки с теткой. И нанялся охранять по ночам научный институт, как ни умоляли его дядька с теткой не делать этого…

О своей работе он недавно немного рассказал брату – Слава любил тот период своей жизни. Но тот куражливо, с деланой важностью и несколько саркастичным высокомерием заметил:

– Да, от безделья до многого дойти можно. И напиваться, и матом пулять, и с этими работягами приятельствовать… И ты еще с гордостью все это живописуешь! По-моему, тут молчать надо. И я могу объяснить, почему я завязал! – внезапно заорал Иван. – Мне тогда было двенадцать лет…

Слава ошеломленно глянул на брата. Не может быть! Почему же он этого напрочь не помнит? Какая-то чушь…

– Ну и ну! – закричал он полушутя-полусерьезно. – Вот грязный человек – в двенадцать лет уже пил! Даже я подобным не отличался!

Ванька сидел мрачный.

– Так вот, завелся у меня дворовый приятель, постарше, хулиган, и он меня поил. Мне нравилось, а он поил… И вот однажды я вечером шел пьяный и упал на спину. Очнулся.

– Гипс? – тотчас спросил Слава.

– Шутка банальная! – резко отрубил Ванька. – И что вижу? Рядом с моей шеей, в десяти сантиметрах левее, торчит из земли железный острый штырь. Упади я чуть-чуть левее – я бы сейчас с вами не разговаривал. Вот после того случая я больше ни разу за всю жизнь не взял в рот ни капли ни водки, ни вина!

Слава вздохнул. Почему он так мало знает о родном брате?… А что знает мама? Слышала ли она об этом ужасе?… Бедная мама…

Слава в который раз сдержался. Но обиду затаил. Кто он такой, в конце концов, этот очкастый Вантос, не представляющий себе, что брату приходилось делать?! Например, выбегать посреди глухой ночи из института в окружавший его густой сумрачный парк, заслышав звук включившейся сирены и вооружившись баллончиком? Труд охранников – серьезный, надо следить за порядком и в здании НИИ, и на территории всего парка. Но эти люди, с точки зрения Ваньки, – бездельники. Потому что – пролетарии, вахлаки, вон, матом ругаются, ужас какой! Да еще водку жрут. А он, Иван, стало быть, – человек интеллигентный, культурный, настоящее дело делающий и имеющий право так вот снисходительно, с высоты своего величия, прокомментировать отстойную прошлую жизнь старшего брата-мужлана, не скрывая своего сарказма по поводу ее отстойности.

– Любого идиота, – назидательно изрек Ванька, – такого как твои охранники, сантехники, электрики, можно научить ремеслу, если раз двадцать – тридцать повторить одно и то же. Тут ума не надо.

Иван презирал старшего брата и его знакомых.

В преддипломный год Славу стал упорно осаждать сын дядьки Макара. Однажды он подкараулил Славу прямо возле дома.

От стены вдруг отделилась высокая мужская фигура, чересчур темная, неясная и огромная в синем февральском рассвете, и Слава опасливо тормознулся, мгновенно нащупав в кармане газовый баллончик.

– Привет! – сказал ожидающий. – Не узнал? Вадим.

– А-а-а! – облегченно выдохнул Слава. – Привет! Чего тут пасешься? Зашел бы… Поднялся бы к отцу…

– Отец меня видеть не желает, – мрачно сообщил Вадим. – Сам знаешь… Вчера ему звонил в очередной раз, перепроверял. Думал, может, помягчел старый дурак… Да ни хрена!

Слава смущенно помялся на снегу. Чувствовал себя без вины виноватым.

– Ты с ним не потолкуешь? – попросил Вадим.

– Да я уже пробовал, – неуверенно отозвался Слава. – И не раз… И тетка тоже… Он и слушать нас не желает! Талдычит свое: «Квартира моя, деньги мои, вещи мои!» Прямо скупердяй какой-то, Плюшкин!

– А дети не его, – хмуро закончил Вадим. – К чему это все твердят о родственных связях да о родной крови?! Нету их, этих родных кровей! Нету и никогда не было! А ты… – Он вдруг глянул на Славу с откровенной ненавистью, такой жизнестойкой, что Славе стало нехорошо – вновь проснулся давно дремавший страх, поднял голову и злобно оскалился. – Ты заменил отцу меня! Любимым сыночком стал! Вот если бы тебя не было… – Он опомнился. – Ладно, прости… Ты ни при чем… Что это я…

Слава сжался.

– Ты позвони мне завтра вечером… Я попробую опять поговорить с дядькой… Он упрям по-стариковски, это бывает. И никак его не переломишь…

– Да уж, скорее он переломает всех нас! – язвительно и горько засмеялся Вадим. – Опыт жизни, опыт жизни! Тоже навязшая в зубах фразочка! Люди – они исключительно фразеры или фразисты! Какой там опыт?! До тридцати лет ты его как дурак набираешься, стараешься, накапливаешь, а дальше – совершаешь сплошные ошибки. Одну за одной! Тоже как дурак… Ладно, пойду я… Пока!

Он махнул рукой и поспешил к белой машине, спрятавшейся в тени дома.

– Ты позвони! – расстроенно крикнул ему вслед Слава.

Вечером он решил опять поговорить с дядей. Но тот, едва услышав о сыне, грубовато отрубил:

– Больше не возникай, Вячеслав! Лучше читай книжки свои арабские! Были дети – да сплыли! И вспоминать о них не хочу! Они отца не уважали, не ценили, жили как хотели, ну и я теперь живу по-своему и в свое удовольствие! Как аукнется!

Вадим позвонил через два дня.

– Ты не отчаивайся… – неловко начал Слава. – Я буду пытаться еще…

– Спасибо, заботник, – иронически бросил Вадим. – Очень тебе признателен… Только ничего из этого не выйдет, понятно давно. Сын у меня родился… Внук, стало быть, твоему дядьке…

Через неделю Вадим позвонил снова, потом – еще и еще… Слава начал возмущаться, но старался сдерживаться – и Вадим ничем не виноват. Но отливалось все именно на Славе, так как Утконос начал злобиться и орать.

– Ты мне обещал! Тебе это сделать проще всего, – настаивал он. – Ты просто не хочешь мне помочь! Да и зачем тебе это? Не в твоих интересах!

В конце концов все закончилось настоящим скандалом. Нервно прислушивавшаяся к разговорам племянника тетка вошла в комнату и вырвала у него из рук трубку.

– Еще раз сюда позвонишь – убью! – заявила она пасынку.

– Да я сам вас всех скорее перестреляю! – весело пообещал Утконос.

На такой оптимистической ноте они и расстались.

На Истру выехали рано утром. Слава присматривался к компании. Один парень быстрый, угловатый, говорливый. Второй – невысокий, с белыми волосами, в очках ученого-математика. Напряженный, лишенный улыбки, но вид вроде цивильный, интеллигентный. Тэк-с…

Девица по имени Рита, полный отстой. Маленькая, худая, чернявая и меланхоличная. И невооруженным глазом видно: сложная. Сидит как пружина сжатая, струна натянутая. Фигурка точеная, но боишься приблизиться – ощущение, что сейчас эта сжатая пружина вдруг распрямится и тебе вдарит.

Зашуганная какая-то… Когда Слава видел этаких, у него сразу возникала мысль: тяжелое боевое прошлое… Глаза блестящие. И прямо-таки пронзающий насквозь, змеиный взгляд. Просто пригвождающий. Рита смотрела на Славу с нескрываемым бесцеремонным любопытством, и он невольно начал чувствовать себя неуютно и скованно. Типичная стерва, пришел Слава к печальному выводу. Фи… А нет ли у нее сестры?

– Нет, – пробормотала в ответ Рита. – А что?

– Да ты очень похожа на одну девушку, в которую я когда-то был влюблен. Она училась со мной в одной школе и, вероятно, потом погибла от наркотиков, – честно сообщил Слава.

Рита чуть не свалилась в обморок. Вот вам и змея! Вантос состроил смешливо-саркастическую козью морду.

Какие они все здесь нервные! На все так реагируют, словно явились из другого мира…

– Можем еще успеть съесть по стаканчику мороженого, – бодро провозгласил быстрый парень по имени Саня.

Слава в ответ засмеялся:

– А я бы сейчас мог и сто граммов выпить – утро еще холодное.

Не удержался… Ванька мрачно отвел глаза. Остальные промолчали, будто не услышали. Подползла электричка.

Рядом со Славой уселась, конечно, Рита и, как он и предполагал, тотчас затеяла разговор. Она прожигала взглядом, как сверлом. Смотрела прямо в глаза, не мигая, так пристально, что в Славиных глазах стало мутиться. И разговор ее не был похож на разговор. Скорее на допрос с пристрастием. Въедливый, без стеснения, без всяких церемоний. Прямой и сухой.

– Ты переводишь, я слышала? А какие книги? Их тебе дают или ты сам выбираешь? По какому принципу?

Вопросы сыпались дождем. Славе это все откровенно не нравилось. Он ждал нормального диалога.

– Тебе следователем надо работать, – брякнул он ей напрямую, едва начав отвечать.

С некоторых пор с девками Слава не особо церемонился. Хватит с него, господа!

Но Рита смотрела так же цепко, не смутившись.

– Если кратко, то я долго не переводил, а теперь пробую опять. Просто потому, что понял: то, что я переводил раньше, могло принести людям вред. Плохая это литература, похабная, грязная, хотя людей привлекает. И платят за нее хорошо.

Рита поинтересовалась с такой же интонацией следователя, с каменным выражением лица, нагловато и четко:

– Значит, ты переводишь не то, что хочешь, а то, что заставляешь себя переводить рационально?

Тэк-с… Славка сорвался сильнее:

– Запомни, Рита, в творчестве есть я и есть Господь Бог! Всё! А с тобой такого масштаба вопросы я, прости, обсуждать не буду. Мы едва знакомы. И сейчас не время для подобных деловых дискуссий.

– Понятно, – кивнула она.

Интонация и пронзающий насквозь, неотрывный, немигающий взгляд не менялись.

Нам с ней уже в разные стороны, подумал Слава. Но у нас одна и та же электричка, господа…

Ваня, сидевший с другой стороны, показал брату книгу. Слава ее листанул. Автор предлагал свое собственное универсальное учение, совмещающее передовые данные научного знания и мистический опыт человечества. Схемы, диаграммы – где какие чакры, где духовное, душевное и телесное, разные зоны человека… Торжественно заявлялось, что открытый автором проект позволяет достигать психофизического контроля с помощью объединенного в одну книгу опыта древних египтян, алхимиков, Заратустры, индейцев майя, шаманов Востока, Будды, Магомета и Христа.

С книгой такого рода Славе сразу все стало достаточно ясно, но он удержался от комментариев. Только осторожно сравнил с учением Грофа.

– Да, про Грофа я знаю, – кивнул Ванька. – И всего, что в книге, не разделяю, но прочитать интересно.

Подал голос блондин в очках. Голос жесткий, как удар топора по мясу.

– А когда к нам каббалист приезжал в клуб, тоже свою книгу оставил.

– Что за каббалист? – изумился Слава. Ванька объяснил:

– Мы пригласили в клуб первого непревзойденного знатока каббалы в России. Он нам про свое учение рассказывал.

Тэк-с, подумал Слава. Демократия – это, конечно, неплохо, но все же… Ладно. Если люди пока мало что понимают – а необразованность Ванькиных друзей в некоторых нетехнических вопросах очевидна, – то лучше не выступать.

Иван резиново засмеялся. Слава глубоко вздохнул. В последнее время он нередко чувствовал себя переростком. Поскольку часто торчала из юных одна истина: все советское, перестроечное – для них понятия исторические, и молодняк сухо вычислял их по учебникам. А для него, Славки, – еще реальный период жизни, который он довольно хорошо помнил. И в начале перестройки государство по сути было еще тем же совком.

– Мы ведем себя и живем иначе, чем остальные, детективов не смотрим и не читаем. Принципиально, – заявил младший брат, почуяв Славино настроение. – У нас большие культурные запросы и высокие интересы и цели. А ты ведь тоже интеллектуал, интеллигент. По происхождению, по занятиям. Человек умственного труда… – Ванька сделал торжественное лицо. – Но порой сбиваешься куда-то не туда, словно популист… А жить надо руководствуясь большими задачами.

Славу начинало колбасить. Слишком много манерности, вычурности, пижонства. Гордости собственным интеллектуализмом, тоже показным, противопоставленным уровню вахлаков, не возражающих против всяких боевиков. Слава любил и Феллини, и Тарковского, но никогда не говорил столь нарочито неестественно и по-книжному. А подростком увлекался и детективами, и ужастиками. Да, он рос не ботаником. И другие тоже. Ну и что такого страшного, господа? Переходный возраст. Перешел – и забыл.

И вот этот их клуб… Разные мероприятия, встречи с интересными людьми, походы… А в чем суть? Почему такие загадочные отношения с пивом? Какие книги они действительно любят, не напоказ? Из книжных увлечений брата Славе вспомнились «Час Быка» и «Лезвие бритвы» Ефремова.

Ладно, сказал он себе, все молодые любят фантастику, а уж по части мистики… Я сам пришел в церковь только в шестнадцать, а до того был жутким антиклерикалом. Мне ли судить…