Текст книги "Жду, надеюсь, люблю..."

Глава 12

В тот день Марине позвонила перепуганная сестра. Сначала даже не могла связать двух слов от ужаса.

И Марина мгновенно впала в панику – вспомнила и Славкино хулиганство в школе, и его пьянство, и тот жуткий подземный переход… Свое мучительное ожидание под дверью операционной – почему-то той ночью ее пустили в больницу… Потом кровавые бинты на лице Славы…

– Что еще случилось?! – крикнула она.

– Он влюбился! – заплакала сестра. Марину тотчас отпустило.

– Ну и что? – неуверенно, несмело спросила она. – Почему ты плачешь?… Арка?…

Славка увидел ее из окна и со смехом показал тетке:

– Арина, смотри – крестная мать в нашем дворе!

Тетка выглянула и расхохоталась:

– А что? Похоже!

По двору шествовала очень живописная, запоминающаяся группа – впереди пышная молодая дама с рыжим хвостиком, в белом брючном костюме, сверху наброшена черная кожаная куртка. За ней гуськом шагали шестеро парней в одинаковых черных косухах.

Славка смотрел, хохотал и опять смотрел. А потом вдруг странно притих. Арина покосилась на него, но промолчала. Она, как и сестра, привыкла, что со стороны женщин опасаться пока нечего. Но оказалось, что есть чего…

Почему за ней всегда тянется столько парней? – думал Слава.

Просветил дядька Макар.

– Ну, вы у меня люди несведущие, – посмеялся он. – А это новая соседка наша. Живет по скользящему графику. Если смотреть правде в глаза, то работает в фирме «Самые лучшие киски Москвы». Ну, или под другим названием. Не важно. Суть от вывески не меняется. У лапочки есть муж и двухлетний ребенок.

– А муж знает о ее профессии? – поинтересовался Слава.

– У меня есть разные версии насчет этого, – разговорился дядька. Он, как все без исключения мужчины, обожал потолковать по поводу клубнички. – Числом всего четыре, в зависимости от того, знает он или не знает о ее «работе». Первая – он отморозок, может, вообще даже говорит: «Иди поторгуй собой – денег в дом принесешь!» Вторая – если до сих пор ничего не знает, то полнейший лопух последней степени. Или тут другое – он умоляет, она не слушает. И последнее предположение – они поженились чисто по расчету, друг на друга им давно и настолько наплевать, что они попросту не знают, кто чем занимается вне дома.

– Круто! – сказала Арина и повернулась к племяннику. – Не пойму одного: почему тебя так волнует судьба этой рыжей девицы?

А он и сам сначала не понимал. Но потом… Потом подкараулил ее, когда она, в тот вечер одна, вернулась на такси от очередного клиента.

– Сколько? – выдохнул Славка прямо в ее круглое милое лицо.

Она мягко и нежно улыбнулась, как улыбаются ребенку.

– Ты столько все равно не найдешь. Откуда у тебя такие бабки?

– Найду! Ты скажи – сколько…

Слава был уверен: родные деньги для него отыщут любые. Чем бы дитя ни тешилось…

Только для начала пришлось пройти через очередной скандал.

– Там зараза! – орал дядька. – СПИД, сифилис, гонорея! Будем смотреть правде в глаза! Позор! И это мой племянник?!

– Славочка, что с тобой? – рыдала слабонервная тетка.

– Дай денег! – угрюмо чеканил племянник.

Марина выслушала сестру молча.

– Но это же… Арка… Да что ты психуешь? Это калифка на час…

– А если нет? – ревела сестра. – Если он влюбится в нее по-настоящему?! Ты недооцениваешь этих женщин! И деньги! Где мы возьмем такие?! Потом…

– Потом?! – не выдержала и взвилась Марина. – Никаких «потом» не будет!

Но она плохо знала своего старшего сына.

Первая встреча его потрясла, обескуражила, лишний раз подчеркнула его неумелость и незрелость.

– Весенняя ты сыроежка! – смеялась Люся. Так ее звали. – Знаешь, в сыром еще лесу, накануне летней жары такие растут – маленькие и смешные…

Он даже не обиделся на нее.

Никто не знал, что они виделись раз несколько. Деньги давал отец, которого вдруг подкупила чем-то эта история. Потом Люся согласилась разок увидеться просто так… Без оплаты…

– Сыроежка ты смешная…

А потом… Потом Славка вдруг встрепенулся: а что будет впереди? Да ничего там не будет… И взял себя в руки – железный Феликс, Штирлиц, Рихард Зорге…

Даже Люся удивилась:

– Что, бабки кончились? Ничего, ты подсобирай, я подожду. И никуда не денусь, тут вот буду, рядом, – хохотнула она.

Слава тоже улыбнулся в ответ:

– И я буду рядом. Так что встретимся. Встречались они довольно часто. Во дворе.

Улыбались друг другу. И расходились в разные стороны. Славка видел – она удивлена и раздосадована. Сыроежка выросла…

Родственники понемногу успокоились…

Выйдя из электрички, они решили вначале дойти до Нового Иерусалима, а потом свернуть в лес. Залаяла собака. И Слава непроизвольно вздрогнул.

– Ты что, собак боишься? – ехидно спросила Рита.

Слава честно кивнул. К нему тотчас приблизился блондин в очках математика с голосом жестким, как удар топора по мясу.

– А тебе не стыдно? Такой большой – и собак боишься?! – резко и раздраженно спросил он.

Что с ним? – удивился Слава. С чего взъелся-то?! И попытался в который раз обернуть дело в шутку.

– Ну, Петр Первый был смелым мужиком, господа, а вот тараканов, как известно, боялся!

Шутку никто не принял. Без всякой улыбки, в прежнем раздражении, блондин отчеканил, важно, торжественно, громко, будто читал по книге:

– Подражать Петру Первому именно по части его страхов, а не чего-то другого, думаю, нелогично!

Почему они все говорят так коряво, эти клубисты?

– А я никому не подражаю. Просто у меня есть сильные и слабые стороны, как у любого человека.

Слава недоумевал. Из-за чего сыр-бор?

– Но тогда, может, стоит показывать свои сильные стороны, а со слабыми бороться и не выпячивать их? – продолжал блондин тем же голосом, словно мясо рубил.

Славка снова начал заводиться. Хотелось бы посмотреть на этого типа, если бы его погрызли стаи собак, как недавно друга Славы, которому потом кололи в живот две недели уколы от бешенства!

– Молодой человек, вы что-то очень агрессивны. С чего вдруг? Зачем вы, простите, на меня выплескиваете вашу агрессию?

Тотчас торопливо вмешался Ваня:

– Да ладно, все нормально. Ты так его не воспринимай! На самом деле Гена – добрый и мягкий парень. А ты в охране служил. Так что прошел сквозь огонь и бандитские пули.

– Да, приходилось и в обход ходить, – задумчиво продолжал Слава, словно не заметив братской иронии. – С фонарем. И собаки бродячие по соседству бегали. Я баллончик брал с собой – отстреливался. Боюсь бродячих собак…

Рита усмехалась. Гена насмешливо сощурился.

– Чего так? Они ведь не змеи.

– Фишка в том, что змей я боюсь куда меньше, чем бродячих собак. Вроде бы парадокс. Но рассудим логично – змей в городе нет. И за городом их тоже нечасто встретишь. Я пока только один раз наткнулся на змею в лесу, и то, может, это уж был. А собак бродячих встречаешь каждый день. Допустим, змея куснет… Ну, кобры и аспиды у нас не водятся. А гадюки не так ядовиты. Поэтому, скорее всего, смертельным исходом не закончится. Доберусь до ближайшего медпункта, и мне вколют противоядие. К тому же стаями змеи у нас точно не ползают. А собаки эти бродячие расплодились до невозможности… И если куснет, то намаешься. Не один укол будет, и не в руку. И потом на год – в завязку, потому что сделанная сыворотка от бешенства автоматически на год кодирует. Так что еще бабушка надвое сказала, кто опаснее – змеи или собаки бродячие.

Однажды на Птичьем рынке Славе предложили купить гадюку. Ему тогда было пятнадцать лет. Он любил болтаться на рынке от нечего делать.

– Да вы чего?! Гадюку – в дом?! – изумился Славка.

Продавец заржал:

– Не дрейфь, парень! У нее зуб ядовитый вырван! Или думаешь, я совсем идиот?!

И соблазнился Славка, купил гадюку. Тетка Арина моментально впала в истерику, а дядька Макар посмеивался и даже гладил змейку. И все интересовался: а как она какает?

Но через пять дней змея, ласково названная Муськой, внезапно сдохла. Почему?

Дядька позвонил знакомому биологу и рассказал всю историю. Тот, выслушав, сказал с усмешкой:

– Макар, гадюка без ядовитого зуба живет максимум неделю. Это знает каждый биолог.

Вот так вот лихо облапошили парня. Полторы тысячи – коту под хвост…

– Так что с собаками я дело имел не раз, – подытожил Слава. – И неприятное…

И тут Иван выпалил что-то типа «Ах, бедный!», противным жестом схватил брата обеими руками под локоть и прижался к нему головой. Слава не выдержал такой слюнявости. Вырвал руку.

– Не делай так больше! Мне этот жест не нравится! Не валяй ваньку!

Мало того что Славку уже почти задолбали клубисты этими собаками и выставили на посмешище, так теперь и Вантос туда же! Подбадривает слабого душой брата. Пошли бы они все сами к бродячим псам – к стаям псов! – Славка бы на них посмотрел!

Несколько раз Славе снился один и тот же жутковатый сон – на него с лаем наступали собаки. Он доставал баллончик и стрелял в них газом. И обнаруживал с ужасом – газ в баллончике кончился, он не стреляет и уже бесполезен против наступающих псов…

А потом все произошло наяву. Именно так… Правда, Славка не пострадал. Отскочил прямо на мостовую, уже рассчитывая бежать через проспект. Но собаки не посмели поскакать за ним. Испугались машин. Полаяли и отстали. А Слава прошел по обочине и вышел на тротуар уже в другом месте, далеко от них.

– Да ладно, ладно, не злись! – улыбнулся Иван с какой-то поросячьей иронией.

– Вантос, этот жест какой-то не мужской!

– Ладно, ладно, хорошо, – торопливо пробормотал он.

Слава поморщился. Противно как-то… Его версия, что брат – педрила, становилась все весомее. Если он голубой, то – сознательный голубой или еще пока латентный, с наклонностями, которые, может, сам не осознает пока до конца… Бедная мама…

Слава внимательно оглядел блондина в очках. Обручальное кольцо на пальце…

– А он женат, значит? – тихонько спросил он у брата.

– Да! Причем женился неделю назад! – громко, чтобы слышали все, ответил Иван.

– Поздравляю! – сказал блондину Слава, стараясь загладить конфликт.

– Спасибо, – кивнул тот.

– Как погуляли?

Гена ответил чересчур твердо и нарочито. Или это Славе показалось?

– Все было очень тихо. И гостей никаких не звали.

Ну что ж, кто как предпочитает…

И Слава весело рассказал всем о своем споре с теткой Ариной. Тогда ему было лет десять, тетка заявила, что через десять лет он обязательно женится. Спорили на бутылку коньяку. В свое двадцатилетие Слава напомнил тетке о споре. Она о нем уже забыла, но посмеялась и отправила мужа за коньяком и фруктами.

– Так я обменял женщину на коньяк, – со смехом закончил Слава. – Вот мы с Ванькой расходимся: он ратует за женитьбу, но против коньяка, а я – с точностью до наоборот!

Словно в отместку, клубисты принялись дразнить Славу, то и дело крича:

– Собака! Собака бежит! Слав, а вон еще одна!

Он отшучивался, хотя продолжал злиться. Поход превращался в опасное развлечение. И зачем он пошел? Но мама так просила…

Наконец они добрались до монастыря. Эх, давно Славка тут был! Лет в десять. С теткой Ариной и дядей Макаром ездили. Уже ничего не помнится.

Вошли на территорию. Слава осенил себя крестом. Почти незаметно, поскольку веру не надо выпячивать, но не надо и скрывать. Впрочем, это заметили все. Бросили косые взгляды. Но промолчали. Уже достаточно насобачились… И до новой акции-высмеивания не дозрели.

Иван тихонько постучал по колоколу, ответившему мелодичным красивым звоном. Всем понравилось. И все дружно улыбнулись. Двинулись к центральному храму. Вошли в нижний придел. Их встретила радушная бабушка. Попросила снять рюкзаки и положить в уголок. И стала добродушно рассказывать, как устроен храм – в точности как в Иерусалиме, полукупола такие же. Что все это основал патриарх Никон – вот тут он, под полом, и похоронен. Ему можно свечу поставить или Божьей Матери. А там – дальше – русский Гефсиманский сад и святой источник, тоже во имя Матушки.

Саня деловито поблагодарил. Бабушка улыбалась. А Слава решил: надо, раз есть возможность, хотя бы сделать минимум – поставить свечи. Купил у старушки много свечей и поставил их к иконе Богоматери. Перекрестился…

Клубисты взяли рюкзаки и вышли. Теперь решили идти к Гефсиманскому саду и источнику. Слава снова заметил: все намотали на ус факт его пусть маленькой и плоховатой, но православности. Никто, кроме него, свечей не покупал и не собирался.

Подошел Иван. Неспроста. Ему не терпелось кое-что выяснить.

– А ты разве верующий?

Осторожно, вкрадчиво спросил, но вроде приветливо.

– Да как сказать, – честно ответил Слава. – Не могу себя назвать хорошим христианином, не слишком часто в церковь хожу, посты не соблюдаю и вообще… Но все-таки стараюсь.

– «Стараюсь»! – передразнил сзади блондин в очках по имени Гена и громко засмеялся. Эдак слегка презрительно. Чем-то очень насмешил его такой глагол относительно веры – «стараюсь».

Слава обозлился еще сильнее. Он никому веры своей не навязывал, сказал о ней скромно, ни к кому с расспросами лезть не пытался… Но почему-то опять – откровенная издевка.

– Нет, я лично, – подал вновь голос блондинистый Гена в очках, словно поняв немой Славкин вопрос, – православие не хочу поддерживать. Пока, во всяком случае. Я был на сайте Андрея Кураева, чтобы разобраться в православии.

Довольно умилительная форма заявления: человек в двадцать с лишним лет вдруг впервые решил выяснить для себя, что это такое – православие. И не при совке, а сейчас, когда все церкви открыты и пасхальную службу транслируют по госканалам!.. Для знакомства зашел… Даже не в церковь, а на сайт Кураева. И что же? Побродил по сайту в течение нескольких часов – и уже знает, что такое православие?! Ну, орел просто… И того круче: с высоты своего величия, за часок-другой ознакомившись с верой, которая существовала на его собственной земле тысячи лет, вынес ей бескомпромиссный вердикт. В этот же день. Тэк-с… Какой же и почему?

– Православные однозначно против алхимии и астрологии! – заявил Гена-блондин.

– Да, верно. Но Кураев вполне современный человек, понимающий все тенденции и науки, и современной жизни.

– Не знаю, может быть, – хмуро пробубнил Гена, – но он тоже против алхимии и астрологии! А я не согласен. Потому что алхимики и астрологи шли дорогой знания, а кто запрещает искать знания, того я не понимаю.

– Но ты ведь сам человек науки и должен знать: алхимия и астрология – не науки по своей сути. Для любого нормального ученого методы алхимиков и астрологов – не научные методы.

– А я не хочу так строго все делить! – отрезал блондин. – Допустим, ты прав. Но все равно они хотели что-то узнать, не важно, каким способом. Так зачем же их запрещать? Кстати, католики меня тут отталкивают даже больше, чем православные. Православные хоть костры не жгли, а католики вообще сжигали алхимиков и астрологов.

– А как ты к протестантам относишься?

– Да к ним совсем плохо! Еще хуже, чем к католикам. Общался с ними и вижу: они не Бога любят, а деньги. Вот и весь сказ.

Тэк-с, подумал Слава. А вот тут Гена, пожалуй, молодец! Сам многое увидел. Так что обижаться больше на него не стоит. А остальное – ладно, спишем на юношеский максимализм. Славка и сам, помнится, когда-то также глобально судил и о вере, и о церкви… Это потом многое понял и остыл, с возрастом. Так что усё в порядке.

– А по поводу алхимиков, – продолжал блондин по-прежнему резко, – они попросту делали дело. Любая деятельность – мое мнение – всегда положительна! Не бывает деятельности во зло.

– Ну-у! – встрял в разговор Иван. – Вот интересное заявление! А фашизм, например? Тоже была своеобразная деятельность…

– Да! – не тушуясь ни на секунду, ответил Гена. – И фашизм тоже имел положительное значение.

Оба брата обалдели. Что он, этот малый, эпатирует так нелепо?! Саня и Рита тоже удивились.

– Да, положительное значение! Потому что не будь его – не было бы победы над ним, и не поняли бы люди, какое зло бывает и как от него защищаться!

– Тэк-с… – выдохнул Слава, – тут ты в чем-то прав, но уж слишком вольно все в одно смешал, в одну кучу.

Вновь тихонько и осторожно подкатил Ванька:

– Зачем ты так много свечек поставил? Куда это?

Надо же, наблюдал за братом внимательно…

– Так у нас ведь большое семейство. Еще тетка и дядька. Семья отца, и отчима, и Вадима тоже…

Стало ясно: брат никогда в жизни свечу не ставил и вообще не знал, для чего она и что символизирует. Хотя уж свечки эти втыкали за всю семью даже при совке практически неверующие люди. Опять же – странно, господа… Но эта компания – технари. А технари, как и врачи, говорят, чаще склонны к атеизму. Хотя утверждение спорное…

– Если я когда-нибудь окрещусь, то только в протестанты, – неожиданно заявил Иван.

Слава вытаращил глаза.

– Опять ваньку валяешь?

– Объясняю! Однажды мы с ребятами задумали совершить самодеятельную экскурсию по церквам разных конфессий. Пришли в православную, говорим женщине в иконной лавке: «Мы хотим посмотреть храм, покажите нам его, пожалуйста, и расскажите о нем». А она нам в ответ: «Батюшка сейчас занят, он не может показывать, я тоже на работе. И если вы хотели посмотреть наш храм и поговорить о нем, так, извините, договориться надо было заранее с тем же батюшкой». Пошли мы к католикам. А там говорят примерно то же самое: во-первых, тут не музей, а церковь, сюда не смотреть приходят, а молиться. А во-вторых, если уж на то пошло, то надо было договориться заранее. Пришли к протестантам в кирху. И к нам вышел улыбчивый пастор, охотно нас повел и все нам рассказал и показал. Вот поэтому я креститься буду только в протестантизм!

Славка хмыкнул и промолчал. Усё в порядке, господа… Поза и вызов молодости…

Глава 13

Вечером забежала Светлана. Села возле окна и тоже, как Марина, уставилась на звезды.

– А ведь если разумных существ на других планетах нет, то тогда бедный Джордано Бруно пострадал напрасно, – медленно заговорила Марина, кутаясь в шаль. – Сгорел, бедолага, за пустоту! И стоило ли?… Большинство астрономов в инопланетян не верят.

– Да вы что?! – искренне удивилась Света.

Она считала, что наоборот – современная наука вполне допускает их существование. Марина покачала головой:

– Люди видят НЛО просто потому, что хотят их видеть. Как вот раньше нередко замечали Бабу-ягу верхом на метле, соответственно своему уровню и представлениям, так и теперь – различают в небесах НЛО, исходя из своей книжной и другой, именно современной виртуальной реальности. Один видный ученый во всеуслышание заявил на Международной конференции советских астрономов, посвященной теме внеземного разума, примерно следующее: «Дорогие товарищи советские ученые! Если хотите – можете меня сжечь как еретика! Но, однако, я выскажу свое глубокое убеждение: мы во Вселенной одиноки!»

Светлана задумчиво глядела в звездное небо – такое безмятежно-высокое и заманчивое своей неизведанностью. Людей всегда привлекают загадки.

– А еще я недавно читала интервью со Станиславом Лемом, – продолжала Марина. – Его спросили, почему он печатается в журналах, издаваемых под эгидой Польской католической церкви. Значит, он человек верующий? Он ответил, что скорее нет, чем да. А публикуется в таких журналах исключительно потому, что выбрал их раньше среди других, типа «Социалистической Польши».

Светлана засмеялась:

– Да вы что?! Интересно… А дальше он о чем говорил?

– Дальше его спросили, верит ли он в социализм. Ответил, что нет. Что думает по поводу капитализма? Признался, что тоже ничего хорошего. Достаточно посмотреть вокруг. А потом ему задали такой вопрос: вот вы, всю жизнь писавший фантастику… как вам кажется сейчас: есть инопланетяне?

Светлана давно оторвалась от звезд.

– Он сказал: «Сейчас, в мои семьдесят с небольшим, я склонен думать, что их нет». Не знаю, как вам, а мне кажется, что все его ответы – ответы разумного и искреннего человека. А последний особенно показателен. И к такому убеждению пришел великий фантаст двадцатого века! Света, вы зачем пришли?

Гостья сделала наивные глаза.

– Да просто так. Проведать. Ваши не приезжали?

Марина покачала головой:

– Брат собирался, да что-то не выбрался… А я даже рада. Мне одной здесь спокойнее – никто не теребит, не дергает, не пристает с вопросами… Хотя я понимаю: мне пора возвращаться в город. Там Иван и Петька… Дети… Они ждут…

– Подождут! – внезапно резко отозвалась Светлана. – Ничего им не сделается без вас, этим детям!

Марина глянула на нее удивленно. После исчезновения старшего сына средний тотчас отбыл в свою Корею. И провел там больше месяца. Приехал еще более отчужденный, совсем замкнутый. Слова не добьешься…

– Ты ничего не знаешь о Славе? – несмело спросила его Марина.

Он покачал головой, не отрывая глаз от пола…

Петька вообще не интересовался судьбой старшего брата. Одни девки на уме… И Марина осталась совершенно одна.

– Вы тут поосторожнее… – сказала Светлана. – Пашку чуть не грабанули. Заснул ненадолго, проснулся – утро раннее, а в доме два мужика шуруют, деловито так кидают добро в мешок. Его не заметили – он тихо лежал, воры не услышали. Уже собирались уходить с награбленным – наконец увидали его в кровати. Удивились. Один говорит: «Мужик, ты интересный! Мы тебя грабим, а ты все это время лежал тихонько да смотрел! Чего не заорал, не вскочил?» Пашка спокойно и честно ответил: «Я не могу вскочить – у меня нет ног. Вон протезы, видишь?» Была минута потрясения, а потом вор приказал корешу: «Вася, положи все обратно и пошли». Они вытряхнули вещи из мешка на пол и сгинули. Хоть и воры, но все-таки ограбить безногого не сумели. Совесть не позволила. А Пашка-то подумал, конечно, что разборка началась, чуть за свою растяжку не схватился… Вы запирайтесь на ночь-то…

Полы испестрили лунные пятнышки, медленно передвигающиеся к двери. Она всегда открыта…

Слава, Славочка…

Компания спустилась к русскому Гефсиманскому саду. Плавно переливались под тихим ветром высокие травы. В тишине не хотелось говорить… Слова тут лишние…

Слава вспомнил, как ездил в этом году на Пасху в Звенигород. Дядька Макар предложил – у него там знакомый пел в хоре. Но сам дядька не поехал.

Слава стоял и вспоминал, как шли они крестным ходом по дороге через овраг. Коряги, стенки оврага, небо гаснет… Солнечно смеялся батюшка. Звонили колокола – оглушительно и мелодично. Шли среди синеватой прошлогодней травы, открывшейся от снега, среди ночной прохлады. В черной вышине застыли звезды, вокруг лежали спящие поля, растворявшиеся во тьме. Горели светляки свечей. Шли мимо другого храма, который стоял совсем рядом, но почему-то был закрыт. Слава заглянул мимоходом в его окно. Оно светилось. И внутри – ослепительно сияющий алтарь, красивый такой, необычный иконостас… Все новое и чистое, просто сияющее. Но дверь закрыта, службы нет. Интересно, почему?

Они шли… На синюю траву ложились ночные тени, размытые и завораживающие. Далеко от Москвы, среди пасхальной ночи… Светились окна храма.

В церкви по бокам все скамейки заняли бабульки и дедульки. Возле матерей давно сладко и безмятежно спали дети, смирные маленькие калачики.

И на душе – радость. Просто играет. Все замечательно…

В этом году хорошо сошел огонь в Иерусалиме – хороший признак. Христос воскресе! Воистину воскресе! На душе – радость…

Слава вспоминал…

И вдруг Рита ни с того ни с сего выпалила:

– А вы с братом совсем не похожи. Ты такой большой! – и окинула его суровым взглядом.

Слава очнулся и весело махнул рукой:

– Меня разговоры о моем росте просто достали! От него у меня своего рода комплекс. Вот, например, я с детства мечтал сняться в кино. А в тринадцать лет увидел объявление: «Для фильма «Пять похищенных монахов» нужен мальчик тринадцати лет. Приглашаем всех желающих на кастинг». Полетел на крыльях – вдруг повезет, меня выберут и исполнится заветная мечта?! Там уже толпились мальчишки. И всех записывала тетка в кудряшках – имя, фамилия, номер телефона. И каждому говорила, что, если он понадобится, его вызовут. А пока можно ехать домой. Наконец подошел я. И вдруг вся студия прямо перекосилась от хохота! Все ухохатывались.

Походники смотрели на Славу вопросительно.

– И все потому, что я на две головы – не меньше! – оказался выше любого из парней. И это рассматривалось так: пришел какой-то верзила, переросток, и наивно хочет выдать себя за тринадцатилетнего. Я, конечно, обиделся. Стукнул себя в грудь и поклялся, что мне тринадцать. Кудрявая тетка забормотала: «Ой, милый, уж прости, но ты явно не годишься! С твоим огромным ростом ты на свой возраст ну никак не выглядишь! Что тут поделаешь! Не обижайся, но ты уже по первой статье не проходишь!»

Клубисты заулыбались.

– А когда мне семь лет было, мы с мамой пошли на концерт. Там висело объявление: «Дети до десяти лет бесплатно». Я честно себе иду мимо дяденьки на вахте и билет не покупаю. Дядька этот меня остановил: «Мальчик, тебе уже надо платить. Видишь, что написано? Только до десяти лет!» Я говорю: «А мне семь». Дядька сердито насупился: «Мальчик, не надо меня обманывать! Ишь ты, такой малый, а уже хитрить вздумал! Но не выйдет – по тебе слишком видно, что тебе как минимум одиннадцать». Я обиделся и кричу: «Да мне семь, мне правда семь!» А он: «Вот сейчас маму твою сюда позовем, и пусть она скажет, сколько тебе лет на самом деле!» Мама пришла и сказала. Тогда разобрались. Но вахтер головой долго качал… По-моему, он и маме не поверил…

– А насчет кино, – живо подхватил Иван, – я сам мечтал быть актером… Долго так мечтал…

– В детском саду на карнавале я играл, – засмеялся Слава. – Вот угадайте, какого зверя?

Посыпались предположения:

– Барсука?

– Ежа?

– Медведя?

Угадала Рита.

– О-о-о! Точно! – завопил Слава. – Ну, мишка я вот такой был! На большой палец! Здоровенный и косолапый!..

– Смотрите! – закричал Иван. – Какое странное дерево! Что на нем растет?

Подошли ближе. На всех ветках висели кучи привязанных узелком носовых платочков. Табличка гласила: оказывается, есть примета – на этом дереве нужно оставить платочек, и тогда сюда обязательно вернешься. Но вешать платки клубистам было неохота. А Слава в приметы не верил.

– А вот я, – начала Рита, – когда ездила в Питер, накололась на этих суевериях. Нам с подругой показали церковь и сказали: «Если обойти вокруг нее семь раз – исполнится загаданное желание». Мы вечером и пошли. А круги-то немалые… Идем уже на шестой, еле тащимся. Вдруг к нам какой-то мужчина подходит: «Девушки, а что это вы все время вокруг монотонно ходите?» Мы объяснили. А он: «Так это же не та церковь! Та вон, в двухстах метрах! Примета только ее касается, а не этой!..»

Все заржали. И двинулись в направлении источника. Ваня снова шел рядом с братом.

– Слушай, а в нас немало общего! Я хотел быть актером, и ты…

– Я позже надумал найти компромисс. Актерская работа очень тяжелая, ей надо всего себя посвятить. А переводчик – тоже актер, он ведь героев через себя ведет, словно уходит в виртуальную реальность и в ней живет, как артист на сцене.

Ванька солидно кивнул.

– А помнишь, ты рассказывал – тебя в школе били. И меня тоже… Постоянно! Причем всем классом. Я иду домой, а они ждут меня группой – на разборку.

– Ну, в последнем классе я, может, с того и ссучился, – буркнул Слава. – Озверел и сам начал по зубам всех бить. Тоже бывает, ясен пень…

– А-а-а… А я вот – нет! – сказал Иван с каким-то ложным пафосом. – Я для себя решил – не надо никого бить! Никого, что бы он ни делал!

Тэк-с… Неужели брату удалось так легко всех простить? Тех, кто его бил? Ну что ж, тогда он куда лучше Славы. Сугубо. Славка, увы, злопамятный, до сих пор не смог простить некоторых. Хотел… Но ничего не вышло, грех его великий – злопамятность…

– А дать сдачи?

– Предложение не принимается. Оно не рационально! В нем нет никакого смысла. Лупить друг друга – незачем, лишняя трата времени и никакой моральной пользы. Выяснять отношения надо словами.

– Ладно, – усмехнулся Слава. – Но понимаешь, если честно, мне иногда, в некоторые нехорошие моменты, тоже хочется тебе вмазать маненечко…

Ванька невозмутимо отозвался в своей обычной манере:

– Надо себя сдерживать. Сдерживать свой буйный характер!

– Тэк-с… А мне часто говорят, что у меня очень мягкий характер, даже нерешительный какой-то.

Иван в ответ начал хохотать. И с таким выражением… Видно, брат его в самом деле рассмешил. Это Славка-то – мягкий и нерешительный?! Смешное заявление…

Слава смотрел на Ивана и вдруг догадался, за что его лупили в школе. И даже немного начал понимать тех, кто его бил. За идиотскую резиновую улыбочку до ушей. За дурные какие-то движения и прыжки. За этот глупый странный хохот. За поросячий визг. Ребята в школе на такое быстро реагируют. Они не в курсе тонкостей типа «индивидуальный», «акцентуированная личность»… У них все коротко и ясно: видят – человек ведет себя на манер шута горохового и их все время шутами выставляет – вот и бьют.

– Вантос, я бы тебе за собой последить очень советовал. Что за необъяснимый смех в самые неподходящие моменты? Тебе лет уже немало, что ты из себя ребеночка строишь?! Может, я сам где-то инфантилен, не спорю, но есть же предел! Я вот тебе рассказал когда-то, как ко мне привязались гопники, а ты в ответ начал ржать! Что, очень забавно?! Они меня могли ограбить или порезать – тебе это смешным показалось?!

Брат не ответил.

Вот он – источник! Над ним – крест и икона Божьей Матери. Вода… Можно ноги помочить, но этого никто не сделал. Клубисты набрали воды в стаканчики, пили и поливали лица, руки, волосы.

Слава прочитал про себя короткую молитву: «Богородица Дева, излечи мою боль головную!» Набрал в стаканчик святой воды и помазал висок, где уже довольно давно жила тонкая игла.

Стали спускаться в долину. Слава все яснее понимал, что по сравнению со всеми, включая даже хиловатого на первый взгляд Ивана, он намного медлительнее и инертнее, хотя в жизни вроде никогда тормозом не казался. А вот здесь очень заметно: все клубисты из компании брата намного приспособленнее к спортивной ходьбе. Слава с большим трудом мог идти так быстро, как остальные. Поэтому невольно тянулся последним – чтобы не тормозить строй и не создавать нервного напряжения. Догонял в хвосте, как салага полк. Уж тут ничего не поделаешь… Усё в порядке…

Шли через поле. Слава совсем выдохся, устал, а другие – как огурчики. У Ивана вроде болезней хватало, но и он мобильнее брата. Ванька на манер мельницы размахивал руками, совершенно расшарниренный. У него действительно с детства дискоординация, Слава вспомнил – мама говорила. Иван вдруг объявил:

– А теперь сюрприз! У нас не простой поход, а с особыми препятствиями, полосу которых мы теперь должны преодолеть!

Тэк-с… Это примерно то же самое, что предложить женщине играть с тобой сцену в фильме и только после ее согласия вдруг сообщить, что сцена будет эротической. Не очень этично, полагается предупреждать с самого начала. Хотя Ванька раньше говорил что-то такое, все равно…