Текст книги "Ловушка для примерной девочки"

– Тэруэра… Тэруэра…

– Что она говорит? Натуля, милая!

Она открыла глаза. В ногах ее постели стоял знакомый человек. В руках у него были розы. Багровые, яростные, жирные розы.

Она беспомощно оглянулась на врачиху. Что-то она говорила ей, такое страшное? И эти розы. И буквы! Тэруэра. Буквы. Их надо сложить в слово. Убрать лишнее, оставить звуки, произнести слитно… Кому она говорила это? Кого учила читать? Кирюшку… У нее есть муж и его сын. У нее должна была родиться Маринка. Это она рожала, что ли?

– А… где моя девочка? – жалобно прошептала она. И тихо заплакала. Потому что все вспомнила. Все. И то, что говорила врачиха, тоже вспомнила.

– Натулечка, зайка… Ну, что ж поделаешь! Не убивайся, все еще у нас будет, – наклонился над ней Артур.

– Нет. Не будет. Ты убил. Ты, – сдавленно прошептала она. Справиться со спазмами в горле ей еще было не под силу.

– Что ты такое говоришь? Кого я убил? – отшатнулся Артур.

– Ты давал мне что-то… чтобы выкидыш…

– Я?! Ну, это уже… Наташа, ты бредишь! Она бредит? – спросил он у врача.

– Нет, не бредит, – врачиха смотрела на него с прищуром. – У нее действительно искусственный выкидыш.

– Что вы говорите! Быть такого не может! – закричал Артур. – Да я ее… под суд! Сгною!

– Кого? – еще сильнее прищурилась врачиха. Наташа слушала. На большее сил не было.

– Травницу эту! Она же ясно сказала: пусть пьет по стакану вечером – и все будет хорошо и с ней, и с ребенком!

– Зачем? У вашей жены были проблемы? Зачем ей был нужен какой-то чай?

– Нет, все было нормально. Но мама хотела, чтоб было еще лучше! Чтобы ее не тошнило, чтобы ребенок развивался хорошо… – Артур рухнул на стул и сжал голову руками. – Какой кошмар! Натуля! Поверь, мы хотели как лучше! Ужас, ужас! – он еще посидел, сжимая голову, потом отнял руки от головы и положил их на Наташин живот – тихо, осторожно. – Зайка, все уладится. Доктор, ведь все уладится?

– Не знаю. Жизнь покажет, – холодно ответила она, странно глядя ему в лицо. – Будем надеяться. Наташа, вам лучше? Дайте-ка пульс… – голос у нее стал добрым и сочувственным. Совсем по-другому она говорила, вернее, допрашивала ее недавно. – Ну, я думаю, вам надо отдохнуть. – И снова с металлом в голосе: – Все! Посетителей прошу удалиться! – И опять почти ласково: – Сейчас сестричку пришлю, она вам укольчик сделает. Идите, идите, молодой человек! – И она чуть ли не вытолкала Артура вон. Захлопнула за ним дверь, вернулась. Села на место, с которого согнала Артура, взяла Наташину руку, словно хотела опять проверить пульс. Потом положила теплую сухую ладошку ей на лоб, подержала. И сказала со вздохом:

– Ох, устала я за нынешнюю ночку. Одну тебя чего стоило отвоевать… – Погладила Наташу по голове и убрала руку. – Ты, девочка, сильно не переживай. У тебя все будет нормально. Со здоровьем, я имею в виду. И детей ты еще родишь. А что этого потеряла… Не горюй, девочка. Ты красавица, молоденькая, у тебя столько всего еще впереди. И хорошего, и… Пойду, Галочку к тебе пришлю, она хорошо колет. Держись. – Она пошла было, но у порога задержалась. – Знаешь что, Наташа… – Говорила она медленно, словно сама сомневалась в том, надо это или нет. – Ты на мужа особо не думай… Мало ли, может, и вправду какая ошибка вышла. Он тут извелся весь, пока мы тебя возвращали. И сразу помчался за соками, фруктами… Цветы вон какие приволок… Ну, все, пошла я.

Вечером в палату – конечно же, отдельную, могло ли быть иначе у жены Коротаева! – влетела запыхавшаяся свекровь.

– Наташенька, девочка моя, – запричитала она с порога. – Это я чай покупала! Я ж и сама такой пила, когда Артура ждала! Я ничего не понимаю! У той же бабки и брала… Боже, какая беда, какое горе!

Она пошатнулась, закрыла лицо рукам. На пальцах – багровый, яростный лак… Наташа попыталась сесть. Свекровь подскочила к постели, удержала ее, поправила подушку, одеяло.

– Лежи, лежи! Прости меня.

Наташа вглядывалась в ее глаза. Не нравились ей они. Не кричали вместе с обладательницей…

– Ты меня простишь?

– Ольга Викторовна, – слабым голосом, но очень требовательно сказала Наташа, – отведите меня к этой травнице.

– Конечно! Пусть нам ответит, зачем такое устроила! Ты только поправляйся скорее, девочка моя. Кирка без тебя извелся весь. Только и твердит: где Наташа, хочу к Наташе…

Но прежде чем Наташа смогла пойти на рынок, где торговала эта травница, прошло почти полмесяца. Долго не могла выздороветь. Врачиха говорила, что из-за стресса. Из-за очень сильного стресса.

Как только ей стало чуть легче, она попросила у медсестры ручку и лист бумаги, выписала привидевшиеся буквы, немного попереставляла их, словно играя в анаграммы, и получилось знакомое слово. Имя.

Артур.

Почему в забытьи всплыло это имя? Артур так заботился о ней. В больнице проводит все свободное от работы время – таскает ей банки икры, отборнейшие яблоки, гранаты и вообще все, что восстанавливает кровь. И кормит с ложечки. И все старается развеселить. Правда, это у него получается как-то неуклюже.

Артур?

Или Ольга Викторовна?

Или оба сразу?

Испугались «проблем с Кириллом» и совершили страшное?

Или нет? Или это и впрямь ошиблась травница?

На рынок их повез Артур. Ольга Викторовна уверенно пошла по рядам. Шли довольно долго. Было холодно, ветрено, с неба сыпался снег пополам с дождем. Артур крепко держал Наташу под руку. Наконец Ольга Викторовна остановилась и подбородком показала куда-то.

– Вон она!

И решительно пошла к прилавку, к полной, добродушной на вид бабульке.

– Вы меня помните? Я у вас пару месяцев назад брала чай для беременных… Ну, вспомнили?

Артур вдруг отпустил Наташу.

– Иди одна. Пожалуйста. Иначе я… убью ее прямо на месте! – сквозь зубы процедил он и куда-то быстро ушел.

Наташа подошла. Ноги у нее дрожали, голова кружилась, в глазах рябило.

Бабулька тем временем вглядывалась в Ольгу Викторовну и бормотала:

– Кто ж знает… У меня покупателей много… Может, и ты тоже. Что, говоришь, покупала?

– Чай. Для беременных.

– Ну… Не помню.

– Не помните, значит?! – грозно повысила голос Ольга Викторовна. – Не помните, а моя невестка с вашего чаю чуть богу душу не отдала! И ребенка потеряла!

– Господи, помилуй! – закрестилась бабулька. – Да быть такого не могло! У меня все правильно, никаких никогда жалоб! Господи, деточка, как же так… Дамочка, а пакетик ты случаем не сохранила?

– Еще как сохранила! – Ольга Викторовна порылась в своей изящной сумочке и достала оттуда полиэтиленовую упаковку с остатками сухой травы. – Я с этим пакетиком в суд пойду!

Бабулька протянула руку, но Ольга Викторовна свою отдернула.

– Нет! Так смотрите!

Бабулька, подслеповато щурясь, вгляделась в наклеенную на пакетик бумажку.

– Ну да, это сбор для беременных. А ты какой просила: для начала или для помощи в родах??

– Нам надо было для начала беременности! И я такой и просила!

– Да как же так вышло-то, господи! У меня же все сборы строго в своих сумках лежат! Как же это… Вот, смотрите, вот она, торба с этим сбором. Я на пакетиках таких минус ставлю. А на тех, что для ранних – плюсик… У вас что нарисовано?

Ольга Викторовна посмотрела на самодельную этикетку. И сунула ее в лицо бабульке. На наклейке был нарисован минус. Бабка схватилась за голову.

– Ой-е-е-е! Ох, горе! Как же это!.. Доченька! Доченька, прости, не нарочно я! Перепутала пакетики, боже ж мой! Как же это вышло-то… Никогда такого не было, не путалось никогда! Старая стала! Рассеянная! Ой, прости, ой, прости, Христа ради! – Она выскочила из-за прилавка и бухнулась перед Наташей на колени, прямо в замусоренную лужу…

Наташа повернулась и побрела вдоль рядов. Если бы силы были – побежала бы. Но сил не было. А если эта бабка сослепу еще кому не тот пакетик сунет?

Наташа поплелась назад. Подошла. Бабулька уже снова была за прилавком, суетливо возилась со своими пакетами. Ольга Викторовна что-то грозно ей говорила. Остальные торговки цокали языками, качали головами и переглядывались. При появлении Наташи все замерли и замолчали.

Наташа, тяжело дыша, оперлась руками о прилавок. И сказала со всей твердостью, на какую нашлись силы:

– Уходите. Не смейте больше торговать. Никогда.

Бабулька отмерла и засуетилась.

– Я и то уже собираюсь… Никогда, доченька! Христом богом клянусь! – Она истово перекрестилась. – Никогда на рынок не приду! Прости меня, прости… Вы уж пожалейте меня, старую… Не ходите в суд…

Наташа снова развернулась и, то и дело хватаясь за края прилавков и натыкаясь на людей, почти побежала. Откуда только силы взялись. Ольга Викторовна, кажется, кричала, чтобы она ее подождала. Но Наташа все шла и шла вдоль рыночного ряда. Ей никого не хотелось видеть…

Все ей должно было стать ясно: вышла ошибка – страшная, трагическая, но ошибка.

Но ведь бабулька не помнит свою покупательницу. И значит, не помнит, какой сбор эта покупательница просила.

После больницы она поселилась в комнате для гостей – врачи рекомендовали покой. И никаких супружеских отношений хотя бы месяц.

Готовила еду теперь домработница Анастасия Ивановна, временно ставшая «прислугой за все».

Через несколько дней после Наташиной выписки Артур привез сына. Кирилл робко открыл дверь гостевой и остановился на пороге.

– Наташа, ты спишь?

Наташа села. Ей стало страшно от того мгновенного чувства, которое вспыхнуло в ней при виде Кирилла. Это была чистая… ненависть. Из-за него! Из-за него убили ее девочку… И тут же ей стало невыносимо стыдно. Он-то в чем виноват? Он просто родился и живет. Это остальные вокруг плетут всякое… И вообще, это же была ошибка. Это была ошибка! Ошибка!

– Не сплю, Кирюш. Иди ко мне скорее.

Он подошел. Она обняла его напряженное тельце. Стесняется, отвык, поняла Наташа. Они посидели немножко молча, заново привыкая друг к другу. Потом Кирилл прижал лоб к ее лбу, а нос к носу и захихикал.

– У тебя один глаз… Огромный! Зеленый! Как крыжовник!

– А у тебя – синий, как небо.

– А ты уже выздоровела?

– Почти. Кормить тебя пока не могу, а вот гулять будем.

– Да, папа сказал, что я тебя на прогулки водить буду, – гордо похвастал Кирилл.

Артур по-прежнему обращался с ней как с хрупкой драгоценной чашей. Она даже устала от такого отношения. И Кирилл, подражая отцу, выводил ее на прогулки, заботливо поддерживая под руку. Ее умилило и рассмешило, когда в первый их выход он подставил обе руки ей под локоть и попытался идти боком. А потом сообразил, что так помочь не получится, и перебросил ее руку себе через шею. И повел ее – как крохотная медсестричка раненого бойца.

Ей стало весело и защекотало в горле от нежности к этому мальчику. Он и вправду любит ее. И она, кажется, тоже его любила.

Сразу после Нового года, через две недели после выписки из больницы, Артур увез ее на Кипр – подышать морским воздухом, поесть «фрутто де маре». Все это, говорят, хорошо восстанавливает силы после кровопотерь и стрессов.

Он держался так же предупредительно и заботливо. Закармливал, задаривал. И, затушевывая прожитый день в карманном календарике, тяжело вздыхал:

– Как еще долго ждать, пока будет можно лечь с тобой рядышком! Ты с каждым днем расцветаешь, на тебя мужики облизываются, заметила? Мне завидуют, небось, а я как… в маске голода над блюдом с деликатесами. Тебе меня жалко?

Она растерянно улыбалась и прятала глаза. Не жалко ей было Артура. И лежать с ним рядышком совсем не тянуло. Больше всего ей хотелось остаться в одиночестве хотя бы на час. Но такой возможности муж ей не давал. Он всегда был рядом, всегда, всегда… Старался предупредить все ее желания, заглядывал в глаза, пытаясь угадать ее настроение…

Он упорно не видел вопроса в ее глазах.

И однажды, когда они гуляли по набережной, она решила задать ему этот вопрос. Ей надо было высказаться. Он обидится, конечно, если она подозревает напрасно. Но невозможно так жить – подозревать и делать вид, что все в порядке.

– Артур, скажи мне честно: ты хотел этого ребенка?

Он шел, обняв ее за плечи, и Наташа явственно почувствовала, что он вздрогнул. И рука его дернулась, словно хотела сбежать с Наташиного плеча. Но в следующее мгновение он крепче прижал ее к себе.

– Наташа, милая, зачем ты себя мучаешь? Миллиарды – ты только вдумайся – миллиарды женщин зачинают. И чуть ли не у половины из них бывают выкидыши. Ну, получилось так! Что же теперь… В следующий раз будем осторожнее.

– Я ведь не об этом тебя спрашиваю… – Наташа помолчала, пытаясь успокоиться, и с нажимом сказала: – Ты этого ребенка хотел?

– Хотел, не хотел – что теперь об этом говорить? Не трави душу ни себе, ни… мне.

– Артур! – Она остановилась и сняла с себя обнимающую ее руку. – Мне необходимо, чтобы ты сказал правду. Необходимо!

– Ну хорошо. В принципе я не против, чтобы дети у нас были. Этот ребенок случился рановато: Кирилл мог среагировать на него… неправильно. Но это не значит, что я предпринимал какие-то действия!

– А Ольга Викторовна?

– Наташа, ты что? Она ведь сама с тобой к этой бабке ходила! На твоих глазах все выяснилось! Как ты можешь? Все! Надоело! Прекрати эту тему мусолить! Это уже паранойей попахивает. Может, тебя к психиатру надо отвести?

Куда делся бархатный и шелковый Артур? Сжатые кулаки, красное, искаженное гневом лицо…

Ее этот гнев ни в чем не убедил.

Они пошли дальше, уже через несколько шагов он снова положил руку на ее плечи.

– Прости. Не сдержался. Обидно. Посмотри лучше, какой закат!.. В России таких не увидишь, да?

Этот день настал. Артур особенно тщательно затушевал число в своем календарике и многозначительно посмотрел на Наташу.

Ее бросило в жар, зазнобило. Наверное, Артур истолковал ее румянец и дрожь в свою пользу.

На самом же деле в эту минуту она пыталась успокоить себя. Что ж теперь делать, ведь на протяжении многих веков огромное число женщин встречались с такой же, как у нее, бедой. Бедой под названием «близость с мужчиной».

А через несколько дней они вернулись домой. Их встретили даже не на вокзале в их городе, а в Москве, в аэропорту.

– Это инициатива Кирчонка! С него и спрос! – радостным голосом объявила Ольга Викторовна.

А Кирилл бросился на шею Наташе. К ней первой подбежал, не к отцу.

И Наташа сразу поняла, что только с ним ей тепло и уютно. Не с заботливым мужем. Не с ласковой свекровью. С Кирюшкой – навязанным ей обманом чужим сыном, избалованным и оттого не слишком здоровым мальчишкой.

* * *

И покатилась привычная жизнь с выходными, когда Артур вывозил семью к своим родителям в загородное «имение». Там Наташу теперь холили и лелеяли почти так же, как Кирюшку. И опять она не могла остаться в одиночестве, ее все время опекали и развлекали. И однажды пятничным вечером она решилась:

– Артур, можно, я не поеду с вами? Не обижайтесь на меня, я просто хочу… – слова «побыть одна» почему-то не выговорились. – Я хочу посидеть за компьютером. Мне, наверное, стоит поискать тему… Может, я диссертацию писать начну…

Артур удивленно поднял брови, посмотрел на нее пристально, озабоченно покусал губы и наконец сказал:

– Мама расстроится. Она к тебе так прониклась, я даже удивляюсь. Ну… ладно, оставайся.

И вот суббота. И свобода. Артур с Кириллом приедут только через два дня. И эти два дня – ее!

Она дозором обошла владенья. В квартире порядок, разве только пыль смахнуть. Продуктов полны закрома. Значит, магазины тоже на сегодня отпадают.

И чем заняться? Почитать? Поваляться перед телевизором? Нет, лучше вот что – сходить в кино.

Наташа тщательно оделась. К этому она себя сознательно приучила. Поняла, наконец, что встречают по одежке. Модные короткие брючки – как раз до тех пор, где начинаются голенища замшевых сапожек на небольшом каблучке, короткая норковая шубка с сильно расклешенной спинкой. Вот с головой что делать? Мама с детства твердила: без шапки нельзя, еще менингит подхватишь. А все модные женщины ходят без шапок – и ничего, не подхватывают. Ну, и она не подхватит.

Наташа повертелась перед зеркалом и осталась собой довольна. Гораздо приятней хорошо выглядеть. Даже взгляд другой – не затравленный, а смелый и веселый.

Запел ее мобильник. Артур. Спросил, чем она занимается и как ее здоровье-настроение.

– Все нормально, иду в кино, – ответила она, чувствуя, что настроение как раз и поблекло.

– А хотела диссертацию писать, – хмыкнул он. – Да ладно, отдыхай! У нас тоже все хорошо. От мамы привет! Пока?

– Пока.

И, больше не глянув в зеркало, она вышла из дому.

Ехать пришлось в переполненном троллейбусе. Видимо, фильм и впрямь так хорош, как его рекламируют.

– Девушка, на следующей выходите? – услышала Наташа за спиной ужасно знакомый голос – и обернулась. И расплылась в улыбке.

– Ленка, Бульдя, ты?!

Перед ней была однокурсница и соседка по комнате в общежитии, самая, пожалуй, близкая приятельница.

Троллейбус остановился, толпа пассажиров вынесла девушек на тротуар.

– Лен, ты что, не узнаешь меня?

Ленка смотрела-смотрела во все глаза и вдруг охнула:

– Морозова, это ты? Ну, ни фига ж себе! Да ты прям фотомодель!

– Ленка, как я рада тебя видеть! Ты куда?

– В кино намылилась. Мне надо рецензию сделать. Я ж в газете – ты знаешь? А ты? Что, где, когда?

У Наташи испортилось настроение.

– А нигде. Замужем.

– Ну, это мы, положим, помним. А работать что, муж не пускает или самой неохота?

– Не приставай. Я тоже в кино иду.

– Одна?

– Артур в командировке.

Они пошли к кинотеатру, вспоминая своих однокурсниц. Ленка была в курсе всех событий их жизни, рассказывала, смеялась. А Наташа все спрашивала то об одной девчонке, то о другой и делала вид, что слушает с огромным интересом. Лишь бы Ленка ей вопросов задавать не начала.

Почему, ну почему ей так стыдно рассказать кому-нибудь – не только подружке, а даже маме, даже сестре – о своей семейной жизни?

Но вот стыдно – и все.

После окончания картины Ленка сказала:

– Извини, Натах, но я недавно только на эту работу устроилась. Пока изображаю высокую сознательность и тому подобное… В общем, разбежались, угу? Не обидишься? Давай свой мобильный номер, созвонимся.

– Ну, конечно, я понимаю, – ответила Наташа, втайне испытывая огромное облегчение.

Они обменялись телефонами, и Наташа поехала домой, купив по пути любимого мороженого. Она с почти детской радостью предвкушала, как сейчас попьет чайку, потом съест мороженое, потом что-нибудь почитает…

Она даже не успела достать ключи, как дверь распахнулась. На пороге стоял Артур.

– Сюрприз! – радостно воскликнул он и галантно посторонился.

Она прошмыгнула мимо и тут же наклонилась, чтобы расстегнуть молнии сапожек. И чтобы он не увидел ее слез досады.

Но он быстренько присел перед ней на корточки, мягко отвел ее руки и занялся молниями сам. С нежностью снял один сапожок и поцеловал ее ногу. Она стояла, судорожно вцепившись в стойку вешалки. А он проделал все то же и с другой ее ногой. Потом поднялся, расстегнул шубку, стянул меха с плеч и приник губами к ее шее. Потом подобрался к губам. Не прерывая поцелуя, взял ее опущенные руки и положил их на свои плечи.

– Ну что же ты стоишь, как статуя? – зашептал он у ее губ. – Я ведь к тебе приехал… Пойдем… Помнишь наши первые дни вдвоем? Помнишь, как нам было хорошо? – шептал он, зацеловывая ее лицо, шею, плечи и увлекая в глубину квартиры.

Наташе стало невыносимо обидно. Она так радовалась выпавшей свободе!

Что у него за одеколон? Какой противный запах…

– Наташ, Наташ, ну что ты, что ты как неживая… – бормотал он, стягивая с нее последние одежки. Как противно он бормочет!

Она не сопротивлялась, не вырывалась. И все же он вдруг оторвался от нее и внимательно посмотрел ей в лицо. Отодвинулся, полежал, глядя в потолок…

– В чем дело? Ты, кстати, где была… такая нарядная?

– В кино, – равнодушно ответила Наташа.

– Что, прямо вот так – взяла и пошла одна в кино?

Он вдруг вскочил с постели и уставился на нее бешеными глазами.

– Ты что? Уже с кем-то переспала? Сыта по горлышко?

Она смотрела на него, ничего не понимая.

Он стоял перед кроватью голый, сжав кулаки. Лицо красное, словно вздутое, глаза выпучены… Как тогда, у того соседа с топором! Ей стало жутко. Она отползла в самый дальний от него уголок кровати, прикрываясь комком покрывала, растерянно заговорила:

– Артур, я была в кино, честно! Ну да, я встретила по пути однокурсницу. И все! Я не знаю, что тебе показалось, но…

На его лице заходили желваки, он постоял еще, сжимая кулаки, повернулся и большими шагами ушел из комнаты. Даже в звуке шагов слышался гнев.

Наташа вскочила и заметалась по комнате, подхватывая свою одежду и трясущимися руками напяливая ее.

Выскочила в прихожую, потянулась за курткой, одновременно нашаривая ногами ботинки. Но тут вышел Артур, на ходу туго затягивая пояс халата.

– Даже и не думай, – почти с ненавистью процедил он. – Марш в комнату! Больше ты одна из дома не выйдешь.

Ушел в комнату, через несколько минут вышел в свитере и джинсах, надел дубленку, обулся. Сказал, не глядя на нее:

– Я к маме поехал. Приедем завтра вечером.

Ушел.

Наташа подняла глаза и встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. «Что делать будем?» – спросило отражение. Наташа пожала плечами. Отражение тоже.

– Вот и поговорили, – пробормотала Наташа и отвернулась. – Уйти нельзя остаться… Где ставить запятую – не известно.

* * *

Артур водил машину с шестнадцати лет, права получил в восемнадцать и всегда ездил аккуратно. Поэтому навыки не подвели и сегодня. А могли бы – в его-то состоянии…

Каково это – ехал к родной жене с намерением устроить праздник, а она, похоже, уже напраздновалась!

Чего ей не хватает? Он дал ей все, что может дать мужчина. Живет в достатке, если не сказать – в роскоши… Да таких мужиков, как он, не найдешь днем с огнем! Чтоб не пил, не курил и деньги такие зарабатывал! Чтоб по бабам не шастал! А она!.. «Артур, я хочу писать диссертацию! Можно, я останусь на выходные?» А сама – к хахалю!

Вот что бы другой на его месте сделал? Дал бы ей в морду. Ух, как ему этого хотелось – дать ей в морду! Чтобы кровью умылась! Чтобы… Чтобы…

У обочины голосовала девчонка – юбка по самое некуда, между курткой и низким поясом – голый живот. «Тормози!» – алчно заорал в нем голодный самец. Но Артур, не снижая скорости, промчался мимо. До этого он еще не опустился.

Он мчался вдоль лесополосы. Деревья стояли, притонув в высоких, уже почерневших и неопрятных сугробах. Артур съехал на обочину, выскочил из машины и полез по покрытым стеклом грубого наста сугробам к деревьям. Наст царапал ноги даже сквозь плотные джинсы, в ботинки сразу набился снег. Но Артур добрел до первой березы – и врезал кулаком по стволу. Резкая боль пронзила руку до плеча, но он снова, уже разбитым в кровь кулаком, ударил ни в чем не повинное дерево…

А потом обнял ствол и прижался к нему горячей, как в лихорадке, щекой. Что ж ему так с женами-то не везет?!

И вспомнил, что у него есть Толян – дружок с самого первого класса. Единственный, кого он себе позволил для души.

Ему все можно рассказать. Ему можно нажаловаться, а он, может, и присоветует что-нибудь.

Он добрался до машины и достал сотовый. В трубке долго гудели сигналы вызова. Артур уже хотел позвонить по другому номеру, то тут трубку взяли, и сквозь шум и лязганье чего-то железного он услышал голос Анатолия:

– У трубы!

– Привет, Толян. Похоже, в выходной на работе?

– Уже почти нет. А ты что хотел?

– В гости примешь?

– Подгребай.

Артур тронул было машину, но снова заглушил мотор. Руку саднило, текла кровь. Снег в ботинках растаял, ноги невыносимо замерзли.

Он снова позвонил Толяну и извинился – планы, мол, резко поменялись не по его вине. Развернулся и поехал домой, в город.

* * *

Наташа посидела в прихожей на банкетке, поразмышляла о поведении Артура. С чего он взревновал? Что в ней было такого, что он… Да, она не отвечала на его поцелуи и так далее… Это ему показалось странным?

Ее мысли прервал сигнал ее мобильного телефона. Наташа тяжело поднялась, поискала глазами сумку – вот она, это Артур ее на полку под зеркало бросил. Наверное, он и звонит, кому еще. Или свекровь…

– Алло? – неохотно сказала она. Голос был почему-то глухой и хриплый.

– Натах, ты? Я тебя разбудила, что ли?

– Ленка? Хорошо, что это ты! – голос сразу стал звонким.

– Я, натюрлих. Натах, твой когда приедет?

– Завтра вечером, – ответила Наташа.

– Из командировки?! В воскресенье?!

– Он звонил, что к родителям заедет, – соврала Наташа.

– Н-да? – ехидненько осведомилась Ленка. – Ты поверила? Я бы – нет…

– А я поверила, – равнодушно ответила Наташа.

– Ладно, – после неловкой паузы сказала Ленка. – Я вот по какому поводу… У меня сегодня день встреч. Только с тобой распрощалась – Ирка с Танькой рулят! Ну, наши попугаи-неразлучницы, помнишь? И, раз такое дело, решила я всех наших обзвонить, собрать вечер встречи выпускников. Ты как?

– А когда?

– Да прямо сейчас. Девки уже съезжаются. В общем, пиши адрес, ждем.

Ну и что делать? Ей приказано не выходить из дому одной. Приказано!

– Хорошо, – сказала Наташа, записывая Ленкин адрес. – Что везти?

– Что не жалко – то и вези!

Да ей-то ничего не жалко. Только деньги у нее не свои – мужа…

Наташа сунулась в кошелек: пара тысяч с мелочью. Хватит за глаза.

В выпивке она не разбиралась. Свекровь говорила вроде, что красное вино полезно. Значит, красное вино, фрукты, красная икра. Сыр получше. И торт. Может, хватит? Еще на такси туда-обратно оставить надо, Ленка живет у черта на куличках…

– Это ты, спящая коровушка?! Да ты ж дюймовочка просто! Ну и глаз-алмаз у твоего мужика! Надо же, рассмотрел в коровушке такой потенциал! – галдели девчонки, вертя и разглядывая Наташу со всех сторон.

Их было всего пять человек, но Наташе показалось, что она попала в огромную бурлящую толпу. Если бы она знала, что станет центром внимания, ни за что бы не приехала. Наверняка сейчас начнутся расспросы. А девчонки все не отставали:

– А талия! А ножки! А прикид, а стрижка! Небось в «Царице Савской» стриглась!.. И эта красотка четыре года провалялась на койке с книжкой!..

– Проваляться-то провалялась, а замужем пока среди нас она одна, – заметила Ленка, которая все это время молча курила у окна. Она была довольна, что удалось сделать сюрприз подружкам. Ради этого их и собрала.

– И еще как замужем! И красивый, и молодой, и богатый! Обзавидоваться можно, – сказала Вера.

– Ну да, только и остается, – сказала Ирка, отошла и с загадочным видом села в кресло.

Наташа молчала, неуверенно улыбалась, наконец неловко сказала:

– Я тут привезла кое-какую еду…

– Да, девчонки, мы ж не на смотрины собрались, – спохватилась хозяйка. – Давайте на стол накрывать.

Поднялась веселая суета, так похожая на ту, студенческую. Наташе вдруг захотелось лечь и отвернуться лицом к стене. Но нет, сегодня она – участница. И, судя по Ленкиному довольному лицу, не рядовая, а гвоздь программы. Вот вляпалась…

Пока накрывали на стол, резали салатики, раскладывали закуски по тарелкам – болтали ни о чем. А когда сели и выпили за встречу, Ленка спросила.

– Натах, а где твой Коротаев такие бабки зашибает?

– Он… – начала было Наташа, но ее с торжеством в голосе перебила Ирка:

– А про это я могу вам рассказать. В подробностях. Артур Валентиныч Коротаев – управляющий самым крупным подразделением нашей агрофирмы. И сынок генерального.

Все с изумлением уставились на Наташу.

– Да, – подтвердила она.

– Так что финансовое настоящее у него – и, естественно, у его жены – замечательное. А будущее – еще лучше. А помните, как он в нашу компанию попал? Его привел Славка. Его и своего старшего брата Толика. И мы тогда решили…

– А ты откуда знаешь, кто такой Коротаев? – перебила Ирину Ленка.

– Я там тоже работаю. Только в другом подразделении, – сухо ответила та. И тут же демонстративно заинтересовалась жареной курицей.

– Ну чего замолчала? – насмешливо спросила Танька. – Поделилась бы опытом, как на такие теплые места девочки с учительскими дипломами и длинными ножками попадают.

Интонация у нее была странная – то ли осуждающая, то ли завистливая.

– Тань! Ну зачем ты… – растерянно сказала Ира.

– Она своего нынешнего шефа месяца три окучивала, – не обратив внимания на слова подружки, начала рассказывать Таня. – Он не такой, как Наташкин мужик, ему уже, небось, полтинник стукнул. Тощий плешивый язвенник.

Ирка вскочила и закричала:

– Замолчи сейчас же! Или я сейчас уйду!

– Ну, правда, Тань, зачем ты?.. Хватит, мы все поняли! Молчи, завистница, – заговорили сразу все.

Татьяна пожала плечами и спокойно пригубила вино.

– Гадина! – с ненавистью прошипела Ирка и села.

Неловкую тишину нарушила Лена.

– Вот что, неразлучницы! Сейчас же миритесь.

– Пошла она! – со злость пробормотала Ира. – Можно подумать, сама святая!.. С женатиком уже три года любовь крутит. А его жена, между прочим, ребенка в прошлом году родила.

Татьяна пружиной взвилась над своим стулом, но Ленка, сидящая рядом, грубо дернула ее за руку.

– Молчать! – командным голосом рявкнула она. – Свои личные драмы будете обсуждать где-нибудь в другом месте. А здесь – запрещено.

Но вечер был испорчен. Рассорившиеся подруги демонстративно не покинули застолья, и общий разговор как-то быстро завял в почти осязаемых волнах их враждебности. У гостей вдруг нашлись то неотложные, то забытые дела, и они стали расходиться. Наташе было неловко, но в глубине души она даже радовалась, что вечер встречи закончился. Ведь Ирка явно что-то такое знает про Артура. И, конечно, она бы задала вопрос, от которого Наташе было бы трудно уйти…

Но радовалась она рано. Когда девчонки засобирались по домам, Ленка цепко ухватила ее за локоть:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…

Наташа попыталась освободить руку.

– Лен, мне надо домой…

– Ничего тебе не надо. Сама говорила: муж к маменьке заехал.

– Ну и что? А если он на домашний позвонит?

– Да ладно, проблема! Позвони сама, скажи, что у подруги ночуешь. Или соври что-нибудь.

– Не буду я врать, – возмутилась Наташа. – Отпусти, я поеду.

– Ну, Натах, ну, не вредничай! Мы с тобой сто лет не виделись и сегодня не поговорили… Оставайся ночевать! Я тебе такое расскажу! – говорила Ленка таинственным тоном.

И тут Наташа представила свое возвращение в квартиру, где разгромленная постель и запах Артура…

И она осталась.

Они вдвоем быстро убрали все следы неудавшейся вечеринки, заварили свежий чай и уселись за кухонный стол. Ленка закурила, помолчала и значительно начала:

– Значит, так. Слушай.

Впрочем, ничего «такого» в ее рассказе не оказалось. Обещание тайны было шантажом чистой воды. А было так: работала молодая учительница в лицее, написала как-то по заданию директора в газету хвалебную заметочку о спонсоре учебного заведения. Заметочку опубликовали. Ленке понравилось, что ее фамилия в такой солидной газете засветилась. Тогда она написала какую-то статейку уже по своей инициативе. И статейку тоже напечатали, а Ленке позвонили и сказали, что с ней желает побеседовать главный редактор.