Текст книги "Жду, надеюсь, люблю..."

Глава 16

Вечером Слава отправился в Интернет. Поискать там материалы про секту Муна.

Тэк-с… Мун переписал Библию на свой лад. С собственными комментариями. Молодец, что можно сказать… Ого! Христос, значит, пришел на землю не для того, чтобы умереть. Он не выполнил до конца Свою миссию – не успел создать идеальной семьи. Прообраз первой идеальной семьи – Адам и Ева. Два начала, как у Бога, – мужское и женское. Сатана сорвал у них идеал семьи. Но дело поправимо. Теперь у нас есть учение Муна для создания идеальных семей.

Усё ясно, господа, – ересь натуральная.

Теперь – принципы Муна. Идея коммунизма – происк сатаны. Ладно. Вот: Мун заключает браки у тысяч своих последователей. Брак и верность – высшая цель. До брака исключены половые связи – один партнер на всю жизнь…

Правда, нигде не написано, что они не пьют и в мафию играют. Это, вероятно, их тайны. А игра в мафию символизирует, что они сами вроде мафии – скрытая организация, которая вначале прикрывается общими словами, а внутри – такой вот орден посвященных… Потому они любят игры подобного типа.

Обычные, кажется, ребята, при клубе культурном, а на самом деле – междусобойчик, свои принципы, свои посвящения, своя сеть, своя тактика… Ну прямо современные масонские ложи. Ведь те тоже в давние времена действовали тайно, не гнушались называться иначе, легально прикрываться и апелляцией к христианству, к вере, к нравственности, «братством человеческим» себя именовали…

Слава вспомнил эпоху Горбачева. Сложная эпоха для оценки… И вот почему. С одной стороны, Горбачев дал полную свободу православию, веру уже не надо было скрывать, открылись церкви, православные священники выступали по телевидению… Свободно продавалась православная литература. Все так… Но наряду с этим по тому же самому принципу плюрализма точно такую же легальную свободу получили всяческие секты, самодеятельные организации сомнительной направленности. И разрешили ехать в Россию и проповедовать всем без исключения… Дорвались… Муна тоже приглашали в Советский Союз…

И снова Слава задумался: ну хорошо, почему они не могли раскусить его – ясен пень. Но как он сам не подумал ни разу, что это – секта?

Да все потому же – каждый судит по себе. По тому парадоксу: стреляный воробей предугадывает сто вариантов по своему опыту, а ему выпадает сто первый…

Слава был настолько далек от мыслей о сектах около себя, что подозревал все, что угодно, но только не это. Он даже бессознательно не предполагал, что им может заинтересоваться сектант, что сектант может оказаться рядом с ним. Он действительно настолько не интересовался этой темой, что лопухнулся.

Славка сталкивался с гопотой, с мошенниками, пьяницами, рабочими, учеными, с верующими и неверующими, с психопатами, истериками, шизофрениками, наркоманами, педиками, розовыми… Гораздо проще перечислить тех, с кем он не сталкивался. Но не думал про секты. И считал сектантов такими отморозками, что вопрос о встрече с ними у него не возникал.

Итак, принципы последователей «движения объединения». Тэк-с… Вот, нашел! «Алкоголь, курение, наркотики и свободный секс – от сатаны». Ну и далее – один партнер и одна любовь – на всю жизнь. Это мы уже проходили…

Красочное фото Муна в смокинге и его супруги-кореянки в белом платье.

Далее – по ссылке об ихних обчественных делах. Куда они там ездят и что проповедуют… А-а-а, вот: «Последователи движения сознательно отказались от всякого употребления алкоголя, курения, наркотиков и любых половых связей до вступления в брак». Отдельно – про отношение к гомосекам: они духовно больны, и им надо сочувствовать, как пропадающим. И даже вот так сказано: к соблюдению целомудрия до брака наши относятся очень бдительно. То есть, насколько Слава понял, категорически не позволяют себе дружеских поцелуев, флирта и тому подобных вещей.

Потом он нашел хороший емкий очерк про эти масонские ложи современности. Писал парень-журналист, который рискнул под видом интересующегося потусоваться в самой секте. Вовремя сбежал, но разродился правдивым, справедливо ироничным исследованием.

Подошли, писал он, к нему с вопросом: как вы относитесь к сохранению целомудрия до брака? Парень ответил, что вообще-то идея неплохая. Его пригласили на семинар, где угощали чаем с пирожками и рассказывали об их учении. При этом ласково и ненавязчиво записали все его данные от адреса до телефона и потом скромно попросили пожертвования. По тарифу. Рассказали, что во главе их – Мун. Кореец.

На следующих семинарах парень понял их методу. Их козырь – чрезвычайное обхождение, внимание, вежливость, заботливость. Но в перспективе каждый пришедший к ним должен включиться в их систему. Его будет контролировать секта, а его задача – приводить в секту новых людей. Вербовать. За это дают бонусы – повышение в иерархии секты, поблажки от руководителей, где-то – и деньги. Хотя вообще всех держат в черном теле – ради великой истины надо уметь быть энтузиастом, Мун им дает такое послушание.

Его самого мунисты называют «мессией». Он, считают сектанты, послан Богом вторым пророком после Христа – улучшить и дополнить учение Господа, Который, увы, не смог сделать все Сам – был распят. И Мун создает идеальные семьи. А самая идеальная семья, убеждают мунисты, уже есть: это семья, конечно, «доктора Муна».

Правда, как Слава узнал из других источников, Мун был женат четырежды. Детей у него куча. В свое время сидел в лагерях, как диссидент, в Корее. И выступал против Советского Союза. А при Горбачеве туда приехал – как человек «новой эпохи и свободы»…

Конечно, эти его браки замалчивались, как конец Карнеги – в тех источниках, где рекламировали его методики. Поскольку иначе рухнули бы они сами. Точно так же, как учение Муна. Разве нормальный человек станет доверять многоженцу или теории человека, покончившего с собой, как сделал Карнеги? Какой он после этого авторитет в психотерапии, если не сумел помочь самому себе?! Эту информацию скрывали, конечно, но она все равно просочилась. И отсюда простейший вывод – пронырливые люди ловко делали деньги на Карнеги до последнего. Как Мун на своем учении.

Еще тому журналисту удалось выяснить, что в перспективе – это последняя ступень посвящения – любой мунист должен признать своими истинными родителями (их термин) Муна и Муниху, а своей родиной – Корею, как родину великого пророка. Вообще-то, замечал автор очерка, если говорить без обиняков, такой поступок – предательство своей страны и собственной семьи. Абсолютно верно…

Кончились отношения с сектой у журналиста плачевно. Мунисты добросовестно проверили его данные и, узнав, что он им солгал, устроили ему разнос и потребовали уйти из рядов Церкви объединения, заклеймив недостойным лицемером. Что он с удовольствием и сделал.

Журналист описывал типичного муниста – сутулые плечи, блуждающая улыбка, одновременно и застенчивое, и нахальное выражение лица, слегка неопрятный вид (из-за тяжелого режима секты), некоторая дискоординация, свидетельствующая о том, что нервную систему в секте расстраивают.

Тэк-с… Портрет Вантоса. От идо. Полностью. Сходство, как говорят криминалисты, во всех точках.

Дальше: почему-то мунисты привязываются именно к людям, выражающим собой жизненное довольство и моральную силу, а не наоборот. Ну, хоть здесь Славе не надо себя винить. Впрочем, уже усё ясно. От и до.

Вот почему они так настойчиво и странно пытались долбить Славины мозги по вопросу о бракосочетании, когда он бросил невзначай, что, мол, он – убежденный холостяк. У них брак – высшая цель, без него мунисты считают человека неполноценным. И позицию безбрачия они тоже не признают: надо обязательно, непременно жениться, но сохранив до брака девственность, первичную или эту загадочную вторичную. А вторичная… Это вообще смех! Муновские учебники твердят, что если девочка «нашалила» (читай – согрешила впервые), то она больше не будет. Как учит «преподобный» Мун, ее надо утешить: «Мы тебя понимаем и не ругаем. Мы это проходили на прошлом занятии. У тебя в организме сейчас завелось это самое, ну, как ее… вторичная девственность!»

Понятно, почему после встреч с мунистами у Славы начинались дикие головные боли… Когда ты даже бессознательно морально закрываешься от чуждого тебе учения, идущего на уровне флюидов, голова нередко начинает болеть, словно резонируя. Так что спасибо Славкиной довольно разумной голове, что сигналила. Только он никак не мог поверить ее предупреждениям: во-первых, не мог взять в толк, что же не так в этой культурной научной компании, хотя и со странностями, во-вторых, мама… Она так умоляла помочь Ваньке… И Слава даже не брал во внимание эти боли.

Вот почему они смеялись над патриотизмом. Вот откуда эти странные быстрые браки: блондин вдруг днями женился – и, само собой, очень тихо. Потому что, прочитал Слава, Мун сам подбирает пары по компьютеру, словно кости кидает. И обосновывает – это, мол, Бог указал. Вот откуда странные многочисленные знакомства Ивана, непонятно откуда берущиеся. И все – трезвенники на двести процентов.

Теперь усё понятно.

И что же теперь Славе делать? Притвориться незнающим? А зачем? Или сказать брату, что все открылось, и выложить в грубой форме? Человек ведь губит свою душу! И надо вмешаться. Очень осторожно. В форме совета или даже вопроса. И – одновременно – с джентльменским нокаутом. Ванька ведь уверен, что никто не в курсе. А Слава преподнесет ему сюрприз.

Например, в таком виде: «Вантос, я слышал, ты решил уйти из секты Муна. (Вот так сразу, обыденно, про то, что будто давно известно.) Если хочешь, я могу тебе помочь. Я ездил в свое время в один хороший центр, там реально помогают таким заблудшим, как ты. Запиши адрес».

Слава имел в виду центр для пострадавших от сект на Крутицком подворье. И больше он ничего делать не будет – каждый человек свободен, пусть сам решает. И не надо давить на брата. Глупый Ванька…

– Вантос! – начал Слава. – Помнишь, ты когда-то мне говорил, что ты открытый человек, в отличие от других? Так на поверку ты совсем другой. Нигде ни слухом ни духом, что ты в секте! Во как скрываться умеешь!

Брат помолчал, ему нечего было ответить, и промямлил наконец:

– Вообще-то я хочу уйти оттуда…

Слава облегченно вздохнул. Как будет счастлива мама!

– Тогда твой уход от мунистов стоит обмыть! Маленькая такая проверка… На вшивость.

– Думаю, не стоит, – пробубнил Иван. – Невелик повод.

Славина радость угасла… Перед ним – прежний Ванька. С прежними отмазками.

Нет, усё впустую. Слава понимал: секты просто так не отпускают.

И еще… Ведь брат не случайно пригласил его туда и упорно таскал за собой. Он работал – должен был привести Славу к мунистам. Ему, наверное, сулили за это бонус. И может быть, немалый: творческий человек в секте!

Славе стало противно. А как хорошо Ванька вилял, юлил! Мастерски. Слава все больше презирал брата.

– Завтра у нас в институте большой праздник, посвященный России, – пробубнил Иван. – И откроется патриотическое молодежное движение. Будет концерт. Если хочешь – приходи. Приезжай к трем часам в посольство мира. Мы будем встречаться в метро.

– В посольство мира? Но ты же сказал, что в институте.

– Там тоже будет. Но потом.

Слава решил пойти. И уже потом все рассказать маме.

В метро Слава сразу увидел того балеруна, который водил клубистов по Третьяковке. А вот и Лена… Слава улыбнулся – он искренне обрадовался ей. Она дала ему специальный билет. И другим тоже.

Поднялись наверх. Двинулись через зеленый парк мимо речки.

Слава сразу затусовался, поскольку рядом оказалась пухленькая девочка в очках. И еще парень весьма стильного вида, но немного не от мира сего. Длинные патлы-кудряшки, бородка, аж до глаз зарос.

Рассматривая его, Слава машинально погладил свои любимые бакенбарды. А не сбрить ли их? Будет совсем иной облик…

Девушка, сияя, спросила Славу, откуда он. И рассказала про Мишу – вот этого волосатого. Он изучает религию. А именно – собирает апокрифы.

Тэк-с… «Изучает религию» – будто «изучает физику», да еще именно апокрифы… Слава снова насторожился. Хотя кого только не встретишь среди большой толпы… Парень сообщил, что, кроме апокрифов, изучает Тору как книгу иудаизма. Дальше он повел разговор сам, утверждая, что Евангелий вообще-то пятнадцать, и некоторые из них содержат более правильные сведения. И подлинный текст Торы на самом деле другой, он найден не так давно.

Что-то Славу настораживало все больше и больше. Такого рода самодеятельность он с некоторых пор не любил. А тут, видно, она серьезна. И постарался больше на эти темы не говорить.

Подошли к красивому, чересчур современному дому. Прямо элитка. Вокруг уже гулял народ. Стояли на входе молодые люди, приветливые и улыбчивые, в приглаженных костюмах, почему-то напомнившие Славе каких-то приезжих протестантов. Еще он заметил несколько человек восточной внешности – узкоглазых китайцев или корейцев. И женщина такого же типа гуляла с коляской.

Внутри – красивейший блистающий холл, кондиционеры… На втором плане – зал. Лестница в туалет и к умывальникам, на ней дежурили приглаженные корейцы в костюмах.

Толпились люди. А вон и клубисты. Что написано на билете? «Фестиваль за мир во всем мире». Что-то Славу настораживало все сильнее. Не у кого спросить – Лена осталась в метро встречать опоздавших.

Слава направился в зал. Волосатый Миша уже занял место. Странный он какой-то. Пухленькая очкастая девица суетилась, увивалась вокруг Славы и без конца улыбалась. Он стоял на периферии зала. Почему столько корейцев? Огромное количество – где-то каждый пятый в толпе. Открыты все двери – душно.

На сцене – огромный торт в несколько этажей. На нем – куча зажженных свечей. Кругом цветы, красиво, пышно. Висел, чуточку загороженный тортом, большой портрет черноволосого, во весь рост мужчины в строгом костюме и черноволосой сидящей дамы в белом роскошном платье. У мужчины – какие-то ордена. Никак Слава не мог рассмотреть их лиц – далековато и исполинский тортище заслонял. Но что-то знакомое мерещилось. Крутилась, крутилась явственная версия… Слава решил пока не садиться.

В задних рядах – немало молодых мам с малыми детьми. Русские и корейские. Славе все больше здесь не нравилось. Неужели это и есть патриотический концерт? Он попытался остановить пухлую в очках и спросил, что будет. Конкретно. Она ответила скороговоркой:

– Замечательный фестиваль за мир во всем мире! Ты скоро сам все увидишь!

И опять расплылась в программной улыбке.

Нет, толку так не добьешься.

Клубисты скрылись, зато Слава увидел, что публике раздают маленькие приемники. Сказали: по ним будет синхронный перевод на русский с английского. Ничего не понятно. Что за гости приедут?

Суета… Несли запасные стулья, ставили их в задние ряды. Слава пошел в последний ряд и встал там. Там стояли многие. Опять подбежала очкастая (как уже надоела!) и предложила пойти сесть. Слава отказался.

Время шло. Снова подлетела очкастая, до чего же настырная: ну-у, иди садись, место есть! Слава в ответ нахамил, и она наконец смылась. Подошел пучеглазый придурок и с ним полнейший тормоз с глубоко пасмурной рожей в огромных очках ботаника. Предложили Славе взять приемник.

– Спасибо, – буркнул он, – я так послушаю. Может, скоро уйду.

– Но ты же ничего не поймешь, – протянул тормоз с постной мордой и в очках ботаника.

Слава вышел из себя:

– Ты меня за идиота считаешь?! Я знаю английский! Свободно!

– Так многое будет на корейском, – сообщил тормоз.

– Что-о? – изумился Слава. – Тэ-экс…

И где же прячется его драгоценный братец-обманщик? Ловкач, ничего не скажешь…

Тут появилась Лена. Слава тотчас пробился к ней, в категорическом порядке остановил и потребовал, вежливо, но жестко, ответить: что тут, собственно, будет?!

– Ты все увидишь! – ответила в своей быстрой тараторящей манере Лена, отводя глаза. – Ты сам все увидишь, смотри!

Но Слава не дал ей уйти. Дудки!

– Подожди. – Он указал на портрет над сценой. – Кто это? Чей это портрет?

– Ты все сейчас узнаешь! – пыталась она отвертеться и уйти.

– Лена! – твердо сказал Слава. – Только один ответ: кто на этом портрете?

Она прикусила губу. Опустила глаза. И выпалила:

– Это доктор Мун! Но приедет сегодня не он сам, а его первый помощник. Ты все увидишь, садись!

– Понял, – ответил Слава, мгновенно нарисовав маску непринужденного спокойствия.

Лена убежала кого-то встречать. А Слава отошел поближе к выходу и остановился там у стены.

Тэк-с, спокойно, спокойно… Виду не подавай, никого не зли. Будь тих, незаметен сколько можно, стой себе с оптимистичным и простодушным видом, как будто тебе тоже интересно слушать. А потом надо уходить.

Только зачем Ваньке понадобилось снова врать, опять выкручиваться, пробовать вновь водить брата за нос? Он не ребенок. И вокруг – тоже не дети. Патриотический концерт…

Объявили: он приехал. Тот, кого все ждут. Слава догадался, что сейчас будет. Все встанут и начнут долго хлопать – ясен пень. Хорошо, что Слава стоит.

Он угадал: на сцену вышел кореец в белой рубашке и черном смокинге. Все встали, кроме стоящих. Долгие, не смолкающие несколько минут аплодисменты.

Вновь прибывший поклонился, все сели. Началось пение гимна. Качественная музыка долби. Многие подпевали. Гимн о том, что зло отступит и восторжествуют на земле мир и радость.

Кореец подошел к микрофону и стал толкать речь. Зал молча слушал. Но все выходы открыты. Хорошо…

Кореец говорил, что свою деятельность в России они начали в эпоху перестройки. «Преподобный» Мун тогда добился аудиенции у самого Горбачева. Это была первая победа! В Россию пришла свобода совести и вероисповедания, атеизм уходил в прошлое. Россияне сделали первый шаг к свету. И тогда в свободную Россию приехал Мун, и ему разрешили здесь проповедовать… Речь лилась, как по бумаге, хорошо отрепетированная. Усё ясно, сказал себе Слава. Пора отчаливать. Хватит.

Он аккуратно и непринужденно пробрался к выходу. Так, мол, воздухом подышать… Вон, кто-то еще двинулся из зала… Слава бесшумно вышел в пустой холл.

Краем глаза увидел: в противоположной стене открыта дверь, за ней – какое-то помещение вроде балетного зала для тренировок. Там группа. Она делала какие-то упражнения, вроде медитаций. Или это своеобразные молитвы, совмещенные с физическими движениями? Все дружно выбрасывали вперед руки, махали ими, наклонялись, опять махали… Руководил группой молодой кореец.

Движения напоминали те, что демонстрировали клубисты в походе – мол, знак клуба и как бы сбор хорошей энергии…

Слава вышел на улицу.

Возле здания по траве тихонько катились коляски – с детьми гуляли дюжины полторы молодых мам, русских и корейских. Слава двинулся прочь. Тихонько, не оглядываясь, все больше ускоряя шаг. Вот уже зеленый парк… Тишина… Посольство мира осталось позади. Слава вздохнул с облегчением. По аллее, к реке, дальше и дальше… Он был уже спокоен. По крайней мере, он ушел. А Ванька?!

Вечером Слава начал очередной разговор с братом.

– Вантос, я ничего не понял: это же опять Мун!

– Что-о?! – сделал крайне удивленную морду Иван.

– Я пришел, куда ты мне сказал. Тебя, кстати, нигде не обнаружил. Началось… И я вижу – это откровенно мунистское мероприятие, какой-то их съезд! А где же твой патриотический концерт?

Брат минуту-другую помялся.

– Ты понимаешь, было два мероприятия… И патриотический концерт. Я на нем был, все прошло неплохо. Но параллельно шло собрание мунистов… В одно и то же время. Я, конечно, тебе про него не стал говорить… Но я удивлен происшедшим…

– Но ты же назвал мне точный адрес и время! – закричал Слава. – Что же теперь шлангом прикидываешься?! Когда ты прекратишь лгать и изворачиваться?! Ты специально меня подвел, обманул, заставил идти туда, куда бы я ни за что, ни за какие коврижки сам не пошел! И ты это прекрасно знаешь! У тебя что, вообще нет никаких представлений о добропорядочности? Сплошная ложь и общие обтекаемые слова про мир во всем мире! Вечно ваньку валяешь!

Да, напрасно Слава опрометчиво думал, что знает о мунизме и о мунистах многое… На такую чудовищную дезу, на этакую манипуляцию, на столь наглую махинацию он не рассчитывал…

Славе становилось все противнее и противнее. Им хотели манипулировать. И не только сейчас – им и раньше пытались управлять, и вообще они играют людьми, и в том их суть! С лукавыми масками, с улыбками, отводя глаза, называя себя громкими именами, обтекаемыми, призывающими, но никогда не выдающими истины, зато проворачивая культурные мероприятия, приглашая знаменитостей, прикрываясь лозунгами о братстве, свете и мире… Масонские ложи… Современные масонские ложи…

Вспомнился сайт, где был тот же фотопортрет – Мун в смокинге и Муниха в белом. И другие сайты. Там писали, что мунисты часто приобретают ярко выраженные инфантильные черты; секта отучает их от ответственности, от взрослого взгляда на мир – за них все решают высшие иерархи, подвластные Муну, все проблемы мунисты перекладывают на них, а сами работают, поставляя в секту людей и собирая пожертвования… Вроде Ваньки…

Славе стало совсем хреново. Но усё! Это – последний предел. Такого хамства, такого безобразия Слава не ожидал. И до последнего момента вел себя вежливо, не нарывался на конфликты, по-христиански корил себя за свои циничные шутки, за любовь к пиву… Но этот чудовищный обман… Больше не будет никакого общения с этими людишками, с этими скользкими ужами, работающими на жирного корейского деятеля, переманивающими к нему людей всеми правдами и неправдами… Хватит! «Единожды солгавши…»

А Вантос?!

Разговаривать с братом настроения не было…

В субботу позвонил сокурсник:

– Привет! У нас сегодня литературный вечер. Приходи!

Делать было особо нечего, мысли о Ваньке с большим успехом глодали себе Славу дальше, в мамины глаза смотреть стало невозможно… И Слава пошел.

Почти на входе наткнулся на Кокорину. Тэк-с… И она сюда заявилась! Сюрпризный, кажется, намечается вечер.

– Вот сейчас ты очень мне нравишься! Аккуратный, побрился! А с бакенбардами у тебя вид какой-то дурацкий был.

Угу, ее, конечно, спросить забыли! Славка мрачно бросил ей:

– А у тебя самой вид дурацкий в твоих красных штанах типа трико! Или в желтых. Которые ты обожаешь.

Тася разулыбалась.

– Люблю быть смешной! Чем я нелепее выгляжу – тем больше кайф ловлю. Ну а насчет бакенбард – не обижайся! Просто ты выглядишь серьезным парнем, но при этом – какие-то прибамбасы!

Она вовсю сияла Славе. Но он скомкано буркнул «спасибо» и отошел.

Раздражение нарастало. Он чувствовал, что подошел к какому-то окончательному барьеру.

У окна стоял Ванька. Да, угадал Слава насчет сюрпризного вечера…

– Ты меня уважаешь? – весело спросил он брата.

– Уважаю. Но пить не буду.

– А по рогам?

Пока это была шутка. Грубая, но шутка.

– А ты меня уважаешь, если так спрашиваешь?

Умен… Ох, умен… Родной братец все-таки… Они остались один на один. Рядом отстраненно шумел народ за столами.

– Ну ладно, – сказал Слава. – Давай рванем по бокалу красного!

Он знал: если Иван согласится – усё прощено. Они друзья.

– Нет! – отрезал тот, отведя по-обычному взгляд. – И не приставай! Я не пью – у меня такой принцип!

– Как ты мне надоел! – честно выпалил Слава.

Он отвернулся и отошел в сторону. А Ванька прилип к каким-то девицам. И щебетал, задом к брату. Слава вернулся к нему, опять встал лицом к лицу.

– Во что ты меня хотел втянуть?

– Да во что, во что?! – закричал брат, уже в очевидном психозе.

Славе это понравилось.

– А в таких же, как ты!

– Каких «таких»?!

Ну, не строй из себя шланга, братец! Не валяй ваньку…

– Будто не знаешь?

Почему-то Слава не мог сказать про мунистов. Язык не поворачивался. Зачем другим знать об этом? Не надо.

– Это мои друзья! – выпалил Иван. Тэк-с… Ну вот вам и проверочка… Вот как ты ушел от них, ясен пень…

– Вантос, когда ты куда-то приглашаешь человека, надо предупреждать, что там за обычаи! Сечешь? Иначе неэтично получается!

– А я не думал, что о такой ерунде и мелочи надо предупреждать! – завопил Ванька.

– Ерунде и мелочи?! – закипел Слава. – Эти люди вокруг тебя, эти твои клубисты – опасные и ненормальные! А я не хочу дружить с такими! И тебе тоже не дам! Запомни это хорошенько!

Ванька изменился в лице. Таким Слава его еще не видел. Ивана просто перекосило от ярости. И закричал брату в лицо:

– Не оскорбляй моих друзей! Понял?! Не оскорбляй моих друзей!

Тэк-с… Ну вот, ты проверен окончательно. Ты, решивший завербовать брата к еретикам, к тем, которые играли людьми, забавлялись ими, как мышками на веревочках. И ты довольно мило требовал прогибаться под себя и, ничтоже сумняшеся, заставлял брата принять положение сыча, когда он хотел нормально жить!

А теперь ты вступился за них. За тех, которые манипулируют людьми. За их перекошенные от вранья рожи. За поклоняющихся, как богу, корейскому проходимцу.

Брат показал себя окончательно. Тварь! Глупая, зомбированная тварь! Теперь Иван выдал себя полностью. А Слава все еще верил ему, пытался верить… Тоже глупо…

Он почему-то подумал, что по очкам бить не надо. Разобьет – и порежет себе руку.

Ситуация вышла из-под контроля. Барьер пройден, и за ним оказалась морда Вантоса, перекореженная ненавистью к брату за то, что он оскорбил его лучших друзей – последователей Муна. Бедная мама…

– А по рогам! – снова выкрикнул Слава.

И этот крик рванул его руку. Он ударил брата прямо в лицо. Изо всех сил. Ванька не упал, хотя отлетел назад. Выпрямился и схватился за скулу. Инстинктивно поправил очки. Его вновь перекосило, и он попытался ударить брата в ответ.

Тэк-с… Вот она – твоя настоящая суть! Твоя, расплывающегося в улыбках и твердящего о том, что никого нельзя бить, все такие хорошие. Ты же пацифистом заявил себя! Ты утверждал, что тебя били, а ты вроде даже и в ответ не замахивался. Милый, правдивый братец…

Слава отбил его удар и второй. Иван сцепился со Славой. Пытался свалить. Слава отскочил и уперся спиной в колонну. Стоял плотно и вновь двинулся на Ивана. Отбросил его, рванув попавшуюся под руку рубашку. Похоже, на ней отлетели все пуговицы. Или часть их. Ванька мимоходом покосился на свою рубаху и снова кинулся в драку. Слава отбил его и швырнул назад, рванув за волосы и дав тычка.

– Да вы чего, мужики? – послышались удивленно-испуганные голоса сзади.

Ванька остервенело рвался к брату. Свалить его он не мог, и тогда прыгнул сбоку, накинулся всей тяжестью, и Слава потерял равновесие. Нет, шалишь!

Падая, Слава успел сделать подсечку, дал Ваньке в спину и рванул вниз за волосы. Братья упали вместе. Иван пытался налечь на брата всем весом, а затем, свалив его на пол, вскочить. Но Слава ему не позволил: прижал одной рукой к полу, а другой – жестко схватил за очень подходящую к случаю густую лохматую шевелюру и притянул к полу.

Братья, сцепившись, покатились по полу. Наткнулись на колонну и застряли. И тогда Слава вновь потянул, как веревки, сколько рука захватила, братово волосье. Рванул и заорал:

– По рогам! По рогам! По рогам! Крик помогал, давал силы.

Минуты две Слава отчаянно молотил башку Ваньки о воздух, рвал за волосы, тянул вниз. Брат даже не кричал, ничего не делал, только лежал сбоку, одной рукой ухватив Славу, а другой давя ему на спину. И Слава подумал, что сейчас можно руку освободить и еще подставить под свой кулак его морду… Или – по спине кулаком.

Но этого уже не надо… К ним подошли.

– Так, мужики, хватит! Хватит, я сказал! Достаточно!

Их поднимали – несколько человек. Отдирали друг от друга. И Слава сразу расслабился и разжал пальцы. Вантоса пришлось отлеплять. Он стоял, накренившись, на руках, его подхвативших. Перекошенный, подгибался, запястья будто одеревенели. Очки висели косо, но упорно не слетали. Из-под разодранной рубахи торчала майка. Братьев развели в разные стороны.

Со Славой вроде усё в порядке. Одежда цела, мобильник в кармане, ничего не оторвалось и не выпало, да и сам он ничего…

На них уставились буквально все. Сбежались, как на яркое зрелище праздничного салюта.

– Ну ты даешь! – сказала Тася, мешая изумление с куражом. – Да-а… Ну ты и даешь!

А Слава моментально принял позу, какую любил принимать в подобных случаях. Небрежно поправил волосы, слегка отряхнул одежду, улыбнулся и деловито-спокойно, с легкой веселостью ответил:

– Да ничего особенного. Бывает, бывает! Что делать…

Люди смотрели на него с двух сторон. Кокорина покачивала головой. Почти радостно.

– Вина тебе налить? Слава пожал плечами:

– Можно и вина.

– Держи! – бодро скомандовала она и протянула ему бокал, радостно-удивленно сияя.

И Слава удовлетворенно осознал, что сейчас она убедилась в его силушке сама, а его рука, взявшая бокал, не дрожит. Он поднял голову и поискал глазами Вантоса. Брат стоял на противоположном конце зала. Накренившиеся очки… Взлохмаченный, красный, перекошенный, рубашку вроде как-то слегка поправил…

Слава смотрел на него, и поднимал бокал, и во весь рот улыбался брату. Искренне улыбался ему. Прямо сиял. А потом изящно выпил. И продолжал изящно стоять и сиять в другом конце зала…

Везде уже усё в порядке. Люди увидели его стиль после происшедшего и сразу поняли: разборка окончена, вмешиваться больше нечего и незачем.

Но подошла все-таки женщина. Мешая умиление с некоторым сочувствием, сказала, указывая на Вантоса:

– Достал он вас, да? А я вас понимаю! Я первый раз его вижу, но сразу обратила внимание, еще до случившегося: рожа полного идиота, такой кого угодно доведет. Верно говорю?

Слава неопределенно пожал плечами и ответил спокойно и деловито:

– Кто знает, чья тут вина… Давайте не будем об этом! – и вновь поднял бокал.

Она улыбнулась:

– Да, конечно! Вы правы – не будем. Слава пробрался вперед. Вантоса нет. Исчез.

Видимо, после той широкой и искренней улыбки брата… Что случилось – то случилось. Барьер пройден. Дальше посмотрим… Кокорина улыбалась.

– Ну ты даешь! Зато на тебя девушки внимание обратили, заметил? Может, ты специально ради этого все и устроил?

Слава засмеялся в ответ.

– Кто его знает… Если на бессознательном уровне…

– Нет, ну ты орел! Иногда у меня тоже бывают похожие ситуации, но так смело ринуться в бой я не решаюсь… А из-за чего вы так сцепились? Из-за девушки? Или идейное что-то?

– Можно считать, что идейное, – кивнул Слава.

На него и впрямь с интересом глазели девушки, стоящие рядом. Одна, кажется, кареглазая Лена…

Пора, наверное, уходить. Тэк-с… А не поджидает ли его на выходе Вантос вместе с друзьями, вооруженными битами?…

Слава минуту поколебался.

Нет, на улице его никто не поджидал. На асфальте у подъезда билась в судорогах ворона. Что-то с ней явно не то… То лежит не двигается, то снова бьется…

Слава встал неподалеку, глядя на странную птицу. Она снова болезненно забилась, из нее вытекли зеленоватые нечистоты… Девица, остановившаяся возле, чуток передернулась. Слава стоял спокойно и невозмутимо. Холодно и деловито спросил с легким вздохом: