Текст книги "Жду, надеюсь, люблю..."

Славка напрямую высказался довольно резковато. Коротко и ясно. Брат тотчас замельтешил руками:

– Нет, нет, не бойся, ничего ужасного не будет! Просто наш главный игротехник Гена нам приготовил маленькое соревнование с элементами смекалки.

Ну ладно. Пускай… Хотя инфантилизм изо всех дыр.

Тем временем кто-то завел речь о том, что каждый в жизни ищет. И вообще – к чему все это? Вот они работают, технику создают – а дальше что?!

– Да, – сказала Рита, – как будто чего-то не хватает… Пытаюсь чем-то себя заполнить, в чем-то выразить, но потом вижу – это тоже заглушка.

– А чем ты пыталась себя заполнить и заглушить? – спросил Слава.

– Айкидо! – с жаром выпалила она. – Занимаюсь айкидо!

Слава поразился. Эта скелетина – и айкидо?! И сказал:

– Философ Бердяев писал: «Возможно, я всю жизнь буду идти к познанию ее смысла, но сам факт, что я к нему иду, уже делает мою жизнь осмысленной».

– Х-ха! – нарочито громко, базарно и презрительно-цинично крикнул блондин Гена. – Абсолютно декадентская позиция!

Слава не стушевался ни на секунду:

– Ты это сказал, чтобы эпатировать публику?

Блондин, на полмига зависнув, вынужден был честно ответить:

– Да…

– Я пришел к выводу: люди все хорошие, их всех надо любить, – внезапно заявил рядом Иван, резко меняя тему. И вновь так неестественно и вычурно. – И никого нельзя бить!

Тэк-с… Похоже, братец и впрямь в пацифизм вдарился. Слава не любил ни трезвенников, ни пацифистов – считал лицемерами. И те и другие могут отказываться от многого лишь потому, что за них это будут делать другие.

Иван вновь показался неприятным. Вспотел, рубашка выскочила из-под джинсов… Косолапый, трясущий головой, небритый, лохматый… И потный. Невольно Слава отошел от него подальше. Брат и впрямь дурачок.

Солнце медленно катилось к закату. Гена играть почему-то передумал и предложил:

– Давайте напоследок сделаем какие-нибудь движения, символизирующие наш клуб. Как будто собираем положительную энергию.

Все изобразили энергичные махи обеими руками с наклонами. Слава тоже взмахнул руками – компания увлекла, паршивое чувство коллективизма, – но небрежно и неохотно. Что-то снова его насторожило, и он не мог разобраться, что именно. Славе не нравились выражения типа «собирать энергию», это очень смахивало на язык экстрасенсов. И вообще, он не член клуба, а вольнослушатель, только «нюхает», но его сразу ненавязчиво подталкивают делать некие символические движения. И у ребят – такие серьезные лица… Все сосредоточенно размахивали руками и наклонялись. Смахивало на языческий обряд. И на суеверие.

Да что я в самом деле? – остановил себя Слава. Опять на всякие мелочи реагирую? Это моя мнительность… Нельзя быть таким подозрительным! Везде я уже оккультизм подозреваю… Усё в порядке.

А игла в виске все сидела. Почему-то Божья Матерь не вняла молитве – висок сначала прошел, но вновь заболел очень скоро, заныл тупо и мучительно. Что-то будто не так. Но что? Все не в кайф… Устал так дико, что ли? Но не от любой усталости башка ноет, Слава знал это по собственному опыту. Рита пронизывала его цепким взглядом. Настоящая стерва…

Обратно шагали через поле. Еще быстрее – успеть до заката. Слава спекся окончательно.

– Большая все-таки вылазка, – пробормотал он.

Ваня глянул удивленно:

– Для нашей компании это совсем небольшой поход.

– А чего идем молча? Чего скучаем? Вот послушайте… – начал замученный Слава. – Отплывают шлюпки от тонущего «Титаника». И в одной женщина говорит рулящему стюарду: «А чего так скучно сидим? Давай, массовик, поиграем в шарады или города!»

На него мрачно покосились. Хихикнула одна Рита и тотчас затихла.

– Когда-то я с одной девицей гулял на своем дне рождения в парке и пил красное из горла. А потом Тася сорвала крапиву и давай с ней танцевать, куражливо меня пугая, цинично-юморно.

Иван глянул на брата. Так смотрела бы в подобной ситуации девочка двух-трех лет. Без преувеличения. Нежная, тихая, прячущаяся за мамину юбку. Как испугалась эта девочка Ваня! Как Слава эпатировал ее! Чем, интересно? Тем, что выпил на своем дне рождения и немножко поозоровал? Да, конечно, совершил дикую безнравственность, которая не лезет ни в какие ворота… Надо же, какие аморальные люди – позволили себе выпить вина на дне рождения! Все это отчетливо читалось в выражении братского лица.

Слава машинально отшутился дальше:

– Да, Вантос, я спаиваю девушек! Сугубо. Молодых и невинных!..

И Ванька опять произнес речь. Никакая шутка до него не дошла – юмор, видимо, не его стихия. Иван был шокирован. Возмущен братом. Покачав головой, он сказал – но не неистово, а сиплым шепотком, готовый заплакать за брата, такого несознательного:

– Зачем ты так? Зачем поить девушек?! Тем более в России, при такой ситуации… Тут споить человека – дело нехитрое.

Остальные согласно молчали, не встревая в братский диалог.

Тэк-с… Теперь уже на социальные темы перешли и в вопросы национальные полезли… Неужели Ванька все это серьезно? На Россию баллон катит? Или спасать ее вздумал? По своему плану?…

– А что – в России? Да, русские любят выпить. Но на Западе еще хуже – наркотики! Они там куда сильнее распространились, чем у нас, а это страшнее пьянства.

– Я же не говорю, что это хорошо – наркотики, – промямлил Ванька. – Это тоже плохо. Но это не оправдание!

Такой же бесцветный тихий голос, настолько серьезный, что дальше некуда.

– А насчет девушек… – подмигнул ему Слава. – Когда я прилично пил, со мной познакомилась одна очень милая. И все агитировала, чтобы я пить бросал. Агитировала – вот я и бросил. И тут же – она меня бросила. Правда-правда, была такая вот история!

Хоть бы черточка изменилась в этом резиново-застывшем лице… Хоть бы брат улыбнулся углом рта, хоть бы вскинул брови… Резиновая маска, полное отсутствие мимики. И та же бесцветная сверхсерьезная речь эпатированной девочки трех лет:

– Ну, из этого не следует, что тебе опять нужно начинать пить!

– В общем жизнь у тебя была сложная? – все-таки влезла Рита, не вытерпела.

– Да, – кивнул Слава. – Но выбрался!

Он хотел договорить: «Мне девушка помогла. Прекрасная, пухленькая и рыжая!»

Но не сумел – в висок вдруг впилась такая иглища, что Слава едва не свалился. Как будто резко эта игла дала знак: не говори! И он замолчал на полуслове.

Брату и его клубному окружению явно не нравились Славкины шутки и раскованность. Все это их словно шокировало. У них будто не принято шутить, смеяться, оттянуться по-нормальному… Поэтому они смотрели на Славу отчужденно. Или у него шутки такие дурные?…

Зато к станции, на его счастье, почесали без остановок. Голова болела, перекрыв болью всю прелесть заката, раздолий, вечера. Никакого кайфа, лишь одна мысль: поскорей бы домой и съесть таблетку. Лучше – две сразу…

В электричке Славе стало чуток лучше – сел, расслабившись.

– Выпить бы, – вслух подумал он. И сразу увидел осуждающие взгляды.

– Пьют в плохих компаниях, – пробурчал Иван.

– А я вот всю жизнь в хороших компаниях пью! И знаете почему? Потому что в плохих компаниях не бываю!

Оценили молча. Сдержанно улыбнулись.

На московском вокзале все вежливо и церемонно раскланялись. Слава облегченно вздохнул. Теперь поскорее домой – и таблетку в рот!

– А я через неделю в Корею еду. Уже приглашение получил, – сообщил вдруг Ванька и привычно покосился на брата. – Тебе мама не рассказывала?

– В Корею? – изумился Слава. – Нет, не рассказывала. А что ты там забыл?

И Ванька внезапно завелся и стал трещать, как болтун: оказалось, что он уже бывал в Корее и хорошо ее знает. Едет он туда стажером от института, но заодно поучаствует там в юношеских Олимпийских играх. Это уже второй раз. Корейского он еще не знает, но они и по-английски секут на таком уровне, который в спорте годится. Он знает очень специфическое корейское блюдо. Привезет всех угостить. Туда тертая морковь, коронный корейский ингредиент, кладется и еще особым образом потушенная капуста. В прошлый раз он играл там в бейсбол и волейбол. Там не очень жарко, но влажно. В результате всегда душно. Но корейцы – особые люди, он с ними легко общий язык находит. И что у них там действительно хорошо – это общепитовские заведения. Везде всякие кафе, где все хрумкают острые блюда с коронной нарезанной морковью. И едят корейцы быстро. Это у них в крови, передается генетически. Нонсенс, чтобы корейцы в кафе рассиживались, смаковали, вели долгие разговоры. Жуют как в армии: съел – вставай и уходи. Корею очень часто завоевывали, это история. Поэтому и вошло в привычку: не рассиживаться. А вдруг тревога?

Тэк-с… В Корею Ванька ездит. Странно – чего это туда технарей посылают? Ну ладно, это их начальства дело. А Слава никогда лишних вопросов не задавал. Что ему расскажут – то расскажут.

– Давай сходим в Парк культуры, – предложил Слава. – Люблю качели-карусели!

Ванька испуганно замотал головой, аж затрясся:

– У меня раньше был в таком состоянии вестибулярный аппарат, что я не мог даже слышать слово «аттракционы», а не то что на них кататься.

Почему Слава так плохо знает родного брата?…

– Но я, может, все-таки попробую сходить. У меня улучшилось здоровье, так что, кто знает, наверное, сейчас я сумею кататься.

Какой у Ваньки необычный голос… Не на подъеме, а грустный, поникший.

– Вантос, у тебя что-то случилось?

– Нет. Просто депрессия.

– С чего это вдруг? – весело удивился Слава. Не принял всерьез.

И тут брат выдал:

– А у меня депрессия – самое обычное повседневное состояние. Я очень редко вообще из нее выхожу.

Как бутылкой по голове… Шутка? Нет, брат абсолютно серьезен. Вот еще номер… А с виду не похоже, что Иван так настроен… Хотя бывает депрессия с ажитацией. И она куда хуже и разрушительнее тормозной. Да, сильно повезло Славе с братом, а маме – с сыном. С блуждающей улыбкой-тянучкой, с дурным, бегающим, затуманенным взором, все время трясет головой, как болванчик, ходит тоже как-то не по-людски – плечи опущены, руки болтаются, ноги заплетаются. И еще ржет идиотически на манер лошади. Ну ужас! Да еще плюс ко всему плохо выговаривает некоторые слова.

Дома голова никак не проходила. Что же это такое?

Наступила ночь. Таблетка не помогла. Слава лежал без сна. Надо пить вторую… Выпил. Голова болела ужасно, он не помнил даже, когда последний раз такое было. В глазах мутилось, туманилось. Пытался расслабиться – не помогало. Да, голова болела так, как не болела уже лет десять, не меньше. Наверное, только в ранней юности, когда доходило до рвоты и обмороков. А сегодня – будто повторялось…

По-моему, пора вызывать врача, подумал Слава. Скорую. Без всяких шуток. Но мама… Она начнет нервничать… Нет, надо еще потерпеть…

Возникали разные версии. Отравился? Но почему он один? И живот не болел, только голова раскалывалась на части, словно в нее вогнали раскаленный прут. Слава встал и выпил третью таблетку. Что-то неслыханное!

Голова болела так, что Слава едва сдерживал стоны… Но вдруг точно куда-то провалился. И заснул. Отпустило. Утром проснулся – голова не болела. Усё в порядке.

Весь следующий день Слава думал о вчерашнем дне. Что так разладилось между ним и миром? Особенно сильно заныл висок, когда Слава хотел рассказать про свою рыжую давнюю любовницу… Он давно не упоминал о профессии своей первой девушки. Но что особенного он хотел сказать?

Люся… Она действительно попробовала вытащить его тогда из болота на первую ступеньку. Смешно, но именно Люся старалась внушить ему, что пить не стоит. Хотя сама пила. Правда, потом Славка тяжело болел…

Но вчера произошло что-то непонятное. Такая боль похожа на результат серьезного столкновения несовместимых друг с другом полей… Но каких?

Глава 14

Вечером в комнату несмело, чересчур осторожно вошла мать. Остановилась у двери, зябко кутаясь в платок, прижалась к косяку… Поникшая и тревожная.

– Звонил дядя Макар. Скучают они без тебя. А у нас такие странности происходят со звонком и с домофоном…

– Ну да? – удивился Слава. Он редко бывал здесь.

– Да вот… Звонит звонок, очень мелодично… Подходим к двери, спрашиваем, кто там. Молчание. За дверью никого не оказывается. Через неделю то же самое. Звонок, молчание, и никто нигде не обнаруживается. Звонок проверяли – неполадок нет. Через неделю – опять… Володя говорит: «Кто-то балуется». Но кто, зачем и куда он всегда успевает деться? Такое впечатление, что звонок мутирует, самопроизвольно включается.

Марина вспомнила историю с люстрой в комнате, где они жили с сестрой. Поежилась, робко помялась…

– Славик, вышло что-нибудь? Я смотрю, вы с Ваней теперь часто вместе куда-то ходите, вот и вчера… Ты еще не понял, что с ним происходит?

– А какие у тебя подозрения? – спросил Слава.

Мать обессиленно опустилась на стул.

– Я тебе уже говорила: конкретно никаких… Просто он мне очень не нравится… Уже давно. Таится от меня, прячется. И вообще от всех. На душе у него нехорошо, я чувствую…

– А что говорит отец? Ты рассказывала, что Вантос нередко с ним видится.

– Да, но это все без меня, без моего участия. Я-то с ним не вижусь! И они не желают меня посвящать ни во что!

Марина скрывала кое-что от Славы, не хотела рассказывать.

Несколько лет назад, когда Иван учился на втором курсе, Марина нашла утром возле двери комнаты Ивана какие-то странные, непонятно откуда взявшиеся предметы. Она сразу догадалась, что это церковная утварь.

– Откуда это у тебя? – спросила она Ивана. Он привычно уставился в пол. Помялся.

– Это не мое… Я скоро отдам… Знакомые ребята попросили спрятать…

– А откуда это у знакомых ребят?

Но большего добиться от сына она не смогла, и лампадки, паникадило, кресты скоро исчезли.

Но через несколько недель Марина, вытирая пыль в комнате Вани, увидела странный, моментально настороживший ее журнал. Как все современные подростки, Иван интересовался музыкой, таскал с собой плеер… Но это?!

Это чудовищное издание начиналось с пожелания читателю: «Чтоб ты сдох!» Целая страница была отведена изречениям Гитлера, Сталина и Мао. Перевернутые кресты, Христос без головы, фотографии мрачных музыкантов из групп black metal, основными темами которых были и оставались ведьмы, вампиры, сатанизм и войны. Свою пропаганду издатели вели именно с позиции пропаганды музыки, рассказывая о тяжелом роке, зародившемся в Европе, в частности в Норвегии.

Марина опустилась на стул с журналом в руке. Сын явно забыл его припрятать от нее. Из него выпало несколько наклеек с надписью «крутые чумовые сатанисты».

Что это? Религиозный поход против христианства? Журнал упорно подчеркивал, что это «не музыкальное издание» и «имеет определенную, очень даже четко выраженную цель – противостояние (и даже противоборство) христианству». А посему – жечь церкви и храмы!

Марина положила журнал на место, а спустя дней десять Володя показал ей газету, где была заметка о сожжении и разграблении храма-часовни на одном из московских кладбищ.

Марина вошла к Ивану и протянула ему газету.

– Ваня… – Ее голос сорвался. – Неужели ты?…

– Это не я, мама… – пробормотал сын. – Я просто хотел помочь…

– Помочь?! – взорвалась Марина. – Вот этим?! У них даже на груди перевернутые кресты! Что тебе делать рядом с ними?!

– А ты разве верующая? – Вдруг Иван оторвал глаза от пола и ехидно прищурился. – Не знал… Ты ничего никогда не проявляла. И в церковь не ходишь. Или ходишь тайком?

– Да при чем тут это?! Даже неверующий человек, если он порядочный, против поджога, воровства и разорения храмов! Неужели не ясно?!

– Это не я… – продолжал бубнить Иван. – Я в этом не участвовал… Это знакомые ребята…

Что у него были за приятели? С кем он связался?…

– А что Вантос едет в Корею, ты знаешь? – спросил Слава.

Марина кивнула:

– Он уже ездил один раз. Это от института. Слава начал заводиться:

– Не понимаю я, при чем тут институт? Какая у него связь с Кореей? Студенты ведь там практику не проходят!

Мать пожала плечами:

– Ну, не знаю… Я не вдавалась в подробности…

Слава взбеленился:

– А напрасно! Тебе стоило бы давно в них вдаться! Ванька ведет себя действительно очень странно! Но я пока ничего не могу понять.

Мать съежилась, скорчилась, стала совсем маленькой и жалкой. Показалась старухой. И Славе сразу стало стыдно за свой крик.

– Мам, прости… – пробурчал он. – А ты в курсе, что он пил? Ну, его поил когда-то какой-то дворовый парень…

Мать изумленно застыла.

– Пил?! Ваня?! Кто тебе сказал?! Слава тоже удивился.

– Он сам. А разве ничего такого не было?

Мать покачала головой. Глаза у нее… Нет, лучше не глядеть в эти мамины глаза…

– Ну и фантазии!.. А главное, зачем? Мам, да не переживай ты так… – пробормотал Слава. – Я попробую Ваньку расколоть. Но это трудно. И на это нужно время. Запасись терпением!

Мать торопливо закивала…

Перед сном Слава, поколебавшись, неожиданно для себя надумал спросить совета у бывалого человека и с медицинским образованием – у Таси. И набрал ее номер.

– Я не поздно? Японский роман не переводишь? Вот скажи мне свое мнение. Брат у меня, средний… Но у него странная особенность – вообще в рот не берет спиртного. Общаться трудно…

Кокорина ответила весело:

– Но ты же с ним общаешься, Бычков, а не с выпивкой! Ну и продолжай, а на его эту особенность внимания не обращай.

Слава хотел сказать: «Я сам изображал из себя непьющего, а тебе как раз это во мне не нравилось…» Но промолчал.

– Людям советской закалки кажется, что не пьет – значит закладывает. И вообще опасный тип, – продолжала Тася.

И выдала несколько тезисов. Прежде всего, действительно сейчас попадаются молодые и непьющие. Возможно, в пику пьющим родителям. Или рано к вере пришли. А сам Славка помнит, как вел себя не так уж давно? Потом стыдно стало… Время прошло, он изменился и стал нормальным человеком. Наверное, Иван тоже что-то плохое натворил когда-то – вот ему и стыдно. Боится, что опять напортачит в пьяном виде. А может, у него банальная аллергия?

Историю Ивана про штырь Тася сочла чистейшей выдумкой.

– Рассуди, Бычков. Ты сам говорил, что эти клубисты в горы лезть собрались без специальной подготовки. Признались, что способны на риск, но боятся выпить. Нелогично. Тогда бы уж и выпивки не боялись. Так что темнит твой средний братец. Выдумал он тот штырь. На самом деле – спьяну или разбил что-то, или бил кого.

И еще этот Ванькин институт кадры для оборонки готовит…

– Сечешь? – спросила Тася. – Вот потому там так заинтересованы, чтобы ребята от них не уходили – секреты не выносили. Ради сохранения секретности – ну, ты сам видишь – и клуб этот, и турпоходы, и кино, и концерты, и библиотеки роскошные, и спорт. Ведь не все себя хорошо контролировать умеют. Выпьет человек, язык у него развяжется – он и выболтает чего не надо! Вот потому и не притрагиваются они к выпивке. А вообще, не люблю я этот институт, – заявила Тася. – Ты сам, наверное, понял, там каждый второй – крезанутый! Но у меня в семье так сложилось: и дед инженер, и мама с папой – инженеры, и все – окончили этот институт. Вот и меня отправили туда… Но я быстро оттуда удрала. Смылась в медучилище. А ты ищи лучше другую тусовку. Ты, Бычков, профессиональный человек, окончил ИСАА, переводчик талантливый… Да-да, это я тебе говорю! Не твой уровень институт твоего братца! Они – технари, а ты – литератор в настоящем смысле этого слова. Так что все равно тебя не поймут и к уровню твоему не приблизятся, даже если писать да сочинять сподобятся. И если кто-то из них станет исключением из правила и по-настоящему выдвинется – так ему и жизнь менять придется. А брат твой… Тут два предположения: либо он наркоман – и потому не пьет, что у него другой кайф. Либо он голубой…

– Вроде нет, – сказал Слава.

– Ха! – отозвалась Тася. – Так он тебе и признается!

Она была совершенно права. Но в основном ее советы для Славы оказались вторичными – сам до них дошел. Но одна версия вроде бы новая…

– А как ты думаешь, в современной России есть масоны?

– Думаю, есть! Россия богата ископаемыми! – засмеялась Тася.

Слава поблагодарил ее и распрощался.

Все-таки она ему не звонит, они разошлись. Давно поняла, что не женится на ней Славка, и разумно ушла, чтобы судьбу не искушать. Была у нее женская обида, наверное, но уж ладно… Может, местами Тася и паршивый человек, ядовитый, но иногда вещи говорит совершенно правильные.

Ее мысль насчет секретности… Действительно, вдруг в это все упирается? Вот потому и так скользко все, так размыто… Потому так упорно уходят клубисты от вопросов о причине их трезвости. Начинают нервничать и прятать глаза…

И Славе не надо больше их вопросами третировать. Госсекретный барьер…

Перед Ваниным отъездом клубисты еще успели побывать в Музее Востока.

– Сколько же у вас мероприятий?! – удивился Слава. – И не надоедает?

Ему самому уже порядком прискучило.

– Как может надоесть культура? – напыжился Иван и объяснил, что клуб большой, состав текучий, хотя есть и костяк, поэтому нужно охватить всех. По возможности, конечно.

– А кто будет? Эта стерва придет?

– Ну зачем ты так о Рите? – укорил догадливый брат.

Слава усмехнулся:

– Вантос, не грузись! Когда я говорю «стерва» – это еще не значит, что я хотел обругать. Слово «стервозность» может звучать нейтрально. И есть мужчины, любящие в женщинах легкую стервозность. Так называемые «стервятники». Я сам немного отношусь к этой категории, ясен пень.

Ванька даже не улыбнулся, а пафосно прошептал в ответ:

– Нет, я все понимаю! Но просто если уж я про кого что-нибудь такое говорю, то прямо ему в лицо. И ты все Рите скажи, а не только мне. Тогда это будет честно!

Во какой принципиальный…

– Вообще-то ты прав, – кивнул Слава.

И добавил про себя: но слишком большой идеалист. Нарочитый какой-то. Высокопарный. Блаженненький. И для Славы, человека несколько циничного, непривычный.

Еще Ницше сказал: когда добродетель человека переходит все границы мыслимого и немыслимого, невольно начинаешь сомневаться, искренняя ли это добродетель, не преследует ли она какие-то другие цели.

Ванька… Он мог бы стать Славе настоящим другом. Если, конечно, кое-что в нем изменить. Сугубо. Пусть будет чуточку свободнее в отношениях с женщинами, вином и русским языком, малость побоевитее, подлечит нервы. Парень он хороший, этот Вантос, хотя с принципами, демонстративно завышенными, и дисгармоничный.

Слава понял, что пытается выправить характер брата на свой лад, и посмеялся над собой. Ладно, усё в порядке…

В музее внизу оказалась выставка Рериха. Слава упомянул про его поездку в Гималаи. И опять облом! Иван с неподдельным интересом спросил:

– А что за учение у него было?

Неужели в этом хваленом клубе об этом не заикались?

– Ну, мистическое учение Рерихов! Когда он в Гималаях живой огонь нашел. Разве ты не слышал?

Иван отрицательно качнул головой.

Тэк-с, совсем эти клубисты серые, хотя план религиозный да мистический задействовали вовсю. Даже если неверующие и не интересующиеся такими вещами – все равно странно. Уж про Рерихов все наслышаны. Или технари малость отстают?

Братья остановились возле картины, изображающей сидящую на траве ясноглазую восточную женщину.

– Ничего, но восточные женщины не совсем в моем вкусе, – брякнул Слава.

Иван возмутился.

– Ну при чем тут вкус! Тут – сама по себе картина как она есть! Завораживает!

Подплыла Рита. Хрен ее принес!.. Прямо ядерная кнопка клуба! Слава тотчас переключился на портрет жены Рериха. Румяная, пухленькая, с большими карими глазами… Вспомнил Лену. Куда-то она пропала…

– Симпатичная… – пробормотал Слава. Рита тотчас начала очередной допрос, старательно сияя:

– А что тебе нравится? На каком уровне? Чем именно она привлекает тебя, какие мысли рождает?

Тэк-с, опять пошли эти интеллигибельные прибамбасы… Как они Славе надоели, все эти позы! И он бросил в ответ четко и честно:

– А нельзя немного попроще?

– Можно! – Рита немного стушевалась. – Но интереснее же порассуждать!

– Красивая, потому что пухленькая. Просто красивая женщина! И что еще тут объяснять?!

Рита молча отплыла. Резиново улыбнулся Ванька.

– Прелесть, правда? – указал он на отчалившую стерву.

Слава пожал плечами.

– Рита – непосредственная, наивная, прямо сразу обо всех своих мыслях говорит и о чужих спрашивает. Но тебе она не нравится тем, что очень назойливая и задает провокационные вопросы?

– Именно, – честно ответил Слава.

– Понятно, – кивнул брат.

Непосредственность и наивность… Может, Ванька судил по себе? И свои качества распространял на окружающих? Что кому свойственно… Как он дожил до приличных лет и не обрел шкурки и некоторого здорового скепсиса, умения правильно и трезво оценивать людей? Исходить, где надо, даже из худшего. Добро от зла отличать необходимо.

Двинулись дальше, рассматривая роскошные амфоры и восточные одеяния, жуткие маски. Вошли в зал Кореи. Иван сразу воодушевился, подвел всех к женским корейским костюмам и стал их показывать с видом знатока.

– Вот почему женские древние корейские костюмы такие толстые, выпуклые, двухслойные? Подскажу – Корею очень много раз завоевывали.

Первой, конечно, вылезла якобы наивная Рита.

– Это чтобы быстро переодеться. Женщина снимала один костюм, а под ним оказывался другой – той страны, которая завоевала.

– Нет, – торжествующе качнул головой Иван. – Просто женщина в таком костюме казалась беременной. Для того, чтобы солдаты не насиловали. Вот в чем тут дело!

Возле шлемов и мечей зашел разговор про какие-то позы. Рита наглядно показала одну, и Ванька тоже принял стойку. Они вместе сделали элемент тренировочного мягкого боя. Затем Рита показала движение, словно в руке у нее меч.

– А куда бы тебе хотелось поехать? – вдруг влез Иван. – Вот, допустим, твое очень заветное желание, если бы оно сейчас могло исполниться, – куда бы ты съездил?

– На океан, – отозвался Слава.

Да, океан – его заветная мечта. И Славка верил, что она осуществится. Когда-нибудь. Когда он станет известным и богатым переводчиком, когда наладится обстановка в России, что по сути – две части одного и того же целого.

– Какой океан? – спросил Ванька с вытянувшимся лицом, будто ответ брата его несколько разочаровал.

– Любой. Хочу просто посмотреть океан, побыть на его берегу, искупаться – в огромном синем просторе!

– А-а… – Иван странно хмыкнул. А затем простенько пробубнил: – А я был на океане. Мне не понравилось. Вода нефтью воняет, берег грязный.

Тэк-с, еще один сюрприз… Корея, теперь – океан… Когда это братец успел там побывать? И почему Слава ничего об этом не слышал? Мысль никак не додумывалась до конца. Сама убегала и пряталась в подсознании.

А к чему вообще этот вопрос о заветном желании? Непонятный, с какой-то загадочной целью – что брат хотел тем самым на ус намотать и для чего? А может, ничего тут особенного, усё в порядке, так нестандартно мозги сработали? Слава часто ловил себя на мысли – он сам не задавал лишних вопросов просто потому, что сам о многом не говорил или говорил осторожно.

К концу кружения по залам у него устали и заболели глаза. Как у этих клубистов хватает сил на все про все?

Ну, наконец домой. Рядом опять Ванька – тих, как вода и трава, одно слово в минуту. Сладкая блаженная улыбка. Тягучая, как пластилин. Опять какой-то пришибленный. Будто чем-то запуган. Или инфантильный, как аутичный ребенок.

Тэк-с, вот что Славу постоянно настораживало – эти клубисты уж очень правильные. Неестественно, непривычно правильные. Чересчур. Даже реплики у них на редкость выверенные, словно специально отрепетированные. И для этих клубистов, и Ваньки в том числе, сама действительность не особо привычна, мало они, видать, с жизнью сталкивались. И как умудрились? Наивные, как трехлетние дети. Фантастика какая-то…

На выходе из музея Славе вручили листовку с приглашением на лекцию. Тема интересная: «Атлантида – миф или реальность?». И состоится завтра в научно-поисковом клубе.

Про него Слава знал, видел их газеты. Нормально вроде, о древних культурах. Изучают их, ездят. Правда, его опять насторожила одна фраза в этой газете: «Лекция о выдающихся основателях духовных учений: Раме, Будде, Заратустре, Христе, Мухаммеде». Нуда ладно, каждый волен верить или не верить. Вероятно, там собираются атеисты, подходящие ко всему с научной точки зрения. Их право. Или это – дань демократии.

После похода Слава признался брату, что среди его друзей немало девушек. На что тот заявил, что дружба мужчины с женщиной – дело сомнительное. Рано или поздно кто-нибудь на себя одеяло перетянет, и не сможет дружба оставаться дружбой – или в любовь перейдет, или все кончится. И как это было сказано! Как будто он все куда лучше знал. Хотя Слава и старше, и опытнее, но Ванька вновь поучал брата. Слава попытался объясниться:

– У меня так получилось. Оказалось, что самые проверенные жизнью люди – девушки. И эта дружба живет.

Ванька крайне удивился:

– Ну, значит, у тебя особо жизнь сложилась, так тебе повезло… А я вот пробовал с Ритой… Ничего не вышло. А сейчас она уезжает на Майами подрабатывать вместе с подружками по институту. Они и прошлым летом туда летали, трудились на бензоколонках, хотя больше валялись на пляжах. На жарком песочке.

Слава изумленно молчал. Версия, в которой он уже практически был уверен, начала рассыпаться свежим сахаром. Как они могут ездить на Майами, если – серьезные «оборонщики»? Одно другое исключает. И рассеивающаяся завеса вновь сгустилась. Значит, дело не в оборонке… А в чем?

И тогда Слава затеял серьезное объяснение с братом. Усадил его вечером напротив себя и начал:

– Вантос, откуда вокруг тебя такое огромное количество закодированных? Это все ребята, нагревшиеся на раннем злоупотреблении? И так получилось, что собрались вместе? И еще. Когда ты ведешь человека в свою тусовку, надо рассказать ему подробно, что она собой представляет. Чтобы не было разочарований и непониманий. А они, увы, получились. Одни сплошные неясности…

Иван тупо смотрел в пол.

– Вантос, один поэт мой знакомый написал: «Я не люблю непьющих мужиков, которые ни-ни, пусть даже малость. Мне кажется, в них что-то поломалось. Не воля это – их удел таков». И я с ним согласен и всегда эту мысль разделял. В твои истории я, честно, не очень верю. И если ты до сих пор боишься того штыря, ты ни фига от него не избавился и до сих пор лежишь рядом с ним! Впрочем, это твое дело. Только ответь мне на мой вопрос: кто вы и чего хотите? Мне надо это уяснить. И больше я тебя ничем не обеспокою.

Иван смотрел в пол. Молчал. Наконец дернул головой.

– Я все понял. Ты, наверное, во многом прав. Неудачно у нас получилось… А на твой вопрос я тебе отвечу. Но чуточку позже.

И Слава, на уровне шестого чувства, понял: «позже» не будет. Брат не ответит. Он упорно не будет отвечать.

Круг замкнулся. Тут определенно что-то не так, и за стеной – какая-то тайна. И ее Славе не откроют. Ни за что. А она – есть… Вроде тайны масонских лож…